Калым

Как-то раз доценту каф. общей механики к.т.н. В.В.Кукушкину предложили шикарный калым.
Всё выглядело заманчиво. Делать ничего не надо, только деньги греби себе да греби.

Мало кому известный высший вечерний институт пищевых технологий располагался в паре кварталов от университета, где работал Кукушкин.

Вездесущий и всеведающий старший преподаватель Путанский – это такая фамилия – как всегда откуда-то разнюхал о возникшей у пищевиков вакансии по курсу теории механизмов и машин.

Никто из кафедралов, даже работающих уже лет сорок, и не подозревал о существовании совсем под боком такого интересного институтика. Предположили, что тот был, скорее всего, меньше МГУ.
Доцента Кукушкина, как самого молодого из стариков и самого старого из молодёжи, благословили на помощь коллегам по педагогическому цеху.

Наказ был такой: устроиться там совместителем и, по возможности, показывая себя с лучшей стороны, разведать наличие вакантных учебных часов и для других наших коллег. Во всяком случае, завязать дружеские отношения с пищевиками.
Вдруг ещё станут приглашать на дегустации.

Теория механизмов и машин – предмет, с непривычки мудрёный, много формул, терминов, графических методов. Но всё это вполне посильно для сообразительного доцента, каковым по праву считали Кукушкина в его коллективе. Тем более, что базируется курс на общих принципах механики, ему известных.

В назначенный день и час, предварительно созвонившись, доцент В.В.Кукушкин, одетый по первому сроку и побритый, как на собеседование, покинув свой учебный корпус, движимый не столько жадностью, сколько любопытством, прошёл два квартала и, заметив скромную вывеску, вошёл в двухэтажное здание Самарского филиала Голопупенского государственного образовательного учреждения инженеров пищевой промышленности.
Все мысли, почему-то вертелись вокруг большой плазмы, которую он, наконец, купит на подработанные деньги.

Приготовившись показать паспорт вахтёру, Кукушкин был немного и приятно удивлён, что на входе никого не было. Какая демократия! Наши-то вахтёры сожрут.
Но на этом демократические свободы не заканчивались. Никого не было и на всём первом этаже.

Поднявшись на второй этаж, наш первооткрыватель сразу же заметил в середине коридора небольшой холл, на который выходили двери кабинетов директора и главного бухгалтера.

Подойдя по пустому коридору к холлу, он осмотрелся и заметил, что таблички на дверях начальников были продублированы ещё и по-английски.
Тут, наверное, много иностранных студентов, – подумал он. Ну ничего. Монголов одолел и с этими справлюсь. А может быть ещё и платят валютой?

Двигаться далее, однако, следовало с повышенной осторожностью. Всё пространство перед двумя дверьми занимала протёртая в линолеуме огромная дыра размером поболее двух метров с угрожающе вздыбленными краями. Не один пищевик сложил здесь свою буйну головушку. Но, слава богу, не зарастает народная тропа.

Осторожно шагая по оголённым замызганным древесно-стружечным плитам, как Гагарин по Луне, наш путешественник направился к кабинету директора.
Но в этот самый момент распахнулась почему-то дверь главного бухгалтера и вышедшая оттуда женщина радушно приветствовала гостя.

Женщина представилась, как замдиректора по учебной работе и, усадив гостя, стала рассказывать о характере и объёме работы по замещаемому курсу.

Когда она дошла до объёма курса в часах, то оказалось, что, помимо лекций, в семестре нужно выполнить сто сорок четыре часа лабораторных работ. Это в четыре раза больше, чем в профильных технических вузах.

Доцент Кукушкин вскочил со стула, полный нетерпения осмотреть столь изобильную лабораторную базу. Но замдиректора охладила его пыл, сказав, что из лабораторного оборудования спокон веку был только автомобильный домкрат, который благополучно спёрли ещё при переезде в девяносто втором.

– А как же проводить лабораторки? Сто сорок четыре-то часа?
– Ну, вы уж как-нибудь, по-семинарски… расскажете им что-нибудь…

И тогда, вконец заинтригованный доцент Кукушкин задал главный вопрос, волнующий всех наших современников – СКОЛЬКО?
Тут же мелькнула мысль: не от этого ли слова происходит название легендарного Сколково?
У доцентов всегда мелькают разные мысли, сам знаю.

Женщина голосом феи-крёстной, не смущаясь, ответила: "Четыре тысячи рублей".

Сообразив, что один академический час при почасовой оплате по тарифу доцента составляет не более трёхсот рублей, и, стало быть, названная сумма имеется в виду не в час, а в месяц, Кукушкин понял, что случилось страшное.

Он наяву попал в голливудский кошмар.

Обезумевшая серийная убийца, обитающая в заброшенном здании бывшей клиники для буйнопомешанных, заманивает лёгкими заработками чистых сердцем, доверчивых доцентов, преподающих курсы общетехнических дисциплин. А затем насилует их, сдирает с живых кожу и бросает в подвал.
А самых симпатичных позже насилует дополнительно. Повторенье.

Кровь застыла в жилах доцента. Вход в подвал, конечно же там, где дыра в линолеуме! Наверняка, там только поддень доски монтировкой, а внизу томятся, стонут и плачут, рвутся на волю охотники за дармовой почасовой оплатой. Любители плазмы.

Точно! Точно! Рядом же огромная больница им. Семашко! Наверняка у них раньше здесь было психиатрическое отделение! Это именно оно!

Многолетняя работа в оффлайновой образовательной среде закалила доцента Кукушкина. Он был легендарен тем, что сохранил самообладание даже в отделе составления расписания, когда аудитория, где ему поставили лекции, оказалась женским туалетом.

Разоблачив обман, никогда этого не показывай. Только так ты сможешь контролировать ситуацию.

Поэтому он сказал, что его всё устраивает, условия просто замечательные и он скоро вернётся, только сбегает за копией диплома и предупредит, чтобы его не искали. Просил подождать его прямо здесь, не уходить.
Стараясь не показывать спешки и не испускать запах страха, вышел из кабинета.

Перепрыгнув словно кенгуру через двухметровую дыру в линолеуме, он стремглав вылетел из здания. Оглядываясь на предмет слежки и петляя, он, описав восемь кварталов и нарезав для верности ещё пару кружочков по парку, примчался на кафедру.

Кафедра изрядно повеселилась, выслушав его отчёт об экспедиции.

Все знали его безудержную фантазию, поэтому слова о логове маньячки восприняли, как очередную шутку.


А что если и так, – думал доцент кукушкин, – что если и вправду нужно поболтать со студентами за четыре штуки в месяц?
Ведь я же безвольный слабый человек.
Дорвавшись до шального бабла, я ударюсь в загул. Кабаки, карты, фотомодели, наркота, венерические заболевания.
А что я жене скажу? Что у меня много заочников?

Так что, пожалуй, оно и к лучшему.

Всё, что ни делается, всё к лучшему.

Особенно то, что НЕ делается.