Рождённый выжить Часть 13

Роман «РОЖДЁННЫЙ ВЫЖИТЬ» – остросюжетная драма, живая история, написанная рукой очевидца и свидетеля целой эпохи. Ушедшее поколение оставило нам память о себе в делах, документах, фото, видео,  биографических записях и рассказах. Так случилось, что вся жизнь героя романа  пришлась на советское время, сложное, трудное и опасное, но не менее интересное и героическое. Ровесники этого неспокойного времени пережили Первую мировую войну, Февральскую революцию, Октябрьскую социалистическую революцию, Гражданскую войну, репрессии, голод, расцвет социализма, стройки пятилеток, Вторую мировую войну, период застоя, а затем и распада СССР. В 1991 году вместе с уходом этой эпохи ушёл из жизни и Михаил, вместе с ним ушло поколение Страны Советов, оставив за собой многочисленные споры, обсуждения и осуждения. Но кто вправе судить их? Не судите, да не судимы будете. Сейчас мы оцениваем их прошлое, хотя можем только делать выводы, учиться на их ошибках, гордится их достижениями и строить своё будущее, которому потом наши потомки тоже поставят оценки. И какие это будут оценки, зависит сейчас от нас – современников!

            Роман посвящается Мельникову Михаилу Никитовичу

Начало здесь:
http://proza.ru/2022/03/28/1457

предыдущая 12 часть
http://proza.ru/2022/04/06/186


Продолжение романа

Часть 13


Лето подходило к концу, мы с Воронком как обычно прогуливались по лесу. Я сидел на нём и обмахивался веткой от насекомых. Мы ехали молча, петляя между деревьями. Набрели на густую непроходимую чащу и свернули вправо, чтобы обойти её.
Утром под солнцем лесная чаща блестит серебром. Его лучи мечутся между ветвями, пытаясь проникнуть сквозь них до земли. Но густые кроны деревьев не пропускают, сдерживая своими ветвями их животворящее тепло. Попадая на мокрые и тяжёлые от росы листья, лучи вспыхивают на них яркими искрами. Слышатся настойчивые стуки дятла, песнь соловья. Медведи шатаются в поисках еды. Повсюду повалены сучья, лежат опавшие листья. Зреют ягоды на кустах, и прячутся грибы под опавшей листвой. Вокруг поёт лесной птичий хор.

Я поднял голову и попытался различить их пение. Слышались пронзительные нотки сойки-кедровки, мелодичная трель овсянки, зяблика и жаворонка. Кукушка неустанно твердила своё ку-ку. Звенела над ухом писклявая мухоловка, трещала громкая сорока. Вдруг Воронок остановился, встал на дыбы, громко заржав, попятился назад. Я крепко схватился за поводья.
– Тп-ру-у! Воронок! Что с тобой! Успокойся!
Но он не шёл вперёд. Тогда я слез и осмотрелся. Вдруг услышал странные звуки. Среди травы и листьев выползала чёрная гадюка и с шипением двинулась на нас. Я отпрянул назад как раз в тот момент, когда она, разинув пасть, совершила бросок в мою сторону. Подняв с земли большую палку, я подошёл к ней.
– Ну-ка, покажись, чёрная красавица!
Откинул её назад, а она всё продолжала шипеть и кидаться.
–Ну, угомонись. Не достанешь же.
 Поиграл я с ней немного, и мы пошли дальше.
– Молодец, Воронок, что обнаружил змею! Хорошо, что она тебя не укусила.
Дело было к вечеру, пора возвращаться, но мы… заблудились. Сколько не плутали, не могли найти дорогу. Пришлось заночевать в лесу. Впервые я остался один на ночь в тайге. Стало жутковато. Где-то неподалёку громко смеялся филин, был слышен протяжный и высокой свист совы, скрипучий голос козодоя неприятно резал слух. Шелестели ветки деревьев, шуршали кусты, мерещились волки и медведи. Я развёл костёр. С собой не было ни еды, ни воды. Днём я всё доел.
– Что же нам делать, Воронок?

Воронок стоял и всхрапывал. Он тоже волновался. Я привязал коня, прилёг, пытаясь уснуть. Через некоторое время Воронок начал фыркать, взвизгивать и дёргать поводья. Он почуял опасность. Я вскочил и тут же услышал где-то рядом вой волка, а потом его лай. Сквозь тьму увидел глаза-огоньки. Воронок беспокойно крутился около дерева, к которому я его привязал.
– Воронок, успокойся, сейчас мы его прогоним, – сказал, а сам затрясся от страха.
Зажёг в костре большую палку и пошёл к волку навстречу, размахивая её как флагом, чтобы отпугнуть зверя. Возможно он не один. Я озирался вокруг, не зная, откуда подстерегает опасность. А волк смело вышел на свет ко мне навстречу. Мы встали друг против друга и молчали. Я растерялся: бежать нельзя, он обязательно настигнет и запрыгнет на спину, вцепившись в шею. Любой мой шаг он воспримет как вызов. Вдруг волк заскулил, сначала отвернулся, а потом обернулся, будто зовя меня за собой, как это обычно делают собаки. Было непонятно, что он затеял? Но волк продолжал меня звать. Я сделал шаг вперед. Он завилял хвостом. Тогда я пошел за ним со своим факелом. Воронок ни в какую не хотел идти. Пришлось его уговаривать и тянуть за поводья. За кустами был слышен визг, который раздавался из ямы. Оказалось, его волчица и щенки провалились в яму, вырытую охотниками, а волк позвал меня на помощь! Возможно, волчица хотела достать волчат и сама попала в ловушку. Волк стоял поодаль и наблюдал за моими действиями. Неожиданно я вспомнил! Наверное, это Серый: так назвал волчонка дядя Сева из нашей деревни. В прошлом году он нашёл его в тайге одного, маленького и беззащитного, притащил домой, вырастил и отвёл в лес. Я заходил к нему посмотреть на волчонка. Так значит, это его семья! Я крикнул:
– Серый!
 Волк завилял хвостом, обрадованный, что его узнали. Но как же их вытащить? Видимо, они давно туда попали ещё днём. Волчица устало, кружилась по яме, высунув язык от жажды. Она не дастся, укусит, как пить дать укусит! Нашёл толстые ветки, опустил в яму. По ним волчица отправила сначала волчат, а потом и сама вскарабкалась наверх, рыча на меня. Мы с Воронком стояли подальше от ямы. Было темно, горел только мой факел. К спасённым волчатам подошёл Серый и радостно облизал их. Ну а мы с конём скрылись за деревьями.
 До утра я не мог уснуть, где-то выли другие волки, которые уж точно при встрече нас не пощадят. Когда рассвело, тронулись в путь, не зная дороги. Нам повезло, я нашёл зарубки охотников, и по ним мы вернулись на место нашей отсидки. Весь день я питался ягодами, а вечером вернулся в деревню.

Наступила осень. Стало прохладно. Нужно было что-то решать, чтобы пережить холода. Я обратился к другу Харитону, с которым работал на Урале.
– Харитон, выручай. Скажи в сельсовете, что хочешь уехать в город искать работу. Тебе дадут справку, – тогда справки вместо паспорта удостоверяли личность крестьянина, –  а ты передашь её мне.
–Ты что задумал?
– Уехать надо, спрятаться. Зимой здесь негде. Летом вернусь.
Харитон принёс справку, и я стал Харитоном Матвеевичем Синицыным 1911 года рождения…


10 глава

На Севере

Что жизнь? Она, как быстрая река,
Не терпит пред собой преграды.
Становится тяжелою вода
И падает, захлёбываясь водопадом…


Со справкой на имя Харитона я уехал на Север в Самарово (ныне Ханты-Мансийск). Мой новый знакомый манси Николай так расхвалил это место, что я решил поехать именно туда. Заодно подальше от здешних мест, где меня могли найти. Со мной в дорогу собрались ещё двое парней из других деревень, знакомых Харитона – Яков и Степан. Иван довёз нас на телеге до Усть-Ишима (шестьдесят километров от нашей деревни). Там я распрощался с братом и со своим другом – конём Воронком. Мы купили билеты на пароход и поплыли по Иртышу. Через трое суток утром прибыли на место. Сошли на пристани.

Увидев Самарово, я убедился, что это действительно красивое поселение, построенное прямо у реки. Вдали виднелись зелёные холмы, у их подножия раскинулся густой лес. Посреди села высилась церковь с белыми куполами. Дома добротные, двухэтажные, с белыми резными наличниками. Между ними пролегают ровные улицы. Было заметно, что народ здесь живёт не бедный.
В этот же день мы устроились работать на консервную фабрику. Меня приняли подсобным рабочим. Я подавал рыбу, подносил, размораживал или наоборот заносил в ледник. Поработал подсобным рабочим недолго, вскоре меня поставили к столу обрубать хвосты, потом к столу отрубать головы и так дальше по конвейеру: потрошить, резать на куски, солить, полировать в муке, обжаривать в масле, варить томат, маринад, соус. И так я стал специалистом по консервированию.

А однажды открыл бочку с томатом и обнаружил в ней балык нельмы. Тут же позвал младшего мастера Василия. Он осмотрел содержимое бочки и пошёл за старшим мастером Федором Соколовым. Вскоре показался Фёдор. Он сделал удивлённое лицо, почесал затылок и, поглядев по сторонам, попросил:
– Харитоша, закрой бочку, выкати на улицу и поставь напротив конторки. И никому о том, что видел ни слова.
Я откатил бочку к конторке. Она простояла там три дня. За это время её присыпало снегом. «Неужели она так с балыком и стоит?»- задумался я и подошёл к бочке. Толкнул легонько ногой, а она пустая, стоит вверх дном. «Обвели, значит, мастера меня вокруг пальца». Но краденую нельму всё же заметил милиционер Николай, живший рядом с младшим мастером Василием.
– Вася! Откуда у тебя столько нельмы? С фабрики?– милиционер задал ему вопрос в лоб.
После расспросов Николая дядя Вася вызвал меня к себе:
– Будут спрашивать про нельму, Христом Богом прошу, не выдавай меня! Скажи, что ничего кроме бочек с томатом и луком не видел.
Я пообещал. На следующий день меня вызвали на допрос, где я рассказал то, что просил мастер. Потом дядя Вася чуть не расцеловал меня в знак благодарности.

Вскоре я поселился на частной квартире у одного татарина-охотника, снимал у него маленькую комнатку, где были полки, похожие на нары и стоял одинокий столик. Постели не было, на нарах лежала только старая кошма. Татарин этот, Марат, оказался одиноким мужчиной, без семьи. Он часто уходил за добычей на несколько дней, а когда отдыхал, к нему домой приходили мужики-охотники и начинали пить водку, играть в карты и рассказывать всякие истории из их жизни.
Много я тогда услышал интересного, но самые увлекательные истории были о кладах. В этих краях время от времени находили то горшок с золотом, то шкатулку с драгоценными уральскими камнями.
– Расскажите о кладах, интересно, – попросил я как-то охотников, когда в очередной раз собралась их тёплая компания.
– Был один интересный случай, про него даже в газете лет сорок назад писали, отец читал,  – оживился Назар – бородатый, крупный, молодой мужчина. – Вот послушайте:
–Давно это было, очень давно. Плыл самаровец на лодке, кажется, с покоса. Глядит, а  наверху Городищенского мыса горит большая свеча. Испугался он:
–Что за напасть? Пока живу, такого дива не видывал.
Приехал в село, созвал народ и рассказал. Покачали головами самаровцы:
–Если бы он пьян был, – говорят, – а то мужик трезвый, основательный.
Побежали на гору – там ничего нет. Возвратились назад, посмотрели с реки: в самом деле, свеча горит. Опять на гору – там опять ничего нет, и так каждый раз. Прошло восемь дней, ехал мимо другой самаровец с перемётов (рыболовные ловушки) – глядь, а на Городищенском мысе, на том самом месте, где видели свечу, белая девка на золотом коне сидит. Приехал в село:
– Так и так, ребята!
– Да ты не врешь, парень?
– Что вы, братцы! Зачем врать?
Поглядели с реки – и впрямь девка на коне ездит. Побежали на гору – ничего нет. Смекнули, что дело нечистое. Думали да думали, судили да рядили и решили миром: зарыт здесь клад, и клад очень большой! Но клад, известное дело, просто не даётся. Послали за знахарем: как быть? Что делать? Тот погадал-поворожил.
– Надо, – говорит, – выкуп белой девке дать: или девичью голову, или куриную. Самаровцы предпочли отделаться куриной головой. Убили на том самом месте под заклинания знахаря курицу и принялись отрывать клад. Много дней копали они яму (а копать, по словам знахаря, можно было только днём, до заката солнца) и выкопали яму глубокую-преглубокую.
– Ну, – сказал знахарь, – сегодня больше работать нельзя. А завтра придёте и закончите. Всего какой-нибудь аршин докопать осталось!
И попутай в эту ночь нечистый одного из копавших клад! «Если я дождусь до утра, – подумал он, – мне достанется одна только часть, а пойду сейчас – заполучу весь клад».  Пошел он на Городищенский мыс, спустился в яму и принялся за работу. Лопата вдруг звякнула о что-то металлическое. В ту же минуту над его головой раздался громовой удар. Он поднял голову и обомлел: белая девка на золотом коне стояла над ямой, зловеще сверкая очами. Конь ударил копытом в верхний край ямы, и на голову алчного ослушника обрушились глыбы земли. Когда наутро самаровцы пришли докапывать яму, она оказалась засыпанной, и знахарь заявил им, что белая девка теперь осерчала, и потому вторично копать клад бесполезно: он не дастся в руки. И остался тот мужик в земле навеки вечные. Много лет спустя пробовали самаровцы еще раз копать городищенский клад, но и на этот раз как-то не подфартило.

– Это была хозяйка тайги, – заключил охотник с морщинистым и обветренным лицом по кличке Копчёный.
– А что, правда, здесь много кладов? – поинтересовался я.
– Есть, наверное. Но сами мы не видели. Когда богатые отсюда бежали, то много добра зарыли в этих местах, да только хозяйка тайги такие клады стережёт и никого не подпускает, а когда человек находит их, лишает его рассудка, – ответил Копчёный.
– А сам-то ты знавал таких? – спросил хмурый на вид охотник по имени Пантелеймон.
– А как же! Брат ро;дный Петька, по;мер уже, сказывал, что нашёл клад в мешочке за холмами. А в мешке золотые камешки. Когда нашёл, так тут же услышал женский голос:
– Оставь, Петя, не трогай! Что в земле лежит, не отдам!
Ну думает: «Померещилось, вчера много выпил на поминках». Взял мешочек домой. Уверился, что с пьяни услышал тот голос. А хозяйка тайги во сне явилась к нему и потребовала:
– Отдай золото!
Проснулся он в ледяном поту и заглянул в мешочек, а там черви вместо камней ползают видимо-невидимо! Вот тогда и рассказал он мне про женщину в белом и про клад. И стала она к нему каждый день во сне приходить. Он спать боялся, а потом я узнал, что он умом-то и тронулся, да вскоре и помер со страху.

Дом охотника Марата оказался притоном для картёжников. Народу набивалось здесь тьма! Накурят, наплюют, напьются, потом матерятся на чём свет стоит! Стали они заманивать меня в свою игру.
– Идём, Харитон, играть. Тебе понравится.
– Я не умею.
– Научим! Слезай с нар.
 Я научился и не заметил, как пристрастился к игре. Было интересно и заманчиво. В первое время выигрывал кучу денег. То проиграю, то выиграю. Помню, один день мне здорово везло, я обыграл буквально всех. На моём счёте куча денег. Купил себе всякой одежды, унты, валенки, полушубки и даже швейную машинку. Хотел было бросить играть, стал отказываться, но Марат жёстко предупредил меня:
– Ты что, Мишка, слезть решил? Так не пойдёт, получишь перо в бок от моих друзей. Я их знаю. У картёжников такой закон – никого с круга не отпускать. Будешь играть, пока не помрёшь или пока свою жизнь не проиграешь, или твою кто-то не проиграет. Копчёный, Пантелеймон и я – бывшие сидельцы. Я знаю, что говорю. Надумаешь сбежать с долгами, везде найдут. Не успокоятся, пока не найдут.
Ну, думаю, попал в бандитскую компанию! Из огня да в полымя! В один день проигрался в чистую и даже залез в долги, но потом отыгрался. Марат многому тогда меня научил, рассказал о шулерских подставах, крапленых картах и объяснил правила шпанских игр.

Встретился я как-то с земляками, с которыми приехал сюда: Яковом и Степаном.
– Мишка! Какой ты стал! – Степан восторженно оглядел меня со всех сторон. – Принарядился. Откуда деньги? Ты что, много стал зарабатывать? А нам мало платят.
А я им возьми и скажи:
– Так я клад нашёл!
Они-то не знают, что я шутник и что в карты выиграл целое состояние.
– А что тут клады имеются? Где?
– Во-о-он там, за холмами, – показал я в сторону холмов.
– Расскажи, как нашёл и что? Много?
– Камни-самоцветы! Уже продал. Вот набрал вещей, – похвастался я.
– А ты не брешешь? Просто так пошёл и нашёл?
– Нет, мои знакомые охотники место показали.
– А нам покажешь?
– Хорошо, покажу!
Обрадованный Степан обратился к другу:
– Яшка! Давай попробуем клад найти.
– Но кто знает, может я последнее нашёл, – с серьёзным выражением лица сообщил я.
– Скажешь тоже последнее. В воскресенье идём!
– Как зимой искать? До земли не докопаешься, – усомнился Стёпка.
– Попробуем!
– Хорошо, покажу вам это место - снисходительно согласился я.
В воскресенье и пошли. Ткнул я пальцем, где им рыть и ушёл. А через две недели они ко мне заявились. Усталые, замёрзшие.
– Ничего не нашли. Может, обманул ты нас?
– Я же говорил: последнее видать нашёл.
– Два воскресенья рыли холм под снегом. А местные нам говорят: «Мы здесь кладов никогда не находили».
– Не слушайте никого, - уверял я парней, - Они специально так говорят, чтобы их клады никто не трогал.
Прошла ещё неделя. Приходят они ко мне счастливые и довольные.
– Нашли! Кольцо!
– Покажи.
– Старинное. Узнать бы золотое или как?
Мы показали дяде Марату. Он подтвердил, что золотое. Вот так я пошутил! А ребята и правда нашли клад.
– Летом всё там перероем, – решили они.
– Вы не больно-то старайтесь. Государство за это и посадить может, – предупредил ребят Марат.
– За что?
– Всё что лежит в земле принадлежит государству, если найдёте, надо сдать, за это вам дадут процент. Да, может, это не клад. Просто летом кто-то обронил это кольцо.
На этом мы и расстались, искали ли они потом клад или нет, не знаю, потому что вскоре я уехал...

В начале 1933 года меня поставили завхозом, выдали полный портфель денег – бонов, напечатанных на жёлтой бумаге, разного достоинства. Они действовали только на предприятии, в магазин их не брали, зарплату ими не выдавали, ими производили расчёт между цехами. На них я брал ящики, банки в тарном цехе и рыбу на переработку. За сдачу в утиль кишок, голов, хвостов получал боны. Как-то проверил свои расходы и обнаружил растрату около двух тысяч бон. Доложил об этом старшему мастеру дяде Фёдору.
– Ничего, Харитоша, спишем, не переживай, – спокойным, обнадёживающим голосом говорил он мне.
 «Как получилась растрата, непонятно? Наверное, мастера что-то провернули», – подумал я тогда. Вскоре открылась навигация, пошли пароходы по Оби и Иртышу. Нам дали указание подготовить к отгрузке партию консервов и икру в бочках под мою ответственность. Я указал рабочим поставить бочки и ящики ближе к берегу. Но пароход задержался на три дня. А дни выдались как назло жаркими. Мои бочки на берегу стали рваться как бомбы. Вдобавок Иртыш разгулялся, вышел из берегов и подмыл берег. Один ящик с консервами оказался в воде. Я опять обратился к старшему мастеру.
– Дядя Фёдор, что делать?
А тот знай, всё одно твердит:
– Ничего, Харитоша, уладим.
Мы предприняли срочные меры. Убрали бочки и ящики в ледник. На четвёртые сутки подошёл пароход. При погрузке обнаружились расхождения. Тридцать пять консервов не хватало. Меня командировали с этим пароходом в Тобольск, чтобы проверить выгрузку. В Тобольске при выгрузке по документам всё оказалось правильно (видно, мастер всё «уладил»). Я подписал документы и отправил остатки бонов обратно почтой Фёдору, а сам возвращаться обратно не стал. Взял билет до Усть-Ишима и исчез. Какой с меня завхоз? Пацан зелёный. Крутили мною мастера как хотели, пора было уходить, пока меня не посадили, а вернее, Харитона. Так друга недолго подставить. Да и от картёжников надо было избавляться. Затянули они меня в свои сети. Хорошо, что без долгов уезжаю…


Пронзает тихо свет
И давит темноту.
Но спит ещё рассвет,
Лишь стоны на ветру.


    11 глава

В отчаянии


Доехал я до Усть-Ишима, а оттуда предстояло мне пройти ещё шестьдесят километров пешком обратно в Ермаки, в лес второе лето скрываться. По пути зашёл в деревню Осиновка к сродному (двоюродному) брату Дмитрию. Хата его стояла у самого края деревни, и я прямо из леса забежал к нему во двор. Димка был ошарашен моим появлением.
– Откуда ты? – широко открыв глаза, будто увидев привидение, спросил Димка. – Как ты здесь очутился?
– Потом, брат, пусти в дом.
– Да, конечно, заходи. Живой, чёрт! А мы уже не чаяли тебя увидеть. Вот радость-то!
Погостил я у него три дня, рассказал о своих приключениях и пошёл в Ермаки. Пока гостил, Дмитрий послал весточку моей мачехе, что нахожусь у него и скоро буду дома.

Стоял месяц май. По утрам ещё морозно, но природа под весенним солнцем оживала. Тайга оделась в ярко-зелёный наряд. Птицы весело и по-весеннему щебетали во все голоса. Деревья шумели нарядными раскидистыми ветками и молодыми сочными побегами. Река Тенис наполнилась водой и заполнила берега.
Второе лето мне пришлось скрываться уже без коня. Воронка продали. Брат Ваня выдал мне курковой пистолет. Очень старинный, от прадеда остался. Наверное, ещё в войне с Наполеоном принимал участие. Пистолет заряжался самодельными  свинцовыми пулями. Был ещё один пистолет. Его специально для меня сделал дядя Ефим из Осиновки. Он заряжался патронами тридцать второго калибра, хотя его тоже можно было заряжать дробью. Он короткий, как обыкновенный наган. Дядя Селевёрст отковал мне кинжал, похожий на клинок. Таким образом, я вооружился, как говорится, до зубов и стал похож на бандита с большой дороги. Теперь мне никто не страшен: ни зверь, ни человек!
Рано утром, когда ещё все спали, я, как и в прошлом году, уходил в глубь леса. Но в этот раз залезал высоко на дерево. Там меньше комаров, далеко видно, да и трудно меня заметить в вышине среди веток. Ночью скрывался в разных местах: в хлеву, амбаре, бане, под крышей. Оружие придавало мне уверенность, с ним я никого не боялся.

Однажды, сижу под крышей и вижу: идёт по улице самый ярый враг деревни и личный мой враг Данил Чернов. Взял я его на мушку, взвёл курок и уже хотел нажать на спусковой крючок и выстрелить. Думал: «Убью, гада!!!» Но вспомнил историю о кирпичах. Опять ведь многих невинных людей арестуют и посадят из-за меня.
 Вечером захотелось мне расспросить друга детства Мишку, что делается в деревне, какая обстановка, что говорят? Он явился под ночь.
– Люди узнали, что ты опять где-то недалеко и скрываешься, – сказал Мишан, удобно разлёгшись на сене и, подставив свою руку под подбородок.
– Ничего! У меня теперь оружие есть, пусть только кто сунется. Стрелять буду, живым не дамся!
– Да ну! Покажи.
 Я вытащил из сена припрятанные пистолеты и кинжал. У Мишки сразу загорелись глаза.
– Дай пострелять!
– Это не игрушка. Просто так стрелять нельзя.
– Ну ладно, не жадничай, давай хоть разок стрельнём? – уговаривал он.
Я согласился по разу выстрелить. Заодно надо было проверить боевую готовность оружия.
Ночью вышли на окраину деревни на увал. Выстрелили пару раз и другим путём вернулись домой. Эхо от выстрелов дошло до деревни. Ночью слышимость отменная. В деревне поднялся переполох. Активисты (колхозники активно участвующие в раскулачивании) бросились прятаться по углам, кто куда смог. Одна семейка активистов забегала по двору. Хозяин кричит:
– Девки, прячьтесь в погреб!
В селе жил старик Максим Артамонов (по кличке Артамон) бывалый солдат, участвовал в Японской войне и Первой мировой. Он всегда начинал говорить со слова «знысь». Услышав наши выстрелы, он сделал вывод:
– Знысь, выстрелы произведены с боевой винтовки.
После его заключения по хатам пошла гулять молва: «Пришли бандиты и будут убивать всех без разбору!» А Артамон продолжал наводить страх на деревню:
- Знысь, варфоломеевская ночь пришла!
И сам спрятался в амбар. А активисты подумали, что кулаки банду сколотили, пришли их отстреливать и мстить. Потом кое-как угомонились и решили, что, видимо, какие-то охотники ночью стреляли в волков.

Наши деревенские девчата обычно летом спали в амбаре, завозне или просто под крышей на сене с подружками вдвоём или втроём. Иногда к ним присоединялись парни. Сидели, болтали, а то и засыпали там же до утра. Это не считалось зазорным, так как в близкие отношения никто не вступал. Я договорился с двоюродными сёстрами, что приду сегодня ночевать в амбар. Вечером вышел из леса да прямиком к ним. Было темно, но молодёжь ещё гуляла по деревне. Девчата зашли в амбар и закрылись. Я сел неподалёку в огороде в тёмном углу и ждал часа, чтобы незаметно проскочить к сёстрам. Но тут к амбару подошли два парня и стали стучать.
– Девчата, откройте. Это мы, Петька с Матвеем, пришли.
– Нет, ребята, мы уже спим, идите домой.
Расстроенные парни отошли от амбара. А я надумал их пугнуть. В моих руках была палка длиной около метра. Я бросил эту палку им под ноги. Они не испугались, но остановились.
– Кто это, чёрт подери, там скрывается? – они старательно вглядывались в тёмный угол, пытаясь увидеть наглеца.
Тут я встал во весь свой рост. Из-под полы выхватил кинжал (саблю) и взмахнул ею. Кинжал при свете луны сверкнул, словно молния, и парни с криками «Помогите!» дали дёру. А я ушёл в лес,  не стал в амбар заходить. Кто знает, может, они приведут своих друзей на это место разобраться с неизвестным хулиганом.

На следующий день я встретился с Андреем и рассказал историю, как пошутил над ребятами. А он сообщил, что эти парни собрали восемь человек взрослых мужчин и пошли к месту, где видели блеск сабли. Они убедительно начали рассказывать им:
– Мы видели здесь двух лохматых бандитов. Их глаза сверкали злобой. Точно головорезы! Они обвешаны гранатами, винтовками, обрезами и саблями. Мы их испугались и убежали.
Пошёл слух, что в деревне появились бандиты, ходят по ночам и нападают на людей. Дошло до того, что при наступлении темноты сельчане стали боялись выходить на улицу. Приезжал наряд милиции, искали банду. Обыскивали всех и всё, в том числе и наш двор, но, так никого не обнаружив, уехали.

Как-то мы с Мишаном решили напугать пастухов-подростков, которые пасут по ночам рабочих лошадей. Собираются они по шесть человек и обязательно крадут в деревне куриц, яйца, картошку. Краденых куриц две штуки, а то и три оборачивают тряпкой и закапывают глубоко в землю. На этом месте разводят костёр и через два часа курицы готовы. И вот мы решили отнять у них это лакомство. Их лошади паслись на лугу вблизи речки, мы разделись на противоположном берегу, бросились в воду и с воем и визгом начали верещать нечеловеческими голосами. Пастухи эти со страху убежали в деревню, бросили и коней, и свою добычу. В деревне опять появились слухи, но уже другие, что ночью пастухи увидели чертей, которые кричали страшными голосами.
– Знысь, конец света близок, – объявил дед Артамон, услышав их рассказ.
Народ всё ждал варфоломеевскую ночь, которую обещал дед, вот все и поверили в чертей и в конец света.

Скрываясь в лесу, я подолгу сидел на дереве, словно птица. На соседней кедровой сосне свила гнездо кедровка. Она прилетала и кормила своих птенцов, а иногда смотрела на меня, видимо, соображая, что я за птица. А мне было и смешно и грешно. Сижу, как орёл с подрезанными крыльями, один-одинёшенек, полететь бы, да крыльев нет. Из дупла соседнего дуба виднелись жёлтые глаза совы. Как только стемнеет, она вылетала из своего убежища на охоту, а я возвращался в деревню на ночёвку.
Частенько приходилось мне размышлять о своей судьбе. Как так случилось, что жизнь убрала меня с дороги, оставив на обочине? Я стал своей тенью. Ускользающей тенью, которую нельзя поймать и на которую невозможно надеть кандалы. Вспомнил Макара, беглого каторжанина. Всего несколько лет прошло с той встречи. Теперь и мне пришлось влезть в его шкуру и познать долю беглеца, убегающего от неволи. «Но Макар был один на один с судьбой, а у меня есть родные, друзья они поддержат, спасут от голода, – и, утешая себя, я пришёл к выводу: - Что ни говори, я везучий! Отец и его братья остались там, в пекле неволи, где мается тело и душа, где каждый день может стать последним, а я вот как никак живой и на свободе».

По вечерам в деревне, бывало, подползу поближе к месту, где собираются парни, девчата, играет гармонь, а я прячусь в укромном месте и слушаю их разговоры и смех. Сердце от волнения и обиды стучит так, что за метр слышно, и снова неприятные чувства начинают одолевать меня: «За что такая участь выпала на мою долю? В чём я виноват, что живу, как загнанный зверь, да людей пугаю?» Неудовлетворённость моим нелегальным положением росла во мне с каждым днём и однажды в лесу, когда я был уже в полном отчаянии, ко мне пришли страшные мысли: «Э-эхх! Да разве это жизнь?! Нужна ли мне такая жизнь? А может, покончить с ней и со своей тенью разом, словно и не было меня?» Я взглянул на верёвку и вниз под дерево, на котором сидел, прикинул, как уйти от всех проблем…

Нет! Не смогу. Я же так молод и не жил ещё. Выстою, вытерплю, я сильный и главное: живой! Раз есть жизнь, значит, есть будущее. Подумав о своей горькой участи,  твёрдо решил: во что бы то ни стало выжить и не сдаваться!
Ведь как устроен человек! Только недавно я мог погибнуть, только недавно радовался, что спасся. А теперь это спасение не в радость. К сожалению, никуда не деться от истины: больше жизни человеку нужна свобода! Без неё он не живёт, а существует.  Я привязал себя верёвками к стволу дерева, чтобы не упасть, и уснул. Во сне вижу: будто сижу за закрытой дверью. Кто-то сильно стучится в неё и начинает дёргать. Держу её крепко, но она открывается, и я падаю в море. Долго плыву и, наконец, очутился на берегу, мокрый и замёрзший… Тут я проснулся. Надо мной идёт дождь, гремит гром, сверкают молнии. Сижу на дереве весь промокший и продрогший. Быстро слез и побежал в деревню греться.

В один июльский день сидел я под деревом, ни о чём не думал. К этому времени передумал уже всё и обо всём. Вдруг зашуршали ветки, хрустнули под чьими-то тяжёлыми ногами. Я быстро забрался на дерево. Смотрю, а это медведь! Идёт, обнюхивает землю, ищет корм. Подошёл к сосне и, видать, почуял меня. Поднял морду и громко заревел. Сижу и думаю: сейчас полезет, придётся стрелять. Но тут что-то спугнуло его, и он убежал. Я увидел сквозь ветки двух охотников. Узнал дядю Степана и его сына Егора из нашей деревни. Они прошли мимо, а медведь больше не возвращался.

Так сменялись дни и ночи, время шло. Как-то в деревню приехали трое уполномоченных. В это время я сидел в хлеву и играл с маленьким барашком. Мачеха узнала об их приезде и предупредила меня:
– Мишка, беги в лес. Уполномоченные приехали, видать, тебя ищут.
Она всучила мне еды на два дня, и я ушёл. Пошел сразу в берёзовую рощу, нашёл густые заросли ельника, сел и, разложив своё оружие, стал его чистить. На минуту отвлёкся от этого занятия и вдруг увидел, что в моём направлении движутся три фигуры с ружьями наперевес. Это были те самые уполномоченные. Один из них пошёл влево, другой направо, а третий двигался в моём направлении. «Это облава!» – испугался я.  И в этот момент твёрдо решил: «Если подойдут ко мне, буду стрелять первым, терять мне нечего!». Руки мои дрожали от волнения. Того и гляди палец дёрнется и нажмёт на курок. Но уполномоченный, который шёл прямо на меня, неожиданно свернул влево, в густой ельник не пошёл. Все трое стали удаляться в глубь леса. Опасность миновала. Я решил, что они пошли искать меня в лесу и отправился в сторону деревни. Прошёл по лощинке, кустарникам, пробрался к мосту через ручей, забрался между перегонов и пролежал там дотемна. Дело было к осени. К вечеру пошёл дождь, и я промок основательно. Долго трясся от холода, но ждал темноты.
Вечером по мосту пошли люди и скот. А я лежал и дрожал, как подбитая птица с мокрыми крыльями, дожидался, когда все исчезнут в своих домах, и уже поздно ночью забрался в нашу баню, стоявшую под горой возле речки. В дом заходить нельзя, возможно, засада. Просидел в бане до восхода солнца. Уснуть не мог, боялся проспать рассвет, а то потом не выбраться. Как начало светлеть, поднялся на гору и залез в хлев моего двоюродного брата Фёдора. Рано утром его жена вышла доить корову, увидев меня, она испугалась.
– Мишка! Откуда ты взялся?
Я рассказал ей свою историю и попросил сходить к мачехе и узнать, ищут меня или нет. Через некоторое время она вернулась и сообщила, что уполномоченные приезжали на охоту за рябчиками.

После этого дня я сильно заболел, простыл основательно. Болел две недели. По ночам меня водили в баню, натирали разными травами и жирами. Насилу окреп и ушёл опять в лес.
Наступила середина сентября. Тёплые дни были на исходе. В один из таких дней пошёл я на болото за клюквой. Иду, опасаюсь: не попасться бы кому на глаза. Вскоре резко похолодало, и на болото опустился туман. Не видно, куда идти, но всё равно иду, не останавливаюсь. И тут случайно наступил на топь. Она стала тянуть меня вниз. Я начал лихорадочно соображать, за что зацепится. Озираюсь, видимости нет. Рядом со мной трава и мелкие кустики. Квакают лягушки, слышатся трубные звуки выпи и урчание козодоя. Сквозь туман еле разглядел поваленную берёзу. Изо всех сил стал тянуться к ней, но достать не мог. Ну, думаю, пропаду здесь ни за что, и никто не узнает, где мои кости лежат. От отчаяния стал звать на помощь:
– Помогите!!!
Мне стало уже всё равно, что меня могут узнать и сдать милиции. Лишь бы выбраться из болота, а там будь что будет! Люди часто ходят сюда за клюквой. Наверняка кто-то да услышит. Страх сковывал тело, а неведомая сила тянула вниз. Вдруг у ног я почувствовал что-то твёрдое. Опустил руку прямо в тину к ногам и нащупал толстую ветку. Она тянулась к упавшей берёзё. Схватившись обеими руками за ветку, я стал подтягиваться к суше. Но ноги словно приросли. Топь не хотела отдавать добычу. Превозмогая её сопротивление, мне всё-таки удалось вырваться из смертельных болотных объятий…
 Наконец я вылез… и долго лежал, приходя в себя, собирая последние силы, чтобы уйти отсюда и высушиться. Недалеко от этого места находилась охотничья заимка. Она была ближе, чем деревня, и я пошел к ней. Начало темнеть. Через час дошёл до заимки. Продрог до костей. Хорошо, что там никого не было. Вошёл, зажёг лучину и огонь в печи. Нашёл чью-то рубаху, сменил одежду и согрелся. Снял с верёвки сушёную рыбу, достал из железного ящика сухари и стал грызть. Вода в бочке оказалась затхлой, пришлось выйти к колодцу. В лесу уже стемнело, ничего не видно. Надо мной ухает филин, будто смеётся. И эхо его жуткого дьявольского смеха разносится по всему лесу. Где-то отчаянно воют волки.

Поднялся сильный ветер. Набрав воды в колодце, я вернулся на заимку, расположился на деревянном лежаке и уснул. А среди ночи услышал громкий стук. Кто-то стучал и бился в дверь. Голосов не слышно. За окном грозно завывает ветер, скрипят деревья, сучья бьются в окно, ещё сильнее слышится вой волков. Я старательно прислушивался к стуку и не мог понять, кто это может быть? Взял пистолеты в обе руки и крикнул смело, чтобы там, снаружи, поняли, что я их не боюсь:
– Кто там? Что надо? У меня пистолет. Выстрелю!
Но этот кто-то продолжал громко стучать, не подавая голоса.  Может ветка? Да нет, ветка не так стучит. Тут я подумал, похолодев от ужаса: а что, если это нечистая сила? Злой дух Амба? Нет! Не может быть, сказки это. А может, беглый какой или хозяйка тайги? Решил: открою, посмотрю, что там за дверью. Начал открывать, а она не поддаётся, кто-то подпирает её снаружи. Может, ветер? Опять вернулся на лежак, забился в угол и стал ждать, чем всё это кончится.

Не знаю, сколько я так просидел среди стуков и воя ветра, но ураган со временем стих, стих и стук. Я осторожно вышел из заимки, и... увидел, что над дверью свисает большая доска, оторвавшаяся от крыши, и держится, раскачиваясь на одном гвозде. Видимо, ветер оторвал доску. Это она стучала всю ночь! А под силой ветра я не мог открыть дверь! Посмеялся я над собой и пошёл спать. Бессонная ночь дала о себе знать, успокоившись, быстро уснул. Сквозь сон услышал голоса. Охотники! Быстро вскочил, прихватив свою одежду и весь свой огнестрельный арсенал, побежал в сторону сосны, на которой обычно сидел. Уже было за полдень. Получается, что я проспал весь день.

Так прошло второе лето моей отшельнической жизни.

Продолжение следует...
http://proza.ru/2022/12/04/296
часть 14


В полной версии роман вы можете прочитать в ЛитРес
 https://www.litres.ru/tamara-shelest/rozhdennyy-vyzhit/