Размышления о русской национальной идее

       РАЗМЫШЛЕНИЯ О РУССКОЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕЕ.               

   Как и откуда произошёл наш народ?  Какая главная особенность пронизывает всю его судьбу?  Какую главную для себя идею он нёс интуитивно, подспудно, чтобы выразить её в ходе своего исторического развития в ясно осознанной идеологии?
   Написано много исторических и философских работ, в которых делается попытка проследить корни нашего народа не только с того момента, когда он появляется на берегах Днепра, верхнего поволжья, Дона, на севере, возле берегов Балтики… - то есть по всему пути «из варяг в греки», от побережья северных морей до моря Чёрного. Ведь там он уже находится с определёнными зрелыми чертами: своим единым языком, даже письменностью, своими народными верованиями, укладом жизни и, наконец, обретает под Руссами единую государственность на своей НОВОЙ РОДИНЕ.

   Недаром Новгород – это новый город.  А где же тогда был старый? В работе В.А. Апрелевой  «Сакральный космос изначальной Руси» (Санкт-Петербург, «Инфо-да» 2004г.) как и в работе А. Абрашкина «Тайны троянской войны и средиземноморская Русь» (Москва, «Вече» 2004г), в более ранних работах В. Щербакова «Века трояновы», Петра Поламчука  «Москва или третий Рим?» (Москва, «Современник»,1991 г), ещё раньше в дореволюционных изданиях  прослеживается ИДЕЯ О ГЛУБОКОЙ ДРЕВНОСТИ ПРАСЛАВЯНСКИХ КОРНЕЙ. Например у А. Нечволодова в 4-х томах «Сказания о земле Русской».

   Но с точки зрения национальной идеи сами по себе искания корней и древности происхождения славян или праславян  не имеют самодовлеющего значения. Интересно, что же проходит «красной нитью» в их верованиях, в их представлениях о мире, о вселенной, о Боге или богах?

   Оказывается, такая ИДЕЯ есть.  Это ИДЕЯ О ТРОИЧНОСТИ ВСЕГО СУЩЕГО. Ещё задолго до принятия христианства эта идея доминировала в сознании праславянских народов. Идея эта закреплена в нашем языке: мы говорим – как всё усТРОЕНО,  как посТРОИТЬ,  как обусТРОИТЬ,  как стать воистину сТРОЙНЫМ.  Греческая гармония для нас – это строй, греческий космос – стройный хор светил. ТРОЕ, строено, устроено… - основной корень нашего миропонимания и миропредставления.  Троя была когда-то одной из столиц праславянского мира.  «Волком рыщущи по тропе трояновой…»- пишет автор «Слова о полку Игореве».
 
   Идея эта укоренена в народном эпосе, во всех сказках и обычаях. Всего-то у нас должно быть по ТРИ, тогда только будет всё ладно, да складно: три сына, три дочери, три удара, три поворота, трижды повторенное слово, три головы у Змея Горыныча и т.п. И если говорить очень коротко, то нам было передано «знамя» христианства, чтобы из религии преимущественно Христа мы превратили её в РЕЛИГИЮ полноценной ТРОИЦЫ с по-настоящему стройным во всех отношениях единым укладом веры и жизни.

   Пока народ наш (даже в лице его элиты) ещё не был так развит, чтобы развернуть эту идею в полноценную идеологию на основе системного философского учения о Троице, пока не готово было, тем более, практическое воплощение этой идеи в жизнь, всё равно идея главенства Троицы, инспирируемая свыше, пробивалась в религиозной и простонародной жизни.
 
   Например, в средневековой Руси главные религиозные идеи и философия воплощались в основном в образах икон и храмов. Святой преподобный Сергий Радонежский, которого недаром называют игуменом земли Русской, основал храм во имя пресвятой Троицы – он является центром православия.
   А «главная» наша икона, которая приковывает своей гармонией взгляды не одного поколения – это икона Троицы кисти Андрея Рублёва. В ней весь наш русский строй души и творческий дух нашего народа.
 
   Пётр Паламарчук пишет: «Не чуждый Мосох или Рим, будь то первый, второй или третий, но созданный Андреем Рублёвым образ Троицы символизирует для нас высшее достижение отечественной культуры средневековья – «да воззрением» на неё, как сказано в жизнеописании Сергия Радонежского, «побеждается страх ненавистной розни мира сего» ("Москва или третий Рим?" стр.34)

   Кроме того, и ныне это становится самым главным - в троичности мира и божества  для праславян всегда было место вечному ЖЕНСТВЕННОМУ НАЧАЛУ. Эта неистребимая, но не объяснимая в христианском вероучении, женственная ипостась Троицы была интуитивно ведома нашим предкам, да ещё и передана нам из Византии, хотя и не в виде вероучения (там-то как раз этого и нет), но в виде идеи о Софии – премудрости Божией. Первые христианские храмы на Руси были освящены в честь Софии. В Киеве, Владимире и Новгороде были построены софийские храмы по образцу Софийского храма в Константинополе.
   Нашим предкам любо было перенимать эту веру в Троицу, женственностью овеянную, нежную, укрытую покровом самой Богородицы. Это всё ложилось самым органичным образом на строй славянской души, на наши древние верования, и прирастало к нашим корням естественно, без насилия и серьёзного сопротивления.  Потому провиденциально Владимир из всех предлагаемых ему вер выбирает для Руси православие, а Русь её принимает (хотя было и бывает всё не так гладко в нашем мире).

   Однако, не просто ХРАНИТЬ предложило нам эту веру Провиденье Божие, но, усвоив её как можно лучше, РАЗВИТЬ её в РЕЛИГИЮ ТРОИЦЫ и передать её всему остальному миру в виде уже развитого вероучения и мироотношения.  А потому не в строгом следовании традиции указало нам Провидение путь к реализации национальной идеи, но В РАЗВИТИИ, в поисках НОВОГО ПУТИ и новой реализации древних истин.  Потому постоянно присутствует  в нашем подсознании и прорывается неистребимо в сознание эта уверенность в том, что только традиции и только строгое следование им – нас не спасут.  Нам всё время хочется искать свой третий путь, свою национальную идею. Это свыше тревожат наш разум и сердце ведущие Россию духовные инстанции.

           ЭЛИТА, НАРОД И ДУХОВНОСТЬ.               

    Коротко охарактеризуем основные периоды развития Руси с точки зрения отношения религии и государства, с точки зрения укоренения христианской традиции в жизни элиты и всего народа.
Под отношениями религии и государства будем подразумевать не внешнее отношение церковных властей и властей светских, но проникновение истинно христианского духа в недра элиты, управляющей нашим народом и определяющей пути его развития.
 
    Вначале, сразу после принятия христианства, эти отношения можно сравнить с первой юношеской любовью, яркой, но короткой. В сердцах таких правителей, как Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый, Владимир Мономах  христианские  чувства были преобладающими. Они пытались проводить христианскую политику, но, в толщах народа сразу не могло прижиться христианское  мироотношение. Поэтому политика, проводимая этими христолюбивыми правителями, не могла дать серьёзные корни в народных массах. Народ многое приветствовал  в этой политике, но не более того. Нужны были  столетия, чтобы в лоно народных масс стал проникать по-настоящему устойчивый дух христианства.
   Элита же в следующих поколениях резко отходит от христианского  мироотношения. В сердцах молодых князей превалирует не христианский дух миролюбия и смирения (счастливое исключение составили только князья Борис и Глеб, став первыми святыми земли Русской), а дух властолюбия, желания воинских побед и стяжания светской доблести. Это порождает период постоянных усобиц  и, наконец, открывает дорогу к экспансии, порабощению, наступает долгий период тяжёлого ига. В это время многие боярские роды «худеют», разоряются, распыляются и истребляются, элита терпит бедствия даже более сильные, чем простой люд.

   И из этих-то захудалых боярских родов во многом и выходят светочи земли русской – ИНОКИ, которые, с одной стороны, имеют навыки и традиции благородного образа жизни, а с другой – разочаровавшиеся в мирской доблести и радостях мирской жизни. Они уходят в скиты, они ищут духовной жизни, ищут правды высшей, которой, как они убедились, нет в этой жизни. Таким отпрыском захудалого боярского рода был и СЕРГИЙ РАДОНЕЖСКИЙ, ставший игуменом земли Русской.

   Далее, прежде всего через него и его последователей, благодаря его огромному духовному авторитету и влиянию на правящую элиту Руси, а не только воинскими и политическими усилиями московских князей, собирает Провиденье землю  Русскую вокруг  Москвы, чтобы придать народной жизни мирный строй и порядок. Символом же и духовным центром притяжения и соборности земли Русской становится образ Троицы, утверждаемый Сергием и его последователями, как верховный.
 
   Утверждается на московском престоле династия  Рюриковичей. Постепенно, по мере роста мощи государства, акцент с духовной стороны единения переходит на силовую государственную составляющую. При Иване Грозном этот акцент становится самодовлеющим, а духовное попирается и подавляется государственным (взять, к примеру, хотя бы то, что сделал Грозный с митрополитом  Филиппом). Истинно христианское мироотношение в нашей правящей элите вновь отходит в тень. Однако в толще народа оно уже становится более ощутимым.  Ширится сеть монастырей и храмов, обращаются в христианство всё больше народов на приобщаемых к Руси территориях.

    За сим отступлением элиты от христианского мироотношения неизбежно следуют новые напасти: сначала смута, потом и раскол. Расколом реагирует непросветлённое, но уже начавшееся укореняться в народе христианское (более по форме, нежели по содержанию) мироотношение на измену элиты истинному христианству.  Народ не столько ясно видит, сколько интуитивно ощущает, что в насильственных реформах Никона нет ни на йоту христианского духа, а напротив, есть ему измена.

    Но высшие народороводительствующие инстанции продолжают ставить перед правящей элитой задачи вывода страны из средневековой отсталости и приобщение Руси ко всему передовому, что в опыте и укладе жизни накопил Запад.  Выдвигается фигура Петра, который по-прежнему очень далёк внутренне от истинной христианской духовности, но близок к восприятию передовых идей в области политического и хозяйственного устройства жизни государства и народа. Пётр в этом отношении очень сложная и противоречивая фигура.

   Следующие за ним государи и государыни столь же бездуховны, только АлександрI несколько выпадает из этого ряда и начинает приближаться к неосуществимому пока идеалу царя–праведника (мельхиседека). Что-то есть в его образе духовно завораживающее, что заставило народ и элиту дать ему прозвище Благословенный. Но он слишком оторван в своих идеалах от реальной жизни. Только на поприще войны с французами он реализовал нечто более близкое к этому идеалу (см. статью автора «Победы, которые совершаются на небесах»).
 
   Далее снова следует ряд бездуховных и уже бездарных правителей. Распространение христианства превращается в ту самую традицию, мёртвую и не наполненную истинным горячим духовным содержанием. Увеличивается число храмов и духовенства, происходит ещё более сильное сращивание церковных и государственных структур, растёт дальнейшая формализация духовной жизни. Народ всё это чувствует,  он начинает  тихо роптать и искать других путей, другой элиты.
   Разбуженный разночинцами, он начинает впитывать поверхностно азы западной философии, преподносимой ему в идеологизированном виде большевиками. А другой-то философии ему никто и не даёт! Никто не хочет (или не может) взяться за задачу  истинного просвещения народа, при котором духовное не отрывалось бы от научного.

    Но появляется и другая элита.  По-настоящему духовная, которой даётся новое Откровение, способное дать зерно той философии и идеологии, которая помогла бы народу  воистину осмыслить свой исторический путь и свои исторические задачи.
 
    Появился ЛИДЕР ДУХОВНОЙ ЭЛИТЫ РОССИИ, но не в среде правящего класса и иерархов церкви. Это ВЛАДИМИР СОЛОВЬЁВ, чья жизнь была оборвана очень рано…
 Очень важную для нашей темы характеристику Владимиру Соловьёву, безусловному лидеру духовной элиты России 19-го века,  даёт  ДАНИИЛ АНДРЕЕВ в своей книге «Роза Мира» ( стр 193 - 194, глава "Миссии и судьбы").

   «Какая странная фигура - Владимир Соловьёв на горизонте русской культуры! - Не гений - но и не просто талант; то есть как поэт, пожалуй, талант, и даже не из очень крупных, но есть нечто в его стихах, понятием таланта не покрываемое. - Праведник? - Да, этический облик Соловьёва был исключительным, но всё же известно, что от многих своих слабостей Соловьёв при жизни так и не освободился. - Философ? - Да, это единственный русский философ, заслуживающий этого наименования безо всякой натяжки, но система его оказалась недостроенной, большого значения в истории русской культуры не имела, а за границей осталась почти неизвестной. - Кто же он? Пророк? - Но где же, собственно, в каких формах он пророчествовал и о чём? Может быть, наконец, "молчаливый пророк", как назвал его Мережковский, - пророк, знаменующий некие духовные реальности не словами, а всем обликом своей личности? Пожалуй, последнее предположение к действительности ближе всего, и всё-таки с действительностью оно не совпадает.
     Философская деятельность Соловьёва диктовалась намерением, которое он очень рано для себя определил: подвести под богословское учение православия базис современной положительной философии. Часто, конечно, он выходил далеко за пределы этого задания; на некоторых этапах жизни даже уклонялся от строгой ортодоксии, вследствие чего, например, его капитальная работа "La Russie et l'Eglise universelle"* даже не могла быть опубликована в России. Но он постоянно был озабочен тем, чтобы не оказаться в религиозных отщепенцах, и вряд ли что-нибудь рисовалось ему в более отталкивающем виде, чем судьба ересиарха.

    ВЕЛИКИМ   ДУХОВИДЦЕМ  - вот кем был Владимир Соловьёв. У него был некий духовный опыт, не очень, кажется, широкий, но по высоте открывшихся ему слоёв Шаданакара превосходящий, мне думается, опыт Экхарта, Бёме, Сведенборга, Рамакришны, Рамануджи, Патанджали, а для России - прямо-таки беспримерный. Это – ТРИ  ВИДЕНИЯ, или, как назвал их сам Соловьёв в своей поэме об этом, "три свидания":
   Первое из них он имел в восьмилетнем возрасте во время посещения церкви со своею бонной, второе - молодым человеком в библиотеке Британского музея в Лондоне, а третье - самое грандиозное - вскоре после второго, ночью, в пустыне близ Каира, куда он устремился из Англии, преодолевая множество преград, по зову внутреннего голоса. Отсылаю интересующихся и ещё незнакомых с этим уникальным религиозным документом к поэме "ТРИ  СВИДАНИЯ": она говорит сама за себя

 ... Это откровение было им пережито в форме видения, воспринятого им через духовное зрение, духовный слух, духовное обоняние, органы созерцания космических панорам и метаисторических перспектив - то есть почти через все высшие органы восприятия, внезапно в нём раскрывшиеся. Ища в истории религии европейского круга какой-нибудь аналог или, лучше сказать, предварение такого духовного опыта, Соловьёв не смог остановиться ни на чём, кроме гностической идеи Софии Премудрости Божией.
 
   ...Сам Соловьёв считал, что в девяностых годах прошлого века для открытой постановки вопроса о связи идеи Софии с православным учением время ещё не пришло. Он хорошо понимал, что вторжение столь колоссальной высшей реальности в окостеневший круг христианской догматики может сломать этот круг и вызвать новый раскол в церкви; раскол же рисовался ему великим злом, помощью грядущему антихристу, и он хлопотал, как известно, больше всего о противоположном: о воссоединении церквей.

  ... Влияние поэмы "Три свидания" и некоторых других лирических стихотворений Соловьёва, посвящённых той же теме, сказалось и на идеалистической философии начала века - Трубецком, Флоренском, Булгакове - и на поэзии символистов, в особенности Александра БЛОКА.
    
  ... В том, что миссия Соловьёва осталась недовершённой, нет ни капли его собственной вины. От перехода со ступени духовидения на ступень пророчества его не отделяло уже ничто, кроме преодоления некоторых мелких человеческих слабостей, и вряд ли может быть сомнение в том, что, продлись его жизнь ещё несколько лет, эти слабости были бы преодолены.
   
  ...Философская бедность России повела к провозглашению вершинами философии таких деятелей XIX столетия, в активе которых числятся только публицистические, литературно-критические или научно-популярные статьи да два-три художественно беспомощных романа. Единственный же в России философ, создавший методологически безупречный и совершенно самостоятельный труд "Критика отвлечённых начал", замечательную теодицею "Оправдание добра" и ряд провидческих концепций в "Чтениях о богочеловечестве", "Трёх разговорах", "России и Вселенской церкви", - оказался как бы не существовавшим. Дошло до того, что целые интеллигентные поколения не слыхали даже имени Владимира Соловьёва, покоящегося на московском Новодевичьем кладбище под обескрещенной плитой.

    Что в Синклите России могуч Пушкин, велик Достоевский, славен Лермонтов, подобен солнцу Толстой - это кажется естественным и закономерным. Как изумились бы миллионы и миллионы, если бы им было показано, что тот, кто был позабытым философом-идеалистом в России, теперь досягает и творит в таких мирах, куда ещё не поднялись даже многие из светил Синклита.»
(Даниил Андреев «Роза Мира», стр. 193-194).

     И нам, наследникам русской культуры и духовности, предстоит не отвергнуть, а переосмыслить опыт Владимира Соловьёва.  Ценность же этого опыта для всей русской судьбы и миссии невозможно переоценить.  Провидение помогает нам в этом, не оставляя без Своего Промысла  наш народ.  В 20-ом веке был послан другой вестник высшей правды – ДАНИИЛ АНДРЕЕВ, чтобы подтвердить и дать настоящую  интерпретацию опыту  Владимира Соловьёва.  Сейчас нам предстоит развивать философию Троицы с учётом этого опыта, развивать религиозную жизнь и просветлять жизнь человеческую и государственную в направлении большей её стройности.
   
         * "Россия и Вселенская церковь" (фр.) - Ред.
      2007 г.