Киона Асгейр. Часть 3. Глава 9

Путь Менелинги.

Первым делом я решил найти Симилу: во-первых, это было проще всего, потому что я ни на секунду не сомневался в сентиментальности эльфийки, которая вот уже во второй раз за вечность потеряла и мужа, и ребенка, и был уверен, что она никуда не ушла из Айнона. Во-вторых, несмотря на традицию взращивания новых поколений целыми кланами, у всех бессмертных родителей была незримая, но вполне ощутимая связь с их детьми, благодаря которой они всегда могли найти друг друга, в какую бы точку мира не отправились. Ребёнок Хейна был с ним, соответственно Симила смогла бы их отыскать.

Как и предполагалось, Симила вернулась к траволечению и садоводству, и с её репутацией было нетрудно разыскать эльфийку по описанию «участвовала в отстроении города, старая травница со смертным мужем». Единственное, что удивило меня, было место, где, как мне сказали, я её точно найду, - в таверне. Никогда не замечал за ней склонности к человеческим причудам; но меня это и не касалось.
 
Ярость, какую я испытал, лишь заметив её пьяную и жалкую, практически обессиленную, напугала даже меня. Ревность, гнев, обида, копившиеся годами, почти затопили разум. В какой-то момент мне показалось, что я не смогу сдержаться и разорву её на куски прямо там, и меня остановило лишь то, что без неё я бы искал Хейна до самой его смерти. Туманные воспоминания о тех временах, когда мы соседствовали в Айноне и практически делили дом в периоды болезней Вэона, теперь казались мне абсолютно нереалистичными снами. Как я вообще мог подпустить её к своей семье?

Изо всех сил сдерживаясь, по началу я смог вести себя непринуждённо, но рассудок мой не выдержал, и я напал на бессмертную, остановившись едва ли не в последний момент. Нужно отдать ей должное – несмотря на почти звериный страх передо мной, она всё же смогла взять себя в руки и направиться по следам связи с сыном. Хейн не изменял своему обычному поведению и ушёл из Айнона в ближайший старый город людей – Голденбрук, куда дорога лежала через долину, где я провёл первые семнадцать лет своей жизни. Воспоминания о дне, когда моё детство закончилось в пожаре родительского поместья, ненадолго захватили меня, но с тех пор утекло столько воды… Теперь эта первая в моей вечности трагедия была лишь детским лепетом на фоне ещё больших лишений, потерь, и не казалась такой уж тяжёлой.

Проходя по останкам некогда большого родового гнезда, я вспомнил светлые моменты прошлого и едва не улыбнулся, хотя уже многие месяцы у меня не было поводов для улыбок. Странно забытое ощущение, но оно быстро померкло: я будто почувствовал едва заметный смрад гари и людей, и этот иллюзорный запах вернул меня в тот день, когда всё было удивительным, особенным, но разрушенным в мгновение ока. Даже эта мелочь вызвала очередной приступ ярости на всё и вся, но, как ни странно, чувства, обуревавшие мной, придали сил: по крайней мере я всё ещё был жив и не мог так просто позволить своему миру сгинуть, как это случилось со всеми моими семьями.

Голденбрук оказался не таким, как я его помнил: раньше заполненное людьми укреплённое поселение, теперь это был настоящий город-крепость, гораздо больше Айнона или любого из ранее виденных мной. Высокие дома из камня, каскадные улицы, вымощенные булыжником – всё было таким человеческим, таким далёким от природы; наш прилёт скрасил лишь ливень – он прибивал отвратительные запахи, заполонившие город.

Симила спокойно и уверенно шла от главных ворот города по узким булыжным улочкам, будто всю жизнь провела в городе людей, а меня от нервного напряжения била мелкая дрожь. Когда эльфийка остановилась перед дверью одного из домов, сердце чуть не выпрыгнуло вперёд меня, но я старался не подавать виду. Я не видел Хейна так много лет, каким он стал? Что он увидит, глядя на меня? И, силясь спрятать неуверенность и смятение, я начал вести себя едва ли не хуже, чем самый вульгарный мерзавец, и надеялся, что никто не заметит панического ужаса в моих глазах. Однако, моя скабрезная маска пришлась как нельзя к месту: оказалось, Хейн и его сын владели весьма преуспевающим публичным домом. Дэан Вэон был копией своего отца двадцатилетней давности, лишь глаза были различны, что вернуло мне разум, оцепеневший в момент, когда я увидел юного смертного.

Однако то, как отреагировали мои тело, разум и Сила на появление самого Хейна и то, как он произнёс моё имя, стало для меня полной неожиданностью. Кровь разлилась по всем будто одеревеневшим годы назад конечностям, цвета вокруг стали в разы ярче, дышать стало нестерпимо трудно, но каждый глоток воздуха был сладок. Внутри, казалось, взорвался шар Силы, который едва не выплеснулся из меня, сметя всё вокруг, и лишь колоссальным усилием воли я сохранил внешнюю невозмутимость и усмирил ураган, бушевавший в груди.

Так долго подавляемые чувства рвались наружу, грозя разорвать меня на куски прямо посреди комнаты, на глазах у Симилы, Хейна и их сына; мне страшно хотелось прикоснуться к нему, прижать к себе и ни за что больше не разлучаться. Буквально мгновение понадобилось на то, чтобы развеять все мои печали и негодования, лишь пара слов, произнесённых его глубоким голосом, будто омыли меня от крови прошлых лет. Это был мой полуэльф, несмотря на то, что седина уже оставила следы на его волосах и даже неожиданно подходящей ему бороде. Я видел его спустя столько лет и тонул.

Хейн был осторожен в общении со мной, будто ожидал внезапной атаки, однако, словно для проверки, решился остаться со мной с глазу на глаз и обсудить происходящее.

Случившееся между нами, как только мы уединились в кабинете управляющего Домом, казалось мне более, чем естественным: моё терпение не было безграничным, к тому же я часто совершал необдуманные поступки под влиянием сиюминутных эмоций и порывов. Это было настолько болезненно прекрасно, что каждое прикосновение, каждый вздох возлюбленного, казалось, одновременно ранили и исцеляли меня, и я не верил, что всё, произошедшее за годы, было реальностью. Мир перестал существовать, был только Хейн, и на бесценное время нашей близости я полностью растворился в нём.

Но чудесное марево спало, и как только мы смогли оторваться друг от друга, я вдруг ощутил уколы неприятных мыслей. С моей стороны ничего не изменилось, я любил Хейна, но что двигало им и почему он как будто тоже тянулся ко мне? Я боялся поверить своей самой заветной надежде, что у полуэльфа остались чувства ко мне. Мной завладело отчаянное желание вернуться в прошлоое, вернуть былую близость, и я рассказал ему о Титше без утаек и прикрас, но, оказалось, Вэон даже не сразу вспомнил, кем была Акира. Хотя я не подал вида, но в тот момент всё радостное возбуждение, испытанное ранее, испарилось, оставив место острой как игла боли в сердце. Кровь вновь будто застыла в жилах.

Он всё забыл.

Как я любил его. И как мало значил для него. Маска отчуждения сразу же вернулась ко мне; лишь бы он не увидел, как мне больно, и как я беспомощен перед ним. Тогда я внезапно почувствовал подступающий голод, комната стала тускнеть в кровавом тумане, и от ужаса я потерялся в собственных действиях – подавая одежду Хейна, я растерянно искал выход из ситуации, потому что не мог ручаться за себя в подобном состоянии. Однако, Хейн сам решил эту проблему, даже не догадываясь о её существовании: полуэльф просто использовал свою Силу на мне, отдав простейший приказ ждать его и читать первую попавшуюся книгу. И что удивило – даже с замедленными годы назад потоками Силы он был сильнее меня, я не смог остановить парализующий мою волю приказ полуэльфа. Вероятно, в тот момент я не желал сопротивляться, потому был покорен. 

Из-за принуждения Хейна и нарастающего голода, меня вдруг накрыла волна негодования. Когда-то давно Хейн не узнал меня в толпе Айнона, и это ввергло меня в отчаяние. Тогда я сокрушался и с горечью думал, насколько напрасны были мои муки на Горе, если смертный, ради которого я на всё это пошёл, забыл меня и вырвал из своего сердца. Но сейчас всё было по-другому: он сам сказал, что всегда с нежностью вспоминал обо мне, а то, что я посчитал воссоединением, показало, что он не забыл меня, наполнив меня ложной надеждой. Поэтому теперь я со злостью размышлял, перелистывая книгу, написанную непонятными мне человеческими закорючками: десятилетия назад он ни разу не выслушал моих объяснений, сделав кучу бесполезных выводов в своей смертной голове, ни разу не постарался понять меня, вышвырнул меня из жизни и даже умудрился забыть, почему именно сделал это! Смертные действительно разбрасывались всем, что имели, без оглядки оставляя воспоминания и надежды других в сточных канавах своих вонючих городов!

Не отдавая себе отчёта, я погружался в яростный драконий омут настолько глубоко, что допустил спонтанную мысль, совершенно забыв об угнетённых настроениях последнего года: Хейн поможет мне уничтожить Титше, захочет он того или нет. А потом с его помощью я создам клан, где объединю тех, кто останется в этом мире, и, если придётся, я выстрою новый барьер, новую Гору, новый Айнон, да что угодно, буду даже проводить Ритуал. Единственное, чего не учёл мой озлобленный и почти ставший животным в тот момент мозг, так это как заставить Хейна участвовать во всём этом, если он мог в любой момент прибить меня к земле одним мановением руки.

Дэан. Он обожал своего сына. И раз уж мой возлюбленный был абсолютно слеп и столь мало ценил чувства, испытания, через которые ради него я прошёл, раз наша семья для него стала забытым сном – так тому и быть, его любимый единственный сын и станет моим рычагом давления, если вдруг полуэльф решит выступить против меня. Голод и злоба захватили меня в тот момент настолько, что я не мог успокоиться и со стороны посмотреть на отвратительность собственных мыслей.

Когда Хейн вернулся, я клокотал от ярости. Пока меня раздирала необходимость восполнить Силы, семейство полуэльфа воссоединялось. Я постарался как можно скорее убраться из его дома, отправившись на охоту. Разумеется, как только голод, поутих, я пришёл в ужас от собственных недавних размышлений: вероятно, для Вэона было действительно опасно находиться рядом со мной, ведь любая вспышка гнева, наложенная на голод, могла убить его.
 
С того дня Симила стала раздражать меня ещё больше, разыгрывая из себя мать семейства, полностью вставшую на сторону бывшего мужа. Именно её странное  поведение заставило меня увериться: Хейн что-то задумал, и, зная умение смертного втихомолку выносить вердикты и решения, я был настороже. Маска звериной холодности больше не сходила с лица, и моя игра в «мне не больно» превратилась в ежечасную забаву. Получив строгий запрет Хейна на охоту в черте города, я решил полетать по окрестностям и был поражён количеством человеческих расселений даже вокруг Голденбрука. Небольшие деревеньки заполнили долину, и я без труда устраивал себе ужин, хотя человеческая кровь питала мало, лишь поддерживая уже имеющийся во мне запас Силы. После охоты волна злости, разумеется, чуть отступала, но я вдруг подумал: почему спустя столько лет лишений и боли я не мог прибегнуть к помощи Хейна, пусть даже она и была бы не чистосердечной? Я был уверен, что ничего не значу для полуэльфа, так что не было смысла играть в доброго друга, пока сердце разрывалось от его равнодушия и несправедливости. Разумеется, только на словах, но я мог попробовать запугать его, сделать вид, что у нет выбора. В конце концов, я чувствовал, он не видит во мне ничего, кроме бесчувственного зверя.

После свершившейся мести за свой клан я бы сразу оставил его и всё его счастливое семейство и отправился бы на вечный сон в горы, как и хотел уже довольно продолжительное время.

И до последнего вздоха я бы оставался для единственного, кого любил, забытым незнакомцем из толпы, лишь отголоском прошлого.

Терять всё равно больше было нечего.