23. Снова вместе!

… Базарный день в жизни респектабельных обывателей Барката — маленького и тихого городка, раскинувшийся к югу от Бескрайних Пустошей и Чёрного Леса, через которые протянулся тракт Чёрных Рыцарей — всегда был весьма значимым событием. Городские ворота распахивались настежь, и обходные, стоящие на страже, беспрепятственно пропускали всех, будь то торговцы, покупатели, или странники, не спрашивая ни имён, ни цели. Такова традиция.

Этот базарный день выдался на редкость душным, несмотря на ветер — горячий, несущий с Пустошей тучи мелкой серой пыли. Из-за этой самой пыли казалось что город подёрнут зыбкой туманной дымкой. И всё же горожане спешили прочь от домашней тишины и прохлады на шумные улицы, от души радуясь, что в этот день они вернутся домой с обновкой и со свеженькими сплетнями. И что можно шутить, смеяться и распевать, не опасаясь угодить за решётку.

Торговали всюду; на улицах, примыкающих к рыночной площади, было не протолкнуться от по-праздничному наряженных людей, возбуждённо обсуждающих качество того или иного товара в лавках, приценивающихся, или обменивающихся друг с другом последними новостями. Гул множества голосов, призывные возгласы торговцев, писк рожков, слышались отовсюду.

На задворках Барката, в узких и тёмных переулках, пропитанных вонью фекалий и гнилых помоев, которые жильцы окрестных развалюх по старинке выплёскивали из окон на осклизлые от грязи и плесени булыжники мостовых, в глухих, заваленных мусором тупиках и подворотнях тоже занимались бизнесом, правда несколько иного рода. Сюда доносились лишь отголоски ярмарочного шума. Крысиное Ущелье — так называли это место горожане. Ущелье по праву можно было считать маленьким городом, возникшем на территории Барката.

Те, что считали себя добропорядочными, старались обходить эту клоаку десятой дорогой, не рисковали сунуть нос в Ущелье даже «бравые» обходные (вот разве что по какой нужде). Кому же захочется попасть в лапы хозяев — гоблинов, изввестных своей изощрённой жестокостью, особенно по отношению к блюстителям закона. Зато для беглецов, укрывающих от суровой расправы, и тех, кого официально признали преступившими волю Великого Эала Ущелье гостеприимно раскрывало двери тайных убежищ. Сколько обездоленных нашли здесь кров и кусок хлеба — о том было неведомо и самим обитателям Ущелья.

Здесь никого не интересовало, сколько в прачечной работниц, или когда появился мохноногий ушастый половинчик в лавке зеленщика. Никого не удивляло, что в одной из таверн (при которых, конечно, были бордели) появился ещё один слуга. Здесь каждый заботился о себе как мог, каждый платил за свою свободу… или за её призрак.

… Из-под похожей на нору низкой арки между домами на одной из извилистых улочек слышались звуки возни, приглушённый смех.

– Эй, паря! – говорила женщина. – Пыл поумерь-ка! Брат сегодня дома, могу ведь и позвать!
– Можешь, – отвечал мужчина, усмехаясь. – Если только он услышит сквозь сон. Помнится, давеча он провалялся в отрубе полтора суток — после того как угостился твоим пойлом.
– Ну, Лут, он заслужил того. Заслужил… и теперь… Ай, Лут! Что ты делаешь?!!

Звуки поцелуев, стоны.

– Ты такая умница, радость моя, Рэтти! Ты всегда… знаешь… Что надо делать…
– Тс-с-с!

Сладкая парочка затаилась.

Узкая скособоченная боковая дверь одного из закопченных долговязых скелетов из кирпича и извёстки, носившего гордое имя доходного дома, противно скрипнув ржавыми петлями, приоткрылась: ровно настолько, чтобы выпустить юного рыжеволосого хоббита. Спрыгнув с выщербленного крыльца, он запрокинул голову и махнул рукой тому, кто глядел на него сквозь пыльное треснутое окно с верхнего этажа. Затем, улыбнувшись, малыш подсмыкнул слишком широкие штаны и заторопился прочь, шлёпая по влажным булыжникам большими ступнями, ловко перепрыгивая через мутные лужи. Он направлялся в город на ярмарку, как, впрочем, и многие из подрастающего поколения Ущелья, надеющиеся поживиться задаром.

Время близилось к полудню, торговля была в самом разгаре. Много вертелось на шумной ярмарочной площади всякой малолетней мелочи: детей торговцев, которых родители не хотели, или не могли оставлять дома, «казачков» на побегушках, карманных воришек, попрошаек. Мало кому из обывателей было дело до тщедушного хоббитёнка в ветхих холщёвых штанах на лямках и рубахе, болтающейся как мешок на его тощем теле, шустро пробирающегося сквозь пёструю уличную толпу, словно игла, пронизывающая ткань. Да и что с того, что он не был человеком? Таких держали многие в качестве прислуги.

Прошмыгнув мимо усатого обходного, топчущегося у зелёной палатки пивовара, рыжик приостановился и оглянулся, чтобы поглядеть, как блюститель порядка, будучи уже на подпитии, пытается в один присест осушить здоровенную кружку. Затем, весело рассмеявшись, когда обходной, не удержавшись на ногах, схватился за одну из стоек, едва не повалил палатку, взъерошил пятернёй огненно-рыжие лохмы и поспешил дальше.

– Ух ты, какой обаяшка-кучеряшка! – воскликнула красивая молодая госпожа в строгом чёрном платье, указывая на привлекшего её внимание хоббитёнка двум её спутникам. – И так спешит куда-то…
– Чей-то карман освободил от балласта — вот и спешит улизнуть, – с кривой усмешкой отвечал один — кавалер в сером камзоле. – Хотя… – добавил он задумчиво, – и не факт.
– Не пойман — не вор, – другой, атлетически сложённый брюнет в мантии покачал головой.

Пронзительно-зелёные глаза молодой госпожи сузились, однако она предпочла воздержаться от высказываний.

Добравшись до магазинчика аптекаря, что размещался в угловом флигеле особняка по другую сторону площади, крошка хоббит задержался, чтобы пробежать взглядом большую доску с объявлением о розыске беглых эльфов, при этом сильно морща нос с горбинкой, будто хотел чихнуть. Затем поправил штаны и скользнул внутрь.

Уличный шум и жара остались по ту сторону притворенной двери. Внутри было прохладно и сумеречно, и пахло лекарствами травами и чистотой. И ещё чем-то, чему хоббит не мог подобрать слова, объясняющего суть.

– Здрав будете, почтенный господин! – протарабанил рыжик с порога, обращаясь к пожилому бородатому аптекарю, сгорбившемуся над конторкой в углу и что-то записывавшему в тетрадь при свете оплывшего огарка восковой свечи.
– А-а! – откликнулся тот, оборачиваясь; на носу блеснули круглые очки. – Мой постоянный клиент пожаловал! Ну, с чем теперь ко мне пожаловал, э?
– Вот! – малыш протянул аптекарю сложенный вчетверо бумажный листок.
– Ну-ка поглядим… – пробормотал аптекарь. – Так-так… Всё как и в прошлый раз… Ах, нет: ателас! И ещё задремай-корень, воронов глаз и пол-унции алмазного коготка, – подсняв седую голову, аптекарь пристально поглядел на маленького заказчика. – Что, снова хозяин захворал?

Хоббит молча кивнул, симпатичную мордашку омрачила тень заботы. Вздохнув, аптекарь скрылся за неприметной дверцей, прятавшейся за шкафами со всевозможными снадобьями, и вскоре вернулся с пакетом из коричневой обёрточной бумаги.

– Здесь всё, о чём просил твой хозяин, – сказал аптекарь, кладя пакет на широкий деревянный прилавок. – Нет-нет! – запротестовал он, когда юный хоббит протянул ему деньги. – Я не беру плату с того, кто помог мне.
– О, добрый господин!..
– Спеши, – добродушно махнул рукой аптекарь. – И передай: двери дома Йолуса для него всегда открыты.

Сунув пакет в холщёвую торбу, что извлёк из кармана штанов, рыжик выбежал на улицу, провожаемый смеющимся взглядом глубоко посаженных тёмных как угольки глаз господина Йолуса.

Лавируя в ярмарочной толпе, юный хоббит спешил; на губах его была довольная улыбка. Лишь ненадолго он задержался у подмостков, сооружённых в центре площади, чтобы взглянуть на магиков-акробатов, кувыркающихся и паясничающих под одобрительные крики и свист зевак, затем, махнув рукой, подался к лавчонке, где торговали сдобой.

– Чего тебе, недомерок? – ворчливо окликнула его толстуха торговка, окидывая малыша оценивающим взглядом с рыжих вихров до покрытых мехом босых ног. – Если что спереть вздумал, то…
– Во-он те румяные пирожки с чем? – перебил её хоббит. – С мясом?
– С курицей, – отвечала торговка, подбоченясь, готовая послать подальше «мохноногого нелюди».
– Дайте на три медяника, – кивнув, приказал тот, демонстрируя деньги несколько обескураженной торговке.
– Мери!

Вздрогнув, юный хоббит резко обернулся.

– Руди! – воскликнул он, заключая в объятия земляка — такого же как и он, только темноволосого и, пожалуй, одетого немного получше. – Вот так сюрприз!
– Меня хозяин решил на ярмарку с собой прихватить, – сообщил Руди. – Но ты! Тебя я и не надеялся когда-нибудь увидеть, Меригар. Тётку-то твою хворь в могилу свела.
– Что?.. – рыжик ошарашенно уставился на друга.
– Ну! Как вернулась тогда с торгов, так и…
– Ру-дима-ан!!! – окрик прорвался сквозь шум.
– Ох, я побежал! – всполошился Руди. – Хозяин, когда злой, шкуру заживо содрать может! Был рад увидеть тебя, дружище!
– Будь счастлив! – прокричал рыжик ему вслед, прежде чем Руди скрылся в толпе.
– Эй, недомерок! Держи свои пироги!

Юный хоббит медленно обернулся. Торговка протянула ему свёрток.

Рассеянно пробормотав благодарность, малыш сунул пирожки в торбу и заторопился прочь.

***

С тёмной узкой пахнущей, плесенью и сыростью лестницы одного из домов Ущелья донёсся звук тихих торопливых шагов. Скрипнула ступенька под босой стопой юного хоббита… Ещё одна… вот и верхний этаж. Из-за грубо сколоченной из плохо оструганных досок двери послышалось тихое пение:

Home is behind,
The world ahead,
And there are many paths to tread…

Поющий умолк. Раздался вздох, шебуршение, шаги.

Хоббит, прильнувший к дверной створке, улыбнулся.

– Наверняка он не ждёт, что я могу так скоро вернуться! – прошептал он и снова усмехнулся. – А я ещё и с сюрпризом!..

Хоббит распрямился и замер, настороженно прислушался. Подошёл к расшатанным перилам, перегнулся по пояс, глянул вниз. Но лестница была пуста; тёмная тень, мелькнувшая в пролёте, ему лишь почудилась. Вздохнув с облегчением, хоббит приоткрыл дверь и юркнул внутрь.

– О, братец! – воскликнул он радостно. – Я вижу, тебе лучше!

В ничтожной скудно мебелированной комнатушке со скошенным потолком, было почти так же сумеречно, как и на лестнице. Обстановка была крайне скудной: стол, пара табуретов, полка, на которой стояли какие-то плошки и пара кружек, два сенных тюфяка, брошенных в углу… У крошечного запылённого окошка, едва пропускавшего свет с улицы, стоял тот, к кому так торопился юный хоббит. Лишь только малыш вошёл, парень обернулся и улыбнулся; глаза его светились.

– Я принёс всё, что ты просил, братец! – выпалил хоббит, подходя к столу и кладя на него торбу. – И, – он сделал многозначительную паузу, – кое-что ещё.
– Мери, как всегда, полон тайн, – заметил парень, приподняв бровь. – Ну, судя по запаху, пироги с курицей…
– У-га-дал! – Мери был весьма доволен. – Сегодня устроим пир!

Откинув за спину длинную волнистую прядь, парень развязал верёвку, стягивающую горлышко торбы, и извлёк один за другим оба пакета.

– Хм… – проговорил он, задумчиво погладив короткую русую бородку. – Или мистер Йолус дал сдачу, или… – он с подозрением взглянул на рыжика.
– Я не украл!!! – взвился тот. – Господин Йолус сказал, что ни за что не станет брать с тебя денег.
– Ага, – парень покачал головой. – Ну что ж, он очень любезен. Нам с тобой повезло встретить такого человека.

Наклонившись, парень достал из-под стола котелок.

– Воды на донышке… – пробормотал он, заглядывая внутрь.
– Я мигом принесу! – схватив котелок, рыжик выбежал из комнаты, ступени старой лестницы заскрипели под его шагами.

Парень снова подошёл к окошку, из которого виднелись лишь крыши (если глядеть вдаль), заколоченные окна дома напротив и кусочек улочки (если взглянуть вниз). И затянул тихо песню, что с утра крутилась в голове, будоража мысли:

Through shadow
To the edge of night,
Until the stars are all alight,
Mist and shadow,
Cloud and shade,
All shall fade
All shall...fade.*

Он был настолько погружён в нахлынувшие воспоминания, что не услышал тихих как у кошки шагов той, что подкралась сзади. И, вздрогнув, замер, когда чьи-то прохладные ладони легли ему на глаза. Он дотронулся до них кончиками пальцев, не веря, что ладони реальны, и, будто страшась разрушить иллюзию, навеянную его мечтами, прошептал тихо, с дрожью:

– Леди Джейн?..
– Нолли! Я, я! Конечно я!

Он резко повернулся: она глядела на него, и в её широко распахнутых изумрудных глазах блестели слёзы.

– Я нашла тебя! – проговорила волшебница, с улыбкой покачивая головой.

И, всё ещё не веря, что эта встреча ему не снится, заключил её в крепкие объятия.

– Леди Джейн! – шептал Оливер, прижимая её к груди, вдыхая запах её волос, такой знакомый. – Милая моя леди Джейн…

Он отстранился и поглядел на неё в крайнем изумлении.

– Но… Как?
– Как?! – воскликнула волшебница, скрещивая руки на груди. – Так же, как и ты… почти. И ты думал, что с меня вполне хватит записки, колдун нестандартный?!! Ах ты!..

Стиснув кулаки, Джейн закусила губу и принялась колотить Оливера по груди и плечам. А тот только улыбался.

Распахнувшаяся настежь дверь заставила Джейн прервать расправу и обернуться.

– Та-ак! Картина маслом! – «прогудел» сэр Чарлз Бейтс, входя в комнату. – Я продолжаю утверждать, что леди Джейн является реинкарнацией Шерлока Холмса.

С лестницы донеслись звуки возни, послышалось сдавленное «Ох!». В следующий момент в «апартаменты» Оливера Флэминга прошествовал мистер Джек Докинс с мастером Меригаром Голдом под мышкой, упирающимся и рассерженно сопящим.
– Пусти меня, ты! – вскричал Мери негодующе. – Шпион, пособник Стражей!
– За оскорбление полагается хорошая трёпка, – спокойно проговорил Доджер, перехватывая юного хоббита поудобнее и грозя пальцем ему перед носом.
– Оставь его в покое, Джек, – сказал Оливер, делая шаг назад и обессиленно опускаясь на один из табуретов.
– За то, что он облил меня с ног до головы? – проворчал Доджер. Но хоббита всё же опустил на пол.
– Вот, Мери, – сказал Оливер, указывая кивком на нежданных гостей, – знакомься. Перед тобой те, о которых я тебе так много рассказывал.
– А! – воскликнул юный хоббит, глядя на друзей, будто ребёнок на слонов в зоопарке. – Так вы и есть те самые странники во времени!

*Pippins Song