30. Из бездны к свету. Волшебная флейта

… Он блуждает в кромешной тьме бесконечного лабиринта, вытянув перед собой руки, словно слепой, но натыкается лишь на стены, в толще которых увязают его пальцы. Там, по ТУ сторону — его друзья, они зовут его, окликая по имени, они так близко! Он бежит на звук их голосов… но вновь и вновь натыкается на преграды.

«Я должен выбраться отсюда! – кричит он мысленно, ибо рот его остаётся нем. – По ту сторону — цель всей моей жизни!» Он бросается вперёд, но стены обступают его со всех сторон, и он мечется в панике точно загнанный зверь, и падает, обессиленный, обезволенный. И Бездна Хаоса жадно разверзается под ним, стремясь поглотить, и хохот — холодный, торжествующий — того, кто так жаждал уничтожить его, чтобы обрести его силу, доносится из её глубин…

… Тихая песня флейты проникает вглубь души подобно чистой энергии, пробуждая волю к жизни. И он находит в себе силы сопротивляться из последних сил, стремится вырваться из холодных объятий чудовища, скрытого во мраке. Внезапно боль отступает — как море во время отлива. И тогда, в эти краткие минуты просветления он видит лица друзей: рыжеволосого малютки Мери, Джейн, верного Ричарда, Чарли и Джека, видел и тех, кого не знал прежде; они низко склоняются над ним, спрашивают о чём-то: Оливер слышит их голоса, и, кажется, пытается отвечать… Но боль вновь возвращается: тысячами невидимых мельчайших игл, раскалённых до бела, впивается в кожу, врастает огненными корнями в содрогающуюся плоть, ветвясь, едва не сводит с ума. И вновь алая кровавая пелена застилает истезанное сознание…

…

… Филигранный чёлн Лодочника бесшумно и легко скользит по спокойной глади Обители Плачущих, унося Оливера в мерцающую под призрачным лунным светом бескрайнюю даль. Голоса душ тех, что когда-то канули в пучину пр;клятого моря, доносятся из тёмных вод, подёрнутых белесой пеленой Поющей Дымки. Плачущие протягивают к нему призрачные руки, взывают, как к спасителю…

И вновь ему слышится нежная мелодия далёкой флейты, вьющаяся тонкой лентой, сотканной из сверкающих нитей-звуков. Он устремляется по этой эфемерной тропе — крошечная искра-душа — к свету, унося с собой осколки смутных образов из мира теней…

…

… Лестницы, лестницы, лестницы… Одни стремятся ввысь, другие уводят вниз… Вправо, влево, вперёд, назад… Лестницы разбегаются в стороны, ползут, изгибаясь, словно чёрно-белые ступенчатые змеи…

Как много лестниц! Ступени, ведущие в никуда, возвращающие назад, но уже на другую лестницу, что на ярус ниже, или на пять ярусов выше… Или вдруг переворачиваются, и он с удивлением осознаёт, что шагает по ним вниз головой, всё больше отдаляясь от цели…

Да вот же она! За стрельчатой каменной аркой тёмно поблёскивает зеркальный туннель. Так близко — стоит лишь сделать несколько шагов!

Но что это?! Ступени становятся вязкими, будто трясина, засасывая в себя, жаждая перемолоть, поглотить…

… Он барахтается, сопротивляясь из последних сил… Пытается кричать, но нет у него голоса…

Внезапно странная реальность рассыпается, разлетаясь мельчайшими чёрно-белыми частичками, смешивается в бешенном вихре… И вдруг застывает серым туманом, зависая на грани, разделяюшей навь и явь…

***

– Оливер, брат! О-ливе-ер!!!

Кто-то окликал его, крича в ухо, тряс его за плечо. Оливер медленно раскрыл глаза и уставился на обрамлённую длинными патлами всполошённую бородатую физиономию парня, склонившегося над ним. В его испуганных карих глазах отражался оранжевый огонёк масляной лампы, которую он держал в высоко поднятой руке.

– Слава Мерлину! – воскликнул парень. – Т;к плохо тебе ещё не было. Я уже думал за помощью бежать! Думал: не справлюсь на дежурстве, несмотря на моё среднее медицинское…

Его голос был удивительно знаком! И эти глаза!

– Рич… Рич Уилкинс?!! – воскликнул Оливер, изумлённый и обрадованный, порывисто приподнимаясь. И тут же снова упал на подушку: не совсем зажившая спина отозвалась тогячей тянущей болью, вырвавшей из груди сдавленный стон. Мучительная судорога побежала вниз, по бёдрам и ногам.
– Ты жив! – прошептал он, едва перевёв дыхание. – Это правда!
– Как видишь, – Дик широко улыбнулся, и, запустив пятерню в спутанные тёмные космы, откинул их со лба. – Того, кому однажды удалось умереть до срока, а потом вновь воскреснуть не так-то просто укокошить!

Оливер невольно усмехнулся. «Значит, я не ошибся, заметив тебя тогда, на площади», – подумал волшебник.

Поставив лампу на стол рядом с толстым фолиантом, раскрытом на недочитанной странице, Ричард плеснул в кружку немного жидкости из пузатого глиняного кувшина.

– Вот, выпей! – сказал он, поднеся кружку к пересохшим губам друга.

Напиток был очень приятен на вкус, и пах горьковато и немного дурманяще: такой аромат могли бы источать цветы лесной чащи. Живительная энергия заструилась по сосудам. Боль отступила, по телу разлилась приятная нега.

– Это эльфийское зелье, – сообщил Ричард, делая на определении особое ударение. – Может мёртвого на ноги поставить. Профессор Снейп, светлая ему память, нервно курит в сторонке.
– Вряд ли профессору была знакома эльфийская магия, – сказал Оливер.

Вернувшись к столу, Дик передвинул лампу и низко склонился над фолиантом, шёпотом разбирая текст.

Дверь, скрипнув, приоткрылась, маленький сгусток тёмной субстанции бесшумно «протёк» в щель. Чуть слышно переступая по дощатому полу тонкими мягкими лапками, чёрный кот прошёл на средину каморки и, усевшись «кеглем», воззрился на Оливера, сверкая зелеными глазищами.

– Не может быть!.. – прошептал Оливер, не сразу допуская догадку. – Хотя, почему нет? Чарли? Это ведь… ты?!

Мурлыкнув, словно в подтверждение, маленький зверёк запрыгнул на постель к Оливеру легко и бесшумно, словно тень, и, улёгшись на подушку волшебника, громко замурлыкал. Ни дать ни взять, мотор движка!

– Он объявился в тот самый день, когда мы сюда приехали, – Дик с улыбкой поглядел на кота. – Просто вошёл в комнату — вот как сейчас! — и улёгся рядом с твоей головой.

Котик замурлыкал ещё громче.

«Не удивляйся, Мессир. Ведь я — Проводник во Времени и в Пространстве! – раздался в голове волшебника тихий бархатистый голос. – В д;лжный час я разыщу моих Человеков, куда бы ни занесло их Предназначение.»

Усмехнувшись, Оливер протянул руку и почесал котика под шеей, ощущая под пальцами его удивительное, исцеляющее тепло. Затем, приподняв голову, окинул взглядом каморку, озарённую тусклым пламенем лампы: увязанные в пучки сухие травы, и низки кореньев, свешивающиеся с потолка, глиняные кувшины и склянки на полках, камелёк в углу, от маленького котелка, зарывшегося закопченным днищем в слабо тлеющие угли распространяется пряный, немного пьянящий аромат. Такой знакомый, кружащий голову…

– Я был здесь прежде… – проговорил Оливер тихо. – Это та самая комната, в которой я очнулся после перехода, и не мог вспомнить ничего, кроме своего имени… Это ведь домик Старицы Салли, Рич?
– Да, это её избушка.
– Знаешь, – прервав своё занятие, Дик поглядел на друга через плечо, – она так испугалась, когда Чарли и Джек внесли тебя внутрь!
– Как долго я валяюсь, Рич?

Дик переложил страницу тесёмчатой закладкой и бережно закрыл фолиант.

– Чуть меньше недели, по нашим меркам, – ответил он, обернувшись. – Мне кажется, наши сутки немного отличаются.
– Почти неделя… А леди Джейн?!! – встрепенулся Оливер. – Как она?!
– Она в порядке, – сказал Дик. – Поначалу она всё время дежурила подле тебя. Меняла повязки, помогала Хелу…
– Хел? Кто это?
– Хеледир — эльф, ответил Дик. – Он мой товарищ.
– Полагаю, брат, нам обоим есть о чём рассказать друг другу, – сказал Оливер.
– Вне всякого сомнения, – кивнул Дик, присаживаясь рядом на табурет.

…

… Пламя лампы подрагивало, оттого тени на стенах и потолке дёргались и изгибались, как будто исполняли какой-то мистический танец.

– Н-да… – пробормотал Оливер, осторожно поворачиваясь на бок и натягивая лоскутное одеяло на обнажившееся плечо. – Им нужен был я, но нашли они тебя… Дик, дружище!.. Тебе через ст;лькое пришлось пройти из-за меня!

Дик покачал головой и вздохнул.

– Я лишь совершил то, что должен. Я был готов идти на жертвы…

Он немного помолчал, отстранённо разглядывая свои ладони.

– Ты так много сделал для меня, Нолли, – тихо продолжил Ричард, — и в прошлой жизни, и в этой. Столько раз поддерживал, не дав утратить последнюю надежду, когда тебе самому несладко приходилось… Не побрезговал протянуть руку грязному уличному мальчишке… Спас жизнь, освободив от смертельного заклятия… Наверное, было бы правильнее, если бы я постарался оградить тебя от всех опасностей. Ведь я догадывался, что тебя здесь может ждать! Я мог бы сказать, что не знаю пути в этот мир, и тогда бы…
– Тогда бы из-за меня было бы ещё больше смертей. Я знаю, о чём говорю, Дик! – Оливер сжал запястье друга. – Не жалей! Я не мог жить с закрытыми глазами. Ну, а всё, что со мной было… Это плата за знание и опыт, которые приобрёл в этом мире, – ответил Оливер. В голосе его послышался оттенок горечи.– Только в сказках герой побеждает злодея в одиночку с радостной улыбкой на губах, каждый верит ему и готов помочь. А я выбрал реальность. Но нет худа без добра, не так ли?
– Нет худа без добра, – Дик ухмыльнулся. – Ведь если бы я не угодил в лапы к Стражам, не познакомился бы с Хелом!

Взяв с друга обещание, что тот попытается уснуть, Ричард погасил лампу и ушёл. Однако ангел сна не спешил осенять Оливера своими крылами. Вздохнув, волшебник принялся вслушиваться в тишину. Она была наполнена едва различимыми уху шорохами, потрескиваниями и поскрипываниями; пискнула мышь, притаившаяся в своём домике-норке, застрекотал сверчок в своей щели — все эти звуки придавали тишине тот особый уют, какой бывает только в старых домах добрых и мудрых людей. Где-то (наверное, за стенкой) размеренно тикали часы, бесстрастно отсчитывая срок. И Оливеру вдруг подумалось: пространство состоит из этого чуть слышного однообразного тиканья. А затем он вспомнил о мистере Тик-Так.

«Я был бездумен и эгоистичен с вами, друг и советчик, – обратился волшебник к Часам, как если бы они могли его уловить его мысли. – Отправившись в этот мир, я потерял вас, и теперь не знаю, где вы, что с вами…»

Снаружи послышалась песнь флейты, тихая и нежная. Она была так прекрасна и так печальна: словно одинокая душа изливала в ней свою глубокую тоску и скорбь по безвременно ушедшим в неведомые дали.

Придерживаясь за стену, Оливер поднялся и, борясь с головокружением, подошёл к приотворенному окну. И увидел его на поляне перед домиком Старицы: стройный и прекрасный, эльф в светлых одеждах сидел на стволе поваленного дерева и играл, а бледные лучи лунного света серебрили его длинные белоснежные волосы. А маленькая синяя птичка на плече музыканта, насвистывала в тон, выводя трели тихим тонким голоском.

Подставляя лицо лёгким дуновениям прохладного ветерка, Оливер с благоговением внимал чарующей мелодии, и сердце его замирало от щемящей тоски, уносясь в воображении следом за прекрасными образами…

… Свежий прохладный ветерок, врывавшийся в приоткрытое оконце маленькой уютной коморки, служившей Оливеру лазаретом, наполнял её терпкими лесными ароматами. Любопытные и дерзкие Дети Солнца, осмелившиеся пробраться в самое сердце Чёрного леса, где в укромном уголке пряталась избушка Старицы Салли, озаряли комнатку нежным золотистым сиянием.

«Неужели мне это лишь привиделось во сне? – подумал Оливер, глядя на маленькое окошко. – И ночь, и прекрасный эльф, играющий на флейте?..»
– Муррьк!

Чёрный кот, царственно растянувшийся на полу, блаженно жмурился, подставив солнечным лучам усатую морду. И, конечно, громко мурлыкал.

– Подумать только! – проговорил Оливер, с улыбкой глядя на кота со своего ложа. – Это милое существо — тот самый вездесущий Проводник во Времени, о котором было сложено немало сказок!

Чарли повернул голову и глянул на волшебника, зелёные глазищи сверкнули.

«Сказки так просто не слагаются, Мессир. Всему есть причины.»

Оливер не мог с ним не согласиться.