Дикое поле и Кудеяр...

Дальше на юго-восток было Дикое поле – ничейная территория , контролируемая крымскими татарами и ногаями, бесценные черноземы, на которых июльские травы легко укрывали всадника.… Но пока Поле контролировали степняки – земледелие на этих территориях было невозможным по определению, и богатейшие земли оставались невозделанной целиной. Невозделанной – потому что южнее линии Путивль – Рыльск – Трубчевск – Брянск – Карачев – Болхов – Мценск – Крапивна – Тула – Дедилов – Ряжск - Шацк (на западе упиравшейся в литовский рубеж, на востоке – в непроходимые тамбовские леса) русского населения вообще не было в принципе!

https://3ruble.livejournal.com/43466.html

selenadia

Казачество. Дикое поле. Зауралье. Сибирь

selenadia пишет в 3ruble
21 сентября, 2011
Оригинал взят у selenadia в Казачество. Дикое поле. Зауралье. Сибирь
Казаки

Казачья колонизация Дикого поля, Зауралья и Сибири, как цивилизаторская миссия России.

казаки (131x150, 6Kb)
Практически у любого из историков, изучающих генезис государства Российского, есть своя собственная Ключевая Дата – с которой, как он полагает, история Великого княжества Московского превратилась в историю России.

Кто-то считает, что это стало возможным после победы Дмитрия Донского на Куликовом поле, кто-то полагает, что это произошло после женитьбы Ивана III на Софье Палеолог (после чего Москва приняла цивилизационную эстафету от почившей в бозе Византии, превратившись, по словам псковского монаха Филофея, в «третий Рим») или его же «стояния на Угре», кто-то думает, что лишь завоевания Ивана IV Грозного действительно могут считаться началом «истории России».

Мнений много, и все они разные – но подавляющее большинство экспертов сходятся в одном: Московия стала Россией лишь после низвержения власти Орды и ПОКОРЕНИЯ ДИКОГО ПОЛЯ.

Которое СОВЕРШИЛИ КАЗАКИ.

Что представляло собой Великое княжество Московское к началу XVI века?
Русский вопрос

Часть Волго-Окского междуречья, территорию, едва ли превышающую площадь сегодняшней Московской области.
На западе (за Можайском) начинались владения Великого княжества Литовского, Русского и жамойтского
(уже Вяземское княжество подчинялось Вильне, а Смоленск так вообще был глубоким «тылом» Литвы),
на северо-западе лежали земли Новогородской республики,

на юге граница с Ордой шла чуть южнее Оки (Тула, Шацк, Касимов и Ряжск были пограничными крепостями!).
Граница эта была кровавой – со степного юга вверх по левому берегу реки Вороны, обходя леса, шел «Ногайский шлях»,
та самая зловещая НОГАЙСКАЯ САКМА, по которому в сердце Московской земли почти каждый год вторгались степные орды – грабить, насиловать, убивать, уводить в полон.

.


Восточная граница Московского княжества, хоть и защищалась непроходимыми лесами и старыми русскими крепостями Владимиром, Суздалем, Ростовом Великим – тоже время от времени прорывалась кровавыми набегами ордынцев
(ставшими особенно жестокими и безжалостными после того, как Иван III на Угре сумел убедить хана Ахмата
в бесполезности попыток восстановления ордынской власти над Москвой).

И это было ВСЁ. Больше России НЕ БЫЛО.

То есть территории с русским населением (да ещё какие территории – один Киев, мать городов русских, чего стоил!)
были – но они находились под юрисдикцией Великого княжества Литовского, Русского и жамойтского, и правили этими русскими территориями литовские князья из Вильни.

Кстати, именно благодаря этим литовским воеводствам южнее Припяти (Киевскому, Черниговскому и Брацлавскому) Великое княжество Литовское называлось ещё и «Русским».

Впрочем, к началу XVI века территория оседлого русского населения будущей «Украины» на юге ограничивалась линией Каменец-Подольский – Бар – Винница – Белая Церковь – Канев на правом берегу Днепра, и кроме того, под рукой виленских князей находилась небольшая часть нынешней Черниговской области севернее Десны – на берегу Днепра левом.

Дальше на юго-восток было Дикое поле – ничейная территория, контролируемая крымскими татарами и ногаями, бесценные черноземы, на которых июльские травы легко укрывали всадника.…
Но пока Поле контролировали степняки – земледелие на этих территориях было невозможным по определению, и богатейшие земли оставались невозделанной целиной.

Невозделанной – потому что южнее линии Путивль – Рыльск – Трубчевск – Брянск – Карачев – Болхов – Мценск – Крапивна – Тула – Дедилов – Ряжск - Шацк (на западе упиравшейся в литовский рубеж, на востоке – в непроходимые тамбовские леса) русского населения вообще не было в принципе! Так же, как восточнее линии Касимов-Муром-Гороховец.
Не существовало таких русских городов, как Ростов, Пенза, Курск, Орел, Белгород, Нижний Новгород, Воронеж – да что там далеко ходить, Тамбова – и того не было!

Что это означало в тогдашних экономических условиях?
Это означало, что русский этнос обречен был прозябать в безнадежной нищете, его подсечно-огневое земледелие
на малоплодородных почвах Нечерноземья давало урожайность максимум в шесть-семь центнеров ржи
или ячменя с гектара (а пшеницы – и того меньше), и прибавочный продукт от такого хозяйствования составлял такую ничтожную величину, что ни о каком развитии страны говорить не приходилось.

Мало того - подзолистые и супесчаные почвы Волго-Окского междуречья в неурожайные годы просто не могли прокормить растущее население Великого княжества Московского – а лежащие к югу от Десны, Цны и Вороны роскошные черноземы, могущие легко дать урожайность в двадцать – двадцать пять центнеров с гектара, контролировались враждебными степняками.
Которые, после знаменитого «стояния на Угре» уже не претендовали на суверенитет над русскими территориями –
но были ещё достаточно сильны, чтобы не только на корню пресечь любые попытки Московского княжества
расширится на юг, но и постоянно тревожили его своими набегами.

Никто в Московии не мог чувствовать себя в безопасности – отрядам легкоконных всадников требовалось
всего десяток дней, чтобы, переправившись через Оку, ворваться в любую деревеньку Московского княжества,
перебить сопротивляющихся и угнать в полон беззащитных.
А в своих степях ногайцы и крымцы чувствовали себя в полной безопасности – ведь это была ИХ земля!

Но все рано или поздно меняется…

Великое княжество Московское после «стояния на Угре» обрело политический суверенитет;
но суверенитет экономический оно могло обрести, лишь взяв под контроль благодатные чернозёмы Дикого поля –
начав его земледельческую колонизацию.
Которая, однако, могла стать возможной лишь при одном условии – если Москва сможет противопоставить постоянной угрозе крымско-ногайского вторжения адекватный ответ. Проще говоря – если на ордынский меч она найдет надежный щит.

Москва этот щит нашла. Живой щит.

Им стало донское казачество.

Советская историческая наука всегда полагала (и настойчиво убеждала в этом советских граждан),
что «бегство на Дон» было для жителей Волго-Окского междуречья способом избавиться
от «невыносимого крепостного гнета».

Дескать, особо свободолюбивые крестьяне в один прекрасный день бросали шапку оземь, проклинали своего помещика, желали всем соседям, родственникам и друзьям счастливо оставаться во здравии, в пояс кланялись на все четыре стороны, истово крестясь – и затем, с чадами и домочадцами, убывали на Дон, откуда, как известно, «выдачи нет».
«Дон» в данном контексте был некоей аберрацией, квази-Эльдорадо, чем-то вроде рая земного, созданного Господом для тех жителей Московского княжества, которые были категорически не согласны с тогдашним российским мироустройством и жаждали «свободы и справедливости».

Затем, по мнению советских историков, бежавшие на Дон крестьяне, избавившись от власти своих бояр и разного калибра царских чиновников, жили в тамошних степях широко и свободно, без «помещиков и капиталистов»,
невозбранно пользуясь полным отсутствием государства, как института.
В общем, «Дон» - это была, по мнению советских историков, некая анархического толка Аркадия, где каждый находил то, чего не мог найти на прежнем месте существования.

Такова «каноническая» история возникновения донского казачества, рассказанная с «классовых позиций».

Посему это - полный и безусловный бред.

Во-первых, «с Дону выдачи нет» - это не старинное идиоматическое выражение, как полагает подавляющее большинство современных граждан России; для XVI-XVIII веков
это была ЮРИДИЧЕСКАЯ НОРМА, признаваемая московским государством ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ
к исполнению ЗАКОНОМ, наряду со всеми остальными общеправовыми нормами, и касающимся не столько
самих беглых тяглых крестьян – сколько их бывших владельцев!

То есть надёжа-государь, великий князь Московский, не просто дружески, приватным образом, рекомендовал своим боярам махнуть рукой на сбежавших на Дон тяглых крестьян – нет, Московское княжество ДЕ-ЮРЕ
признавало убывших на юг беглых СВОБОДНЫМИ!
С момента переправы через Оку крестьянин освобождался от всех и всяческих податей как в пользу своего боярина,
так и в пользу Великого князя Московского.
И эта норма безукоризненно соблюдалась государством Российским с начала колонизации Дона и практически до конца XVII века, до времени Петра I и его реформ – впрочем, тоже вынужденного подтвердить многие привилегии донского казачества.

Во-вторых, пришедшие на Дон беглые оставались не только частью русского этноса
(хотя с течением времени и приобретали определенные «степные» привычки, нравы и обычаи) – но также
продолжали быть частью ПОЛИТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЫ Великого княжества Московского,
а именно – частью его вооруженных сил.

Расселяющиеся по Дону беглые переставали быть крестьянами, прекращая заниматься хлебопашеством – то есть НЕ ПАХАЛИ ЗЕМЛЮ – а вместо этого пробавлялись рыболовством, охотой и скотоводством, то есть теми промыслами, которые априори оставляли им свободу рук.
Необходимую для выполнения казаками того дела, ради которого государство освобождало их от всех и всяческих податей, шло на заведомое сокращение прибавочного продукта (ибо на Дон уходили, может быть, и не самые
лучшие работники – но, безусловно, самые крепкие и выносливые) -
для ВОЙНЫ.

«Бегство» на Дон было не «уходом из-под барского ярма» - это было осознанное решение мужчины стать
на путь Воина, решительно сменить свой социальный статус, осознанно принять все риски, которые
сопровождают переход от мирного крестьянского труда к тяжелому и кровавому ратному делу.

Чем были казачьи хутора, станицы и городки, постепенно появляющиеся на правом берегу Дона от его излучины
у Калача и дальше вниз, к Донцу, Аксаю, побережью Азовского моря, а также на левом берегу Дона, на Донце и Маныче?

СТОРОЖЕВЫМИ ЗАСТАВАМИ.
Которые одним своим существованием пресекали любую возможность ногайцам и крымским татарам вторгнуться
на Верхний Дон малыми отрядами – вынуждая степняков каждую свою экспедицию на север планировать всерьез,
крупными силами, что возможно было далеко не всегда.

Во второй половине XVI века на Дону появляются первые казачьи городки – причем весьма далеко от московских пределов,
в низовьях Дона, в устье реки Аксай.
В 1571 году появляется городок Раздоры, о существовании городка Митякина на Донце упоминается в донесении царского стольника Воротынского.
В 1583 году казаки закладывают еще четыре городка-крепости, из которых сохраняться два – Маныч и Черкасск.
В 1594 году возникает городок Монастырский, год спустя — Медведицкий.
Появляются уже районы расселения донского казачества: на среднем Дону, в районе Вешек, Усть-Медведицкого
и Клетского городков; на нижнем Дону казачьи станицы возникают от Раздорского городка до Приморья.
Соответственно казаки стали делиться на верховых и низовых.

Да, крупные вторжения Степи в пределы Московского княжества казакам было не отбить –
но для этого они не предназначались.
Для отражения крупных нашествий степняков Москва уже в середине XVI века строит первую засечную черту
от Путивля до Шацка; правда,
Смутное время приостановило движение Москвы на юг, но весьма ненадолго – лишь только слегка оправившись
после смуты, московское правительство приступает к укреплению второй оборонительной линии на юге
(в 1635 году была заложена город-крепость Козлов (ныне Мичуринск),
а в 1636 году на реке Цне заложили город-крепость Тамбов) и заканчивает её устройство в промежуток 1636-1656 годов.

Так появляются Белгородская черта (Ахтырка – Белгород – Короча - Новый Оскол – Острогожск – Воронеж – Усмань), Симбирская черта (Козлов – Тамбов - Нижний Ломов – Инсар – Саранск – Корсунь – Симбирск) и Закамская черта (Сенгилей – Мензелинск).

Что характерно – в это же время, с середины XVI и до половины XVII века,
происходит заселение малороссами южной части будущей Киевской губернии (на правом берегу Днепра)
и почти всей территории будущей Полтавской губернии
(на берегу левом).
И точно так же, как донские казаки были «сторожами» русской колонизации нынешнего российского Черноземья –
так и запорожские казаки взяли на себя обязанность «сторожить» колонизацию нынешней Поднепровской Украины.
Но надо сказать, что колонизация шла всё же крайне медленно и осторожно – даже к середине XVII века территории современной Харьковской области Украины и средняя полоса Курской области России оставались Диким полем.

Донское казачество в XVI-XVII веках было СТОРОЖЕВЫМ ДОЗОРОМ России на юге – отнюдь, впрочем, не ограничиваясь функцией предупреждения вражеского нападения; очень часто казаки и сами горазды были вторгнуться во вражеские пределы!
Так, яркой страницей в истории Донского края является знаменитое «Азовское сидение» 1637—1642 годов,
когда пять с половиной тысяч казаков, в том числе 800 женщин, геройски защищали захваченный у турок Азов,
противостоя вдесятеро более многочисленной вражеской армии.

Впрочем, это уже совсем другая история…

В те же годы, когда активно шло русское цивилизационное движение на юг, в степи Придонья, и далее, на Донец, Маныч, Аксай – началась русская экспансия на восток, в Заволжье и за Урал.
И что характерно – и здесь острием русского варианта Drang nah Osten были казаки!

Как известно, после перехода (после крушения остатков Золотой Орды) под руку русского царя Верхней Волги –
заволжские и прикаспийские земли, бывшие территорией Большой Ногайской орды, обрели статус вассальной территории Москвы (В 1554 году хан Исмаил, возглавлявший это «государство», признал себя вассалом Русского государства).
В 1557 году западные и центральные башкирские племена (бассейна рек Белой и Уфы) также перешли в подданство русскому царю.
А в апреле 1558 году сибирский хан Едигер, контролировавший территорию будущей Тобольской губернии, также признал себя царским данником.

Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация - степное Заволжье и Южный Урал, признав над собою
власть Ивана IV, в то же время фактически прекращали движение русских на восток, за Камень.
И если бы не киргиз-кайсацкий хан Кучум – то, вполне может быть, присоединение Западной Сибири к России произошло бы в куда как более поздние времена!

Но история, как известно, не терпит сослагательного наклонения – Кучум,
в 1563 году сместив с должности владетеля Сибирского ханства Едигера (путем отрубания головы – такие уж кадровые решения были тогда в ходу),
в 1571 году объявил о разрыве данических отношений с Россией, а в следующем году - разгромил отряд воеводы
А. Лыченицына.
В 1573 году Маметкул, не по годам резвый сынишка Кучума, убил русского посланника Чебукова, а затем, вторгшись
в Прикамье, выспрашивал, «куде идти ратью в Пермь»
Иными словами, Сибирское ханство не просто «сбросило с себя ярмо Москвы» - она демонстративно заявило свои права на доселе «условно русские» территории – Северное Приуралье и Прикамье, где в это время деятельно шла русская хозяйственная колонизация.

Иван IV пошёл по уже опробованному пути – он не отправил на Северный Урал стрелецкие полки, не отрядил пару-тройку тысяч конных татар, своих новоприобретенных подданных, не выслал туда вообще никаких регулярных русских войск -
а вместе с купцами Строгановыми основал, как сейчас бы сказали, «государственно-частное партнерство».

В марте 1574 г. Яков и Григорий Строгановы были вызваны для личных объяснений с царем в Александровскую слободу,
после чего 30 мая того же года им была дана жалованная грамота на 20 льготных лет, разрешавшая завоевание Сибири:
на Тоболе, Иртыше, Оби и других реках, «где пригодитца для береженья и охочим на опочив, крепости делати и сторожей
с вогняным нарядом держати».

Логика царя понятна. Завоевания – штука затратная, с весьма неопределенной рентабельностью.
Может, повезет, и «государевы люди» захватят обильные пушниной и ценными рудами угодья – а может,
наоборот, полягут на бранном поле за веру, царя и Отечество.
А государю что в этом случае делать? Пенсию вдовам платить? Из каких таких барышей?

А подрядить на это дело купцов – очевидный профит государству.
Найм людей «конно и оружно» те будут осуществлять сами, снабжать продовольствием и огнеприпасами – опять же за свой счет, да и покрывать убытки – буде предприятие прогорит – опять же купцам.
А государство, ежели последним выгорит – через двадцать лет честно займет место суверена, и начнет с новоприобретенных земель снимать ясак и прочие дивиденды.
Посему Царской грамотой от 6 августа 1572 года Строгановым было разрешено призывать к себе на службу казаков – то есть государь временно закрывал глаза на возникновение на порубежье частной армии!
Чего не сделаешь для блага Отечества и экономии казенных денег…

Логика Строгановых тоже понятна и объяснима.
На первый взгляд, правда, их рвение выглядит странноватым – чего этим купчинам не хватало?
Суши себе добытые соляные рассолы, грузи обозы и отправляй в Москву – снимая неслабые барыши.
Зачем от такого сытного и безопасного дела отрывать людей и финансы, наряжать экспедиции за Камень – которые, во-первых, стоят бешеных денег, во-вторых, чем завершаться – абсолютно неясно.

Тем не менее, разумное объяснение этому «патриотическому порыву» купчин с Камы и Чусовой есть – и оно достаточно простое: снимать кассу с прикамских земель Строгановым разрешено было в 1558 году, сроком на двадцать лет,
после чего халява заканчивалась резко и безусловно.
Ибо сказано было Государем: «Как отойдут наши урочные лета по нашим жалованным грамотам льготным, тотчас вас наши писцы опишут и оброк наш на вас писцы положат, и вы б те все ваши оброки возили к нам на Москву».
Вот так – коротко и ясно. Тут хочешь – не хочешь, а полезешь за Урал…

Поначалу, правда, дело не заладилось – нанятые было в 1577 году казаки во главе с известным атаманом Ермаком Тимофеевичем за Урал не двинулись, ибо 8 сентября скончался Яков, а 5 ноября – Григорий Строгановы.
В ситуации дележа наследства было не до завоеваний – и казаки, плюнув на купеческие разборки, убыли на Волгу – где тогда решительному и деятельному человеку открывалось немалое поле для приложения своих сил. Одни только персидские купеческие караваны эвон какую добычу сулили…

Но после того, как Строгановы утрясли все имущественные проблемы – перед ними опять встал вопрос «урочных лет». Которые, как известно, кончались 25 марта 1578 года, и никакого желания продлить им сладкую жизнь со стороны Ивана IV что-то никак не просматривалось.
Посему Семен и Максим Строгановы, повздыхав для порядка, приняли все же решение отрядить Ермака со товарищи
за Камень – искать новых земель себе и государю-надёже.

1 сентября 1578 года 1.650 казаков во главе с Ермаком начали свой эпический Сибирский поход.
Его описание есть во многих книгах, о нем снято несколько фильмов (увы, как правило – довольно скверного качества) – поэтому останавливаться на этом казачьем анабасисе мы не станем.
Скажем лишь, что, несмотря на гибель в ночь на 6 августа 1585 года Ермака вместе с малой дружиной – дело покорения Западной Сибири увенчалось блестящим успехом!
Небольшие казачьи отряды, действуя по большей части не силой, но ловкостью и военной хитростью,
не сгибаясь под грузом нечеловеческих трудностей и преодолевая бессчетные природные и климатические преграды – поочередно разгромили все вставшие на их пути рати западно-сибирских ханов и князей.

10 мая 1584 года из Москвы в Сибирь «Волгою и через волок» был отправлен отряд в 500 человек под командой Семена Волховского и Ивана Глухова - с тем, чтобы принять «под государеву руку» Сибирь, завоеванную Ермаком. С этого момента началась история Русской Сибири!

Казачьи отряды бесстрашного Ермака подарили России не просто два миллиона квадратных километров территории – они положили к ногам русских царей будущую бесценную сокровищницу, под завязку забитую полезными ископаемыми, в первую очередь – столь бездарно сегодня профукиваемыми нынешними кремлевскими квартирантами углеводородами…

selenadia

Дикое Поле: почему люди боялись селиться на территории от Днестра до Дона
2021-12-01 16:27:05

Дикое Поле — так назывались эти обширные земли, раскинувшиеся на территории современных Украины и России. Сейчас они густо заселены, но еще несколько веков назад встретить там хоть какое-то поселение было почти невозможно. Люд боялся этих мест.

Как все начиналось
На Диком Поле хозяйничали скифы, сарматы, печенеги, тюрки и половцы. Последние создали в этих степях свое собственное государство, которое в летописях называли Половецкой степью. В 1093-1111 годах Владимир Мономах несколько раз организовывал военные походы в эти края. Войска русичей возвращались домой «полониша скоты, и кони, и вельблуды, и челядь». В 1223 году через Дикое Поле промчались войска Чингисхана. Потом спустя 20 лет на этой земле побывал его сын Батый, включивший Дикое Поле в состав Орды.

Неудивительно, что крупных поселений на границах этих земель практически не было. В местах, близких к морю, даже греческие колонисты умудрились построить полис Ольвию, которую навещал отец истории Геродот. Приграничные же районы долго оставались пустыми, поскольку для того чтобы заниматься земледелием и строить дома, необходимы спокойные соседи. А если через границы то в одном, то в другом направлении бродят войска, смысла в основании поселений нет.

И вплоть до 1550 года Половецкая степь была местом битв между Великим Литовским княжеством, Золотой Ордой и Московской Русью. Муравский шлях от Перекопа до Тулы был огромной проблемой, поскольку по нему шли завоеватели в глубь Руси. После них, как писал иеродиакон Игнатий, «Не видно ни града, ни села, ни одной души!» Ордынские войска численностью в 20-80 тысяч доходили до границы Дикого Поля одним войском, а затем рассеивались небольшими отрядами, грабя и убивая всех, кто попадался на пути. В то время бытовало выражение «выбрать село», то есть убить стариков и маленьких детей и угнать в плен всех остальных.

Укрепление границ
1550 год ознаменовался переломным моментом в создавшейся ситуации - началось строительство Большой засечной полосы. Это фортификационное сооружение представляло собой ряд рвов, валов, преград из поваленных деревьев (засек), которые затрудняли путь вражеским войскам. Кроме таких препятствий были построены сторожевые башни. Засечная черта тянулась от Харькова до Заволжья. Строились новые города и поселения.

Пограничных служивых нужно было кормить. Да и набирать новых людей на государеву службу намного проще из местных жителей. Поэтому переселение в эти места поощрялось властями. Например, тем, кто перебирался в пограничную зону на постоянное место жительства, разрешалось беспошлинно заниматься винокурением и соляным промыслом. Переселенцев освобождали от всех податей. Им разрешалось создавать органы местного самоуправления. Выделялся надел земли, причем безвозмездно.

Поскольку самыми первыми в зоне укреплений появлялись солдаты и те, кого в срочном порядке привлекали к службе, правительство требовало от них в обязательном порядке заниматься земледелием, иначе бы пришлось платить «хлебное жалование». Так появились однодворцы — служивые, а впоследствии и их дети, поместье которых состояло из одного двора. В XVIII веке граница Русского государства отодвинулась глубже в Дикое Поле, на месте таких застав стали возникать города. В это же время однодворцы уже начали платить подворовую, а затем и подушную подать.

Заселению Дикого Поля способствовали запорожские и донские казаки. Они основали Харьков, Сумы, Изюм, Чугуев, Белгород и множество других городов. Шляхтичи тоже участвовали в создании поселений, в частности, Олешни и Ахтырки. Городское управление строилось на основе военной системы и подчинялось воеводе, которого назначали из Москвы. Постепенно стали заселяться и другие территории Дикого Поля, превратившегося в Новороссию в результате русско-турецких войн XVIII века.


О РАЗБОЙНИКЕ КУДИАРЕ. DrevLit.Ru - библиотека...
drevlit.ru›docs/russia/XVI/Kudejar/text1.php
В Задонском уезде, близ села Лозы, в 20 вер. от Задонска, есть «Кудеяров лес». В Воронежском, Задонском и Бобровском уездах есть ямы, лога и курганы, называемые Кудеяровыми; Бобровского уезда, у села Анны, Кудеярово поле и т. д. 3. В Павловском уезде, близ села Ливенки, в Шиповом казенном лесу есть огромная могила, с признаками разных окопов, помещений, где будто бы находились кладовые и конюшни Кудиаровы.


О РАЗБОЙНИКЕ КУДИАРЕ
(Древняя рукопись).

... «Кровью сие имя стяжася, кровью
купися, от крове родися,
кровью воспитася
и возрасте кровью» ...
Стефан Яворский.

I.

Прежде рассмотрения предлагаемой рукописи, живописующей древние подвиги удалых станичников, по преимуществу в пределах теперешней Курской губернии, надо объяснить, откуда появился этот отрывок разбойничьей летописи, почему его следует отнести к Кудиару, и сказать несколько слов о Кудиаре.

Имя Кудиара окружено таким ореолом славы, в сравнении с которым даже Ермак, Разин, Булавин, Некрасов, Пугачов и другие герои этого рода, как бы совсем не пользуются симпатиями народа. По крайней мере все они забыты, а имя Кудиара, пережив ряд веков, и по сие время славится во многих областях России, в сказаниях и в народных песнях. Некоторые же из этих саг стали и достоянием литературы 1. Почти нигде не сохранилось ни урочищ, ни жилых мест, которые носили бы имена Ермака, Разина, Булавина, Некрасова и Пугача, тогда как многие области России еще и теперь пестрят всевозможными Кудиаровыми урочищами, как напр. «Кудиаровы горы», «Кудиаровы леса», «Кудиаров лог», «Кудиаровы курганы» и т. д. Их особенно много в соседней с Курской Воронежской губернии 2. Среди урочищ его имени особым почетом народа пользуются «Кудиаровы могилы». Редкая местность, входившая в черту древнего Московского царства, не [600] сохранила своей Кудиаровой могилы с ее поэтическою сагой, и между ними в особенности замечательны в Козельском уезде, Калужской губернии, и в Ясеневой Засеке, в 18 верстах от Тулы. В Воронежской губернии тоже есть интересные Кудиаровы могилы 3. Курганы эти вовсе не означают могилы самого Кудиара, который умер в небольшой землянке одного из своих городищ, на низовьях Волги, в теперешней Саратовской губернии 4. По некоторым народным сказаниям, там же умерла и его незаконная жена, знаменитая красавица Маша, дочь Воронежского крестьянина Демьяна Иванова, которую на церковной паперти Кудиар отбил у ее жениха 5. Под именем Кудиаровых могил следует понимать могилы Кудиаров, т. е. удалых сообщников Кудиара, хороненных на местах их битв с царскими ратными людьми и вообще в их борьбе с «добрыми людьми». Таких сообщников у него было великое множество, и могилы их, по справедливости, следует называть могилами Кудиаров. В некоторых местностях и теперь разбойники носят почетное прозвище «Кудиаров». В различных областях России существуют и различные сказания об этом богатыре.

По одним сказаниям, Кудиар был Русский боярин, по другим — он был Татарский баскак 6, то есть откупщик и сборщик дани. В Курской губернии тоже сохранились Кудиаровы урочища 7. Но и помимо того, во многих местах России, как напр. в Московской, Тверской, Калужской, Тульской, Пензенской; Тамбовской, Саратовской губ., сохранились «жилые места» его имени: Кудиаровы селения, Кудиаровы деревни, Кудиаровы городища. Давно поросшие бурьяном, давно мертвые, городища эти все еще населены живыми легендами и пользуются не только [601] суеверным страхом, но и любовным уважением народа. В губерниях смежных с Курскою, Орловской 8 и Воронежской 9 они тоже сохранились во множестве. А вследствие этого, в собственных пределах теперешней Курской губернии Кудиаровы городища встречаются только на западной ее окраине, т. е. в местности самой отдаленной от его притонов Орловских и Воронежских. Из таких укрепленных городков Кудиар единовременно мог дозирать и Ногайское сумежье, и пределы Московские, и Литовскую грань, которая в той местности при Иоанне III шла рекою Семью и рекою Клевенью, что отделяла теперешний Рыльский и Путивльский уезды от тогдашней Литовской королевской земли. Описание одного из подобных, и именно Курских, городков сохранилось в подлинной рукописи разбойников, ниже помещаемой.

Близкий потомок могучих Татарских завоевателей, покоривших себе полмира, Кудиар, несомненно, был одарен этого рода гением, независимо от своей личной богатырской доблести. Постоянные победы его над старо-Русскою земскою ратью ясно доказывают, что он был и талантливый организатор. Дружины его были не только многочисленны, почти также как царские, но и хорошо организованы. Они разделялись на отряды, имели под-атамана, есаулов, кошевых, пищиков; они были обеспечены оружием, конями, одеждою и провиантом. Они были знакомы с «военною хитростью» и с разведочною службой того времени. А главное, его дружины были воодушевлены его же могучим, победным духом. Подобно государевым крепостям, у Кудиара имелись свои крепости и городки. А равно, подобно государевым «почтовым ямам», у Кудиара имелись и свои ямы или «ставки лошадей». Ютились они повсюду, в самых глухих тайниках и лесных крепях, по верхам и яругам, не говоря о тех селениях, лошади коих, конечно, всегда были к его услугам. Подобная ставка лошадей существовала и в ближайшем соседстве с Курским рубежем, у теперешнего села Белоколодского 10. Благодаря этим-то [602] «подставным лошадям», Кудиар и совершал свои, уму непонятные, быстрые наезды в местности до того удаленные от его вертепа, что там, где его и во сне не видали, вдруг появлялся он самолично. Потому-то такие его изгоны, сопровождаясь материальными удачами, и в его венок вплетали новые и новые лавры. В тоже время подставы эти вполне позволяли Кудиару не обзаводиться лишними городищами в восточной части Курской стороны, смежной с Орловскою.

Все легенды единогласно свидетельствуют, что Кудиар был человек родовитый и славный храбростью, физическою силой, исполинским ростом и своим богатством. Грозный, как враг, он был верным другом. Сказания и песни восхваляют Кудиара, как заступника угнетенных и как могучего покровителя народа и всей его бедноты - босоты.

Будучи современником Грозного, Кудиар не мог быть Татарским баскаком, так как при Иоанне IV, смирившем улусы Крымский и Ногайский, покорившем царства Касимовское, Казанское, Астраханское и Сибирское, конечно, не могло быть и речи о баскаках среди его собственной державы. Но в тоже время вполне вероятно, что по происхождению своему Кудиар принадлежал к тем славным богатырям и знатным Татарским князьям, покорителям Руси, которые только одни, и именно в силу своего могущества и богатства, и могли быть баскаками или откупщиками дани в завоеванных областях и даже целых царствах. А впоследствии многие из таких крупных Татарских вельмож (от коих некогда зависело избрание и самых великих ханов, владевших миром), стали родоначальниками известнейших фамилий Русских бояр. Поводимому и Кудиар принадлежал к подобному же знатному роду Татарских вельмож. В своем историческом романе «Кудиар» Костомаров (очевидно, не без основания) описывает Кудиара как вельможного Тульского боярина, славного своим ратным мужеством, физическою силой, исполинским ростом, а равно богатством. В лучшую пору своей жизни Иоанн IV весьма благоволил к этому боярину Кудиару, и он нередко «накидывал на него службишки немалые». Грозный не раз избирал его своим послом в Польскую корону, в Литву, в Запорожскую Сечь, в Крымские и Ногайские улусы и т. д. И все эти службы Кудиар, перенося «тесноты» и даже смертные опасности, выполнял усердно и успешно. Когда же душевный недуг омрачил разум Иоанна и, вследствие этого, он стал казнить своих вернейших и ближайших бояр, изводя крамолу, то его опала легла и на Кудиара. При этом даже чудесная сила Кудиара, которую тот не жалеючи тратил на пользу отечества, явилась одною из причин, по которой Иоанн искал его гибели. Под видом потехи в честь царя, по случаю прибытия иноземных послов, Иоанн заставил Кудиара выйти [603] на единоборство с медведем чудовищных размеров. Он надеялся таким образом избавиться от своего слуги, в непоколебимую верность которого не хотел верить. Но Кудиар и безоружный одолел медведя. Тогда Грозный послал его в Крым с грамотою, где говорилось, что гибель этого посланца была бы приятна царю. Вследствие этого, Кудиара на век заточили в одной басурманской крепости. Но и оттуда он спасся, разломав железные затворы, и появился на Москве. Не подозревая на себя злого умысла, он снова был готов на верную службу. По словам Костомарова, окончательная размолвка его с Иоанном произошла после того, как Грозный, в припадке душевного недуга, велел повесить жену Кудиара, вблизи коей его принудили обедать. Это-то наругательство и было причиной возмущения верного боярина. Собрав толпы недовольных, Кудиар поднял знамя междуусобной брани. И тотчас же леса и яруги при-Московских областей переполнились удалыми станичниками. Они жгли и грабили посады, города, монастыри, разбивали обозы и царские рати. Впрочем и из ратных людей многие добровольно переходили на сторону доброго и щедрого боярина Кудиара.

Среди старинных дворян Курской губернии есть род М-х, давно вышедший из с. Семьяни, теперешней Тульской губернии (т.-е. места жительства Кудиара). В родословном древе этих дворян, в числе предков, современных Иоанну IV, упоминается и Кудиар. В этой же фамилии сохранялась и древняя рукопись «Клад Кудиара». Рукопись эта (недавно утерянная) писана на толстой синей бумаге четким, красивым полууставом. Она поражала перечнем баснословного количества кладов, зарытых Кудиаром в различных областях России. Судя по ней, в Курской стороне особенно много вкладов находится по долине р. Реута. На полях рукописи имеются странные пометы, в виде условных знаков, а в тексте помещены рисунки особенно ценных предметов, находившихся в числе кладов. Справедливость и точность описания этих кладов несомненна, так как только на основании этой рукописи, в 30-х годах нынешнего столетия, в Щигровском уезде, Мелехинской волости, в лесном яру, что близ д. Борисовки, был выкопан значительный клад золотой монеты. В этой же местности и теперь возвышается обширный «курган Кудиара», где, по сказанию народа, а также и по описанию упомянутой рукописи, закопаны великие клады золотой и серебряной монеты и церковных вещей в трех сундуках, поверх коих положено чумное тело. Помимо Кудиаровой записи, как бы продолжение ее, у М-х сохранилась и другая древняя рукопись, список с коей ниже следует.

Рукопись эта интересна во многих отношениях. Мало того, что она устами самого же разбойника знакомит нас со многими подробностями такого важного исторического явления, как правильно организованные разбои, потрясавшие государственный организм древней России, но она еще указывает и на те скрывавшиеся от нас причины, благодаря которым зло [604] это держалось так долго и могло принимать такие невероятные размеры. Интересна она и потому, что эта рукопись может служить типическим образцом тех записей кладов, которые велись пищиками самых именитых станичников древней России. Но, может быть, главное значение этого небольшого документа то, что, благодари ему, наконец, является возможность угадать настоящее ими таинственного Кудиара.

II.

Известно, что организованные шайки разбойников стремились завести у себя казацкие порядки. Они также, как и вольные казаки, назывались станичниками, жили в укрепленных городках, которые надо было «доставать головами», вершили свои дела «кругом», имели своего атамана и есаулов. Потому-то, как у казаков был свой войсковой писарь или пищик, так и у разбойников был свой пищик или писарь. Без такого пищика всегда хмельные и неграмотные скопища гультяев были как без рук. Многолетние и самые удачные труды их, преисполненные несказанных опасностей, не могли бы принести им никакой пользы без их пищика. Не рискуя иметь при себе сокровища, добытые на бою, который ежечасно мог возобновиться и окончиться не в ее пользу, а часто не имея ни цели, ни физической возможности возить с собою такие непомерные тяжести, и особенно при своих столь частых и неожиданных передвижениях, вольница волею-неволею была вынуждаема закапывать свои сокровища в землю. И, конечно, подобные тайники избирались в самых недоступных и глухих местах и вообще мало известного края. В виду этого, понятно, что пищик, ведший запись и самих предметов, составлявших тот или иной клад, и подробное описание местности, где клады находились, и «примет», по коим хотя бы со временем можно было отыскать скрытое сокровище, был необходимейшим членом всякой значительной шайки гультяев. По свидетельству актов Ново-Оскольского края, в Курской стороне еще и при Петре Великом свирепствовали подобные шайки разбойников, и у них, помимо атамана и есаула, имелся и особый пищик, на котором лежала обязанность переписывать «грабительные пожитки». Конечно, в таких многотысячных скопищах, как те, коими верховодил Кудиар, пищики были еще более необходимы: без них и сам атаман не только во всей точности не мог знать, что у него сохраняется в том или ином его кладе, но он даже и приблизительно не мог бы запомнить то место, где закопаны его клады, во всей буквальности бесчисленные. Нет сомнения, что прилагаемая рукопись есть подлинная запись пищика, принадлежавшего к сборищу Кудиара. Относится же она к той эпохе, когда из областей примосковских Кудиар со своими полчищами отошел в Курскую украйну, где одновременно и на большей свободе он мог грабить пределы земли Московской и земли Литовской. [605]

При чтении этой древней рукописи, невольно проникаешься мыслью, что упоминаемый в ней «атаман Иван Федорович» и есть наш славный Кудиар. Пищик его, то есть своего рода личный секретарь и любимец атамана, как человек более других образованный и безусловно близкое и доверенное лицо, должен был знать не только обычное прозвище своего атамана, каким, несомненно, является слово Кудиар, но и то его христианское имя Ивана Федоровича, которое, по обычаю того времени, хотя и чрезвычайно 11 тщательно скрывалось ото всех, но которое обязательно должно было быть у всякого. По объяснению профессора Срезневского 12, слово Кудиар значит кудесник, чудодей. И конечно, те чудные дела, бывшие совсем не по разуму и не под силу обыкновенному человеку, которые поражали воображение современников атамана Ивана Федоровича, вполне могли стяжать этому необыкновенному человеку (даже еще и с его молодости) славу чудодея, кудесника — Кудиара 13. Таким образом Кудиар есть не имя, а прозвище: а также очевидно, что у пищика Кудиарова не могло быть причины скрывать его истинного христианского имени. И, наоборот, у него были важные причины непременно упомянуть его настоящее имя, и особенно в подобной записи. Ведь, в сущности, эта тайная запись предназначалась только для Ивана Федоровича. Следовательно скрывать в ней от него же самого его собственное имя не было и малейшей причины, тогда как упоминовение в документе, относящемся только лично до могучего и родовитого боярина, его простонародного прозвища было бы не только неуместно, но даже и обидно. Упоминовение настоящего имени главного обладателя этих сокровищ, в такой важной записи, охранявшей целость несметных богатств, добыванию коих была посвящена вся жизнь многих тысяч станичников, богатств, кои обыкновенно закапывались в клады «с заклятием» и с разного рода мистическими обрядами, было необходимо в смысле старо-религиозном, [606] так как «настоящее имя» имело глубоко-религиозное решающее значение во многих старых обрядах, дошедших из глубины язычества. И подобные мистические обряды, где первенствующее значение имело «настоящее имя», почитались безусловно необходимыми, не только между людями, но даже и между божествами, о чем свидетельствуют самые древние мифы. Но и помимо приведенных соображений, и обстоятельства времени, и обстоятельства места, и все другие обстоятельства, достаточно ясно свидетельствуют, что атаман Иван Федорович и не мог быть кем-нибудь иным, как Кудиаром. Напр. Кудиар — современник Иоанна IV и Иван Федорович — современник Иоанна ИV. И как тот, так и другой, так сказать, в одно и тоже время пребывают в одном и том же месте — в пределах Курской украйны, и поныне сохранившей урочища Кудиаровские. Кудиар был боярин, «господин», а под-атаманы его — господа, и его вторые атаманы в рукописи чествуются «господами». Кудиар имел под рукою многотысячные скопища, и атаман Иван Федорович имеет все теже многотысячные скопища. Как у Кудиара были городища, так и у Ивана Федоровича были городища. И они так обширны и знатны, что сам же пищик называет их «городами», имевшими особые прозвища и известные даже на Москве. Подобно Кудиару, Иван Федорович нимало не страшится ни ближайших царских крепостей, ни воевод, с их ратными людьми, сознавая свои необычайные силы. А потому они или добровольно садятся в осаду, то есть затворяются в свои же укрепленные городища, или же в «крепости», т.-е. в силе и крепости, иначе — силом пробиваются на ту или на иную сакму, более для них выгодную. Но нередко скопища эти одновременно занимали укрепленные городища и рыскали по сакмам. А помимо того, летучие отряды их, в виде постоянных застав у бродов и переездов, охватывали целые округи, как напр. «от реки Вор-скла до р. Вор-склицы... по рыжному шляху». В тоже время другие их, совершенно самостоятельные, т.-е. иначе говоря, тоже весьма многочисленные отряды, со вторыми атаманами, ходили и в пределы Литовские, в Кролевец. Словом, и по своему времени, и по месту своей деятельности, и по высоко-геройскому духу, и по царственному могуществу, атаман Иван Федорович не может быть иным, как Кудиаром, который во времена Иоанна только один и прославился подобными подвигами. Из рукописи видно, что на Москве также хорошо знали, что творится в городище атамана Ивана Федоровича, как в его притоне знали то, что творится в Москве. А потому, едва, напр., Крымский посол собирался выезжать из Москвы «с выходною казной», как Иван Федорович уже и готовился его встретить. При этом он до подлинности знал, и по какой сакме пойдет этот посол, и какие именно сокровища везет он с собою. Едва царские ратные люди задумают идти «по головы» станичников, как те и это узнают своевременно и принимают меры для избежания беды. И, конечно, все это было чрезвычайно на руку станичникам. И вести эти шли до разбойников не от какой-нибудь мелкой сошки [607] (приказных, готовых за алтын выпустить из тюрьмы любого «вязника»), а от самых главных и важных бояр, каким, напр., был князь Глинский. А также, неизвестно, насколько эти услуги атаману Ивану Федоровичу Кудиару были бескорыстны; но известно, что не только во времена Грозного, но и несравненно позднее, когда и нравственность была уже не та, да и порядки были построже, весьма знатные люди еще самолично выезжали на разбой. И творилось эго не где нибудь в «заглазной» украйне, а буквально в виду Московского Кремля и его царских теремов. Так, «в 1688 г. князь Яков Лобанов-Ростовский и Иван Микулин ездили на разбой по Троицкой дороге. Лобанова били кнутом и отняли 400 дворов крестьян бесповоротно. А Микулина били кнутом, отняли все имения и вотчины и сослали в Сибирь» 14... Что же касается собственно до князя Михаила Глинского, то именно он-то более других и был склонен и к личному разбою, и к корыстному участию в разного рода разбойничьих предприятиях, не говоря уже о весьма возможных политических причинах. Такой человек, как он, мучивший тех, кого закон повелевал ему охранять и снимавший с шеи нищего его сумку, конечно и не мог не прельститься теми несметными сокровищами, какими обладал атаман Иван Федорович. Потому, очевидно, Глинский был соучастник в этих страшных подвигах Кудиара, своего славного современника, величайшего и богатейшего разбойника, который когда-либо появлялся на свет Божий. И только, имея свои выгоды, свою определенную «часть» в его опасном, но и выгодном деле, такой преступный корыстолюбец, каким был Глинский, и мог посылать из Москвы в дикую степь, в ужасный вертеп разбойников, особых верховых, «своих поезжиков». Чрез них он постоянно пересылал вести о том, что царская рать собирается по головы станичников и чтобы приятель его, Иван Федорович Кудиар, не прозевал бы и Крымского посла, идущего с великою казной и т. д. Разбои Глинского увековечены даже и в летописях. В Псковской летописи говорится: «И той князь Михаил Глинский, большой воевода, с людьми своими, идучи дорогою (на Ливонские Немцы), сильно грабил своих, и на рубеже люди его деревни Псковские земли грабили и животы секли, да и дворы жгли христианские. И царь и великий князь Иван Васильевич про то опалился и велел обыскать кого грабили дорогою и на нем иным доправити те грабежи» 15... При дальнейшем рассмотрении тождества Кудиара с атаманом Иваном Федоровичем немалое значение имеет и то обстоятельство, что рукопись о кладах Кудиара и рукопись о кладах атамана Ивана Федоровича издревле сохранялись в одном и том же семейном архиве, как документы, очевидно, относившиеся к одному и тому же родственному лицу и дополнявшие друг друга. А потому едва ли есть основание усомниться, что и Кудиар и Иван Федорович есть одно и [608] то же лицо. А следовательно и древняя рукопись и есть подлинная запись пищика Кудиарова.

III.

Первые листы этой рукописи, пережившей половину тысячелетия, оторваны. Мыши тоже порядочно попортили ее. Чтение ее особенно затруднительно, по отсутствию знаков препинания и по отсутствию букв е, , ь. При этом целые выражения и отдельные слова, вышедшие из употребления, не всегда понятны. Но, не смотря на все это, рукопись эта весьма дорога любителю отечественной старины. Для удобства чтения она переписана современными буквами, и по возможности в ней расставлены знаки и недостающие буквы. Многие слова объяснены в примечании, непонятные выражения сопровождаются вопросительным знаком. Слова вставленные по требованью смысла заскобены. Места попорченные обозначены точками.

IV.

Древняя рукопись.

....от города 16 на полдень городили курган в нижних воротах поразовом (в) право. Подли того валу дорога, влеву нижних ворот вышла от острова 17, вни колодезя. А по той дороге чеботарное дерево 18. Там на нем положен камень, на камне признаки: чеботарное дерево.... в мере около дерева за двенадцать сажень, от города 23 сажня, ниже нашего Городища - колодезь 19 большой упал в реку; а выше городища — суходоля. От лесу (у) верхних ворот камень положили. На нем признаки: пять граней. Под ним пивной котел денег. В нижних воротах могила, за городом до саженя 20. От города идучи в левую сторону от могилы поставили сундук. В нем путный 21 котел денег. От верхних ворот на колодезь мост мощен 22. Поверх того стоит дуб. На дубу примета семь выплавков. Тот дуб в старину разбил гром, и от того дуба восемь сажень.... Коли был 23 Крымский посол в Москву, взял выход наш засилен(?) По сем нам на год 24 прислал к нам с Москвы Глинской князь [609] своего поезчика к Ивану Федпровичу. Пишет, Иван Федорович, пошел посол в Крым. И мы скинули 25 с тех станов: ту казну отбили на «Бокаевом шляху» 26, меж красных городов положили. Положили ту казну на Красном городище 27, в Нижних ворот, за городом, положили семнадцать тысяч, двадцать сажень от городища. Во всяком сажни клали по камню жернами меж ними. На казне признака свиня 28 свинцу положена. У тех нижних ворот ров. И тут через него мост. Вправу... косого сажня в землю у верх его — путный котел денег серебра, а под ним винный куб серебра. У города куб, а за городом другой. Перед передними вороты — поляна, что к мосту через колодезь, за мостом поляна, в конце мосту. На поляне могила. В той могиле пивной куб серебра. На нем признаки — свинцовая свиня. Вышь тою мосту дуб-дурень, желтоват, семь выплавков. И от того дуба восемь сажень могила-долгая. В той могиле семьдесят возов воску. На нем признака — девять сковород. Размерен пополам от дуба и до могилы, стоит куб серебра. На нем признаки: наносили (песку) ... из колодезя был с камушками красными и желтыми. Да подкараулили мы два Татарина. На Муравской сакме 29 мы их уфатили и стали их пытать. И они [610] сказывали: идет посол Крымской, был в Москве с подарками везет бочку «земчугу» да семнадцать блюд царского стола. И мы его разбили между Вор-скла и Вор-склицы. И там добро положили на Красном Городище у передних ворот в конец валка, косого саженя 30. А с того валка бочку земчугу. Когда наши господа ходили по Кролевцу, ведомость получили, что идут по наши головы со многою силою. И мы Московскую дорогу минули, в той тесноте не просидели, пошли в крепости на Муравскую сакму и пришли к круглинкому леску. Тот мы лесок подметили — полуденную сторону. На всяком дубу клали по три вырубов. А (с этой стороны лес) Еругин секли: на дубе семь вырубов, по дубам Ивана Степаныча кошевой 31. На нем признаки положили. От той грани высоко стоит пивной куб серебра. Да с полуночной стороны копали мы погреб, засыпали его и топтали конями. На нем положили признаки — три пушечных .... (ядра). С восточной стороны того же леска стоит курган. И на том кургане мы (сделали) два жеребья вскопали с восточной стороны. Да пошли мы на «Бокаев шлях» и положили камень, чтобы своих нетевых 32 .... (уведомить). И на камне положили 12 граней. Пошли. Настигли к Муравской стороне ... но нас к Сакменки 33 не допустили: осадили (нас) на пристенку 34 вышел колодезь. А вышедши из Пристенку развернулся озером и пошел протоком и вышел протоком. И мы, смертушку свою видя, сделали заговор, чтобы наша казна не досталась .... (осаждающим царским ратным людям). Сносили чересы 35 и хоены 36. Насыпали их [611] пивной котел и поставили его к Пристенку. К нему положили по обе стороны ручья грани. И наш господин учинил ведомость 37 .... (что) пришли к нам на очистку кони 38 ..... (Мы) побежали. И пришли наши господа, которые казну привезли из Литвы. Стали обыскивать тот колодезь на три плоти 39. Середиий плот выше всех. На той плоте мы копали погреб 40. В нем положили все свое доброе данное 41 ... На нем признаки: пять возов каменьев, сосну целиком. На том стану (прежде) стояли три года. А сторожу держали между р. «Вор-Склом» и «Вор-Склицы». Другая сторожа на Рыжной дороге 42, на растанях 43, на сумежну. В нем признаки: шесть сабель ... Да на тех растанях, у дуба ...а от дуба на растанях двенадцать пар сошников: тулья в тулью, под дерном. Под ними винный куб серебра. Да с Литовской стороны полеву сторону едучи возли еружки. Из еружки вышел колодезь, вышь колодезя стоит дуб. И к дубу прислонили камень. На камне лук выгнут, стрелою в могилу 44. И той могилы длинна ..... двенадцать тысяч выходной казны 45. С полуденной стороны стоит ясень, сбочь ясеня верчен камень. На восточную сторону от камня — путной котел денег. [612] Едучи в Русь 46 к Солотенной 47 с правой стороны вышел гребень. На том гребне куб положили (и) пушку: девятнадцать сажень от Солотенки. А та пушка насыпана талерами и залита оловом. Сбочь ее, с полуночной стороны сажень прокопали ров. Между тех прокопов отмерено четыре сажени ногами и поставили пивной котел денег. От пушки к пушке по три сковороды, да ломанный котел. С полуденной стороны от ложка с лозами и с осинами и с полями и с полуночной стороны — сухая верхняя дубровка. Тут у нас караул был. На западную сторону вышел колодезь. Тот мы колодезь запечатали 48 каменем и иструбом дубовым. Выше его, на крутой горке полтора саженя грани косого сажня. Меж граней и колодезей положили книгу 49 (глубиною) косого сажня в землю. Вверх его путный котелец денег. На нем признаку — свиня свинцу. Попамятуй братец! Долгая яружка связалася ... с яружкою ... Тут мы привезли кочку шестьми коньми ниже куста. А под кочкою ссыпан земчуг ... Да и поехали ... (по этой) корытине 50. И наша корытина ни во что вышла 51. А в корытине посадили ракитов куст — ни весть принялся, ни весть нет. И наша корытина рублена 30 саженей 52, а поперек шесть саженей. И вверх корытины — дуб со скредью 53. И под тем дубом положен пивной котел денег. А на нем признаки: трое конских желез 54. С Крымской стороны [613] курганец — могилою. Там ссыпан пивной куб серебра. На нем признаки: трое сошники... По концам (курганец) хрящем сыпан. С Крымской стороны — крутая а с Московской — рохва 55. Да поехали с Крымской (стороны), да на дороге ж стоял дуб. И мы у того дуба утерли 56 ветя и положили винный куб серебра 57 .... (и) не доложили. И мы доложили (его) плащами. Вбили в веть сабельный конец. На кореню под ним под одним дерном — трое конских желез. Да поехали.... В растанях положили трубы: две золота, а двенадцать (труб) земчугу. А признак им сошники 58 с Крымской стороны.

Конец 59.

Комментарии
1. Костомаров. Кудиар, исторический роман. — Ворон. Губерн. Ведомости 1860, № № 11, 28, 29, 50; 1851 — № № 1, 15, 16, 22, 80; 1863 — № 1; 1864 г. № № 51 — 52; 1865 г. № 33. - Воронеж. Листов 1865 г., № 4. — Сарат. Справ. Лист. 1873, года. — Газета Дон 1873 и др.

2. Воронежский Юбилейный Сборник, изд. Вор. Губ. Стат. Комит., стр. 731. В Задонском уезде, близ села Лозы, в 20 вер. от Задонска, есть «Кудеяров лес». В Воронежском, Задонском и Бобровском уездах есть ямы, лога и курганы, называемые Кудеяровыми; Бобровского уезда, у села Анны, Кудеярово поле и т. д.

3. В Павловском уезде, близ села Ливенки, в Шиповом казенном лесу есть огромная могила, с признаками разных окопов, помещений, где будто бы находились кладовые и конюшни Кудиаровы.

4. В Саратовской губ., по преданию, у Кудиара был притон на горе Богатырке или Крутце. В развалинах землянки, где жил Кудиар, находили кости человеческие, кинжалы, пики, бердыши, кольчуги, монеты, Татарские кольца и перстни и др.

5. Предание это см. в Ворон. Губ. Вед. за 1851 г., соч. Таманского. Вор. Юбил. Сборн. 732. Место убийства Сергея, жениха Маши, и ее двух братьев (отбивавших ее от Кудиара) находится в Бобровском уезде, у села Анны, имения графа Левашова, и называется «Кудеярово поле». По преданию, Маша умерла в Саратовском крае и схоронена близ нынешнего села Репного. Может быть, там сложил свою буйную голову и Кудиар, перебравшись в Саратовские степи из Воронежского края.

6. Вор. Юбил. Сборн. 732. В Рязанской губ. говорят, что Кудиар был не Ордынец, а опальный опричник, убивавший Московских купцов. В Вор. и Сарат. губ. Кудиар известен за Татарина, знавшего по-русски. Вор. Юбил. Сборн., стр. 329: Кудиар, как передает предание, был Татарский сборщик податей, отличавшийся громадным ростом и силою.

7. Вор. Юб. Сборн., издание Вор. Губ. Ст. Ком., 1880 г., стр. 731.

8. В Елецком уезде есть тоже деревня Кудиарова.

9. Место, где Кудиар основал свой притон в Бобровском уезде, Вор. губ., было заметно еще в 40-х годах этого столетия. После часовой ходьбы из села Ясырок по маленьким извилистым тропинкам, можно было видеть местожительство Кудиара, в виде поляны, изрытой ямами и окруженной четырехугольным широким рвом. Другой притон Кудиара был в Усманском лесу; это его городище помещается почти в самом центре и теперь обширного леса. Третий притон Кудиара был в Павловском уезде, в Шиловском лесу. Там же сохранились огромные могилы, окопы, ямы от разных помещений, где находились конюшни и кладовые Кудиара. Четвертый притон Кудиара был в Задонском уезде: в тридцати верстах от города есть село Горяиново, называемое Кудиарово село; местность отличается гористостью. В Коротоякском уезде, между с. Боршевым и с. Костянским, есть «Кудиарово городище» и т. д.

10. Вор, Юбил. Сборник, 730. В Задонском уезде, в 6 верстах от села Белоколодского, по дороге в г. Липецк, и теперь есть «Кудиаров лог», где, по преданию, была у Кудиара «ставка лошадей». И место это, с крутыми, почти отвесными, берегами, было надежным убежищем...

11. Очерк домашней жизни и нравов Великорусск. народа в XVI и XVII ст. Костомаров, стр 505. В XVI и XVII веке мы встречаем множество имен или прозвищ, которые существовали вместе с крещеным именем и употреблялись чаще последнего, так что и в деловых бумагах назывался человек не христианским своим именем, а прозвищем, напр.: первый, смирный, девятый, злодей, козел, паук, Русин, злоба, шестак, неупокой, нехорошко и т. д. (А. И. II. 213, III — 192, IV — 19-75, 1-76, 83, 85, II — 154. Врем. Х;III, стр. 54). Даже священники носили такие имена (Доп. 1 - 392). Иногда было три имени: прозвище и два крещеных имени; одно явное, другое тайное, известное только тому, кто его носил, духовнику, да самым близким. Это делалось по верованию, что лихие люди, зная имя человека, могут ему делать вред чародейственными способами. Случалось, что человека, которого все знали под именем Дмитрия, после кончины, на погребении, духовные поминали Федором, и только тогда оказывалось, что он был не Дмитрий, а Федор.

12. И. И. Срезневский. Святилища и обр. языч. богослуж. древн. Слав., стр. 67, пр. 4. «Кудо — чудеса (ср. чудо — чудеса), кудесник — Кудиар».

13. Кудиар назывался и Кудояр. Вор. Юбил. Сбора. 1886 г., стр. 729.

14. Истор. описание Троицкой лавры.

15. Псковские летописи, изд. Погодина, 1837, стр. 194.

16. Т. е. от разбойничьего городища.

17. Лесной остров — отдельный лесок.

18. Чеботарное дерево — липа, лубок, который у чеботарей т. е. у сапожников, и теперь идет на поделку чеботов.

19. Колодезь — ручей.

20. Т. е. приблизительно с сажень.

21. Путный, дорожний, походный т. е. маленький котел, который увязывался у седла.

22. Мост в этом случае — гать.

23. Когда был.

24. Год иногда значит Рождество, святки и время гаданий.

25. Т. е. мы съехали со стана.

26. По левому берегу реки Днепра издревле существовала «свиная дорога,... шедшая с Крыма на Москву. Проходя и по Западной части Курской стороны, называлась она свиною потому, что она удивительно пряма — «как свинья бегает». Когда же по ней прошел на Москву хан Бокай, который и перешел р. Семь (в пределах Курской губ.) у Городищенского Городища, то дорогу эту прозвали «Бокаевым шляхом». А после того как воевода Путивльский Григорий Григ. Ромодановский при царе Федоре Алекс. в 1634 г. прошел с Русскою ратью от Путивля к Чигирину поэтому (как наилучшему) шляху, то эта нижняя часть Бокаева шляха и прозвалась «Ромодановским шляхом». Но верхняя северная часть того же шляха и сейчас безразлично прозывается в черте Курской губ. то «свиною дорогою», то Бокаевым шляхом. В Книге Большего Чертежа говорится — «А тою свиною дорогою приходили Белогородские (т. е. Акерманские) Татарове, на Рыльские, Корочанские, на Болховские и на Орловские места Бокай-Мурза как Польских городов, Оскола, Белгорода и Курска, не было»... Бокаев шлях от Курска к Харькову идет на с. Клепалы, а на Север к Орлу через село Гномоздино, Почейное, Селино, Глубокое и т. д.

27. Среди Курских урочищ сохранились и много всякого рода Красных, в Белгор. уез. 1 стана есть и Красный Острожек, и именно на р. Ворскле, в 27 в. от города.

28. И теперь свинец продается в слитках, что называется «свинья — свиня».

29. Муравская сакма идет из Екатеринославской губ. от урочища Муравска, где был и городок того же имени, теперь слобода Монастыровка, на Москву. Она прорезает всю Курскую губернию с Юга на Север и переходит р. Семь в 40 в. от Курска у Мелового-Брода.

30. Т. е. в землю, на глубину косого сажня.

31. Кош по казацки и по разбойнически значит обоз. Кошевой заведующий тележным обозом. «Дубы Ивана Степаныча» могут означать дубы, кои имели «знаменье» т. е. особую мету кошевого Ивана Степанова и которые указывали путь-дорог по лесным яругам, годную для проезда обоза.

32. Т. е. кого нет — отставших от партии.

33. Сакменками называются поперечные дороги, соединяющие два шляха или две сакмы. Есть и деревня Сакменка в 45 в. от города Старого-Оскола на колодцах.

34. В черте Курской губернии есть еще несколько урочищ и селений Пристенных. Так в Белогор. уезде 3 стана есть деревня Пристенная, р. Северский Донец. 18 в. Белгород. уезда 1 стана с. Пристен (Маслово) р. Северный Донец 18 вер. Обоянск. уез. 2 ст. сельцо Пристень, река Пена 37 вер. Тимск. уезда 4 ст. с. Пристенное р. Донецкая-Селища и т. д. Именно это Пристенное и находится на сакме. Пристенками называются отвесные берега оврагов.

35. Народ, а особенно солдаты и теперь носят «череса». Это коженый узкий кошелек, который перевязывается через ногу, между коленом и икрою правой ноги.

36. Хоен повидимому род кожаного мешка-гамака, носимого не на ноге, а на шее, на горле, которое народ часто называет хайло, хайно.

37. Т. е. получил известие, которое передал и всей шайке.

38. Т. е. дли очистки местности от нашего присутствия, пришла кавалерия помимо пешей рати.

39. Плотою называется каждый отдельный проток воды, из коих образуется речка или большой ручей-колодезь.

40. Среди Курских урочищ, тоже повидимому разбойничьих, существуют и Погребенские, напр. во Льговском у. 4 стана есть д. Пегребенки, р. Локие 31 в.

41. Т. е. конскую сбрую.

42. Рыжная дорога — Рижская.

43. В Курской губ. и теперь перекрестки больших дорог наз. растанями. Впрочем тут существуют и особые урочища, называемые этим же именем.

44. Несколько древних шляхов в Курской стороне именуются «сагайдаками» будто бы потому, что Запорожский гетман Конашевич Сагайдачный, как союзник Поляков, в смутное время шел по ним в Москву. Но очевидно «сагайдаки» много древнее упомянутого гетмана. К тому же Сагайдачный шел по одному шляху и только на Север. В Курской стороне Сагайдаков три, и один из них идет с Запада на Восток к городу Коротояку, куда Сагайдачный и не ходил. Вспомним, что в числе почетнейших трофеев Киевского вел. князя, разбившего Половцов, был и т. наз. «Половецкий сагайдак». Древние камни с луком и стрелами, о коих упоминает рукопись и которые еще встречаются в степи, в сущности изображают «сагайдаки». Не от них ли древние шляхи называются Сагайдаками? Сам Конашевич носил название «Сагайдачного» за свою зоркость и искусство стрелять из лука-сагайдака.

45. Великие князья Московские платили Крымским Татарам «дани-выходы...».

46. Русь — Север от Крыма.

47. Солотенных урочищ много есть в Курской губ., река Солотенка и река Сухая Солотинка.

48. Т. е. запечатлели, заметили.

49. Книга железная. Помимо рукописей, всегда имевшихся у разбойников под рукою, в хорошо организованных шайках станишников велися еще и особые книги, где со всеми подробностями описывались и вещи кладов, и места их нахождения. Такие записи назывались «железною книгою», потому что были переплетены в металлические доски, с металлическими пряжками на ремнях и сохранялись в котлах, накрытых сковородами при главнейшем кладе. Описания подобной железной книги и самого способа хранения кладов в высшей степени интересны и имеются в рукописи «Попутчик Сагайдачного», не так давно найденной Курской губ. Щигр. уез. в селе Озерне на чердаке дома г-на Рышкова. Самое восклицание: Попамятуй братец! доказывает всю важность подобной книги в глазах пищика.

50. Корытина, ложбина корытообразная.

51. Т. е. вышла в чистое поле разлужисто.

52. Вырублено на 30 саженей в длину.

53. Дуб оскребенный.

54. В Курской губернии и по сие время употребляются конские железные путы, коими с помощью замка с высокою дужкою сковывают передние ноги лошадей, и по преимуществу такие путы и называются конскими путами.

55. С Севера полого, а с Юга обрывистый курган. Такой тип могил описывается еще Геродотом у Скифов.

56. По курски утереть — значит обрубить.

57. В виду частого упоминовения в этой рукописи о зарывании в землю кладов в котлах-кубах (т. е. четыреугольных), в котлах пивных, в котлах винных, в котлах путных и в других котлах, уместно отметить массу урочищ и селений Курской губернии, называемых и теперь Котлевскими: Льгов. уез. 2-го стана слоб. Котлевка р. Котлевка 28 вер. Льговского уезда 2-го стана село Котлевка на реке Котлевке 29 в. Ново-Оск. уезда, 3-го стана хутор Котельная-Плата при колодце Ново-Оск. уез. 3-го стана слобода Котельная-Плата при колодце, Обоянского уез. 1-го ст. с. Котельниково р. Верх-Польной 12 вер.

58. Сошники — железные наконечники сохи.

59. В данном случае слово «конец» очевидно относится не ко всей этой древней рукописи, а лишь к приведенной нами отдельной главе. В старину во многих рукописях каждая глава рукописи имела особое заглавие или начало и свой конец только к этой главе.

Текст воспроизведен по изданию: О разбойнике Кудиаре (Древняя рукопись) // Русский архив, № 12. 1897