Молочный улун

Молочный улун. 

Автор: Бердан Рамзеич 

 
Я открыл глаза и молочное похмелье разлилось по комнате. Легкий запах перегоревшего спирта с нотками ликерных трав пронизывал воздух в спальне. Когда-то, не часто, почти так же пахло в комнате отца. Ложившись спать выпившим, отец ставил рядом с кроватью литровую банку домашнего молока и, проснувшись, выпивал ее залпом. 

У моей кровати сегодня стоял липкий стакан. На дне его мутнели остатки вчерашнего бешенства и бессилия вперемешку с какой-то отравой. 

Я прошел в ванну и умыл лицо. Отец посмотрел на меня из зеркала строгим, но мягким, понимающим взглядом. Таким взглядом смотрел на меня только он. Мне показалось, что сегодня утром, прямо сейчас, мы стали с ним ближе, чем когда-либо. Даже внешне. И никогда раньше он не был мне так нужен, как сейчас. 

Пройдя на кухню, я заглянул в холодильник. Есть не хотелось – тело было не готово воспринимать еду. Секунду я колебался между банкой с огуречным рассолом и бутылкой молока, мысленно проклиная свободу выбора. Пересилив себя, я отхлебнул пару глотков из бутылки и сразу же почувствовал рвотные позывы. 

Я выкурил сигарету, смотря на цветы на окне и мокрый снег за окном. С помощью пульта сигнализации завел машину, после чего слил в термос остатки молочного улуна из китайского чайника. Вспомнил, что надо успеть съездить за мясом. 

Женщина и кошка спали. Такова уж роль кошек в мировой истории – спать, пока хозяин ездит за мясом. В чем роль женщин в мировой истории, я так и не успел разобраться. 

Натянув на себя вязанный свитер и накинув легкий пуховик, я вышел в октябрь. Пока машина грелась, я вышел из двора и перешел через дорогу. Нужно было сделать еще одно дело. 

Сразу на парковке ГУМа я встретил Леночку, когда-то мы с ней учились на журфаке. Сегодня она была бледна и грустна. Ее партнер – крупный как бык-производитель, с кудрявым чубом стоял в сторонке и нервно говорил по телефону. Раньше я видел его только в инстаграме. Она и Инстаграм завела, чтобы показывать его людям – было что показать. В жизни он казался еще здоровее, чем на фото. 

– Мы уезжаем завтра… – сказала Леночка после приветственных объятий – На Анталью билеты, а там посмотрим. Обратно не брали еще. 
 

Я понимающе хмыкнул. 

– Ты тоже уезжай – категорично посоветовала мне она. 

– Да, постараюсь – ответил я из вежливости. 

– Мы пойдем с Андреем, еще много всего надо сделать. Наличку снять, пакеты купить. 

– Давай, удачи вам с Андреем. Надеюсь, еще свидимся. 
 
Попрощавшись с Леночкой, я спустился в подвал ГУМа. Здесь под дорогими бутиками располагался большой хозяйственный магазин. Быстро и – неожиданно для себя – как будто на автомате, я наполнил тележку – туалетная бумага, зубная паста, хозяйственное мыло, дешевое детское мыло. «В аптеку еще надо зайти – пластырь, уголь, зеленка. Жгут хороший взять тоже надо» – продолжил на автомате размышлять я. 

Вернувшись на парковку к дому, я выгрузил покупки в рюкзак, который еще с вечера оставил в багажнике, чтобы жена не видела моих сборов. Застегивая молнию, я подумал, что с таким рюкзаком проще будет в СИЗО, чем на войне. «Там, наверное, и спокойнее. Оттуда, по-моему, чаще возвращаются». 

 Я сел за руль и двинулся за город, в сторону кладбища. На трассе было снежно, грязно и сыро. Моя «японка» надсадно выла и пиналась, как будто не желая везти меня по моей стране в такую погоду и по такому маршруту. 
 
До кладбищенских ворот было километров десять. Я оставил машину на пустой парковке и пошел пешком. Еще с километр я преодолел шагом по полю, до ближайших захороненных секторов, осыпаемый мокрым снегом. 

Дойдя до первых оградок, я перекрестился. «Ну здравствуй, русский мир! ». 

Русский мир тоже приветствовал меня. Сорок цветных флагов всех родов войск пронзительно шуршали на ледяном ветру, трепыхаясь и отчаянно пытаясь сорваться и улететь. Флаги были новые, они не успели выцвести и полинять. Обилие ярких красок на полотнищах– в основном зеленой и красной – резко контрастировало с сибирской осенью, мокрым снегом и черным гранитом. От этого складывалось полное ощущение нереальности, а если точнее – безумия. 

 Я недолго постоял и поехал к дому. Мысли в голове, как будто, закончились. Я удобно сидел и чувствовал всем телом, что можно вот так ехать и ехать... Можно было бы. 

 Назавтра был понедельник. В офисе было тихо. Минут через двадцать после начала рабочего дня в кабинет зашла Марина из кадров. С ней был худой высокий мужчина в костюме и с густыми волосами. Марина тоже была молочно бледна. 

 
– Бердан, мы больше не можем ждать. Мы обязаны тебе вручить, как представители работодателя – Марина почему-то заговорила о себе во множественном числе – Это Александр Сергеевич, он из военного комиссариата. 

 
Мужчина молча кивнул. 

 
– Да, Марина, я все понимаю - произнес я спокойно- Спасибо тебе... Давай. 

 
Я щелкнул ручкой, взял листок и поставил в уголке повестки размашистую подпись. Коллеги, вдруг ставшие бывшими и продолжавшие сидеть рядом, сидели – разумеется – молча. 

 – Три дня – уточнил Александр Сергеевич – В четверг – ждем вас. 

 
Когда Марина с Александром ушли я бросил в чашку пакет молочного улуна с черным ярлыком и налили кипятка. Подошел к окну и посмотрел на реку – окна нашего офиса выходили на набережную. Я вырос на берегу реки, здесь, в Сибири, и бегущая вода напоминала о доме и детстве. Снег сегодня не шел, но небо было мрачным. 

Река под нашими окнами делала крутой поворот, извиваясь подобно гигантской змее, уползая к речному вокзалу, и дальше – к судоремонтному заводу. Я внезапно и отчетливо вспомнил как тонул в детстве в своей реке, как в тот момент мужественно боролся с этим грозным и страшным змеем, отстаивая свою маленькую жизнь. Раньше все было по-другому. 

Чай заварился и я сделал крупный глоток. Еще постоял у окна, глядя в даль. Взял в руки и повертел канцелярский нож, поиграл лезвием. Зачем-то положил его в карман. 
 
«Хорош, Бердан Рамзеич… – подумал я про себя – Хорош. Допивай чай, остынет. И пойдем покурим». 

Спускаясь в курилку, я подумал: «А с улуном надо заканчивать. Пора привыкать к чему-нибудь традиционному. К черному, горькому. К нашенскому».