Беседка

- Это что за безобразие, Алексей Иванович? Что вы тут устроили? Здесь же дети гуляют! А у вас гвозди валяются, инструмент всякий! Вам делать больше нечего? Так посидели бы, газетку вон почитали, как другие или в домино сыграли бы! А вы устроили непонятно что во дворе!
Вероника Матвеевна, пылая праведным гневом, отчитывала невысокого мужчину, который, не обращая на нее ни малейшего внимания, продолжал шлифовать доску. Другие лежали рядом, ожидая своей очереди.
- Я, кажется, с вами разговариваю?! – Вероника Матвеевна начала терять терпение. – Это, в конце концов, просто невежливо, так вести себя с женщиной.
Алексей Иванович вздохнул, отставил в сторонку готовую доску, и спросил:
- Вероника Матвеевна, если память мне не изменяет, то у Гриши занятия через две минуты. А вы еще во дворе. Не опоздаете?
Женщина испуганно ахнула, глянув на часы, и поспешила к подъезду, тут же забыв о соседе и его непонятных делах. Внук ее жил по жесткому расписанию и отступить от него было сродни катастрофе вселенского масштаба. Особенно в той части, где дело касалось скрипки. Гриша, который скрипку терпеть не мог, пытался бунтовать, но бабушка была непреклонна:
- С твоими способностями ты можешь стать гениальным музыкантом. И потом мне скажешь спасибо за то, что я настаивала.
Расписание Гришиных занятий знали все соседи, так как Вероника Матвеевна очень гордилась своим талантливым внуком.
Гриша благодарить бабушку не спешил, но, стиснув зубы, пилил по нервам всему двору свои гаммы, и дрался с пацанами, которые поднимали его на смех всякий раз, как он выходил во двор.
- Гришка! Беги домой! Пять минут осталось! Бабушка заругает!
Вот и сейчас ему очень хотелось пойти во двор и помочь Алексею Ивановичу, но, точно зная, что скажет по этому поводу бабушка, Гриша только вздохнул, отошел от окна и принялся настраивать инструмент.
Ему сейчас было вдвойне обидно, что придется заниматься, вместо того, чтобы пойти во двор, ведь идея, над которой трудился сейчас сосед, была его, Гриши. С месяц назад болтаясь по двору, он увидел Алексея Ивановича, который сидел на скамейке, низко опустив голову, и вид у него был такой, что Гриша не раздумывая подошел и спросил:
- Вам плохо?
Алексей Иванович не ответил. Он так и продолжал сидеть, никак не реагируя на мальчика, а Гриша только сейчас заметил, что в руках у соседа поводок, а собачки, маленького Чарлика, который был похож на что угодно, только не на собаку, рядом нет.
- А где ваш Чарлик? – невольно вырвалось у Гриши и Алексей Иванович вздрогнул, а потом поднял голову.
Объяснять больше ничего не надо было. Гриша и так все понял. Чарлик был старенький. Его завела когда-то жена Алексея Ивановича, чем насмешила всех соседей и мужа просто до слез.
- Собака? Это собака?
Глядя на нелепое тонконогое дрожащее тщедушное существо хохотали все вокруг.
И только Нина Петровна, хозяйка Чарлика, не смеялась над своим питомцем. И запретила это делать мужу. Она гордо выносила «на травку» своего грозного охранника и глубоким контральто вещала на весь двор:
- Лучшего мужчины в моей жизни не было! Внимательный, ласковый, глаз с меня не спускает! Мечта любой женщины! А вы – завидуйте молча! Не всякой в моем возрасте выпадает столько внимания и ласки!
Алексей Иванович посмеивался, стоя рядом с женой.
- Блоха! Ха-ха!
Нина Петровна брала на руки Чарлика и показывала мужу язык:
- Мелко, мой дорогой! Мелко!
И в этом коротеньком разговоре было столько теплоты, что соседи невольно расцветали улыбками, ведь все знали историю этой пары.
Со своим мужем Нина Петровна познакомилась в военном госпитале, где работала старшей медсестрой. Она плыла по коридору, покрикивая на медсестричек, которые, по ее мнению, не торопились исполнять свои обязанности, когда столкнулась с зареванной, растрепанной пожилой женщиной. Та привалилась плечом к стене и плакала так, что дрогнуло даже суровое сердце Нины.
- Что такое? Что это за водопад? Чем я могу помочь?
Женщина подняла на нее глаза и Нина поразилась, насколько они были глубокими, черными как ночь и глубокими как омут.
- Сын… Там сын мой… Жить не хочет… А я ничего сделать не могу… Он меня не слушает…
Женщина еще что-то говорила, но Нина уже махнула сестрам, чтобы принесли воды, а сама шагнула в палату, прикрыв за собой дверь. Этот бокс был на двоих, и она точно знала, что здесь пока только один пациент.
Нина смотрела на мужчину, который лежал на кровати, уставясь в потолок и размышляла.
Из тяжелых, значит... Так в их отделении называли не тех, что пострадал от ранения или перенес сложную операцию, а тех, кто отказывался бороться за жизнь. С такими пациентами было сложнее всего, ведь многое зависит от того, как человек будет бороться за то, чтобы встать на ноги.
Только этому пациенту на ноги становиться не придется… Точнее, если и придется, то только на ту, которая уцелела. Нина присмотрелась повнимательнее, а потом сделала шаг к кровати и загремела:
- Что? Плохо тебе? Разлегся тут! Жалеет себя! А мать не жалеешь? Все глаза выплакала! Думаешь, герой? Нет, милый, ни разу ты не герой! Воевать любой может, а вот жить после – это как раз подвиг настоящий! А ты что себе позволяешь?
Мужчина медленно повернул голову, словно не веря ушам своим, и удивленно спросил, как только Нина сделала паузу в своем монологе:
- Вы почему так кричите?
- Да мало ли! Я карточку не видела. Может у тебя еще и контузия. Иначе бы мать услышал, хотя она у тебя тоже не тихая, как я заметила.
Голос ее звучал уже спокойнее, и мужчина разглядывал ее так внимательно, что Нина, суровая Нина, даже слегка поежилась.
- Странно! – задумчиво сказал, наконец, мужчина.
- Что?
- Вы первая, кто со мной здесь не миндальничает.
- Обойдешься! Вставать когда думаешь?
- А зачем?
- Надо! – отрезала Нина.
И почему-то это ее коротенькое: «Надо!» - стало отправной точкой к выздоровлению Алексея.
Это потом, его мать, Зоя, расскажет, как почти две недели, после потери связи, не знала, где ее сын и искала его по всем возможным каналам, подняв на уши бывших сослуживцев мужа. Как ушла от Алексея жена, узнав, что ранения его тяжелые и он на всю жизнь останется инвалидом. Как прервала она беременность, а потом рассказала об этом, придя в госпиталь и популярно объяснив мужу, зачем это сделала. Как не ответила на вопрос бывшей уже свекрови, для чего все это ей понадобилось. И как Алексей, зажав в зубах подушку, кричал так, что белки глаз стали вдруг ярко-алыми, а слезы перестали приходить, словно высохнув на годы вперед от невозможности происходящего.
- Он дважды возвращался целым и невредимым, а в этот раз… Не хранила его любовь, видимо… Потому, что не было ее уже... И некому, кроме меня было за него молиться…
Нина тогда удивленно глянула на эту женщину, которая так спокойно призналась в том, что верит во что-то большее, чем теория эволюции.
- Что, милая? Думаешь, что я с ума сошла? Нет. Знаю, что слышит меня небо. Иначе не вернуло бы мне сына. Пусть и такого. Зато – живой. А остальное… Время покажет.
Нина на время надеяться не стала. Алексея она поднимала, сама пока не понимая, зачем это делает. Ведь у нее была семья, был муж и своя, непростая и совсем невеселая жизнь. Болела мать, не получалось завести ребенка, а время безжалостно торопило, напоминая о возрасте при каждом взгляде в зеркало.
Когда «ее» пациент выписался, Нина обняла на прощание Зою и решила, что все закончилось. Алексей жив, а это главное. Дальше уже Зоя справится, а у нее, Нины, есть свои заботы.
Но, все это оказалось лишь началом. Спустя полгода от Нины ушел муж, заявив, что устал ждать. И, что он, вполне еще молодой и здоровый, нашел себе другую спутницу, которая ждет уже от него ребенка. А тратить свое время на «пустоцвет» он больше не готов.
А потом, спустя еще месяц, не стало мамы и Нина с одной стороны потерялась в своем одиночестве, а с другой стороны выдохнула, потому, что не было больше бессонных ночей и боли самого близкого человека, которую пропускаешь через себя всю до капельки, желая только одного – чтобы это поскорее закончилось и пришел покой. Не себе его желая, а тому, кому плохо…
Алексей появился перед госпиталем на следующий день после сороковин, как только узнал от Зои обо всем. Нина взглянула на него, стоявшего так прямо и спокойно, а потом кивнула молча и они пошли к воротам, без слов все понимая и не желая разрушать, такую хрупкую пока, обоюдную надежду.
Расписались они очень тихо, не устраивая никаких торжеств, а потом уехали на Валаам, где давно хотели побывать оба. И именно оттуда «привезли» своего сына. Нина, которая не поверила сначала врачам, трижды пересдавала анализы, прежде, чем убедилась, что ее мечта стала реальностью.
Они жили дыша друг другом. Найдя, наконец, того, с кем рядом было тепло и спокойно, до потери этого дыхания боялись упустить позднее свое счастье.
Сын рос, радуя родителей своими успехами, и Нина с Алексеем глазом моргнуть не успели, как их мальчик стал офицером и уехал к месту службы. Они остались одни. Именно тогда в маленькой их семье появился Чарлик и Нина, отчаянно тоскующая по сыну, немного успокоилась.
Когда пришла весть о том, что сын женится, Алексей опасался, что жена покажет характер, ведь будущую невестку они ни разу не видели и знать не знали, что она из себя представляет. Но, Нина и тут удивила мужа. Обегав все ювелирные в городе, она не нашла, что хотела и, перерыв кучу каталогов, нашла мастера, который сделал на заказ два комплекта из кольца и серег. Эти украшения Нина повезла в качестве подарка будущей своей невестке и ее матери, которая жила в том же городе, где обосновался ее сын.
- Ниночка, невестке – понимаю, а зачем ее матери такой дорогой подарок? – Алексей разглядывал приготовленные бархатные коробочки.
- Затем, мой дорогой, что эта женщина теперь заменит меня рядом с мальчиком. Я хочу, чтобы она понимала – я ей доверяю и прошу о помощи.
Подарок будущая сватья оценила, но он оказался совершенно ни к чему. Зятя своего она и так приняла как сына сразу и безоговорочно. Дочь Зина поднимала сама, рано овдовев, и вложила в нее всю свою душу и сердце, надеясь сделать свою девочку счастливой. И, когда поняла, что ее желание полностью совпадает с желанием зятя, сделала все, чтобы «дети» поняли – она рядом. И их счастье – это ее счастье тоже.
С Ниной они общий язык нашли как-то сразу и без лишних вопросов. И до самого ухода из жизни Нины, общались очень тесно, став по-настоящему близкими подругами.
Ниночку свою Алексей Иванович потерял спустя всего год после того, как родилась их вторая внучка. Недомогание, которое она поначалу гнала от себя, не принимая всерьез, вылилось в серьезное заболевание, не оставившее ей шанса остаться рядом с любимыми. Она ушла тихо и быстро, стараясь не жаловаться, чтобы не беспокоить мужа и сына. Лишь перед самым уходом долго писала что-то, складывая в коробку, которую поставила на тумбочку у своей кровати. А после того как ее не стало, Алексей нашел в этой заветной коробке, в которую при жизни жены даже заглядывать боялся, письма, адресованные ему, сыну, невестке, Зине и обеим внучкам. Каждому из них Нина оставила свой привет и с каждым распрощалась вот так, оставив после себя на память кривоватые строчки, дышащие такой нежностью и любовью, что становилось легче дышать.
От Нины остались эти письма и Чарлик, ради которого Алексей Иванович вставал каждое утро и шел на прогулку, заставляя себя держаться. Сын звал к себе, но Алексей отказывался, не желая оставлять дом, где был так счастлив с Ниной и опасаясь, что Чарлик, который безмерно тосковал по хозяйке, не выдержит переезда.
Так и жили они – человек и собачка, держась друг за друга и стараясь скрасить одиночество тому, кто тосковал рядом.
И, когда Алексей проснулся как-то утром, понимая, что совершенно бессовестным образом проспал, а Чарлик не отзывается, тоска ударила его с такой силой, что он понял – пора что-то менять. Пора туда, где его ждут. Где просят его помощи уже давно, ведь в семье сына вот-вот появится еще один ребенок и Зина уже не справляется с таким количеством внуков.
Именно в тот день Гриша и увидел Алексея Ивановича, который сидел на скамейке во дворе, стараясь понять, как продержаться до того времени, как приедет сын, чтобы забрать его к себе.
- Чарлика больше нет, Гриша.
- Вы поэтому так грустите?
- Да. Мне жаль, что я остался совсем один.
- Почему один? Вон, сколько людей рядом!
- Это все чужие люди, Гриша. У них своя жизнь, а у меня своя. Кто из них вспомнит, что я был здесь, когда я уеду.
- Вы неправы. Тетю Нину все помнят. Даже я. Хотя она мне болючие уколы делала. Помните? Когда я болел? – Гриша заерзал по лавочке, а Алексей слабо улыбнулся. – Она добрая была. И я всегда буду помнить, как она мне сначала конфету давала, а потом укол делала.
- Да… Ты прав. После нас остаются наши дела… - Алексей Иванович вдруг замер, о чем-то размышляя, а потом встал и подал руку Грише. – Спасибо! Ты мне напомнил об одной очень важной вещи и научил сейчас другой.
- Как это?
- Напомнил, что нужно думать не только о себе. Ведь так всегда делала моя Ниночка. А научил тому, что даже когда очень плохо, можно сделать что-то для других. И как знать? Может быть тогда станет легче? Эту теорию нужно опробовать. И именно этим я собираюсь заняться.
Приводя свои дела в порядок, Алексей Иванович параллельно начал зачем-то покупать стройматериалы, а потом сходил к своему приятелю сварщику, и скоро во дворе закипела работа.
Красивая беседка выросла в центре двора всего за две недели. Просторная, с лавочками, установленными возле нее, она стала для всех местом, где можно было провести время. Днем здесь играли дети, а вечерами собирались взрослые. В этой беседке мамы украшали столбики воздушными шарами, накрывали стол и праздновали дни рождения детворы. А старшее поколение устраивало турниры по шахматам и домино, азартно болея за финалистов на весь двор.
И никто не заметил поначалу, что Алексей Иванович куда-то запропал, ведь Чарлика выводить ему уже было не надо. И соседи уже не искали невольно глазами странную пару, чтобы поздороваться, когда выходили во двор. А когда кто-то спохватился и начал расспрашивать, то Гриша, пожав плечами, сказал, что Алексей Иванович уехал к сыну. И на охи и вздохи бабушки и ее подруг, сетовавших на то, что попрощаться бы все-таки не мешало и как-то не по-людски это, уезжать вот так, и махнул рукой в сторону беседки:
- Оставил о себе вам на память. Разве мало?
Беседка эта простоит много лет. И, когда молодой, но очень талантливый скрипач, в котором старожилы узнают-таки Гришу, приедет, чтобы навестит свою старенькую уже, но еще очень бодрую бабушку, он проведет по чуть рассохшимся перилам руками, присядет на лавочку, и поздоровается шепотом с ней, как со старым другом:
- Привет! Помнишь меня? А Алексея Ивановича? Хороший был человек, правда?