Киона Асгейр. Часть 3. Глава 3

Путь Менелинги.

Путешествие наше заняло не больше месяца. На мои многократные предложения перевезти всех на драконьей спине чёрные эльфы лишь фыркали – как бы я нашёл дорогу, если ни разу не бывал в их краях. Тем более Шаграт и его братья прекрасно ориентировались на местности и давно продумали свой путь домой.

Пустыню и равнины, в которых жила основная часть бессмертных нашего мира, разделяли бескрайние горные гряды, испещрённые тайными тропами. Мы довольно быстро пересекли их, и тогда в глаза бросился резкий контраст между безжизненным песчаным пейзажем, к которому я привык за последние годы, и обширными зелёными полями, густыми лесами, которые теперь во всём великолепии раскинулись прямо передо мной. Почти неделю мы шли через заросли трав, переплывали лесные реки, и мой дух ликовал. Оказалось, я был привязан к природе нашего мира гораздо больше, чем сам думал.

Место, где находилась Гора (а чёрные эльфы даже не удосужились дать своему поселению какое-либо название), поразило меня: представляя его пустырём с парой холмов, я ошибался. Это была прекрасная наполненная зеленью долина, с трёх сторон защищаемая неприступными скалами, которые, казалось, касались небес. Самый высокий пик и был обиталищем клана чёрных эльфов. Гора выглядела самой оголённой вершиной: серость камня не смягчало ни одно вкрапление растений. Лишь спустя месяцы я узнал причину подобной безжизненности.

В скальных разломах, которые мои спутники считали своим жилищем, пара сотен эльфов клана приняли меня далеко не сразу; почти весь первый год на Горе я ощущал себя странным пришельцем. Начать с того, что я почти не понимал местный диалект: предки их говорили на общераспространённом эльфийском, поэтому отдалённо язык чёрных эльфов напоминал привычный, но спустя века превратившийся в собственное тяжёлое для произношения и слуха наречие. К тому же дело было и во внешнем виде: поголовно темноволосые чёрные эльфы были жилистыми и довольно высокими, но едва ли кто-то из них мог достать мне до подбородка, и мои рост и белоснежная копна вызывали у них смутную тревогу. Пятеро сильнейших эльфов клана, так называемых Старейшин, свободно выражались на общем языке равнин хотя и с грубым акцентом и внешне разительно отличались от остальных обитателей – они были заметно выше, с меня ростом, поскольку относились к первым поселенцам, из тех, кто ещё застал жизнь на равнине и в чьих жилах текла старая кровь. От них исходила мощная аура Силы, холодной отстранённости и даже некой возвышенности. Простые жители Горы делали сложные причёски из многочисленных кос и свободных прядей, надевали на себя множество украшений из чёрного металла, что по вульгарности превосходило даже вкусы человеческой расы. Они носили простые одежды из грубых тканей, зачастую и вовсе пренебрегая ими и мелькая с голыми торсами, в то время как их главы не появлялись без тяжеловесных тёмных мантий, полностью скрывавших их тела, оставляя взору лишь тонкие белые кисти рук и лица, казалось бы, лишённые крови. Гора была лишена красок, всё было тёмно-серым, мрачным и холодным.

Старейшины заставили меня пройти через множество кровавых испытаний и пыток, так называемых проверок, из-за которых я едва не попрощался с жизнью. Однако, эта пятёрка обладала навыками, о которых я никогда раньше не слышал – они умели полностью отделять потоки Силы от тел, разрушать и восстанавливать их, читать родовые способности по узору Силы. Никогда раньше я не подвергался такому тщательному изучению, но итог оказался полезен: оказалось, моя мать обладала способностью читать линии вероятностей, просчитывая будущее. Мне почти не передалась эта способность, её ветвь находилась в зачаточном состоянии, что позволяло видеть лишь случайные пути развития событий во снах. Старейшины определили наличие у меня сестры, у которой не было предрасположенности к превращению в дракона. Выходило, что я был одним из последних носителей древней крови в нашем мире и едва ли не единственным способным к обращению. Почему-то каждое изучение моего узора оканчивалось тем, что меня оставляли голодать и исследовали мою кровь, делая надрезы по всему телу и собирая её в каменные чаши. Стыдно признаться, но ещё ни разу в жизни я так не боялся умереть, как находясь в руках у этих жутких бессмертных.

Месяцами я находился на грани между жизнью и смертью, пока истязатели не убедились в твёрдости моих намерений обучиться, хотя для меня осталось загадкой, как постоянные пытки доказали им хоть что-то; лишь тогда мне позволили стать частью клана. Мне приказали забыть имя, данное при рождении, и прозвали Менелинга, что на местном языке означало «Вершина неба». До этого момента я был безымянным пришельцем на Горе, а с новым именем начался новый этап моей вечности. Лишь Шаграт продолжал по привычке называть меня Кионой.
Жизнь чёрных эльфов отличалась от знакомого мне уклада настолько, насколько это было возможно. Они не обременяли себя лишними правилами, не видели особой ценности в жизни, но их повседневность была наполнена странными ритуалами, суевериями, которые я совершенно не понимал. Если бы не поддержка Шаграта, я, наверняка, сошёл бы с ума. Проживали эльфы без каких-либо удобств, спали в гамаках, крепившихся к отвесным сводам, питались редко и исключительно тем, что раз в несколько дней на главную площадь приносили Старейшины. Столь распространённое проявление красоты нашего мира, как музыка, полностью отсутствовало в их клане; им так же была чужда живопись, вместо которой было лишь начертание странных рунических символов на скалах. У них даже не было письменности в обычном её понимании – все книги и свитки с заклинаниями, которые были на Горе, были написаны Старейшинами задолго до основания клана на общем наречии, и, так как подавляющее большинство чёрных эльфов не понимали его, их обучение останавливалось на основах и их народ обладал весьма ограниченными навыками. Старейшины давали лишь общие уроки, будто не желая, чтобы их ученики развивались, что казалось мне довольно странным. Почти всё своё время обитатели Горы проводили в практическом применении своих скудных умений друг на друге и случайных предметах, и в моих глазах они походили на животных, которые довольствовались лишь тем, что им преподносили хозяева. Они не делали запасов, не созидали, не возделывали землю, и, казалось, были готовы покинуть эти территории в любой момент. Однако, это было лишь первое впечатление.

Вместо города чёрные эльфы возвели невидимый на первый взгляд барьер, довольно большой периметр которого был ограничен орнаментом из рунических символов на камнях; в нём сохранялось столько потоков Силы, что их энергии было более чем достаточно, чтобы поддерживать жизни сотням тысяч существ. Это и было причиной того, что животные будто избегали Горы, и ни одно растение не приживалось внутри барьера – он иссушивал окрестности на пару километров вокруг себя, не выпуская и капли энергии, включая живых бессмертных, за свои пределы. Выход за барьер был строжайше запрещён и физически невозможен за исключением некоторых моментов, о которых я узнал спустя время. Обитаемая территория чёрных эльфов была настоящей бездной Силы, в которой они были и узниками, и преданными почитателями.

Однако самым жестоким ударом для меня была не убийственно мрачная жизнь Горы.
Раз в месяц они совершали ритуальные жертвоприношения, которые местные называли «возвращением Силы в круг». Ритуалам предшествовала «охота», которая велась в отдалённых от гор селениях бессмертных, где выбирались те, кто не прошёл Наречение или попросту был слаб. «Охотниками» выступали те, кто бросал жребий и отпускался из барьера на срок от двух до трёх суток. Я поспрашивал Шаграта, и, к моему удивлению, на его памяти никто не воспользовался этой возможностью, чтобы покинуть Гору навсегда. Под различными предлогами чёрные эльфы уводили около десятка жертв на Гору, чтобы пролить их кровь на так называемый Камень Сбора – кусок скалы, первым отколовшийся на глазах у чёрных эльфов, когда те только пришли на Гору. Также раз в сорок-пятьдесят лет кому-то из приведённых бессмертных женщин оказывалась особая «милость» - их оставляли в клане, где держали до тех пор, пока они не выносят для клана потомство из десяти-двенадцати эльфов, после чего роженицы приносились в жертву.

Разумеется, те, кого приводили из-за барьера, никогда не уходили живыми – их жестоко убивали прямо на Камне, разрывая их тела перед сотнями бессмертных, по очереди отрывая конечности, пока не доходили до головы; после смерти их живые потоки Силы впитывались в барьере вместе с кровью, чтобы впоследствии подпитывать чёрных эльфов и помогать им развиваться. Впервые я был допущен зрителем спустя два года после прибытия и, в ужасе наблюдая, не мог сделать ровным счётом ничего: меня бы уничтожили в тот момент, когда я попытался бы спасти этих несчастных. Жертвам не давали даже дурманящих отваров, их боль и страх считались дополнительным источником энергии; их крики для меня были почти как физические удары, но я не мог хоть как-то повлиять на происходящее. Этот ритуал привёл меня в состояние, которое невозможно описать ни на одном из языков, которые я знал. Отчаяние, отвращение, страх – лишь малая толика эмоций, что захватили меня. В галдящей толпе чёрных эльфов каждая жертва выхватывала взглядом меня, и я не мог не смотреть на них, парализовано наблюдая за жестокой смертью. На их месте мне мерещился Хейн.

Во время жестокого убийства наблюдающие запевали какое-то подобие боевой песни, больше напоминающее разрозненные крики, сопровождающиеся тяжёлыми ударами сотен ног о камень главной площади. Присутствие во время Ритуала было обязательным, не явка была наказуема – нарушители запирались на четыре дня в маленькой тёмной пещере, со сводов которой беспрестанно капала вода. Это считалось пыткой, которая стала для меня обыденностью – после первого же Ритуала, свидетелем которому я был, я не пришёл больше ни на один и, разумеется, был наказан. Оказалось, Шаграт опередил меня в этом: пещера вот уже много лет была облюбована им, и каждый месяц он отбывал в ней свой срок в одиночестве. Теперь же у него появилась компания в моём лице. Мне стало понятно, почему чёрные эльфы считались разбойным кланом и были изгнаны подальше от других Высоких рас – они попросту питались Силой других, ведь, если не считать Старейшин, были слабым и невежественным народом. Приток Силы в подобных количествах позволял им развивать грубую физическую силу и общий для всех навык управления мёртвыми до невероятных высот. После Ритуала я узнал и тайный смысл чёрных украшений, которые они носили– каждая серёжка, каждое кольцо обозначали одну приведённую для Ритуала жизнь. Понимание этого заставило меня с отвращением взглянуть на соклановцев, ведь даже у самых младших были многократно проколоты уши, а пальцы в несколько рядов чернели тонкими металлическими обручами. К моему облегчению у Шаграта было всего лишь одно кольцо, которое он не снимая носил на мизинце. На мои расспросы он лишь раз ответил: «Однажды я принёс жертву и больше никогда не сделаю этого». В тот момент он выглядел необычно серьёзным и мрачным, и мне стало понятно – Ритуал вызывает у него такие же негативные эмоции, как у меня. Таким образом каждый месяц мы по четыре дня вместе проводили в сырой пещере, не особенно раздражаясь из-за своего положения.

Это сближало нас, двух отщепенцев изгнанного клана. И тогда впервые меня посетила мысль, которую я, впрочем, быстро отогнал: стоила ли моя конечная цель таких испытаний?..