Благодатная

  ПРЕДИСЛОВИЕ
 

  Эта книга была задумана и начата ещё в 20.11.14 г., но были разномыслия к её изданию. Вот решился начать её печатать из конспекта – рукописи. Книга о моей жене Галине. По паспорту она Анна, на Украине всех Галин, в те времена, записывали в «Свидетельстве о рождении» (метрике): «Ганна». Поэтому её юридическое имя и послужило к названию книги «Благодатная», как перевод имени: «добрая, благодатная».

  Написана книга по рассказам моей жены. Она периодически что-то говорила, затем я стал тайно писать черновики с её рассказов. Прочитанная вами выше автоавтобиографическая книга в достаточной мере знакомит вас о нашей совместной жизни с Галиной (Анной).

  Недостаток ниже написанной книги в том, что вся информация от её повествования, я, к большому моему сожалению, так и не смог побывать в тех местах, где она родилась, росла, училась.

  Книга «Благодатная», как и моя автобиографическая повесть «Рождённый для милости», посвящается нашим детям и внукам, о которых она переживает во все времена суток, и плачет о них в своей тяжёлой болезни.

  Да благословит их Господь!

 

  ПРЫЧЫПЫЛИВКА


  Дом, в котором жила Галя находился на пересечении двух улиц посёлка городского типа Ольгинка, Донецкого региона. Одна из этих улиц, главная, называлась Больничной, начиналась она в центре, на верху горы и проходила вниз к больнице, к окраине посёлка. Дом находился на возвышенности в трёх-четырёх метрах от дороги, которая была, как-бы углублённой вниз от дома. Приметной особенностью этого дома было, в главном, выделяющего его расположение от других домов улицы, да и этого района, что длинный забор был выложен из камня известняка, вдоль усадьбы с домом. Часть забора поворачивал на перекрёстную улицу. Район, в котором проживала Галя, назывался – «Прычыпыливка». Но, что редко для тех мест, у дома, на возвышенности был вырыт глубокий колодец, выложенный тем же камнем, глубина колодца была более тридцати метров. Если заглянуть в него, то там просматривался блестящий диск воды, в пять копеек диаметром. Над колодцем был деревянный барабан с г-образной ручкой, на который наматывалась длинная цепь, к которой крепилось ключницей ведро. Дерево барабана было отшлифовано руками до зеркальности. За долгие годы, руки людей сделали такую ювелирную шлифовку, потому что, когда ведро опускалось в колодец, то люди рукой притормаживали барабаном опускание пустого ведра, чтобы ведро не сплющилось от удара о воду колодца. Сюда приходили брать воду не только жители Прычыпыловки, но и из дальних мест посёлка. Проблема воды на Донбассе известна, поэтому бывший хозяин этого дома и колодца, оставил о себе добрую память и благодарность людскую. Адрес проживания был: ул. Больничная, дом № 52. 
  Отца Гали звали Алексей Иосифович Гармаш, 15 марта 1895 года рождения. Имя емуотцу дали в день его рождения, совпавшего с православным народным праздником «днём тёплого Алексея», поэтому то и назвали его Алексеем.
  Его жену звали Федора Илларионовна Андриенко, 1914 года рождения, по паспорту 1 августа 1915 года, она была младше второго мужа почти на двадцать лет, вдова фронтовика. Девичья фамилия – Цюменко. Все дети в доме звали её просто: «мамко». Умерла 9 марта 2003 года в городе Комсомольске, нынешнем переименованном на «Горышни плавни».
  Её первого мужа звали: Григорий Романович Андриенко, павшего в бою, в первые дни 1941 года, родился он в 1915 году, а погиб 30 июля 1941 года, в звании старшего сержанта. В ЦАМО – Центральном Архиве Министерства Обороны РФ, номер дела №775, номер описи: 977520, индекс № 58: родился Григорий в селе Мечебылово, Петровского района, Харьковской области, Украины.
  Федора Илларионовна, от Григория, покойного, имела двоих детей: Любу -1.11.1934 года рождения и сына Ивана, которого все звали Ванько, родился 22 января 1937 года, он был младше своей сестры на три года. Умер 23 февраля 1998 года.
  Так, Федора Илларионовна – вдова и мать двоих детей, проживала в селе Ново-Семёновке, Харьковской области, до того времени, как прогнали фашистских завоевателей - 23 августа 1943 года. После этого жизнь стала меняться у многих, а Федоре судьба преподнесла «добрый» сюрприз. Через село ехал Гармаш Алексей Иосифович, увидев у калитки стоящую Федору, предложил ей: «садись в бричку со мною, поедим и будем жить вместе!». Она, не раздумывая, села к нему в бричку, так стала его женой, а он ей мужем. Вскоре, 22 декабря 1944 года, у них родилась Наташа, но оформили её рождение 1945 годом. Наташа умерла 9 августа 2010 года. Затем родился, сын Коля, но в возрасте девяти месяцев умер от дизентерии.
  Работал Алексей Иосифович землемером при рай исполкомах. В послевоенное время он работал вместе с Брежневым Л. И., который впоследствии стал главою Политбюро ЦК КПСС, а в Запорожье он был первым секретарём партии коммунистов. Там же родилась, 24 февраля 1949 года, дочь Люда. После этих событий Алексей Иосифович, был переведён в Сталинскую область (ныне Донецкую) в Ольгинку, где он работал, при райисполкоме, землемером. Здесь он и купил тот дом в районе Прычыпыловки, с каменным забором и колодцем у дома.
  Любопытно осмотреть купленный дом, в котором и стала проживать семья Гармаш, где родились ещё дочери и, в котором он умер 3 марта 1982 года.
  Дом был расположен торцом к улице Больничной, то есть в сторону колодца. Крыша была крыта старинной черепицей, выцветшей от времени и воздействия от окружающей среды. Старый хозяин задумал дом так, что под одной крышей было всё хозяйство: для людей и скотины, но за время проживания семьи Гармаш А. И., там были произведены небольшие доработки, под свои обстоятельства жизни. Так, первично вход в дом был со стороны колодца, в последствии нужно было заходить со стороны двора, огибая дом в сторону смежной улицы. А ворота со стороны колодца, на кольцах одетых на штакетник, набрасываемые на столбы, либо по-быстрому, натянутая толстая проволока, через которую переступали домочадцы. Во дворе, само собой, хозяйничал на цепи небольшого росточку злой собачка- забияка «Цезарь», который общего языка с детьми так и не поимел, но вполне ласковым был к мамке Федоре, которая, заодно со скотиной и кормила его.
  Вход в дом был со стороны огорода и посаженного сада, у ворот был построен новый сарай для коровы. Так же была пристроена стеклянная веранда. Входя в дом, справа, находилась празднично убранная и чистенькая горница. Вход в горницу преграждали двери, которые были двойными, со складывающимися дверцами, вверху были окошки, завешенные красивыми шторками. В горнице было два окна, которые выходили в сторону колодца, на Больничную улицу. Справа, в горнице, стоял высокий медицинский топчан, слева у глухой стены, стояли шкаф и диван с зеркальцами и полочками, на которых лежали, красиво вышитые, белые салфетки, накрахмаленные и выглаженные, на окошках с большой любовью сделанные, висели занавески. Между двумя окнами висел большой портрет Сталина, в раме, под стеклом. По прошествии времени, туда повесили портрет Богдана Хмельницкого, который потом заменили большим портретом хозяина дома. В центре горницы стоял овальны стол, покрытый скатертью, а на полу лежали дорожки, связанные из лоскутов мамкой Федорой. За столом два стула, прямо между окнами, большой комод, этажерка и стульчик. Полы были из дерева, выкрашенные, а стена слева от двери была частью печи-груби, в зимние времена она была тёплой. В горницу, как правило, детей не пускали, мало кто помнит, что там находился. Запомнилось, что горница была праздничной, убранной, чистой, готовая для уважаемых гостей. Но таковых, как у Алексея Иосифовича так и у Федоры Илларионовны не было, а со стороны должностных лиц посёлка, никто и никогда к Алексею Гармаш не приходил.
  По сути, рабочей комнатой Алексея Иосифовича была смежная со светёлкой, через печь-груби. В его комнате можно было и приготовить пищу. В последствии, такая печь была построена между третей и четвёртой комнатами, ставшей и кухней, и местом отдыха для детей. Летом пищу готовили во дворе на летней кухоньке. Вход в комнату Алексея Иосифовича был прямо из коридора, рядом с горницей, а слева в другое помещение. Слева в комнате Алексея Иосифовича стоял красивый двухметровый сундук, с ящичками, с ручками красно-тёмного цвета, за сундуком-комодом находилась панцирная полутора спальная кровать, у кровати стул, рядом стол, над которым было единственное окно. Между столом и печью так же стоял стульчик. Над сундуком висела большая карта СССР. Татко, так его звали дети, научил их пользоваться картой, учил всех географии. Ходики висели на стене справа. Такой запомнилась Гале и эта комната. Галя всегда видела татко читающим, что-то частенько, писавшим за столом. В доме было много журналов «Атеист». Он писал заметки   на разные темы в разные редакции газет и журналов. Хотя в детстве Алексей пел в церковном хоре, но никаких икон и образов в хате не было. О Боге никогда не говорили и дети о Боге ничего не знали.
  Татко очень любил читать книги. Он был первейшим читателем в библиотеки Ольгинки. Не было такой книги, которую бы он не прочёл. Новые поступления книг, хранили лично для него, после его прочтения и резюме, клали на полки. В его комнате на комоде стояла радиола, он любил ставить пластинки, слушал пение и музыку, и частенько горько плакал. Особенно, его трогала песня: «розийшлыся тры шляха…» (Разошлись три пути).
  Алексей Иосифович имел не оконченное высшее образование. До войны он был женат на знатной и образованной особе Федоровской, которая была из княжеского рода. Алексей учился в Петербурге, имел феноменальную память, отлично владел математическим аппаратом, писал очень красиво и аккуратно. Всё помнил: главу, страницу книги, место написания и текст. Старшая дочь, Наташа, усвоила в своём родословии эти же способности, так же много читала, красивый почерк и отличное знание русского языка, определили её рабочую судьбу, она работала в отделе кадров, большого предприятия, где и проработала до пенсии на севере (Чукотке). Уже, будучи взрослыми, дети Алексея шутя говорят: «мы из голубых кровей!».
  Дом Федоровских, жены Алексея, в Изюме, после 1917 года, экспроприированный в «пользу революции», в наши дни, стал Детским садом. Алексей Иосифович не раз предпринимал попытки добиться справедливости от советской власти, чтобы ему вернули этот дом, доходил до Верховного Совета СССР, но получил вежливый бюрократический «ласковый» отказ. От прежнего брака остался сын Николай и три дочери. Все были образованными, знали по несколько языков. Бывшая жена, оставленная Алексеем Иосифовичем, была брошена им в тяжёлом состоянии здоровья, она нежно любила его. Осталась её фотография, где подписаны её слова свидетельствуют о первой любви к нему. Среднего росточка, полногрудая и статная, длинная коса, до пояса опускалась с плеча на грудь. Причина, по которой он её оставил неизвестна. Сын Николай, будучи военнослужащим, погиб в первые дни войны, осталась только его фотография, где он в составе подразделения, сидя на земле, слушают политинформацию, судя по всему, замполита. После войны, его старшая дочь проживала в Киеве, имела фамилию Граната.
  Определённый страх испытывал сам татко, Алексей Иосифович, перед властями, как от личной биографии, так и от совершённого им личного поступка… Он постоянно испытывал этот страх перед арестом, поэтому у него и висело, постоянно заряженное ружьё. В чувствах, бывало, и скажет: «пусть только придут за мной. Буду стрелять!». Но так, до конца его жизни, никто за ним не пришёл, чтобы арестовать. Умер на домашнем одре болезни, в бедности и простоте, в присутствии его верной жены Федоры и её, старшей, дочери Любы.
  Родился татко в городе Барвенково, Харьковской области. Его мать носила фамилию Мокляк, звали Пелагея Степановна. Когда началась Великая Отечественная война с фашистами Германии (21.6.41 – 9.5.45 гг.), то Алексея Иосифовича Гармаш призвали в армию, был писарем в штабе зенитной части, которая располагалась на тот момент в Харькове, в районе парка имени Горького. Тогда ему было сорок четыре года. В городе Изюме, Харьковской области у него проживала родная сестра Анна Иосифовна. Образованная и заботливая.
  После окончания школы, Наташа, дочь Алексея Иосифовича, была принята тётей и проживала у неё долго, работала на местном заводе оптики. Там в Изюме она и познакомилась со своим будущим мужем Юрой, который учился в строительном институте, работал каменщиком в две смены, что дало возможность иметь, по тем временам, весьма благоустроенную квартиру. Семья Павелл, то есть Наташа и Юра, уехали потом на Чукотку. Отец Юры был главным инженером завода оптики, весьма авторитетным и уважаемым человеком. Много лет работал и за пределами СССР.  Но романтика Севера, желание сохранить свою семью, возможность заработать, вместе со знакомыми этого завода, да и города, увлекли в это необратимое путешествие труда молодою семью. К этому времени у молодой семьи появилась дочь Алёна, которую её мама родила в девятнадцать лет, а затем родилась вторая дочь Инга.
  В семье татко и мамки, родились девочки: Наташа, мы уже знаем о ней нечто; Люда, затем Галя – 28 марта 1950 года; Варя – родилась в октябре 1950 года, но записали 1 марта 1951 года; Лена – родилась 8 июня 1955 года, которую татко Алексей, очень хотел назвать её Олесей.
  Старшую дочь Наташу, татко ласково называл «Лиса Патрикеевна» (что-то в её натуре, невольно, навевало этот образ). Старшая, утвердила прозвище за Людой – «рябко», а Варю татко, в любви, называл «Вушко», за оттопыренные ушки. А младшую татко поддразнивал, тем именем, которым хотел назвать её, «Олеся». Лена только кричала, что она «Лена!». В семье Галю никто и никак не прозывал, правда, та же Наташа, говорила на Галю: «а я паньского роду, не ходыла боса с роду» (а я господского рождения, не ходила никогда, с роду, босой), почему? Да, потому, что Галя никогда не ходила босиком, нигде, а девочки бегали по улице, двору босиком.  Бывало и такое скажет Наташа: «Ах! Мои благородные вши!». Будучи в замужестве и по прошествии многих лет, когда были в гостях у мамы Любы на её дне рождения, Наташа, шутя назвала Галю «Тихоней», но в этом она вложила нечто большее: как бы, сама себе на уме; хотя в переводе имя Галя означает: «Тихая, Спокойная». То есть так оно и есть, правда «брыкушка». Люда по натуре была вспыльчивой и, если поссорилась, тогда, как ястреб, бросалась в драку на сестёр. Был случай, когда она внезапно бросилась на Наташу и оторвала у неё рукав от платья. Мамко Федора назвала её «Кыбетць», то есть: ястреб, коршун, копчик, кибец. Девочки постоянно её так поддразнивали. Эта птица стрелою и камнем бросается в атаку на свою жертву. А, когда девочки не хотели спать, разговаривали, тогда мамко пугала: «Спите, а то мэдвидь прыйде», ударяя на первом слоге слова «мэдвидь». Мамко Федора так же говорила: «голий черва», что значит «ложись на спину!».
  Галя родилась в селе Ново-Семёновке в доме своей прабабушки Наталии, которая жила в маленькой хатке с крышей, под соломой. Прабабушка Наталка была замужем за Андриенко Романом, которого звали «Паромонив», из села Ново-Семёновки, Петровского района, Харьковской области, то есть Роман Паромонович, который имел сына Григория Романовича, ставшего, в последствии, мужем Федоры Илларионовны Цюменко, как мы знаем, стала Андриенко, она и родила ему двоих детей Любу и Ванько.
  Варя и Лена родились в Ольгинке, когда родилась Лена, то татко исполнилось шестьдесят два года, он уже как два года был на пенсии.
  Детей стало больше, а денежное довольство всей семьи значительно ухудшалось. Нужно помнить, что дочь Федоры, Люба, жила с мамой, отчимом Алексеем Иосифовичем. Люба окончила, в Ольгинке, курсы кройки и шитья, и весьма успешно, работала в ателье, затем на метеостанции, получала зарплату в размере 40 рублей, почти, немногим, соразмерно пенсии татко. Порядок и чистоту в доме содержала Люба. Все фигурные шторки, салфетки, занавески было делом её рук. Никто и никогда не видел мамку Федору лежащей и праздной, с утра и до глубокой ночи она трудилась по дому (голова и руки внизу, а фигурой ниже спины вверх). И, всё же, выход был предоставлен. В СССР было принято решение, которое было внедрено и исполнено. По всей стране, а в районе Донецкого бассейна, в Сталинской области, особенно, были созданы школы-интернаты. Под это были использованы старинные усадьбы, строились новые хорошие школы, общежития, кухни. Дети сироты и малоимущих отправлялись на учёбу в такие школы-интернаты, где так же учились дети из детских домов. Поэтому наступил такой печально-необходимый день, когда Наташу, Люду, Галю и Варю отправили в одну из таких школ-интернатов, который находился в нескольких часах: езды на поезде, автобусе, пешком на запад от Донецка (тогда - Сталино в старой усадьбе, рядом с селом Марьинка, в Голубивке).
  Чтобы представить трудности и томления жизни, опишу эти ситуации ниже, но прежде вернусь к тому периоду, когда Алексей Иосифович работал при райисполкоме землемером. Галя помнит, что однажды ей пришлось быть в его кабинете, запомнила, что за его спиной висела карта-схема посёлка и того района, где они жили. Она помнит, что он нередко говорил: «мы тоже химко люди». Думаю, что это выражение соответствует на русском: «мы тоже не лыком шиты».
  Вспоминает, когда нужно было идти в центр, то говорили: «пошла на гору», потому что Ольгинка, удивительно, расположена на высоких холмах. Поднимаясь по крутогору и, дойдя до центра, то оттуда был виден отчий дом и район «Прычыпыловки». Дом, как сообщалось выше, находился на возвышенности, поэтому зимой эту особенность, дети использовали для катания с крутизны на санках.
  Здания администрации располагались один против другого, разделённые скверами, огороженными очень красивыми каменными оградами, а за ними росли розы необыкновенных цветов. В одном сквере был памятник, сидящего на скамье вождя Сталина – «отца всех народов», а в другом - сидящего Ленина «вождя всемирного пролетариата». Уже тогда создавалось впечатление, что все эти административные постройки были в прошлом, единым храмовым церковным комплексом, который разрушили большевики-коммунисты и приспособили их под свои управленческие и идеологические дела. В центре было всё: магазины, аптека, парикмахерская, ателье, разные конторы администрации, а в стороне, на другом крутогоре - школа. 
  Алексей Иосифович, как работник управы, получил, выделенный для его семьи: виноградник, бахчу, огород, хотя достаточно много земли было у его собственного дома, где он завёл корову, которая от детворы не имела покоя, поэтому бодалась, как сказал бы наш внук Симон: «сильно ругается быками», то есть «рогами». На участке дома татко посадил малорослые черешни-скороспелки. У каждой сестрички было своё деревце, поэтому дети подходили только к своей черешне, которое он определил каждой. Черешни были сладкими и большими, «ели до упадку», а точнее до сильнейшего расстройства желудка. От сладости сока ягод черешни, губы и пальцы рук склеивались. А, чтобы в знойности погоды деревья давали плоды, татко вечерами обильно поливал все деревья и все посадки в огороде, водою из бочек, куда натаскивали воду днём, и девочки, когда подросли. Тягали воду из глубокого колодца, но это делали они тогда, когда приезжали из интерната на побывку и каникулы.
  В дополнение к описанию дома татко Алексея Иосифовича, можно добавить, что он по мере возрастания семьи, перестроил старую половину дома, предназначенную для скотины. Поставил печь, каждой девочки, были сделаны лежаки из досок. Постелью было то, что могли положить на нее и чем была возможность накрываться.  Каждый, и мамко Федора, имели, теперь своё место для отдыха. Запах мочи наполнял место проживания малышни.

 

  ЛЮБА

  Люба ушла от мамки Федоры, когда ей было тридцать лет. А до этого она кроила и обшивала всех своих сестричек. Шила, что нужно по дому, выезжала и в школу-интернат в Марьинку, где долгое время проживала и помогала шить интернату нужное по хозяйству, а за одно, могла общаться с сёстрами Наташей, Людой, Варей и Галей. Уехала Люба в 1963 году, тогда Галя пошла учиться в седьмой класс школы-интерната.
  Помогла устроить свою жизнь Любы, в Харькове, её двоюродная сестра Мария, которая была крёстной матерью Гали. Мария имела уже семью. Люба устроилась работать, днём на работе, а ночь спала вместе со свекровью Марии, на одной кровати. Я не знал свекрови Марии, но несколько раз в жизни встречался с крёстной моей жены, когда приезжал в Харьков в отпуск. Кто из нас, ныне, готов на такую добродетель? Так продолжалось, в долготерпении, до того момента, пока Люба не вышла замуж за Григорова Фёдора Семёновича, проживавшего в доме своих родителей в городе Харьков, на улице Омская, дом 27а, в районе Журавлёвка. Федя родился 16 марта 1929 года в селе Истинка, Микояновского района, Курской области. Умер Фёдор – 30 декабря 2006 года. При жизни он был высокой квалификации, профессионал, мастер на все руки, работал в Харьковском НИИ УФТИ электриком-лаборантом. НИИ занимался разработкой и внедрением ядерных реакторов, к которому Федя имел непосредственное отношение. У него был инженерный ум, мыслящие руки, практик и умелец. К сожалению, он владел явным хобби – выпивал. Какие факторы спровоцировали Фёдора пьянствовать, трудно сказать, возможно, неудавшийся брак с первой женой Надей, с которой прожил пять лет, но детей у них не было. Тревога его матери, по поводу бездетности, каким-то образом сказалась… Первый брак распался. Призвали на службу в Военно-морской флот СССР на пять лет, был старшиной первой статьи. После увольнения со службы на флоте, пошёл работать на стройку, а потом устроился на работу в НИИ, где активно продолжали его спаивать, давали спирт, чтобы опускаться в логово реактора, делать ремонтные работы, устранять неполадки, проводить эксперименты. Причина – снизить воздействие радиоактивного излучения на организм. Так думали, так поступали, поступают и до ныне. Я знаю лично такие ситуации не понаслышке. Употребляли спиртное в больших дозах. Это, вероятнее всего, и спровоцировало его стать пьющим.
  Значительное время перед смертью, Фёдор перестал пить вообще. Молились за него, кто знал эту ситуацию, многие, в том числе и мы с Галей, когда стали Христовыми.
  Фёдор был очень уважаемым человеком в своём кругу жизни, на Журавлёвке. Он обладал отличной памятью и соображением, нет – смекалкой! Он умел внимательно слушать, положительно относился к Благой Вести Христа. Прожил Фёдор семьдесят шесть лет.
  А в Ольгинке, бедность и нищета, на пенсии, поселились в доме Алексея Иосифовича и мамки Федоры Илларионовны. Дети, находились в интернате, скучали по дому. Когда все разъезжались на выходные и на каникулы, по своим домам, то татко, приехавшим детям говорил: «зачем вы приехали? В доме нет пищи и нет за что купить, оставались бы в интернате». И всегда благодарственно восклицал в адрес Хрущёва и власти, что сообразили создать интернаты для сирот и нуждающихся. Это были по сути детдома, где жили, росли и заканчивали среднюю школу. А в доме, в лучшем случае был хлеб, молоко и абрикосовое повидло. Хлеба было не более двух буханок на день на всех. 
  Галя вспоминает, как татко сделал ей однажды подарок–сюрприз, спрятав в сапог мармеладки. Подозвал к себе и говорит: «а ну-ка, посмотри, что там в прихожей, в сапоге?!». Он старался сделать радость деткам из чего мог.
  Был случай, когда он купил градусник, чтоб закрепить его на раме окна, со двора. Подозвал Галю и рассказал для чего этот градусник, как пользоваться, стал учить, как узнавать температуру воздуха на улице, по столбику передвигающегося вертикально, то вверх, то вниз, столбика ртути. Каково же было ему видеть, что сделала Галя. Она ударила рукой по градуснику, который чуть было не разбился. Ей не понравилось, что он стал её учить, а это ей ещё было не понятно.
  Отдали Галю в школу, после шести лет, она ходила вместе с Наташей и Людой, но учительница не возлюбила её и девочка получала одни двойки. Поэтому в один из дней, перед Новым годом, получив очередной «неуд» - достала, всё-таки, дитя! Галя, придя со школы, после того, как переступила порог дома, с силой зашвырнула портфель со всем содержимым на стоящий, рядом, шкаф и, сказала: «больше в школу не пойду!!!!». Как сказала, так и было. Татко её никогда не бил и не наказывал. А, в семье, все согласились, что пока, в школу пусть не ходить… «не пошло в пользу!».

 

  ИНТЕРНАТ

  А на следующий год, когда Гале исполнилось семь лет, её с сестричками определили в школу-интернат, где она была любимицей у учительницы и училась только на «отлично». Галя запомнила, что первую учительницу, в интернате, звали Варвара Владимировна, что она была очень хорошая, частенько забирала её к себе домой, так как за Галей, как и за другими детьми, никто не приезжал. Она помнит, что Варвара Владимировна вышла замуж за мужчину с севера и что у них была дочь. Проучилась Галя у своей любимой учительниц, с первого класса по четвёртый включительно и окончила начальную школу-интернат в селе Марьинки, Марьинского района, Сталинской (Донецкой ныне) области, круглой отличницей, о чём свидетельствует «Похвальная грамота», за подписью, №1, от 24 травня (мая) 1961 года, где написано на украинском: «за отличные успехи в учёбе и за образцовое поведение». Эту грамоту, которую сохранила мама Люба и, в своё время, когда Галя была уже на пенсии, передала ейсвоей дочери. В оригинале: «За видминни успихы в навчанни и за зразкову повидинку». Вспоминая эту учительницу и учёбу, Галя, сама в себе, говорила: «а, что было бы, со мной, если бы она продолжала ходить учиться в школу в Ольгинке, наверняка, та учительница, сделала бы меня дебилом и поломала бы жизнь, уже, с малолетства?!». Слава Богу, что: «не было бы счастья, да несчастье помогло!», - как гласит житейская пословица.
  Напомню, что село Марьинка, находилось в двух-трёх километрах от школы-интерната. Интернат же был в селе Голубивка, рядом с прекрасной рощей и лесом, в бывшем поместье.
  Рассматривая редкие фотографии детства, Галя помнит, что ей купили новое пальто, а это являлось большим событием того времени. Пальто было красивое, с тёплым, цигейковым воротником, с крючками и пуговицей под воротником, и двумя пуговицами на поясе. Осталось на память фото, где мамко Федора со всеми своими девочками. Это произошло 1.1.1959 года. Галя в центре, она опережала ростом своих сестричек на голову. Это были первые зимние каникулы, на Новый год в школе-интернате. Потом, в этом пальто Галя «умудрилась» вляпаться в полынью, в яме с зимней водой. Кто её спас или сама вылезла, не помнит. Бог сохранил её от худшего. Можно предположить, что пальто Гале подарили шахтёры, которые шефствовали над интернатом. Эти рабочие шахтёры очень заботились о учащихся и самом интернате.
  Девочки, в семье, всегда игрались во дворе своего дома, никогда не ходили по другим дворам, хотя видим из приключения с ямой и водой, что не всегда так было. К ним никто не приходил. Когда игрались, то, однозначно, Гале давали роль мальчика и называли всегда одинаковым именем «Толиком». «Толик» ходил нарочно, на работу, зарабатывала деньги, нёс гостинцы. А если играли в папу и маму, то Галя была «папа Толя».
  Начиная с пятого класса и до окончания школы-интерната, Галя вспоминает свою классную руководительницу Дину Кондратьевну. Она приехала в интернат с Западной Украины. Её семье выделили участок земли и они выстроили дом. О своей учительнице и её доброте, и любви, Галя вспоминает часто. С улыбкой говорит: «смотрела на Дину Кондратьевну и мечтала о том, что, когда окончу школу, пойду работать, куплю мотки шерсти и свяжу ей хорошую и красивую кофту и подарю ей!». Любовь, чуткость и забота классной была не напускной, а практичной, повседневной, не сиюминутной. Дина Кондратьевна была полногрудой, бывало обнимет Галю, прижмёт к своей груди и что-то доброе говорила, а Галя чуть было не задыхалась в этих объятиях от проявления такого внимания к ней и, смущалась. Остались фотографии, где их класс на экскурсии в городе Киеве, столице Украины и, конечно, с Диной Кондратьевной Смагий, у которой было два сына. Старший поступил в медицинский институт и она очень гордилась за него.
  Одним из добрых воспоминаний о школе-интернате являлось и то, что руководство школы, ежегодно, на целый месяц, вывозили детей к морю, в город Жданов, названный в честь одного из руководителей сталинской диктатуры, члена Политбюро ВКП(б) = КПСС, (ныне Мариуполь), на Азовское море. Проживали в одной из школ, отдыхали на побережье Таганрогского залива.
  Когда Галя перешла в седьмой класс, то как отличницу, её определили в сборную группу детей, от всей области, для отдыха в Крыму, у горы Айпетри, равно Медведь-гора, в пионерлагерь «Артек». Помнит, как тяжело далась ей эта поездка по перевалам Крыма, в автобусе, как её тошнило и было очень плохое самочувствие. А сопровождавшая Галю и ещё одну девочку воспитательница, дала ей апельсин. До этого она его не видела и не вкушала, было жажда, поэтому этот апельсин был съеден в одно мгновение, потому что от движения автобуса было плохо и тошнило. По возвращении из Артека, Галя узнала, что сопровождающая их воспитательница, которую звали Алла, возмущалась и упрекала её за то, что не угостила апельсином…
  По приезду в Артек, всех одели в одинаковую форму, панамки, галстуки, юбки, кофты, куртки.  Но обуви не дали, а она у неё была поношенной и требовала ремонта, но никто там не проявил к этому заботы и помощи. Водили всех строем, учили речёвки, которые выкрикивали строем и пели пионерские песни. Да, Гале, когда уезжала в Крым, дали фотоаппарат, но никто не научил и не сказал, как фотографировать, а она не сообразила попросить помощи, об этом, у воспитателей. По приезде, так его и отдала. Возили на экскурсии в Севастополь и другие места Крыма, о чём свидетельствуют фотографии, которые сделали и подарили ей. Мало, что помнит, но вспоминает, что на фоне других детей, была бедной, зашуганной, стыдилась своего состояния, потому что видела там заевшиеся молочные морды сынков начальников и знатных мамочек. Она не имела купальника и других предметов, которые необходимы для отдыха у моря, никто не побеспокоился, в своём безразличии, дать их девочке. Просто исполнили, для «галочки», свои номенклатурные обязательства: дети «рабочих и крестьян» - столько-то процентов, из «управленческих» - столько – то, от «детдомов и школ-интернатов» - соответственно… А на самом деле, там отдыхали, под видом «деток» и «пионеров», раскормленные детки партийцев-коммунистов, как сейчас сказали бы: «элиты». И она своим детским умом увидела себя униженной и сиротой, среди тех обстоятельств. Когда были на пляже, загорали и купались, то она подворачивала латанные длинные трусы, выданные на зиму и лето одного фасон, а рванные сандалики, постоянно говорили о себе, в тех горных условиях местности…
  Это, пожалуй, один из хороших примеров пребывания в школе-интернате. Так же запомнилась добротная школа с хорошим спортзалом и заботливыми и любящими учителями, директором школы-интернат. Галя удивлялась красотой постройка старинного особняка, в котором они жили, организацией посадки деревьев, большой липовой аллеей, котельной, подсобными помещениями, старинными конюшнями, парком и лесом, посаженным в те старые времена.
  А грустным и сирым воспоминанием было то, что их детей Гармаша Алексея, никто на каникулы и выходные не забирал. Все уезжали, их забирали родители или родственники, а девочки: Наташа, Люда, Галя, потом Варя и Лена, оставались в этих опустевших помещениях интерната… что сильно томило морально, до слёз. Лена проживала в интернате с первого по пятый класс, включительно, а потом её забрали в Ольгинку, где она весьма успешно окончила школу. 
  Система жизни интерната, была организована так, что сёстры росли там, но реально, друг друга не знали, потому что не общались, как родственники. Каждый был сам по себе, строго со своей группой, классом. Галя так и не знала помещений, классов, где они проживали и учились. Она их не искала, да и её тоже. У них не было общения и во время переменок, только мельком что-то отмечалось, что они где-то ходят или стоят и разговаривают. Но справедливости ради, нужно отметить, что когда Галя сильно заболела, то старшая сестра Наташа, забрала её к себе в кровать, чтобы было теплее, там у нее в комнате были рядом батареи отопления.
  В основном, интернат был организован ответственно, помимо учителей и классных руководителей, были на каждую группу воспитатели, которые находились постоянно с детьми, и днём, и ночью, которые и помогали им в учёбе и решении их детских вопросов.
  Столовый зал находился в другом корпусе школы. Это был чисто убранный, колонный зал, с белыми скатертями на столах.  Столы стояли между колоннами. На приём пищи заходили организованно, под контролем воспитателей, садились за столы по своим учебным классам.
  При всей добрости интерната, в нём был ряд недостатков и упущений. Например, туалеты находились на улице и были сильно загажены и весьма редко убирались. Канализация была постоянно забита и все переливания из канализационных люков на рельеф местности, давали постоянную вонь и антисанитарию от нечистот. Баня, в которой не только мылись, но все стирали свои трусы, чулки, одежду, которые были изношенными, перелатанными, так как младшие доносили одежду после старших групп. И так поступали от первоклашки до выпускных классов. А где сушить? Твоя забота! В этом помощи не было. Учили самостоятельности. Пищу выдавали из проёма и не всегда было видно, кто тебе её даёт. Светлым пятнышком было поощрение от завхоза печеньем или конфетками, за то, что раскладывали их на подносы, за которыми, во время переменки, приходили дежурные, забирали и несли в свои классы, где это всё съедалось во время второго сухого завтрака, без чая. 
  Галя помнит свою жажду к сладкому, когда бывало, засовывала в рот конфету целиком и почти не разжёвывая – проглатывала. Желание наесться конфет была неутолимо, да и не сбывавшимся. Поэтому, по прошествии многих лет, когда устроилась работать на авиазавод в городе Харькове, то на первую ученическую зарплату, в знаменитом кондитерском магазине города, купила кулёк шоколадных конфет. Шла по главному проспекту и уплетала одну за одной. Так, со временем, осуществилась её детская мечта.
  А в интернате, были и такие добрые моменты, когда Галю забирали к себе домой учителя в свои семьи, или другие родители детей одноклассников. Одна из учителей хотела даже Галю удочерить. Но писать и вспоминать на эту тему, что-то говорить, всего не опишешь, что происходило в сердечке маленькой, потом повзрослевшей, девочки. Чувство брошенности нужно было пережить… поэтому Галя росла в обидах и ранимости. Эти раны маленького сердечка, резонировали всю оставшуюся жизнь, что и сформировало её характер. Боль от переживаний комом в горле, с горечью и обидой, сопровождали её, да и сопровождают сейчас. Сказанное грубое слово, окрик, неправда, несправедливость, обман, подлость долго не заглаживаются в её сердце и сейчас. Эти эмоциональные раны долго врачевались и врачуются по сей день. Только Господь знает всю глубину боли её состояния.
  Уже, будучи, сами бабушками, вспоминая редкие встречи со своими сёстрами у Любы, старшей их сестры, в Харькове, девчата вспоминали свою жизнь в школе-интернате, о бедности татко и мамки и горько плакали. Каждый рос сам по себе не только в стенах школы-интерната, но и при тех случаях, когда уже сами добирались, как могли, где пешком, где на ступеньках поезда, на летние каникулы, под отцовский кров в Ольгинку. И там был каждый сам по себе. Галя не помнит, чтобы в доме татко все сидели за столом и ели пищу.
  Люда, которая была старше Гали на один год, постоянно находила причины ссориться и задираться с яростью и в словесных криках и намерениях, но татко, в таких случаях, брал ремень и пугал, что накажет и разводил враждовавших. Взаимно увещевал к добру и любви друг ко другу. Люда люто ненавидела, почему-то, с детства, Галю и била при первой возможности, с остервенением.
  Так получалось, чтобы поесть, каждый готовил пищу себе из чего мог, если эта пища, вообще, была в таткиной хате. Летом дети ходили работать на поля совхоза, где работая лето, могли заработать всего на покупку пары чулок. Такова была грабительская система эксплуатации всех работников села и города, при советской власти. Такова была действительность того времени.
  Тревожным и волнительным воспоминанием было то, когда вспоминали, как приходилось добираться к интернату, от Ольгинки. Поездами, автобусом, пешком, на перекладных, кто подвезёт, и пешком. И не только летом, но все времена года и в разное время суток, в разную погоду, держась за поручни ступенек вагонов, при речке, вышедшей из берегов, в болото… голодными и холодными и без средств к существованию… добираться приходилось долго. Выходили из дома в обед, а добирались в Марьинку поздно вечером. Приходилось идти пешком три-четыре километра, мимо полей, кладбища, карьера, оставляя Ольгинку, слева, приходили на железнодорожную станцию Велико-Анадоль, садились на проходящие поезда из города Мариуполя в сторону Донецка (тогда Сталино). Редко, когда татко провожал своих чад, брал с собою велосипед, детки шли рядом. Галя вела велосипед в руках. Приходили на станцию, он шёл покупал билеты на проезд в общем вагоне, раздавал каждому свой картонный талончик – билетик.
  Ехали до платформы Рудченко, в пригороде Донецка, а дальше пешком до моста, от которого ходили трамваи до автостанции, садились в автобус, битком набитый, и ехали до села Марьинки, районного центра. Когда ехали, то по правую сторону, вдали виднелись копи шахты «Трудовская». Это был лучший вариант проезда, и если был автобус, на момент приезда. Если автобуса не было, по разным причинам, то топали ножками километры за километрами до Марьинки, а от неё, через речушку по мостику к школе-интернат в Голубивку. А это ещё несколько километров топать ножками. Речушка весной и осенью, в дожди – разливалась, что доставляло свои страхи. Нужно было идти в брод, а там болото, поросшее травой. Того и гляди, чтобы не провалиться. Путь к интернату проходил только через тот мосток, который заливало, а дальше в гору к бывшей усадьбе, ставшей школой –интернат. Вскоре, от Мариуполя стали ходить электрички, что было проще, так как, если в пассажирском не было мест, то надо было ехать на ступеньках. Помнится, как мальчик из интерната, так же добирался с ними, из Ольгинки, сорвался со ступенек, не удержался за поручню и попал под колёса поезда. В памяти и его имя, и фамилия, и его мать, оскудевшая от горя…
  Описанный вариант проезда был классическим, но приходилось добираться и другими путями. Приходилось выходить и на платформу Мандрыкино, которая предшествовала станции Рудченкова, то тогда топали по шпалам километры, с оглядкой на движение поездов, шли в сторону областного центра. А это значит, что путь удлинялся минимум на один час.
  Частенько, так добирались и туда и обратно, без сопровождающих, да и без денег, «зайцами», что приносило свои, знакомые нам тревоги. Нужно отметить, что в этом ничего трагического не было, так жили все и это было привычным для все. По этой-то причине дети и оставались на выходные и праздники, зачастую, одни в интернате. Нередко девочки уходили из интерната вместе, когда за их сверстниками приезжали ближние. Тогда они обманывали и говорили: «что за нами тоже приехали» и уходили и не всегда воспитателям удавалось их проконтролировать. Так им предстоял обратный голодный путь к дому татко. Но, когда оставались, то повара радовали их оставшейся хорошей пищей, которую не съели их сверстники, а бывало дадут и что-то вкусненькое.
  Группа, где училась Люда, была очень балованной и строптивой, непослушной, поэтому после окончания восьмого класса их расформировали. Выпустили без права продолжения учёбы в интернате. Наташа, окончила школу раньше, татко увёз её и пристроил в Изюме у своей сестры. Лену родитель забрал и устроил в школу Ольгинки, остались в интернате Галя и Варя. А Люда поехала в город Херсон искать своего счастья в жизни, где вышла замуж, родила дочь, от первого брака, и сына от второго замужества, которого в подростковом возрасте потеряли, от рук убийц…  Люда там живёт и поныне. Дочь Инна – в Турции, имеет сына и дочь. И в жизни её дочери, продолжилась цепь ужасающего трагизма греха… Но это уже другая история со своими, продолжающимися, трагическими окрасками судьбы.
  Да, Галя, как и все детки почитали своих родителей: татко и мамко, любили их. Но, когда в школе-интернате её записали, как Андриенко Галина Алексеевна, и у Любы была та же фамилия, то она не могла входить в эти рассуждения: «почему не Гармаш?».  Но всё-таки нет-нет, да подкрадывалась мысль: почему Андриенко?», что-то промелькивало в её сознании, что это не случайно. Возможно учителя и воспитатели знали о всех детях Гармаша больше, но никогда эту тему в её присутствии не затрагивали. И в доме родителей, никогда на эту тему не говорили. Уже будучи взрослой, под шестьдесят, её сестра Лена была удивлена, что у Гали девичья фамилия – Андриенко, а не Гармаш.
  Время скоротечно. При достижении соответствующего возраста, Галя пошла оформлять себе паспорт, там сказали, чтобы пришла со свидетельством о рождении (метрики, как тогда говорили). Из него-то она и узнала, что она Анна (Ганна), а не Галя и, что мать её Андриенко Любовь Григорьевна, записи об отце не было. Но она, по-прежнему считала, что татко - Алексей Иосифович, а мамко – Федора Илларионовна. Сама же Люба, никогда не называла Галю «дочечкой», а просто – «родная».
  Наконец наступил и выпускной класс. Классная руководительница Валентина Кондратьевна всегда была со своими учениками и ученицами. Мысль у Гали периодически проявлялась: «вот окончу школу, пойду работать и куплю её кофту». И представляла какую. Но этому не суждено было так и сбыться. Жизнь Гали складывалась так, что вскоре это желание угасло и забылось. После получения аттестата, Галя никогда не была в школе-интернате: получила аттестат, фото на память – и всё! Отрезок жизни, интерната пролетел, как мелькнул! Осталось в памяти то, о чём она мне и рассказывала на протяжении нашей совместной семейной жизни – сорока пяти лет.
  Так случилось, что Галя после выпуска поехала в Донецк, подала документы в университет на физиологический факультет. Все экзамены по химии, биологии, русскому и литературе – сдала, все на «хорошо». Но, к её глубокому сожалению, общежития поступившей не дали. Никто не посмотрел, что из интерната, что нет отца, а только мать. На занятия нужно было ездить каждый день. Рано вставать и поздно возвращаться.  Денег на прожитие и на расходы не было, и никто ей не мог помочь. Ездить ежедневно от Ольгинки до Донецка, учиться и возвращаться в Ольгинку было весьма затруднительно. Думаю, что не прошла Галя тот донецкий период жизни потому, что любящий Бог усмотрел её для меня, а тогда, в 1967 году, забрав документы из университета, она поехала к Любе в Харьков. Ничего в этом не имея предосудительного.

 

  В ХАРЬКОВЕ


  После неудавшегося поступления, Галя провела всё лето и осень в Ольгинке, а в ноябре поехала в Харьков к Любе, своей родной матери. Как уехала она из Ольгинки, так более и не могла туда приехать. Только в марте 1981 года приехала навестить татко и мамку Федору. Батько был на смертном одре болезни. Побывав там, уехала, а через несколько дней он ушёл в вечность. По прошествии немногого времени, дом в Ольгинке был продан Леной и Варей. До этого Лена забрала мамку Федору к себе в Комсомольск, на Днепре, где она прожила годы и годы в семье Лены. Галя имела возможность навестить её там, но она не признала её, так как имела ослабевшее зрение. Мамко Федора проживала в дачном домике в селе Дмитровка, в летнее время. Галя видела её быт и тот труд, который она совершала на земле, в саду и винограднике. Проживала по-спартански, в бедности и скудости. Её пищей было только кислое молоко. Трёхлитровая банка стояла на столе, этим она и поддерживала себя.
  Приехала Галя к Любе, которая была уже замужем за Федором Григоровым, имела сыночка Вову, а потом родилась и дочка Танечка. Осталась отличная фотография, где Люба, Федя и Галя, в центре, на руках у неё маленький Вова, Галя приезжала на побывку к ней в Харьков, из Ольгинки за пять лет до этого события, которое описывается.  Галя водила Вову в садик, когда он уже бегал ножками своими. А второго июня одна тысяча девятьсот семьдесят пертого года родилась сестричка Таня.
  В Харькове Галю устроили на харьковский авиазавод, сперва ученицей, а затем получив профессиональный разряд и допуск к самостоятельной работе, была монтажницей правого борта самолёта Ту -134 и 134А, через два года, то есть в 1970 году, поступила на вечернее отделение в Харьковский Инженерно-экономический институт. – ХИЭИ. Днём работала, а после работы, с 17.00 до 23.00, училась в институте, который успешно и окончила в 1975 году, будучи уже замужней за Евгением Кривошеевым, слушателем Военной Инженерной радиотехнической Академии - ВИРТА. До этого она проучилась на курсах подготовки в Харьковский Авиационный Институт – ХАИ, поступила и училась, но подруга по работе Люда Сиротина, которая потом была свидетелем у Гали на свадьбе, подсказала: «зачем тебе эта математика, сложности. Бросай и давай вместе поступим в ХИЭИ».
  Милостью Божьей, никак этого не назовёшь по- другому, произошла встреча Гали с её будущим мужем Евгением, который в 1971 года поступил в ВИРТА города Харькова. Академия, в то время занимала ведущее место в системе образования Министерства Обороны и в Войсках Противовоздушной обороны страны – Войсках ПВО страны, СССР. Евгений, до этого учился в военно-техническом училище города Одессы – ОВТУ Войск ПВО, а затем в ЖКРТУ Войск ПВО страны – Житомирском Краснознамённом Военном радиотехническом Училище Войск ПВО страны, прослужив в войсках четыре года, вырвался из цепких объятий военной службы в армии, поступив в академию. Имел воинское звание старшего лейтенанта. Учился на первом факультете ВИРТА, проживал в общежитии академии у площади Руднева. Однокурсник и сосед по комнате общежития женился, пригласил своих сотоварищей холостяков по общежитию и учёбе на свадьбу. Сидя за свадебным столом жениха и невесты, Евгений присмотрел себе там подругу по учёбе в ХИЭИ невесты. Это была Галя, с которой он и познакомился. По немногом времени Евгений и Галина стали мужем и женой. Это событие состоялось в Харькове 15 сентября 1972 года. Фиксация брака состоялась во Дворце бракосочетаний, на улице Сумской, города Харькова. Так родилась семья Кривошеевых. Один год снимали квартиру в периферийной новостройке города Харькова – Салтовка, затем от академии, где он учился дали «малолитражную» комнатку в девять квадратных метров, бывшей подсобке, где было окно, хотя и тесно, но пришлось платить значительно меньше, чем снимать квартиру у частника. Район, где проживали назывался «Павлововское поле», в двух кварталах от академии и значительно ближе к заводу и месту учёбы в институте, для Гали. В 1975 году, Галя и Женя одновременно окончили высшие учебные заведения инженерами, о чём мечтали в свои молодые годы. А дальше, уехали из Харькова, по распределению, в «город» Чехов – 7 (Чернецкое), воинскую часть, расположенную на стыке Подольского и Чеховского районов, Московской области и новой Москвы. Здесь у них родились сыновья: Денис в 1977 году и Евгений в 1980 году.
  Подробности нашей совместной жизни, мною описаны в автобиографической повести «Рождённый для милости».

  Почему «Благодатная» =? «Ганна», то есть «Анна», Аня, Нюся, Нюнька, Нюра… производные в народе имена. Имя её соответствовало во всей нашей прожитой жизни. За что благодарю Господа! Который однажды мне, когда я ещё  был без Христа, сказал: «ВОТ ТВОЯ ГАЛЯ». Это было видение и тихий любящий и утвердительный голос любви ко мне, который я осознал значительно позже. Которую я должен любить всем своим сердцем и душою, во всех обстоятельствах жизни.
  Так оно было, так оно и есть! Поэтому я называю мою Галю: Галей и Анной, Аней, и Нюрой, и Нюсей и Нюшей… она для меня дарована Богом, как «благодатной», и «тихой, спокойной», что значит: «Галина». Благодарю Господа, что она у меня есть, была…
  За всю нашу совместную жизнь, моя Галя, никогда не повысила на меня голоса, не сказала мне грубого слова, не проявляла вредности по отношению ко мне и другим людям. Но, справедливости ради, и она это сама сознавала, что она «брыкушка». 
  Оглядываясь назад, вижу промысел Божий о нашей совместной жизни с моей «Ластунькой» (пташечкой), «Цикавушкой», как переводил смысл этого имени наш внук Даник, которому было отроду три годика, это: «интересная зинка», то есть «женщина».
  Главным и, единственно верным, в семье Кривошеевых стало событие, что Бог даровал веру и покаяние, нам и детям нашим. Вот уже, больше двадцати семи лет Иисус Христос является всем смыслом нашей жизни текущей и грядущего века! 

 

  ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 
  Заканчивая это свидетельство, утвердительно пишу: Господь Иисус Христос наше Главное Богатство и Благословение, наше Спасение, Мир, Радость, Путь, Истина и Жизнь…
  Будучи членом «Церкви Святой Троицы», моя верная помощница всегда шла «за мужем» без ропота, стойко переносила все невзгоды и неустройства. Но! С долгой болью, несла в себе несправедливость от человеков… я всегда утешал её словами из Писаний. Чрезвычайно тяжело восприняла смерть пастора и трагедию разрушения здания церкви. И, когда в болезни своей, тяжело страдая от болей и уже не могла самостоятельно ходить, сокрушалась, что не сможет быть в новом Доме молитвы церкви, который Бог даровал нам построить (она однажды там побывала). Плача, в страданиях, от болей в своём теле, она только слабо, со слезами, произносила: «как же тяжело было нашему пастору Васе». 
  Галина (Анна) Алексеевна, моя жена и сестра во Христе, была МУЖЕСТВЕННОЙ и жертвенной натурой, многого не могла понять, в немощи своей веры. Я, как мог утешал, учил и наставлял, молился и ободрял, шутил, читал ей свои стихотворения, до поры, пел ей свои выдуманные христианские песни-экспромт, заботился любовью своею во Христе. 
  Пишу, когда моя Галя = Анна лежит на смертном одре, зовёт: «мама, мамочка, мама-мамочка, Люба», сестёр по именам: «как мне плохо, Люда, Люда»; ах, как мне больно, Лена», зло страдает в муках, стонет и плачет. «Выжигающие» боли, которые в её болезнях проявлялись давно, я записывал их болевые проявления несколько лет, а сейчас они достигли кульминации во всей её плоти, на переходе в ВЕЧНОСТЬ!  Я задавал себе пару раз, безмолвно вопрос: «Господи, неужели тебе нужны её эти, такие страдания?». Но в мире, без упрёков, уходил от этого вопроса, понимая, зачем мучился и страдал за нас Христос, пролил невинную и святую кровь за грехи и беззакония наши. Мы идём по следам Его…
  Да являет милость Господь к ней и, нам всем!

  ДА БЛАГОСЛОВИТ ВАС ГОСПОДЬ, читающих это свидетельство – повествование о моей верной жене, сестре во Христе, матери наших детей и бабушки наших внуков. Благодарю Бога, что Он даровал мне её такой, какая она есть и была. Я недостоин был этого дитя, чистого помыслами, желаниями и поступками. Я только сейчас понял, как Бог меня любил, уготовал мне жену, по молитве народа Христа, «купали меня в слезах церкви», чтобы моя жизнь была во спасение. Он хранил меня, смерда, нечестивца, одного из грешников, но помиловал, но простил и омыл меня Своею Святою Кровью, посадил меня на Небесах, прежде бытия мира.

  Слава Воскресшему!!! Воскресившему нас для вечной жизни и бессмертия, во Христе – Господе нашем и Боге Всемогущем!

  Ему Слава во веки Вечные! 

  10.11.2017 г., Чернецкое.

 

  ПОСЛЕСЛОВИЕ


  Продолжаю это завершающее повествование в мире и покое от Духа Святого, по молитвам многих, кого знаю и не знаю, детей, родства во Христе, в разных местах мира. 
  12 ноября 2017 года, в воскресный день, в 16 часов 03 минуты, моя верная помощница ушла в вечность, тихо, беззвучно, без стонов. Перестало биться её сердце и не стало дыхания.
  Рядом находился старший сын Денис, который и сообщил мне, что оно так и есть. Я проверил прибором состояние давления и биение сердца… Прибор показал отсутствие и давления и биения сердца.
  Моя Галя, дарованная мне Богом, ушла в вечность, в Небеса, к Господу нашему и Спасителю. Там уже нет ни скорбей, ни болезней…  но, вечная жизнь в бессмертии с Иисусом Христом, где находятся нам знакомые и не знакомые  братья и сёстры от всех церквей, от веков. Там Небожители, верно стоявшие, здесь на Земле, во Христе Иисусе, до последнего вздоха и последнего удара утомлённого сердца. Как мы поём: «О, какая радость будет там!» Она уже знает, уже радуется радостью преславною, потому что имела веру в Господа Иисуса Христа, Спасителя нашего, и служила Ему.
  Церковь, братья и сёстры провели «в путь всей земли» тело своей сестры, моей жены, матери и бабушки. Она похоронена на старинном, «верхнем», деревенском кладбище в деревне Шарапово, Чеховского района, Московской области в России. Ещё при жизни, рассуждая о таких временах, мы приняли решение, чтобы нас похоронили на деревенском, тихом, кладбище, удалённом от шума людского. Координаты места погребения: На Яндекс – 55.191637; 37.253935; На Google: 55.1916836; 37.2538950.
  Большая благодарность Господу за Его заботу, любовь, попечение, которое Он проявил о нас во все времена и на завершающем этапе жизни Гали, и похорон. За помощь, словом и делом, со стороны её родной «Церкви Святой Троицы», братских церквей, братьев и сестёр. Ещё раз благодарю всех за молитвы, за поддержку от себя и семей наших детей.
  Да благословит вас всех Господь, наши дорогие, братья и сёстры! Да дарует вам по могуществу силы Своей всё потребное для благочестивой жизни, в кругу ваших забот!

  Да! В одном месте Святого Писания, в Книге Притчей, написано: «верный человек богат благословениями», - глава 28, стих 20. Аминь.

  Вы держите книгу, которая вкратце знакомит вас с жизнью Галины (Анны) Алексеевны (Андриенко) Кривошеевой. На первой обложке «плачущие ландыши». По приходе в церковь, второй пастор Иван Савельевич Федотов, разговаривая с Галей, дал ей характеристику, сказав: «вы – ландыш». Она была очень тронута этими словами. Он попал в цель! Да, она такова: в лесу мало кто замечает эти цветочки, но если присмотреться, взять в руки, то в этой малости и благоухании цветка просматривается всё величие Творца. А на второй обложке плоды, отцветшего ландыша, они красно яркие. Этот плод даёт продолжение рода, этому виду растения. Такова есть и была моя Галюнька = Ганюшка, «тихая, спокойная» + «добрая и благодатная».

  Родословие продолжается в наших детях. У Дениса и его жены Виолы родились: Роман, Руслан, Родион, Серафима (Сима), Симон (Сёма), Руфина. У Жени и Юли родились Даниил и Святослав. Да хранит их всех Бог, для Славы своей, в Господе нашем Иисусе Христе!

  16.11.17 года, Чернецкое.

  Дополнено в январе 2018 года.


  ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/11/16/1154