Берта

     На первое сентября я полностью продумала свой образ. Собиралась надеть новое чёрное платье строго по фигуре, завить длинные тёмно-русые волосы. Но будильник меня подвёл, а поскольку родители отдыхали в деревне, никто не разбудил.
     Поэтому теперь я бежала в школу в старом джинсовом костюме, белой футболке и самых обыкновенных балетках. Пошёл довольно сильный дождь, а зонта у меня с собой не было.
     На крыльце школы собралось столько народа, что я даже не попыталась пробраться к своему классу (одиннадцатому «А»). Но видела, где он. Меня сориентировал Женя, самый высокий парень во всей школе. Из-за такого роста, а также огненно-рыжего цвета волос он вечно стоял везде, как указатель. По дороге я промокла и, добежав до финиша, резко почувствовала, что замерзаю.
     Праздники в нашей школе проходили примерно одинаково: каждый класс исполнял по одному номеру, а потом все отправлялись на классный час, который заканчивался чаепитием.
     Похоже, я довольно сильно опоздала: на сцену вышли учащиеся восьмого, то есть уже девятого класса. Четыре девушки, видимо, должны были прочесть стихотворения.
     Я узнала всех кроме одной. Наверное, она была новенькой. Стройная, невысокая. Светло-русые волосы доходили до плеч и слегка завивались. В глаза сразу бросились шикарные ярко-зелёные туфли на платформе. Они восхитительно гармонировали с, очевидно, качественным льняным платьем очень приятного бежевого цвета.
     «Надо же… Только пришла, никого ещё не знает, а уже заставили выступать. Бедняга. Дали бы хоть чуть-чуть освоиться», – проскочило у меня в мыслях. Действительно, девушка в зелёных туфлях переживала весьма важный момент. От того, как пройдёт выступление, зависит первое впечатление о месте, с которым её будет многое связывать.
     Но уже через пару секунд я перестала волноваться за то, что перед незнакомыми людьми девушка в зелёных туфлях будет чувствовать себя некомфортно. Её поведение говорило не только об отсутствии всякого смущения… Она была буквально воплощением уверенности в себе. Однако это смотрелось крайне странно.
     Создавалось впечатление, что она безумно счастлива. У неё была ничем необъяснимая эйфория. Она чуть ли не танцевала. Крутилась, вертелась, а ещё улыбалась так широко, точно завоевала золотую медаль. Она отнюдь не походила на ученицу девятого класса, поскольку вела себя как трёхгодовалая девочка. И вообще казалась настолько инфантильной, что мне даже стало стыдно за неё. 
     Обычно, когда видишь что-то впервые, в голове вспыхивает целое множество вопросов, но не сразу. Мой мозг был словно заблокирован. Я перестала ощущать холод и просто глядела на это непонятное зрелище, которое справедливо было бы назвать позором.
     Внезапно кто-то наступил мне на ногу – мой разум ожил. Я машинально оглянулась по сторонам. Абсолютно все взгляды были направлены на эту девушку. Я не услышала извинений от того, кто оставил на моей обуви пятно. По всей вероятности, он и не заметил.
     Тем временем, Арина (если не ошибаюсь), завершив своё выступление, уже собиралась передать микрофон «победительнице Олимпийских игр», как она буквально выхватила его у неё из рук, и очень громко стала читать своё стихотворение.
     Знаете, это было больше похоже не на чтение, а, на какой-то вопль. Её будто волокли на казнь, и она выражала свои мысли, жутко боясь не успеть высказаться. Голос постоянно прерывался. Она сильно жестикулировала. Внутри у неё было, очевидно, столько эмоций и какой-то нездоровой энергии, что я невольно представила извержение вулкана, а ещё реку, вышедшую из берегов во время половодья. Всё это выглядело, конечно, неадекватно. Честное слово, можно было подумать, что она ненормальная, и у неё приступ сумасшествия. Мне дико захотелось накинуть на неё плащ-невидимку, а голову пытал вопрос: «Когда же это, наконец, закончится?»
     Стоило своеобразной особе произнести последнюю строчку, кругом сделалось очень шумно. Зрители принялись что-то обсуждать, смеяться, гримасничать, и со всех сторон посыпалось:
     – Кто это полоумная?..
     – Она что, наркоманка?!
     – Да, нет… Ребёнок просто. Развивается медленно.
     – Дурочка. Как так можно?!
     Каким бы странным ни был человек, я презираю тех, кто его публично осуждают. Особенно люди, не знающие истинной причины такого поведения. Мне сделалось противно. К тому же, я резко ощутила, что заболеваю. В горле вспыхнула боль, глаза заслезились.
     На сцену вышли «звёзды» десятого класса. Я бы ушла домой, но сочла необходимым забежать в туалет и привести себя в порядок. Там никого не было. Открыв кран горячей воды, я погрела руки, намочила несколько салфеток и принялась тереть ими свои балетки. Собиралась ещё причесаться, как в одной из кабинок послышался чей-то сдавленный плач.
     Я инстинктивно подошла поближе и прислушалась. Нет, мне не померещилось. Я наклонилась и тут же узнала шикарные ярко-зелёные туфли на платформе. Это была она: «Безумно счастливая». Будучи на её месте, я бы предпочла побыть одна. Однако не могла не предложить помощь.
     – Привет. Мы незнакомы. Но, думаю, я знаю, из-за чего ты расстроилась, – заботливо сказала я и, выждав паузу, тихо завершила:
     – Я – Инна. Хочешь немножко поговорить?
     В ответ была тишина.
     – Понятно. Да, я бы, наверное, тоже не хотела… – слетело с моих губ.
     Вытащив из рюкзака блокнот с ручкой, я написала на бумаге свой сотовый, вырвала листок и протащила его через щель кабинки.
     – Вот, держи. Решишь поделиться – набери меня. Обещаю, что всё останется между нами.
     Тем временем, в коридоре послышались голоса и топот.
     – Слушай, концерт вроде закончился. Я побегу. Буду ждать твоего звонка! Постарайся успокоиться. Всё обязательно наладится. Знай, что ты не одна. А ещё… А ещё у тебя очень красивые туфли!
     Последнюю мысль я едва успела выразить: вбежали девчонки из седьмого «Б». Их кто-то сильно рассмешил, благодаря чему они даже не обратили внимания, как я удрала, словно за мной гнались убийцы. Повезло.
     – О! Инна! Ты куда летишь?! – послышалось за спиной.
     Машинально оглянувшись, я увидела свою подругу Злату, девушку среднего роста с волнистыми каштановыми волосами. Мы учились в одном классе.
     – Я тебе звонила раз сто! Ты где была?!
     – Привет. Извини… Я забыла телефон. Сегодня не мой день. Продрыхла, да ещё и простудилась. Домой пойду… Отогреваться.
     – Ну во-от… Мы же договорились погулять! – недовольно протянула она.
     Я тяжело вздохнула и направила на Злату взгляд, полный сожаления.
     – Ладно. Тогда в другой раз. Правильно. Иди, лечись. Плед, мёд, ромашка, – как всегда бодро проговорила подруга и крепко меня обняла.
     По дороге к дому я прокрутила в памяти выступление девушки в зелёных туфлях и стала рассуждать. С одной стороны, разум меня критиковал: «Инна, тебе стоит быть осторожнее. Человек своеобразный. А ты чуть ли не дружить готова. Молодец.
     Теперь возможно не отвяжешься». Однако я вспомнила о том, что человек ненормальный никогда не оденется со вкусом. Даже если ему подарить миллиард долларов. Может, девушка в зелёных туфлях была, наоборот, застенчивой и сделала всё, чтобы это скрыть?

***

     День знаний продлил мои каникулы. Целых десять дней я провалялась дома с температурой и каким-то жутким кашлем. Но сегодня, наконец-то, ощутила, что поправилась. Вышло солнце, резко потеплело, и мне нестерпимо захотелось хоть немножко прогуляться.
     – Инн! – позвала меня мама.
     – А?
     – Ты всё рвалась на улицу... Сходи в цветочный! Купи горшок побольше для фикуса, – прокричала она, и уже через десять минут я была в пути.
Воскресенье буквально кипело. Люди отдыхали, жадно впитывая «шлейф лета». Кругом царила радость, и все улыбались.
     Магазин, куда я направлялась, назывался «Градиент». Он располагался в центре города. На районе его обычно называли просто «Цветочный», поскольку раньше там торговали исключительно тем, что имело отношение к цветам. Теперь же это был крупнейший универсальный магазин. Продавали даже палатки. 
     Моя мама обожала цветы. Дома у нас благоухала целая оранжерея. Поэтому сюда я забегала довольно часто и прекрасно знала, что цветочный отдел был на первом этаже.
     Все продавщицы здесь носили глянцевые сарафаны, которые мне напоминали фартуки для мясников: тот же чёрный цвет и тот же плотный материал, оставалось лишь отпороть квадратные карманы.
     – Вам что-то подсказать? – как обычно спросила меня одна из продавщиц своим поразительно громким голосом. Она не переставала задавать мне этот вопрос, несмотря на то, что заранее знала мой ответ. Её звали Алина. Это была высокая статная молодая женщина, на голове которой вечно красовался конский хвост.
     – Нет, спасибо, – ответила я. При всём своём уважении к энтузиазму активных работников, очень не люблю эти коммерческие штучки. Едва ли существует нечто более неудобное, чем навязчивая «доброта»… Хочется убежать, но нужно как бы демонстрировать, что ловишь кайф от перекармливания сладким.   
     – Если что… Обращайтесь! – прогремело рядом, и, резко развернувшись, Алина отправилась на поиски новой жертвы. 
     Мне особенно приглянулся один глиняный горшок цвета топлёного молока. Он отлично подходил по размеру и слегка переливался, поскольку был покрыт глазурью. Я обхватила его обеими ладонями и собиралась отнести на кассу, но неожиданно увидела: по широкой железной лестнице со второго этажа спускался уже знакомый мне человек. Это была девушка в зелёных туфлях.
     Вечером первого сентября мы созвонились со Златой и немножко обсудили выступление этой необычной особы. У подруги сложилось точно такое же впечатление о ней, как у меня. Злата случайно узнала, как её зовут. Оказалось, что и имя этой девушки было необычным: Берта.
     Стрелки настенных часов, висевших над лестницей, показали 17:00. Похоже, Берта обошла все магазины города. У неё был очень уставший вид. Однако выглядела она превосходно. На ней были, очевидно, качественные розоватые брюки и объёмная кофта, украшенная интереснейшим поясом, который представлял собой настоящее произведение искусства. Всё ей очень шло.
     Направляясь к кассе, Берта замерла возле одной полки, где простояла не меньше пяти минут, внимательно рассматривая всё, что на ней стояло. Затем она решительно схватила широкую банку с какими-то зелёными камнями и уже через мгновение передала её в руки Алине, которая как раз подошла к кассе.
     – Ещё это берёте? – спросила она Берту.
     – Да, – едва расслышала я.
     – Четырнадцать тысяч восемьсот семьдесят рублей. Картой или наличными будете оплачивать?
     «Что?! Сколько?! Четырнадцать тысяч восемьсот семьдесят?! Четырнадцать тысяч восемьсот семьдесят за какие-то дурацкие камни?!» – произнесла я вслух и машинально закрыла рот ладонью. Чуть позже стало ясно, что Берта расплачивалась не только за камни. Впрочем, она не переставала меня шокировать. На стол, где была установлена касса, Алина поставила огромную коробку и аккуратно опустила в неё альпийскую горку! 
     – Хорошего Вам вечера! Приходите к нам ещё! – отчеканила Алина, передавая юной покупательнице огромный пакет. Берта внимательно оглядела его со всех сторон.
     – Спасибо, – тихо произнесла она и удалилась.   
И вот я снова думала о Берте. Раскрывшись с новой стороны, она уже не казалась наивной трёхгодовалой девочкой. Впрочем, причиной тому могла служить её усталость, которая украла всю энергию ребёнка.

***
 
     Целый месяц я наблюдала за Бертой. Её поведение было странным. Инфантильным. Она беззаботно носилась по коридорам, как малышка. Фактически всё время улыбалась, и вообще радовалась так, словно даже никогда не слышала о том, что в мире существуют проблемы. При этом над ней неустанно издевались. Я повсюду слышала насмешки, постоянно видела, как её изображают… А она как будто этого не замечала. Более того, ей совсем не мешало оставаться счастливой полное отсутствие тыла. У неё не только не было друзей. С ней, в принципе, никто не разговаривал!
     Лишь иногда я заставала Берту, скажем так, не в настроении. Мне было жаль её. Но подойти, заговорить с ней я почему-то не могла…
     Шестнадцатого сентября стоял по-летнему тёплый день. Наш класс отпустили с урока пораньше. Это было время перед большой переменой, благодаря чему мы со Златой успели погреться на солнце вблизи школы.
     В подобные моменты мне думается, что я сама наивна… Бело-жёлтые лучи ласкали лицо. Они прогнали тревоги, и, казалось, они не никогда не вернутся.
Внезапно из школы выбежала Берта вся в слезах. Она промчалась мимо нас как ветер, а затем исчезла за углом соседнего здания. «Боже мой… Что ж, у каждого, даже самого стойкого есть предел», – произнесла я с горечью в голосе.
     Сплетникам было любопытно, где Берта училась раньше, почему остаётся у нас, раз с ней плохо обращаются и т. п. Таким образом, она не переставала быть главным объектом школьных обсуждений. С одной стороны, Берта содействовала сплочению учеников, а с другой – была яблоком раздора между ними. Дело в том, что они разделились на две группы. Первую составляли те, кому доставляло удовольствие над ней потешаться. К остальным относились, например, мы со Златой.
     Нам совсем не нравилось принимать участие в том, что причиняет человеку боль. Мы придерживались следующей позиции: либо всё узнаем от неё самой, либо не узнаем вовсе. Разговор о Берте у нас заходил лишь тогда, когда было невозможно не обменяться мыслями. Впрочем, она часто выкидывала фортели.
     Все считали Берту наивной. По мнению большинства, она была такой из-за того, что никогда не нуждалась в деньгах. Злату вообще не удивляло её поведение. Она напоминала ей одну знакомую, доченьку, как говорится, богатеньких родителей. «Та тоже как будто не взрослела... Берте завидуют. Ещё поэтому издеваются», – сказала однажды подруга.

***

     Тридцатое сентября. Конец месяца «повеселил» контрольной работой по биологии. Этот предмет у нас вела Алла Альбертовна, уже немолодая женщина среднего роста с чёрными глазами и крашеными светлыми волосами, которые она, как правило, забирала в краб. На указательном пальце правой руки у неё всегда багровело крупное кольцо цвета перезрелой клюквы.
     Не нравился мне этот человек… Точнее, она была неплохой, однако сильно зависела от настроения и часто срывалась на нас.
     До конца урока оставалось ещё целых пятнадцать минут. Я всё сделала, но притворялась, что работаю, поскольку знала наверняка: Алла Альбертовна не отпустит пораньше никого. Да ещё и выдаст дополнительное задание.
      Биология была единственным предметом, на котором мы со Златой сидели порознь. Алла Альбертовна рассадила нас в начале прошлого года, будучи убеждённой в том, что мы друг другу мешаем.
      Обычно Алла Альбертовна сидела перед нами, и её глаза беспрерывно путешествовали по классу. Но тут она отвлеклась… Наверное, устала и уже минуту рассматривала какие-то фотографии.
      Тем временем Андрей, сидевший прямо за мной, передал мне чью-то замурзанную записку, на которой неаккуратным почерком было написано:

      Берта тронутая. Если ты согласен (на), ставь плюс.

      Там было столько плюсов, что рябило в глазах. А минусов – ни одного. Скорее всего, те, кто были не согласны, просто их не ставили.
      Вы знаете, я вообще не вспыльчивая… Но вдруг вышла из себя. Скомкала записку и бросила её себе в портфель, как в урну.  Я лишь думала, что у меня получается не обращать внимания на эти издёвки. На самом деле, в глубине души копилась негативная энергия. И теперь, когда «люди» перешли все границы, она вырвалась на свободу.
      – Эй! Ты чё?! Передай дальше! – шёпотом возмутился Андрей.
      – Да вы достали! Хватит! Сколько можно?! Творите, что хотите, раз не можете иначе! Но меня не надо в это вовлекать! – чуть ли не в полный голос проговорила я, развернувшись на сто восемьдесят градусов. 
      – Так… Что у нас случилось? – тут же обратилась ко мне Алла Альбертовна, и передо мной вспыхнули тёмные глаза, полные недоумения. Под тяжестью её взгляда можно было умереть. Самолюбие требовало, чтобы я заложила Андрея и вообще всех, кто поставил плюс на этой проклятой записке. Эх!.. Если бы не воспитание!
      – Ты закончила? – резким тоном спросила меня Алла Альбертовна.
      – Нет, – молниеносно отреагировала я.
      – Тогда чего вертишься? Остаётся десять минут!
Не успела она закончить мысль, как я демонстративно уставилась в распечатку с заданиями и сделала такое серьёзное лицо, будто в их выполнении заключён весь смысл жизни. Без артистизма не прожить.
      Скорее всего, Алла Альбертовна решила, что я крутилась в поисках подсказки, поэтому плохой оценки мне не миновать. На моём месте любой бы разозлился. Но в тот момент я даже не подумала об этом и невольно стала рассуждать о Берте: «Может, она просто влюблена в кого-нибудь из нашей школы? Отсюда и эйфория… Точно».
      Пару секунд я сидела с мыслью о том, что нашла истинную причину своеобразного поведения Берты, как неожиданно внутренний голос меня остановил: «Нет, стоп. Не могла же она влюбиться прямо первого сентября… Да ещё так сильно. Не исключено, что так бывает, но…».
      – Инна, ты закончила? – снова задала мне вопрос Алла Альбертовна, направив на меня испепеляющий взор.
      «До звонка не больше трёх минут. Значит, дополнительное задание она мне не выдаст. Если уйду пораньше, возможно ещё поверит, что всё сделала самостоятельно», – мимолётно рассудила я и отозвалась:
      – Да.
      – Тогда сдавай! Чего сидеть, да орнаменты на обоях рассматривать? – раздражённо бросила она мне.
      Я тихо собрала вещи, положила свою работу на стол Аллы Альбертовны и поспешила удалиться, незаметно подав знак Злате о том, что жду её в коридоре.
«А, может, Берта перешла к нам в школу с целью стать ближе к тому, кого любила?.. Ведь они могли познакомиться раньше. Например, на каких-нибудь курсах. Или жили в соседних домах. Бывает, люди любят с самого детства. В этом случае, её чувству уже целая вечность», – продолжала размышлять я, стоя у окна.
      Прежде, чем пойти домой, мы со Златой решили заглянуть в канцелярский магазин, чтобы купить ручек и карандашей. По дороге я поделилась с подругой своими мыслями о Берте. Она согласилась со мной и тоже удивилась тому, как мы не увидели в ней по уши влюблённую девчонку, которую периодически словно кто-то включал.
     – В кого она могла влюбиться? – спросила меня Злата.
     – Вообще… С классом ей не повезло. Все какие-то вредные, злые… – проговорила я, но тут меня осенило:
     – Есть исключение! Артём! Умный, симпатичный… Не выпендривается.
     – Н-ну да… Он хороший, – вдумчиво проговорила Злата и сразу же добавила:
     – Знаешь… Надо будет понаблюдать за ними, да? – произнесла она с ехидной улыбкой.
     – Ага, – поддержала я подругу, и мы обе захихикали.

***

     По случаю Дня учителя учащиеся школы приготовили концерт. Признаться, было скучно. Мы со Златой, вероятно, заснули бы, если бы не присутствие Берты. Глядя на неё, действительно, создавалось впечатление, что она влюбилась в Артёма. Берта сидела прямо перед нами как на электрическом стуле и беспрестанно посматривала влево: как раз туда, где был Артём.
     – Слушай… Пошли отсюда, а? Я, честно, больше не могу, – протянула Злата, сделав недовольное лицо, и собиралась что-то добавить, но я её перебила:
     – Нет. Подожди. Берта выходит на сцену. Похоже, будет петь. 
Концерт вела Вероника, довольно высокая стройная девушка из одиннадцатого «Б» с роскошными кудрявыми волосами. Она была серьёзной, собранной и блестяще училась, поэтому рядом с нашей эксцентричной героиней выглядела зрелой дамой.
     Берта пела ужасно... Возникало ощущение, словно ей было важно лишь одно: максимально привлечь к себе внимание. Она сильно фальшивила и забывала слова, точно вообще не репетировала. При этом песню можно было выучить за полчаса!.. Ни мелодии! Ни текста! Один и тот же бессмысленный куплет повторялся сотни раз. Я бы сказала, что это была не песня, а наспех сочинённая сказка-неотвязка, переложенная на вопиюще бедную музыкальную основу. Неужели в двадцать первом веке не нашлось ничего лучше?! Зачем было выбирать какую-то ерунду, написанную малограмотными людьми?!
     – Наверное, она просто глуповата, Инн… – шепнула мне на ухо Злата.
     – Так и есть. Или ей нравится, когда о ней плохо думают. Ведь это даже не смешно, – поддержала я. –  Зря мы остались. Мне невыносимо быть свидетелем её позора. А уйдём, вообще в палачей превратимся.
     – Ой, да расслабься ты! Относись с юмором, – попыталась успокоить меня Злата. Однако я так разволновалась, что забывала дышать и с ужасом воображала «аплодисменты».
     – О! Смотри! – сказала Злата.
     Я поймала взгляд подруги и машинально направила свой на входную дверь. Несколько людей, среди которых был Артём, решились удалиться.
Стоило ему покинуть зал, как Берту точно подменили. Что-то у неё внутри мгновенно потухло. Душераздирающее соло обернулось бормотанием. Было очевидно, что ей жутко хочется, как можно быстрее закончить.
     – Ну вот. Видишь? Всё и прояснилось. Она его любит, – подытожила подруга.
Реакция зрителей на выступление Берты была тише, чем первого сентября. Видимо, все уже ожидали нечто подобное от неё. Однако пространство снова засорили ядовитые смешки, реплики... Из глаз Берты вырвались горячие слёзы, и, закрыв лицо ладонями, она снова убежала.
     Я же вышла из зала со следующей мыслью: «Наверное, она всё понимает. Но её чувство настолько сильно, что буквально блокирует разум. Она совсем не может себя контролировать, поэтому и совершает такие странные поступки».
 
***
     Тринадцатого ноября меня как будто кто-то проклял. Сегодня у нас намечался ответственный день. Предстояло пережить три урока, к которым я добросовестно готовилась. Сидела вчера до половины второго ночи. Занималась.
     Уже неделю шли проливные дожди. И по дороге в школу я умудрилась упасть в лужу, которая оказалась настолько глубокой, что уже походила на озеро. Вымокнув до последней нитки, я вернулась домой, из-за чего пропустила контрольную работу по геометрии.
     Следующим испытанием был урок английского. На этой неделе я почему-то нахватала троек и поставила себе цель срочно исправить ситуацию. Однако урок отменился. Наша учительница Наталия Леонидовна заболела. И вместо того, чтобы заработать пятёрку или хотя бы погреться дома сорок пять минут после утреннего купания я болталась по коридорам, не зная, к какой пристани пришвартоваться. Школу захватила вирусная инфекция, в силу чего шесть человек в классе болели, включая Злату. По всей вероятности, та же учесть постигла и Наталию Леонидовну.
     Я думала, что хуже быть не может, поскольку настоящий день был самым паршивым за всю историю моего обучения. Однако урок биологии побил рекорд…
     Алла Альбертовна, похоже, издевалась надо мной! Всякий раз, когда я знала ответ на вопрос, она спрашивала других, а, когда сидела с опущенной рукой, она сразу восклицала «Та-ак, а что у нас на это скажет Инна?!». Наконец, мои запасы мотивации были исчерпаны. И я сидела, как говорится, без маски.
     – Инна! Тебе неинтересно?.. – возмущённой спросила Алла Альбертовна. 
Единственной моей реакцией было то, что я слегка выпрямила спину.
     – Та-ак… А как мне понимать твоё молчание? – выразительно произнесла она, выждав паузу, и я резко ощутила, как к щекам прилила кровь.
     – Ты меня слушаешь?.. – обратилась она ко мне, заглянув прямо в глаза.
     – Да, – выдавила из себя я.
     – Весьма заметно. Ты можешь уходить. Здесь никого не держат.
     – Да я всё выучила!
     Моя фраза совершенно не вписывалась в содержание нашей «милой» беседы: речь шла об отсутствии моего внимания на занятии и вовсе не о том, что я не удосужилась к нему подготовиться. Она выскочила из подсознания, которое было покалечено обидой. В горле образовался огромный ком, на глаза навернулись слёзы. Я нагло собрала вещи, выбежала из класса и тут же разрыдалась.

***

     К счастью, в туалете никого не было. Там и укрылась. Прежде, чем устранить следы туши я подошла к окну, настежь открыла форточку и встала рядом. Сегодня было довольно прохладно, выл северный ветер, благодаря чему мне становилось легче с каждой новой волной свежего воздуха.
     Внезапно дверь открылась, и кто-то зашёл. Машинально оглянувшись, я мельком увидела девушку с тёмными волосами, одетую во что-то чёрно-бордовое. Неизвестно с какой целью она включила воду, а затем целую минуту вертелась перед зеркалом. Позже, подойдя ко мне, девушка обрушила свою сумку на подоконник, расстегнула на ней молнию, и я краем глаза увидела там нечто голубое, похожее на мягкую игрушку.
     – Ой… – вдруг произнесла она и сразу же спросила:
     – Ты чего?!
     Я промолчала.
     – Ну-у… Подели-ись!
     Невольно обернувшись, я чуть не упала: передо мной стояла Берта.
     – Т… Ты что покрасилась? – вырвалось у меня.
     – Да! – отозвалась она, словно мы были подружками.
     С тёмным цветом волос Берта выглядела немного старше, однако не успела я это и осознать, как её глаза зажглись наивностью.
     – Ну-у… Что произошло? – повторила она вопрос.
     – Альбертовна довела, – раскрыла я карты.
     – Алла Альбертовна?
     – Да. Она ведь у вас тоже ведёт?
     Берта кивнула головой, а после опустила взор и проговорила:
     – Ну… Думаю, она не хотела ничего плохого …
     – Хотела! Это очевидно! – взорвалась я.
     – Не-ет, – настаивала Берта.
     – Да! Она всегда так поступает, когда не в духе! – чуть ли не крикнула я.
     – Может, у неё что-то случи-илось… – ноющим тоном произнесла Берта, словно вообще не чувствовала моего состояния. И тут моё раздражение достигло апогея.
     – Послушай. Случилось у меня. Понимаешь?! У ме-ня! – отчеканила я, направив на неё взгляд, полный ненависти, а после, закинула свой портфель на плечо и удрала со словами «спасибо за поддержку!».
     Если честно, мне страшно хотелось добавить: «Знаешь, правильно говорят про тебя! Ты, действительно, очень наивная! Инфантильная! Или просто глупая! Ты даже не всегда понимаешь, что люди над тобой издеваются! Поэтому и защищаешь их!». Но, слава богу, я всё же осознавала, что это прозвучало бы крайне жестоко.

***

     К вечеру эмоции остыли, и включился разум. Внутри проснулся голос: «Ну, что? Успокоилась? Чудесно. А теперь давай разберёмся. Ты хоть понимаешь, что натворила? Признайся, Алла Альбертовна ни в чём не виновата. Да, она временами не скрывает своего настроения, но сегодня был не тот случай. Ты учила материал, но не доучила. За незнание по головке не гладят. А что касается Берты, то она предложила свою помощь. Просто её подход пришёлся тебе-бедной не по душе. Молодец, Инна. Теперь придётся ждать понедельника, чтобы исправить свои ошибки».


***

     В понедельник я буквально ворвалась в школу – настолько у меня был боевой настрой. Урок биологии прошёл отлично. И, сказать по правде, я изменила мнение об Алле Альбертовне. Она – хороший человек. Я и раньше думала так, но внушала себе обратное с целью оправдать свои неудачи. Биология, сравнительно с другими предметами, давалась мне труднее.
     Да, раньше Алла Альбертовна воспринималась мной как монстр, который никогда не слышал о гуманности. Но теперь я её зауважала. Она снова была не в настроении. Однако поставила мне пять, казалось, даже с удовольствием.
Следующим делом нужно было извиниться перед Бертой. Я хотела не просто попросить прощения, но и подарить ей шоколадные конфеты. Однако, вскоре, выяснилось: Берта тоже заболела.

***

     Двадцать третье ноября. Сегодня у нас было мероприятие, из-за которого мы освободились только к пяти вечера. Я решила проводить Злату в танцевальную студию. Впереди были выходные. Смеркалось. Город дремал под серебристым одеялом снега. Лицо порозовело от лёгкого мороза. Воздух был пропитан ароматом мандарин. В больших прозрачных витринах стояли зелёные и белые ёлки, украшенные шарами самых разных цветов, современными, а также, по-видимому, старинными игрушками. На них блестела мишура, мерцали яркие гирлянды. Под ними красными огнями горели подарочные коробки. В общем, атмосфера была волшебной. Мы болтали о Новом годе, вспоминали детство...
     – Давай! До завтра! Отдыхай! – обнимая меня, сказала Злата.
     Я пожелала подруге хорошего занятия, и через минуту она скрылась за тяжёлой дверью.
     Вокруг было настолько приятно, что домой мне совершенно не хотелось. Я бродила по улицам не меньше часа, а затем решила устроить Злате сюрприз: вернуться к студии и подождать, пока она оттуда выйдет. Занятие длилось полтора часа.
     Чтобы скоротать время я заглянула в ближайшую аптеку, чтобы купить йод. Не знаю, куда он вечно исчезал у нас дома. Внутри возле окошечка был всего один человек. Заняв очередь, я собиралась осмотреться, как внезапно поняла, что передо мной стояла Берта! Это было настоящей неожиданностью. Однако я не растерялась и осторожно постучала ей по плечу.
     – Привет! – слетело с моих губ.
     Вместо детского лица с горящими наивностью глазами я увидела совсем другое… Берта, явно, была загружена тяжёлыми мыслями. Опухшие веки и раздражённая кожа щёк говорили о том, что она долго плакала. У меня тоже было, из-за чего переживать. Но я чётко ощутила контраст между нашими эмоциональными состояниями.
     – Влажные салфетки за 250, – тихо произнесла Берта.
     – За 250? – спросила её продавщица.
     – Да, – ответила она, и я машинально оценила её зимнее пальто. Оно было потрясающим. Интересный фасон, качественный материал, насыщенный цвет мокрого асфальта. Если бы женщина в окошечке была повнимательнее, то её бы не удивило, что Берта покупала самые дорогие влажные салфетки в этой аптеке.
Осторожно положив всё в пакет, продавщица протянула его Берте.
     – Слушай! Подожди меня, пожалуйста, одну минуту, – воскликнула я.
Берта медленно кивнула головой, и в скором времени мы были на улице.
     – Слушай… Я должна перед тобой извиниться. Прости меня, пожалуйста, за то, что тебе нагрубила. Мне стыдно. Ты всё правильно сказала. Алла Альбертовна справедлива. У меня тогда выдался трудный день, и …
     Я собиралась закончить исповедь, как вдруг Берта разрыдалась.
     Безусловно, мои слова всколыхнули неприятные воспоминания, однако её реакция показалась странной: слишком бурной. Да, я поступила нехорошо, но всё же в число совершённых мною «преступлений» убийство родственника Берты не входило.
     – Извини… Прости ещё раз, – повторила я и поспешила добавить:
     – Не думала, что обидела тебя так силь…
     – Да не в оби-иде я! – внезапно перебила меня Берта и также неожиданно спросила:
     – Ты торопишься?
     – Нет, – бездумно ответила я.
     – Тогда пошли ко мне. Я живу в двух шагах отсюда, – решительно проговорила она, и мы очень быстро направились к перекрёстку, чтобы перейти дорогу.

***

     В квартиру мы вошли молча. Она располагалась на седьмом этаже нового дома. В глаза бросился дорогой ремонт, а также мебель из красного дерева, по-видимому, европейского производства. Всё, что попадало в поле зрения, буквально завораживало. Знаете, часто говорят: «Не в деньгах счастье». Наверное, так и есть. Однако смешно слышать эту фразу от тех, у кого их очень много. Настолько красивого антуража я никогда не видела, и у меня поднималось настроение… Просто потому, что мне безумно нравилось это место. Кругом царила эстетика.
     Я повторяла всё, что делала Берта. Она сняла пальто, повесила его на вешалку, и вскоре мы прошли в гостиную.
     Парадная люстра осветила помещение. Бежевый потолок и обои сдержанного золотого цвета изумительно сочетались со всем, что было внутри. Паркетный пол покрывал роскошный ковёр благородных цветов. Я обратила внимание на бесчисленное количество сувениров и семейных фотографий. Они были повсюду: на шкафах, телевизоре, стенах… Я тайно искала взглядом альпийскую горку.
     Мы устроились в синих креслах, декорированных золотыми вставками. Они оказались настолько мягкими, что я боялась провалиться в сон. Перед нами стоял широченный искусственный камин. Убавив свет, Берта его включила.
     – Он с теплообменником. Сейчас нагреется, и станет теплее. 
     – Отлично! Хотя у тебя и без того комфортно. Уютно! И очень красиво, – произнесла я с улыбкой.
     Всё располагало к открытому душевному разговору. Однако прошло по ощущениям не меньше четырёх минут, как я стала бояться того, что он не состоится. Пластиковые окна защищали нас от уличного шума, и тишина начинала давить.
     – Слушай, если тебе нужно уединиться, я пойму. Может, как-нибудь потом...
     – Нет-нет. Сейчас. Только сейчас. Или никогда, – прервала меня Берта и завершила:
     – Извини, я никогда и никому об этом не рассказывала. Мне просто нужно было
собраться с мыслями.
     Я думала, Берта скажет «не говорила», но она употребила глагол «рассказывать». По всей вероятности, мне предстояло узнать не просто о каком-то событии, а о целой истории.
     Мы помолчали ещё минуту, из-за чего я снова напряглась и уже собиралась это обозначить, как Берта задала вопрос:
     – Ты считаешь меня наивной? Только честно.
     – Да, – искренне ответила я, но поспешила добавить:
     – То есть, скорее да, чем нет.
     Мне хотелось заметить, что я никогда с ней подолгу не разговаривала, поэтому не могу делать какие-либо выводы, но это могло её отпугнуть. А вообще интуиция давно мне подсказывала: Берта вовсе не наивна.
     – Ну, ты согласна с тем, что большинство людей считают меня наивной?
     – Да.
     – По-твоему, почему?
     – Ты часто ведёшь себя так, как будто у тебя нет никаких забот. Бывает, расстраиваешься, но… Это тоже выглядит не по-взрослому. У тебя как бы нет промежуточного состояния: либо эйфория, либо истерика.
     Берта выслушала меня внимательнейшим образом. Казалось, она была готова на всё, и это сильно напрягало. Однако её решение поделиться меня очень радовало.
     – Ты шикарно одеваешься. Окружающие думают, что у тебя богатые родители и видят в этом источник твоей беспечности, – тихо завершила я.
Тема была более чем неприятной. Тем не менее, от Берты буквально веяло бесстрашием, из-за чего я совершенно не могла расслабиться и нервно соображала, что добавить.
     Одна мысль о молчании меня смертельно пугала. Но неожиданно загадочная собеседница подняла голову и медленно произнесла, глядя мне прямо в глаза:
     – Мой папа хорошо зарабатывает. Он – бизнесмен. А мамы у меня нет. Она умерла, когда мне было восемь лет.
     «Господи… Мамы нет. И почему все думали, что она есть?» – промчалось в голове. Тем временем, Берта продолжила:
     – Папы здесь почти не бывает. Он вечно в разъездах. Я вижу его раза два в неделю. Возвращается поздно. Поговорим полчаса, а потом он ложится спать, поскольку ему всегда нужно рано вставать.
     Обычно нечто подобное произносят с грустью. Но её глаза наполнились сожалением, в которое переходит печаль после долгих-долгих переживаний.  На несколько секунд Берта погрузилась в свои мысли. Позднее изрекла:
     – Я обожаю моду. Но покупаю столько вещей по другой причине… Папа даёт мне много денег. Чем больше я их трачу, тем сильнее чувствую, что он рядом. Возможно, это глупо, но всё равно.
     – Нет… Это не глупо, – произнесла я, сражаясь с комом в горле, и чтобы обрести душевное равновесие, попыталась воссоздать в памяти гардероб Берты, который был у неё в прихожей. Казалось, он того гляди взорвётся. Там висело столько всего, что я еле-еле втиснула свою скромную куртку.
     – Кстати! Смотри! – воскликнула Берта и достала из своей сумки мягкую игрушку. Это был довольно большой, удивительно симпатичный голубой дельфин. Скорее всего, именно эта вещь лежала у неё в портфеле, когда мы пересеклись в туалете.
     – Мне подарила его мама, когда я пошла в школу, – с улыбкой сказала Берта, прижав игрушку к себе, и завершила:
     – Могу оставить дома тетради или учебник. Но он всегда со мной.
Тут моё самообладание меня подвело и выпустило на волю горяченные слёзы. Я хотела извиниться, но у Берты зазвонил телефон. Поднеся его к щеке, она радостно произнесла:
     – Пап, привет! Как ты там?! Когда приедешь?!
Пока Берта разговаривала с отцом, я успела прийти в себя. Слёзы забрали моё напряжение, и стало значительно легче. Её рассказ меня настолько тронул, что я совсем забыла о вопросе: почему она ведёт себя, как ребёнок? Разумеется, наивной Берта не была. Однако причина её инфантильного поведения в обществе до сих пор оставалась загадкой. Тем не менее, после того, что я сейчас о ней узнала, было особенно неловко об этом спрашивать.
    – Знаешь… Мне ужасно не хватало мамы с тех пор, как её не стало. Но я привыкла к недостатку любви и научилась на этом не сосредотачиваться. Так бы продолжалось дальше, если бы не один человек… – проговорила Берта, снова усевшись в кресло.
    «Боже мой… Артём! Конечно, Артём! Как я могла о нём забыть?!» – вспыхнуло у меня внутри.
    В пространстве снова возродилось напряжение. «Ты влюблена в кого-то из нашей школы?» – чуть не спросила я, как вдруг вспомнила, что по нашим со Златой наблюдениям Артём был равнодушен к ней. Мой вопрос мог бы её ранить, поскольку она и без него страдала от дефицита внимания.
    – Странно будет этим поделиться, – проронила вдруг Берта, глядя в одну точку.
    – Что? – не поняла я.
    Сделав глубокий вдох, Берта взяла в руки дельфина, погладила его, как живого и открылась:
    – Один человек из нашей школы невероятно сильно напоминает мне мою маму. Это
    – Алла Альбертовна.
    На секунду Берта остановилась, а затем продолжила быстрее:
    – Они с мамой удивительно похожи внешне и внутренне. Алла Альбертовна – учитель биологии, а мама была врачом. Однажды она поехала на конференцию в Москву и…погибла.
     В своей первой школе я училась, в основном, на четвёрки. Но биология всегда давалась трудно. Наконец, папа решил, что мне необходимо позаниматься летом. Стал звонить в разные школы и нашёл для меня репетитора… Аллу Альбертовну.
Я уже на первом уроке почувствовала присутствие мамы… Та же энергетика, тот же голос, те же манеры! И, можешь себе представить, у неё в точности такое же кольцо, как было у мамы! Крупное. Цвета перезрелой клюквы. Причём, она носит его на том же пальце! Указательном.
     Возле камина был махровый коврик. Берта опустилась на него, и, не отрывая взгляда от огня, поведала, как мне показалось, о самом сокровенном:
     – Накануне маминого отъезда в столицу мы с ней поссорились. Она была довольно строгой по отношению к себе и к людям. Отличалась импульсивностью. Зависела от настроения…
      Мама сильно ругала меня за очередную тройку по биологии. Я унаследовала её эмоциональность и отреагировала очень резко. Перегнула палку от бессилия. Я старалась… Действительно, старалась! Всегда учила параграфы из учебника, никогда не пренебрегала подготовкой к самостоятельным и контрольным работам. Даже почитывала дополнительный материал, который мне давала мама. А у меня всё равно не получалось достичь успехов. Да ещё и критиковали. Я сорвалась, накричала на маму. Обидела её, обиделась сама. Весь вечер мы не разговаривали.
Берта присела на кресло. Её лицо скрылось за светлым занавесом волос.
     – Утром следующего дня мы с папой узнали о том, что мамы не стало, – завершила она, а затем расплакалась навзрыд.
     Я инстинктивно подошла к ней и крепко обняла.
     Несколько раз Берта пыталась что-то сказать. Но эмоции всецело ею завладели, и она не смогла изречь ни единого слова. Всё рыдала, рыдала, рыдала… Словно из души выходила настолько сильная боль, что вообще непонятно, как она прожила с ней столько лет.
     – Мне… Мне очень жаль, что мы расстались на такой ноте, – наконец, проговорила Берта, а позднее, продолжила:
     – Мама не просто погибла. Её нет каждый день. И весь день. Я скучаю по ней постоянно. Но частично её отсутствие мне компенсирует Алла Альбертовна. Всякий раз, когда она рядом, я сама не своя… Да, мама умерла. Тем не менее, моя душа вечно стремится её вернуть, не находя сил смириться с тем, что она ушла навсегда. Поэтому как только предоставляется малейший шанс, я совершаю отчаянную попытку сблизиться с Аллой Альбертовной. Воспринимаю её как портал, по которому могу общаться с мамой. И внутри столько невыраженного, что чувствую в себе намерение высказать сразу всё! Но это невозможно. Я её и без того шокирую… В итоге срабатывает мощнейшая реакция замещения. Она толкает меня на примитивный способ заполнения пустоты. Я привлекаю к себе внимание и не знаю меры. Это почти не контролируется.
      При виде Аллы Альбертовны я чувствую не радость, а адреналин. Больную ответственность. Одержимость. Мамы не стало внезапно. Думаю, в силу этого меня преследует страх чего-то не успеть.
      Особенно плохо то, что мои действия только отталкивают Аллу Альбертовну и, соответственно, отдаляют меня от мамы. Ведь когда имеешь цель кого-то расположить к себе, необходимо проявлять сдержанность. Ни один не захочет, чтобы регулярно крали всё его пространство. Я же, наоборот, навязываюсь. Но иначе не могу! Происходит то, что от меня фактически не зависит, и я становлюсь жертвой произвола. Пытаюсь показаться лучше, а выгляжу хуже.
      Стоит поймать на себе хотя бы один неодобрительный взгляд Аллы Альбертовны, как я готова застрелиться. В подобные минуты воображение рисует картину: огромный лифт ломается, с бешеной скоростью летит вниз с последнего этажа небоскрёба и, достигнув земли, оглушительно разбивается.
      Самый ужасный случай произошёл шестнадцатого сентября. Это День рождения Аллы Альбертовны. Я подарила ей альпийскую горку.
      В моих глазах читалось то, что нужно было срочно спрятать. Поэтому я поспешила их опустить. Тем временем, Берта продолжала:
      – Я собирала ей подарок больше недели. Всё не могла определиться с оформлением. Там очень много деталей было. Цветки, росточки, камни, другие украшения…
      Минут пятнадцать я уговаривала её принять подарок. В итоге, у меня это получилось. Но позднее я осознала, что натворила… Всё напомнило пытку едой, понимаешь? Причём, я заставила человека проглотить несъедобное.
Монолог ненадолго прервался. Признаться, я была в ужасе от его содержания. Но мотив поступка Берты был мне ясен.
     – А я думала, ты влюблена, – произнесла я с приятной улыбкой, выждав паузу.
     – В кого?
     – В Артёма…  Помнишь День учителя? Ты пела, – начала говорить я. Берта почему-то взялась за голову. Но я осмелилась довести свою мысль до конца:
     – Он тогда вышел из зала, и тебе, явно, не хотелось больше…
     – Вышла Алла Альбертовна, – перебила меня Берта.
     Я хотела возразить, но смутно вспомнила, что зал покинула целая группа людей. Возможно среди них была Алла Альбертовна. Я просто её не заметил, поскольку наблюдала за Бертой и Артёмом.
     – Это была катастрофа… – изрекла моя собеседница, и снова заплакав, продолжила:
     – Я так себя опозорила… После шестнадцатого сентября мне было очень плохо. Думала, вообще не отойду. Но накануне Дня учителя Алла Альбертовна похвалила меня за работу на своём занятии. Я мигом восстановилась и загорелась идеей доказать ей, что способна на большее.
     Естественно, времени на подготовку у меня фактически не было. Из-за нахлынувших эмоций я совершенно не владела собой и загнала себя в капкан. Нашла в интернете самую простую песню, скачала минусовку, потом судорожно учила текст... На следующий день подбежала к Веронике и попросила включить моё выступление в список номеров. Она была против, но пошла мне навстречу. Ну а как я выступила… Наверное, запомнили все.
      Берта рассмеялась грустным смехом, а затем проговорила:
      – Наверное, меня мучает совесть… Ещё поэтому так важно, чтобы Алла Альбертовна была обо мне хорошего мнения. Завоёвывая её уважение, я как бы косвенно прошу прощения у мамы. Нас обеих можно было понять. И всё же любую мать, будь она врачом, расстраивало бы, если бы её дочь регулярно получала плохие оценки по биологии. Уж могла бы я тогда…как-нибудь сдержаться.
      – Не вини себя! Конечно, ты бы так не поступила, если бы знала, как всё обернётся! – не могла не вмешаться я.
Берта помолчала, а позднее из глубин её души всплыли мысли, в которых, похоже, была заключена вся философия подростка, переживающего тяжёлый период:
      – Самое страшное в беде то, что ты, помимо всего прочего, ещё и никому не нравишься! Развитие предполагает постижение не только негативного, но также позитивного опыта. Если уже повзрослевшему человеку хронически чего-то не хватает, он может вести себя как ребёнок. Мне обидно до боли в сердце, что, с точки зрения психологии, я чувствую себя значительно старше своих сверстников, но при этом веду себя так, словно их намного младше.
       В пространстве повисла тишина. Теперь она совсем меня не напрягала. Даже была кстати, поскольку я невольно размышляла над словами Берты. Особенно над тем, что, когда плохо, ещё и всем мешаешь, поскольку являешься источником негатива. Действительно, зачем кому-то твои проблемы? У людей полно своих забот.
      – Берта… Когда мы сегодня с тобой встретились в аптеке, тебя что-то очень сильно огорчило. Это имеет отношение к Алле Альбертовне? – поинтересовалась я.
      – Да, – подтвердила она и пояснила:
      – Я сегодня была в больнице на выписке. Возвращалась домой и встретила её. Она стояла возле ларька, фрукты покупала. Казалось бы, судьба подготовила ловушку… Ведь я болела и не видела её больше недели. Но поскольку это было неожиданно, эмоции меня не захлестнули. Они не успели накопиться, благодаря чему мы впервые нормально побеседовали. Именно побеседовали! То есть это был естественный диалог, а не крик моей души. Я была счастлива…
       Но потом Алла Альбертовна сообщила мне ошеломительную новость. Через несколько дней она увольняется. Её муж – военный, и они переезжают аж на Дальний Восток! Вот так. И сказки конец…
       Но я искренне благодарна богу за то, что он подарил мне шанс по-человечески поговорить с Аллой Альбертовной. Возможно она думала обо мне лучше, чем казалось… И вовсе не считала меня наивной дурой в отличие от большинства. 
Берта ещё многое успела рассказать мне в тот вечер. Мама учила её вышивать, вязать крючком. Судя по всему, она была прекрасным человеком. И я с ужасом пыталась представить тяжесть её утраты.
       Берта высказалась... Лишь тогда я почувствовала, что могу уйти. Часы показали начало одиннадцатого. На моём сотовом было девять пропущенных вызовов. Я забыла, что не включила звук на телефоне после школьного мероприятия. Папа звонил большее количество раз. Однако сначала я почему-то связалась с мамой. Пожалуй, никогда раньше мне не было так стыдно перед ней. 


***

     Я думала, что мы с Бертой подружимся. Но она держалась особняком. Её последней фразой, которую она произнесла в мой адрес, стала следующая: «Инна, я искренне благодарна тебе за то, что ты меня выслушала. Но знай… Я раскрылась не тебе. Я просто раскрылась». Только теперь до моего сознания дошёл смысл её слов. Несмотря на все мои старания она не чувствовала, что я её поняла. И в этом не было ничего странного. Правильно. Что я могла понять? Моя мама была жива, здорова. И папу я видела ежедневно. Истинного понимания нет, и быть не может без опыта. А мне была доступна лишь теория. В любом случае, когда делишь с кем-то свои переживания, избавляешься от груза. Берте стало легче. И мне было приятно на душе от того, что я этому поспособствовала.

Эпилог

      Через неделю к нам в школу пожаловала новая учительница биологии, оказавшаяся полной противоположностью предыдущей. Я жалела Берту, но отчасти даже радовалась за неё. В глазах окружающих она выросла быстрее, чем бамбук, благодаря чему над ней прекратили изгаляться. Хотя дело даже не в этом. С одной стороны, Алла Альбертовна ей помогала… С другой – лишь терзала её, не позволяя принять прошлое и с надеждой на лучшее жить дальше. Смотреть вперёд! 
      Обычно, когда человек решает рассказать что-то по-настоящему личное, он берёт с того, кому изливает душу, обещание сохранить всё в тайне. Берта, наоборот, дала мне полную свободу действий. У меня не было намерения идти на поводу общественного любопытства. Однако, кто знает?.. Может, Берта даже хотела, чтобы я распространила то, чем она со мной поделилась.