Киона Асгейр. Часть 3. Глава 1

Путь Менелинги.

Всё началось в Айноне.

Благодаря роду драконов моей матери Сиатрии, который можно было назвать довольно известным, жители города приняли нашу троицу с распростёртыми объятьями. Один из столь малочисленного народа драконов будет жить бок-о-бок с собирателями, садовниками и целителями, к тому же не один, а со своей семьёй: наверняка, в этих тихих краях не происходило ничего более примечательного последние десятки лет. По началу нам выделили несуразно большой дом в самом сердце поселения, куда впоследствии каждый день стали приходить местные, чтобы посмотреть на «последнего дракона и его дитя» и засвидетельствовать свою радость от подобного важного соседства. Однако мы быстро дали понять, что мало заинтересованы в повышенном внимании или почестях и хотели простой мирной жизни наравне со всеми. Мы переехали в маленький дом на дальнем от Леса краю Айнона, после чего в городе к нам стали относиться с ещё большим теплом, но неизменным уважением.

Семейная жизнь с Хейном и Акирой стала единственным миром, который я видел и ощущал. Однако даже в спокойном потоке нашей реки были подводные камни, которые было невозможно не замечать. Окружённые бессмертными в городе Силы, мы практически не взаимодействовали с людьми или смертными Высоких рас, и человеческие тяготы Хейна порой были непонятны или незаметны мне. Лишь спустя несколько лет совместной жизни я стал осознавать, как нелегко ему было.

Будучи от рождения весьма хрупким, Хейн часто болел. Несмотря на то, какой мощью он обладал благодаря эльфийской крови, его физическое тело было слабым, и со временем истощалось всё больше, поскольку не могло вмещать потоки Силы. Редкие человеческие торговцы, проходившие через Айнон, оборачивались для нашей семьи настоящим кошмаром: несмотря на попытки избежать любого контакта с ними, получеловек каждый раз заболевал чем-то новым, принесённым из других краёв, и порой неделями не мог восстановиться. Но даже после выздоровления Вэон не казался мне поправившимся; раньше бледная теперь кожа его больше напоминала истончившийся пергамент, и даже ярко-зелёные глаза, казалось, потухли. Бессмертная Сила не может быть заключена в смертном теле, это была древняя негласная истина. Любой, кто не прошёл Наречение, был бы истощён Силой и в конечном итоге прожил бы всего несколько мучительных десятилетий. А, глядя на Хейна, я сомневался, что у нас есть хотя бы несколько лет.

За три года, что мы прожили вместе, Вэон ослаб настолько, что иногда не мог вставать. Мысль о том, что я потеряю его, вселяла ужас, и зачастую у меня не получалось рассуждать здраво. Я проводил большую часть времени с Хейном или изучая течения Силы с односельчанами, пытаясь отыскать любой способ спасти его. В отличие от на глазах угасающего Хейна, Акира очень быстро развивалась и в свои почти четыре года была одарённым и не знающим отдыха маленьким бессмертным. В те дни я был уверен, что Наречение обошло меня стороной и мне суждено состариться вместе с Хейном, но насчёт Акиры точно знал — она копия нашего отца, и ей будет дарована Вечность.

Несмотря на то, что меня растили в уединении долины мать и отец, во мне так и не проснулся родительский инстинкт. Я был поглощён заботами о Хейне и, забывая о девочке, оставлял её вместе с парой-тройкой других детей под опекой жителей нашего небольшого поселения. По началу Хейн, проведя детство с сумасшедшим отцом, который лишь использовал его для своей выгоды, и в окружении лесного племени, едва ли чем-то отличавшегося своими обычаями от животных, очень скептически относился к такому воспитанию. Ему хотелось быть настоящим отцом, поддерживать сплочённую семью, но его болезненность просто не позволяла исполнять роль родителя, и он сдался. Одной из самых близких Акире бессмертных стала травница Симила, старая эльфийка, когда-то давно потерявшая смертного мужа и ребёнка; казалось, она видела в нашей Акире то, что утратила. Я не был против Симилы, ведь эльфийка полностью освобождала меня для Хейна, к тому же она едва ли не единственная в Айноне, кто мог с помощью трав не только направлять Силу, но и помогать физическому телу полуэльфа. Когда Хейн болел, Симила не отходила от него, проводя даже ночи в нашем доме, в одну из которых она подсказала способ спасти Хейна и сделать его сильнее.

Способности бессмертных во всём их безграничном разнообразии были обусловлены потоками Силы, формировавшими узоры в наших телах, где энергия могла свободно циркулировать и развиваться. Но как существовало становление узоров Силы, так нашлось место и для противоположного — их частичного или полного замедления, которое мог провести другой бессмертный. Узор, потерявший связь с Силой, почти полностью утрачивал возможность наполняться и управлять ей. Именно этот способ и предложила мне Симила, как возможность дать телу Хейна жить в соответствии с его смертностью, не давая потокам Силы истощать его и сокращать его век. Он бы окреп и смог жить почти как обычный человек, владея лишь тенью могущества, которое губило его.

Я был настолько рад способу облегчить жизнь Хейна, что его реакция повергла меня в глубокий шок: он был в ярости и наотрез отказался, объясняя это тем, что именно его Сила спасла нас всех, когда люди пришли уничтожить мою мать, что именно благодаря потокам Силы мы могли жить и встретить эти радостные годы. Признаться, если бы я любил и уважал его хоть на каплю меньше, ничто бы не остановило меня от насильственного замедления его потоков, и мнения бы его не спросил. И я был весьма близок к тому, чтобы не обращать внимания на глупые аргументы и просто сделать то, что должно, но было ясно: воплоти я план в жизнь, Хейн возненавидел бы меня, и я бы неизбежно потерял его.

После недолгого спора, в котором я, конечно, проиграл, мы решили больше не поднимать эту тему и жить так, как получится. Во всяком случае, так решил Хейн, я же напротив и не думал отпускать эту идею и был уверен — момент настанет, я смогу помочь ему.

И он настал гораздо раньше, чем я мог представить.
До нашего города дошли слухи о начале войны с людьми соседнего мира, связь с которыми была открыта на протяжении тысячелетий. Иномирцы не трогали нас, а нам и подавно не был интересен их мир, начисто лишённый Силы. Однако поговаривали, что тот мир начал стремительно умирать, и они вознамерились с захватом переселиться в наш, но никто не воспринял эту новость всерьёз. Во-первых, никто не считал людей из другого мира способными причинить вред нам, существам, обладающим Силой, во-вторых, мы вели абсолютно спокойный образ жизни и не желали ничем нарушать его. И именно поэтому Айнон пал одной из первых жертв, когда люди стали уничтожать места Силы, и мы, застигнутые врасплох неожиданными подготовкой, вооружением и количеством пришельцев, теряли бессмертных в катастрофичных количествах, ведь, оказалось, население нашего мира не составляло и тысячной доли жителей мира захватчиков. Люди носили странные одежды из металла, и этот сплав был нам непонятен, потому что поглощал Силу, лишая нас основного оружия атаки и защиты. Первая и последняя атака на Айнон обернулась катастрофой: большая часть горожан была перебита, некоторых захватчики даже забрали с собой, и лишь единицы уцелели, чтобы стать свидетелями кошмара наяву.
 
Град странных снарядов, что начали тяжело падать будто с самих небес, вонзался в тела убегающих бессмертных. Один задел голову Хейна, и полуэльф тяжело повалился на дорогу, кровь заливала его лицо; меня оглушали крики вокруг, дым, воздух был напитан страхом, и инстинктивно я постарался спасти самое дорогое, что видел – Хейна. Но в момент, когда я уже подхватил его и был готов убежать, что-то сильное вцепилось в меня, от неожиданности руки мои разжались, Вэон вновь упал на дорогу. Я оттолкнул того, кто мне мешал, но через секунду это существо схватило меня с удвоенной силой, ярость затуманила разум, я увидел чьи-то руки, смыкающиеся на талии, и мысли вдруг застыли. Я с размаху ударил захватчика, почти не отдавая отчёта своим действиям, и как только существо рухнуло в пыль дороги в полуметре от меня, я подхватил окровавленного Хейна и понёсся с ним в сторону Леса, куда через огромное поле уже бежали выжившие.

Уверенные в правдивости жутких суеверий, никто не осмеливался зайти в сам Лес, и на опушке разместились пара десятков бессмертных, чьи одежды были пропитаны кровью и пылью. На осунувшихся лицах читались ужас, неверие и потерянность, к тому же почти все были ранены и среди этой жалкой группы не оказалось ни одного, владеющего целительством. Расстояние до Айнона было небольшим, но давало ощущение мнимой безопасности, и бессмертные просто молча смотрели на клубы дыма, поднимавшиеся над городом Силы. Я же сидел, положив окровавленную голову Хейна себе на колени, и ощущение кошмарного сна лишало меня способности мыслить. Я держал руку на щеке полуэльфа, почти ощущая, как потревоженная внутри него Сила закипает, стараясь найти выход и забирая энергию из его тела.

Вспомнив, какой чудовищный выплеск Силы спровоцировало ранение, нанесённое ему стрелой в этом самом Лесу, среди своих разрозненных мыслей я вдруг выудил единственную, имевшую хоть какой-то смысл. Замедление потоков Силы в теле Хейна. Симила показала мне, как сделать это правильно и без вреда физическому телу, поэтому мне показалось, что настал тот самый момент. Хейн был без сознания, и себе в подмогу я позвал пару бессмертных. Они не задали мне ни единого вопроса, лишь молча аккуратно держали Вэона, пока я проводил манипуляции с узором его потоков. Чтобы видеть их, нужно было использовать Силу, и они, будто отдельное от его тела полотно, были прямо передо мной. Процесс не занял и пары часов, но я был обессилен, и помню лишь, что повалился на землю, не дожидаясь, пока очнётся Хейн.

В себя я пришёл лишь спустя пару дней. Уничтожив наше поселение, отряд людей другого мира будто потерял интерес к нам и близлежащим территориям, отправившись в противоположную от Леса сторону, но страх не отпускал нас, мы были слишком уязвимы, поэтому наша группа переместилась вдоль Леса, чтобы быть как можно дальше от Айнона. Как и остальные, Хейн был подавлен и слаб из-за раны, он практически не разговаривал, лишь старался быть ближе ко мне, как будто я был единственным, что сохраняло в нём остатки духа. Акиры, как и близких остальных спасшихся, с нами не оказалось, но искать тех, кого мы потеряли, никто не пошёл. Защищённые Силой, тела бессмертных не гнили с течением времени и, хотя у моей семьи и был огромный подземный склеп, бессмертные не хоронили мертвых, предавая тела умерших огню, потому город Силы стал для погибших последним пристанищем. Возвращаться на пепелище Айнона не представлялось возможным: если бы туда вернулись те, кто уничтожили наше поселение, сровнять нас с землёй не вызвало бы у них затруднений. Лишь однажды под покровом ночи я совершил небольшую вылазку в Айнон, чтобы увидеть сотни несгоревших убитых, телами которых были устланы дороги некогда прекрасного поселения. Устрашающая картина, представшая передо мной, вызвала воспоминания, и я не мог до конца понять, были они настоящими или лишь игрой воображения: казалось, что существо, которое я оттолкнул от себя во время нападения на город, была Акира. Неясное из-за общего кошмара, пыли и крови вокруг, ее лицо мерещилось мне, память услужливо дорисовывала отдельные моменты, сбивая меня с толку. Но я и сам был изрядно измучен, потому гнал от себя эти мысли. Я спас Хейна, и было необходимо заботиться о нём. Опасаясь, что масштабное пожарище привлечёт новых захватчиков, в ту ночь я потратил изрядное количество своих Сил на сжигание каждого мёртвого по отдельности.

Я бы не смог вспомнить, сколько времени мы провели у Леса, но когда все кое-как пришли в себя, а рана полуэльфа перестала открываться от любого движения, нашей целью стало найти уцелевшее поселение. И это оказалось практически невозможным: все города и деревни, что встречались нам на пути, оказывались опустошёнными, сожжёнными. Ненависть к людям из другого мира росла с каждым уничтоженным селением, и, казалось, это чувство стало единственной движущей силой нашего отряда; Хейн же практически не разговаривал, лишь иногда тяжело опирался на мою руку, когда уставал. Я благодарил бессмертных, кто шёл с нами, за терпение, потому что мы весьма ощутимо задерживали движение. Усталость, истощение усиливали боль в моих никогда не заживающих костях, поэтому приходилось часто оборачиваться в дракона на короткие промежутки времени, но и в теле рептилии я был настолько обессилен, что не мог даже взлететь. Хейн же был как будто наполовину мёртв, и мне никак не удавалось понять, сработало ли замедление потоков его тела или нет. Он был будто тень самого себя, и теперь я корил себя за содеянное: вдруг что-то пошло не так, и Вэон станет слабее, чем был.
 
Мы бродили по долине, вдоль горных хребтов и переходили реки в течении нескольких недель, пока не набрели на группу таких же как мы выживших после нападения. В отличие от нас, этот отряд имел чёткую цель: они держали путь в отдалённую военную крепость Лиафел, находившуюся в пустыне и имевшую дурную славу «Последнего аванпоста» в основном из-за опасной близости к древнему порталу между мирами захватчиков и нашим. Мы не имели ни малейшего понятия, что из себя представляла эта крепость, лишь что-то слышали о её существовании от торговцев, проходивших через Айнон. За неимением другого плана, мы объединились и отправились в пустынные земли вместе. Оказалось, несколько бессмертных из другой группы выживших были знакомы с военным делом и не понаслышке знали о Лиафеле. Из нашей маленькой кампании никто и никогда не приближался к оружию, мы и себя защитить могли лишь постольку поскольку, ведь в Айноне проживали лишь те, кто развивал Силы или попросту занимался различными ремёслами.

Дорога до Лиафела заняла почти три месяца, половину времени из которых мы блуждали по пустыне. Бессмертные были практически не восприимчивы к температурам и изменениям погоды, но мы с Хейном действительно страдали: меня почти изжигало палящее солнце днём, кожа постоянно горела и зудела, хотя я закрывался всевозможными лохмотьями, которые мне отдали наши спутники, а Хейн едва мог отогреться, закутываясь в то же тряпьё после заката, однако, холод пробирал его до костей. Пустыня оказалась беспощадной, будто желая уничтожить нас двоих. Однако в тот момент, когда скитания казались уже бесполезными, нас, оголодавших и измученных, встретил конный отряд закалённых в боях бессмертных. Их тяжёлые доспехи были отлиты из светлого металла, блиставшего под палящим солнцем. К моему удивлению, его возглавлял очень хрупкого, почти детского вида эльф, и лишь его выразительные глаза выдавали в нём старого бессмертного. Этим предводителем был Лиан.

Лиафел оказался не просто крепостью на границе миров, это было колоссальное строение, древний город, каскадом примыкавший к необъятных размеров валуну. С самой высокой башни Крепости вдалеке можно было разглядеть перламутровое марево – древний портал между мирами, больше похожий на разрыв в самом пространстве над дюнами, укутанный туманом. Зрелище было завораживающим, но вызывало острое чувство тревоги и заставляло всегда с опаской всматриваться вдаль.

Нас приняли с радостью; казалось, выжившие после резких атак на города были столь редкими гостями, что по началу нас окружили преувеличенной заботой и вниманием. Но нам, бессмертным Айнона, требовался покой. Потеря дома, близких, многие недели скитаний, постоянный страх и отчаяние — всё это вывело нас из равновесия, но больше всего я переживал за Хейна. Я видел, что он исцелялся физически, но был всё так же молчалив и замкнут; он не мог не заметить, что Сила его больше не слушалась, но не говорил об этом со мной, лишь изредка обсуждал что-то с Лианом. Впоследствии именно Лиан стал нам с Хейном наставником, а для самого полуэльфа и особенно близким другом. Меня же он научил очень многому, практически вырастил из меня того воина, которым я стал, но мы не были втроём: я видел, как Вэон привязался к нему, как полуэльф проводит всё время с ним, то в тренировках, то в разговорах, то уединяясь, и, признаться, это немало коробило меня поначалу. Я прекрасно знал об их связи, но не был против, пока это не вредило смертному. Ему было необходимо отвлекаться от тягот нашей нынешней жизни, и я дал ему максимальную свободу. К тому же мне не казалось, что я имел право выяснять отношения: чувство вины за замедленные потоки его узора Силы настигло меня.

Но Хейн будто забыл про меня, и ещё никогда моя жизнь не казалась настолько одинокой. Львиную долю времени я проводил в размышлениях и попытках разобраться в прошлом и настоящем.

Я не мог понять, что подбрасывал мне разум: действительно ли тот, кого я оттолкнул и оставил умирать, была Акира? Несколько раз я пытался начать этот разговор с Хейном, но мне было страшно, что он подтвердит мои опасения, а он будто избегал воспоминаний о прошлой жизни, поэтому мы договорились никогда больше не говорить о том, что было безвозвратно утрачено. Казалось, это немного облегчило тот груз, что так тяготил Хейна, и он нашёл в себе силы двигаться дальше.

Спустя несколько месяцев в Лиафеле я наконец заметил положительный эффект от замедления потоков Сил Вэона: теперь он не был слабым получеловеком, тренировки сделали его тело крепче, да и сам он будто нашёл внутренний стержень. Я был благодарен Лиану за то, сколько времени он уделял полуэльфу. Однако, чем больше навыков приобретал Хейн, чем больше он погружался в своё обучение, тем меньшую роль в его жизни играл я. Он отгородился от меня, общался только с Лианом и некоторыми из бессмертных, пришедших с нами в Крепость, и я изматывал себя чувством горькой обиды, непониманием, почему он, мой спутник, мой возлюбленный оставил меня. Я продолжал цепляться за какие-то мелкие крупицы чувства, оставшегося у Хейна ко мне, и это уже мало походило на любовь, какой я её помнил. Мысль, что он оставит меня окончательно, вгоняла в отчаяние, и порой я не мог дышать, а тело переставало подчиняться.

К тому моменту я уже совсем было смирился, что мне никогда не пройти Наречение, что мне был дан смертный век, как и Хейну. Я даже испытывал облегчение, что мне не придётся влачить вечное существование без него, что моя боль будет со мной лишь несколько десятилетий. И именно в тот год, когда в нашем мире начались первые полномасштабные сражения, в которых мы стали давать отпор агрессорам, мне была дана Вечность. Прохождение Наречения не принесло мне радости, я бы предпочёл разделить век смертного вместе с Хейном или хотя бы быть рядом с ним, пока он не решит оставить меня и наше прошлое позади окончательно. Но шло время, и стала очевидна простая истина: что бы я ни делал, Хейн всё равно оставит меня. Болезнь, рана, естественная смерть забрали бы его, не взирая ни на мои страхи, ни на мои глупые попытки всё наладить.