Да! Ну, да! Вот... Рассказ

 Сегодня дед Макар проснулся рано, да и спал ли он вообще? Ночь тянулась бесконечно долго, скорее всего, сон напоминал какое-то забытьё с короткими перерывами на бодрствование. Глаза в это время не открывались, веки от слабости поднять было трудно, да и не хотелось. Его мысли так и продолжали выстраивать ушедшие события тех далёких трудных лет военного лихолетья, напоминая о предстоящем дне Победы. Жизненные силы помогли ему справиться с «Ковидом» в его-то девяносто лет, когда в мир иной уходят молодые.  Этот  день в православном календаре отмечен, как Светлое Христово Воскресенье. «Пасха»! Ему до  него очень хотелось дожить, а там глядишь, и до Дня Победы…
     – На дворе двадцать первый год двадцать первого столетия, а люди от этой невиданной заразы умирают каждый день тысячами. Что делается?! Что делается?!  Да! Ну, да! Во-от, – ослабевшая рука старика медленно поднялась, и он перекрестился. Ему трудно было опустить её на прежнее место, и она осталась лежать на груди ладонью вниз, как бы оберегая и согревая душу. Здесь он подумал о душах, не только о своей, собственной, а вообще…
     – Правда ли, что она живёт в груди? Её никто не видел, но все люди  уверяют, что она есть, –  продолжал размышлять больной человек и снова добавил своё излюбленное: «Да! Ну, да! Во-от…» Эти слова он добавлял не только в разговорах с кем-то, но и в разговорах с самим собой. Зачем он так делал? То ли подчеркнуть этим важность то о чём он говорит, размышляет, то ли для связки слов предложений. В его селе, проживают два Макара. Тот другой – Петухов, а он живёт под придуманной ему сельчанами фамилией, если сказать точнее – под кличкой,  – «Да! Ну, да! Вот» После этих произнесённых слов, на какое-то время он  обычно затихает. Происходит интрига для слушателей, что же будет дальше? Дальше он скажет несколько предложений и снова: «Да! Ну, да! Во-от…»
   В палату вошла медсестра и прервала его мысли:
  –  Доброе утро! Как дела?
Все трое больных промолчали. Ивану Степановичу, что лежал на кровати у окна, как и дед Макар, было шестьдесят семь лет. Напротив холодильника у входной двери с пышной бородой  в спортивном костюме, на своей изрядно помятой постели, сидел семидесяти летний Николай. Так ему легче дышалось.
    – Молодцы! Жалоб нет! Значит, дружно идём на поправку. Держите градусники.
   За окном заморосило. Воскресный день пришёл пасмурным. Вчера, первого мая, стоял солнечный день. В палату бледными весенними лучами он вносил надежду на выздоровление. Ветер, меняя силу, то затихал, то сильно раскачивал за окном ветки деревьев, на которых начали раскрываться клейкие коричневые почки, напоминая старым людям, что жизнь продолжается. А сегодня серое утро внесло в сердца унылость, разговаривать не хотелось. Оно напоминало о прожитых годах, коварной болезни, её последствиях, которых им придется ещё испытать. Справятся ли?
      Температура оказалась нормальной, что всех порадовало, но напрягало то, что нужно умываться. Во всей больнице нет горячей воды почти две недели. Сгорел какой-то прибор, который грел воду. Денег у новой администрации больницы нет: то ли на покупку, то ли на ремонт.
      – Вот вам и городская больница. Деньги отпускаются правительством, а на местах их всё нет и нет, – сетовали больные между собой как-то тихо и не смело. Хорошо, что ещё попали сюда. Лечат.
    Вскоре по коридору пронеслось:
     – На завтрак! На завтрак!
После выпитых таблеток аппетита ни у кого не наблюдалось. Было такое ощущение, что они уже сытно позавтракали. У всех троих кроме «Ковида» имелись хронические заболевания. У деда Макара их целых пять, но, как и другие, он помнил слова лечащего врача: «Обязательно нужно кушать и ходить».
      В больнице по утрам неизменно  подавали кашу. Сегодня она была пшённой. Дед Макар утопил в неё кусочек сливочного масла и вприкуску с тонким ломтиком белой булки начал трапезу. По жизни в еде он был неприхотлив, а вот кашу из пшена на молоке он полюбил с детства. Когда началась Великая Отечественная война семья жила в Белоруссии, на хуторе, под Брестом. Макару тогда исполнилось ровно десять лет. Среди детей он был старшим. За ним шли две сестры-погодки – семи и шести лет, Олеся и Ольга, и двухлетний брат Семён. Неожиданностью для них, как и для многих других стало, что, как-то вдруг,  началась война. Вдоль границы пошла полная неразбериха: где немцы, где советские войска и что делать?  Отец с другими хуторянами подался в лес. Вскоре, в том числе и через их поселение,  вглубь страны вереницами фашисты ехали, шли строевым шагом, как на параде. В обратную сторону, на запад по пыльной дороге уводили советских обезоруженных солдат. Наступало страшное голодное время.
       – Вкусно! – подумал дед Макар, добирая ложкой кашу до последней крупинки, а вслух произнёс:
       – Да! Ну, да! Во-от, – пригладив усы, отодвинул тарелку к краю стола, почти шепотом добавил, –  спасибо!
     После завтрака все трое на кроватях приняли горизонтальное положение и стали ждать обхода лечащего врача. Болезнь потихоньку стала уходить. Раньше было не до разговоров, все трое целыми днями лежали без сил. Теперь у каждого появился интерес друг к другу: что да как… Иван Степанович и Николай родились после войны, и им было интересно узнать у соседа по палате, как же он выжил, когда в Белоруссии долгое время свирепствовали фашисты? Дед Макар не любил вспоминать те годы. Много лет прошло после её окончания, но страшно в том признаться, как они выжили. Всегда боялись последствий от властей. А чего ему сейчас  бояться? Справиться бы с «Ковидом»…
    – Сегодня Светлая Пасха. Христос Воскресе, – неожиданно произнёс дед Макар, пытаясь уйти от темы войны.
    – Воистину Воскресе, – негромко в разнобой ответили соседи.
    – Через неделю – День Победы, –  произнёс Николай.
После этих слов в палате какое-то время стояла тишина.
    – Макар, как ты узнал, что война закончилась? – вызывая на разговор деда, спросил гладко выбритый Иван Степанович.
     В отличие от бородатого Николая и усатого Макара он признавал выбритое лицо. Усы и борода кому «за», по его разумению, прибавляют года. Тут неожиданно для самого себя он вспомнил вдовушку Зинаиду: «Моложе меня на целых двенадцать лет. Хороша баба! А какие у нёё блины! Селёдочка с луком под холодную водочку! И-ва-ан Сте-па-аныч! Да ты, кажется, действительно идёшь на поправку, если вспомнил Зинаиду».
     Тут раздался голос Макара:
    – Не сразу, но узнал. Мы всю войну прожили в Германии.
    – В Германии? – почти в унисон спросили мужчины.
    – Осенью сорок первого нас вместе с другими семьями и военнопленными погрузили в вагоны и повезли в концлагерь. В дороге кормили какой-то баландой из овощей. Воды, чтобы попить, давали мало. Руки мыли своей мочой. Брат Семён, которому было два с половиной года, не выдержал,  умер. Сгорел от температуры и поноса. На одной из остановок вместе с другими умершими немцы его забрали. Поговаривали, что их всех тогда сжигали. Хоронить, надо копать ямы, а это время… Они всех складывали в кучи, обливали чем-то и поджигали.  Ненадолго он задумался.
    – Да! Ну, да! Во-от…
   – Какое страшное время было, – забыв на время о Зинаиде, вклинился в разговор Иван Степанович. Ну?
   – Так мы остались вчетвером. Мама, я, Олеся и Ольга. В том году я окончил третий класс, сёстрам было семь и шесть лет. Один конвойный, что смотрел за нашим вагоном, почему-то нас пожалел и на одной из остановок отдал нас упитанной фрау для работы на её усадьбе.  Для работ она взяла ещё двух военнопленных солдат. И раньше время от времени на прежних остановках отбирали людей для каких-то работ, но все они были без детей. А тут такое! Да! Ну, да! Во-от…
    – Да-а-а? – сильно удивившись рассказом Макара, спросил Николай. Так получается вас немец и фрау спасли от концлагеря?
   – Тогда я ещё не знал, что были и другие немцы, антифашисты.
   – И что было дальше?
   – Нас всех во дворе дома наголо постригли из-за вшей, заставили снять одежду и купаться прямо на улице. Одежду сожгли в железной бочке. Никто никого не стеснялся – ни мы, ни солдаты. Всё выполнялось машинально. Потом нам принесли чистую одежду, мы оделись и нас из сада отправили в столовую. Да! Ну, да! Во-от, –  Макар снова замолчал.
  – Не томи, что было дальше?
   – А что было? Мы почувствовали себя, как в раю. На своём хуторе, я никогда не видел такого убранства комнат и такую чистоту. Что говорила фрау, мы не понимали, но выполняли всё то, что делали солдаты.
    –  Зетцен зихь! Зетцен зихь! Этими незнакомыми словами нас пригласили к столу, что значит – садитесь. Каждому дали по булке и кофе. Мы тогда не знали про это кофе. Горько, но пили, а булка была вкусная: «Голод не тётка». Нас и солдат разместили в комнате, где стояли три кровати и диван. Взрослые на кроватях, а, мы, дети, на диване. И все сразу же уснули. Да! Ну, да! Во-от…
   – Макар! Да не томи ты, не томи. Вот тебе и немцы!
   – Они тоже все разные, как и мы. У нас на хуторе как они пришли, появились полицаи. Сдавали своих же хуторян, как семью коммуниста, еврея и других. Но были среди них и те, кто предупреждал, кому грозит опасность, помогал и за это потом расплачивался. На войне ведь тоже всякого хватало. Да! Ну, да! Во-от…
   – Дальше то, что было?
   – А что дальше? Всю войну прожили у этой фрау Эльзы, работали. Она справила нам нужные документы. Несколько раз к ней приходили с проверкой. Немцев больше интересовали советские солдаты. Уже после войны, много лет прошло с тех пор, как я узнал от матери, что вместе с нами жили не солдаты, а офицеры – капитан и старший лейтенант. Через хозяйку они вышли на немцев-антифашистов, а позже стали выполнять какие-то задания нашего командования: выезжали в Берлин, и ещё куда-то, якобы по заданию фрау. Рисковали?! Да! Ну, да! Во-от…
     Дед Макар затих на какое-то время, а потом продолжил свое воспоминание. Видимо ему захотелось выговориться:
      – После победы было объявление по радио и в газетах: «Все советские граждане, угнанные в Германию должны вернуться на родину, восстанавливать страну». Мы обрадовались, что можем вернуться домой, в Белоруссию, и поехали.
    – Вместе с офицерами? – перебивая разговор Макара, нетерпеливо спросил Иван Степанович.
    – У офицеров жизнь сложилась по-разному. Они до немецкого плена в армии были разведчиками. Служили вместе. Капитан остался в Германии, выучил немецкий, женился на немке, возможно, по заданию, а там кто его знает…   Старший лейтенант, Павел, вернулся с нами в Союз. Весь наш хутор немцы сожгли, и он повёз нас к себе на родину, к своей матери, в Россию.  Его почти сразу же арестовали. Он отсидел в наших лагерях десять лет. Сильно застудился на северах. Мама его долго выхаживала. Так мы стали семьёй. Да! Ну, да! Во-от…
 – За что арестовали?
    – За что арестовали?! За то, что попал в плен вместе с тысячами других. А кто виноват? Готовности для отражения врага не было. Оружия не хватало. Сталин три дня молчал, что началась война. А почему? Вопро-ос! Что-то я разговорился. Да! Ну, да! Вот!
 Дед Макар тяжело вздохнул, явно жалея старшего лейтенанта, но видимо,  не только его.
  –  А что с отцом?
   – Что стало? Неизвестно. Мы остались одни в чужом доме. Мне тогда стукнуло пятнадцать. Нужно было помогать матери как-то прокормиться. Так я и остался с тремя классами. Всю жизнь проработал на земле, в Сухаревке. Слыхали? В области, Придонский район.
     Не успел Макар закончить повествование в своей обычной манере, как открылась дверь, и вошел лечащий врач:
    – Здравствуйте! У меня хорошая новость. Поступили напольные лечебные аппараты для дыхания. Один поставят у вас в палате. Он будет помогать вашим лёгким – дышать, – улыбаясь, проговорила Светлана Владимировна. Окинув взглядом своих подопечных, поправив медицинскую маску, она уверенной походкой подошла к деду Макару:
     – Как дела? Как ваше настроение? – и, не дождавшись ответа, с улыбкой продолжила, – давайте я вас послушаю…