56. Лето-осень 1379 года, Юрий Кочевин-Олешинский

Чтобы закрепиться в качестве митрополита, Митяй должен был получить благословение патриарха. Препятствий со стороны Макария не существовало, оставалось лишь явиться в Цареград и получить желаемое.

К поездке готовились тщательно. Князь Дмитрий не жалел ни материальных затрат, ни дипломатических усилий. Он хотел, чтобы нынешняя делегация по пышности, размаху и богатству затмила даже ту, которая приезжала когда-то в Византию ради рукоположения Алексия. Москве любой ценой требовался послушный её политике владыка.

Свиту Митяя составляли три архимандрита, протопоп, несколько игуменов, шесть митрополичьих бояр и два переводчика. Кроме того, их долженствовал сопровождать целый полк мирян под руководством боярина Юрия Васильевича Кочевин-Олешинского. По сути он и был главой делегации, облечённый статусом княжеского посла. Юрий головой отвечал за казну, ризницу и конечный результат.

С отъездом пришлось поторопиться. Князь Дмитрий имел неосторожность поверить Дионисию в том, что он оставил мысль отправиться в Цереград. А как иначе, если за него поручился сам игумен Сергий. Суздальского епископа освободили, а он вернулся в Нижний Новгород и вероломно нарушил обещание. Нужно было не дать Дионисию первым добраться до Византии.

От Москвы до Коломны делегацию провожали всем миром: великий князь со старшими сынами, московские бояре, епископы, архимандриты, игумены, иноки, купцы (в том числе фряжские), житьи люди и прочий народ. Далее эстафету приняли рязанцы во главе с помирившимся Олегом. После них по степи в одиночку ехали недолго. В районе слияния Дона с Воронежем их обнаружили татарские отряды и проводили до самой ставки милостиво принявшего их Мамая.

С тёмником всё было улажено ещё на рубеже нынешнего и прошедшего годов. Какая бы вражда не происходила между ордынцами и князьями, Русская церковь по прежнему оставалась неприкасаемой и возносила в молитвах царей. Мамай надеялся через неё повлиять на Москву. К тому же ставленник литовцев Киприан был невыгоден и опасен, так как не искал у Орды милостей. Получив от Юрия Васильевича дары, а от Митяя заверение в верности русских священников Мухаммед-Булаку, тёмник выделил отряд для беспрепятственного проезда делегации по подконтрольным ему землям.

Благодаря договорённостям и поручительству торгующих в Москве фрягов, путники сразу сели в Каффе на заранее снаряжённый для них корабль и отплыли к Цареграду. Плаванье прошло без происшествий, но буквально при подходе в Золотую бухту случилась катастрофа: Митяя нашли мёртвым. Оправившись от шока, Юрий учинил дознание. Следов насилия не обнаружили, однако сделать дело мог и хитрый яд.

Предстояло решить, как действовать дальше. Одни выступали за возвращение, другие предложили не оставлять миссию, выбрав на место Митяя другого человека. Юрий поддержал вторых. Причиной послужили найденные среди вещей скончавшегося незаполненные княжеские грамоты, в которые можно было вписать любое имя.

Далее вставал вопрос о том, кто заместит Митяя. Свои кандидатуры выставили петровский архимандрит Иоанн и горецкий (из Переславль-Залесского) архимандрит Пимен. Между священниками завязался спор, грозящий перейти в драку. За Иоанном было старшинство и большинство. К тому же его монастырь находился в Москве. Однако Юрий и его бояре предпочли Пимена, подозревая Иоанна в отравлении Митяя с целью занять его место. Поскольку мирян было больше, они отстояли Пимена, а грозившего выдать их обман перед патриархом архимандрита Иоанна заковали в кандалы. С тем и сошли на берег.

Здесь их тоже ждал неприятный сюрприз. Оказалось, что в Цареграде произошёл переворот, дворец занял Иоанн Палеолог, а низложенный Макарий прятался вместе с Андроником Кантакузиным в генуйской крепости Галате. Снова русская делегация оказалась в сложнейшем положении. На сей раз ей надлежало выбрать, к кому обратиться за покровительством.

-В Галату! - постановил Юрий Васильевич. - У нас грамоты к Андронику, Макарию и генуйским, а не венецийским фрягам. Что касается Иоанна Палеолога, то у него сейчас нет избранного патриарха, зато подвизается литвин Киприан, коему он благоволит со времён Филофея.