Киона Асгейр. Часть 3. Глава 4

Путь Менелинги.

Первые пять лет жизни в скалистом крае были так длинны, будто я проживал целую вечность. Как и большинство жителей Горы, меня не выпускали за пределы барьера. Даже обращаясь в дракона, я не мог покинуть его, поэтому единственным местом, где было возможно спокойно подумать и отвлечься от повседневных тягот для меня стала вершина Горы – крошечный по размерам пик, покрытый снегом и льдом, куда не могли добраться местные, и я прилетал туда, когда появлялось время, чтобы скрыться от окружавшего мира. Каждый день был мучителен – жестокость чёрных эльфов не имела никаких границ, и мне не удавалось к ней привыкнуть, потому что они вовсе не имели никаких ценностей и даже относились друг к другу едва ли лучше, чем к скоту, выстраивая взаимоотношения на количестве чёрного металла на телах. Множество раз нам с Шагратом едва удавалось пресечь попытки убить меня во сне: чёрные эльфы не принимали меня и мой открытый протест против Ритуала. Поочередно мы с Шагратом приглядывали друг за другом, ведь и бессмертный оказался под ударом из-за близкой связи со мной. Неоднократно эти покушения заканчивались обоюдными избиениями, из-за которых мне приходилось обращаться в дракона для исцеления, а Шаграт приходил в себя по несколько дней.

Другое дело Старейшины – их воспринимали с благоговейным трепетом, преклоняясь перед их Силой, они могли покидать барьер, пользуясь недоступными остальным заклинаниями, не носили украшений и держались отстранённо. У меня же они вызывали лишь негодование, граничащее с ненавистью, потому что я понимал: омерзительные порядки, правила и традиции Горы, на которые я не мог оказать ни малейшего влияния, были установлены под их руководством.

Как будто чувствуя моё настроение и в попытках задобрить меня, Старейшины обучали меня отдельно от всех. Выгнать меня с Горы было нельзя – мало того, что я знал точное местоположение селения, которое желали бы разрушить немало бессмертных мира, к тому же я был близко знаком с жизнью и тайнами клана. Убить меня тоже не представлялось возможным – накопленная в барьере энергия питала всех его обитателей, поэтому теперь я стал в десятки раз сильнее и мог запросто уничтожить эту горстку старых эльфов. Но каждый день я ходил по тонкому льду, ожидая внезапной атаки с любой стороны. Тем не менее благодаря моему знанию языка книг, усердию (граничащему с одержимостью) и врождённым способностям, я очень быстро всё схватывал и развивался с пугающей моих учителей скоростью. Именно во время персонального обучения мне стала ясна простая истина - Старейшины, несмотря на свой возраст, были главами клана далеко не из-за их действительных возможностей, а лишь потому, что они первыми переселились на Гору и основали клан, провозгласив себя мудрецами. Может, за века, проведённые в барьере, они и смогли украсть неизмеримое количество Силы, однако, за десять-пятнадцать лет я запросто мог достичь их уровня развития навыков, а уж по могуществу так и вовсе переплюнуть. Разумеется, на фоне остальных чёрных эльфов они были едва ли не основателями мира, но для меня – лишь изгнанными с равнин бессмертными, что посредствам обмана создали крошечное поселение и властвовали в нём. Но в конце концов они создали собственные течения Силы, и мне нужно было взять от них всё, чему они могли меня научить, прежде чем покидать скалистый край.

Я старался не думать о Хейне, поскольку каждый день мне приходилось практически бороться за жизнь, и у меня не хватало времени для праздной грусти. Но едва я позволял себе минуты слабости и уединялся на недосягаемом для остальных пике Горы, его образ воскресал из подсознания, и я невыносимо скучал, вспоминая его счастливую улыбку, которая осталась в Айноне, грустное, задумчивое лицо, когда он играл на песчаных дюнах пустыни. Его полный забавлявшего меня снисхождения голос, когда он с видом знатока высказывался о смертности и бесконечности, его мечты иметь семью и вечное желание казаться старше, чем он был на самом деле… В те моменты сердце сжималось от боли, заставлявшей почти задыхаться, и я проливал бесконечное количество слёз, будто оплакивая жизнь, которую мне было не суждено прожить вновь.

Несмотря на мрачную картину моего нынешнего существования, были и светлые моменты: знания, которыми меня (хоть и из страха) наполняли до краёв, и общество Шаграта, что не давал мне сойти с ума и помогал в тренировках, немного обучаясь в свою очередь от меня. Шаграт отлично говорил и читал на общем языке; мне казалось, лишь его лень и неумение концентрироваться не давали ему достичь высокого уровня развития Сил. Моё обучение шло постоянно то под надзором Старейшин, то в одиночку или с единственным другом и прерывалось лишь если я терял сознание от усталости и боли. Это было то, чего не смогла исправить даже возросшая Сила: мои кости всё так же будто растрескивались на части, эти приступы участились настолько, что мне иногда приходилось пропускать обучение под любыми предлогами, за что, разумеется, меня наказывали очередными пытками, поэтому зачастую мои дни оканчивались в теле дракона. Новые для меня пути Силы были так же далеки от сил той древней Лесной Тьмы, как и обыкновенные учения, поэтому исцелить меня они не могли. Обращаясь, я занимал собой почти всё пространство главной площади поселения, что жители Горы находили весьма занимательным и интригующим. Страх, который они испытывали передо мной, отдалял соклановцев от нас с Шагратом, что не могло не радовать – отвращение к ним со временем не проходило и лишь росло. Шаграт тоже не питал тёплых чувств к своему народу, хотя и продолжал, скорее в силу привычки, называть их «братьями» и «сёстрами». Мы держались обособленно, но местные обходили моего друга стороной не только из-за моего присутствия: оказалось, ещё до моего прихода в клан Шаграт был одиночкой и не был близок ни с кем на Горе.

Хотя Старейшины, по-моему, сами не до конца это осознавали, но они вложили в меня очень многое: мои навыки теперь простирались гораздо дальше, чем я сам мог представить. Я почти приблизился по способностям к самому Хейну, правда, он мог играючи управлять сознанием и неживыми материями, у меня же шла направленность на плоть и Силу: главное, я научился считывать живые узоры Силы и переносить их из одних тел в другие, хотя пока что получалось не всегда. Чёрные эльфы в открытую практиковались на мёртвых, что являлось негласным табу в остальном мире бессмертных, но, несомненно, давало много возможностей для тренировок. В какой-то момент я даже подумал, что моих умений хватит, чтобы укрепить тело Хейна и проверить его узор, чтобы использовать эту информацию в дальнейшем. В тот момент я ещё не до конца понимал, каким образом смогу спасти его в будущем, как мне удастся дать ему Вечность, и на самом деле я просто искал предлог, чтобы увидеть его хотя бы издалека.

Шаграт всегда был на моей стороне и меньше всех жителей Горы напоминал чёрного эльфа. Как и его собратьям, молодому бессмертному было запрещено покидать барьер, однако, его никогда не останавливали заведённые порядки: каким-то образом он ухитрялся пробираться сквозь защиту с завидной регулярностью и наведывался в разные селения вокруг долины, где напивался и гулял по ночам, чтобы вернуться под утро и делать вид, будто ничего не происходило. Меня забавляли его рассказы о маленьких приключениях вне барьера, я словно видел деревни и городки, которые он описывал. Это напоминало мне, что мир заключался не только в тёмно-сером камне горного хребта, залитого кровью, и не в снах о моём прошлом, которые рассеивались, как только я открывал глаза. В действительности же я понимал – за пределами барьера меня не ждали картины прошлого, всё, наверняка, теперь было совсем по-другому, нежели до войны и восстановительных работ. Шаграт и стал моим выходом за границы барьера, когда я решил увидеть Хейна спустя эти почти шесть бесконечных лет.

Оказалось, Шаграт придумал собственное заклинание, которое ослабляло конкретное место в барьере на несколько мгновений настолько, что сквозь него, словно дым, мог пройти один бессмертный. Именно тогда мне пришло в голову, что мой друг не так прост, как мне всегда казалось, ведь чтобы прорвать барьер такой силы необходимы недюжинные способности и живой ум, и даже обладая нынешним могуществом я не смог бы сбежать. А Шаграт не только сам додумался до подобного выхода из затворничества, но и использовал его с завидной регулярностью. Тогда я не придал подобным размышлениям слишком большого значения – мне отчаянно хотелось вырваться с Горы, увидеть Хейна, может, даже поговорить с ним, прикоснуться к нему. Чёрный эльф сразу согласился помочь, когда я озвучил ему свой глупый план. Шаграт должен был прикрывать меня в течение суток, мы выдумали весьма правдоподобную причину – мои кости разболелись так, что я обратился в дракона и отправился на свой излюбленный пик, где никогда не таял снег, чтобы дождаться исцеления. Разумеется, за это следовало наказание, но всё же оно было бы не столь суровым, как за побег. И в ту же ночь я покинул Гору, чтобы, обратившись в дракона, полететь в Айнон и найти своего полуэльфа.

Где-то на полпути к городу, увидев далеко внизу чёрные пятна среди зелёных полей, я понял, что лечу над останками сгоревшего в войну поселения. Наверное, я не узнал бы земли своей прошлой жизни – города были уничтожены, некоторые отстроены заново, некоторые перенесены, мир изменился. Тогда меня кольнул страх – а что если Хейн покинул город, то где же мне искать его? Хотя я и любил его всем своим существом, я знал, что у него была слабость – он всегда сбегал. Сначала из своего человеческого поселения, где его тяготила ноша отроческих лет, потом встретил меня и сбежал со мной в Айнон. После трагедии, произошедшей с нами, он старался сбежать и от меня, ведь именно я был главным напоминанием о том, чего он лишился. Может, Айнон до сих пор казался ему пепелищем счастливой жизни, и его там даже не окажется, что же тогда делать? Страх начал грызть меня изнутри, но я продолжил полёт. Другого выхода всё равно не было. Вглядываясь в пейзажи, пытаясь рассмотреть что-то, указывающее на город, я, наконец, нашёл – множество земляных дорог, словно ручьи, стекались в одну сторону, это наверняка был Айнон. Но то, что я увидел на месте старого поселения, очень удивило.
Раньше Айнон был больше похож на деревню: несколько сотен бревенчатых домов, окружённых полями, садами и светлыми рощами. Тихая размеренная жизнь, не обременённая суетой, где природа, Сила и бессмертные были одним целым. Однако теперь подо мной раскинулся большой город, наполненный каменными зданиями, вдоль вымощенным булыжником улиц стояли всевозможные рыночные лавки, пока что не успевшие открыться посетителям. Полей вокруг почти не осталось – на их месте теперь были жилые кварталы, и даже с высоты я чувствовал запахи города, распространявшиеся повсюду. Айнон расширился настолько, что городские стены находились почти впритык к Лесу. Городские стены, подумать только! Раньше в нашем селении не было даже заборов между домами!

Я был уверен, что после жизни на Горе меня ничто не сможет удивить. Я ошибался.

Приземлившись подальше от поселения, я принял облик инкуба и мелкими перебежками поспешил к городским воротам. Скоро должен был наступить рассвет, но даже несмотря на то, что ночная тьма всё ещё была в своих правах, я видел, как по дорогам к городу идут группы путников, судя по виду, торговцев. На мне не было одежды, и я как мог скрывался в высокой траве. Собственная нагота в таких ситуациях никогда не тяготила меня из-за частых обращений в дракона, но сейчас подобное появление казалось мне абсолютно неуместным. Притаившись в траве, я поджидал, пока группа бессмертных пройдёт мимо меня – в хвосте их небольшой процессии, ощутимо отставая от остальных, плёлся уставший юный эльф. Его-то я и схватил.
Даже не успев сообразить, что произошло, эльф был прижат мной в траве, я зажал ему рот и на время полностью обездвижил его тело. На нём была свободная походная рубашка, которую я без зазрения совести снял. Широкие походные штаны были странным образом перевязаны вокруг пояса, поэтому пришлось разорвать их ремни, и, когда украденные вещи были на мне, я выглядел почти комично. Учитывая мой рост, рукава рубашки доходили мне лишь чуть ниже локтя, а штанины болтались на уровне лодыжек. Я тихо извинился перед эльфом, оставшимся обнажённым в траве, прикрыл его пучками растений, и двинулся к городу.

Прибившись к небольшому каравану, входившему в Айнон, я без труда прошёл мимо нескольких «охранников» - полусонных бессмертных, которым, казалось, было глубоко наплевать на всех и вся. Мой путь лежал к той части поселения, где по моим прикидкам находился наш старый дом, начать всё равно лучше было оттуда. Рассвет тем временем набирал обороты, кожа начала зудеть, и, увидев эльфийку, неторопливо подготавливающую свою лавку с тканями к открытию, я поспешил к ней. Раньше в Айноне никогда не велась активная торговля, бессмертные в целом не занимались подобным, оставляя это ремесло смертным, но, судя по всему, мир менялся, поэтому я понятия не имел, что теперь может предложить бессмертный взамен большого отреза ткани. Обмен оказался привычным, и я обрадовался, что хоть что-то в мире осталось по-старому – большой палантин из тяжёлого материала обошёлся мне в прядь моих волос. По сути, предметом обмена в нашем мире всегда была Сила – за её проявления можно было получить необходимую вещь. Мои волосы были частью меня, а, значит, и проявлением Силы через моё тело. Ткань, что была сделана руками эльфийки, была проявлением её Силы, так что обмен состоялся, и я, закутавшись в палантин с головой, шёл по полупустым улицам, на которые медленно и сонно стягивались торговцы и простые обыватели.

Раньше Айнон населяли эльфы, за исключением нескольких представителей других Высоких рас, включая меня. Теперь же я видел тех, чью принадлежность не мог даже примерно определить: у некоторых были странные звероподобные тела, у кото-то вместо конечностей были сплетения ветвей или странные металлические шипы вместо волос. За свою жизнь я довольно мало путешествовал и никогда не считал себя знатоком нашего мира, в конце концов, кто может назвать себя таковым, если всё, что нас окружало, было проявлением колоссальной и изменчивой Силы? Однако, я не подозревал, что разнообразие рас было настолько велико. Высокие расы, что были основным населением известных мне земель, включали в себя эльфов, искусных заклинателей стихий (за исключением нескольких кланов, вроде одичавших лесных жителей, больше похожих на духов зверей и деревьев, и чёрных эльфов, живших на Горе), бестелесных гидов, что жили высоко над землёй и хранили историю нашего мира в своих воздушных библиотеках и крайне редко спускались в мир, инкубов, которые при желании смешивались со остальными расами, создавая невероятные по мощи и способностям гибриды и практически вымерших драконов, сильнейших бессмертных в мире, имеющих безграничный потенциал в развитии Силы (по большей части нас почти не осталось именно из-за нашей сильной стороны – бесконечно развиваясь, многие драконы сходили с ума и удалялись от мира, после чего никто их не видел). Но я не знал, что за расы в тот момент видел перед собой, и с восторгом оглядывался.

Улицам не было конца и края; солнечный свет наполнил город, идти стало заметно тяжелее – оживлённость нового Айнона поражала. Несмотря на то, что кожа грозила начать гореть, я не мог перестать разглядывать дома, прохожих, пока не наткнулся на кого-то огромного, кому едва достигал широкой коричневой груди, покрытой золотистой шерстью. Едва не упав, я расслышал его бормотание: «Приедут из своих нор… смотри, чтоб глаза не выпали». Здоровяк, кряхтя, прошёл мимо меня. Да, всё изменилось. Теперь в Айноне я был никем, лишь выходцем из «норы», не Кионой Асгейром, последним драконом клана Сиатрии, не одним из последних драконов в мире в целом, а никому неизвестным Менелингой, который тайком удрал с Горы, чтобы найти своего возлюбленного.

Город казался действительно необъятным. Помнящий старый Айнон и привыкший к ограниченному миру Лиафела и Горы, теперь я чувствовал себя ребёнком, вырвавшимся из-под надзора родителей и не понимавшим, что делать дальше.
Пробиваясь сквозь плотную толпу прохожих, я вышел к оживлённой площади, залитой солнечным светом. В центре её стояла большая статуя, изображавшая нескольких существ, и из любопытства я обошёл её вокруг: мне удалось различить бессмертных и даже одного смертного, которые стояли спинами друг другу и держались за руки, образуя квадрат. Я опешил. Как могло представителям Высоких рас, во-первых, прийти в голову воздвигнуть статую в своём городе – памятники и создание идолов было уделом людей. Во-вторых, почему среди вечных был и смертный – это точно отражалось в округлых чертах лица. Я замер перед статуей человека, не в силах поверить в то, что видел. После войны с людьми, хоть они и были иномирцами, как можно было возводить что-то подобное в городе бессмертных?

Пока я остолбенело предавался размышлениям, кто-то из прохожих толкнул меня, развернув вокруг своей оси, и, опять едва не упав, я поспешно поправил палантин, спавший с плеча, но тут же застыл.

Передо мной сновали разные существа, но я не видел ни одного. Звуки и краски будто пропали.

Метрах в двадцати, пристально вглядываясь в толпу, стоял Хейн.

Забыв, как дышать, я инстинктивно потянул к нему руку, но вовремя остановился, осознав, что хватаю одежды горожан. Впившись взглядом в его бледный профиль, я вдруг почувствовал, как от страха сердце пропускает удары.

Волосы его отросли до лопаток, чёрные брови были слегка нахмурены, будто он слишком долго ждал кого-то. Свободная рубашка скрывала его болезненно-белую кожу, но не оттеняла ярко-зелёных глаз, таких родных мне. Время словно замедлилось, я начал осторожно пробираться сквозь толпу, чтобы быть за его спиной и оставаться незамеченным.

Хейн медленно направился вперёд, и, сохраняя безопасную дистанцию, я пошёл за ним. Словно преследователь, умирающий от желания выкрикнуть любимое имя, я очень страшился того, что меня увидят.

В какой-то момент Хейн остановился и повернул голову, будто увидел кого-то, кого ждал. Я смог разглядеть, как черты его смягчились, и лёгкая улыбка осветила лицо. Остановившись в середине дороги, он заставил остальных прохожих обходить его, но его это не волновало. Я всматривался в сторону его взгляда, и тогда увидел её.

К нему медленно приближалась Симила.

Походка её не была обычно грациозной, она ступала тяжело, тело казалось каким-то непропорциональным. Сердце глухо и редко билось о рёбра. Эльфийка была беременна. Хейн легко поцеловал её и прикоснулся к раздутому животу. Бессмертная с нежностью погладила Вэона по щеке и, взяв его под руку, отправилась с ним дальше по дороге.

Оцепенев на мгновение, я всё же слепо последовал за ними, но в голове моей не было ни одной мысли, а внутри медленно образовывалась зияющая дыра.

Симила подошла к торговой лавке, Хейн, ожидая, стоял в паре шагов от неё. Он беззаботно скользил взглядом по толпе прохожих, пройдя прямо по мне, но взгляд его ни на секунду не задержался – с таким выражением смотрят на скучного незнакомца или же на абсолютно неинтересную вещь, валяющуюся на дороге. Встряхнув головой, Хейн отвернулся, приблизился к Симиле и, приобняв её за плечи, повёл её дальше по улице, удаляясь от меня. Больше он не оглядывался.
 
Вэон не узнал меня.

Я не мог пошевелиться, хотя и чувствовал, как недовольные горожане и торговцы всех рас, видов и ростов толкали меня локтями, призывая не мешать их размеренному движению.

Откуда-то из груди стали раздаваться судорожные всхлипы. Этого было достаточно. Я не готовил себя ни к чему, но увиденное было выше моих сил. Я едва не сгибался от боли, когда бездумно побежал в противоположную от пути Хейна и Симилы сторону, желая как можно скорее выйти из города и улететь подальше.