Вагонетка

Мэри рыдала. Рыдала в голос, громко, как в детстве, когда ей удавалось спрятаться от всех и проплакаться всласть: застань ее кто из старших за таким недостойным занятием – ей бы не поздоровилось. И сейчас девушка сначала убедилась, приложив ухо к стене, что соседи совершенно точно ушли на пляж, и только потом дала волю слезам. Та часть дома, которую каждый год  в это время снимали они для отдыха, была меньше, чем та, что арендовала семья С., и балкон соседей, широкий, с красивейшими колоннами в колониальном стиле, выходил на аллею, по которой все отдыхающие совершали свой променад, а их собственный балкон смотрел на тихий дворик, в который можно было выйти с книгой или рукоделием и просто подышать воздухом. Мэри с детства было достаточно, что она может любоваться их прекрасным домом со стороны, а кто за что может заплатить – ей было не так интересно. Она восторженно смотрела на все дома, как один ослепительно-белые, совершенных форм, на мощеные дорожки, декоративные стенки из настоящего камня, совершенно не волнуясь, что все это они не могли бы приобрести, за что семья снисходительно называла ее «мечтательницей». «Это значит «дурочка», если ты еще не поняла», - «перевела» ей как-то младшая сестра. Сестричка Маргарет, став подростком, решила, что она будет еще и трудным подростком, и родители, к изумлению Мэри, приняла это и даже обернули в свою пользу. Каждый раз, когда Маргарет вытворяла что-то такое, о чем Мэри не могла бы и помыслить – не говоря о  тех вещах, за которые старшую сестру когда-то строго наказывали – мать только вздыхала и беспомощно смотрела на супруга, а потом при гостях («А как же «только бы никто не узнал?» - хотелось кричать Мэри) прикладывала старомодный кружевной платочек к глазам и объявляла, что у их семьи сейчас непростой период, потому что Маргарет взрослеет. И гости начинали ей сочувствовать, вспоминая, что вот Гарри, если честно, уже в 16 лет курил и как-то выпил тайком весь отцовский коньяк, а Марк и вовсе стащил шоколадку в каком-то магазине («Как нищий и голодный, Кэтрин, - представляете?»), однако сейчас выросли, образумились, стали приличными людьми и зарабатывают деньги.
Но на сестренку Мэри сейчас не хотела злиться. В конце концов, если бы не она – Мэри не получила бы целого дня, первого дня в ее жизни драгоценной свободы у моря. Когда Мэри, услышав, что апартаменты оплачены до конца недели и возвращать стоимость одного дня глава семьи не собирается, робко пискнула «…как бы я хотела тут побыть еще день», мать рассмеялась: «Все мы чего-то хотим, Мэри, но надо возвращаться к своим обязанностям». И тут-то и выступила Маргарет:
 - Вы мне всегда говорили: бери пример со старшей сестры, она ответственная. А когда мне что-то запрещаете, а Мэри - нет, то говорите, что она уже взрослая. И что же вы не можете оставить взрослую ответственную Мэри одну, без своего драгоценного надзора? Врали, что ли?
Лицо матери приняло то выражение, которое принимало всегда, когда Маргарет говорила не так, как ее учили в их приличной семье. А отец сказал:
 - Маргарет, так говорить безответственно. Оставить твою сестру, молодую девушку, одну в чужой стране?
 - Да что с ней может случиться? Это же курортный городок, огороженный, охраняемый как тюряга!
При слове «тюряга» мать слабо вскрикнула и, видимо, поняла, что стоит побольше внимания уделять младшей дочери. Потому что начиная со следующей минуты семья не столько гоняла прислугу за неправильно упакованные вещи, сколько созванивалась с знакомыми семьями, которые отдыхали по соседству, и просили «присмотреть за доченькой, которая храбро остается одна, уж так уж любит море, вы же знаете нашу мечтательницу», а также давали Мэри строгие наставления не выходить никуда из городка, кроме маленького пляжа и только с сопровождающими, а также проверяли наличие у нее телефонных номеров тех, с кем она завтра поедет в аэропорт.
Между нами говоря, Мэри даже не смела и мечтать о том, чтобы остаться у моря еще на чуть-чуть, тем более одной. Она просто сказала что-то из набора тех слов, за которые ее всегда считали недалекой и неответственной (ответственной она была только по сравнению с Маргарет), хоть как-то, хоть на капельку разрешила себе озвучить свою фантазию. И…и вдруг оно все так обернулось.
Часы наставлений, бурных сборов – и вот ее семьи как будто бы и не было никогда.  А Мэри предоставлена себе и только себе на целый день. Сейчас она выйдет из дома и пойдет…
И тут она поняла, что, во-первых, она и не знает, куда ей сейчас идти. Кроме, пожалуй, пляжа. Там, конечно, будет шумно и придется только и делать, что здороваться с знакомыми, но все же она постарается найти уголок потише.
И другая мысль догнала ее наконец: она не хочет «еще один день». Она хочет остаться здесь насовсем. Среди этих цветов и деревьев, шума ветра и волн.
Вот тут-то она и побежала к стенке прислушиваться, убрались ли из дома соседи. И заплакала. Сначала тихо, потом громче.
**
 - Мэри! Вы же Мэри, правда? Я Грег.
Этого молодого человека Мэри много раз видела в городке. Знала от родителей, что он «из хорошей семьи» (за этими словами следовал многозначительный взгляд). Но что-то настораживало ее – то ли не нравились его глаза, они казались ей «бегающими», то ли слишком развинченной была его походка. «Нельзя доверять своим ощущениям», - говорил ей отец постоянно. Но она не могла совсем не доверять.
Она ответила Грегу парой любезностей, он завязал непринужденный разговор обо всем подряд – то есть ни о чем. Люди как-то умели разговаривать ни о чем, подразумевая совсем другое, а Мэри не умела и этим злила родных. Нет, она понимала, что ей хотят сказать в таких разговорах, но сама их поддерживать не могла. Вот сейчас, например, Грег хочет сказать  «я не опасен, я настроен к тебе доброжелательно» (и для этого мелет какую-то чушь про сослуживца, у которого есть собака). А она что должна ответить? Что у ее соседей была кошка, но умерла, а Мэри ее очень любила? На глаза Мэри навернулись слезы, Грег почувствовал неладное и завертел головой: что он сделал не так? Мэри даже смешно стало: он был как попугай из кафе, с которым все туристы фотографируются в первый день. Тому тоже несладко приходится: обслуживай такую толпу своей дружелюбностью и болтовней, получай за это тот же корм, который получил бы, ничего не делая.
 - А что это у нас там? – Грег указал на мощенную камнем площадку, куда каждый день привозили какие-нибудь новые развлечения для обитателей городка. Сегодня туристов ждали небольшие тележки-вагонетки. Как объяснил им смуглый мужчина в очках и в засаленной рубашке, ничего делать не нужно: просто садишься в вагонетку – и она сама тебя возит по городку.
 - И ею нельзя управлять? – нахмурился Грег, разглядывая тележки для двоих.
 - Только регулировать скорость! – мужчина поднял палец вверх.
Мэри впрыгнула в самую маленькую вагонетку, наверное – рассчитанную на ребенка. Вагонетка немедленно тронулась с места, девушка еле сдержала крик. Грег, не зная, что делать, нелепо побежал за ней. Тележка вдруг замедлила ход настолько, чтобы он мог идти рядом.
 - Какая умная вещь,  - улыбнулась Мэри и погладила вагонетку по краю. Грег растерянно кивнул.
 - И куда она направляется? – спросил он через пару минут.
 - Не знаю, как и вы, - пожала плечами Мэри. – Посмотрим!
Вагонетка, словно услышав их, свернула с основной аллеи и направилась вглубь, во дворы. Доехала до детской площадки и остановилась.
 - Наверное, это вагонетка для детей, - поморщился Грег.
 - Не знаю, - ответила Мэри, выбираясь и игнорируя протянутую руку Грега.  – Я давно хотела побывать здесь.
 - Но…это же для малышей, - неловко улыбнулся молодой человек.
 - Вас волнует, что скажут люди? Так людей нет, все сидят в прибрежных кафе или валяются на пляже.
Мэри села на качели и оттолкнулась ногами. Сначала несмело, потом сильнее, как в детстве.
 - А вы боитесь? – спросила она Грега, которому после этих слов ничего не оставалось, кроме как занять соседние качели.
Потом Мэри повисела на невысоком красном турнике, покрутилась на карусели, покопалась в песочнице и нашла там красивую раковину («дети могли бы порезаться», - заметил Грег), прошлась по тонкому ограждению клумбы и понюхала цветы, рискуя упасть. 
Вагонетка зашевелилась.
 - Иду, - сказала ей Мэри и села.
 - Теперь куда? – обескураженно спросил Грег.
 - Тепе-е-ерь… - задумчиво сказала Мэри, чтобы его подразнить. – Теперь…
Вагонетка поехала между домами. Дома становились все больше и красивее. Их стены  отражали солнце так, что глазам было больно.
У одного из самых богатых домов тележка остановилась. Грег оглядывался растерянно: они были в чужом дворе и совершенно точно без приглашения.
Мэри вышла, огляделась. Услышала какой-то звук.
 - Кто-то скулит? Какое-то животное? – удивился Грег.
«Сам ты животное», - чуть не сказала Мэри, безошибочно опознав звук. Она подбежала к двери, которая оказалась открытой, взбежала по каменной лестнице, созданной для того, чтобы по ней поднимались и спускались гости во время богатых приемов, и скоро оказалась в коридоре со спальнями. Толкнула дверь – и увидела маленькую девочку в домашнем расшитом рюшами платьице. Девочка лежала в кровати и безутешно плакала.
 - Что с тобой, малышка? – Мэри бросилась к ней.
 - Я…Я болею, - захлебывалась девочка.  – А мне сказали быть хорошей девочкой и смотреть мультики. А все ушли. Там на пляже хорошо-о-о…
 - Мэри, мы не знаем, чем она болеет, - беззвучно прогудел ей в ухо Грег, но Мэри только отмахнулась.
 - Да и правда, - сказала она, - что толку в этих мультиках? Что ты хотела бы делать?
Взгляд девочки поблуждал по комнате и упал на красочную книжку высоко на полке.
Мэри подпрыгнула и достала книжку. Скинула туфли и уселась к девочке на постель, обняла малышку за плечи:
 - Ну вот, устраивайся поудобнее. И ты там устраивайся где-нибудь, Грег, будем слушать сказку! В некотором царстве, в некотором государстве жила-была прекрасная принцесса…
У Грега зазвонил телефон.
 - Тшшш, - сказала Мэри, приложив палец к губам. И прежде, чем Грег успел достать его и отключить звук – телефон замолчал.
**
Вагонетка ехала, спотыкаясь о камни, которые остались от только что законченной новой дорожки. Грег вежливо молчал.
Тележка уже останавливалась под балконом девочки лет десяти, которую было не в кем оставить в своем городе, поэтому ее взяли с собой «на отдых», но велели оставаться в доме и готовиться к пересдаче какого-то предмета, а также девочки-тинейджера, которая пускала дым из папиной сигареты, потому что ей не разрешили завести щенка. Первая девочка осталась сочинять фантастический рассказ про море, который потом и предъявит своему преподавателю, вторая обещала больше ничего не пускать с балкона, кроме мыльных пузырей («хотя это раздражает папу больше, чем сигареты, говорит – нормальные взрослые люди этого не делают») и  поговорить с родителями о щенке еще раз по приезде домой. Грег пару раз попробовал что-то пошутить о том, что тележка только и делает, что возит их утешать маленьких девочек, но Мэри по дороге только качала головой и думала о чем-то своем. Вслух у нее вырвался только один обрывок фразы: «Нет, вот курить я тогда не осмелилась…»
Вагонетка резко затормозила у декоративной белой стенки из камня. Около нее уже собралось немало народу, в основном женщины.
 - По-моему, еще вчера ее не было, - сказал Грег, осматривая резьбу по камню. «Наверное – думает, сколько такая работа может стоить», - подумала Мэри и подошла к стенке.
 -Невероятно! Чудесно! Как же это смогли устроить? – раздавались голоса.
Мэри присмотрелась. Казалось – или не казалось? – что прямо из камня, как из клумбы, растут цветы. При этом – ни клочка земли, ни одной каменной вазы, кашпо или что еще можно бы было придумать. Цветы росли хаотично, поверх друг друга, но все тянулись вверх и выглядели свежо и живо. А голоса не переставали гомонить: «Вот эти похожи на магнолию, такие растут у меня в оранжерее! Какой-то новый сорт?» - «А вот эти, кажется, просто лилии. Так странно, дамы, что мы с вами хорошие садоводы – а не можем определить, что это за цветы! Надо узнать, кто их высадил, и расспросить!»
Сверху на стену спускались ветви франжипани, усыпанные бело-желтыми, будто восковыми цветами. Они касались растений, выглядывающих из стены, будто гладили их. Мэри долго смотрела на них, несколько раз коснулась рукой невиданных цветов, ветвей дерева, стены. А потом подошла к вагонетке.
 - Мэри… Мне кажется, пора оставить эту неисправную вагонетку и пойти погулять. Как вы считаете? – Грег положил свою руку на ее запястье.
Мэри знала, что должна быть любезной. Знала, но больше не хотела. Она села в тележку, и та понеслась с пугающей скоростью.
Грег сделал пару шагов ей вслед. Потом постоял. Достал телефон, который все это время молча разрывался от звонков любовниц, нынешних и брошенных. Плюнул, возмутив оказавшуюся рядом даму в розовом («Вы же юноша из приличной семьи!»), и куда-то пошел.
**
Вагонетка привезла Мэри к морю. Но не на пляж, где весело плескались, играли в волейбол или просто загорали Приличные Семьи. А на самую границу городка с Городом.
Здесь всё было иначе. Всё. Море казалось неприветливым, мрачным. Мэри опустила руку в воду, она оказалась чуть холоднее, чем обычно. Волны набегали чаще, били в берег сильнее.
Она вошла в море, не раздеваясь. Поплыла вперед. Когда начала уставать – повернула к берегу, она всегда хорошо умела рассчитывать силы.
Она села в тележку и уже знала, куда та ее везет. К «морским хижинам». Так назывался ряд декоративных шалашиков, куда она несколько раз отпрашивалась у родителей после пляжа, чтобы побыть в одиночестве. Она уже представила, как ляжет на плетеную кровать, одну руку за голову, другую вдоль тела. Там ей удобнее всего думать. Но…
 - Не надо туда, - сказала она вслух, и вагонетка остановилась.  – Я уже все решила.
Тележка вздрогнула. Затем развернулась и повезла Мэри в противоположную сторону.
Границу между городком и Городом со стороны пляжа в тот день почему-то никто не охранял.