Чарка Ермака

    *                Чарка Ермака         

Немного издерганный и усталый, но полный надежд, бывший партаппаратчик, блаженно упал в кресло и оттолкнулся от стола к стене. В висках постукивали далекие тамтамы, а тело наливалось лелеющей ленью.
- Все! – мелькнула мысль. – Предвыборная вакханалия закончилась.
Кандидат достал коньяк и прямо из горла ополовинил бутылку. Тягучая дрема и блаженство медленно, но властно размыла реальность…
Зримый ком из суеты людей, лживых речей и воззваний к народу на агитплакатах, на фоне покорителя Сибири, Ермака, приобретал грязный вид тающего весеннего снега. Серая масса корчилась и исчезала в мареве мыслей. Светлая мечта томительной надежды разливалась по сердцу бывшего братка, а теперь поборника демократии, вызывала мечтательные грезы в кулуарах власти…
Но что-то тревожное, еле заметной тенью не покидало сознание. Это она била в далекий барабан. Вдруг, тень зашевелилась, загустела чертовой опарой на ведьминых дрожжах, и из глубины неподвластного сознания появился образ воина. Ба! Да это же Ермак Тимофеевич! Черный атаман многозначительно сложил руки на могучей груди. Пальцами левой руки постукивал по стальному налокотнику, а в правой, держал за рукоять боевой топор.
Кандидат от партии, Демократическая Россия, пучил глаза на гостя с ошалелой тупостью. Время потеряло всякое значение. Там-тамы заухали так, будь-то, стучали палками прямо по голове.
- Ну! – рыкнул голос Ермака. – Чего не моргаешь?
- А, а, а…? - выдавил из себя демократ.
- Заакал, как с пережору! Ты зачем, рожа квашеная, с московитами, да князьками чванливыми, меня в одной грамоте поминаешь?
- В ка-ка-кой грамоте? –  путаясь мыслями, спросил демократ.
- У, слякоть! В агитке к своей предвыборной компании! – рыкнул атаман и замахнулся топором.
1
- Господи! Наваждение! Ермак, с-с-свет Тимофеевич! – попытался вразумить видение кандидат.               
- Захлопни курятник! – рявкнул атаман и еще выше поднял топор. – Бога он вспомнил, безбожник!
Поборник демократии снова сделал попытку охладить пыл черного атамана, ибо ничего не мог противопоставить топору: - Помилуй, батюшка, свет Тимофеевич! Ведь мы помним тебя и чтим, как первооткрывателя Сибири! Легенду о тебе народ сложил. Песни поют!
Черная тень надвинулась на растерянного поборника свободы для торгашей и дернуло угрожающе топором.
Слова у слуги народа застряли в горле жестким комком, словно кто скомкал пачку купюр и сунул ему в рот.
Ермак захрипел, дохнув донной тиной: - Ха! Языком подавился! Герой говоришь? Да разбойник я! Мно-о-го кровушки-то пролил невинной. Да, свобода – это паря, кровь! Тебе ли не знать, бандюган? Эх, не будь той проклятой ночи… А ты какую свободу в народ тащишь? Чтоб все разбойничать начали? Мутите воду! Князьками себя мните! Холопы вы! Как были Митьками, да Ваньками, так ими и останетесь, в какое сукно вас не ряди и на какой трон не сади! Суконное рыло и щитом не прикрыть! 
Да, я разбойник, а вы и того хуже! Я Сибирь присовокупил к Рассеи! А вы все из Рассеи тащите по своим, да заморским сусекам!
Песни, говоришь, народ поет? Да забыл он про них! Песня-то душа народа, а вы ее вынули и на кол сребролюбия посадили. А без души и песни не спеть и сказ не сказать. Поговорки – кровь обычаев, из народа заморской грамотой повытравили. В быдло всех превратили! У мужика ремесло – силу его отняли! Общину - дух деревни, искоренили! Эх, кабы не та ночь…
Ермак застонал, вцепился мощной пятерней в спутанный казацкий чуб, глаза его дико сверкнули кинжальной сталью…
- Не-е-е-ет! – заорал поборник демократии.
Лезвие топора блеснуло отраженным светом люстры, молнией рассекло воздух и… Огромная, зеленоватая четверть ухнула донышком об стол, так, что подпрыгнул телефон, а в упавшей трубке заныл гудок. Пробка из бутылки выскочила и смрадная сивуха самогона плесканулась в лицо хозяину кабинета.
2
- Ну, что окостенел? – булькающий голос Ермака, вывел из оцепенения поборника власти. – Ну, зенки-то завали на место. Да моргни ты хоть разок! Эк, тебя разморило! – хохотнул добродушно               
Ермак. – Давай выпьем! - сказал атаман и поставил две чарки на стол. – Тяжело мне, виноват я перед Богом… Надоела донная водица. По чарке соскучился. Хоть с чертом, а выпью. На, держи!
Атаман придвинул чарку к собеседнику. Тот взял ее и, хотел было, чокнуться с Ермаком, но тот, глядя в стол, будь-то один, вылил зелье в черный провал меж усов и бородой. Через несколько секунд лицо его обмякло и порозовело. Отрешенный от действительности хрипловатый голос атамана, заставил забыть собутыльника о чарке: - Вот эта пакость, - он ткнул пальцем в четверть с сивухой. – Нас в ту ночь и сгубила. Как свиней нас татарва перерезала. Э-э-х!
Жилистые кулачищи атамана с хрустом сжались.
- Душу, душу народу верните! Всколыхните веру в товарищество, а значит и в Бога! Быть великой смуте, если народ песни не запоет. Какие можно обычаи возродите – они неписаные законы для народа! Только эта узда народу люба! А палатные указы, так они для таких вот, казенных душ, чтобы вы не забывали, на чьей спине сидите и чьими трудами жируете!
 Вздохнув, Ермак не то замычал, не то зарычал. Плесканул в чарку и выпил единым духом. Глаза его медленно закрылись, казалось, атаман задремал.
Слуга народа напрягся и сделал попытку встать, но кресло предательски скрипнуло, и грозный окрик усадил беглеца обратно в демократический трон.
- Улизнуть вздумал, гнида лобковая! Не воин ты, а захребетник! Ермак плесканул в чарку, с шумом опрокинул ее в злобно перекошенный рот и, нависнув над народным бедолагой, зло зашипел: - Мне, разбойному человеку и то веры больше было: и царь выгоду видел, и народ почитал за справедливость, да удаль! Русь-то честным словом жива была! А теперича оно гдекася?
Не дожидаясь ответа, разбойная душа, залпом осушил еще пару чарок и неожиданно, дико матерясь, хакнул хозяина кабинета четвертью по голове.  Острая боль и тьма поглотили, и сознание, и видение.  И только где-то далеко, далеко звонил призывно знакомый
                3
звонок. Звон медленно приближался и вместе с ним возвращалось и сознание.
Усилием воли, член партии Демократической России, открыл глаза и, как пьяный, огляделся. Кровь капала на рубашку и алела ярким неестественным пятном. Макушку саднило, словно в нее, кто-то вбивал кол. Ноги свело от долгого лежания в неудобной позе. У стола валялась на полу картина, изображавшая бой ватаги Ермака на реке с войском Сибирского хана.
- Вот, черт! – подумал демократ. – Видимо, гвоздь в стене не выдержал тяжести застекленной старинной рамы, и она, сорвавшись, саданула меня по темечку. А ведь под живописью с Ермаковой дружиной скрывается портрет Сталина. Говорила мне секретарша, чтоб выбросить портрет вместе с рамой, что это плохая примета, так нет, пожалел я, и местный мазила изобразил поверх вождя народа бой Ермака: уж больно рама красивая. Вот и слово в руку. Вот и не верь теперь приметам.
Достав носовой платок, бедолага приложил его к ране на голове, и хотел было позвонить секретарше, но так и замер… У порога, все еще покачиваясь на гнутом боку, чарка Ермака…
Волна удушья вновь накрыла сознание темным мешком. Когда очнулся, то не поверил своим глазам: он лежал в чуме на шкуре оленя у каменного очага, в котором играли огоньками еще не прогоревшие головешки. В жилище назойливо пахло мездрой и дымом. Член партии потрогал голову: в ежике волос, на ране, ютилась какая-то кашица, от которой пахло лесным отваром трав.
В ту же минуту вбежала, откинув полог, девчушка лет двенадцати и, увидев, что незнакомец очнулся, она опрометью выскочила из чума и закричала: - Урус на моя глядел!
Тут же осторожно вошла совсем молоденькая женщина. Она с улыбкой оглядела гостя и спросила: - Чего прикажет чужой князь?
- Где я? - не отвечая на вопрос, спросил гость, встав на колени.
- На охотничьей заимке князя Лугуй, - ответила, улыбаясь девушка, и без зазрения совести, сняла с себя оленью парку.
В обнаженном виде она по-хозяйски улеглась на медвежью шкуру и нетерпеливо и властно сказала: - Давай, однако, ребенка делать будем! Урус очень большой, и ребенок будет, большой и сильный
воин!                4
- Ты, чего, совсем совесть потеряла? – буркнул, отодвигаясь, слуга народа.               
- Кричать буду, однако. Охотники придут, твоя к дереву голым привяжут. Комар тайга очень много. Злой комар, кровь шибко любит! - хитро глядя на гостя, сказала девушка и похлопала себя пониже живота.
Ошарашенный такой наглостью, гость вскочил и бросился к выходу, но приоткрыв полог, увидел с десяток низкорослых воинов с луками, копьями и рогатинами. Наткнувшись на их настороженные взгляды, беглец нехотя вернулся на медвежью шкуру и спросил у бесстыдницы: - У вас, что, такой обычай, гостей ублажать?
- Хозяин яранги сильно обида возьмет, если его баба тебе плохой будет. Ложись, однако.
Члену Демократической партии, ничего не оставалось делать, как исполнить просьбу древнего электората, в обличии изящной наглючки.
Но одним разом дело не закончилось, после чего, около очага, пробив шкуры чума, воткнулась стрела.
- Все, однако, - сказала отпыхиваясь девушка. – Хозяин тебя к себе зовет.
Приведя себя в порядок, гость вышел наружу.
- Интересно, - подумал демократ. - Кто это из моих конкурентов опоил меня клафилином и закинул в это захолустное стойбище? Во, сидят, чисто дикари!
Под открытым небом, на разостланных оленьих шкурах вокруг небольшого костра, был выложено знатное угощение. Поджав по-турецки ноги, сидели в ожидании воины. Хозяин заимки поманил гостя к себе и указал на свободное место рядом с собой.
Подняв берестяную чарку с отваром трав, Жамыг, так звали мужа наглой хантки, что-то залопотал, на языке духов, макнул три раза пальцы в чарку, брызнул по сторонам и на костер. Потом погладил жидкую седеющую бороденку и сказал: - Прими дух огня еще одного нашего сродственника. Пусть будет крепким его семя!
С этими словами все поклонились костру и выпили.
- Ну, кто песню поет? – спросил Жамыг, закусывая вяленым язем.  – Йорке, ты, бают вчера большую щуку добыл. Наверно песню новую сложил? Спой.
5
- Хорошо бают! - ответил гордо Йорке. – Только песня плохо кончилась.
- Спой, как есть! – запросили хором соплеменники.
Йорке, согласно кивнул и запел: - День вчера хороший был, как чужая баба! Небо синими крылами солнышко ласкал! Вода была чистая, как глаза любимой! Моя меткая стрела щуку наповал! Еду с ней я на олене по реке богатой! Завтра выйду на охоту и убью медведя. Соберу я всех друзей, похвалюсь зверюгой! Вон и чум моя стоит!...
Тут певец сделал паузу, потом сплюнул через левое плечо и, постучав по дереву, продолжил петь: - Вот, мая выходит баба и сломала песню…
Охотники закряхтели каждый о своем, а самый молодой сказал:        - Не женюсь, однако. Люблю красиво петь.
Налили еще отвара и выпили. Закусывая пареной олениной, Жамыг, спросил у гостя: - А у тебя есть, там, баба?
- Есть, однако, - ответил тот и сам удивился своей манере разговора.
- А на охоту ходишь? - не отставал хозяин чума.
- Бывает иногда, - соврал демократ.
- Кого убил на последней охоте? – наседал Жамыг.
- Кабана завалил, вот с такими клыками! Теперь его голова у меня в хате висит, – снова соврал гость и вспомнил, как он заказал одного криминального авторитета, по кличке Кабан, который грозил ему компроматом и рвался во власть.
- О! Ты шибко хороший охотник! Как звать тебя?
- Борис.
- О! Большая рысь! Хорошее имя, однако! Дух тайга в нем живет! Во! Слышали, какого воина мне моя баба родит? – захвастался хозяин чума перед соплеменниками. За это надо духа тайги благодарить! А потом бороться будем. Гостя усладим, и он опять пойдет к моя баба.
У демократа внутри всколыхнулся протест, но он не подал вида. И с этой минутой он окончательно укрепился в мысли, что надо бежать. И когда охотнички, начали под бубен молиться и вошли в транс, гость улучил момент, собрал в берестяной короб еду, прихватил оленью шкуру и бросился к реке. Там отвязал обласки, столкнул их в воду, а сам сел в самую большую долбленку и поплыл по течению, яростно работая веслом.                6
Часа через два, выбившись из сил, он подгреб к маленькому островку, втащил лодку в кусты, наломал в нее веток, лег на них, укрылся шкурой и уснул.
Проснулся с первыми лучами и машинально протянул руку, чтоб нащупать телефон на прикроватной тумбочке, но под рукой оказался только борт обласка. Настроение сразу опрокинулось в безысходность. Пришлось мириться со своей участью и как-то коротать время, ибо было совершенно непонятно, зачем он тут и что делать дальше. Когда вылез из кустов, чтоб умыться, то увидел вчерашние обласки, которые запутались веревками в притопленных кустах. Вода за ночь поднялась, и потому с островка нужно было уходить. Но куда? Если вниз по реке, то это путь на Север, вглубь тайги и безлюдье. А против течения плыть никаких сил не хватит.
- Нет, - подумал демократ. – Надо возвращаться. Да и лодки хантам вернуть надо, ведь столько труда вложено, чтоб  один обласок сделать, а я три угнал.
Сразу вспомнилось далекое село на Кети, где жил дед. Вспомнилось, как они берегли свои суденышки, которые помогали им добывать рыбу, собирать ягоды, добывать дичь, даже на покос и то ездили за реку на обласках. А сбор бревен на реке, и буксировка их к деревенской пристани тоже не обходилась без этих юрких суденышек. Ведь в девяностые годы с бензином в таежной деревне было туго.
Немного подкрепившись вчерашней провизией, Борис, привязал лодки одну за другую, и поплыл вдоль берега по течению, обратно к заимке. Перед стойбищем, он выбросил припасы вместе с туесом, а шкуру оставил. Теперь можно было соврать, что он лег спать, и его унесло поднимающейся водой в реке, вместе с остальными лодками.
На берегу его радостно встретили Жамыг и Йорке. Разумом они были, как дети, доверчивы и не обидчивы, и с такой же простотой могли и соврать, и обмануть. И все беззлобно, по природной душевной простоте.
- Ой-бой, ой, ой! – восклицал Йорке, Большая рысь, наша лодка спас! Что, тоже твоя мал-мал бубен усыпил, и лодка уснул, однако? А река твоя и лодка украл?
- Да, Йорке, так и было. Прибило к островку посередь реки, там и ночь коротал.
7
- Хорошо, однако, коротал, оленья шкура брал. Молодца, однако! – похвалил Бориса Жамыг. – А мы вчера шибко дрался. Мало помню.  Огненный вода много пил, а он всех вокруг костра, однако уложил. Маненько голову лечили. А твоя голова надо лечить? – спросил добродушно хозяин заимки, у которого один глаз почти совсем закрылся и сиял свежим синяком.
Жамыг перехватил взгляд Бориса на своем синяке и, хохотнув, показал на Йорке: - У него тоже кубы, как у лося, который на бегу береза целовал.
Все дружно расхохотались, вытаскивая обласки на берег, чтоб не унесло прибывающей водой.
Но тут случилось неожиданное: веревка у лодки Йорке оборвалась и ее понесло по течению. Хант интуитивно бросился за ней в воду, не умея плавать, потерял опору под ногами и начал тонуть и кричать: - Ой, однако, я пью воду! Ой, уже много воды пью! Ой, ой, ой, однако, я тут рыбам брат стану!
Жамыг тоже не умел плавать, и Борису пришлось, сдерживая смех, скинув пиджак, лезть в воду и, как несмышленого кутенка, вытаскивать хмельного ханта на берег. А тем временем, Жамыг вскочил в свой обласок и пустился в погону за уплывающей лодкой.
Вскоре все благополучно сидели у костра и сушили одежды. Тут же крутилась и Альва, баба Жамыга. Она частенько игриво посматривала на Бориса.
- А где остальные охотники? – спросил Борис, стараясь не смотреть на девушку.
- Два ушли лодка искать, другой в стойбище ушел, - ответил счастливый Йорке.
- А ружья у вас есть? – снова спросил гость.
- Кто такой ружья? - спросил удивленно Жамыг.
- Ну, это такая железная палка и огнем бахает, а зверя пулей убивает.
- А-а-а, - протяжно воскликнул Йорке. – Такой урус казак есть! Пищаль, однако, звать.
От такого ответа у Бориса, чуть в голове не помутилось.
- По всему выходит, что я в эпохе Ермака нахожусь, - подумал про себя демократ. – Наваждение продолжается, а я принял все за
8
действительность. Вот хрен твою корень!
И немного поразмыслив, спросил: - А как у казаков атамана кличут, не Емелька, случайно?
- Не-е-е, Ермак Кучумка утопил, много лета назад. А таперя тута  Сукин атамана, – певуче ответил Жамыг. – Он Кучумка прогнал. Там, - Жамыг показал пальцем вниз по течению Иртыша. – Есть еще атамана, Мясной. На Оби Мещеряк стоит. Казак много, много город воевал, однако. Таперь почти вся Сибирь урус. Но Кучумка еще злой, снова придет, однако.
- Жамыг, я все забываю тебя спросить, где вы меня раненого нашли?
- А-а! Это моя тебя нашел! – вскочил хвастливо Йорке. – На Ермак остров морда ставил, стерлядка ловил. Тама, однако, тебя нашел. Шибко худой был.
- Понял, - задумчиво ответил гость. – Вот, немного башка моя заживет, ты меня туда отвези. Хорошо?
- Карашо! – радостно ответил Йорке.
- А теперь можно и брусничного чая попить! – воскликнул Борис.
- Ты пей, а нам, однако, много хватит, - отказался Жамыг. – Скоро охотник оленя прибежит, чум много ставить надо. Завтра, однако, наш князь Лугуй с атамана Сукин, на охоту зверя стрелять приедут. Налим, стерлядка поймать будем. А ты пей, а потом можешь яранга ходить, Альва ждет тебя. Шибко, однако, от тебя кричать понравилось.
Сказав это, Жамыг хитро улыбнулся и, забрав с собой Йорке, ушел к реке самоловы чинить.
 Испив чаю, гость отправился в чум и увел Альву в укромное место на реке. Там они долго плескались и предавались любовным игрищам. Когда вернулись, то уже вечерело. На поляне было полно охотников. Они на оленях привезли чумы и споро их ставили.
- Как рыбалка? - спросил, от неловкости Борис Йорке.
- Нет, рыба, убежал, однако. Альва шибко кричал, - ответил молодой охотник и засмеялся.
А Альва, как ни в чем не бывало, начала хлопотать с костром и ужином, влюблено косясь на гостя.
- А девочка где? – спросил Борис. – И кто она тебе?
- Сестра моя, стойбище уехал. Что, шибко понравилась, - сузив и
9
без того раскосые глаза спросила Альва.
- Глупая ты, она ж совсем ребенок еще! - возмутился гость.
- Еще одна зима, баба будет.
- Потому и живете мало, что блудите рано, - съехидничал Борис и налил себе горячего настоя из Иван-чая .
До самых звезд ханты возились с чумами, а потом до сонных звезд сидели возле костра, молили духа огня и духа заимки, чтоб они завтра хорошо гостей встретили. Жамыг подарил гостю новую распашонку их кожи молодого олешка. Потом ханты немного попели песни о героизме своего племени и разошлись по чумам. Борис остался спать у костра, чтоб Альва не приставала. 
С утра было целое столпотворение: снова задабривали духов, варили знатный завтрак, надели праздничные одежды.
К полудню появились гости. Князь Лугуй на белом коне, его воины, человек пятнадцать, а с ними несколько женок, кто на оленях, кто пешком с нардами и поклажей на них. Атаман Сукин прибыл с десятком казаков и все верховые. Встречали их всевозможными подношениями, а князь, атаман и, приехавший с ними шаман, были одарены соболиными мехами. Ну и не обошлось и без огненной воды.
 Пока гости размещались по чумам прибыли еще гости из враждующего племени вогулов, во главе с князем Чалкун и шаманом.
Весь лагерь взбудоражился. Многие схватились за копья, ножи и стрелы. Но оказалось, что тревога напрасна, гости приехали договариваться о мире.
Первыми на переговоры вышли женщины, что постарше, с каждой стороны по одной. Они, как чайки крыльями, взмахивали руками и, перебивая одна другую, выкрикивали каждая свое и возле каждой стоял свой шаман.
- Моя не хочет плакать! – выкрикнула одна.
- Моя не хочет смотреть мертвых сыновей и мужей! – выкрикнула другая.
- Моя хочет покой очага! – снова воскликнула, как чайка первая.
- Моя не хочет рожать детей на смерть, - вторит ей вторая.               
- Моя братья хотят брать в жены ваших дочерей, а не смерть от ваших стрел! – проголосила первая
- Моя мужчины хотят мирно пасти оленей! – крикнула вторая.
10
Так они кричали минут пять, а потом все обратили взоры к шаманам. Но те отрицательно покачали головами, мол, нет, не договорились.
Тогда от каждого племени вышли по охотнику, самые знатные и храбрые воины. Они по очереди и в полголоса, что-то говорили друг другу, а шаманы слушали. Но и эти переговорщики не добились мира, по мнению шаманов.
Тогда настала очередь договариваться самим шаманам. Они сели спиной друг к другу на траву с бубнами и колотушками в руках, а у ног каждого из них, свои воины воткнули в землю, крест-накрест, по два копья.
Шаманы, с закрытыми лицами, начали легонько постукивать в бубны, постепенно усиливая и ритм и громкость. В такт бубнам вздрагивали и тела шаманов. Спины их соприкасались в понятном только им смысловом ощущении. Вскоре над заимкой, ритмичным гулом, возникло чувство единства вековых традиций. Души людей наполнились ликованием, а глаза слезами. Сдерживали их только мужчины, а женщины плакали и счастливо улыбались. Вдруг шаманы разом прекратили камлать, положили бубны на колени и раскурили трубки, а потом поменялись ими. Когда в трубках кончился табак, шаманы встали, повернулись лицами к своим князьям и замерли в ожидании. Князья окинули взглядом свой улыбающийся народ, и согласно кивнув, друг другу головами и обнялись.
Тут же все кинулись разводить совместный костер. Женщины поднесли всем по чарке огненной воды. А потом начался всеобщий танец воинов. Они ритмично стучали о копья друг друга, топали о землю ногами, поворачиваясь телами то в одну сторону, то в другую, словно выглядывали дичь. И при этом делали вид, что бросают подаяние в костер духу огня. Далее, под ритм, все разом,  они осторожно подкрадывались к невидимому зверю, а потом с боевым криком нанесли победный удар. И снова благодарили духа огня и просили прощения у убитого зверя.               
Потом воинов сменили женщины. Они имитировали, как нянчат детей, как разжигают очаг, как готовят пищу и вскрикивали как чайки, лаская крыльями огонь и поднося духу костра угощение.
Потом они вновь гостям налили по чарке огненной воды,
11
 задобрили ее духа огня, расстелили шкуры и выставили угощение. Все расселись на означенные места, каждый снова, от своего круга, сделал подношение духу огня, и в дело вступили певцы былинных сказаний. И это продолжалось до самого утра.
А с первыми утренними лучами, все пошли на взгорок, к идолу, который олицетворял великого воина Манти, убивший волшебницу  Бугады, отнял у нее Солнце и вернул людям. Принесли ему дары тайги и воды. Потом пошли к реке и славили духа воды, а потом пошли к могучему кедру и славили духа леса. Потом опять жгли костер и пели песни. А к полудню все заснули, кого, где сон застал, и только олени не спали, да собаки изредка тявкали в сторону тайги.
Не спал и Борис, ибо он внаглую выспался, привалившись к чуму, пока все слушали эпос и славили духов. Да и отвар из трав помог улететь в полон сна. А пить вонючую сивуху Борис отказался. Но, как только проснулся, его начал преследовал вчерашний подозрительный прищур глаз думского воеводы Сукина. Безысходность томила душу и будоражила мысли. Этот рыжий детина, чем-то смахивал на Кабана, получившего пулю в лобешник.
Истошный храп нескольких глоток путал мысли и поднимал со дна сознания злость. Борис сплюнул в сердцах и пошел на берег реки. Разделся донага и плюхнулся в прохладу воды. Накупавшись до гусиной кожи, вылез, одел штаны и присел на обласок. Тяжкие думы опять окутали невидимой сетью. Но их прервала Альва. Она тихо подсела рядом и тоже уставилась на воду. Немного помолчала, а потом спросила: - Борис, а ты далеко-далеко, был?
- В других странах, что ли? – переспросил нечаянный любовник.
- Ага, - по-детски, заговорщицким тоном, ответила женка.
- Был, кое-где.
- А моя слышала, что есть такой далеко, где снег желтый и горячий, деревья и трава нет, и олени плюются. Это правда?
Борис хохотнул коротко и, сдерживая смех, ответил: - Правда.               
Только это не олень, а верблюд. У него на спине два маленьких чума, а в них жир про запас. И эти верблюды в два раза выше оленей. Две недели могут воду не пить.
- Да-а-а, - сказала задумчиво Альва. – Мир, однако, больше наших мыслей.
12
- Я рад, что твои мысли далеко улететь стремятся. Это говорит о том, что в твоей голове не только забота об очаге.
- Женщине так далеко думать нельзя, очаг потухнет. А моя так и тянет далеко, - вздохнув, ответила Альва. – Что мы тут в этом мире узнать успеваем? Только то, что видим. В верхний мир и нижний мир, только шаман ходит. А в этом мире моя уже многое знает. Только не знает, что завтра будет, что маленько вперед сегодня будет. Не знает, будешь ли ты моя снова любить.
- Ну, вот, все твои мысли обратно издалека прилетели.
- Это от того, что далеко думать не умею.
- Нет, это от того, что мало еще об этом мире знаешь. Хотя, в моем мире, некоторые хоть и знают много, а дальше корыта со жратвой не летают.
- А можно, моя на твою макушку слетаю? - с неожиданно игривостью спросила женка.
- На шее катайся у Жамыга, - не поняв, парировал Борис.
- Глупый. Моя рану хочет лечить.
- А, ну, валяй, лечи.
- Не надо моя тебя валять, моя так посмотрю.
Борис хохотнул и склонил покорно голову.
- Однако, Тарен не шибко злой на тебя. Рана свой рот закрыла.
- Кто такой Тарен?
- Дух раны. Если рана плохо уходит, то Тарен надо красный тряпка дарить или красный ягода, или красный цветок.
- У ханта, куда не посмотри, везде дух. Смешные вы.
- А как же? Все живой! Даже камень живой! И у него душа есть!
- Ну, уж это враки.
- Совсем нет? Есть душа, которая снаружи, и мы ее видим. А душу в камне мы не видим, но там есть. Шаман, однако, видит!
- Ну, то шаман, он много чего может насочинять.
- Глупый ты, Борис, однако! – воскликнула Альва. – Твоя ягоду видит? Видит! А вкус ее видит? Нет! Вот так и камень! – победно заключила женка, колдуя над раной. – Вот моя тебя травой лечу. Твоя траву видит, а силу ее не видит. Только потом думаешь, когда рана ушла.
- Все, сдаюсь! - расхохотался Борис и обнял Альву.
13
Но та легонько, но властно высвободилась из объятий и сказала с укором: - Однако, не хорошо. Гости чужой много. Стыдно.
- Да храпят они все, как медведи! – попытался удержать Борис женку.
- Моя не спит! - коротко ответила хантка, откинув протестом его желание и пошла в чум.
Чтоб ускорить ход времени, Борис вернулся к прогоревшему костру, который все еще припекал жаром углей. Присев на корточки, налил себе отвара. Только поднес чарку к губам, как кто-то сзади положил ему на плече тяжелую руку.
Борис покосился и понял по одежде, что рука принадлежала сотнику атамана Сукина. Внутри у Бориса что-то предательски екнуло, но он собрал в кулак свою волю, и не глядя на него, спросил: - Что нужно?
- Правду, - с небольшим напрягом в голосе, ответил сотник: - Вот, не пойму, что ты за зверь такой: волк, еж или ерш?
- Человек я, - обрубил домыслы Борис и уже без страха, подбодренный хмельницким, глянул сотнику в лицо.
- Из каких таких, мне не ведомых краев будешь? И я к тому, спрашиваю, что рубашка под оленинкой у тебя странного покроя, штаны из дорогого сукна, да и обувка диковинная.
- Верно приметил. Из далека я. Ты, поди, в тех краях и не был, раз
это тебе в диковинку кажется.
- А точнее? – наседал казак.
- Путешествую я по миру. Вот и сюда приплыл, да ограбили меня. Тюкнули по башке и золотишко забрали. Вот, взамен, дырку на макушке оставили.
- А где тюкнули-то?
- На острове, где Ермак Тимофеевич в последний раз ночевал. Там меня без памяти Йорке и нашел.
- Ладно, считай, что я тебе поверил и спрашивать боле не буду, ибо все одно соврешь. Саблей махать умеешь или из пищали палить?
- Да можно попробовать, только на палках, - предложил Борис, ибо он не плохо владел этим видом спорта, под названием Арнис.
- Ну, на палках, так на палках, - согласился сотник, и направился к тальнику. Там он вырубил саблей две палки, кинул одну Борису и с
14
ходу сделал выпад, но тот успел перехватить удар и нанес ответный. Бой закипел. Борис сражался молча, а казак изредка хмыкал и восклицал: - Молодца! Молодца!
Улучив момент, сотник отразил выпад и ударил Бориса ногой в живот, от чего тот упал навзничь, но превозмогая боль, продолжал отражать удары и постепенно поднялся на ноги, чем заработал еще одно: - Молодца!
Придя в себя, Борис в свою очередь выцелил момент, отбил удар, сделал шаг навстречу, захватил руку казака и бросил его через себя. Тот брякнулся о землю и выставил вперед палку, но Борис прекратил атаку и подал ему руку. Казак принял помощь и встал на ноги.
- Ну, я так кумекаю, что людей ты не рубал в бою?
- Верно мыслишь. А вот стрелять приходилось, - и тут Борис вспомнил лихие девяностые.
- Ну, а в сотню мою не желаешь? Будешь учить молодых казаков своим уловкам.
- Прости, брат, но у меня свои дела.
- А не Кучумкин ли ты лазутчик?
- Если бы это было так, то я бы еще ночью утек, а то и вчера. Я ведь знал, что вы приедете на заимку.
- Все одно, мутный ты какой-то. А может, ты атамана Сукина подослан убить или отравить? А?               
- А смысл? Пришлют другого воеводу из Московии, - парировал Борис выпад, и вдруг признался. - К Ермаку на остров мне надо. Понял? – как палкой по лбу, ошарашил он ответом, сотника.
- Свят, свят!- закрестился ошалело казак и попятился.
- Я не шучу и в своем уме. Мне непременно надо на остров, где Ермак последнюю ночь коротал. Дело у меня к нему есть! - совсем добил признанием Борис сотника, и тот кинулся тормошить шамана князя Лугуй.
Когда шаман открыл глаза и осознал ситуацию, сотник что-то ему сказал и показал пальцем на Бориса. Шаман впился глазами в странного субъекта, а тот мысленно перекрестился и попросил Господа защитить его душу от вероломства язычника.
- У него ваш Бог, - сказал шаман сотнику. - Он не дает смотреть мысли человека.               
15
- Ну, слава Тебе, Господи, Иисусе Христе, сыне Божий! – перекрестился сотник и добавил: - Знамо не басурман, и то ладно. Только как он будет с мертвым разговаривать? Он, что, тоже шаман, а можа колдун?
- Нет, не колдун, но что-то демоническое в нем есть. К тому же он из другого мира, однако.
- Из верхнего или нижнего? – спросил совсем озадаченный сотник.
- Из дальнего, - прищурясь, ответил шаман и поманил к себе пальцем Бориса.
Когда тот подошел, шаман встал и обнюхал его лицо и шею, а потом спросил: - Помощь нужна с Ермак говорить?
- Я еще сам не ведаю. Если не получится, то прибегну к твоей помощи, ибо сюда я попал по воле Ермака, и посредников меж нами не было.
- Однако, от тебя вреда нету. Ищи свой Ермак, - сказал шаман и пошел на горку к идолу.
Вскоре и хозяева, и гости разом зашевелились, как муравьи и последовали за шаманом. Началось задабривание духа Солнца, духа тайги, духа лося, чтоб охота была удачной, ибо они нарушали закон тайги, не охотиться летом. Но думскому воеводе Сукину это было пустым поверьем, а Лугуй ему не перечил.
Два шамана, князь Чалкун и воевода Сукин, стояли на почетном месте, а остальные расположили полукругом сзади.
Потом жгли костер, и каждый, кто собирался на охоту, прошел обряд очищения огнем. А после пили чай, на травах и немного порадовали брюхо постной пищей, чтоб легко было на охоте.
Когда все церемонии закончились, Борис упросил Жамыга оставить ему в помощники Йорке, и тот без колебаний согласился.
Вскоре остяки, обменявшись подарками, удалились восвояси, а ханты с казаками отправились на охоту.
Собравшись в дорогу, отплыли и Йорке с Борисом. Провожала их Альва. Она старалась не плакать, но слезы сами катились по ее прекрасному лицу.
Гребли в два весла вверх по Иртышу и к вечеру свернули в реку Вагай. Вскоре показался остров поросший сосняком и прибрежными
16
кустами тальника. Наметили издали, где берег чист от растительности и направили туда лодку. Когда до берега оставалось меньше полета стрелы, гребцы заметили, что остров перестал приближаться. И сколько бы не налегали они на весла, а до острова дистанция не менялась. И когда уже начали затекать мышцы, вдруг, весь пейзаж, как бы сделался полупрозрачным, и лодка вместе с гребцами молниеносно проскочили сквозь остров, и оказалась за пределами противоположного берега. Борис огляделся и увидел, что сосняк находится в сотне метров за спиной.
Пришлось разворачиваться и плыть обратно к острову, но уже с тыльной стороны. Но и эта попытка не увенчалась успехом. Снова берег перестали приближаться, а потом остров мгновенно наехал на лодку и оказался за спиной у гребцов.
Делать третью попытку уже не хватало сил, и надо было перевести дух и обдумать ситуацию. Для отдыха пристали к берегу напротив острова.
- Ну, что ты, Йорке об этом думаешь? – спросил озадаченно Борис.
- Чудно, однако. Остров нас не пускать к себе. Твоя, однако, один на остров надо.
- А ведь ты прав! – воскликнул Борис. – Вылазь. А я вот тут через реку и попытаюсь проверить твое предположение. Хант выпрыгнул на берег и оттолкнул лодку. Борис развернулся и поплыл к острову. Пара минут через протоку и вот уже лодка коснулась берега. Борис ступил на               
берег и ничего существенно не изменилось. Тут его окликнул Йорке и позвал к себе. Борис вернулся.
- Давай я Ермак поеду.
- Нет, это мое личное дело!
- Глупый, однако! – ответил хант. – Моя туда и назад.
- Понял, пробуй.
Йорке сел в обласок и так же беспрепятственно посетил остров и вернулся обратно.
- Смотри, однако, твоя и моя вместе нету к Ермак.
- Миры у нас с тобой разные, не совпадают. Я в мир атамана могу попасть, а ты нет. Вот нас вместе остров и не принимает.
- До часа совы, костер вместе сидим. Потом ты на остров костер жечь и Ермак ждать, - посоветовал Йорке. – Дух мертвых в час совы
17
придет, однако.
- Ну, ты умный, Йорке! – Воскликнул Борис. – Не зря я тебя с собой взял!
- Моя здесь живу, не твоя, - ответил вразумительно молодой охотник. – Садись, чай пить будем, говорить будем.
Борис не стал откровенничать о своем житье-бытье, а поведал своему спутнику о разных странах. Йорке и Ермака забыл, все слушал, открыв по-детски рот.
Незадолго до часа совы, Борис взял горящую головню и уплыл  на остров. Нашел там поляну у сосняка и развел костер. Тени вокруг огня сгустились и от колыхания пламени, словно ожили. Мурашки по телу Бориса побежали волна за волной, пока он наливал в две чарки огненной воды, готовясь встретить атамана. И вдруг, жутковато заухал филин и  в ответ ему, захохотала сова, на кроны сосен налетел порыв ветра и из тьмы леса вышел дух Ермака.
Бориса, как током сжало, но он заставил себя встать и приветствовал поклоном атамана. Ермак остановился и молча уставился на гостя.
- Милости прошу к огню, Ермак Тимофеевич, отведать чарку! – еле сдерживая волнение, пригласил видение Борис, протягивая руку с подношением.
Ермак, хмыкнул, воткнул топор в сосну, подошел к гостю, взял чарку и выпил, плесканув остатки в костер. Борис налил по второму               
 разу и снова выпили молчком. И только после третьей чарки, Ермак, отер усы и бороду,  глухо, но иронично спросил: - Чего изволите, ваше сиятельство?
- Да сам, поди, видишь, Тимофеевич, что застрял я, по твоей милости, в этом мире, а как вернуться в свой, не знаю. Помоги.
Атаман снова хмыкнул и сказал: - Нет, по своей милости, ты тута торчишь, ибо ты, в своем лживом воззвании к народу, меня помянул. Вот, дух правды и воспротивился тебе в моем лице! Разве не так?
- Твоя правда, атаман. Каюсь!
- Ты не тута кайся, а перед народом своим покаяние обрети. Да в церкву зайди, да земной поклон сотвори.
- Рад бы, да вернуться не знаю как.
- Это ты теперь думаешь, что рад бы, ибо не укоренилась, не
18
выстрадалась покаянная думка в тебе. А помочь я тебе могу только в этом случае. Но для этого найди мой пояс и саблю, и принеси это мне сюда. Мои доспехи татары растащили….
- Где ж я их сыщу? Столько годов минуло…
- А ты народ поспрашай. Народ все знает, - загадочно сказал Ермак, развернулся и скрылся во мраке леса, оставив топор в сосне.
 Борис некоторое время постоял в оцепенении, а потом зачем-то попытался выдернуть топор, но не смог. Затушив костер, он сел в обласок и вернулся к Йорке.
Тот не спал и весь трясся от страха: - Ой-бой, - прошептал молодой охотник. – Шибко боюсь! Надо огненный вода пить, страх гнать!
- Оставь ты в покое огненную воду! Сопьешься ведь и сдохнешь, как собака! – одернул друга Борис.
 Йорке немного подумал и сказал: - Ты настоящий хант, смелый! А моя плохой хант, боюсь, однако, шибко! Тебе надо шаманом стать, ты с духом Ермак говорил!
- Да у меня у самого мурашки еще по телу бегают, как олени по тундре, - сознался Борис. – А духов бояться не надо, тогда ничего страшного не случится.
- Какой слова тебе дух говорил?
- Ты не слыхал, где боевые доспехи Ермака? – избежал ответа Борис.
- Нет. Однако надо у Жамыга спросить. Он давно живет, много слыхал.
- Ладно, давай спать укладываться, - сказал Борис.               
- Ой-бой, нет! Моя спать здесь нету! Давай, однако, в лодку садись. Отплывем и далеко спать будем.
- Эх, а еще охотник, называешься! – подковырнул ханта Борис и пошел к обласку. Часа два гребли по ночной реке, когда Йорке насмелился показать место для ночевки. Вытащили лодку на берег и в ней, укрывшись шкурами и уснули. Проснулись уже засветло, наскоро поели и отправились дальше. По течению плыли быстро и вскоре увидели заимку. Встретила их Альва. Она, не скрывая радости, позвала их к костру, у которого сидели охотники, только что проводившие своего князя с челядью и казаков, которые оставили два чума на замке.
За трапезой Борис спросил Жамыга, слыхал ли он про доспехи
19
Ермака. Тот помолчал немного, хитро улыбаясь, в седеющие усы, а потом сказал: - Слыхал, однако. Кольчуга, одна Кайдаур-мурзы взял, а другая сильный шаман достался. Пояс и сабля, Карача взял. Кафтан Сайдак взял. А шлем не слышал, однако. Отец Облай-мурзы большой выкуп давал Кайдаун за кольчуга. Пятьдесят верблюдов, пятьсот коней, двести быков и коров, тысяча овец, десять семей невольников, однако, но Кайдаун сказал, нет.
- Ого! – воскликнул Борис. – Это, за какие такие заслуги, так одеяния и доспехи Ермака почитают?
-  Он для народа Сибирь святой, однако, стал! - сказал почтительно Жамыг! - и зацокал языком: - Атамана татарин на рыбалке случайно вытащил у Епанчинских Юрт. Больше десяти дней  в воде был. Когда два кольчуга снимал, Ермак кровь из рот и нос пошел. Всех напугал Ермак, все поняли, что он человек из верхнего мира, человек Большого Бога! Больше десяти дней не хоронили. Шибко кланялись ему, стрелой били, и кровь опять шла. Много чуда было от его одежда! Свет из могилы шел! Сам Карача приехал поклон делать. Много мурзы сон видели про Ермак, что урус Бог будет приходить, и беда татарам грозить. С честью похоронили на священном Боишевском кладбище, за оградой, однако. Много лет прошел, теперь эта тайна нет. Теперь это притча стал.
- Вот это для меня новость, так новость! Все новостям новость! – воскликнул Борис. – А с другой стороны, если это притча, значит вранья много, - сказав так, Борис припомнил, что видел он в музее кольчугу, шлем Ермака, даже меч там был, а вот пояса с саблей не видел.               
- Ой-бой, Бориска! Сабля-то у Кучумки, как взять? – спросил озабоченно Йорке.
- А слух надо пустить к татарам, - подумал про себя Борис, а вслух сказал: - Мне дух Ермака поведал сегодня ночью, что пока сабля его у Кучумки спрятана, татары будут всегда проигрывать сражения. Сабля будет мстить за Ермака! Потому Кучумку из Сибири изгонят навечно! И пока пояс атамана и сабля у Кучума в руках, до той поры его наследники меж собой враждовать будут, и потеряет Кучумка власть в своем роду. И что саблю и пояс надо тайно вернуть на остров, где погиб Ермак, чтоб избежать беды Кучумке!
- Ой-бой! – воскликнул Йорке. – Моя тоже видел дух Ермак.
20
Шибко боялся! А Бориска смелый хант, однако, огненный вода с ним пил!
Все охотники, что сидели вокруг утреннего костра, переглянулись, зацокали языками и стали прятать глаза, ибо каждому захотелось быть первым для чужих ушей у этой новости. И они тут же засобирались на охоту. У костра остался только Борис и Альва. Они заговорщески посмотрели друг на друга, и пошли к реке. Но предаться любви им было не суждено, ибо через реку плыли два коня и рядом с ними два человека. Это оказались казаки, которые спросили, где хозяин заимки. Когда узнали, что они ушли на охоту, то попросили показать, в каком направлении надо ехать, чтоб до атамана Сукина добраться и до мурзы Лугуй. Альва спросила:  - Зачем твоя Лугуй и атаман?
- Гонцы мы, от атамана Мещеряка, спешим сообщить, что Кучумка опять войной идет. Народ собирать надо.
- Ой-бой, ой-бой! – запричитала Альва и повела показывать две тропы, по которым утром уехали гости.
По пути казаки спросили про Бориса, кто он таков.
- Он Ермак на острове видел. Огненная вода с ним пил и опят туда пойдет. Ермак так наказал.
- Свят, свят, - закрестились казаки. – Колдун никак? От такого подале надо быть. Ты-то не боишься на заимке такого человека держать?
- Нет, однако. Шаман говорил, он из другой мир, - сказала лукаво Альва и показала пальцем вверх. – Еще ему Ермак сказал, пока сабля атамана у Кучумка, всегда будет победа урус.               
- И правда знатный человек! – воскликнул казак. – Ладно, ехать надо.
И казаки ускакали, каждый по своей тропе. День под крылом тревожных новостей тянулся томительно долго. К вечеру вернулся Жамыг, Йорка и остальные охотники. А часом позже, когда кровавый закат окрасил весь горизонт, через заимку потек ручеек воинов. Постепенно ручеек превратился в реку. Шли пешие и ехали конные. Ханты, манси, вогулы, казаки. Появилось множество лодок, которые перевозили воинов. Кто на надувных шкурах переплывали Иртыш, кто вплавь с рядом с конем, кто сидя на лошади. Только к утру поток воинов иссяк.
21
Не терял времени и Борис, он выпросил лодку у Йорке и уплыл на остров. Вода на реке спала. К полудню Борис был на острове. Спрятал лодку в кустах на мысу, так, чтоб с протоки ее не увидели и случайно не наткнулись ночные гости. Выбрал лежбище себе, откуда можно было видеть поляну, на которой когда-то отдыхала дружина Ермака.
В первую ночь ни кто не появлялся. Это Борис понял только когда проснулся, роса на траве была не сбита и трава не примята. Но едва заметный след он все же разглядел, который вел прямо к нему от той сосны, где Ермак воткнул топор. Он все еще торчал в дереве. Борис приподнимаясь заметил, что тело его вроде, как бы отяжелело и что-то
одето чужое на него. Когда глянул на себя, то от удивления оторопел: на нем была двойная кольчуга поверх кафтана, а рядом лежал шлем. Борис схватился за лицо и нащупал бороду. Оттянул волосы, они были черны, как смоль. И тут заговорил внутренний голос: - Не дрефь, паря, теперича ты, это я, а я, это ты. Ложись и не шевелись, скоро гости будут.
И верно, еще не успела высохнуть роса, как на той стороне протоки, зашевелились прибрежные кусты и появились татары с надутыми бурдюками. Больше десятка басурманов, переплыли на них на остров и начали разводить костер. Один из них заметил воткнутый топор в сосну, подошел и повесил на него пояс с саблей.
Когда костер запылал и татарский шаман начал свой танец, Ермак в Борисе сказал: - Вот, теперича пора и нам показаться на свет Божий. Одень шлем и отползи тихонько к воде, окунись в нее и выйди, не страшась к костру.
 Борис так и сделал. Когда он поднялся из воды, то его тут же
увидели татары и с воплями упали на землю. Упал без памяти в магическом трансе и шаман. Тяжелой поступью, Борис в образе Ермака, миновал татар, подошел к сосне, одел на себя пояс с саблей и, выдернув топор, пошел к костру. Татары завыли еще сильней. Один из них от страха попытался выстрелить из лука, но Борис метнул в него топор и тот навеки угомонился, опрокинувшись навзничь. Потом выхватил саблю и зарубил шамана и двух татар. Остальные бросились к бурдюкам. Не спеша, Ермак взял басурманский лук и, одного за другим, начал укладывать неприятеля, сознательно, дав уйти, двоим.
- Пусть бегут, братья басурмане. Теперь они верно посеют панику в стане Кучумки, а мы двинем следом.
22
На татарском бурдюке Ермак переплыл протоку и поймал одного из коней, коих в панике оставили басурмане. Следы лошадей паникеров были хорошо видны, и атаман поскакал за ними. Когда он выехал на бугор, то увидел, что пара всадников, скачущие от него по лощине, оглянулись и, заметив его, пустили коней в галоп, нахлестывая их плетьми. К полудню он доскакал до бранного поля с тыла войска Кучума, которые осадили бугор с русскими войсками. Засев за засекой, казаки отстреливались двумя пушками и многочисленными пищалями. В лощине Кучум теснил войска Сибирских мурз. И тут из леса выкатилась лавина конных казаков.
Заревел в восторге и Ермак, ехавший с тыла Кучумки. Зычный голос атамана неестественно громко зазвучал над полем брани, и что-то загрохотало за его спиной. С удивлением оглянулся и Ермак: позади него несся грозовой фронт. Молнии и громы неистовствовали так, что заглушили все звуки на поле боя. И ко всему этому возникли, в блеске молний и отсветах клубящихся туч, небесные воины в русских доспехах. Войско басурман разом смешалось, заметалось по полю и кинулось бежать от атакующего их видения Ермака, с его небесным войском, и конницы казаков  на поле. Татар гнали, рубили, кололи, топили в реке, а они кричали: - Казак Кучумка обманул! Сабля зачем Ермак вернул? Шайтан беда! Шайтан беда!
Когда погоня закончилась, то все казаки кинулись искать Ермака. Они видели, в отсветах молний, как он рубал налево и направо Кучумкиных вояк за тальником, в реке на мелководье. Вода покраснела от басурманской крови. Плыли по реке побитые враги. Вороны тучей               
носились под притихшей грозой, а атаман, как сквозь землю провалился.
Нашли на том месте, только верхового с саблей, в оленьей рубахе ханта, а обликом русича.
- Ты чей будешь? – спросил один из казаков. – И не видел ли тут Ермака?
- Если начну сказывать, то у тебя волосы дыбом встанут, от моей сказки, - ответил уклончиво Борис, оглядывая себя, ибо одежда забрызганная кровью, была на нем не атаманская, а его, только пояс и сабля были Ермаковские.
- Че ты к нему пристал, - вмешался другой казак. – Видишь он весь
23
в крови, а значит знатно рубал нехристей.
Тут подбежал Йорке с окровавленным копьем и вмешался в разговор: - Моя друг он! Урус моя заимка живет.
- Братцы, а че это за видение было над полем браны? Кто видел Ермака и его воинство?
- Я! Я! Я! Все видели! Чудо, однако, было! Вот и победили Кучумку! Теперь супостат долго не сунется, в рот ему дышло! – загалдели казаки.
- А сабелька-то у тебя знатная! - сказал седовласый казак. – На атаманскую смахивает. Не ты ли в образе Ермака басурман в страх вогнал? Колдун, никак?
- А ты знал Ермака? – спросил Борис?
– Водку вместе не пили, но видел один раз, когда он меня в ватагу свою агитировал.
- Вот и я его видел…
- Не нашенский ты какой-то, - с прищуром процедил сквозь зубы все тот же седовласый.
- Не видишь, черт старый, что он тоже весь в басурманской крови? – прикрикнул на него один из казаков. – Отвянь от человека!
- Поехали домой, - сказал Йорке и, взяв под уздцы коня Бориса, повел его в сторону реки Вагай. А ватага хантов и манси поспешили собирать своих убитых и раненых.
Казаки погалдели и тоже последовали примеру людей тайги, собирать своих побитых и увечных казаков. Басурманов не  хоронили, а скидывали в реку и те плыли табунами по кровавой реке. Кого было
далеко тащить до воды, кидали в овраги, на корм лесному зверью, да воронам.
Своих убитых казаки повезли по куреням и засекам, к родичам и семьям.
До речки Вагай Борис и Йорке поочередно, кто ехал, кто за стремя держась, бежал. Протоку Борис преодолел на бурдюке, на острове столкнул обласок в воду и переплыл на другой берег протоки, а Йорке перебрался к нему на коне.
Ночевать они остались на берегу против острова Ермака. Бояться у ханта уже не было сил после битвы с татарами. Когда разожгли костер, то Йорка спросил: - Борис, ты видел Ермак на поле?
24
- И не только видел, а сам был Ермаком.
Борис, как было, так все и рассказал. Хант поцокал языком и спросил: - Где теперь атаман?
- Наверное, на острове. Раз он меня не пускает из вашего мира и саблю не взял, то ему что-то еще надо от меня. И я примерно догадываюсь что: кто-то меня предаст. Никак атаману моя кровь нужна…
- Ой-бой! – воскликнул хант. – К твоя враг скоро ходит… Шаман, однако тебя плохо глядел. Жамыг Альву ревновать будет. Казак, вон, косо глядел. Сотник атамана Сукин, тоже зуб скалил. Охотники своя шамана понимают, а твоя нет, однако.
- Многие теперь меня сторониться будут, - вздохнув, сказал Борис. – Ты тоже боишься меня?
- Нет, однако. Ты Йорке худо не делал. Ты Йорке в одной лодка спал. Йорке тебя от казак уводил.
- Значит ты мне друг?
 - Однако, друг, - улыбнулся хант и добавил. – Давай, глаза закрывать будем, утро ждать.
Спали друзья, как убитые в обласке, который, втащили в  невысокий кустарник на крутом берегу. Сам Ермак охранял их сон, отгоняя кошмары прошедшей битвы. А перед самым рассветом толкнул в бок своего подопечного и исчез.
Борис ойкнул и огляделся, и как раз вовремя, ибо к берегу причалила лодка с тремя татарами.
Толкнув друга, Борис показал на гостей и сказал: - Выползаем тихо из лодки. Ты вон за тот куст, а я за этот. Как только они подойдут на               
удар сабли ко мне, ты кидай копье во второго, а я рубану саблей первого, а там видно будет, как совладать с третьим.
Татары тихо приближались, карабкаясь на крутизну. Первого зарубил Борис и выхватил у него пистолет. Второй, пронзенный копьем, упал на третьего. Тот попытался подняться, но его уложил из пистолета Борис.
- Ну, вот, видишь, как мы их дружно угомонили! – сказал  Йорке Борис. – Теперь надо уходить отсюда. И спасибо Ермаку, это он, видимо, меня в бок ткнул загодя. Я на обласке поплыву, а ты на коне скачи. Встретимся на заимке.
25
Борис забрал у басурман оружие, припасы к пистолетам и ружью.
Йорке брать огнестрельное оружие отказался, а добротный лук и стрелы взял.
Вдвоем они сбросили трупы в воду. Потом стащили обласок в реку, обнялись и Борис поплыл вниз по Вагай реке к Иртышу. Держа перед собой наготове оружие. Плыл долго. А хант поскакал на коне напрямик.
Подплывая к берегу заимки, увидел Йорке. От него узнал, что на заимке нет никого, кроме Альвы, а все воины с битвы вернулись еще ночью. Что Жамыг погиб. А погибших воинов хаты и манси схоронили в тайге, не далеко от поля битвы.
- Да, беда, - сказал Борис. – Осиротела заимка. Не мешало бы помянуть Жамыга.
- Пойдем, однако. Альва все уже наготовила. Сказала твоя ждать.
- А она где? Что-то у костра я ее не вижу.
- Она Жамыга хоронит.
- Как? Одна? Его, что привезли сюда?
- Нет. У нас обычай: когда  муж мертвый далеко или зверь съел, или река утонул, баба делает куклу мужа, приносит ему шкуру лисы, с которой за мужа ходила, и дома три дня хранит, а потом тайга несет. Потом много плачет, песни поет про мужа, какой он охотник смелый был, однако.
- Ну, мы плакать не будем, а помянем добрым словом, - уточнил Борис, садясь на шкуру у костра.
 - Ой-бой! Твоя совсем хант стал! Обычаи чтишь, - воскликнул               
довольный Йорке. И, сложив ладони вместе, поклонился костру и сказал почтительно: - Пусть Жамыг будет хорошо в Верхнем мире у Номы-Торум!
- Царствие ему небесное! - поддакнул другу Борис.
 Йорке немного помолчал задумчиво, а потом запел, ритмично стуча палочкой о древко копья. Йорке не пел про детство Жамыга, ибо он годился ему в сыновья. Йорке пел, какой Жамыг был хороший человек, добрый, не злопамятный и не жадный. Какой он был смелый и меткий, но справедливый охотник. Какой он был отважный воин. И жаль, пел он, что не видел, как погиб Жамыг на поле боя и как его похоронили, и какую песню пели всем погибшим воинам вместе с ним.
26
Пел он про его двух умерших женок. Пел про овдовешую красавицу Альву. Пел про осиротевшую заимку.
Пел про пять красивых душ Жамыга: про душу Лиль, про уходящую душу, про сонную душу, про возрождающуюся душу и про сильную душу.
Спел о том, как теперь Альва плачет в чуме над его куклой. Спел и про то, как Йорке и Большая рысь поминают его добрым словом и хорошей песней.
- Молодца, Йорке! – сказал Борис. – Хорошо спел!
Потом долго молчали. Когда стало скучно, Борис предложил: - Йорке! - сказа он. – Хочешь, я тебе анекдот про чукчу расскажу?
- Кто такой анекдот? - спросил Йорка.
- Это маленькая шуточная сказка.
- Давай, однако.
- Привязали чукчу с голой задницей на муравейнике к березе. Сидит чукча и видит, что недалеко и русский тоже с голой задницей на муравейнике сидит. Русский тоже его увидел и спросил: - Тебя за что привязали? Чукча отвечает: - Медведя убил и шкура попортил! А тебя за что? Русский говорит: - Бабу свою убил.
- Ой-бой! За что? – воскликнул чукча. – У нее же меха с ладошку, однако!               
Посмеялись друзья и Йорке говорит: - Хороший сказка! Я тоже такой знаю. Слушай.
- Пошел чукча с сынов в лес. Убил чукча лося. Говорит: – Это мясо! Потом убил соболь. Говорит: – Это мех! Потом спрашивает сына: - Все понял? Сын ответил: - Все, однако. Тогда чукча говорит: - Ну, теперь твоя на охоту иди. Приходит сын с охоты и говорит гордо: - Вот, урус казак! Это - ружье, порох, пули, огненный вода, сабля и огниво!
Друзья посмеялись, а потом Борис еще анекдот начал: - Заблудились двое чукчей в лесу. Один говорит: - Постреляй, может, кто нас услышит. Чукча пострелял. А другой говорит: - Что-то моя никто не слышит, постреляй еще. Второй ему отвечает: - Однако моя стрелы кончились.
- Вот, глупый чукча, однако! А теперь я расскажу, - сказал Йорке.
- У чукчи отца был три сына. Захотел он их женить. Дал им лук и стрелы. Первый выстрелил старший сын, стрела в тайга улетел. На
27
дочке старого охотника женился. Второй сын стрелял, стрела на берег реки улетел. На дочке старого рыбака женился. Младший сын стрелял, стрела в болото улетел. Жаба стрелу поймал. Чукча ее целует в рот, а жаба говорит: - Я, однако, шибко заколдована, целуй меня пониже живота!
Снова расхохотались друзья, совсем забыв по покойного Жамыга.
И опять анекдот начал рассказывать Йорке: - Пришел чукча к чукче в гости, а хозяин чума шкуру новую медведя смотрит, и ни одной дырка нет. Гость спрашивает: - Твоя, что в медведя не стрелял? Хозяин отвечает: - Десять раз стрелял! Гость опять спрашивает: - Убил, а почему дырка нет?! Чукча и говорит: - Моя не попал. Гость опять спрашивает: - Как медведь мертвый стал? Чукча в ответ: - А он сдох, однако, от смеха.
- Весело с тобой Йорке! – воскликнул подвыпивший Борис. – Ты настоящий хант и охотник, смелый воин, и хороший друг! А скажи, Йорке, тебе нравятся русские казаки?
- Нет, однако, - вдруг помрачнел хант.
- Что, забижают казаки местное население?
- Мал-мало, однако. Их князь и сотник глаза на это не смотрят. А
надо жить мирно.
- А конкретно, почему ты казаков не любишь?
- Обычаи ханта не чтят. Зверей летом бьют. У зверя тайга дети есть, бить нельзя. Пропадает дети. Казак в святых озерах рыбу ловит, священный остров оскверняют. Огненная вода возят. Хант много пить стал. Пьяный хант, плохой хант. И моя плохой хант.
- Ну, тут ты пожалуй прав Йорке.
- Ладно, говорить нету. Йорке гостевой чум спать пошел.
- Ну, вот! А еще другом называешься. Что ж  я теперь один у костра сидеть должен?
- Зачем один? С духом костра сиди.
- Нет, лучше я пойду Альву пожалею.
Друзья разошлись по чумам. Молодой охотник упал и уснул, а Бориса Альва из чума выставила, сославшись на траур по убиенному мужу.
        Чтоб разогнать скуку, гость, взяв полное вооружение: два пистолета, пищаль и отправился на коне вверх по берегу Иртыша, чтоб испробовать оружие. Конь оказался не пугливый. Он, видимо, испытал
28
все на своем веку: и запах чужого, и запах крови, и запах пороха. В седле Борис себя чувствовал не совсем уверенно, хотя бывал в бандитские времена на ипподроме и несколько раз садился на лошадь покататься для интереса.
А теперь испробовав, в течение часа, на разных типах бега, скакуна, сердце охватила знакомая удаль. Стали до тошноты противны бюрократические бумажки и трепотня. В сердце возник воинственный протест против политического и меркантильного блуда ума. Захотелось быть справедливым, сильным и свободным. Захотелось в порыве сердечной доброты обнять весь мир и склонить его к добру! Вспомнилась обида Йорке на казачков, и решил Борис поехать к Ермаку за советом, как помочь хантам, чтоб казаки их обычаи не нарушали в святых местах и охотничьих угодьях, да огненной водой не спаивали. Вернулся он на заимку, взял припасов съестных у Альвы в дорогу, и поскакал вдоль Иртыша к Вагай реке. Ехал долго и под вечер сделал привал. Повечерил без костра в прибрежных кустах. Ночь пролетела в дреме и битве с комарами. С самого утречка, жуя в седле оленину, поехал дальше. До места добрался только к полудню. Развел               
костер на высоком берегу, где с Йорке татар порешили. Кое-как дождался полуночи и встретил Ермака, который пришел к нему с острова по воде на огонек, яки посуху.
- Здрав будешь, Ермак Тимофеевич! – приветствовал Борис атамана.
- И тебе не хворать! - хмыкнув, сказал Ермак. – Зачем приехал? Ты еще не готов возвернуться в свой мир.
- Да я тоже это чувствую, потому причина моего появления в другом.
- Выкладывай, - снова хмыкнул атаман.
- Приехал я посоветоваться. Забижает атаман Сукин местное население. Вольничает в святых местах. Огненной водой изрядно потчует охотников. Ханты очень не довольны. Местный князь Лугуй ему перечить боится. А простой народ ропщет. Бунт может случиться и тогда снова Сибирь станет чужой для Руси.
- Что ж, с важным делом ты явился. Молодца. Повернись-ка ко мне спиной. Да не дрефь. Я просто войду в тебя, и ты снова станешь мной.
29
Борис развернулся и замер. Вдруг, как и в прошлый раз, тело снова потяжелело. Появилась борода. Борис глянул на себя и увидел, что на нем кафтан и кольчуга, а на голове шишак. Топор висел рядом с саблей. Два пистолета за поясом и ружье за спиной были на месте.
- Ну, вот, теперича и в дорогу, - сказал внутренний голос Ермака Борису. – Поезжай полем строго на Северную звезду и к утру мы будем у  Сукина. Он сейчас бражничает и это нам на руку. Похмелье будет у него веселеньким.
И действительно, как только чуть забрезжил светоносным крылом рассвет, показался острожек. Борис, в образе Ермака, подъехал к воротам и стукнул. За воротами кто-то закашлялся спросонья и недовольно спросил: - Кого черти в такую рань носят?
- Посыльный с грамотой от царя Московского! - рявкнул властно Ермак. – Отворяй!
Загремел засов и воротина медленно открылась. Атаман сунул в нос казаку, не весть откуда взявшийся свиток, с болтающейся на шнуре печатью и приказал: - Воеводу не будить, я сам его в чувства приведу. Коня сторожи.
Оторопевший, молодой казак, принял скакуна под уздцы и замер,
уставившись оловянными гляделками на раннего костя, в знатных воинских доспехах. У него и сомнений не было, что это действительно посыльный от царя.
Ермак соскочил с седла и поспешил в светлицу думского воеводы Сукина. У стражника на крыльце строго спросил: - Спит?
Тот сразу смекнул, про кого спрашивает сердитый гость и утвердительно кивнул.
- Веди! – приказал Атаман.
Пока шли по терему, несколько сонных морд служек со страхом выглядывали и тут же прятались. Перед дверями Ермак приказал:            - Стой тут и никого не пускай, и сам не входи! Царь приказал твоего воеводу лечить.
Взяв со столика у окна трехсвечник, атаман открыл дверь и вошел в опочевальню. В нос ударил смрад перегара. Ермак открыл окно и запалил еще один подсвечник на столе, а потом громко кашлянул. Но храпящий Сукин его не услышал. Тогда атаман пнул его по ноге, свисающей с постели. Храп тот час прекратился, словно его хозяин
30
подавился пельменем, от чего сонный казачий голова привстал и закашлялся. Когда горло и зенки прочистились, воевода пьяно спросил, оглядывая колоритную фигуру ночного гостя со свитком в руках: - Ты кто?
- Сначала прочти царев указ! - грозно рыкнул Ермак, и подал свиток.
Воевода нетрезвой рукой взял послание, поглазел на печать, а потом развернул свиток и медленно начал читать вслух: - Податель сего указа, моей царскою волею, царя всея Руси, есть Ермак, сын Тимофеев. Он волен  над тобой, воеводой Сукиным, сыном Василия, учинить суд…
От прочитанных слов свиток из рук воеводы выпал и, выпучив глаза, осипшим голосом он выдавил: - За… что?
- Читай дале! – снова рявкнул атаман и, подняв свиток, сунул в руки воеводы.
Сукин пошевелил губами и продолжил: - Учинить суд по его, Ермака усмотрению, согласно им установленной вины над тобой.
- Как Ермака? Он же того….
- Ну, договаривай! – хмыкнул атаман.
Воевода, какое-то время с ужасом глядел на гостя, а потом снова уставился в грамоту, немного пошевелил губами и спросил, не глядя на странного посланника: - И… какова моя вина?
- Ну, вот, это уже ближе к делу. А вина твоя такова: ты спаиваешь огненной водой новых царевых подданных, нарушаешь их обычаи в охотничьих угодьях их племен, лезешь в их святые места и поговаривают, что и женок их насильно умыкаешь. Если хоть слово вякнешь в свое оправдание, я привяжу тебя, твоей дурной башкой к кобыльему хвосту, суну ей под хвост уголек от костра и выпущу ее в поле.
- Свят, свят, свят! – упав на колени, закрестился воевода, но его оборвал грозный окрик Ермака.
- Святых не трогай, мразь! Если ты еще раз посмеешь нарушить мирные соглашения с местным населением, я приду снова, и тогда пощады не жди! А пока, вот тебе моя печать, чтоб помнил!
С этими словами, что было мочи, атаман хряснул кулаком воеводу под глаз. Голова у Сукина мотнулась, едва не сорвавшись с шеи и он, закатив глаза, упал навзничь.
31
Выйдя из опочивальни, Ермак приказал казаку: - Как очухается воевода от пьянки, то пусть поспешает на заимку, на которой он недавно был. С собой пусть возьмет не более двух казаков. А теперь уложите своего хозяина в постель, а то он в обморок на пол упал от царевой милости.
Пока слуги возились с воеводой, Ермак спокойно вышел во двор, сел на коня и ускакал в рассвет. Солнечный свет растворил облик Ермака и дальше Борис поскакал в своем обличии. На заимку он попал к полудню, а к вечеру прискакал атаман Сукин с парой казаков, среди коих был знакомый Борису сотник. Правый глаз у думского головы был аккуратно замотан чистой тряпицей. Он окинул глазом сидевших вокруг костра охотников и спросил: - Где царский гонец?
Борис ответил, ибо все недоуменно молчали: - Уехал. Но велел беречь второй глаз. И что, царь и самодержец всея Руси, Борис Годунов тобой шибко не доволен.
- И это все?
- Нет. Еще прикажи своему сотнику убрать казачков со священного озера. А остальное тебе ведомо. Если желаешь, то милости просим к костру.
 - А кто тебя уполномочил, мне слово говорить? – спросил зло воевода.
- А Ермак и уполномочил. А печать его у тебя на лице, - ответил, вставая Борис, и взявшись за рукоять пистолета. И добавил: - А Сигизмунду третьему привет передай. Ермак и про это знает, но пока молчит. Так, что думай голова о своей голове.
Воевода скрипнул зубами, окинул всех испепеляющим взглядом, а потом, словно примирительно сказал: - Давай ханта, пусть покажет сотнику, где нам соваться не надо в тайге и где это ваше озеро.
Три охотника встали и поехали на оленях с казаками.
- Ой-бой! – сказал тихо Йорке. – Теперь он твоя враг. Караулить тайга, однако, твоя будет. А за священное озеро, низко тебе поклон.
Следом за молодым охотником все встали и поклонились Борису, а потом Йорке спросил: - Так ты и есть белый царь Борис Годунов?
- Нет, дружище. Просто у нас имена одинаковые. Тебе же шаман сказал, что я из дальнего мира.
- Так Москва тоже дальний мир, - уточнил хант.
                32
- Нет, тут ты не угадал. Я из Сибири. Только я из будущего.
- Где это? – спросил охотник сидящий рядом с Йорке.
- Это тут, на Оби. Только это 430 зим вперед.
- Нет, сказал Йорке. Надо огненная вода пить. Твоя слова голова не лезет.
- Ты же жаловался, что вас казаки спаивают! – упрекнул друга Борис.
- Не выливать же огненную воду? Дух земли пьяный будет. Река тоже пьяный будет. А ветер не пьет, однако. Кончится огненный вода и пить кончится, - парировал Йорке.
- Ладно, неси - духа костра ублажать будем.
Но вылить сивуху в костер им не пришлось, ибо у гостевого чума заволновались собаки и начали лаять в ту сторону, куда уехал голова Сукин с казаками. Борис встал и выстрелил из пищали, куда лаяли собаки. В одном месте дрогнула ветка. Собаки усилили лай.
- Может медведь? – спросил Борис.
- Нет, - сказал один из охотников. - Человек это. На медведь другой лай, однако.
 - Дежурить надо по двое до утра, - предложил Борис. – Я первый с Йорке.
Охотники согласно кивнули и начали укладываться спать, кто у костра, а кто в гостевом чуме. Альва, за весь вечер, так из чума и не выходила.
В полночь сторожа сменились. До утра ночь прошла спокойно. А утром Борис решил ловить охотников за собой на хитрый маневр. На длинную жердь привязали они с Йоркой вверху крестовину. Затащили ее в гостевой чум и просунули в дымовое отверстие. Йорка залез по жерди и сел на крестовину, так, что ему стало видно сверху из дыры чума всю округу. А Борис после этого вскочил на коня и поскакал галопом вдоль берега реки вниз по течению. Отмахав версты две, он переплыл на коне на другой берег Иртыша, углубился в лес и, сделав крюк, вернулся к берегу уже вверх по течению, с версту за заимкой. Переплыл обратно, спрятал коня в прибрежных кустах, дождался Йорке и они вдвоем, прокрались к тому месту, которое облаивали собаки, и засели недалеко, чтоб видеть место вражьей засади. По расчетам Бориса, следившие за ним казаки, должны были вернуться на свой
33
наблюдательный пункт через полчаса.
- Ну, что, видел наших врагов из чума?
- Видел. Двое на конях за тобой тайно ехали.
- Значит, скоро они тут снова объявятся, - резюмировал Борис.
Так и произошло: через означенный промежуток времени, из глубины леса появился два казака, оставили поодаль коней и залегли в засадных кустах, чтоб наблюдать за заимкой.
Держа наготове пистолеты и лук, Борис с другом, тихо подкрались к кустам и тут ветка под ногой Бориса предательски хрустнула. Казаки обернулись, но, увидев, направленное на них оружие, замерли.
- Так, братья казачки, не делайте резких движений! – предупредил Борис. – Стреляю без предупреждения. А теперь, медленно, не поворачиваясь, отложили оружие и отползли на пару шагов назад. И не вздумайте шутить, оба тут и остынете. Вот молодцы! А теперь Йорке проверь-ка их лошадей, и если есть оружие, забери все, что найдешь.
Через три минуты хант вернулся с пищалью, топором и припасами к пищали.               
- Ну, вот и ладненько, - сказал Борис и встал за ствол сосны. –  А теперь, встали с поднятыми руками, и топайте к своим лошадям. А про ножи и не думайте, на замахе пристрелю.
Казаки подчинились и с поднятыми руками пошли к лошадям.
- Передайте своему Сукину, что Ермак снова придет к нему в гости. Пусть готовится, - крикнул им в спины Борис. – И если тронете хоть одного ханта, из Москвы приедет расправа! Ваш воевода к Сигизмунду намылился, а вы, как глупые собаки ему служите. Он сбежит, а вы останетесь, и ответ держать будете. Подумайте, казаки!
Один из казаков остановился и, повернув голову, крикнул: - Ладно, твоя правда! Мы подумали и сюда с бедой больше не приедем. Верни оружие, и мы уедем с миром. А Воеводе напомним, что Ермак гутарил. Мы же тоже русские люди!
- Хорошо! – ответил согласием Борис. – Мы сейчас уйдем. Свое оружие тут заберете, но оно будет разряжено.
С этими словами, Борис выстрелил из брошенных казаками пистолетов и из пищали в воздух. Забросил их в кусты, чтоб не сразу нашли и удалился вместе с другом.
Когда друзья оказались на заимке, Йорке сказал в восхищении:
34
 - Ты Бориска, настоящий хант, хитрый, смелый и умный!
- Не надо, дружище, хвалу на меня изливать. Враги наши могут и новую попытку предпринять, чтоб нам глотки заткнуть. Пусть все охотники заимки по одному спускаются к реке и плывут на ту сторону. Альву тоже прихватите с ее куклой. Пусть там оплакивает Жамыга. Я переплыву на лошади последним.
Через час все были на том берегу Иртыша. А в тайге ханты умели скрыть свои следы.
Йорке Борис наказал, чтоб послезавтра в полдень он его ждал у берега в кустах, примерно, с версту вверх по течению.
- А ты куда, Большая рысь? - спросил Йорке.
- А я прослежу за острогом. Надо посмотреть на реакцию воеводы. А ты следи с этого берега, придут ли гости на заимку.
Когда ханты с Альвой и собаками ушли в тайгу, Борис распрощался с другом и отправился вверх по течению. Верст через пять переплыл на ту сторону и, таясь, поехал к острогу.
В лесу было тихо, только кое-где раздавалось ворчанье ранджы, да изредка постукивал дятел. Иногда хрустала веточка под копытами лошади. Пахло свежей и прелой хвоей. Кое-где еще цвела черемуха и лесная рябина на прогалах. Изредка сновали пугливые, но любопытные белки. На опушке, когда свечерело, заухал филин.
Вот и острог, в оранжевом отсвете заката. Борис спешился, прикрываясь раскидистыми ветвями черемухи. Влез под ее крону и стал наблюдать за воротами крепости. До темна в крепость вошло несколько пеших, и въехала пара конных подвод. Но когда высыпали звезды, из ворот выехали три всадника и поскакали в сторону потухшего заката. Борис, по лесной обочине дороги, отправился за ними. Отъехав, верст пять, со стороны казаков, вдруг раздалось два выстрела. Борис притормозил коня и несколько минут слушал удаляющийся одиночный галоп лошади. Когда топот стих, он выехал на дорогу и увидел пару коней, а седоки лежали на дороге, хорошо видимые в лунном свете. Борис окликнул: - Эй, служивые, есть кто живой?
И немного погодя в ответ услышал стон. Держа наготове пистолет, подъехал к лежащим и все понял. Тот, кто ускакал, уложил своих спутников намеренно. Большая рысь спешился и узнал лежащих
35
казаков: один из них был сотник, и он был жив. Пуля вошла под ключицу. У второго было снесено выстрелом пол лица.
- Сукин, сволота, к Сигизмунду удрал, - простонал сотник. – Отвези нас в крепость, брат.
Пришлось изрядно потрудиться, чтоб взвалить два тела в седла.
Через час он постучал в ворота крепости. На окрик: - Кто тама?
Борис ответил: - Сотника вашего раненного привез и казака убитого.
- А кто их окровавил? И кто ты?
- Ты пока базаришь, сотник кровью изойдет! – рявкнул Борис.
- Да, открывай! Один верховой, а двое в седлах лежат! - крикнул часовой с вышки и выстрелил в воздух.
Ворота разом распахнулись, и вся крепость пришла в движение. Казаков бережно сняли и унесли по своим домам. Раненный сотник сделал указания, чтоб Бориса накормили и напоили, и его отвели в знакомую уже горницу воеводы. Слуги быстро сервировали стол. Казак, сидевший на лавке, к еде и питью не притронулся, а когда Борис закончил трапезничать, спросил: - Может, знатный человек почевать хочет с бабенкой-вогулкой, что в чулане у воеводы живет?
- Нет, - ответил гость. – Завтра же с утра ее к своим сородичам отвезу. А то к вам опять Ермак заявится. Слышал, поди, про оказию, случившуюся с Сукиным, и откуда у него фингал под светлым оком появился?
- Слышал, не глухой. Хорошо, я завтра доложу сотнику, будь спокоен, - сказал простецки казак и покинул опочевальню. Но заснуть сразу не удалось, ибо в палату вошло  трое казаков, они деловито обшарили все шкафы, полки, сундуки, перерыли кровать и заглянули в чулан. Все, какие были бумаги, собрали и унесли, пожелав спокойной ночи.
Борис поправил постель, задул свечу и, не раздеваясь, лег, положив пистолеты и саблю на лавку рядом с кроватью. От подушки пахло потом воеводы, и Борис швырнул ее на пол. Усталость взяла свое, и он быстро заснул поверх одеяла.
Утром снова была трапеза под присмотром того же казака, который после сказал, что его ждет сотник к себе домой. Раненый лежал в своем дому на деревянной кровати. Когда гость вошел, он
36
открыл глаза и тихо сказал: - Спасибо, братец, за подмогу. Нужна ли какая помощь?
- Спасибо, - поклонился сдержанно Борис. – Мне ничего не надо. Просто есть одна просьба.
- Я уже знаю, - ответил сотник. – Хочешь, можешь девку сам отвези в стойбище.
- Хорошо, выздоравливай!
- Нет, братец, - запротестовал сотник. – Ты должен у меня медовухи откушать, а потом и в дорогу отправляйся.
- Да на полный желудок как-то не с руки. Прости, как нибуть в следующий раз за твое выздоровление. Прощевай пока!
Борис распрощался и вышел. У ворот крепости его ждала удивительной красоты вогулка в одежде казачки.
- Ты ли моя избавитель? – спросила она смело.
- Да, вроде я, - ответил, улыбнувшись, Борис и сердце у него               
екнуло.
         Но, не подавая виду, он сказал: - Садись ко мне в седло. Довезу тебя до твоего стойбища, пусть родичи порадуются. Давай, показывай дорогу.
Хантка показала тропу, ведущую от острожка в глубь тайги. Пока ехали, девушка успела поспать, уронив голову на руку своему спасителю. У какого-то таежного озерка они сделали привал и подкрепились съестным, которое прихватила с собой Энне.
- Сколько тебе лет? – спросил Борис.
- Семнадцать зим,  - нараспев ответила девушка.
- Совсем еще соплячка, - подумал Большая рысь. – Интересно, сколько лет Альве? Наверное, чуток постарше будет.
- Тебя, что из стойбища силком умыкнули?
- Нет, моя воевода за долги у отца забрал, одна луна. Отец его собаку убил нечаянно на охоте.
- Жаль, что я его не пристрелил, а ведь чесалась рука и возможность была. Сбежал, сволочь хитромордая.
- Злой он. Хотел меня силой взять, да я с ножом на него кинулась. Меня в чулане и заперли, - заплакав, запричитала девушка.
- Успокойся, Энне! – теперь тебя ни кто не тронет. - Будешь свободно жить среди своих. Выйдешь замуж, нарожаешь много детей.
37
Энне, вдруг, перестала плакать и сказала: - Моя от тебя дитя хочу. Твоя большой и красивый. А воевода с моя не спал, - пьяный был.
- Вот попал я в Сибирский гарем! – воскликнул про себя Борис. – А мы Европу обвиняем, что там свободная любовь. Вот, где она! Вали каждую и улучшай породу! А моются раз в жизни, когда родятся.
А вслух сказал: - Как у вас все просто.
- Природа, однако, - лукаво улыбнулась девушка. – Огненная вода выпьешь и по другому на моя смотреть станешь. Моя чистая, два дня назад в бане мылась, однако.
Но Борис понимал, что Альва все поймет и выцарапает Энне глаза.
До стойбища они доехали, когда вечерний закат окрасил деревья красноватым светом. Благодарности родичей Энне не было предела, чуть не на руках спасителя носили. Родители девушки подарили Борису национальную, красиво вышитую рубаху с пояском. Совсем гость хантом стал. Все цокали языками и нахваливали. Потом был костер, песни, пляски охотников. Под это веселье Борис и уснул, прямо на шкуре у костра. Пара молодых охотников остались на всю ночь поддерживать огонь, когда все стойбище улеглось спать.
Утром гость собрался в дорогу. И сколько его не уговаривали, он отказался злоупотреблять гостеприимством и, распрощавшись уехал, и увез с собой образ Энне. Она проводила его без слез, грустно улыбаясь.
Теперь у Большой рыси была два дома. К Иртышу ехал с улыбкой, которая сияла, как блин на масленицу, у ласковой хозяйки. Потом, берегом реки к полудню, доскакал до заимки и развел костер прямо у воды. Вскоре его сигнал увидел на той стороне Йорке и побежал в тайгу звать охотников и Альву из тайги.
Через час с небольшим заимка снова стала обитаемой. Альва унесла куклу в чум, мельком глянула на новую одежку Бориса, сузила подозрительно глаза и занялась готовкой пищи.
- Ну, что там, Большая рысь?  - спросил один их охотников. – Война, однако, или мир?
- Мир, братцы, мир! Воевода Сукин сбежал из крепости и сотника ранил. Сотник пообещал вас не забижать. Кто в услужении из хантов в остроге был, всех по стойбищам отпустит, кто захочет уйти.
- Не за это ли ты рубаху красивую носишь? – спросила Альва, чуя женским сердцем, что Борис в чем-то перед ней виноват. – Поди,
38
 какая-нибуть оленуха самоедская отблагодарила, прах ей в бесстыжие глаза!
Борис промолчал, захмыкали и охотники. Спас положение Йорке.
- На Олухон-озеро ехать, однако надо. Дары везти духу. Прощение за казак просить. Дух Олухон теперь шибко сердитый.
Охотники одобрительно зацокали языками и один, что постарше, сказал: - Шамана, однако, надо звать.
- Да, без него духа не уговорить, однако, - поддакнул Йорке. – А ты, Большая рысь, тут оставайся, заимку карауль.
- А его и возьмем! - предложил не то в шутку, не то всерьез один из охотников. – Он тоже, гляжу шаман большой!
- Ты же знаешь, что шамана у нас народ выбирает, а потом проверяет, а потом или соглашается, или выгоняет.
- Шучу, однако,- засмеялся охотник.               
- Молодой ты и глупый, – снова вмешался старший охотник. - Твоя за такая шутка дух накажет. Иди на бугор и проси прощение, а то Олухон твоя нету.
 Хант покряхтел, взял у Альвы дары от готовившегося обеда и пошел к идолу Манти, что спас само Солнце. Но умалить идола не успел, из тайги повалил дым.
- Тайга, однако, горит! – Воскликнул Йорке. – Уходить надо на та сторона реки! Разбирайте оба чум!
А дым все густел. Вскоре дышать было почти нечем. Успели разобрать только один чум, а гостевой бросили. У реки, над водой еще оставалась прослойка не задымленного воздуха и ханты успели перевезти на лодках имущество и чум.
Борис на ту сторону не поехал, сославшись, что ему надо непременно к Ермаку попасть. Попрощался наскоро с охотниками, другом Йоркой и Альвой, вскочил на коня и ускакал вдоль берега. Версты через две ветер переменился в сторону Иртыша, и дышать стало легче. Под вечер, когда до острова Ермака оставалось недалече, дым настиг беглецов и вскоре они заплутали. Лошадь фыркала и не могла учуять спасительную реку Вагай, а Борис молил Бога.
А вскоре дым усилился и воздух стал начал горячий. Вдруг, порывом ветра, огонь, как огненный змей пронесся верхом, и впереди все запылало. Теперь Борис доверился только коню и тот, всхрапывая,
39
начал метаться среди языков пламени на кустах и елках, и каким-то неведомым чутьем, находил прогалы меж кострищами, изрыгающими безжалостные языки огня.
А Борису, наглотавшемуся дыма, начали казаться жуткие видения. Он стал видеть под копытами лошади нижний мир. Там бежали, похожие на диких замшелых шаманов чудища с корявыми бубнами и долбили в них черепами оленей. Стук, словно загнанное сердце, ухал по ушам и проникал в самую душу. А шаманы со звериными мордами, кидали под ноги коню горящие сучья и ветки. Некоторых шаманов Борис успевал рубануть саблей прямо сквозь землю. И, воя по-волчьи, они исчезали.
 Проявился и верхний мир, в котором летали огненные коршуны, саламандры, медведи, и все пытались плюнуть сгустком пламени в Большую рысь. Одежда уже начала тлеть, когда конь, на всем скаку, вдруг, оторвался от земли и, через несколько томительных мгновений, вместе с всадником плюхнулся в воду.
Скакун чутьем отыскал берег. Это оказался остров Ермака. Дым почти исчез. Горячий воздух, как неровное стекло, искривлял все, что попадалось на глаза Борису. Правый берег весь пылал ревущей ярью огня. Яростные руки пожара тянули свои, всепожирающие огненные когти, к острову. И вот верховой язык пламенной ненависти взметнулся и упал на сосняк острова. И в этот самый миг, из подсвеченного огнем марева леса, вышел Ермак. Он остановился у сосны, сложил руки на груди и замер с ухмылкой в черной бороде. А пожар за его спиной с гулом начал опускаться к земле и вот-вот готовился поглотить остаток островка.
Борис ударил лошадь по крупу и крикнул ей: - Беги! За протокой поле! А мне, видать тут смерть принимать!
И с этими словами он шагнул к атаману и крикнул: - Войди в меня! Научи, что дальше делать? Не хочу больше тут мыкаться!
На последнем слове Ермак двинулся к нему вместе с огненным валом. Нестерпимый жар на мгновение вышиб из Бориса сознание, а когда он вновь обрел способность видеть, то удивлению его не было предела.
Большая рысь теперь сам был огнем и сидел на огненном коне в доспехах Ермака. Всадник с огненным конем висели в воздухе, не
40
 касаясь земли.
- Что, брат? – похлопал Борис коня огненной рукой по пылающей гриве. – Не успел протоку переплыть. Теперь мы вместе,  и в новой стихии. И почему-то нам не рады огненные саламандры и прочая нечисть. Давай-ка покажем им кто тут хозяин!
Большая рысь в облике пылающего Ермака, пришпорил коня, выхватил огненную саблю и бросился на звериные всполохи пожара. Огнедышащие головы стали сыпаться на землю одна за другой и гаснуть вместе с их безголовыми обладателями. Справившись в одном месте с пламенем, он кидался к другим пожирателям леса и неистовствовал саблей, пока последний монстр не оказывался обезглавленным. Вся ночь пролетела в фантастическом сражении с духами огня первого Верхнего мира, а к утру с востока небо заволокло дождливыми тучами.
Голос Ермака внутри Бориса, сказал: - Надо избежать дождя. Летим на юг, там я чую, что Кучумка снова собирает ватагу. Надо помочь своим и нагнать на татар страху нашим огненным обликом. Подпалим их лесостепь, пусть в беде помыкаются.
Сказано – сделано. Взлетел огнеконь высоко, осмотрелся Ермак зорко и увидел на горизонте, где еще ночь тишину таила, несколько одиноких костров и полетел туда. Чем ближе, тем костров больше и больше, среди небольших тальниковых, да осиновых колков. Снизился конь, дал на себе Ермака огненного татарам рассмотреть. Увидели нехристи чудо огненное, попадали на колени и начали молиться. Да не помог молитвенный вой, коснулся конь травы в нескольких местах -  запылала трава. Коснулся нескольких колков, и колки вспыхнули. Куда татары не кинутся, а там уже огонь их встречает, да Ермак на огненном коне, как молнией, саблей в страх и трепет вгоняет.
Многие мурзы со своим войском от Кучума сбежали и зареклись в Сибирь ходить, и русских воевать. Ибо устрашились они молвы, что казакам Верхнее небо помогает, а на татар нижний мир разгневался и уже много их к себе в тартарары забрал. Остался Кучумка один. Совсем глазами плох стал, ослеп, как щенок молочный. И началась в его роду междоусобица меж его сыновьями. И полилась родственная кровь, и пошли татары на татар…
41
И вздохнула Сибирь спокойно. И потекло степенно величавое время по просторам дивным, по лесам богатым, по рекам чистым и березам светлым.
- И обратился внутренний голос Ермака к Борису: - Лети к острову, у протоки коня опусти на берег и переплыви на нем на остров. Дальше сам увидишь.
Борис так и поступил, когда огненный конь ступил на берег и шагнул в воду, то зашипел, как раскаленное железо. Заржал радостно скакун и кинулся в воду, окунув с головой и себя, и всадника. Пар пошел от реки. На берег острова они вышли в прежнем виде, какими были до пожара. Ермак вышел из Бориса и направился в сосняк, который наполовину обгорел и щетинился черными сучьями.
- Стой! – крикнул Борис. – Когда кончится мое наваждение?
Атаман оглянулся и, хмыкнув, спросил: - А тебе, что, скучно тута?
- Ага, Тимофеич, с тобой, пожалуй, заскучаешь! Ты же мертвого волком выть заставишь! Сколько уж мы тут с тобой начудили! Может, хватит? Что, скучно в могилке одному, так и меня за собой тащишь.
- А вот, это ты зря брякнул своим языком. Теперича, пока не найдешь мою могилку, я тебя отсель не выпущу.
Сказав это, Ермак печально ухмыльнулся и скрылся в горелом сосняке.
Ничего не оставалось делать, как поехать на заимку. Переплыв через Вагай, Борис увидел, что узкая полоса горелого леса и кустов, тянется по направлению к Иртышу.
- А пожар-то был не простой, а со смыслом. Огонь-то, видать, за мной гнался!
В этом он убедился, когда подъехал к Иртышу: весь правый берег был обуглен. Ивняк почернел и скрючился. Полоса пожара узкой полосой тянулась почти до самой заимки, а потом резко повернула от берега, обошла поляну с гостевым чумом и улетела куда-то в тайгу.
- Интересно, - подумал Борис. – Откуда огонь налетел. И кто его так целенаправленно послал? Неужели шаман князя Лугуй?
И тут у Большой рыси в ушах застучал бубен. Сначала далекий, призывный, а потом по мере приближения, звук его стал вибрировать в груди. Ритм не просто завораживал, а начал создавать нечто особенное, что заставило закрыть глаза и предаться внутреннему
42
созерцанию. Борис увидел поляну, огонь от заимки попятился в тайгу и вскоре добежал до таежной поляны, где перед внутренним взором Большой рыси предстал шаман, неистово, с каким-то злом, камлающий у бешеного костра…
- Неужели шаман во мне соперника почуял? Это уже совсем интересно становится! А я уж было заскучал в этом мире. Однако, рановато киснуть.
- Ой-бой! Большая Рысь! – услышал знакомое восклицание Борис и оглянулся: к нему спешил Йорке.
Друзья обнялись и пошли к берегу помогать перетаскивать чум и поклажу. Альва с улыбкой встретила Бориса, зардевшись, опустила глаза, схватила туес с припасами, как молодая оленуха, проворно побежала к чуму.
- А куда Альва куклу Жамыга дела? - спросил Борис у Йорке.
- Пела, горевала, духа молила, тайга хоронила. Все, теперь нет Жамыга. Альва свободна.
Первым делом охотники пошли славить на бугор деревянного идола  Манти, спасшего Солнце. Потом запалили костер и принесли дары духу огня. Сходили и к кудрявому кедру и там принесли дары духу медведя и тайги. Последний дух получивший дары, был дух реки.
Только после этого ханты начали ставить чум.
- Смотри! - сказал Йорке Борису. – Однако, пожар был странный: чум гостей стороной ходил.
- Да, друг, я тоже это заметил. И даже знаю, кто это сотворил.
- Моя тоже знает: дух неба молния в тайга стрелял. Тайга горел, хант бежал.
- Может ты и прав, Йоре, только странно огонь бежал. Чум обогнул. Потом узкой полосой по берегу Иртыша летел, а потом прямо к реке Вагай, к острову и точно там маня и нагнал. Я горел, Ермак горел, лошадь горел, - совсем по хантски ответил Борис. Потом мы втроем Кучумку жгли. Потом в реку упали и вышли из воды живы и здоровы. А Ермак, уходя, наказал мне его могилку найти, только тогда он меня из вашего мира отпустит. Так, что, Йорке, я видел, кто огонь на меня наслал.
- Какой дух на тебя сердит? –  спросил задумчиво Йорка. – Дух река? Ты Альву там любил. Не может вода огонь наслать, однако. Дух
43
тайга? Ты там смерть не делал.
- Да, не дух это, а человек.
- Такая сила шаман есть. У других нету.
- Ну, вот и ты ответил на свой вопрос.
- Ой-бой! Однако не надо так плохо думать! – настороженно воскликнул хант.
- А, вот, пошли по следу огня в тайгу и посмотрим, где огонь родился.
По горелому следу они шли не долго, и вышли на поляну, посредине которой, хорошо было видно остатки головней от костра.
Йорке поцокал языком и, покачав осуждающе головой, сказал:          - Плохой дух, однако, шаман к себе жить пустил.
- Да, Йорке, зависть плохой друг.
- Надо, однако, князь Лугуй ходить. Плохой шаман у него стал. Народ узнает, шибко недоволен будет. Молчи, пока охотникам, Альва молчи. Ехать надо.
Поехали. Борис на лошади, а Йорке на олене. Ехали они часа три, и когда до стойбища Лугуй оставалось совсем немного, вдруг на               
межлесной прогалине вновь повалил дым из придорожной травы. Ветер сразу усилился, и вскоре впереди показалось пламя.
- Ой-бой! – воскликнул Йорке. – Опять, однако, шаман чудит! Спасаться надо!
- Не спеши, друг, - ответил спокойно Большая рысь. – Я чую, что во мне есть силы справиться с этой напастью. Только немного помолчи и не мешай.
Путники замерли на дороге, а в ушах и груди Большой рыси вновь зазвучал бубен. Борис закрыл глаза и увидел за огнем и дымом шамана, который стучал в свой бубен и что-то раздраженно и яростно бормотал. Но бубен в груди Большой рыси бил звучней и ритмичней, а за его спиной появился свет, который развернул ветер и погнал огонь на шамана. Сначала шаман попятился, выставив вперед бубен, а потом побежал по дороге в стойбище. Но огонь был быстрее. Он окружил шамана на солончаковом пятачке посреди вонючей лужи.
Когда Борис и Йорке подъехали, то застали шамана со слезящимися глазами от дыма, а ноги его застряли в грязи по колено. Он тряс угрожающе намокшим бубном и выл от ненависти и бессилия.
44
Йорке слез с оленя и протянул шаману древко копья. Тот надел на руку бубен, схватился за копье и кое-как вылез из лужи, отряхнул обувь от грязи и, не оглядываясь, побрел в тайгу. Но, отойдя на полсотни шагов, вдруг остановился и, косясь, прищуренными глазами, крикнул:
- Моя знаю, Большая рысь, что тебе надо в нижний мир, однако. Скажи к кому, и моя помогу. Ты сильный шаман, но в нижний мир тебе без моя не попасть.
Борис спросил шепотом у Йорке: - Как шамана зовут?
- Жамса, - ответил также тихо Йорке.
- Не шепчитесь! – крикнул шаман. – Я все, однако, слышу!
Друзья удивленно переглянулись и Борис сказал: - Жамса, ты хороший шаман! И я на тебя зла не держу. А то, что ты принял меня за шамана, так это зря, ибо с тобой через меня Верхние боги общаются, а ты злишься. Ты ведь на них злишься!
Шаман развел руками и стукнул себя бубном по голове. Потом приклонил колени, долго смотрел в небо и беззвучно шевелил губами. А потом он упал ничком в горелую траву, и спина его вздрагивала, словно он плакал.               
Когда шаман поднялся на ноги, то лица его не возможно было узнать: оно было все в пепле и прилипших горелых травинках. Сокрушенно качая головой, Жамса махнул рукой, приглашая Бориса и Йорке следовать за собой, и пошел в тайгу. Там они вышли на тропу и через час оказались в стойбище, куда Борис на днях привез Энне.
В стойбище их встретили и радостно и удивленно. Радостно, что гости желанные прибыли, и удивленно, что их шаман в таком непотребном виде лица своего. Но ханты народ скромный и воздали каждому свое: Бориса и Йорке пригласили к костру и усадили на почетные шкуры, а шаману дали двух охотников и те пошли с ним к ручью, неся ему чистую одежду.
Женщины стойбища колдовали с угощением и все наперебой хвалили Энне и хитро посматривали на Большую рысь.
- Вот, нашли хантофила по женским особям! – подумал про себя Борис, но внутри все же был не против приголубить Энне.
Вскоре вернулся от речушки Жамса, чистый, как лунный диск. Он пристроил на солнечной стороне чума буден для просушки, сел на приготовленную для него шкуру у костра и сказал: - Старею, однако,
45
злой стал. Добро к людям, как вода сквозь пальцы бежит. Надо другой шаман искать.
Все стойбище замерло от неожиданности, а Жамса продолжил:         - Йорке добрый, воин храбрый и охотник честный. Я на него огонь послал, он не обиделся. Копье мне подал и из грязи вывел. Он дух Ермак видел, не бежал. Большая рысь ему друг из дальнего мира. Врагов у Йорке нет. Жены нет, однако. И главное: он из рода шамана.
Словно лунная тишина опустилась на поляну и в добавок ко всему, вдруг, возле Йорке села небольшая птица, похожая на голубую копылуху. Йорке протянул к ней руку, птица на мгновение присела на большой палец руки и улетела, оставив среди людей ощущение тайны.
Воцарилась минута всеобщего удивления и предчувствия чего-то чудесного. Все глядели на Йорке, как на святого, небом избранного ханта.
- Пора тебе делать свой бубен, Йорке! Иди коли молодую оленуху. – сказал с легкой грустью Жамса. – Мой бубен дожил до копья.
- Нет, - твердо сказал Йорке. – Оленуха и хант - родня. Родня надо беречь. Пойду к духу тайга молодую косулю просить на бубен.               
- Это хороший выбор, - сказал Жамса. – Теперь, пока я не проткну копьем свой бубен, будем ходить вместе. Пойдем, однако, молодой шаман.
Когда Йорке ушел, Борис почувствовал себя одиноким. У костра остались три старых охотника. Провожая взглядами шаманов, они восторженно цокали языками. Уловив растерянность гостя, старики наперебой принялись угощать Бориса огненной водой, но он отказался и предложил послушать сказки в виде анекдотов. Те радостно разрешили и даже позвали женок и ребятишек.
- Начну с короткой сказки, про русского и чукчу. – сказал Борис.
И, чтоб не обидеть северный народ, рассказчик поменял местами в анекдоте действующие лица.            
– Идет чукча по русской деревне, видит, сидит русский и что-то ест. Чукча его и спрашивает: - Че ешь русский? Тот отвечает: - Сладкий пряник!
- А че так воняет? – спросил чукча. Русский отвечает: - Однако второй раз его ем.
После этих слов вокруг костра наступила томительная пауза,
46
которая взорвалась от смеха. Все повалились на шкуры и искренне восклицали: - Дикий, однако, русский! Ой-бой, пьяный казак, дурной казак!
Когда все прохохотались, Борис начал новую сказку: - Взял чукча себе в жены русскую бабу. Неделю с ней живет, месяц живет. Потом встретил друга чукчу и тот спрашивает: - Ну, как русская баба?
 Тот и отвечает: - Ой-бой! Грязный, однако, попалась баба! Каждый день моется!
На сей раз смехом дело не кончилось, но смешки и возгласы посыпались со всех сторон, а один из стариков сказал важно: - Энне наша тоже часто моется. Однако, ее комары совсем съедят. Бабий дух нету.
- Твоя правда! – поддакнул другой старец. – Русский баба травой и цветами пахнет. Хант не лось, чтоб на баба, как на стог залазить.
Стойбище вновь покатилось со смеху. А удачный шутник так закашлялся от смеха, что чуть в костер головой не упал. Благо его Борис               
вовремя попридержал и тот сказал: - Моя тоже сказка знает. Казак говорит чукче: - Скажи лук.
Чукча сказал: - Лук.
Казак говорит: - По лбу тебя кулаком стук!
Чукча обиделся, решил отомстить и говорит: - Скажи олень!
Казак говорит: - Олень.
Чукча ему говорит: - По спине тебе лопатой на!
- Молодец чукча! Лопатой, однако, больней! – заголосили ханты вокруг костра.
Тут начал сказку другой старик: - Пригласил чукчу казак в гости и угостил пельменями. Чукча поел, посмотрел, как пельмени сделаны и позвал к себе завтра казак в гости. Казак к чукче пришел, сидит, ест пельмени, а чукча не ест. Казак говорит: - Почему не ешь пельмени? Ему чукча отвечает: - Моя это мяса уже жевал, когда пельмени делал, рот шибко устал и болит, однако.
- Хороший, чукча! – заголосили ханты. – Гостей любит, однако!
- Хватит слова говорить! – сказал один из стариков. – Огненный вода пить надо, однако. Дух костра и гость совсем трезвый.
Но Большая рысь от выпивки отказался и снова сказки начал рассказывать.
47
- Пошли русский и чукча на охоту. Чукча у русского спрашивает:
- Хорошо стреляешь?
- Хорошо!
- А бегаешь быстро? – спросил чукча.
– Да тебе меня не догнать, - ответил русский.
– А смекалка есть? – спросил чукча.
– Казак смекалкой жив!
Тут выскочил из берлоги медведь и кинулся на охотников. Чукча побежал, а казак выстрелил и убил медведя. Чукча ему и говорит:
- Плохой твоя охотник, однако! А говорил, смекалка казак жив! Теперь как тушу медведя до чума тащить будем? А моя хитрый, моя бы убегал и у чума медведя стрелял, однако!
- Умный чукча! Настоящяя хант! – поддакнули старики, и один из них начал свою сказку.
- Идет чукча по деревне, а его казак спрашивает: - Чукча, отгадай, сколько у меня собак? Если отгадаешь, обеих отдам!
- Два! – говорит чукча.
Казак удивился и говорит: - Отгадал! Однако ты настоящий шаман!
Вокруг костра пробежал хохоток и одна женка, прыская от смеха, сказала: - У казак язык с мозгой врозь в голове живут.
- А вот еще одна сказка про казак! – продолжил байки все тот же старик. – Идет чукча по деревне, увидел казак и спрашивает: - Как думает твоя, живет кто в земле?
- Конечно, живет! – ответил казак.
- А как знаешь? – спросил чукча.
- А у меня редиску кто-то в земле в красный цвет красит!
- Ага! – воскликнула все та же женка. – И нос у казак тоже красит, после огненная вода!
Вокруг костра вновь прыснул смешок.
Но тут новую сказку начал Борис: - Попал чукча на Северное море. Ночь кругом. Сидит чукча у костра и думает. Тут русский мимо идет и его чукча спрашивает.
- Моя хочет знать, баба совсем белый бывает?
- Бывает, - ответил русский.
- А весь черный бывает?
- Бывает.
48
- А черно-белый баба бывает?
- Нет, не бывает, - ответил русский. - А почему спрашиваешь?
Чукча помолчал, вздохнул тяжело и сказал: - Однако моя вчера пингвина любил.
Тут началось нечто невообразимое: ребятня, кто постарше захихикали, а кто помладше, начали выспрашивать, что к чему; женки загалдели как чайки; а старики обхватили головы руками, осуждающе ими закачали, и языками зацокали. Потом один из них сказал: - Ой-бой! От такой сказки надо голова в костер совать!
И тут самый уважаемый старик сказал: - Хватит, однако, сказок. Скоро рыбаки придут, будем рыбу потрошить.
Все понемногу разошлись от костра. Прибирая на шкурах остатки трапезы, Энне шепнула, чтоб Борис ехал в тайгу, и что она следом за ним придет.
Повинуясь безысходности своей судьбы, Борис сел на коня и, помахав ребятне рукой, уехал в лес. Минут через пятнадцать по его следу прибежала Энне с узлом в руках и сказала: - Большая рысь, отвези моя обратно в острог к русским людям.
- Вот те раз! И что ты там забыла? Не здесь ли твой род? – удивленно спросил Борис.
- Привыкла моя в бане мыться и чистое белье носить. А в чуме всюду грязь и вонь. Не могу я там!
- Да, вони у вас хватает – согласился Борис. – Ну, поехали, коли так. Только вот, тебя же искать будут.
- Нет, моя сказала сестре, что ухожу в острог, - ответила девушка и заплакала.
Приласкав ее, Борис посадил ее на коня, вскочил в седло сам и они поехали по знакомой уже тропе обратно. Где останавливались в прошлый раз. К острогу подъехали уже под вечер и сразу же направились к сотнику. Тот еще отлеживался в постели и не мог встать, но принял их радушно. За угощеньем долго не сидели, ибо хозяину нужен был покой.
Энне приняли вместо служанки, и сотник заверил, что ее у него ни кто не обидит. Да и многочисленным домочадцам сотника чистая и опрятная девушка понравилась. И определили ей место для прожитья, в просторном чулане, где хранилась старая утварь и куда выходила
49
кухонная печная топка. Заодно девушка должна была выполнять и должность истопника. Тут было уютно и тепло, и отдельный вход. В этом чулане Борис с Энне и ночевали.
Рано утром Энне убежала домовничать, а Борис вышел понежиться на утреннем солнышке на крыльцо. Тут зазвонил церковный колокол. Борис спохватился, что он совсем забыл про церковь. Скоренько умылся и поспешил вместе с казаками и казачками к заутренней молитве.
В воротах церковной ограды случился конфуз: Борис не смел переступить невидимую черту, чтоб попасть в церковную ограду. Ноги онемели, и он не мог шагу шагнуть за пределы ворот. Уже и служба началась, а он все, как будь-то, в нерешительности топтался у невидимой преграды. Это заметил церковный сторож. Он вышел из сторожки и, подойдя к Борису, спросил участливо: - Что, паря, нагрешил много и ноги в церкву не несут? Откель будешь-то?
Борис замялся, не зная, что и ответить. Правду говорить – себе во вред, а врать не хотелось.
- Ладно, не сказывай. Коль пришел к церкви, значит вера в тебе, какая никакая, а есть, - опередил его с ответом старик. – Что душой маешься, так это тоже обнадеживает, ибо Господь пришел спасать грешников, а не праведников. Вижу, что без исповеди жил. Хотя это тоже не спасение. Спасает раскаяние. Есть в чем каяться-то?
- Есть дедушка, как не быть. Почитай все заповеди мной нарушены. Оттого, видимо, и страх берет, и ноги не несут.
- Значит, жив, не мертв. Это и радует.
- А почему исповедь не спасает, отче? – спросил недоуменно Борис.
- А многие приходят в церкву и вываливают на батюшку все свои грехи, а покаяния в них нет. Спасает раскаяние перед исповедью, а особливо после, когда внутри человека душа перед Господом кается и плачет.
- Значит я не готов, не каялся, вот ноги меня и не несут в церковь, - сознался Борис.
- Да, к исповеди ты не готов, но первый шаг ты уже сделал: грехи свои увидел. Ступай с Богом и ищи в себе слезы раскаяния.
- Тогда зачем нужна исповедь, отче?
50
- А для смирения, сын мой, - улыбнулся старик.
- Спасибо, отче, я покумекаю над твоими словами сам на сам. А еще, вот что хочу спросить. Не знаешь ли где могилку Ермака отыскать?
- Нет, точно не ведаю. Поговаривают, что у Епанчинских Юрт его нашли. Бают, что на Священном Баишевском кладбище схоронили, за оградой. Шукали там казаки тайком, да все впустую. А он тебе, что сродственник?
- Нет. Во сне его вижу часто. Поговорить с ним хочу, чтоб отпустил душу мою, - солгал Борис.
Старик с прищуром посмотрел на собеседника и сказал: - Сдается мне, что ты с демонами скрутился. Смотри паря, не продешеви, они сначала большую силу дают человеку, а потом его в беду толкают.
- Верно отче, во мне шаман просыпается. Бубен внутри стучит и чудо творит.
- Беги, сын мой от него, пока он тебя в нижний мир не завел и там не оставил! Читай во всякий случай Иисусову молитву. Знаешь?
- Иисусе Христе, Сыне Божий, спаси мя грешного?
- Верно глаголишь, сын мой. Иди с Богом. А молитва пусть впереди тебя идет. Да хранит тебя Господь!
Старик перекрестил Бориса, и тот, поклонившись, сказав спасибо, пошел к усадьбе сотника.
Там его позвали к хозяину. Когда Борис вошел, то тот уже сидел, обложенный подушками.
- Будь здрав, хозяин! – приветствовал сотника гость, перекрестился на образа и спросил. – Все забываю спросить, как тебя величают?
- Микола я. А тебя я знаю, Борисом кличут. Садись, почаевничаем, чем Бог послал.
Когда гость сел за стол, сотник спросил: - Так кто ты все же? Откель будешь?
- Если правду скажу, то ты не поверишь, - помявшись, ответил гость.
- А точнее? – настаивал Микола.
- Из Москвы, - соврал Борис.
- Ну и какая тута закавыка? У нас в остроге со всех волостей Рассеи народ сыскать можно. Кем служил в Московии?
51
- В приказе сидел, казну пересчитывал, - опять соврал гость.
- Похоже на то, - кивнул головой сотник. – А здеся как оказался?
- По доносу убег.
- Что, смошенничал? Или врага нажил? – спросил провидчески Микола и ткнул пальцем в потолок.
- Второе.
- Ясен день! У нас тута таких вольников много. Свобода, она всем мать родная! Так может, надумал служить у меня?
- Да пожалуй, соглашусь, если шибко неволить не будешь, - ответил Борис, понимая, что надо где-то основательно голову приклонить и не шарахаться по стойбищам. И что лучше пить медовуху, чем сивуху.
- С утра казаки все на службе или по куреням заняты, а к вечеру они твои. Гоняй молодежь, как хош.
- Договорились, - ответил Борис.
- Ну и ступай с Богом, а мне перевязку пора делать.
Борис поклонился и вышел.
Весь день до вечера был свободен. По слободе болтаться без дела не хотелось и, оседлав коня, выехал за ворота.
У караульного спросил: - Скажи братец, где Баишевское татарское кладбище?
- Так где ж ему быть, как не в Баишево? Это от устья Вагай вниз по Иртышу недалече, по правую руку.
- А ты откуда знаешь?
- Ужель не видишь? Мой отец татарин.
- Понятно! – улыбнулся Борис. – Ну, спасибо, братец, бывай здоров!
Распрощавшись, Большая рысь поехал на заимку. Без Йорке было скучновато. Приехал далеко за полдень. Альва обрадовалась как ребенок и начала его обихаживать. Усадила у костра и все старалась угодить.
- А где Йорке? – спросил Борис.
- Он с утра с шаманом в тайга пошел. На закат придет.
- А охотники на рыбалке?
- Ага, - ответила Альва и начала наливать ему огненную воду.
От чарки с вонючей сивухой Борис отказался.
52
- Почему твоя пил раньше, а теперь нет? – обиженно спросила девушка.
- Да, вонючая она, эта ваша огненная вода.
- Ой-бой! Моя сосем ума нет! Есть другая вода в гостевом чуме, медовуха называется. Ее хант боится пить – ноги не идут.
- Нет, не надо, мне надо трезвым быть.!
Совсем растерялась Альва, что не угодила Большой рыси. Но все же она позвала его на их любимое место к реке за ракитником. Но Борис сказал, что ему надо быть чистым к ночи, ибо он с Йоркой должен идти на кладбище. Тогда Альва шепнула своему любимому на ушко, что духи ей ребенка от него послали. А Борис не знал, как реагировать и сделал вид, что он доволен.
 Борис попил чая из чаги и завалился спать на шкуре в гостевом чуме. Разбудил его Йорке. Они радостно обнялись и Борис спросил: - Ну, как успехи в шаманстве, друг мой?
- Моя не могу сказать, - вдруг, отводя глаза, ответил хант.
- Понимаю, это тайна, - примирительно похлопал его по плечу Борис.
- Мне нужна твоя помощь, Йорке.
- Какая? – глянул в глаза другу хант.
- Проводи меня на Священное Боишевское кладбище, Йорке. Возможно это будет моя последняя просьба к тебе.
- Ой-бой! – воскликнул молодой шаман. – Татары убить могут.
- А мы пакостить там не будем, да и на само кладбище нам идти не надо. Ермак где-то у ограды схоронен. Только где, с какой стороны?
- А зачем гадать? Моя так скажу. Слева кладбища дорога, справа Иртыш. На восход святое место, там могила казак нет. Могила Ермак на закат, однако.
- А ты умный Йорке! Хороший шаман будешь! Так пойдешь со мной?
- Моя дорога покажу. Твоя сам ходить.
- Лады! Пусть будет так! Тогда по коням?
- Поехали, однако, - согласился хант и сел на оленя.
Борис вскочил в седло в полном вооружении, и они отправились в сторону стойбища Энне. Стойбище миновали стороной берегом Иртыша. К полуночи вдали замаячили огни костров.
53
- Там скоро кладбище. Дальше татары живут. Моя тебя здесь ждать буду, - сказал Йорке и слез с оленя.
Дальше Борис поехал один по берегу реки. У кладбища определил стороны света по звездам. Объехал Святое место со стороны Иртыша и оказался в негустом леске со стороны заката. У ветвистой сосны кто-то сидел, привалившись спиной к стволу. Вытащив пистолет, Борис взвел курок, и направил коня к сосне. Когда до дерева оставалось с полсотни шагов, конь захрапел и встал, не желая идти дальше. Большая рысь осторожно спешился, накинул повод на сук, и с замиранием сердца пошел к сидящему силуэту. Когда осталось с десяток шагов, тень зашевелилась и безмолвно встала на ноги. И тут Борис услышал знакомый хрипловатый голос Ермака: - Нашел. Настырный ты, однако, и смелый. Люблю таких!
Борис хотел ему ответить, но тут со всех сторон задвигались тени и запылали несколько факелов.
- Татары, окружили, - хмыкнул Ермак и сказал Борису. – Повернись ко мне спиной я в тебя войду.
Слившись воедино двум героям этого странного мира уже нечего было бояться.
 С кривыми саблями и заряженными луками, татары медленно подошли и осветили факелами ночную фигуру. Когда увидели
чернобородого воина, то все разом поняли, кто перед ними стоит и пали ниц. С мольбами и воплями поползли взатьпятки прочь от грозного видения.
- Ну, вот, мы опять вместе, - сказал голос Ермака в Борисе.
- И что дальше? – спросил Большая рысь. – Тебе, что от скуки делать нечего? Захомутал мое подсознание и изгаляешься. Может, хватит?
- Что, взлететь в верхний мир хочешь? – снова хмыкнул атаман. – С середины не взлетишь. Надо донышка в любом деле достичь.
- На нижний мир намекаешь? Ты же вроде Православный?
- Вроде в огороде, - опять хмыкнул Ермак. – Православным-то я стал незадолго до смерти, а до той поры был язычником. Сибиряк ведь я. Потому меня местные за Святого и почитают, и похоронили с почестями и могилку утаили. Нет ни холмика, ни камешка. Две крови во мне течет. Согрешила маманька моя с купцом русским. От того и
54
борода моя густа, но черна.
- Маманька твоя грешила, а я тут причем? – воскликнул голос Бориса.
- Дык и ты грешен, - снова хмыкнул атаман. – В церкву не ходишь. Каяться не научился. Власть любишь. Врать любишь. Бражничать не дурак. Бабу обрюхатил.
- Ладно, Тимофеевич, твоя правда! – смирился Борис с укоризной Ермака. – А дальше-то что?
- Дно искать будем, чтоб было от чего оттолкнуться и взлететь.
- Мне в нижнем мире делать нечего, - уперся Борис. – Идем лучше к коню, я там ужо был, а дважды туда не попадают.
Борис в образе Ермака вскочил в седло, а атаман спросил:    - Ты где своего друга оставил?
- Недалеко он, тут на берегу, чуток вверх по течению.
- Едем к нему. Он ведь молодой шаман, пусть испытает свои силы.
Когда нашли Йорке, тот уже не робел при виде Ермака, а только спросил: - Большая рысь твоя тут?
- Тут я Йорке, - ответил Ермак голосом Бориса.
- В нижний мир ходил? – спросил уже молодого шамана атаман.
- Ходил, однако, только с большой шаман, Жамса.
- А бубен сделал?
- Нет, однако, шкура не высох.
- Тогда подсказывай дорогу своему другу, у него бубен внутри говорить может, - сказал голос Ермака.
- Я не дам ему говорить, - сказал голос Бориса. – Не буду я служить не своей вере.
- А енто мы ешо поглядим! – воскликнул лукаво голос атамана и в этот же миг в Борисе зазвучал бубен.
Борис мысленно пытался его угомонить, но тот только наращивал темп. Под звук бубна появилась в сознании обнаженная женщина. Она так бесстыже танцевала, показывая свои интимные места, что на некоторое время, ум созерцателя забыл про все на свете. Силы самца начали восставать с первобытной страстью, затмевая все остальные желания и мысли. А бубен и женщина неотвратно приближались. Все неистовей расширялось ее лоно, чтоб вошел шаман в ее первородный мир, чтоб дошел до истоков, да там и остался со всеми своими
55
чувствами и сознанием.
И только, когда Борис, словно случайно, вспомнил совет сторожа церкви, и начал читать непрестанно и вдумчиво Иисусову молитву, только тогда бубен стал стихать. Вскоре молитва заглушила языческие ритмы и стерла извращенный облик женщины.
- Твоя Бог сильный! – воскликнул Йорке, ибо он тоже видел эту борьбу.
- Силен, бродяга! Молодца! – похвалил Бориса и голос Ермака.
- Теперь я вижу, Йорке, куда ты сунул свою душу. Я боюсь за тебя, ибо ты лезешь в нору, и не видишь света на другом ее конце. Да и есть ли он там? – сказал спокойно голос Большой рыси.
- А ты не сбивай с пути молодого шамана! – воскликнул атаман. – Как стойбище будет жить без него. Кто их лечить будет? Кто их с духами разговаривать научит?
- Ты же отказался от язычества! – воскликнул в свою очередь Борис. – Ты же увидел свет в конце тоннеля! Ты же понял, что с одним Богом разговаривать легче и понятней, чем с сотнями духов. Поди, разберись, кто из них добрый, а кто злой! – и уже обращаясь к другу, сказал: - Не учись у шамана Йорке, иди в острожек и поговори с церковным сторожем, он тебе покажет тропинку к истинному Богу. А в вашем шаманизме неизвестно, будешь жив после входа в транс или тебя духи сожрут. Тебя Жамса еще не скормил духам?
- Ой-бой, однако жив моя!
- А ведь тебе именно это предстоит испытать. Чтоб стать шаманом, надо скормить духам своего внутреннего человека! А потом эти демоны заполнят собой эту пустоту!
- Твоя откуда знает? – спросил в испуге Йорке.
- Душа моя сквозь бубен видит и говорит мне.
- Тогда твоя тоже шаман! – воскликнул Йорке.
- Нет, Йорке. Бубен во мне, это демоны, которые сначала тебе помогают, а потом тебя же и сжирают. А молитва спасает. Ты же сам все видел и молитву слышал.
- Теперь моя сосем дурак, однако, - ответил растерянно хант.
- Видишь? – сказал голос Ермака. – Запутал человека! Вот, так и я путаюсь: то я язычник, то я Христов.
- А во мне, что, мой крест не шатается? Я тоже грешен, как и вы.
56
- Однако совсем три брата! – сказал, улыбаясь, Йорке.
- Ну, тогда давай к нам! – сказал Ермак.
- Моя не понимает! Это как?
- А въезжай с хвоста лошади в нас вместе с оленем, - пояснил атаман. – Смелей! Ты же шаманом хочешь стать, а там испытания покруче будут!
Йорке понукнул оленя и начал заезжать в лошади с хвоста и, закрл глаза, боясь, а вдруг, лошадь пукнет. Олень сделал три шага и скрылся в коне.
- Ну, как, Йорке, тебе во мне? – спросил Ермак.
Хант открыл глаза и воскликнул: - Ой-бой! Моя совсем атаман стал! И борода, и кольчуга и сабля! А Большая рысь где?
- Да тут я, в Ермаке! – ответил весело Борис.
- Братцы! – захохотал хрипло Ермак. – А лошадь-то у нас с рогами оленя получилась!
- Мама мия! – воскликнул Большая рысь. – Теперь узды не надо, за рога рулить будем!
         - Ой-бой! – удивился хант. – Совсем лось, однако! Мотнет рогами и нет моя в седле!
- Не дрефь! – успокоил его атаман. – Втроем удержим.
- Куда поедем?- спросил Йорке.
- А поедем к шаману, что он скажет, увидев нас, - предложил Борис.
- Верно! – поддакнул атаман. – А потом поедем в острожек к церкви. И сравним реакцию сторожа и шамана!
- Нас не пустят туда казаки, - засомневался Борис.
- Вряд ли, - ответил, усмехаясь, Ермак и понукнул коня.
Лошадь пошла на кусты и прошла сквозь них, словно их и не было.
- Видели? – хохотнул атаман, - Вот, так мы ночью и сквозь изгородь пройдем к церкви.
- Да, заскучал ты в одиночестве, Тимофеевич! – упрекнул Борис Ермака. – Куражишься теперь над нами.
- Дык, я же с умыслом! Чтоб всем польза была, - парировал атаман укол Бориса.
- Ладно, поехали. Одному Богу только известно, как от тебя избавиться.
57
Ермак хохотнул и понукнул коня. Ехали к стойбищу они напрямик, не разбирая ни деревьев, ни кустов. Когда подъехали, то увидели, что людей нет, а у костра сидит шаман. Он задумчиво курил трубку и ждал своего ученика Йорке.
Когда он увидел выехавшего из темноты к костру рогатого коня и Ермака на нем, то от неожиданности трубка выпала у него из рук. Но он быстро пришел в себя и схватил бубен, замахнулся колотушкой и замер, оглядывая спящее стойбище. Родичей ему явно не хотелось будить, чтоб они не стали свидетелями, неожиданной слабости шамана. Вдруг, что не так пойдет. Тогда шаман собрал в кулак всю силу воли, поднял трубку, сунул ее в рот и, как можно спокойнее сказал:        - Зачем к моя пришел русский дух?
- Ты же не спрашивал, когда огонь на Большую рысь насылал? – сказал голос Бориса.
- Твоя моя тоже огонь насылал и твоя моя духам скормить хотел! – ответил шаману голос Йорке.               
- Твой огонь мой остров пожег, меня жег, а я тебе ничего плохого не сделал! – рыкнул на него голос Ермака. – Вот, мы и пришли спросить с тебя за это зло.
- Твоя думает шамана пугать? – хмыкнул Жамса, выпустив колечко дыма, которое разлетелось над костром в завитушки и исчезло. – Жамса смерти не боится.
- Верно, шаман, ты смерти не боишься. Трудно напугать того, кто давно умер. Но ты другого боишься, чего пока не видишь. Твое нутро съели духи. Так? – спросил голос Большой рыси.
- Так, однако, – хмыкнул Жамса. – Что дальше?
- Твое нутро набито духами, как мешок орехами, - продолжил Борис. – И ты из-за них не видишь, что будет с той пустотой, когда духи, после твоей смерти, покинут тебя. А теперь, глянь, в эту свою пустоту!
Шаман закрыл глаза и сел, уставившись в огонь. Потом достал берестяную коробочку и что-то сунул в рот.
- Что, Жамса, мухомор жуешь? Нечистую силу в помощь зовешь? Так ты будешь глядеть в свое пустое нутро? Ты же без духов пустое место, дым от костра, пар от дыхания оленя! - наседал Большая рысь.
Но шаман молчал некоторое время, а потом начал ритмично двигать руками и дышать в такт ритма, с громким выдохом. Вскоре,
58
стоя на месте, он включил в ритм все тело и выдыхал, как загнанный зверь, зло и натужно.
И тут из-за его спины, стали появляться звери, птицы, корявые деревца и все с человеческими устрашающими лицами. Они начали, утробно рыча, окружать рогатого коня и всадника.
 Когда вся демоническая свора, как купол накрыла обидчиков шамана, атаман хмыкнул и въехал в огонь костра. Пламя взлетело выше его шлема, и охватило его и лошадь гудящим покрывалом. Ермак выхватил огненную саблю и круговыми взмахами низверг всю нечисть в огонь.
Шаман вдруг замахал руками, шаря, как безумный, в воздухе и, ничего не найдя, начал обшаривать свое тело. Дико, как задыхающийся утопленник, вращая глазами и хватая себя за горло, он вдруг замер, упал на колени и завалился на бок с остекленевшими черными прорезями глаз.
Ермак развернул коня и поскакал к Иртышу. Вода приняла их, как               
мать родная: остудила, отмыла и воскресила, и снова родила каждого в отдельности. На берег они выбрались каждый сам по себе. Тут и утро забрезжило.
Атаман растворился в первых же лучах солнца. Йорке и Борис переглянулись и, ни слова не говоря, вернулись на заимку.
Полдничали они уже под присмотром Альвы. Она кружила вокруг них, не зная как угодить и взглядом, и делом, и щебетала как ласточка.
- Спасибо тебе за все Альва, садись с нами, отдохни немного, а то скоро рыбаки придут у тебя опять куча работы будет, - сказал ласково Борис и, поймав за рукав, усадил девушку рядом с собой. – А медовухи мы сами себе и тебе нальем. Праздник у нас сегодня. Мы могилку Ермака нашли! Сегодня Йорке не дал себя съесть духам. Сегодня Йорке другим человеком стал, ибо он увидел силу русского Бога. А завтра мы поедем в острожек, там нас ждет великое дело. Я хочу, чтоб мое дитя было православным, как и его мать. А сегодня и выпить не грех!
- Ой-бой! - воскликнула Альва, - Моя шаман убьет, духа болезнь нашлет!
- Твоя не бойся! – сказал Йорке. – Моя видел слабость Жамса. Он своя сам скоро убьет, однако. Русский Бог сильнее шамана! Завтра поедем русскому Богу клятва давать.
59
- А лучше ехать сегодня! – вдруг изменил свое решение Борис. –Оденьте все чистое и нарядное, и поедем. А заимка с медовухой пока подождет. И не известно нужна ли она будет тут, когда новый голова приедет. Так, что охотнички сами справятся со своей рыбой. Один день может изменить всю жизнь.
Сказано сделано, и вскоре вся троица быстренько собрались и поехали в острожек. Приехали туда уже к вечеру. Караульные пропустили их без лишних слов. У дома сотника их встретила Энне. Она сразу все поняла своим догадливым бабьим сердцем, но виду не подала, а встретила родичей радушно.
Бориса сразу же позвал сотник: - Ну, молодца, что слово держишь! Твои вояки тебя ждут. Набрали тебе два десятка молодых, так и рвутся в бой! Иди, справляй службу. Тебя проводят.
Перекрестившись на образа, Борис поклонился хозяину и вышел. У ворот его уже ждал какой-то старик.               
- Степан я, а тебя знаю, Борисом кличут! – представился он. – Ступай, вона тебя казаки ждут!
На другой стороне, небольшой слободской площади, нетерпеливо переминались молодые парни. Все были при шашках, держались с достоинством и не грызли семечек, как посторонние зеваки: девки, старики и ребятня.
- Вот, нашли цирк! – возмутился Борис про себя. – Придется на глазах посторонних показывать свое умение.
И тут в Борисе загорелась и удаль, и гордость. Захотелось не ударить в грязь лицом. Он подошел к собравшимся молодым казакам, поздоровался, представился и попросил, чтоб принесли несколько палок. Казаки мигом разбежались и вскоре все стояли с разнокалиберными палками.
Построив казаков в две шеренги, отобрав пару палок подходящих для обучения, он вызвал одного молодого в соперники, и начал с ним схватку. Отбив несколько ударов, Борис сделал ловкое движение, шагнул к казаку и захватом перекинул его через бедро.
Все одобрительно загудели. Казак вскочил и снова ринулся в бой. Отбив его замах, Борис крутанулся, и ударил его в грудь ногой. Казак вновь упал, а зрители восторженно зааплодировали. Борис, поставил этого казака в строй и вызвал желающего. С этим рубились палками
60
несколько дольше, но и этот попался Борису на уловку, и оказался на земле под одобрительнее возгласы зевак.
Потом Борис вызвал первого казака и показал медленно, как надо применять прием, а потом попросил повторить на себе. С третьего раза у молодого казака получилось, и восторгу зевак не было предела.
Так продолжалось до темноты, пока Бориса не позвали к сотнику
- Молодца! – сказал сотник. – Видел я в окно всю твою баталию! Молодца! Садись, отужинай со мной. Назначаю тебя двудесятником! Эти молодые казаки теперь в твоем полном подчинении по вечерам. Гоняй их хоть до полуночи, ибо и по темну сражаться надобно умеючи.
Ужинали не долго. Сотник еще был слаб. Прощаясь, Борис сказал, что у него гостей полон чулан и спать негде.
- Можешь спать в предбаннике, там у меня просторно и лежак есть, - ответил сотник. – Тебя туда малец проводит. А утром я решу твою проблему основательно. А теперь прощевай до завтра, устал я, братец.               
Мальчуган, лет десяти, проводил гостя до бани и убежал в дом, а Борис оглядев место для ночлега, вернулся к хантам.
Когда он вошел в чулан, то увидел, как Энне и Альва мирно беседуют и ждут его к столу, а Йорке спит, как кутенок в углу на полу.
- Что, девоньки, ужели меж собой все сладили? – спросил улыбаясь Борис.
- А что моя твоя делить? – сказала Альва. – Ты, чай тута не долго будешь, а моя и Энне будет легче дитя растить вместе, однако.
- Да, нагрешил я тут, - почесал затылок Борис.
- Садись ешь, однако, - сказала примирительно Энне.
- Спасибо, мои хорошие, но сотник меня уже накормил. Отдыхайте до утра, а утро вечера мудренее. Мне в баньке определили ночлег. Все, всем спокойной ночи!
Борис обнял девушек разом, поцеловал их в маковки и ушел. А ночью, сначала прибежала в баньку Энне, а потом и Альва, но Борис их ласково выпроводил и сказал каждой, что завтра они должны быть сердцем чистые, когда пойдут в церковь.
Утром, вместе со всеми слободскими, кто был свободен от службы и от хозяйственных дел, Борис, Йорке и Энне с Альвой, отправились послушать утреннюю службу.
61
У ворот в церковную ограду Борис пропустил своих подруг и Йорку и попробовал ступить в пределы ограды сам, и это у него на сей раз, к его радости, получилось.
Отстояли они всю службу. Где-то в середине Йорка и Альва с Энне начали осваивать крестное знамение и кланяться вместе со всеми.
Когда служба кончилась и они вышли из деревянной церквушки, то глаза у Энне и Альвы были со слезами, а на губах виноватая улыбка.
- Ой-бой! – воскликнул Йорке. – Моя, однако, птицей лететь хочет! Страха в душе нету. Люблю всех, однако! Ваш шаман говорил добром и песни моя красиво слушал, однако!
- Вот, видишь! – сказал Борис. – Наш Бог всех любит, а шаман тебя духам скормить хотел. Теперь думай, какому Богу молиться. А вам, девушки, понравилось? – спросил Борис у Энне и Альвы.
Те, ни слова не говоря, обнялись друг с дружкой, вытерли слезы               
платками, а потом Энне сказала: - Моя теперь каждый утро сюда приходить будет. В душе птицы поют, однако!
- А ты, Альва, чего молчишь? – спросил Борис.
- Моя не могу, заимка далеко, - грустно ответила девушка.
- А хочешь тут остаться? Я поговорю о вас с Йоркой, думаю, сотник должен помочь.
- Соглашайтесь, однако! – Воскликнула Энне! И вам забота и мне веселей будет!
Йорке и Альва неопределенно поглядели друг на друга, побегали глазами по сторонам и согласились.
После разговора с  сотником, Йорке и Альву определили в рыбацкую артель.  Борис снова остался один.
Сразу же вспомнился Ермак: как он ловко улизнул утром, не сказав ни слова. Досада на атамана будоражила кровь.
- Где его черта искать? – думал Борис. – На острове или на кладбище? Какую закавыку он еще придумал? Да и шаман, вражья душа, может новый фортель выкинуть.
Когда Борис выехал за ворота острожка, то поначалу ничего в пейзаже не увидел необычного, но по мере удаления, от казачьей заставы, заметил, что земля на тропе стала просвечивать какой-то темной пустотой. И вскоре ноги лошади начали ступать на невидимую твердь под тропой. Вот уровень земли уже достиг подбрюшья коня и
62
Борис остановился.
- Никак шаман, злыдень, козни строит?! – подумал Большая рысь.  – А может, Ермак чудит? Говорил же атаман про какое-то дно. Не к нему ли путь мой определяется? Обратно вертаться не хочется, в острожке скука задавит и неопределенность сожрет. Моя твоя не понимает, но ехать надо, однако, - сказал Борис, как хант и понукнул коня.
Жутковато, стало, когда над поверхностью земли осталась одна его голова, но, видя, что лошадь ведет себя спокойно, поехал дальше. Нырнув под поверхность земли, Борис окунулся в вязкий сумрак, только где-то высоко над головой светил тусклый свет луны. Тропа перестала уходить вниз.
Вскоре появилось нечто желтоватое, горизонтально лежащее в пространстве черноты. Когда подъехал поближе, то увидел               
покоившиеся скелеты, схороненные по языческим обычаям и кое-где даже с лошадьми. Захоронения были всюду. Они выплывали из вечной темноты и исчезали в ней же. 
Борис не страшился праха и, наверное потому, из глубин тьмы не возникали устрашающие духи.
Вскоре конь снова начал опускаться куда-то вниз. Скелеты уплыли вверх и исчезли. И тут начались некоторые подвижки. На серой пелене сумрака, стали появляться тени людей. Они скорбно проплывали в плену одиночества, безликие и безмолвные.
- Тут, видимо, мытарится просочившаяся плоть, под  своими костными останками, - подумал Борис, и почувствовал, что конь начал опускаться на следующий уровень.
И вот ту-то и началось. В сознание Бориса, будь-то, огня впрыснули. Откуда-то из первобытного подсознания выскочили такие диковинные черти и монстры, что и испуга поначалу не вызвали, а только любопытство метущимся взглядом следило за их вакханалией ночной дискотеки.  Но вот из среды этого жутковатого скопища тварей начали выскакивать отдельные особи и, как бы делали укус, незримо выхватывая из Бориса чувственный сгусток его внутреннего Я. Волна испуга окатывала тело раз за разом, после каждого выпада отвратной сути тьмы. Внутренняя воля противилась страху и искала выход, ибо защититься не поднималась рука. Безволие сковало волю. И только
63
когда сознание сказало: - Да ешьте мою грязь, если она вам так нравится! У меня ее в душе, в сознании, в чувствах полно, как навоза в коровнике! Жрите, может траванетесь, как я сам себя отравил своими непотребными желаниями эгоизма и тщеславия! Эй! Жамса! Твоя печень изнасилована ядом мухоморов, так доканай ее моим ядом до кровавой рвоты!
Всей же миг монстры исчезли, и Борис вместе с лошадью потерял вообще всякую опору. Падение казалось бесконечным. Появилась способность двигаться, но мысль медленно останавливалась. И уже на последнем отблеске сознания, Большая рысь достал из-за пояса пистолет и выстрелил во мрак, не целясь, ибо он был всюду.
И тут Бориса, вместе с лошадью, тьма словно выплюнула. Конь встал на дыбы и опрокинулся на спину, едва не придавив седока. Борис вскочил на ноги первым и, схватив скакуна за узду, начал успокаивать               
животное, которое косило по сторонам глаза и вздрагивало всей шкурой.
А кругом по-прежнему торжествовал привычный лесостепной пейзаж, стрекотали кузнечики и заливался в синеве небесной жаворонок.
В душе была пустота, в которой блекли все краски и звуки лета. Как-то надо было поднимать настроение, а в одиночку в поле это сделать Борису было не по силам, и он поехал обратно в острожек. 
Уже вечерело, когда он въехал в слободу. Подопечные ему казаки уже ждали своего учителя.
- Где пропадал-то? - спросил дед Степан. – Три дня, как тебя тута дожидаемся, кажный вечер.
- Дела были деда неотложные, - ответил автоматически Борис, удивляясь внутренне вопросу, который ему задал старик.  – Я назначаю старшим вот этого казака на сегодня, покажу вам пару приемов и отрабатывайте самостоятельно. Устал я. Отдохнуть надо.
Когда казаки разошлись по парам и начали отрабатывать показанный маневр палкой и удар ноги с вертушки.
В усадьбе его уже ждали. Коня привязали к стойлу со свежескошенным сеном служилый казак, а Борис предстал перед сотником. Микола уже мог вставать с постели и передвигаться в хате. Увидев гостя, он спросил: - Никак загулял, Борис? Или дела какие были?                64
- Дела были, - сухо ответил гость.
- Мне по долгу службы знать положено, что делается в моей округе. Так, что докладай, коли есть желание, - миролюбиво пояснил ситуацию Микола.
- С шаманов, однако, воевал, - ответил Борис.
- Так это ты его убил?
- Да, не убивал я никого! – ошарашено ответил гость.
- Как не ты, если сам сказываешь, что с шаманом воевал?
- Да я его и в глаза не видел! – воскликнул Борис. – Напустил он на меня чертей, в пяти верстах от острожка, да духов злобных, вот, я с ними и воевал! Очухался в поле на дороге, там же и в слободу вернулся.
- Ну, дела! – воскликнул в свою очередь сотник. – Схоронили ведь               
шамана.
- Туда ему и дорога, черту злючему! – чертыхнулся Борис.
- Ладно, помалкивай пока об этом. Ханты узнают не миновать бунта! Выпить хошь?
- Да не откажусь. Устал и духом и телом. Такую оказию вытерпел душой! Вспомнить жутко! Чуток бы и не свиделись тут. На самом дне преисподней побывал. Каких только тварей не нагляделся. Ужас!
- Выходит, что ты сильней шамана, - с пришуром глядя на гостя, сказал Микола.
- Я тут ни при чем. Господу, видно, так угодно было, вот, Он и защитил, - спокойно ответил Большая рысь.
- Может и так, - задумчиво ответил сотник. – Ну, давай выпьем за твое спасение!
Когда выпили, Микола сказал: - Ладно, вот, держи медовуху и ступай к своей Энне. Она тебя тоже заждалась. А мне на боковую пора. Рана еще ноет.
Когда Борис вошел в чулан, Энне колдовала у печки со стряпней. Увидев Большую рысь, всплеснула руками и повисла на шее у своего любимого.
- Ой-бой! Думала твоя совсем уехал! Устал? Есть будешь? – щебетала девушка.
- Нет, Энне, я устал и хочу спать. Давай все вопросы отложим до утра. А утром я тебе все расскажу.
65
- Оставайся у меня, не ходи в баню, однако, - опустив глаза, предложила девушка.
- Как пожелаешь, только постели мне на полу у печки. Шибко устал я, едва из нижнего мира выбрался.
- Жамса заманил? – с испугом спросила Энне.
- Да.
- Заманил, а сам помер? Странно, однако!
- А ну его к лешему! Стели, а то в баню пойду.
Энне быстренько соорудила лежанку и гость упал, как подкошенный. Спал со стонами и метаниями и только под утро затих.
А утро было дождливым, изредка сверкала молния, громыхал гром и буянил порывами ветер. Народ в слободе сидел по домам и пережидал непогоду.
Борис, обнажился по пояс и вымылся струями дождевой воды, скатывающейся с крыши. За завтраком он поведал о своих мытарствах.
Энне помолчала, оглушенная рассказом, а потом сказала: - Шаман, однако, твоя убить хотел?
- Вот и я так думаю. Да сожрали его свои же духи. Не выдержал Жамса той пустоты, в которую меня же и сунул. Наш Бог сильней шамана, сильней духов. Господь спас меня.
- Слава Богу! – ответила радостно Энне и добавила: – А у меня еще новость есть!               
- Ну, выгладывай, чайка черноокая!
- Йорке и Альва, вместе жить решили, однако.
- Это ж когда они успели снюхаться? – воскликнул, смеясь, Борис. – Вот тебе и друг! А впрочем, я рад за них. Пусть живут в мире и достатке. Только где им жить-то?
- А им охотники и рыбаки чум собрали. Там на берегу и живут теперь.
- Они оба хорошие и добрые люди. Пусть у них будет долгая любовь и счастливая старость! Давай откушаем за них медовухи, а потом я тебе сказки расскажу.
- Наливай, однако, - согласилась Энне.
Пили без тостов, в приглядку, тая желания слиться в поцелуе. Чтоб избежать затянувшейся паузы, девушка попросила Бориса рассказать сказку.
66
- Ложится спать чукча и говорит жене: - Поставь у моей постели две чарки: одну пустую, а другую с водой.
- Зачем? – спрашивает жена.
- Глупая баба, а вдруг я ночью пить захочу!               
- Понятно, - ответила жена. – А пустая зачем?
- А вдруг, я проснусь и пить не захочу…
- Ой-бой! Глупый чукча!  – рассмеялась Энне и добавила: - Тогда надо три чарки ставить!
- Зачем? – спросил Борис.
- А вдруг чукча писать захочет, - сострила девушка и упала от смеха на топчан.
- А ты юмористка, однако! – воскликнул Борис. – Ну, слушай еще анекдот. Убили два чукчи моржа и тащат его от моря к чуму. Мимо идет русский и видит, что бивнями морж землю пашет и говорит чукчам: - Глупые вы охотники! Возьмите моржа за бивни. Так тащить легче будет! Чукчи взялись за бивни и тащат. Вдруг один чукча говорит: - Глупый русский! Мы, однако, опять к берегу моря пришли!
Энне снова упала на постель и сквозь смех спросила: - А своим «сучком» морж не пахал?
- Энне! – воскликнул Борис. – Ты, однако совсем стыд потеряла?! Ох, тихоня!
- А хочешь, я тебе тоже сказку расскажу? – спросила девушка.
- Слушаю.
- Русский смеется над чукчей, что он редко моется, а чукча ему и говорит: - Ты глупый русский! Ты чукчу лысого видел?               
- Нет, - говорит русский.
- Вот, не мойся, и ты не облысеешь!
- Веселая ты, Энне! Жаль, что мы в разное время родились. Женился бы на тебе!
И тут у девушки покатились слезы. Она упала на постель и заплакала.
Как мог, Большая рысь успокоил девушку ласками и поцелуями, и настал тот миг, когда они забыли про все на свете, кроме желаний своей любви. А когда, оглушенные чувствами затихли, то вдруг, на задней стенке дровника появилась рама с картиной, которая висела в
67
кабинете Бориса, и которая, сорвавшись с крюка, шандарахнула его по темени.
 Сюжет боя Ермака с татарами осыпался и возник портрет Сталина, который шибко смахивал лицом на шамана.
Энне ойкнула, спряталась под одеялом и проскулила с укором: 
- Твоя медовуха шаман, однако! Зачем твоя и моя пил?
Борис не успел ответить, ибо Жамса на картине ожил и заговорил:   -  Моя теперь знает, кого твоя боится! Твоя плохой слуга народа! Скоро, однако, дух Сталина вернется! На Колыма твоя поедет!
- Не так страшен черт, как его малюют, - парировал Борис. – Это что, тебе черти в аду поведали?
- Не злорадствуй, Большая рысь! Твоя место тоже тут будет! Твоя Кабана убил, и твоя тоже пулю поймает. Твоя компаньона за твоя голова уже деньги платил. Судьба, однако, как олень привязанный к дереву, по кругу ходит.
- Так Колыма или пуля? – спросил с издевкой Борис.
- Тута твоя Колыма! Дух нижнего мира, Торум, тебя ждет, однако!
- Двум смертям не бывать, а одной не миновать, - огрызнулся Борис.
- Глупый твоя, Большая рысь! Одна смерть - твоя тело, другая смерть - твоя душа!
Борис замолчал, не зная, что ответить, взял пистолет и начал его задумчиво вертеть в руках, но от услышанного голоса с грузинским акцентом, вздрогнул и глянул на картину. Там был уже не Жамса, а Сталин.
- Что дорогой, хочешь убить товарища Сталина? Не выйдет! А вот я, разум в твою дубовую башку вколочу!               
С этими словами, вождь народа, увеличился до небывалых размеров и, размахнувшись, саданул огромной трубкой Бориса по голове. Выстрела Борис из своего пистолета уже не слышал…
Под вопль Энне сознание черным вороном покинуло Большую рысь и улетело во мрак. Только далекий звонок настойчиво будоражил жизнь. Звон становился все ближе и явственней. Вот он уже ревел, как гудок скорой помощи. Когда сознание вернулось, Борис открыл глаза и увидел, что он лежит на каталке в медицинской машине. Медсестра, поймав его взгляд, заулыбалась и предупреждающе сказала: - Лежите
68
и не шевелите головой! У вас осколок стекла в макушке застрял. Оперировать вас везем.
В этот момент машину на неровности дороги болтануло и Борис вновь погрузился в темноту. Черный ворон с лицом Жамсы летел рядом и злорадно каркал, косясь на своего недруга кровавым глазом.
- Кар-р-р! – орал Жамса. – Твоя душа тоже пустая! Вместе по мр-р-раку летать будем! Допр-р-рыгался, однако! Кра-кра-кра! Слуга нар-р-рода! Бес твоя слуга! Не любишь нар-р-род – Бога не любишь!
Борис пытался возразить, но вязкий сумрак сковывал мысли. Взгляд блуждал как в загустевшем киселе. Сердце ухало умирающим бубном. Где-то далеко-далеко кричала Энне. Вопли ее резонировали и многократно отражались от невидимой в сумраке сферы. Вскрики, словно, невидимые чайки, метались по ограниченному и равнодушному пространству. Вот вскрикнула последняя чайка. Тут же зло каркнул вдалеке ворон и все стихло.
Из какой-то недосягаемой высоты появился робкий свет. Он постепенно проникал слабым лучиком в глубину сумрака, и следом за ним возрождалось сознание. Вскоре свет стал осязаем и Борис открыл глаза.
Он увидел себя откуда-то сверху, лежащим на операционном столе. Вокруг суетились люди в белых халатах и масках на лицах.
Вдруг Бориса втянуло в лежащего человека, и он вновь потерял способность видеть явь. Опять стали слышны карканья ворона и вскрики чайки. Они словно неистово и незримо воевали друг с другом за сознание Бориса.
Победила чайка. Большая рысь открыл глаза и увидел заплаканную Энне.               
- Не плачь, - сказал Борис. – Мертвый дух шамана чудит. Завтра пойдем в церковь. Господу помолимся, и он нас защитит.
- Ой-бой! – сокрушенно зашептала девушка. – Твоя враг не только дух Жамса, твоя враг еще шибко большой усатый шаман!
- А, Сталин… Он не враг, он друг. Он не воровал у народа, как я. Он прав, что со мной так крут.
Борис пощупал голову: раны и шишки не было, а голова гудела как колокол.
Тут прибежал встревоженный казак и с порога спросил: - Че у вас
69
 тута стряслось? Пошто стрелял?
- Крыса набросилась. Здоровенная зараза! Не попал, убежала. – соврал Борис.
- Дык, поленом ее надо было! А то всех в доме переполошил! Ладно, пойду сотнику доложу, что все в порядке, - сказал примирительно казак и ушел.
Вечером Борис снова возился с молодыми казаками. Воевали до самых звезд. Сотник остался доволен.
Наутро Борис и Энне пошли к заутренней молитве. Там встретили и Альву с Йорке. Оба виновато поприветствовали Бориса с Энне.
- Да все хорошо! – сказал Борис. – Живите дружно! Будьте счастливы!
После окончания службы в церкви, послушав колокольные звоны, Йорке с Альвой отправились в артель, а Энне в усадьбу сотника. Борис же остался и коленопреклоненно молился перед Образом Спасителя Нерукотворного. Сознательно и подсознательно молился о прощении грехов своих и ничего не просил для себя, доверившись Воле Господа.
Уходя, поклонился церковному сторожу Ефиму: - Прощай отец! Храни твои лета Христос!
- Будь под покровом и ты, сынок! Не забывай старика Ефима. Поминай в молитве. Однако боле мы с тобой не увидимся.
- Все может быть, - ответил, обнимая старика Борис. – Прощай! И ты поминай меня!
День был субботний, но люди все были заняты делами, ибо летом и день год кормит. До вечера была уйма времени у Бориса, и он не знал чем его скоротать. А потом решил поехать на поиски Ермака. Предупредил Энне, что если к вечеру не вернется, то значит, у него есть               
 неотложные дела. Попрощавшись, он оседлал коня и ускакал к реке Вагай на остров.
Там он оказался далеко за полдень. Переплыл речку и расположился в кустах, ожидаючи часа совы. Лес начал оправляться после пожара. Дождь смыл гарь. Портили вид только обгорелые ветви, торчащие в немой мольбе к небу, как растопыренные черные пальцы.
Борис не заметил, как задремал, а когда очнулся, то он был уже Ермаком, чей голос в нем сказал: - Ну, что, Большая рысь, пошли на экскурсию!
70
- Куда? – спросил голос Бориса.
- А щас узришь…
Земля на острове, вдруг наклонилась градусов на тридцать и на ней появились люди несущие кресты, как Господь перед распятием. Кресты были разные и по виду и по тяжести. Кто чем по жизни занимался, с того и крест был слеплен, перемежаясь с образами грехов.
- Вон, смотри, - сказал Ермак. – Видишь двух мужичков? Один и свой крест тащит и помогает второму! Узнаешь?
- Так это же Кабан, а я ему крест нести помогаю! – воскликнул  Борис. - А еще убитые мной татары за меня цепляются.
- Все понял? – спросил атаман.
- Все, кажись, - ответил смурно Борис. – Ну, а ты тут где?
- А я там, далече, впереди. Хошь глянуть?
- Ну, если ты не против, то и посмотрим на тебя тоже.
Толпа на склоне, как в кино раскрученным обратно, покатилась вниз, а когда остановилась, то перед взором смотрящих предстал Ермак с огромным крестом. Он весь был увешан маленькими крестами, а следом за ним, волочились, как бурлаки множество народу, и славянской и татарской внешности.
- Это что, все тобою убиенные? – спросил в ужасе Борис.
- У каждого свой крест, - уклончиво буркнул атаман.
- Сам, как пес блохастый, в грехах, а меня по башке саданул четвертью!? – воскликнул негодующе Борис.
- Я Богом избранный, а ты тля! – рявкнул Ермак. – Только с меня и спрос иной! А ты лезешь в избранные, с немытым рылом! Да еще меня к своей афере подпрягаешь! Неужели еще не допер?!
- Вот, теперь допер, - сказал примирительно Борис.               
- А на мой крест хотите посмотреть? – сказал голос с грузинским акцентом.
Борис вздрогнул, а Ермак оглянулся, и увидел Сталина.
- Кто ты? – спросил Ермак.
- А ты посмотри на склон, - ответил спокойно вождь народов.
А на склоне было вавилонское столпотворение. Сам Сталин шел посреди разноликой толпы, возвышаясь, как Гуливер над лилипутами и нес на плече в горизонтальном положении огромный крест, на котором гроздьями висели разномастные кресты.
71
- Матерь Божья! – воскликнул Ермак. – Да ты никак царь?!
- Да, дорогой, Отец всея народов, - сказал с иронией Сталин.
- Судя по кресту, ты, государь, самого Ивана Грозного переплюнул! – восхищенно резюмировал атаман. – Вона, какой громадный крест тебе достался.
- Да, тяжел крест у слуги народа. Только, вот, твой напарник про это забыл или знать не хочет. И таких в России, теперь пруд пруди. Ладно бы, еще народ ограбили, но зачем Россию грабить? Рубят дерево, на котором сидят и жируют. Уродились выродки, непомнящие родства!
- Да я, отец родной, уже толковал ему об том же. Даже черепушку ему проломил. Вроде доходит помаленьку через пробитую дырочку. Вот мытарю его здесь, чтоб допекло до печенок и прозрения. А когда вернется в свое сознание, то говорят, подельники его в обмане народа, пулю ему приготовили. Я на его месте лучше бы тут остался. Тут уже все и всем ясно и понятно. Здесь и смерти нет, и прозреваешь быстро. И враг только один – это ты сам со своими грехами. И чувство только одно – покаянное.
- Теперь понял, зачем ты тут? – спросил Сталин Бориса?
- Понял. Чтоб обрести в сознании покаянное чувство, - сказал виновато Борис.
И тут неведомая сила вытолкнула его из Ермака: - Все, родной, теперь можешь быть свободен! – хлопнув демократа по плечу, сказал атаман.
- И помни: не подпрыгивай выше своего креста! Судьба умеет стрелять влет! - хмыкнул в свою очередь Отец народов, с пришуром глядя мимо собеседников.
Сказав это, Сталин пыхнул дымом из трубки и исчез, оставив ароматный дымок.
- Ну, пора и мне восвояси. Прощай! – сказал Ермак, обнял Большую рысь и тоже растворился в клубах дымка Отца народов.
- Спасибо за науку! – крикнул им в след Борис и тоже провалился в сумрак.
И тут же послышался женский голос: - Вроде отходит от наркоза. О! Глаза открыл! Ну, теперь жить будет.
Перед взором Бориса предстали две женщины в белых
72
халатах, врач и медсестра.
- Поставь ему капельницу и посиди с ним рядом, - сказала врачиха и ушла.
Борис попытался что-то сказать, но мешала повязка, да и медсестра приложила свои пальцы к его кубам и ласково пояснила: - Молчите, вам пока вредно разговаривать.
С этого момента дни летели однообразно. Из всех кто его навещал в палате, Борис был рад только матери, да племяннику. Остальные персонажи по политическим игрищам тяготили душу своей фальшивостью. Борис мысленно, искренне удивлялся тому, что, как он мог не видеть этой фальши раньше. Театр абсурда его политического окружения отравлял душу и вызывал протестное омерзение.
Эти перемены заметили некоторые посетители и перестали приходить к нему с пожеланиями здоровья. Отчуждение ширилось черным провалом меж двух непримиримых берегов.
Возвращаться в свой лживый кабинет Борису все больше не хотелось. Только об одном он попросил свою секретаршу, чтоб та доставила в его городскую квартиру ту злополучную раму с картиной, стекло которой пробила ему голову, да чтоб прихватила чарку, что валяется у порога его кабинета.
Еще в палате, Борис заявил об уходе с должности и, что отдает своему заму все свои дела, чем нажил недругов, а врагов обрадовал.
Как гора свалилась с плеч, со всеми политическими передрягами, и свобода легкими крылами обняла душу и сознание. Так светло на сердце не было с самого детства.
- Все пустое! – думал Борис. – Вот умри я сегодня и что? Пустота и черным коршуном всюду ложь! Провалитесь вы все пропадом вместе с моей слепотой и торгашеской дерьмократией!               
В этот же день прибежала секретарша и начала умолять Бориса вернуться, акцентируя на то, что ему не дадут просто так уйти, ибо он много знает.
- Не переживай, Светочка, - успокаивал ее Борис. – Я знаю, на что иду. Ты просьбу мою выполнила на счет картины и чарки?
- Да, - сказала секретарша и упорхнула суетной сорокой.
После ее ухода Борис позвонил в банк и заблокировал все свои личные счета. Потом позвонил племяннику, чтоб пришел к нему
                73

 в палату. Когда тот появился, отдал ему ключи от своей квартиры и попросил принести оттуда, припасенный на всякий пожарный, бронежилет.
Спать ложился Борис уже в бронике, который тайно надел, когда ушла медсестра. Но, как стемнело, он все же, подгоняемый интуицией, соорудил из одеяла и подушки вид лежачего человека. Дождался, когда медсестра ушла в сестринскую, заглянул в соседнюю общую палату и, увидев, что одна кровать пустая, тихонько залез под одеяло.
Утром поднялась суматоха. Потерялся пациент и окно в палате второго этажа, где он лежал, оказалось открытым, а к стене приставлена лестница. Ко всему прочему, наводили ужас еще и дырки в постели от пуль, где под одеялом вместо человека лежала подушка и свернутое одеяло с другой кровати.
Все прояснилось, когда Борис объявился сам. В клинику вызвали оперативника из убойного отдела. В этот же день Бориса перевезли в его квартиру и оставили охранника. Промытарился с ним Борис три дня и решил бежать. Позвонил по телефону соседу справа, с которым балконы были рядом и с которым не раз собутыльничал от скуки, и объяснил ситуацию. Сосед согласился помочь смыться от ментовской опеки.
Собрав необходимые вещи, Борис передал их через балкон соседу. Потом приготовил охраннику кофе и, пожелав ему спокойной ночи, ушел к себе в спальню. Оставил сотовый на прикроватной тумбочке, а с собой взял запасной, припасенный заранее на такой случай. Прихватил и подложные документы на чужое имя. Оставил записку ментам.
На балкон перелез с помощью соседа. Переоделся, забрал вещи и попрощался.
У подъезда его ждал на мерсе знакомый браток, еще по бандитским делам лихих девяностых, который давно был в завязке, по случаю увечья ноги, и которому Борис спас жизнь.
От дома они отправились на ближайшую пригородную станцию, и там Борис по фальшивым документам купил билет до Тюмени. Поезд прибыл через два часа. Распрощавшись с другом, Борис, не раскрывая
74
конечной точки своего маршрута, наказал ему заехать к своей матери, чтоб она с утра наведалась в квартиру.
Ехать надо было чуть  более тридцати часов. В купе, на нижней левой полке, спал какой-то молодой человек, а все остальные места
были свободны. Борис занял свою, нижнюю правую, и тоже улегся.
Утро было радостным, солнечным и бесподобно свободным. Проспав чуть более четырех часов, беглец чувствовал себя на удивление бодрым.
Сосед еще спал и по-детски посапывал. Борис умылся и отправился в ресторан, через один вагон к хвосту поезда. Там было только пара пассажиров. Какие-то бородатые мужики, похожие на нефтяников или геологов, с утра освежали похмельные головы.
Бывший слуга народа получил заказ и сел за перегородку, чтоб не видеть разбитных мужиков и уставился в окно. Мало-помалу в салоне прибавлялся народ.
 В какой-то момент в ресторан ввалилась шумная стайка парней и девушек обличием северных народов Сибири. Взгляд Бориса сразу же выхватил одну из девиц и растерянно остановил на ней свой взгляд. Поймала его взгляд и она. Удивленно глядя на Бориса, она подошла к нему и спросила: - Большая рысь?
- Энне? – спросил в свою очередь Борис.
- Вы, что, знакомы? - чуть не хором спросили ее подруги.
- Однако, да, - ответила растерянно Энне.
- Ладно, выясняйте свои отношения сами, а мы вам мешать не будем, - сказала по виду старшая среди них.
- Садись со мной, Энне, - предложил девушке место рядом смущенный Борис.
Девушка, не отводя от него взгляда, вновь спросила: - Так ты на самом деле Большая рысь?
- Да, это я Энне! Видишь, наше подсознание стало явью. Я безумно рад нашей встречи! А ты?
- Я не могу еще в это поверить, но я тоже рада!
Тут подошла официантка и спросила у Энне, чего она желает.
Получив заказ, она ушла.
- Ты не замужем? – спросил Борис.
- Нет, - ответила смущенно и растерянно девушка.
75
- И я свободен, -  ответил Борис.
- И не была?
- Нет.
- И я не был.
- Как это все понять? – спросила Энне. – Ты, что шаман?
- Нет, я просто чиновник, бывший, - усмехнулся Большая рысь.
- Тогда, как это все объяснить?
- Думаешь, я все знаю? Зачем спорить с судьбой, Энне? Мы встретились и это самое главное!
Энне не успела ответить – официантка принесла заказ и ушла, снова  спросила: - Сначала ответь: почему исчез не простившись?
- Разве в том мире я вольный казак был? Думал, вернусь. А вышло совсем иначе, и я ничего поделать с этим не мог. Вина перед тобой и теперь у меня в сердце. Так, что прости меня!
Энне улыбнулась и  спросила: - Куда едешь? Если опять не секрет.
- Пока в Тобольск, а там на наши места, где мы с тобой встретились. Да у креста Ермака побывать надо. Это ведь он нас с тобой свел.
- Вот теперь я тебе совсем поверила! – счастливо улыбаясь, сказала Энне. – А я живу в Тобольске. Мы с гастролей едем домой. Две недели я свободна. Можем поехать к Ермаку вместе. Возьмешь с собой?
- А я теперь тебя никуда одну не отпущу! Не хочу больше тебя терять.
Они долго еще сидели, обговаривая план совместной жизни. Потом они уговорили проводницу, чтоб девушка переселилась в его купе.
В Тобольск они приехали часов в два ночи, и отправились на квартиру к Энне.
А на следующий день, Борис взял напрокат авто, купил палатку, собрали провиант и отправились по навигатору в Вагайский район. Переехали реку Тобол по мосту и свернули на проселочную дорогу. Долго колесили по небольшим деревенькам и к полудню приехали к деревне Старый Погост. Там местные объяснили, что к кресту не проехать на машине, а надо несколько километров идти пешком.
76
Оставив машину под присмотром у местного краеведа, Борис и Энне отправились в путь на своих двоих, прихватив с собой рюкзаки и палатку.
Дорожка, которую им указали, кое-где пробегала по заболоченным низинкам. Перемахнув несколько бугорков с редким
 березняком, путешественники увидели Девичий холм, местами поросший лесом, а на самом его верху возвышался над березками, девятиметровый православный крест из лиственницы. Чуть ниже был сложен из валунов и камней тур с нержавеющей табличкой. У подножия холма стоял длинный дощатый стол сотворенный казаками для гуляний. Рядом было место и для костра. Борис и Энне нарвали полевых цветов и возложили их, с молитвой и поклоном, у креста и у тура. Постояли, помолчали, мысленно благодаря Ермака за свою любовь. С высоты холма меж берез хорошо просматривались дали.
- Там, за рекой, километрах в десяти было твое стойбище, Энне. А если глядеть на восток, то там, на реке Вагай погиб Ермак. А на западе, где-то совсем рядом было Священное кладбище татар, там по преданию и схоронили атамана. Теперь за четыреста с лишним лет, тут все изменилось и многое исчезло. Даже русла рек уже не те.
- Птицей бы туда умчаться, да через реку не перелететь, - вздохнула горестно Энне.
- Там и лес уже другой. Не сыскать, где что было. Только душу измытаришь, - сказал ласково Борис и обнял девушку. – А молиться за усопших предков можно и отсюда.
Они долго стояли моча, вспоминая реалии подсознания.
А потом спустились к столу, поставили палатку и развели костер,
благо, что хворосту кто-то оставил в избытке.
Вскоре свечерело, появились звезды, выплыла огромная луна. По темно-синему бархату неба плыли маленькие серебристые облака. Комаров в начале лета почти не было. Было тихо и торжественно. Тинькала невидимая пичуга и изредка подыгрывал ей сверчок.
Когда наступил час совы, послышался легкий шелест шагов по траве. Костер слепил глаза, и в силуэте не возможно было понять, кто идет. Но вот, гостя осветил огонь: и Борис и Энне вздрогнули - это был Жамса. Он смиренно стоял в образе черного ворона. Страдальческое лицо бывшего шамана бледно высвечивалась под вороньим клювом.
77
 Он поклонился и тихо сказал: - Большая рысь, помоги заполнить пустоту во мне, ведь ты ее мне указал!
- Я не шаман, Жамса. Как я тебе помогу? Вот только могу посоветовать: взойди на холм и поклонись кресту, - ответил несколько растерянно Борис и покосился на Энне.
А девушка не растерялась, подошла к своему соплеменнику и повела его к кресту, что-то тихо и доверительно говоря ему на ходу.
Вскоре Борис увидел, как от креста, с криками и проклятьями, отлетела черная птица и скрылась за холмом. Когда вернулась Энне, то он спросил у нее: - Что, не принял Жамса христианскую молитву?
- Нет, не принял. Шарахнулся от креста, как черт от ладана.
- Ну, вот, жди теперь от него пакостей.
- А к нам еще гость, - сказала настороженно Энне.
И в этот момент сзади раздался голос с грузинским акцентом: - Ну, что, товарищ Борис, значит, демократию ты отправил на задворки своего сознания?
Борис и Энне вздрогнули и оглянулись: у костра стоял Сталин, он раскуривал трубку от тлеющей веточки и, прищурив глаза, хитро смотрел на них.
Энне инстинктивно встала за спину Бориса и, робко глядя на Отца народов, прошептала: - Боюсь его! Опять, какую нибуть пакость выкинет!
Борис шепнул ей: - Не бойся, он хоть и категоричен, но справедлив.
- Верно обо мне понимаешь! – сказал хмыкнув Сталин. – Так как на счет демократии?
- А нет никакой демократии, и не было. Сильные мира сего и
пройдохи, выдают себя за народных избранников, прикрываются правами человека и свободой, чтоб насаждать свои воровские идеалы через СМИ, будь-то это воля народа!
- Хорошо рубанул! Молодец! Демократия – это наглая власть денег! Советская власть не зря выращивала в душах людей ростки христианских принципов: простота, презрение к богатству, честность, товарищество, взаимопомощь, трудолюбие, бескорыстие и справедливость. Все это вернется на просторы умов русского народа. Сеятель социализма у вас уже есть и ростки его всходят. Да и плевелы
78
уже начали вырывать. Спасибо за уголек от костра! Мне пора. Пить с вами мне не по рангу. Совет вам, да любовь, дети мои!
С этими словами, Отец народов повернулся к костру спиной, сделал в ночь несколько шагов и растворился, оставив клуб табачного дыма.
Борис и Энне не успели прийти в себя, а за спиной опять раздался шорох: на лавку за стол усаживался Ермак.
Энне снова спряталась за спину Бориса, а тот сказал: - Ну, здравствуй, Ермак свет Тимофеевич! Чем мы обязаны твоему визиту? Аль опять четвертью по башке меня решил приголубить?
- Не кочевряжься, Бориска! - хмыкнул атаман. – Должок у меня перед тобой.
- Вот те раз! – воскликнул Борис. – Мы ж вроде все дела с тобой полюбовно, если можно так сказать, переделали. Что еще удумал? Выкладывай, не томи душу. Тем более, что девушку насмерть перепугал.
- Не извольте беспокоиться, милая дивчина, - сказал спокойно Ермак. – Я должник перед твоим женихом. Неволил я его маненько, да зашиб, осерчавши. Вот пришел прощения попросить у брата православного. За поклон его моей памяти и почитанию трудов моих на благо Руси-матушке. Ты уж прости меня, горемычного, брат Борис!
- Да, чего уж там, нам православным нечего и делить? Спасибо тебе за науку Тимофеевич! Давай обнимемся по-братски и все дела!
Борис и Ермак перекрестились и обнялись, троекратно расцеловавшись.
- Давай замочим это дело, Тимофеевич. У меня коньячок отменный есть. Как знал припас.
- А не откажусь, ибо теперь душа это с радостью примет! – кашлянув, сказал с некоторым смущением атаман.
Осмелевшая Энне, быстро сервировала стол. Молодые сели напротив Ермака, а тот, взял налитую чарку и торжественно произнес: - Совет, да любовь вам, дети мои! Любите друг друга до скончания века своего и детушек народите! И Родине служить всяк на свой лад не забывайте. Любите народ русский, ибо нет его краше на всей земле, за
его любовь к ближним и сострадание к дальним. Этим и жива Русь, этим она от всего мира отличается! Горько!
79
Чарки звонко сошлись, и коньяк окропил сказанные слова духом единения. И молодые поцеловались, под добрую казацкую ухмылку.
- Добре, дети мои! Пора и мне восвояси! Прощаться не будем, не люблю. Не забижай народ! Возможно, еще увидимся, – сказал Ермак, глядя на Бориса, улыбнулся Энне и, выйдя из-за стола, исчез в ночной
вечности.
Оглушенные видением молодые еще долго сидели и смотрели на сиротливую чарку атамана. Потом, выйдя из оцепенения, Борис спросил: - Энне, а вам в ансамбль нужен шаман?
- А это прекрасная идея, Борис! – воскликнула девушка. – У тебя же есть его навыки и ты бубен чувствуешь! У нас шамана играет один парень, но он мелковат и не производит должного впечатления на зрителей, да и нас не так сильно заводит. Да к тому же он и сам от этого не в восторге.
- И лицо у меня будет закрыто на сцене под шаманской маской! Вряд ли меня кто узнает. – Надо попробовать, ведь кусок хлеба где-то же зарабатывать придется. Не на твоей же шее сидеть.
- Давай за это и выпьем! - сказала Энне.
Борис налил три чарки, и из которой пил Ермак, плеснул в костер, задабривая духа огня. Плесканули и из своих чарок, а когда выпили, Энне попросила Бориса рассказать анекдот про чукчу.
- Приехал чукча домой на поезде весь в синяках и ссадинах, рука сломана. Его спрашивают: - Твоя где так зашибся? - Моя с полки много падал. - Так почему с нижним пассажиром не поменялся? – Как, однако? Там же никого не было!
- Энне хмыкнула, а Борис продолжил: - Купил чукча машину, поставил у чума и родственников позвал похвастаться. Один охотник погладил машину, поцокал языком и сказал: - Красная, однако, шибко красивая!
Все согласились. Второй охотник постучал по машине кулаком и говорит: - Железная, однако! Шибко крепкая!
Все опять согласились. Другой охотник присел, пощупал выхлопную трубу и сказал: - Самец, однако!
- Так, еще пара рюмочек и анекдоты пойдут с откровенными картинками? – уколола Энне Бориса.
80
- Ладно, поскромнее расскажу. Купил чукча красивое женское белье своей жене.
- Ты опять? – нарочито возмутилась Энне.
- Да нет тут ничего такого! Ты дослушай!
- Хорошо, слушаю.
- Ну, приехал чукча домой, заходит в чум и сказал, чтоб жена белье примерила.
Жена быстренько одела кружевные плавочки, лиф, пеньюар и говорит кокетливо: - Ну, как?
Чукча посмотрел и восхитительно говорит: - Однако шибко заводит! Все видно сквозь белье: и оленью шубу, и чуни!
- Весело с тобой как! – воскликнула смеясь девушка. – А еще!
- Потерял чукча жену на вокзале большого города. Бегал, орал, звал и все бестолку. Подходит к менту и говорит: - Жена потерлась моя. Помоги найти.
- Как она выглядит? – спрашивает  мент.
- Как, как, ну не знаю, как все бабы, - растерянно развел чукча руками.
Мент и говорит: - Ну, вот, к примеру: моя жена, красивая, голубоглазая, пахнет духами Шанель, одета в норковую шубу! А твоя?
Чукча поморщился и сказал: - А моя, маленькая, кривоногая, сморщенная, шкурой пахнет…  А, ну ее к лешему! Давай искать твою?
- Ох, мужики! За вами глаз да глаз нужен! – воскликнула Энне и снова стукнула кулачком Бориса по спине. – Наливай себе еще, если желаешь, и в чум спать пойдем, однако, - полушутя скомандовала Энне.
- Эх, коротка кольчужка! – вздохнув, шутливо сказал Борис. – Кончилась, однако, моя свобода.
Утром они встали с жаворонком, сходили к кресту, помолились и поклонились. Сложили палатку и отправились в обратную дорогу. У местного краеведа забрали свою машину, попрощались и поехали в Тобольск.
До дома  Энне добрались без приключений. А на следующий день она повела Бориса знакомиться со своим коллективом. Руководителем была женщина среднего возраста с именем Регина, но обликом она была типичным представителем северных народов в которой
81
угадывалась и кровь русских геологов. Она выслушала предложение Бориса и дала возможность пошаманить на сцене.
Борис взял инструмент и попросил, чтоб ему прикрыли лицо платком. Взойдя на сцену, как на эшафот, новоявленный шаман стукнул несколько раз в бубен и замер. Все насторожились в ожидании, но ничего поначалу не происходило. Но вот, шаман начал еле заметно подергивать бубном и  жестче бить колотушкой. Внутренний ритм в Борисе начал осторожно сливаться с внешним звуком бубна. Удары становились все сильней и ритмичней. Где-то в отдалении закаркал ворон. И вскоре громогласный ритм заполнил все пространство зала и сознание людей, которые, подчиняясь воле шамана, потянулись на сцену. Вот уже весь коллектив ансамбля крутил хоровод вокруг него, исполняя танец северных охотников. Кругом поднялась тайга. Заухали филины, затрещали сойки под хриплое карканье ворона…
 Когда бубен умолк, то наступила величественная тишина. Люди нехотя возвращались в реальный мир зала. А потом был шквал аплодисментов, но к шаману ни кто не смел прикоснуться. То, чем был наполнен новоявленный артист, и удивляло и настораживало, творя невидимую дистанцию в общении.
Первой подала голос Регина: - Энне, ты из какого стойбища его умыкнула? Это же то, что нам всегда не хватало в ансамбле! Борис, вы сами-то как, согласны теперь работать в нашем коллективе?
- Двоякое чувство у меня, Регина. Соблазнов много в бубне…
- Значит, ты действительно понимаешь душу бубна. Дремлет в тебе шаман, однако!
- Вот этого я и опасаюсь, - ответил Борис, почесывая за ухом колотушкой. Ему очень не хотелось расстраивать Энне, видя, как горят у нее от возбуждения глаза,  как она горда за него пред своими подругами и друзьями.
- Ладно, попробуем, - сказал, улыбнувшись Энне Борис. – И не надо аплодисментов! – прервал душевные порывы новый шаман. – А то возгоржусь и утащу вас бубном к демонам, - полушутя, полусерьезно обрубил повышенное внимание к себе Борис.
- Тогда сегодня все на шашлыки! – скомандовала Регина. – Отдохнем пару дней и с новым шаманом приступим к репетициям.
Народ недовольно загудел, и послышались возгласы: - Обещали
82
две недели отдыха!
- Хорошо! – спокойно, но властно сказала Регина. – Будем работать малым составом: половина ансамбля неделю отдыхает, другая половина на репетицию. Потом поменяетесь. Или вам деньги не нужны? А перед концертом отрепетируем в полном составе.
Волей-неволей все согласились и начали утрясать очередность.
Борис и Энне попали в первую волну репетиций. Вечером они пришли домой уставшие.
 А ночью Борису приснился Жамса. Он летал вокруг Бориса и бил его по голове колотушкой и хохотал. Удары ухали, как в огромной пустой бочке и хохот сумасшедшим эхом метался во тьме. А потом он злорадно заорал: - Большая рысь пустой! Большая рысь пустой…
Проснулся Борис весь в поту. Энне не спала. Она сидела в кресле и настороженно смотрела на своего избранника.
- Что случилось? Почему не спишь? – спросил не совсем пришедший в себя от сна Борис.
- Страшновато с тобой спать. Кричишь: - Уходи! Убью!
- Жамса приснился…
- Теперь поняла, - ответила примирительно Энне и вернулась в постель. – Это он тебе завидует и насылает духов. Сходи завтра в храм и
помолись. Попроси Бога, чтоб он тебя защитил. И Ангела своего попроси. Так, всегда происходит с творческими людьми: как только наметится успех, так сразу черти мешать лезут, с пути сбивают. Успокойся, перекрестись и спи. А я помолюсь над тобой.
Утром проспали на репетицию. Приехали с извинениями на час позже всех. По дроге заехали в церковь, помолились.
Поначалу репетиция шла своим чередом. А к концу рабочего дня шамана понесло. Войдя в раж, из-за похвал, он стал неистовствовать. Ритмы бубна проникли во все закутки дворца культуры. Народ из студий повалил валом и начал занимать зрительские места в зале. Большая рысь шаманил, как демон!
Толи случайно, толи по воле темных сил в зале погас основной свет, остались несколько дежурных красных светильников над двумя входами и запасным выходом.
И тут началась чертовщина. В воздухе начали метаться неясные тени каких-то существ. Послышались тихие утробные рычания и
83
вскрики женщин.
Зрители зароптали и кинулись к выходам, а свет вновь зажегся и все пришли в неловкость, ибо ничего такого сверхъестественного в зале не наблюдалось. Только горловым пением рокотал шаман и, стоявшие на коленях артисты трепетно трясли в воздухе руками и шипели, как змеи. А потом упали вместе с шаманом на пол сцены.
В зале все приняли это за постановку и начали неистово аплодировать. Артисты, понемногу приходя в себя, пугливо оглядывались и останавливали свой взгляд на шамане. Тот лежал и не шевелился, а потом, вдруг неожиданно ударил в бубен один раз и все вздрогнули. Со вторым ударом он стал на колени и, ударив в третий раз, поднялся на ноги и поклонился залу.
И снова шквал аплодисментов с криками: - Браво шаману!
Вспорхнула на сцену и Регина.
 - Милые мои, хорошие мои! – восклицала она. – Вот, что значит, импровизация! Непременно надо все это включить в концертную программу! А шаману отдельный поклон!
Ни слова не говоря, Борис поклонился ей и залу и ушел за кулисы. Туда ломанулись с десяток восхищенных поклонниц из числа сотрудников дома культуры, но у самой двери гримерки им перегородила дорогу Энее.
- Все, девочки! Концерт окончен! Борис устал, и лишние эмоции ему только повредят. Все! Расходитесь по своим творческим аудиториям!
Встретив непреодолимую преграду, восхитительницы разошлись, с недовольными пересудами в адрес соперницы.
Когда Энне вошла в гримерку, то увидела, что Борис спит в кресле, словно убитый. Лоб его был весь в испарине и по лицу текли струйки пота. Ей стала невыразимо жалко своего любимого. Только теперь до нее стало доходить, какими силами и муками дается ему шаманство на сцене. Что это не игра, а реальность бытия, мало понятного для ее сознания. Что только подсознание откликается на эту магию вибраций.
Часа полтора Энне ревностно караулила дверь, чтоб ни кто не разбудил Бориса. Проснулся он неожиданно, как от толчка. Окинул полусонным тревожным взглядом комнату, увидел Энне и обмяк.
- Тебе что нибуть нужно? – спросила девушка ласково.
84
- Да, - ответил в полудреме Борис. – Пива бы сейчас холодненького - тяжесть с души снять.
- Я сейчас! – воскликнула Энне и упорхнула заботливой чайкой.
Через несколько минут она вернулась с трешкой пива и Региной.
- Так! – заявила руководитель ансамбля прямо с порога. – Два дня Борис, можешь отдыхать. Хореографией мы пока займемся без шамана. Вызову завтра всех, отрепетируем новый концерт, передохнем дня три и на гастроли. С таким шаманом грех дома сидеть!
Домой Борис и Энне приехали с хорошим настроением.
А с утра разбежались: Энне Борис отвез в дом культуры, а сам поехал на рыбалку, благо, что предусмотрительно захватил и спиннинг, и удочку, и разнообразные мушки, воблеры, приманки. За южной окраиной города переехал Иртыш, свернул к деревне Сумкино и обосновался на берегу старого русла Иртыша. Сначала походил с
блесной на спиннинге и поймал две щучки. А когда нашел укромное место, то сел с удочкой. Днем клевало вяло. Только к вечеру рыба стала активной. Попался линек, несколько красноперок, три карася и один довольно приличный окунь. В квартиру к Энне рыбак вернулся уже поздновато.
Уху варить было некогда, пришлось отдать соседям, ибо завтрашний выходной у Бориса отняли. В селе Абалак через неделю открывался фестиваль Медовый пир. Поэтому весь ансамбль всю неделю пахал, как заведенный с раннего утра до позднего вечера. Теперь Борис старался контролировать бубен и не идти у него на поводу. От чего стал меньше уставать, и внутреннее состояние не касалось демонических сил. Дать волю бубну он решил на фестивале. На отдых перед концертом выкроили только сутки.
С утра влюбленные отправились на рыбалку. На то же самое
место, где и в прошлый раз. Борис усадил Энне с удочкой, а сам пошел блеснить. На сей раз не везло, поймал небольшую щучку-травянку. Удача больше улыбнулась Энне, она поймала три карася, двух пескарей и трех окуней. На двоих уха получилась знатной. Домой они вернулись полные природных сил от свежего воздуха и неброских прелестей природных образов и звуков.
А с рассветом снова в дорогу всем ансамблем, кто на автобусе, кто на личных авто. В Абалаке Борис и Энне помогли выгрузить костюмы,
85
реквизит и, оставив машину на стоянке, отправились Абалакский мужской монастырь поклониться Абалакской иконе Божьей Матери.
Борис молиться не отважился. Остался сидеть на лавочке перед церковью. Будь-то, знал, что после молитвы на ночном представлении духи усилят свои нападки на него через бубен. А повиноваться духам не хотелось. Борис чувствовал, что лукавый сидит у него в сердце, и от этого было совестно. Какая-то виноватость, как суетливая собачонка, все время путалась в мыслях. Чтоб развеять тягомотину на сердце, Борис затащил Энне в кафе Рыба-Кит. Заказали коктейль.
В кафе Энне промолчала, а на улице спросила: - Борис, ты почему в церковь не пошел?
- А ты, залезь в шкуру шамана, Энне.
- И на все-то у тебя ответ есть! – воскликнула полушутя Энне
- Так этим я тебе и нравлюсь, - заулыбался Борис.
А девушка в ответ стукнула его кулачком по спине и сказала:             - Темные очки одень, а то вдруг нелегкая твоих друзей и сюда занесет.
- И то верно. После монастыря все из головы вылетело.
Борис одел очки и повел Энне в дом творческих коллективов, где уже собрался весь их ансамбль. Там он предложил Регине несколько поменять порядок программы выступления. Выслушав предложение Бориса, руководитель ансамбля согласилась. За час перед часом совы, представления народов севера началось с традиционных постановок национальных танцев, и только в конце, попросили местную администрацию разжечь костер на рысталище.
 Когда костер запылал, вышел Борис в шаманском одеянии. Ночь, ярь костра и тьма народу вокруг круглой площадки для единоборств участников в доспехах древних воинов, превратила площадку в театр.
Шаман вышел из гущи толпы и замер перед костром. Потом он бросил в чрево пламени несколько небольших, известных только ему, предметов ритуала и его бубен заговорил.
Когда толпа задвигалась в такт ритма, шаман подключил горловое придыхание, будь-то, задышал алчно зверь в такт бубна. На многих ряженых воинах зазвенели в такт кольчуги и доспехи. Средневековье овладело всем пространством вокруг ярости костра и страсти шамана. А шаман все усиливал свою амплитуду магии и ритма. И когда за бубном уже невозможно было успеть движениями, он вдруг смолк, и в тишину

ворвалось горловое пение шамана. Толпу, словно подхватило и понесло ввысь к звездам, в первобытное состояние свободы. Ночь разом поглотила все проблемы. Неудержимо захотелось реветь первобытным зверем, и толпа заревела, заголосила на разные лады, застонала и завыла. Казалось, от этого воя, сейчас сорвется с места Луна и осыплются звезды.
Люди кинулись обнимать и целовать друг друга. Еще бы чуток и началась бы оргия, но шаман сильными ударами бубна привел толпу в чувство реальности. Люди, как пьяные, удивленно оглядывались, а потом их обуял смех. Они тыкали друг в друга пальцами и валились от
хохота. Истерику смеха прекратил тревожный ритм бубна. Всхлипывая от приступов смеха, толпа поднялась на ноги и начала приводить себя в порядок.
А шаман прошел сквозь толпу зрителей незаметным котом и скрылся в своем бунгало. Он слышал, как люди захлопали в ладоши и стали вызывать его на бис. Но спокойствие было теперь шаману дороже всех оваций. Когда пришла Энне, Борис уже спал, как дитя в кресле. Она не будила его до утра.
Утро было солнечным и радостным. Борис с Энне снова сходила к Абалакской иконе Божьей Матери. А Борис, оставшись один, остро чувствовал угрызение совести за шаманские штучки. Но была и маленькая радость победы, ибо вчера он сумел прервать демоническую власть над толпой и ушел от поклонения зрителей. Тщеславие его не прельщало.
А в фестивальном городке начались турниры, бои, состязания лучников и копьеметателей. Туда и повела заскучавшего Бориса Энне, вернувшись из монастыря.
 В сражения принимали участие только те, кто имел доспехи средневековых воинов. А в метании копья и стрельбе из лука мог принять участие любой желающий.
Глядя на бои, у Бориса чесались руки: так хотелось помахать мечом или саблей. Пробовал бросить копье, но в мишень не попал. Из лука получилось удачней, но яблочко оказалось для него недосягаемо.
Тогда он попросил Энне подождать его на рысталище, где должны были начаться парные бои, и ушел на стоянку машин. Достал припрятанный бронник из своего авто и одел на себя под рубашку. Из-
87
под коврика взял две палки из железного дерева. Потом зашел в свое бунгало и нарядился в одежду шамана. Закрыл лицо маской, прикрепленной к головному убору их железа, и пошел на рысталище. По дороге ему многие нарочито почтительно кланялись или просто замирали, провожая его недоуменными взглядами.
Когда шаман подошел к рысталищу, то там уже билась пара воинов в окружении болельщиков, сотоварищей и просто зевак.
Когда стали кликать поединщика к победителю в круг, то тут вышел Борис. Увидев шамана, толпа загудела в предвосхищении зрелища.
 Но судья запротестовал: - Поединок только в доспехах!
 Борис постучал себя по груди и сказал: - На мне броник.
Судья проверил и снова заартачился: - У тебя наручей нет. Не могу допустить к поединку!
Тут из толпы крикнули: - Пускай мои возьмет!
Когда наручи одели на шамана, только тогда, под давлением толпы судья смилостивился. В палках судья тоже засомневался и заставил выбрать имитаторы оружия, предназначенные для гостей. Шаман выбрал две сабельки.
Противником Бориса был победитель предыдущей пары, одним ростом и статью с ним, вооруженный щитом и кривой татарской саблей.
Бой начался. Борис отбил несколько выпадов вояки и на последнем выпаде крутанул клинком саблю, и она вылетела из рук противника. У него остался только щит. Толпа одобрительно загудела и победу присудили шаману.
Следующим вышел воин со щитом и топором. С этим Борис долго не возился, ибо топор оружие инертное и вояка почти с ходу попался на прием и оказался на земле, перелетев через шамана.
Следующий боец был широк в кости и не высокого роста. Двумя саблями он владел довольно сносно. Поймал его Борис на том, что он, в пылу сражения атаковал его сразу двумя клинками. Шаман перехватил имитаторами его оружие, развел их в стороны и ногой ударил в солнечное сплетение. Противник охнув, рухнул на песок.
Пока воина приводили в чувства, Борис, отдав налокотники, решил скромно покинул поле сражения, но его остановили несколько вояк.                88
- Нет, братан, у нас так не делается. Сражайся до победы или до первого поражения. А то удачно проделал финты и козырем в сторону? Не хорошо. Мужики садисфакции требуют.
- А если я не хочу? – набычился Борис.
- Ну, тогда будем биться прямо тут, - сказал воин с закрытым забралом и в красном княжеском плаще.
- Оставьте его в покое, - возмутилась Энне и встала перед Борисом.
- Ладно, - ответил шаман. – Считайте, что уговорили. И уже обращаясь к Энне, сказал: - Подожди меня еще чуток. Я постараюсь не разочаровать страждущих.
Круг быстро освободили и поединщики заняли свои места друг против друга. Воин, в образе князя, вооруженный шитом и мечом, шагнул первым, и схватка началась. Боец он был искусный. Борис уворачивался как мог, не желая подставлять сабельки под меч. И в один момент был сбит с ног ударом круглого щита. Перекувырнувшись через спину, он вскочил на ноги и успел отклонить удар меча имитатором. Тут же нырнул под щит и ударил соперника повыше локтя. У того рука мгновенно отключилась. Шит выпал и покатился по рысталищу к ногам судьи.
С удвоенной яростью псевдокнязь ринулся на противника и вышиб из левой руки шамана оружие. Пришлось идти снова на хитрость. Борис шагнул на удар меча и, с падением влево, снова ударил чуть повыше локтя противника по руке. На сей раз выпал и меч.                - Ты покойник! - рыкнул ряженый князь Борису и развернувшись, шагнул в толпу. Трое его оруженосцев, и тоже все в железных масках, подхватив меч и щит, ретировались с поля боя, злобно оглядываясь на шамана.
Больше на поединок желающих не нашлось и Борису вручили мельхиоровый кубок с гравировкой о памятном дне.
В бунгало Борис и Энне возвращались с тревожным чувством опасности. Но в час совы снова надо было быть на сцене, и они улеглись подремать.
Концерт начался с русских народных песен в исполнении детского коллектива, потом их сменили взрослые. А потом вышел и коллектив северных народов.
89
Спектакль начался как обычно. Все было хорошо, до того момента, когда наступило время для соло шамана. Выстукивая очередной ритм возле воткнутого в помост копья, шаман вдруг выпрямился, оглянулся назад и упал.
Очнулся Борис в медпункте, когда с него начали снимать шаманку. Он запротестовал, сославшись, что с ним уже все в порядке, хотя боль в спине была ужасной.
- Что с вами? – спросила растерянно медсестра. – Сердце у вас в норме. У вас, что припадок был?
- Да, - соврал Борис. – После травмы позвоночника иногда налетают мышечные спазмы. Сделайте мне обезболивающий и
расслабляющий укол, и я буду в норме.
- Как же вы отважились саблями-то махать при такой травме! – воскликнула медсестра. – Беречь себя надо мил человек.
После укола Борису стало полегче. Он одел маску и вышел из медпункта. Видя, что шаман жив и самостоятельно передвигается, некоторые зеваки пошли по своим делам, а весь коллектив ансамбля проводили его и Энне до их бунгало.
Когда влюбленные остались одни, Энне спросила: - Борис, что это было? Ведь про приступы и травму ты мне ничего не рассказывал.
- Не шуми, Энне, - сказал, морщась, Борис.
После чего он снял шаманку, бронник и майку. На спине, чуть пониже лопатки, красовался огромный синяк.
Энне вскрикнула: - У тебя что, внутреннее кровоизлияние в легких? Откуда гематома?
- Пуля это, - сказал тихо Борис, ковыряя бронник. – Вот она. Броник под шаманкой защитил.
- Значит надо людей созвать. Опасно нам вдвоем до утра тут торчать, - решительно сказала девушка, и намерилась было, позвонить Регине.
Вдруг свет погас и раздался хрипловатый голос: - Не спеши, красавица. С плохими ребятами мы сами разберемся.
 Энне от испуга выронила телефон, а Борис спокойно, но немного удивленно спросил: - Ермак, а ты как тут оказался?
- Стреляли, – сказал спокойно атаман, поблескивая доспехами и шишаком. – Встань и отвернись к окну, - попросил Ермак Бориса.
90
Энне с замиранием сердца увидела, как в ее любимого поглотил образ воинственного гостя. Потом силуэт развернулся и спросил голосом Бориса: - Ну, как тебе мое преображение? Вот теперь можно нашим недругам и психику проверить, и нервы пощекотать. Ты иди к девчатам, а я скоро вернусь.
Проводив девушку, Большая рысь уже знал куда идти. Нехорошие парни обосновались вдалеке от гостиницы и пьянствовали на лесной поляне с местными девками. В центре поляны горел костер. Братва и их спутницы были навеселее.
Когда из темноты появился Ермак в полном вооружении, гуляки замерли, как на стоп-кадре.
 - Вот это экипировка! – воскликнул, тот, что был князем на рысталище, поднялся на ноги, подошел к Ермаку и сказал: - Ты откель такой сурьезный? А ну, дай пистолю посмотреть! – и пьяно потянулся за одним из пистолетов атамана, что торчали за поясом.
Ударом кулака в челюсть, наглец был мгновенно сбит с ног. Остальные вскочили и кинулись на обидчика с саблями. Бой был коротким. Вскоре вся ватага валялась возле костра с узкими вздутыми рубцами на головах. Ермак приголубил каждого из них тыльной стороной клинка по черепу. Дамы с визгом попрятались в машине и заблокировали двери. Ермак на прощание, двумя выстрелами, пробил передние шины у джипа. Потом рукоятью разбил у машины стекло и пояснил ситуацию девушкам, замерших на полувизге: - Скажите своим сутенерам, как очнутся, что если еще сунутся к шаману, то беспамятством не отделаются.
Не дожидаясь ответа, Ермак растворился в темноте леса.
До утра Борис находился в образе атамана и стерег сон Энне, а с рассветом девушка нашла его спящим в кресле.
Утром полицию решили не привлекать, ибо она тут могла быть за одно с бандитами.
Часов в десять весь коллектив ансамбля поехали в Тобольск. Борис и Энне ехали на своей машине в качестве пассажиров, а за рулем был молодой парень, по имени Паша, который исполнял роль шамана до Бориса. За несколько километров от города, вереница из шести легковых автомобилей и автобуса, остановилась у придорожного кафе. Ну, как водится девочки отдельно, мальчики отдельно.
91
        Водитель автобуса мужикам сказал: - Ребята, за нами кажись хвост с самого Абалака. Все нас обгоняют, а этот, как приклеенный сзади моего автобуса тащится.
- А вон, дорожная полиция подъехала, - сейчас я с ними погутарю, они должно быть городские. Посмотрим, как наш хвост отреагирует.
Борис подошел к старшему лейтенанту и сказал: - Здорово, командир! Я ездил на фестиваль Медовые ночи в Абалак. Там получил пулю в бронежилет. Местной полиции я ничего не сообщил, сами понимаете, если уголовники местные, то могут быть связаны с местной полицией. А вам говорю потому, что вижу, вы городские. Меня пасет
черный внедорожник. Вон тот, что на обочине пристроился за кафе. Возможно, у них есть стволы. Проверили бы их.
- И за что они тебя на прицеле держат? – спросил старшой.
- На турнире немного повздорили, и я их главаря на рысталище проучил, травмировал ему обе руки в поединке. С ним было еще трое и все в железных масках. Так, вот этот вояка пригрозил мне, сказав, что я покойник.
- А документы у вас есть? – спросил старший лейтенант.
- Да, вот, пожалуйста, - сказал Борис и подал фальшивый паспорт.
- Ого, далеко залетели, аж из самой Москвы! Вот, пусть ваши вами и занимаются, раз в местном УБОПЕ заяву не сделали.
- А как же на счет проверить внедорожник? – сказал Борис и нарочито показал пальцем на машину преследователей.
- А вот мы с тебя и начнем, - ехидно сказал старлей.
- А я весь тут! Вот в этом автобусе пока еду. А внедорожник вон, уже удирать намылился.
Полицейский достал рацию и, отходя к патрульной машине, что-то кому-то сказал, сел в машину и поехал за внедорожником, который на всех парах улепетывал в сторону Абалака. Дело было сделано. Отделавшись от хвоста, можно было спокойно ехать в Тобольск. По дороге от нервной встряски Бориса потянуло на анекдоты.
- Пишет мать сыну в тюрьму СМС: - Сыночек, как тебя посадили, я совсем без помощи осталась. Огород не вскопан, картошка не сажена.
Сын отвечает: - Мама, ты про огород не пиши, а то такое там откопаешь, что и тебя рядом со мной посадят.
92
Мать пишет ответ: - Сыночек, приезжали менты, весь огород перерыли, ничего не нашли, уехали злые.
Сын матери в ответ: - Мама, я тебе помог, как мог! Теперь сама сажай картошку.
- Да, зэки ребята ушлые! – воскликнул Паша. – А про гаишников знаешь?
 - Едет гаишник, видит, его обгоняет мерс, слетает с дороги и врезается в дерево.
Гаишник подходит, посмотрел и говорит водителю: - Видишь, какой ты молодец! Пристегнулся ремнем безопасности и живой сидишь. А твоя телка не пристегнулась и теперь на дороге валяется с хреном в зубах…
Паша заржал и вильнул на дороге, а Энне стукнула кулаком по спине Бориса и отвернулась к окну.
- Прости, Энне! Меня иногда заносит. Больше не буду. Я лучше приличный расскажу. Можно?
Девушка кивнула Бориса и снова стукнула кулаком по спине и шутя погрозила пальцем.
Борис начал: - Друг в гараже хвастается другу: - Купил себе на днях антирадар!
- Ну, и как? – спрашивает друг.
- Как, как? Он зараза, за триста метров до засады начинает канючить: - Доставай деньги, доставай деньги…
Паша хихикнул и сказал: - Радар явно по лицензии ГБДД сляпали!
- Точно! – сказал Борис и начал следующий анекдот: - Видит гаишник, мерс летит с огромной скоростью. Свистнул, тот лихо затормозил. Вылазят трое амбалов, засовывают свисток гаишнику в зад и уезжают.
Гаишник звонит на следующий пост: - Вася, щас мерс проедет, так ты ему не свисти…
С поста отвечают: - Поздно, Петя, я уже жезлом махнул…
Водитель снова вильнул от хохота, а Борис по спине еще разок кулачком от Энне получил.
- Хватит драться! Вот безобидный тебе анекдот! Едет блондинка и ее останавливает гаишник, спрашивает: - Почему на машине номера разные?
93
Блондинка отвечает: - Сзади домашний, а спереди – сотовый!
- Я не блондинка, а жгучая брюнетка, кокетливо парировала анекдот Энне.
- Ну, тогда слушай анекдот про брюнетку! Объявление в газете. - Я, жгучая брюнетка с огромными черными глазами, красивой фигурой, стройными ножками, всем обеспечена, свободна. Люблю прыгать, кататься, смеяться. Мне нужен батут, шофер и клоун. - Тут Борис засмеялся и сказал, - Энне, клоун у тебя уже есть, шофер уже рулит, осталось батут купить!
Девушка посмотрела на Бориса язвительными глазами и выпалила не думая: - Батутом будешь ты!
Машина завиляла по дороге от взрыва мужского хохота, чуть позже к ним присоединился и женский смех.
Так они до города весело и доехали. Спать улеглись рано.
Ночью Борису приснился сон, будь-то, Жамса напал на него огромным черным вороном у креста Ермака. Как не защищался от старого шамана своими железными палками, а ворон влетел таки, в его душу и скрылся там в самом темном уголке, и затих огнеглазым совенком.
Энне растормошила стонущего Бориса и спросила, когда тот сел и сонно огляделся: - Кто приснился?
- Жамса, - ответил тот сердитым голосом, - Налетел вороном и в душе моей затаился…
- Должен ты ему что-то, - предположила Энне.
- Знаю. Я ему открыл загодя его пустоту и к смерти своей он не приготовился. Вот и мечется: и нижний мир его не принимает, и верхний не пускает. Сдается мне, чтоб отделаться от него надо мне немного самому пошаманить. И не только на сцене, но и по жизни. Вот так, Энне - бубен это не игрушка, однако. Он, как женщина: потеряешь контроль над ней, заведет в чувственные дебри, и сознание у мужика станет безвольным, а подсознание померкнет.
- Так управляй бубном и мной, если сможешь, - лукаво прищурясь, сказала Энне.
- С тобой я не собираюсь расставаться, потому у нас все впереди, и возможностей понять друг друга – океан. А вот, как быть с
94
шаманством? Тут я на распутье. А это в деле хуже всего. Рву душу в клочки, а потом ищу их в потемках. Теперь еще и Жамса в этих клочках приютился, как мышь в темном чулане. Чую, в час совы этой ночью что-то произойдет.
- Пара минут осталось, - шепнула Энне, глянув на телефон, и прижалась к Борису.
Ровно в двенадцать ночи Борис услышал в себе голос Жамсы:           - Большая рысь, врагов твоя вижу, однако! Худое для твоя думают.
- Где они? – спросил Борис?
- Кто? – спросила Энне.
- Энне, я не тебя спрашиваю. Посиди тихо, я с Жамсой разговариваю.
- Жамса, где мои враги?
- Моя город плохо знает, - ответил Жамса.
- А показать лица можешь?
- Могу. Смотри, однако, только глаза закрой.
Борис зажмурился и увидел гостиничный номер и четверых братков, и один из них оказался знакомым. Это был москвич, приехавший на слет Медовой ночи, которому Борис травмировал руки. Он же был другом его заместителя по партийным делам в борьбе за власть демократии.
- Теперь все понятно, за что пуля прилетела. Узнал меня, Князь! Бывает же такое совпадение!
- Тихо! – шепнул Жамса. – Услышат. Смотри, молчи и слушай!
А братки насторожились. Выключили телевизор и стали прислушиваться. Потом бросились искать источник чужого разговора, даже проверили лоджию и коридор.
- Померещилось, что ли с перепою? – спросил Князь.
- Но не всем же четверым, - возразил один из его оруженосцев.
- Ладно, наливай! – скомандовал Князь. – Пить так до белочки! А завтра найдем этот долбанный чукчанский ансамбль, и шаман на сей раз от пули не увернется.
Пока братва закусывала, Борис, взял в руки бубен и начал тихо постукивать. Потом подключил горловое пение. Братки глянули на телевизор и выключили его. Но бубен и гортанная трель не исчезали.
- Наверное, у соседей, надо проверить сверху, снизу и с боков!
95
 – скомандовал князь и вся компания ломанулась в коридор.
Вскоре они вновь собрались в номере и, убедившись, что источник шаманизма находится в их комнате, начали обыскивать мебель. Ничего не найдя тупо уселись и умолкли, невольно почесывая рубцы на головах от удара саблей. И тут раздался голос шамана: - Что, братва, приуныли? Я же вас предупредил, чтоб вы не дергались в мою сторону, иначе проблемы покруче будут, чем удары саблей по черепам.
- Где ты, мать твою?! – заорал Князь.
- Тут я, Князюшка, тут. Худо, что ты меня узнал на рысталище. Я доведу тебя до психушки. Хочешь?
- Да пошел ты! – взъярился Князь и, схватив пепельницу, швырнул ею в предполагаемое место, звучания голоса. Стеклянный прибор ударился о стену и раскололся в мелкую крошку.
- Ну, вот, у тебя уже начался бзик, а скоро белочка в гости приканает, а там и до чертей рукой подать, - съехидничал голос шамана. Валите из города мужики! Иначе худо будет.
- Что, ментам сдашь? – зло спросил Князь. – Так тут они все продажные. Любого куплю, как тех гаишников, что ты на нас науськал.
- Зачем ментов? Ты глянь на экран телевизора и посмотри, что с вами будет, если про меня не забудете.
Тут телевизор включился сам, и на экране появилась девушка в полицейской форме с микрофоном, которая вела репортаж с дорожной аварии на московской трассе.
- Это же наш джип! – воскликнул один из братков. – Номера задние наши на тачке! Весь всмятку!
- Все пассажиры в черном джипе погибли! - объявила телеведущая. – Причины выезда ими на встречную полосу выясняются. Возможно, у них отказало рулевое управление или лопнуло переднее колесо. А возможно, были просто банально пьяны и на высокой скорости не справились с управлением. Водитель КрАЗа, с которым они столкнулись, не пострадал.
- Ну, что нравится вам такая смерть? Или вам что-то поэкзотичней надо, например вот это?
На экране сменилась картинка, и уже военный журналист комментировал ситуацию на дороге: - Из воинской части сбежал военнослужащий с автоматом и гранатометом. Как выяснили
96
сотрудники прокуратуры, у этого бойца недавно был убит бандитами отец. В состоянии психической возбудимости, его сын сбежал из части и, подкараулив, первый попавшийся крутой автомобиль, разнес его из гранатомета. Бойца пока ищут.
- Ну, как вам такой вариант?
- А как тебе мой вариант? – спросил зло Князь. – Мы тебе живому отрежем яйца! А потом сравним варианты. Идет?
- Ну, как знаете. Утро вечера мудренее. До встречи! – сказал  Борис и умолк.
Большая рысь открыл глаза и спросил у Жамсы: - Ну, что будем
делать? Не испугались нас братки.
- Однако, думать надо, - ответил шаман Жамса.
- Надо Паше позвонить. Он как-то упомянул, что его двоюродный брат один из крутых в Тобольске.
- Не надо люди, однако, - возразил Жамса. – Зажмурь Большая рысь еще глаза. И снова стучи в бубен.
Борис повиновался и опять увидел гостиничный номер с братками. Те наливали по рюмкам очередную дозу. Услышав бубен, насторожились и замерли.
- Еще не спите? – спросил Борис голосом шамана Жамсы. – Телевизор опять смотрите, однако!
Четверо собутыльников уставились на экран, и увидели, что они едут по улице утреннего города. Вдруг, налетел шквалистый ветер и повалил огромное дерево, которое упало на их машину, смяв салон до самых сидений.
Экран тут же погас и замолчал бубен.
- Теперь будем ждать утро, однако, - сказал Жамса. – Моя глаза закрывать будет. Ваша тоже спать надо. Утром моя вас разбудит.
- Жамса, ты почему мне помогаешь? – спросил Борис. – Я же тебе не дал приготовиться к смерти.
- Моя покоя нет. Хочу доброе дело сделать врагу своему. Тогда моя душа глаза откроет.
- Ну, раз так, то я за! - сказал Борис. – Это ж сколько лет тебе понадобилось, чтоб на такое решиться!
- Там время нету, однако, - ответил Жамса.
- Ну, тогда буди нас утром. Спокойной ночи.
97
Спали часов до десяти дня. Голос Жамсы разбудил Большую рысь.
Снова закрыв глаза, Борис увидел братков ехавших по улице в сторону дома культуры. Вдруг налетел ураганный ветер. Полетели сорванные рекламные щиты, обломанные сучки деревьев и мусор, вперемешку с пылью. Машина остановилась и попятилась назад. Когда она скрылась за поворотом, ветер стих. Новая попытка проехать по этой улице вызвала еще один шквалистый порыв ветра. Тогда Князь приказал ехать в объезд, но и там их настигла та же ситуация. Вдобавок ко всему, сорванным листом железа с крыши, разбило лобовое стекло.
Теперь дорога была только одна – в автосервис. Оставив там машину, братки взяли такси и снова поехали искать дом культуры. Но ветер был на посту: сорванной рекламной вывеской разбило лобовик и у такси. Пришлось возвращаться в гостиницу.
Как только они вошли в номер, засветился экран телевизора, на котором смутно маячил Жамса в шаманской одежде. Он голосом Бориса сказал: - Если не угомонитесь, то вчерашние сценарии сбудутся, когда поедете из Тобольска в Москву.
Князь выхватил пистолет и выстрелил в экран.
Жамса охнул и сдавленно проговорил Борису: - Моя убили, однако. Насильственная смерть прощает много грехов. Теперь я свободен. Прощай Большая рысь. Моя твоя спасибо!
А Борису было не до Жамсы: грудная клетка ныла от острой боли.
Энне проверила пульс, но сердце билось ровно и гулко.
- Это у тебя невралгия. Сейчас дам таблеточку, чтоб снять спазмы.
- Налей лучше коньяка, Энне. Сдвину им напряг, а дальше сам справлюсь.
Немного захмелев, Борис забыл про боль. Только тревожащая сознание мысль об братках омрачала настроение. К вечеру внутри Бориса тихонько зазвучал бубен. Инстинктивно закрыв глаза, он увидел черный джип, мчавшийся по трассе в сторону Москвы. Все четверо братков сидели в джипе и пили пиво. Ревела убойная музыка.
Борис взял в руки бубен и динамик замолк. Хмельная компания разом прекратила пить, и уставились на дисплей магнитолы. Борис немного проработал горловым пением внутреннее пространство машины, а потом сказал: - Князь, скажи моему заму, что я отхожу от дел. Все, что я знал – забыл. Забудьте и вы. Все, что вы, вдруг
98
замыслите про меня, бумерангом прилетит к вам. Надеюсь, что вы в этом уже убедились.
- Ладно, слуга черта, живи! – хмыкнул снисходительно Князь. – А то с тобой и в натуре белочку словишь. Надеюсь, что дурдом станет твоей реальной крышей. Удачи!
- Не пей за рулем, Князь! А то влетишь в аварию, а потом будешь на меня зуб точить. Все. Привет заму! – сказал Борис и оставил в покое бубен.
         Когда Борис вернулся в действительность, он нашел Энне спящей в кресле. Он разбудил ее и сказал, что им надо ехать за город к кресту Ермака.
Энне не стала перечить, а быстро собрала все в дорогу и вскоре они уже были за городом. Поля, перелески, деревни проплывали, как во сне.
Машину, как и в прошлый раз, оставили у местного краеведа, и пошли пешком с рюкзаками и палаткой. К вечеру добрались до Девичьего холма. Постояли, думая каждый о своем у креста, и Борис принялся за дело.
Он разжег костер на старом месте. Энне отослал обратно к кресту и наказал не подавать голоса, пока он не позовет ее к себе. Энне ушла.
В тишине сгущавшихся сумерек Большая рысь начал камлание. Поначалу бубен зазвучал тихо и вкрадчиво, словно жених уговаривал невесту шепотком. Потом слова зазвучали настойчивее. Ритм стал напористей и властней. Бубен вытолкнул из себя женщину, и она стала расти, как волшебная капуста, увеличиваясь в размерах. Вот она превратилась в холм с открывшейся пещерой, и шаман вошел в нее. Первозданная тьма причинностей легким ветерком наплывала невидимой далью.
Бубен начал постепенно сбавлять силу звука, хотя шаман неистово колотил в него, обливаясь потом. Добрые демоны летели за ним сонмом огоньков и по мере его продвижения, один за одним, отставали и замирали в ожидании, как верстовые вехи, оставляя приметную цепочку светлячков.
Следом за ним увязался и злой дух индивидуальности, он неотступно бежал, как злая собачонка и старался укусить своего хозяина. Именно этот демоненок и был причиной знакомства Бориса со
99
своим замом и Князем.
Вот в непроглядной тьме появилось невнятное сероватое свечение. Четыре огонька и скопище злых демонических светлячков, олицетворяли Князя и его оруженосцев. Шаман поймал своего гавкающего демона и, начал кружится с ним вокруг злых демонов братков. Вскоре из воющей вакханалии выскочили четыре рычащие дворняжки и остервенело лая, закружили вокруг злющей шавки Большой рыси.
Теперь шаман полетел дальше, таща на поводке целую свору злобных демонов.
А бубен почти совсем потерял голос, но шаман все же выманил своего зама по бизнесу из его стаи демонов и повел за собой к костру совести и тот вошел в костер вместе с воющей сворой шавок. Когда все исчезли в воющем пламени, то невредимым остался только шаман.
Теперь осталось вернуться по светящимся вехам обратно, к земному костру.
Когда огонь осветил и согрел лик шамана, он трижды пронес бубен над костром, а потом трижды перепрыгнул через него сам.
Все. Борис устало сел на лавку у стола, снял шаманскую маску и сунул ее вместе с бубном и колотушкой в огонь. Какая-то тень попыталась вылететь из костра, но пискнула, словно мышь и исчезла в языках пламени.
Только теперь Борис позвал Энне. Девушка спустилась с холма и сказала: - Шел бы и ты к кресту, да помолился.
- Нет, не могу. Нечистый я. Немного попозже. Но это было последнее камлание с духами. Теперь бубен будет для них молчать и говорить только с людьми, - ответил спокойно Борис и полез в свой рюкзак за коньяком и гнутой чаркой Ермака, которую он прихватил с собой. Налил коньяка в чарку, положил на него кусочек хлеба, посыпанный солью. А потом они долго молчали, ласково вспоминая все пережитое и всех, кого уже нет с ними рядом, молясь за них, глядя на крест, летящий в ночи, среди мириад сияющих звезд…
Только утром, Борис собрался с духом и подошел к кресту с молитвой, держа внимание на своем сердце. Ласковое тепло поселилось в сердце и просветляло сознание. Спустившись к столу, они еще немного посидели подле чарки, а потом вернулись в Тобольск,
100
собрали пожитки и полетели в Москву, поклониться в оружейной
палате кольчуге Ермака.
Москва встретила их обыденно и равнодушно. Мать была единственным человеком из суетного мегаполиса, которая знала об их возвращении и несказанно была рада познакомиться с невестой сына.
Вечером в новостях объявили, что сбежавший солдат из воинской части разнес в щепки крутой джип при подъезде к городу. Четверо погибших…




PS… Существует легенда, согласно которой, тело атамана было выловлено из реки татарами, которые и сняли с погибшего Ермака его кольчуги. На много лет кольчуга князя Шуйского затерялась на просторах Сибири, переходя, вероятно, из рук в руки местных правителей. Однако в 1646 году она вновь попала в руки русских дружинников, которые усмиряли восставших ненцев. Почему именно эта кольчуга? А потому что на ней сохранилась бляха с именем князя Петра Шуйского. Причем аналогичная бляшка была найдена в 1915 году в ходе раскопок Кашлыка. Что указывает на то, что Ермак мог потерять ее в ходе боя за город.
                20.10.2015
                ВИ Иволин.