24 янв. 1994 г. · Раймонд Ф. Джонс , родился 15 ноября 1915 г. в Солт-Лейк-Сити и умер 24 января 1994 г. (до 78 лет) в Сэнди в штате Юта , писатель ...
Содержание
ГЛАВА ОДИН
ГЛАВА ВТОРАЯ
В ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ГЛАВА ПЯТАЯ
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ОДИН
За орбитой Марса « Лавуазье » осторожно пробирался сквозь поля астероидов. На борту корабля-лаборатории немногие из членов постоянной Смитсоновской астероидной экспедиции знали, что они находятся в движении. Живя в поле год или два, они почти ничего не осознавали, кроме полумиллионной культуры, разбросанные фрагменты которой окружали их со всех сторон.
Единственной связью с Землей в данный момент была радиосвязь, по которой д-р Дельмар Андервуд звонил д-ру Илье Морову из Центра Земной Медицины.
Светлые, тщательно уложенные волосы Иллии были лишь слегка золотыми на фоне ярко-белого хирургического халата, который она все еще носила, когда отвечала. Ее глаза расширились от удовольствия, когда ее лицо сфокусировалось на экране, и она узнала Андервуда.
— Дель! Я думал, ты заснул там с мумиями. Больше месяца не звонил. Что нового?
"Не так много. Терри нашел некоторые новые доказательства существования Строида III. У Файфа есть новый кусок металла с надписями, и они нашли что-то, что выглядит почти так, как если бы это была электронная трубка пятьсот тысяч лет назад. Я работаю над этим. В остальном все спокойно и прекрасно!"
— Все еще убежденный отшельник? Глаза Илии потеряли часть своей шутливости, но не нежности.
«Здесь больше спокойствия и довольства, чем я когда-либо мечтал найти. Я хочу, чтобы ты приехал сюда, Илья. Выходи на месяц. Если ты не хочешь остаться и выйти за меня замуж, тогда ты можешь вернуться и больше ни слова не скажу».
Она покачала головой в твердом решении. «Земля отчаянно нуждается в своих ученых. Слишком многие уже сбежали. Говорят, венерианские колонии процветают, но я говорил вам год назад, что просто сбежать не получится. Я думал, вы уже сами это выяснили. ."
— А я говорил вам год назад, — категорически сказал Андервуд, — что единственный возможный выбор здравомыслящего человека — это бегство.
«Ты не можешь сбежать от своей собственной культуры, Дел. Ведь экспедиция, которая предоставила тебе возможность стать отшельником, зависит от Земли. Если Конгресс сократит финансирование Института, ты вернешься туда, где был. Вы не можете уйти».
«Всегда есть венерианские колонии».
«Ты же знаешь, что там невозможно существовать независимо от Земли».
«Я не говорю о науке и технике. Я говорю о социальной дезинтеграции. Конечно, ученому не нужно брать это с собой, когда он пытается избежать этого».
— Культура не виновата, — серьезно сказал Илья, — и человечество тоже. Нельзя смеяться над ребенком за его неуклюжесть, когда он учится ходить.
«Надеюсь, человеческая раса миновала свое детство!»
«Условно говоря, это не так. Дрейер говорит, что мы только сейчас выходим из стадии пещерного человека, и, я полагаю, это можно было бы правильно назвать младенчеством человечества. Дрейер называет это стадией «головного человека».
«Я думал, что он семантик».
— Вы бы знали, если бы вы когда-нибудь с ним разговаривали. Он оторвет каждое произнесенное вами слово и бросит его вам в ответ. На этой стадии нужен какой-то лидер или «главный человек», более сильный, чем они сами, для руководства, принятия на себя ответственности и порицания в случае неудачи группы. Эти функции никогда в прошлом не развивались у индивидуума, чтобы он мог самостоятельно контроль над своим эго. Но это приближается - в этом весь смысл работы Дрейера».
— И вся эта неразбериха и нестабильность должны иметь к этому какое-то отношение?
«Он рос десятилетиями. Мы видели, как он достиг пика в нашей жизни. Старые фетиши потерпели неудачу, вожди оказались пустыми богами, а человеческая вера превратилась в насмешку. Президенты, диктаторы, губернаторы , и священники — все они пали с высоты своей, и массы человечества уже не будут верить никому из них».
"И это развитие расы?"
«Да, потому что из него выйдет народ, который нашел в себе ту силу, которую раньше находил в «главных людях». Наступит гонка, в которой индивидуум сможет взять на себя ответственность, которую он всегда возлагал на «главного человека», «главный человек» больше не нужен».
«Итак — абсолютная анархия».
«Концепция« главного человека »есть, но сначала он должен выяснить, что она не имеет ничего общего с правительством. С людьми, способными к независимому, конструктивному поведению, настоящая демократия станет возможной впервые в мировой истории».
«Если все это все равно произойдет, по словам Дрейера, почему бы не попытаться избежать безумия переходного периода?»
Глаза Ильи Морова сузились в замешательстве, когда она посмотрела на Андервуда с полным непониманием. «Разве не имеет значения, что раса переживает один из величайших кризисов в истории? Разве не имеет значения, что вы обладаете навыком, который имеет огромную ценность в наше время? физические науки, которые бегут в огромном количестве. Венерианские колонии должны прекрасно проводить время с физиками, топчущими друг друга, чтобы уйти от всего этого - и Земля почти лишена их. Уничтожают ли физические науки всякое чувство социальных обязательств?
«Вы забываете, что я не совсем согласен с теориями Дрейера. Для меня это не что иное, как гниющая структура, которая, наконец, рушится из-за собственного внутреннего распада. Я не вижу, чтобы из этого вышло что-то положительное».
— Наверное, да. Что ж, было мило с твоей стороны позвонить, Дэл. Я всегда рад тебя слышать. В следующий раз не жди так долго.
«Илья…»
Но она разорвала связь, и экран медленно стал серым, оставив аргумент Андервуда незавершенным. Раздраженно, он щелкнул переключателем на общедоступные новостные каналы.
Где он ошибся? Прошедший год, с тех пор как он присоединился к экспедиции в качестве главного физика, был подобен раю по сравнению с жизнью в нестабильном, безответственном обществе, существующем на Земле. Он знал, что это чисто невротическая реакция, это желание сбежать. Но применение этого ярлыка ничего не решало, ничего не объясняло и не носило клейма. Невротическая реакция была нормой в столь запутанном мире.
Он обернулся, когда новости раздались с вечной срочностью, заставившей его задаться вопросом, как комментаторы выдерживают бесконечный поток кризисов.
Президенту снова был объявлен импичмент — третий за полгода.
Кандидатов на его должность не было.
Церковь была сожжена прихожанами.
Два мэра были убиты с разницей в несколько часов.
Это была та же самая новость, которую он слышал шесть месяцев назад. То же самое будет завтра и в следующем месяце. История планеты, отвергающей всякое лидерство. Беззаконие, которое было хуже анархии, потому что все еще существовало правительство — правительство, которым могла управлять и хлестать неуверенность избравшего его населения.
Дрейер назвал это тщетным поиском «главного человека» людьми, которые больше не будут доверять никому из себе подобных в качестве «главного человека». И Андервуд не осмеливался доверять этому бойкому объяснению.
Многие другие, кроме Андервуда, обнаружили, что больше не могут терпеть нестабильность своей собственной культуры. Среди них были многие ведущие ученые мира. Большинство из них отправились в джунгли земли Венеры. Научные ограничения такого пограничного существования удерживали Андервуда от присоединения к венерианским колониям, но он был очень близок к этому как раз перед тем, как получил предложение стать главным физиком экспедиции Смитсоновского института в области астероидов. Теперь он задавался вопросом, что бы он сделал, если бы предложение не поступило.
Зажужжал сигнализатор внутренней связи. Андервуд выключил новости, когда скучающий оператор связи в диспетчерской объявил: «Док Андервуд. Вызовите Дока Андервуда».
— вмешался Андервуд. — Говорю, — раздраженно сказал он.
В комнату ворвался голос Терри Бернарда. «Эй, Дель! Ты собираешься избавиться от похмелья и ответить на звонки, или нам стоит забальзамировать останки и отправить их обратно?»
«Терри! Ты, дурак, что тебе нужно? Почему ты не сказал, что это был ты? Я подумал, может быть, это был тот слононогий Мейнс с кусками слюды, которые он принял за молитвенные палочки».
«Стройды не пользовались молитвенными палочками».
— Ладно, пропусти. Что нового?
"Много. Можешь зайти ненадолго? Я думаю, у нас действительно кое-что есть".
«Лучше бы все было хорошо. Мы отправляем корабль в Файф. Где ты?»
«Астероид С-428. Он находится примерно в 2000 милях от вас. И принесите все инструменты для добычи твердых пород, которые у вас есть. Мы не можем проникнуть в эту штуку».
«Это все , что тебе нужно? Используй свои сверла с двойным покрытием».
«Мы изнашивали пятерых из них. Даже на них нет ни царапины».
«Ну, тогда используй Атомный поток. Вероятно, артефакту это не повредит».
— Я скажу, что не будет. Он даже не согреет. Есть еще какие-нибудь идеи?
Разум Андервуда, который был наполовину занят обдумыванием своих личных проблем, пока он разговаривал с Терри, испуганно переключился на то, что говорил археолог. — Вы имеете в виду, что нашли материал, которого не коснется Поток Атома? Это невозможно! Уравнения Потока доказывают…
— Я знаю. Теперь ты придешь?
«Почему ты сразу не сказал? Я приведу весь корабль».
Андервуд отключился и переключился на линию капитана. «Капитан Доусон? Андервуд. Пожалуйста, подведите корабль к астероиду С-428 как можно быстрее?»
— Я думал, доктор Файф…
«Я отвечу за это. Пожалуйста, переместите судно».
Капитан Доусон согласился. Его инструкции заключались в том, чтобы передать корабль в распоряжение Андервуда.
Беззвучно и невидимо поле искажения прыгнуло в космос вокруг массивного корабля-лаборатории, и Лавуазье без усилий двинулся сквозь пустоту. Его идеальное управление инерцией не оставляло следов его движения, видимых для пассажиров, за исключением штурманов и пилотов. Сотни хрупких единиц оборудования в лабораториях Андервуда оставались такими же прочными, как если бы они были прикреплены к тоннам стали и бетона глубоко под поверхностью Земли.
Двадцать минут спустя они зависли в поле зрения маленького черного астероида, блестевшего в слабом свете далекого Солнца. Фигуры Терри Бернарда и его помощника Бэтча Фейджина в скафандрах цеплялись за поверхность, двигаясь, как мухи на почерневшем замерзшем яблоке.
Андервуд уже был в шлюзе для скутеров, верхом на маленьком космическом скутере, который они использовали для перемещения между кораблями экспедиции и между астероидами.
Пилот манипулировал « Лавуазье » настолько близко, насколько это было необходимо, затем подал сигнал Андервуду. Физик нажал кнопку, которая открыла замок на борту сосуда. Скутер вылетел в космос, неся его верхом на себе.
"Покатайся на них, ковбой!" — крикнул Терри Бернард в интерком. Он издал дикий ковбойский вопль, который пронзил уши Андервуда. «Смотри, эта штука не превращается в черепаху вместе с тобой».
Андервуд усмехнулся про себя. Он сказал: «Ваше отношение убеждает меня в давней теории о том, что археология — это не наука. В любом случае, если ваша история о материале, непроницаемом для атомного потока, неверна, вам лучше получить хорошее алиби. У Файфа была кое-какая работа, которую он хотел. сделать на борту сегодня ".
«Приходите и убедитесь сами. Вот оно».
По мере того, как скутер приближался к астероиду, Андервуд мог мельком заметить его странность. Он выглядел так, как будто был покрыт обычным астероидным материалом из обломков никеля и железа, но Терри очистил его более чем от половины поверхности.
Открытая половина представляла собой блестящую штуку из черного дерева, плоскости и углы которой были обработаны с математической точностью. Казалось, что только на одном полушарии было по крайней мере тысяча отдельных граней.
Глядя на него, Андервуд почти мог понять трепет открытия, который побуждал этих археологов копаться в тайнах космоса в поисках затерянных королевств и рас. Этот объект, обнаруженный Терри, был великолепным артефактом. Он задавался вопросом, как долго он вращался вокруг Солнца с тех пор, как разум, который его сформировал, умер. Теперь он пожалел, что Терри не использовал «Атомный поток», потому что это, вероятно, разрушило достоверность соотношения радия и свинца в покрытии обломков, которое в противном случае могло бы указывать на возраст этой штуки.
Терри почувствовал что-то вроде благоговения Андервуда в его молчании, когда он приблизился. — Что ты об этом думаешь, Дел?
— Это… красиво, — сказал Андервуд. — У тебя есть хоть малейшее представление о том, что это такое?
«Ничего. На нем нет никаких следов».
Скутер замедлил ход, когда Дел Андервуд направил его к поверхности астероида. Оно мягко коснулось, и он отстегнул себя и шагнул вперед. «Файф простит вам за это все грехи», — сказал он. «Прежде чем вы покажете мне, что «Атомный поток» неэффективен, давайте отломим пару тонн покрытия и поместим его в корабль. Возможно, мы еще сможем датировать эту штуку. Почти все эти астероиды имеют небольшое количество радиоактивности где-то в Мы можем отколоть часть с противоположной стороны, где Атомный поток меньше всего на нее повлияет».
— Хорошая идея, — согласился Терри. «Я должен был подумать об этом, но когда я впервые обнаружил единственный выступ обработанного металла, я решил, что он очень мал. понимаю, что мне придется сжечь всю поверхность астероида».
«Мы можем также закончить работу и полностью раскрыть ее. Я позову своих людей с корабля».
Потребовалось около часа, чтобы отколоть и высверлить образцы, чтобы использовать их для датировки. Затем интенсивный огонь Атомного потока был направлен на оставшуюся часть астероида, чтобы очистить его.
«Нам лучше искать слабое место». — предложил Терри. «Возможно, эта штука неоднородна, и папа Файф очень разозлится, если мы сожжем ее после такой находки».
Из-за своего тяжелого щита, который защищал его от рассеянного излучения, создаваемого Атомным потоком, Делмар Андервуд наблюдал, как пронзительный огонь пронзает похожий на драгоценный камень артефакт и металлические сплавы, покрывающие его. Сплавы трескались и отваливались большими кусками, подгоняемые взрывами материи, когда сильный жар почти мгновенно испарял металл.
Чары древнего и неизвестного обрушились на него и увлекли его древними тайнами и неведомыми языками. Обученный точным методам физических наук, он долго боролся с очарованием огромных загадок, которые пытались решить археологи, но ни один человек не мог долго убежать. В тихой звездной черноте звенели древние воспоминания о планете, бурлящей жизнью, о планете странных языков и неведомых песен, о планете, которая умерла так жестоко, что все еще усеяно пространство ее останками, - так яростно, что где-то раздалось эхо его смертельный взрыв должен еще прозвенеть в далеких сводах космоса.
Андервуд всегда думал об археологах как о затуманенных антикварах, копающихся в древних могилах и кучах мусора, но теперь он знал их такими, какие они есть, — поэтами в поисках тайн. Цитаты из Библии Файфа и ругательства рыжеволосого Терри Бернарда были лишь тонкой маскировкой их поэтического романтизма.
Андервуд наблюдал за белым пламенем «Атомного потока» сквозь свинцовое стекло защитных очков. «Сегодня я разговаривал с Ильей, — сказал он. — Она говорит, что я сбежал.
"Не так ли?" — спросил Терри.
— Я бы не назвал это так.
«Не имеет большого значения, как вы это называете. Я когда-то жил в квартире под валторнистом, который репетировал по восемь часов в день. Я сбежал. над твоей квартирой, говорю, переезжай, и зачем поднимать из-за этого шум? Я бы, наверное, и сам присоединился к ребятам на Венере, если бы моя работа не удерживала меня здесь. Конечно, с тобой все по-другому. вместе с собственной совестью».
«Она цитирует Дрейера. Он один из ваших идеалов, не так ли?»
— Лучшего семантика никогда не существовало, — категорически сказал Терри. «Он придерживается долгосрочной точки зрения, которая заключается в том, что все выйдет из-под контроля. Я согласен с ним, так зачем беспокоиться — зная, что варианты сгладятся сами собой, и ничего из того, что я могу сделать, не будет замечено или упущено? Следовательно, Я редко беспокоюсь о своих обязательствах перед человечеством, пока остаюсь разумно законопослушным. Поступай так же, брат Дель, и ты будешь жить дольше или, по крайней мере, более счастливо».
Андервуд усмехнулся в ослепительном свете Атомного потока. Он хотел, чтобы жизнь была такой простой, как Терри заставил его поверить. Может быть, так оно и было бы, подумал он, если бы не Илья.
Пока он медленно двигал щитом вперед за осыпающимися обломками, Андервуд снова задумался о том, кто создал структуру под их ногами и с какой инопланетной целью. Его черные непроницаемые поверхности говорили об отличном механическом мастерстве и высокой науке, способной создать материал, невосприимчивый к Атомному потоку. Кто мог его создать полмиллиона лет назад?
Древний псевдонаучный закон Боде указывал на отсутствующую планету, которая могла легко вписаться в Солнечную систему вблизи пояса астероидов. Но астрономы никогда не принимали закон Боде — до тех пор, пока межзвездная археология не обнаружила артефакты цивилизации на многих астероидах.
Монументальная задача исследования была предпринята Смитсоновским институтом более поколения назад. Хотя им всегда мешала нехватка средств, им удалось оставить по крайней мере один корабль в поле для постоянной экспедиции.
Доктор Файф, лидер нынешней группы, вероятно, был лучшим исследователем астероидной археологии в Системе. Археологи помоложе называли его благосклонно Папа Файф, несмотря на вспыльчивый нрав, который, возможно, был вызван постоянным переключением его мыслей с полумиллиона лет назад на настоящее.
Андервуд обнаружил, что в использовании семантических корреляций археологи намного опередили ученых-физиков, поскольку перед ними стояла гораздо более важная задача — дедуцировать ментальные понятия инопланетных рас из нескольких обрывков машин и искусства.
Из всех археологов, которых он встречал, Андервуд больше всего любил Терри Бернарда. Чрезвычайно компетентный семантик и археолог, Терри тем не менее не относился к себе слишком серьезно. Он даже не возражал против постоянного утверждения Андервуда о том, что археология не является наукой. Он утверждал, что это было весело, и это было все, что было необходимо.
Наконец две группы подошли друг к другу с противоположных сторон астероида и объединили усилия, чтобы срезать последние обломки. Когда они перекрыли страшные атомные потоки, ученые обернулись, чтобы оглянуться на вещь, которую они очистили.
Терри тихо сказал: «Понимаете, почему я археолог?»
"Я думаю, что да - почти," ответил Андервуд.
Подобная драгоценному камню структура под их ногами блестела, как полированное черное дерево. Он ловил далекие звезды тысячами своих граней и отбрасывал их, пока не засиял, словно собственным бесконечным светом.
Рабочие тоже были зачарованы, ибо молча стояли и созерцали тайну народа, создавшего такую красоту.
Чары были разрушены, наконец, движением по небу. Андервуд поднял взгляд. «Папа Файф выходит на тропу войны. Держу пари, он готов отрезать мне уши за захват лабораторного корабля без его согласия».
— Вы начальник корабля-лаборатории, не так ли? — сказал Терри.
«Это довольно гибкая схема — по крайней мере, по мнению Файфа. Я босс, пока он не решит, что хочет что-то сделать».
Штаб-корабль резко остановился, и шлюз открылся, выпустив огненный всплеск мотороллера, на котором док Файф ехал с яростью.
— Ты, Андервуд! Его голос резко доносился из телефонов. — Я требую объяснений…
Это было все, что он успел сделать, потому что он мельком увидел то, на чем стояли люди, и с его точки зрения оно еще больше походило на черную жемчужину в небе. Он тут же снова стал нетерпеливым археологом, а не администратором экспедиции, роль, которую он выполнял с раздражением.
"Что это у тебя?" он прошептал.
Терри ответил. «Мы не знаем. Я попросил доктора Андервуда помочь в обнаружении артефакта. Если это вызвало у вас затруднения, извините, это моя вина».
"Па!" — сказал Файф. «Такая вещь имеет первостепенное значение. Вы должны были уведомить меня немедленно».
Терри и Андервуд ухмыльнулись друг другу. Файф сделал выговор каждому археологу в экспедиции за то, что тот не уведомлял его немедленно, когда находили что-либо, от мельчайшего обработанного фрагмента металла до величайших каменных монументов. Если бы они подчинились, он бы только и делал, что путешествовал от астероида к астероиду на сотни тысяч миль космоса.
«Ты был занят своей работой, — сказал Терри.
Но Файф приземлился, и когда он слез со скутера, он стоял в благоговении. Терри, стоя рядом с ним, показалось, что он увидел слезы в глазах старика сквозь шлем космического корабля.
"Это красиво!" — пробормотал Файф с благоговейным трепетом. «Замечательно. Самая великолепная находка за столетие археологии астероидов. Мы должны немедленно принять меры для его доставки на Землю».
— Могу я предложить, — сказал Терри, — вы помните, что некоторые артефакты не так хорошо сохранились. Во многих случаях разложение началось…
— Ты пытаешься сказать мне, что эта штука может разлагаться? Маленький серый Ван Дайк Файфа сильно дрожал.
- Я имею в виду теплоперенос. Доктор Андервуд лучше может это обсудить, но я думаю, что масса такого рода, находящаяся при абсолютном нуле, может подвергаться необычным напряжениям при переходе к нормальной температуре Земли. Правда, мы использовал на нем Atom Stream, но это тепло не проникало достаточно, чтобы создать большие внутренние напряжения».
Файф заколебался и повернулся к Андервуду. "Каково твое мнение?"
Андервуд не понимал этого, пока не поймал подмигивание Терри за спиной Файфа. Как только он покинет космос и попадет в музейную лабораторию, Терри может больше никогда не заняться этим. Это было вечное недовольство полевых мужчин.
«Я думаю, доктор Бернард прав, — сказал Андервуд. «Я бы посоветовал оставить артефакт здесь, в космосе, пока не будет проведено тщательное обследование. В конце концов, у нас на борту « Лавуазье » есть все, что доступно на Земле».
— Очень хорошо, — сказал Файф. «Вы можете приступить к физическому исследованию находки, доктор Андервуд. Вы, доктор Бернард, будете руководить процедурой с археологической точки зрения. Удовлетворит ли это всех заинтересованных лиц?»
Это было намного больше, чем ожидал Терри.
«Я буду постоянно на связи», — сказал Файф. «Немедленно сообщайте мне о любых событиях». Затем с лица маленького старичка ученого сошла неуверенная маска исполнителя, и он со смирением и благоговением взглянул на находку. — Красиво, — снова пробормотал он, — красиво .
ГЛАВА ВТОРАЯ
Файф остался рядом с местом, пока Андервуд и Терри поставили свою команду на рутинную задачу взвешивания, измерения и фотографирования объекта, в то время как Андервуд думал, что еще можно сделать.
— Знаешь, Терри, эта штука поставила меня в тупик. Поскольку к ней не может прикоснуться Атомный поток, это означает, что нет ни одной аналитической процедуры, на которую она будет реагировать — во всяком случае, о которой я знаю. знание строидов и их способов ведения дел предполагает какую-либо идентификацию этого?"
Терри покачал головой, стоя у порта корабля-лаборатории и наблюдая за работой экипажей снаружи. — Ничего, но это не критерий. Мы так мало знаем о строидах, что почти все, что мы находим, имеет функцию, о которой мы никогда раньше не слышали. И, конечно же, мы нашли много объектов с совершенно неизвестными функциями. — что, если это окажется просто природным драгоценным камнем из недр планеты, может быть, образовавшимся во время ее разрушения, но, по крайней мере, вполне естественным объектом, а не артефактом?»
«Это будет самое большое кристаллическое образование, которое когда-либо встречалось, и самое совершенное. Я бы сказал, что шансы на его естественное образование ничтожны».
«Но, может быть, это один из ста миллиардов миллиардов или сколько угодно шансов».
«Если это так, то его стоимости должно быть достаточно, чтобы сбалансировать земной бюджет. Я все еще убежден, что это должен быть артефакт, хотя его материал и использование мне не по плечу. Мы можем начать с радиационного анализа. каким-то образом, который даст нам подсказку».
Когда команда закончила обычную проверку, Андервуд приказал своим людям установить различные типы радиационного оборудования, находящиеся на корабле. Удалось генерировать излучение почти во всем спектре от однократных звуковых волн до жестких космических лучей.
Работа была кропотливой и детальной. Каждый излучатель медленно проходил через свой диапазон, затем удалялся и использовалось более высокочастотное оборудование. На каждой доле октавы объект тщательно фотографировали, чтобы записать его реакцию.
Понаблюдав за работой два дня, Терри устал от, казалось бы, непроизводительного труда. — Я полагаю, ты знаешь, что делаешь, Дел, — сказал он. — Но это вообще вас куда-нибудь ведет?
Андервуд покачал головой. "Вот пакет фотографий. Вы, вероятно, захотите, чтобы они иллюстрировали ваш отчет. Поверхности объекта математически точны до тысячных долей миллиметра. Поверьте мне, это некоторый допуск для объекта такого размера. номер пятнадцать гладкости, что означает, что они плоские с точностью до одной стотысячной миллиметра. Выводы очевидны. Строители, которые построили это, были гением механики».
— У вас были какие-нибудь радиоактивные датировки?
«Довольно сомнительно, но показания около полумиллиона лет».
«Это согласуется с тем, что мы знаем о строидах».
«Похоже, что их культура примерно на одном уровне с нашей».
«Лично я думаю, что они опередили нас», — сказал Терри. «И вы понимаете, что это значит для нас, археологов? Впервые в истории науки нам приходится иметь дело с остатками цивилизации, равной или превосходящей нашу собственную. Проблемы умножаются в тысячу раз». когда вы пытаетесь сделать шаг вверх, а не шаг вниз».
— Есть идеи, как выглядели Строиды?
«Мы не нашли ни тел, ни скелетов, ни даже изображений, но думаем, что они были хотя бы примерно антропоморфными. Они были дальше от Солнца, чем мы, но оно было тогда моложе и, вероятно, давало им примерно такое же количество тепла. Их планета была больше, и, судя по обнаруженным нами артефактам, строиды были несколько крупнее нас по отдельности. Но у них, похоже, была подходящая атмосфера, состоящая из кислорода, разбавленного соответствующими инертными газами».
Их прервало внезапное появление лаборанта, принесшего из проявочной коробки сухой фотоотпечаток, еще теплый.
Он положил его на стол перед Андервудом. — Я подумал, что тебя это может заинтересовать.
Андервуд и Терри взглянули на него. На изображении был изображен огромный, похожий на драгоценный камень артефакт, но ряд граней, казалось, был покрыт замысловатыми отметинами из коротких волнистых линий.
Андервуд внимательно посмотрел на вещь. «Что это, черт возьми? Раньше мы фотографировали каждую грань, и ничего подобного не было. Принесите мне увеличенное изображение».
"У меня уже есть." Помощник положил на стол еще одну фотографию, показав узор отметин как бы с близкого расстояния. Теперь они были отчетливо различимы.
"Что вы думаете об этом?" — спросил Андервуд.
«Я бы сказал, что это было похоже на письмо», — сказал Терри. — Но он не похож ни на одного из других персонажей строидов, которых я видел — что, конечно, не имеет большого значения, потому что могут быть тысячи, которых я никогда не видел. Только как получилось, что эти персонажи существуют сейчас, и мы никогда замечал их раньше?"
-- Пойдем посмотрим, -- сказал Андервуд. Он схватил фотографию и отметил номера граней, на которых изображены символы.
Через несколько мгновений двое мужчин мчались к поверхности своего открытия верхом на скутерах. Они прыгали над гранями, изображенными на фотографиях, и тщетно пялились.
— Что-то случилось, — сказал Терри. — Я ничего здесь не вижу.
«Поехали на скутерах. Может быть, эти ребята напортачили с нумерацией фотографий».
Они начали медленный обход, убедившись, что видят все грани с высоты всего в десять футов.
— Его здесь нет, — наконец согласился Андервуд. «Давайте поговорим с командой, которая стреляла».
Они направились к платформе с оборудованием, парящей в открытом космосе, с которой Мейсон, один из старших физиков, руководил операциями. Мейсон дал сигнал отключить излучение при приближении людей.
— Нашли какие-нибудь улики, шеф? — спросил он Андервуда. «Мы сделали все возможное, чтобы поджарить это яблоко, но ничего не происходит».
— Что-то случилось . Ты видел? Андервуд протянул фотографию механическими пальцами скафандра. Мейсон поднес его к свету и уставился на него. «Мы не видели ничего подобного. И мы не могли это пропустить». Он повернулся к членам экипажа. — Кто-нибудь видел эту надпись на этой штуке?
Они посмотрели на картину и покачали головами.
"Что вы снимали на нем в то время?"
Мейсон просмотрел свои записи. «Около ста пятидесяти ангстрем».
«Значит, должно быть что-то, что становится видимым только в поле излучения примерно такой длины волны», — сказал Андервуд. «Продолжайте и посмотрите, не появится ли что-нибудь еще, или окажется ли это постоянным после воздействия этой частоты».
Вернувшись в лабораторию, они сели за письменный стол и просмотрели папку из сотен фотографий, которые теперь хлынули из фотолаборатории.
"Ничего, кроме этого," сказал Терри. «Это похоже на сообщение, предназначенное только для тех, кто знал, на какой частоте оно будет видно».
Андервуд покачал головой. — Для меня это звучит слишком мелодраматично. Но, возможно, эта штука — какое-то хранилище, и мы нашли к нему ключ. Но какой ключ! Похоже, нам нужно расшифровать язык. строидов, чтобы использовать ключ».
«Лучшие люди в этой области пытались сделать это всего около семидесяти пяти лет. Если это то, что нужно, мы можем уйти прямо сейчас».
«Вы сказали, что это не похоже ни на каких других персонажей Stroid, которых вы видели. Может быть, он принадлежит к другому культурному слою. Может оказаться, что его легче взломать. Кто лучший специалист в этой области?»
«Дрейер в лаборатории семантики. Он больше не будет к ней прикасаться. Он говорит, что потратил пятнадцать лет своей жизни на строидские надписи».
«Держу пари, что он возьмется за это, если это так ново, как вы думаете. Я видел некоторых из этих антикваров раньше. Мы попросим Файфа передать ему несколько копий этого. Кто следующий шафер? "
«Вероятно, сам Файф».
— Держу пари, что его нетрудно будет заставить начать.
Это не так. Старый ученый был в восторге от открытия надписей на огромном камне. Он взял копии снимков в свой кабинет и провел целых два дня, сравнивая их с известными записями.
«Это совершенно новый набор персонажей», — сказал он после завершения предварительного осмотра. «У нас уже есть три набора персонажей, которые кажутся никак не связанными между собой. Это четвертый».
— Вы отправили копии Дрейеру?
«Только потому, что вы попросили об этом. Дрейер давно признал, что его обыграли».
В течение недели исследования Файфа работа по радиационному анализу была завершена. Он оказался полностью отрицательным, за единственным исключением излучения силой 150 А, которое сделало видимыми символы на камне. Никаких вторичных эффектов какой-либо значимости отмечено не было. Материал почти полностью отражал почти все наложенные на него частоты.
Таким образом, Андервуд снова оказался на исходе своих ресурсов. Было невозможно анализировать материал, который отказывался реагировать, который преломлял каждую приложенную силу.
Андервуд сказал Терри по завершении серии химических тестов: «Если вы хотите оставить эту штуку здесь дольше, я боюсь, вам нужно придумать какой-нибудь более эффективный способ ее изучения, чем я смог. С физической точки зрения этот артефакт находится примерно в том же положении, в каком семантически был язык строидов — совершенно непостижимым».
«Я не боюсь, что его теперь отправят обратно в музей. Папа Файф вцепился в него зубами и не отпустит, пока не найдет ключ к этому жаргону».
Андервуд не верил, что она когда-нибудь будет решена, если только по счастливой случайности они не наткнутся на своего рода Розеттский камень, который перекинет мост через пропасть между человеческим разумом и разумом инопланетных строидов. Даже если Строиды были несколько антропоморфными по строению, как полагали археологи, ничто не указывало на то, что их разум не был бы настолько чуждым, что мост был бы невозможен.
Андервуд серьезно склонялся к тому, чтобы оставить эту проблему. Хотя она была совершенно захватывающей, она вряд ли была более разрешимой, чем проблема состава звезд в дни, предшествовавшие изобретению спектроскопа. Ни у археологов, ни у семантиков, ни у физиков еще не было инструментов, чтобы решить проблему строидов. Пока инструменты не станут доступными, проблема просто не будет решаться. Единственным исключением была отдаленная возможность преднамеренной подсказки, оставленной самими Строидами, но Андервуд не верил в чудеса.
Его окончательное убеждение пришло, когда Дрейер вернулся известием, который сказал: «Поздравляю, Файф» и вернул копии персонажей Строидов с короткой запиской.
"Ну, это делает это," сказал Андервуд.
Файф был встревожен ответом Дрейера. «Человек просто пытается поддержать гниющую репутацию, заявляя, что проблема неразрешима. Отправьте ее в музей, и пусть они начнут над ней работать. Я отдам все свое время. , доктор Бернар».
Сам Терри был несколько встревожен размахом тайны, которую они раскрыли. Он знал бульдожье упорство Файфа, когда тот брался за что-то, и не хотел быть привязанным к семантике до конца экспедиции.
Андервуд, однако, погрузился в работу с рентгеновскими лучами, пытаясь определить молекулярную структуру артефакта с кристаллографической точки зрения, чтобы выяснить, можно ли обнаружить, что образец можно разрушить.
После того как он проработал там около недели, Терри пришел в лабораторию в недовольном настроении по поводу завершения рабочего периода.
-- Ты выглядишь так, будто папа тебя отшлепал, -- сказал Андервуд. "Почему настроение подавленное?"
«Думаю, я уйду в отставку и вернусь в музей. Бесполезно дальше работать над этой головоломкой».
"Откуда вы знаете?"
«Потому что это не следует законам семантики по отношению к языку».
«Возможно, законы нужно изменить».
-- Вам это лучше известно. Послушайте, вы так же знакомы с законом Карнована, как и я. Он гласит, что в любом языке должна существовать определенная постоянная частота семантических понятий. в криптографическом анализе, за исключением того, что в тысячу раз сложнее. Во всяком случае, мы сделали тысячи подстановок в частотной шкале Карнована, и ничего не выходит. вещь, которая регистрируется в малейшей степени, - это концепция движения, но она не дает ни одного ключевого слова. Это почти как если бы это был даже не язык ».
«Может быть, это не так».
"Что еще это может быть?"
"Ну, может быть, эта вещь, которую мы нашли, является каким-то памятником, а надписи - ритуальной данью памяти погибшим героям или чем-то в этом роде. Может быть, в радиационном деле нет никакого подвоха. Может быть, они использовали эту частоту для общего освещения и надписи. было устроено явиться только ночью. Беда с вами, строгими семантиками, в том, что вы не пользуетесь никаким воображением.
«Хочешь попробовать себя в нескольких сессиях с Папой Файфом?»
«Нет, спасибо, но я думаю, что есть и другие возможности, которые вы упускаете из виду. Я не претендую на то, чтобы быть кем-то иным, кроме строго нелюбимого семантика, но предполагаю, например, что надписи вовсе не являются языком в обычном смысле. "
«Они должны представлять передачу мысли в той или иной форме».
— Верно, но взгляните на различные формы мысли. Вы привязаны к концепции языка, которой придерживались еще у Коржибского. По крайней мере, к концепции тех, кто не вполне понял Коржибского. Концепция музыки. Это очень реальная возможность, но она останется бессмысленной без инструмента. Подумайте также - Подождите минутку, Терри! Мы все были сборищем чистокровных дураков!"
"Что это?"
«Посмотрите на геометрическое и механическое совершенство артефакта. Это подразумевает математические знания высокого порядка. Надписи могут быть какими-то математическими измерениями. Это объясняет нарушение принципов Карнована. Они не применимы к математике».
«Но какая математика может быть написана на такой штуке?»
«Кто знает? Мы можем попробовать».
Это было начало их периода сна, но Терри был заряжен внезапным энтузиазмом Андервуда. Он принес полную копию всех надписей, найденных на гранях черного драгоценного камня. Андервуд разместил их на большом столе в непрерывном порядке, по мере того как они появлялись по окружности.
"Это грязь для меня," сказал Терри. «Я худший математик в мире».
"Смотреть!" — воскликнул Андервуд. "Вот это начало." Он внезапно передвинул некоторые листы так, что тот, что был в середине, образовал начало последовательности. "Как это выглядит для вас?"
«Я видел это, пока не начал мечтать об этом. Это то, что Файф пытался максимально использовать в своих определениях частоты. Похоже, это не что иное, как несколько виджетов рядом с треугольником».
«Это именно то, что есть, и неудивительно, что Файф обнаружил, что у него высокая частота. Это не что иное, как объяснение концепции дифференциала строидов. / дх."
Поспешно Андервуд нацарапал несколько символов на блокноте, используя комбинации «x» и «y» и странные, неизвестные символы Строидов.
"Это проверяет. Они показывают нам, как дифференцировать! Мало того, у нас есть ключ к их системе счисления в показательных числах, потому что они дали нам здесь дифференцирование целой серии степенных выражений. Итак, где-то мы нужно найти интегральное выражение, которое можно было бы проверить дифференцированием. Вот оно!»
Терри, который теперь остался дома, пошел на камбуз, сварил дымящийся чайник и принес его обратно. Он обнаружил, что Андервуд невидящим взглядом смотрит вперед, в темные, пустые углы лаборатории.
"Что это?" — воскликнул Терри. "Что ты нашел?"
«Я не уверен. Вы знаете, каков конечный результат всей этой математики?»
"Какая?"
«Набор волновых уравнений, но такие волновые уравнения любой физик сочтет сумасшедшим, если придумает. Тем не менее, в свете некоторых новых манипуляций, введенных Строидами, они кажутся осуществимыми».
— Что мы можем с ними сделать?
«Мы можем построить генератор и посмотреть, что из него выйдет, если мы будем работать с ним в соответствии с этой математикой. Строиды, очевидно, хотели, чтобы кто-то нашел это и научился производить описанное излучение. Для какой цели мы можем только догадываться, но мы могли бы узнать».
— У нас на борту достаточно оборудования, чтобы построить такой генератор?
«Думаю, да. Мы могли бы поглотить достаточное количество оборудования, которое у нас уже есть. Давайте попробуем».
Терри колебался. «Я не совсем уверен, но… ну, эта штука почти из всего, что я когда-либо видел, вызывает у меня то, что обычно называют мурашками. Почему-то эти строиды кажутся слишком… слишком встревоженными . Звучит безумно, я знаю, но здесь такая чуждость».
«Чокнутые. Давайте построим их генератор и посмотрим, что они пытаются нам сказать».
В ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
Файф был в восторге. Он не только дал разрешение построить генератор, но и потребовал, чтобы все работы на борту корабля-лаборатории отдавали приоритет новому проекту.
Разработка машины была непростой задачей, поскольку Андервуд был физиком, а не инженером. Однако в его штате было два человека, Муди и Хансен, которые были первоклассными инженерами. На них легло основное бремя дизайна после того, как Андервуд разработал черновые спецификации.
Для проекта была отведена одна из основных лабораторий площадью почти десять тысяч квадратных футов. По мере того как спецификации текли со стола Андервуда, они передавались Муди и Хансену, а оттуда — в лабораторию, где была собрана масса оборудования со всех частей флота.
Атомный источник энергии, достаточный для производства большого количества энергии, необходимой для генератора, был получен путем кражи вспомогательного источника питания у штабного корабля. Преобразователи были доступны на самом « Лавуазье », но основные трубы радиатора пришлось отобрать от бортового оборудования на 150 А.
Медленно росла масса самодельной техники. Это была бы трудная задача на Земле со всеми возможностями, доступными для такого проекта, но с этими импровизированными приспособлениями было чудом, что генератор продолжал развиваться. Десятки раз Андервуду приходилось идти на компромиссы, которые, как он надеялся, не изменят характеристики волны, которую две недели назад он объявил невозможной.
Когда оборудование было завершено и готово к пробной проверке, огромная лаборатория превратилась в груду сенокосной проводки, в которую никто, кроме Грюма и Хансена, не осмелился зайти.
Завершение было анти-кульминацией. Великий проект, который почти остановил все другие полевые работы, был завершен, и никто не знал, чего ожидать, когда Хансен щелкнул выключателем, который подавал энергию от преобразователей в гигантские трубы.
По сути, ничего не произошло. Только слабый визг преобразователей и качающиеся стрелки счетчиков, натянутых по всей комнате, свидетельствовали о том, что луч работает.
На носу « Лавуазье » располагался громадный неуклюжий радиатор в сто футов в диаметре, распылявший вновь созданную энергию в неведомые глубины космоса.
Андервуд и Терри находились снаружи корабля, за огромным радиатором, с массой оборудования, предназначенного для наблюдения за действием луча.
В космосе он был совершенно невидим, не создавая заметного поля. Он казался таким же бездействующим, как луч ультрафиолета, пронизывающий звездную тьму.
Андервуд поднял трубку внутренней связи, соединявшую их с внутренней частью корабля. «Поверните, пожалуйста, капитан Доусон. Пусть луч повернется по дуге в сто восемьдесят градусов».
Капитан приказал кораблю развернуться, и великий Лавуазье развернулся вокруг своей оси, но не в том направлении, которое имел в виду Андервуд. Он не указал направление, и Доусон решил, что это не имеет значения.
Большой радиатор тяжело развернулся, прежде чем Андервуд успел выкрикнуть предупреждение. И луч попал прямо на таинственную жемчужину вселенной, которую они нашли в сердце астероида.
В тот же миг небеса наполнились невыносимым светом. Терри и Андервуд бросились на корпус корабля, а физик закричал в телефоны, чтобы Доусон качнулся в другую сторону.
Но его предупреждения оказались напрасными, поскольку те, кто находился внутри корабля, были ослеплены мощной вспышкой света, проникшей даже в защитные иллюминаторы корабля. Неудержимо Лавуазье продолжал раскачиваться, обрызгивая огромный драгоценный камень своим таинственным излучением.
Затем все прошло, и луч снова врезался в пространство.
На вершине корабля к Андервуду и Терри медленно возвращалось зрение. Они были спасены от яркого света драгоценного камня изгибом корпуса корабля, который отсекал его.
Андервуд, спотыкаясь, поднялся на ноги, за ним последовал Терри. Двое мужчин стояли с открытыми ртами, не веря видению, представшему их глазам. Там, где драгоценный камень дрейфовал в пространстве, теперь была вздутая кипящая масса аморфной материи, которая вздымалась и испарялась в пустоте. Всякое подобие сверкающего, ограненного, черного камня исчезло, когда отвратительная масса вздымалась внутри.
"Он уничтожен!" — хрипло воскликнул Терри. «Величайшая археологическая находка всех времен, и мы уничтожаем ее, прежде чем узнаем о ней что-либо…»
"Замолчи!" — резко приказал Андервуд. Он пытался сосредоточиться на происходящем перед ним, но не мог найти в этом смысла. Он оплакивал тот факт, что у него нет камеры, и только молился, чтобы у кого-то внутри хватило ума включить ее.
Пока корабль продолжал медленно раскачиваться, как бесчувственное животное, пульсация аморфной массы, бывшей драгоценным камнем, постепенно прекратилась. И из серого мрака появилось новое качество. Оно начало обретать жесткость — и прозрачность!
Андервуд задохнулся. На границах фасеток тяжелые ребра показывали чрезвычайно усиленную структуру, образующую скелет. И каждая клетка между ребрами была заполнена густым веществом, которое частично открывало неведомый мир внутри.
Но более того, между одним набором ребер он мельком увидел то, что, как он был уверен, было пустотой, дверью внутрь!
— Пошли, — позвал он Терри. "Посмотрите на это отверстие!"
Они прыгнули верхом на самокаты, прижатые к поверхности лабораторного корабля, и устремились в пространство между двумя объектами. Потребовалось всего мгновение, чтобы подтвердить свой первый беглый взгляд.
Они подвели мотороллеры близко к проему и прижали их к поверхности. На мгновение Андервуд подумал, что драгоценный камень может быть каким-то странным кораблем из далекой Вселенной, поскольку он казался наполненным механизмом с неописуемыми характеристиками и неизвестным назначением. Он был настолько заполнен, что даже с помощью мощных фонарей на скутерах нельзя было заглянуть внутрь очень далеко.
«Луч был ключом к тому, чтобы попасть внутрь», — сказал Терри. «Все это время предполагалось, что луч будет направлен на него. Луч должен был каким-то образом соединиться с драгоценным камнем».
"И какой способ!"
Треугольное отверстие было достаточно большим, чтобы в него мог пройти мужчина. Андервуд и Терри встали на колени у края, глядя вниз, освещая своими фонариками открывшуюся внутреннюю часть. Отверстие, казалось, упиралось в центр маленькой пустой комнаты.
«Заходи в мою гостиную, — сказал паук мухе, — процитировал Терри. — Я ничего не вижу там внизу, а ты?
"Нет. Почему декламация паука?"
"Не знаю. Все слишком гладко. Такое ощущение, что кто-то наблюдает за нами, практически дышит нам в затылок и подталкивает нас по тому пути, по которому он хочет, чтобы мы шли. нравится."
«Я полагаю, что это чисто научная догадка, которую мы, невежественные физики, не поймем».
Но Терри был серьезен. Весь аспект устройства Строидов нервировал тем, как он вел их от шага к шагу, как будто невидимые силы направляли их, а не использовали их собственную инициативу в их работе.
Андервуд издал последний стон и прыгнул в дыру, быстро вспыхнув фонариком. Терри немедленно последовал за ним. Они оказались в центре круглой комнаты двадцати футов в диаметре. Стены и пол, казалось, были из того же эбеново-черного материала, из которого состояла внешняя оболочка драгоценного камня до его превращения.
Стены буквально от пола до десяти футового потолка были покрыты надписями, которые слабо светились в темноте, когда на них не были включены фонарики.
— Узнаете что-нибудь из этого? — спросил Андервуд.
«Стройд III», — сказал Терри с благоговением. «Самая красивая коллекция гравюр, которые когда-либо были найдены. Мы никогда раньше не получали последовательного фрагмента, даже дробь такого размера. Дрейер должен прийти сейчас».
"У меня есть предчувствие на этот счет," медленно сказал Андервуд. «Я ничего не знаю о процедурах, используемых при расшифровке неизвестного жаргона, но держу пари, вы обнаружите, что это учебник для начинающих по их языку, точно так же, как надписи снаружи дали ключ к их математике, прежде чем детализировать волну. уравнения».
"Возможно, ты прав!" Глаза Терри загорелись энтузиазмом, когда он оглядел полированные стены с инкрустированными на них слабо светящимися буквами. «Если это так, мы с папой Файфом должны быть в состоянии выполнить эту работу без Дрейера».
Они вернулись на корабль за фотооборудованием и сообщили о своей находке Файфу. Ему было немного трудно свыкнуться с мнением, что трансформация драгоценного камня кое-чего дала. Вид этой кипящей аморфной массы в космосе был для него все равно что беспомощно стоять на берегу ручья и смотреть, как тонет любимый человек.
Но с отчетом Терри о персонажах Строида III, выстроившихся вдоль стен вестибюля, через который они проникли, он был готов признать, что их положение улучшилось.
Андервуд был просто сторонним наблюдателем, когда они возвращались к драгоценному камню. Их сопровождали два фотографа, Карсон и Энрайт, а также помощник семантика Николс.
Андервуд стоял, погрузившись в размышления, пока фотографы устанавливали свое оборудование, а Файф наклонился, чтобы рассмотреть персонажей с близкого расстояния.
Терри продолжало преследовать ощущение, что их за нос ведут к чему-то, что кончится неприятно. Он не знал почему, кроме того факта, что со всех сторон была очевидна огромная и тщательная подготовка. Это была причина такой подготовки, которая заставила его задуматься.
Файф сказал Андервуду: «Доктор Бернард сказал мне, что, по вашему мнению, эта комната является ключом к Строиду III. Возможно, вы правы, но я не могу найти никаких указаний на это в настоящее время. Что наводит вас на эту мысль?»
— Вся установка, — сказал Андервуд. «Во-первых, это была непроницаемая оболочка. Ничего подобного в сегодняшней солярианской культуре не существует. Затем были средства, с помощью которых мы могли читать надписи снаружи. прикоснуться к материалу, единственным оставшимся средством анализа был радиационный. И единственные народы, которые могли обнаружить надписи, были те, кто был способен построить генератор излучения в 150 А. У нас есть два высокотехнологичных требования к любому, кто пытается разгадать секрет этот тайник — способность генерировать правильное излучение, а также способность понимать их математику и строить второй генератор на основе их волновых уравнений.
«Теперь, когда мы здесь, мы ничего не можем сделать, пока не научимся понимать их печатный язык. Очевидно, они должны научить нас этому. Здесь самое подходящее место».
«Возможно, вы правы, — сказал Файф, — но мы, археологи, работаем с фактами, а не с догадками. Достаточно скоро мы узнаем, правда ли это».
Андервуд был доволен тем, что размышлял, пока остальные работали. Ему больше нечего было делать. Выхода из вестибюля не было видно, но он был уверен, что путь внутрь будет найден, когда надписи будут расшифрованы.
Он вышел на поверхность и медленно ходил, вглядываясь в прозрачные глубины своим светом. Что находилось в этом хранилище, оставленном древней расой, которая явно сравнялась с человеком или превзошла его в научных достижениях? Будет ли это какой-то обширный запас знаний, который принесет человечеству большее изобилие? Или, скорее, это будет новый ящик Пандоры, который изольет на мир новые беды в дополнение к его и без того ошеломляющему бремени?
В мире было почти все, что он мог выдержать сейчас, подумал Андервуд. Целый век научное производство Земли процветало. Ее фабрики ревели от пульсации непрекращающегося производства, и утопия всех планировщиков истории постепенно сбывалась. Способности человека к производству неуклонно возрастали в течение пяти столетий, и, наконец, способности к потреблению также возрастали, при этом соответственно меньше времени тратилось на производство и больше времени на потребление.
Но утопия не сбылась так, как об этом мечтали утопийцы. Вечно присутствующее проклятие вынужденного досуга относилось к новой эпохе не более, чем к прошлым векам. Мужчин буквально сводило с ума их сверхизобилие роскоши.
Всего за год до этого так называемое Воющее Безумие охватило города и страны. Это была волна истерии, разразившаяся до масштабов эпидемии. Тысячи людей в городе будут поражены одновременно бесчувственным плачем и отчаянием. Болен один член семьи, и болезнь быстро передавалась от этого человека к семье, и от этой семьи она мчалась вдоль и поперек улиц, вверх и вниз по городу, пока не раздавался громкий крик, как у пораженного животного. нападет на небеса.
Андервуд видел только один случай Воющего Безумия и бежал от него, словно от преследования. Невозможно описать его воздействие на нервную систему — целый город в истерике.
Жизнь была дешевой, как и другие предметы роскоши на Земле. Ежемесячно тысячи убийств почти не замечались, а владение оружием для защиты стало признаком новой эпохи, ибо никто не знал, когда его сосед может повернуться против него.
Правительства возникали и падали быстро и становились не более чем подставными лицами для выполнения требований народов, пресыщенных излишествами жизни. Однако самым значительным из всех была неспособность любого лидера удерживать своих последователей более чем на короткое время.
Из всех жителей Земли было всего несколько сотен тысяч ученых, которые могли держать себя в равновесии, и большинство из них теперь бежали.
Размышляя об этих вещах, Андервуд размышлял о том, что будет означать для человечества открытие хранилища народа, запечатавшего свои секреты полмиллиона лет назад. Это должно быть то, что чувствовал Терри, подумал он.
Примерно три часа он оставался снаружи раковины, позволяя своему разуму бездельничать под сиянием звезд. Внезапно телефоны в его шлеме оживились звуком. Это был голос Терри Бернарда.
— У нас получилось, Дел, — тихо сказал он. «Мы можем читать этот материал, как детские стишки. Спускайтесь вниз. Он говорит нам, как проникнуть в суть».
Андервуд не торопился. Он медленно поднялся из своего сидячего положения и уставился вверх на звезды, те самые звезды, которые смотрели вниз на существ, запечатавших хранилище. Вот оно, подумал он. Человек никогда не сможет вернуться назад.
Он опустился в отверстие.
Доктор Файф был странно тихим, несмотря на их быстрый успех в расшифровке языка строидов. Ундервуд задавался вопросом, что происходит в голове у старика. Он тоже ощутил важность этого момента?
Файф сказал: «Они тоже были семантистами. Они знали частоту Карнована. Вот он, ключ, который они использовали для раскрытия своего языка. , это просто."
«Практически вручную выбрали нас для этой работы», — сказал Терри.
Острые глаза Файфа внезапно обратились к нему за двойной защитой очков и прозрачным шлемом скафандра.
— Возможно, — сказал Файф. «Возможно, да. Во всяком случае, должны быть выполнены определенные манипуляции, которые откроют эту комнату и обеспечат проход внутрь».
"Где дверь?" — сказал Андервуд.
Следуя сделанным заметкам, Терри ходил по комнате, обращая внимание Андервуда на особенности дизайна. Изящно вырезанные подвижные рычаги образовали замысловатую комбинацию, которая внезапно освободила часть пола точно в центре комнаты. Он медленно опустился, а затем повернулся в сторону.
Какое-то время никто не говорил, пока Файф подошел к отверстию и посмотрел вниз. Лестница из того же блестящего материала, что и окружающие их стены, вела вниз, в глубины хранилища.
Файф шагнул вниз и чуть не наткнулся на отверстие. «Следите за этими шагами», — предупредил он. «Они больше, чем необходимо для человека».
Великаны того времени пришли на ум Андервуду. Он попытался увидеть существ, которые шли по этой лестнице, и коснулся поручня, который был для него на уровне плеч.
Хранилище было разделено на уровни, и лестница резко обрывалась, когда они доходили до уровня ниже вестибюля. Комната, в которой они оказались, была битком набита артефактами странной формы и разного размера. Их не встретило ничего знакомого. Но напротив нижней части лестницы стоял пьедестал, и на нем покоился похожий на книгу предмет, который оказался шарнирным металлическим листом, покрытым надписями Строидов III, когда Терри взобрался наверх, чтобы осмотреть его. Он не мог пошевелить ею, но металлические страницы были заперты простой застежкой, реагирующей на его прикосновение.
«Похоже, нам нужно читать дальше», — сказал Терри. — Полагаю, это подскажет нам, как пройти в следующую комнату.
Андервуд и другие члены экспедиции осторожно передвигались, изучая содержимое комнаты. Двое фотографов начали упорядоченно фотографировать все, что находилось в камере.
Стоя в одиночестве в углу, Андервуд смотрел на объект, который представлял собой не что иное, как набор непрозрачных полихромных шаров, касавшихся друг друга и установленных на пьедестале.
Была ли это какая-то машина или памятник, он не мог сказать.
— Ты тоже это чувствуешь, — сказал внезапный тихий голос за его спиной. Андервуд удивленно обернулся. Файф стоял позади него, его худощавая фигура казалась бесформенной тенью в скафандре.
"Чувствовать что?"
— Я наблюдал за вами, доктор Андервуд. Вы физик и находитесь в гораздо более тесном контакте с реальным миром, чем я. не может понять значения современных вещей. Скажи мне, что это будет означать, это вторжение чужой науки в нашу собственную.
Внезапное, новое и смиренное уважение наполнило Андервуда. Ему и во сне не снилось, что у маленького археолога такой проницательный взгляд на самого себя по отношению к окружающей среде.
— Хотел бы я ответить на этот вопрос, — сказал Андервуд, качая головой. — Не могу. Возможно, если бы мы знали, мы бы уничтожили эту штуку — или, может быть, мы прокричали бы о нашем открытии Вселенной. Но мы не можем знать, и мы не осмелились бы быть судьями, если бы мы могли бы. Что бы это ни было, древние строиды, похоже, намеренно пытались обеспечить выживание своей культуры». Он колебался. — Это, конечно, мое предположение.
В темном углу комнаты Файф медленно кивнул. «Конечно, вы правы. Это единственный ответ. Мы не смеем пытаться быть судьями».
Андервуд понял, что он ничего не добьется в своем понимании науки о строидах, просто полагаясь на переводы, данные ему Терри и Файфом. Ему придется самому научиться читать надписи Строидов. Он застегнул Николса и заставил семантика показать ему основы языка. Он был удивительно прост в принципе и построен по смысловым линиям.
Однако движение быстро становилось все тяжелее, и им потребовалось около пяти дней, чтобы пройти через довольно элементарный материал, обнаруженный на первом уровне ниже вестибюля.
Книга с металлическими страницами мало удовлетворила их любопытство ни к древней планете, ни к ее культуре. Он дал им дополнительные инструкции в понимании языка и обратился к ним как к Неизвестным друзьям — ближайшему человеческому переводу.
Как уже было очевидно, хранилище было подготовлено, чтобы спасти высшие продукты древней культуры строидов от разрушения, обрушившегося на мир. Но в записях даже намека не было на характер этого разрушения и ничего не говорилось о предметах в комнате.
Ученые были немного разочарованы тем немногим, что им пока открылось, но, как и ожидалось, были инструкции для входа на следующий более низкий уровень. Там их ждала совсем другая ситуация.
Комната, в которую они вошли, спустившись по длинной винтовой лестнице, узкой, но с такими же высокими ступенями, как и прежде, имела сферическую форму и казалась концентрической с внешней оболочкой хранилища. Он содержал один объект.
Объект представлял собой куб в центре камеры со стороной около двух футов. От углов куба к внутренней поверхности сферической камеры вели длинные опоры сложной пружинной конструкции. Похоже, это была очень эффективная ударная установка для всего, что находилось внутри куба.
Зрелище, представшее перед людьми, впечатляло своей простотой, но все же разочаровывало, ибо здесь не было ничего из тех великих чудес, которых они ожидали. Был только подвесной куб и книга.
Файф быстро прошел по узкому мостику, ведущему от входа к кубу. Книга лежала на полке, прикрепленной к боку куба. Файф открыл его на первом листе и прочел сбивчиво и с трудом:
«Приветствую вас, Неизвестные Друзья, Приветствую вас от Великого. Знаком того, что вы сейчас читаете это, вы доказали свою умственную способность понять новый мир знаний и открытий, которые могут быть вашими.
«Я — Демарзуле, Великий, величайший из великой Сирении — и последний. И в хранилище моего разума — обширное знание, которое сделало Сирению величайшим миром во всей Вселенной.
«Однако, как бы велико это ни было, разрушение пришло в мир Сирении. Но ее знание и ее чудеса никогда не прейдут. Через века возникнут новые миры, и существа населят их, и они придут к минимальному уровню знания. это заставит их оценить чудеса, которые могут произойти с ними в мире Сирении.
«У вас есть минимальные технические знания, иначе вы не смогли бы создать излучение, необходимое для проникновения в хранилище. У вас есть минимальные семантические знания, иначе вы не поняли бы моих слов, которые завели вас так далеко.
«Вы здоровы и способны созерцать Великого из Сирении!»
Когда Файф перевернул первый металлический лист, мужчины переглянулись. Именно Николс, семантик, сказал: «Есть только две возможности в уме, который мог бы написать утверждение такого рода. Либо оно принадлежало действительно высшему существу, либо маньяку. такого превосходного существа еще не встречалось. Если бы он существовал, было бы замечательно познакомиться с ним».
Файф остановился и с трудом всмотрелся сквозь шлем скафандра. Он продолжал: «Я живу. Я вечен. Я среди вас, Неизвестные Друзья, и на ваши руки ложится задача сделать речь моим голосом, зрение моим глазам и чувство моим рукам. Выполнив свою великую задачу, вы увидите меня и величие Великого Сирении».
Энрайт, фотограф сказал: «Что, черт возьми, это значит? Парень, должно быть, сошел с ума. Похоже, он ожидал вернуться к жизни».
Чувство внутри Андервуда было более чем терпимым. Он состоял из нахлынувшего предвкушения и тихого страха, и они смешались в бушующем потоке.
Люди молчали, пока Файф читал: «Я снова буду жить. Вернется Великий, и вы, мои Неизвестные Друзья, поможете мне вернуться к жизни. Тогда и только тогда вы узнаете великие тайны мира». Сирении, которые в тысячу раз превосходят твои собственные. Только тогда ты станешь могущественным, с секретами Сирении, запертыми в моем мозгу. Благодаря силам, которые я открою, ты станешь могущественнее, чем во всей Вселенной. "
Файф перевернул страницу. Внезапно он остановился. Он повернулся к Андервуду. «Остальное твое», — сказал он.
"Какая-?"
Андервуд взглянул на страницу с надписью. С трудом он молча взялся за чтение. Сущность писаний изменилась, и тут явилась внезапная пустыня чуждой науки.
Медленно он пробежался по первым понятиям, затем пробежал глазами, когда стало очевидно, что это материал для многодневного изучения. Но из его торопливого сканирования явилось видение великой мечты, мечты о покорении эонов, сохранении жизни, пока миры угасают, умирают и вспыхивают вновь.
В нем говорилось о неизвестном излучении, обрушившемся на живые клетки, превращая их в первобытную протоплазму, останавливая все, кроме символа метаболизма.
И это говорило о другом облучении и сложной химической обработке, о фантастическом процессе, который мог бы снова восстановить жизнь, которая была лишь символом спящей протоплазмы.
Андервуд посмотрел вверх. Его глаза переместились с безликого куба на лица его товарищей.
"Оно живое!" он вздохнул. «Пятьсот миллионов лет — и оно живое! Вот инструкция, по которой его можно восстановить!»
Никто из остальных не проронил ни слова, но глаза Андервуда были такими, словно на него внезапно возложили большое поручение. Из суматохи его мыслей возникла единая цель, ясная и непреложная.
Внутри этого куба находилась дремлющая материя, из которой можно было сформировать мозг — чужеродный, но могущественный мозг. Внезапно Андервуд почувствовал иррациональное родство с древним существом, которое так покорило время, и про себя он молча поклялся, что если это будет в его силах, то это существо снова будет жить и говорить свои древние секреты.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
"Дель!" Потрясение от удивления и румянец удовольствия подчеркнули красоту тонких черт Иллии. Она стояла в дверном проеме, ореол ее бледно-золотистых волос подсвечивался светом из комнаты.
"Удивлен?" — сказал Андервуд. Ему всегда было трудно говорить какое-то мгновение после первого взгляда на Иллию. Никто бы не догадался, что такая красавица, как она, станет главным хирургом Медицинского центра.
— Почему ты не предупредил меня, что приедешь? Это несправедливо…
— ...чтобы не дать вам время укрепить оборону?
Она молча кивнула, когда он взял ее на руки. Но она быстро вырвалась и повела его к сиденью у широких окон, из которых открывался вид на ночные огни города внизу.
— Ты вернулся? она сказала.
«Назад? Ты вкладываешь в обычные слова такое сбивающее с толку количество значений, Илья».
Она улыбнулась, села рядом с ним и быстро сменила тему. -- Расскажи мне об экспедиции. Археология всегда казалась самой бесполезной из всех наук, но я полагал, что это потому, что я не мог найти ничего общего между ней и моей медицинской наукой, ничего общего с будущим. что физик мог бы найти в ней».
"Я думаю, вы найдете что-то общее с нашим последним открытием. У нас есть живое, хотя и спящее существо, на равном или превосходящем нас уровне разума. Его возраст составляет около полумиллиона лет. Вам будут интересны медицинские аспекты. в этом я уверен».
Какое-то время Илья сидел так, словно не слышал его. Затем она сказала: «Это может быть открытием, которое изменит мир, если вы уверены в том, что нашли».
Андервуд чувствовал раздражение скорее потому, что сам пытался опровергнуть ту же идею, чем потому, что она высказала это. «Ваши семантические расширения сделали бы усы Файфа белыми. Мы не нашли ни одного такого потрясающего мир открытия. Мы нашли существо из другой эпохи и другой культуры, но оно не разрушит или не изменит наше общество».
«Если это более совершенная с научной точки зрения культура, откуда вы знаете, что она будет делать?»
«Мы этого не делаем, но применение такого количества расширений только еще больше запутывает нашу интерпретацию. Я упоминаю об этом, потому что нам понадобится биологический советник. Я подумал, что вы могли бы им стать».
Ее глаза смотрели куда-то в ореол городских огней. Она сказала: «Дель, это человек?»
"Человек? Что такое человеческий? Является ли интеллект человеческим? Можно ли определить какой-либо другой фактор нашего существования как человеческий? Если вы можете сказать мне это, возможно, я смогу ответить. Пока мы знаем только, что это разумное существо высокой научной культуры. ."
"Тогда уже одно это делает его отношения с нами сочувствующими?"
"Почему, я полагаю так. Я не вижу причин, почему бы и нет."
"Да. Да, я согласен с вами! И разве вы не видите? Это может быть зародышем омоложения, ядром, чтобы собрать рассеянные импульсы нашей культуры и объединить их в поглощении этой новой науки. Посмотрите, какое биологическое знание на это указывает простое свидетельство анабиоза».
"Хорошо." Андервуд смиренно рассмеялся. — Нет смысла пытаться избежать такого разговора с тобой, правда, Илья? Ты бы взял первый цветок весны и спроецировал бы из него целое летнее великолепие, не так ли?
«Но разве я ошибаюсь в этом? Людям Земли нужно что- то , что скрепит их вместе в этот период разочарования. Это может быть оно».
— Я знаю, — сказал Андервуд. «Мы обсудили это там, прежде чем решили приступить к реставрации. Мы говорили и спорили часами. Некоторые мужчины хотели уничтожить вещь немедленно, потому что невозможно предсказать эффект этого открытия со строго семантической точки зрения. У нас нет данных.
«Терри Бернард определенно боролся за его уничтожение. Файф боится возможных последствий, но утверждает, что мы не имеем права его уничтожать, потому что это слишком великое наследие. Я утверждаю, что с чисто научной точки зрения мы не имеем права рассматривать что-либо, кроме восстановления, независимо от последствий.
«И есть еще кое-что — личный элемент. Существо, чье воображение и смелость были достаточно велики, чтобы сохранить свое эго на протяжении пятисот тысяч лет, заслуживает чего-то большего, чем казнь без суда и следствия. Он заслуживает права быть известным и услышанным. Кажется смешным бояться всего, что из этого может получиться. Ну, Файф и Терри — опытные семантики, и они боятся…
«О, они ошибаются, Дэл! Должно быть, они ошибаются. Если у них нет данных, если у них есть только догадка, предубеждение, им как ученым смешно поддаваться таким чувствам».
«Я не знаю. Я умываю руки со всеми подобными аспектами проблемы. Я знаю только, что увижу, что у парня, у которого есть мозги и мужество, должно быть, есть шанс быть услышанным. Пока что я на стороне победителя. Завтра я собираюсь встретиться с Бордером и комитетом директоров с Файфом. Если вы заинтересованы в работе, о которой я упоминал, приходите».
Энтузиазм режиссеров был даже больше, чем у Ильи, если это возможно. Казалось, никто из них не разделял опасений некоторых участников экспедиции. И почему-то в теплой знакомости комитетской комнаты эти опасения казались фантастически беспочвенными. Бордер, старший член совета директоров, не мог сдержать слез, когда заканчивал отчет, а Андервуд дал словесное дополнение.
«Как замечательно, что это должно было произойти при нашей жизни», — сказал он. — Как вы думаете, это осуществимо? Это кажется таким… таким фантастическим — восстановление живого существа полмиллиона лет назад.
"Я уверен, что не знаю ответа на этот вопрос", сказал Андервуд. "Никто этого не делает. Однако конструкция оборудования, описанного Строидом, полностью находится в пределах наших технических знаний. Я уверен, что мы сможем настроить его точно в соответствии со спецификациями. Возможно, прошло слишком много времени. и протоплазма умерла.Возможно, Демарзуле думал в категориях сотен лет или, самое большее, нескольких тысяч, прежде чем его найдут.Нет другого способа узнать, кроме как сконструировать оборудование и осуществить эксперимент, который я проведу, если директора санкционируют расходы».
"Это не вопрос!" — сказал Бордер. — Если понадобится, мы заложим весь Институт! Мне интересно, какое лабораторное помещение мы можем использовать. Почему бы не разместить его в новом здании Музея Карлсона? Образцы для Карлсона могут оставаться на складе еще какое-то время.
Бордер оглядел круг директоров, стоящих перед ним. Он увидел кивки и призвал к голосованию. Его предложение было поддержано.
Получив одобрение, Файф вернулся в экспедицию, чтобы наблюдать за переносом хранилища Демарзула на Землю, в то время как Андервуд начал бесконечно подробное планирование строительства и установки оборудования, как указано в инструкциях, которые он принес из хранилища Строидов.
Великого семантика Дрейера попросили помочь в качестве консультанта по всему проекту; в частности, помочь в повторном переводе записей, чтобы быть абсолютно уверенным в их интерпретации научных инструкций.
Дрейер был невысоким коренастым мужчиной, которого никогда не заставали без толстой черной сигары, из которой тянулись нескончаемые столбы бледно-голубого дыма. Его лицо было круглым и по-детски спокойным. Он производил впечатление человека, достигшего недостижимой цели — полной безмятежности в мире, который кишел непрекращающейся суматохой.
Он спокойно слушал, когда к нему подошли, и когда Файф и Андервуд закончили свои рассказы, он сказал: «Да, я буду рад помочь. Это дело огромной важности».
Но Андервуд был вынужден забыть о социологических и семантических последствиях работы, которую они выполняли. Техническая работа была чрезвычайно сложной и масштабной. Необходимо было спроектировать и построить огромное количество сложного оборудования, но, поскольку Андервуд расшифровал инструкции строидов и проверил их у Дрейера, он не мог найти коротких путей и не осмелился их предпринять.
Музей Карлсона был спроектирован по образцу древнегреческого храма и располагался на видном месте на невысоком холме в стороне от других групп зданий Смитсона. Его блестящие мраморные колонны стали достопримечательностью на многие мили. Андервуд подумал, что в некотором роде символично, что такое внушительное здание было предназначено для воскрешения древнего Великого.
Центральный зал музея был освобожден от уже установленных витрин. Электронное и биологическое оборудование начало поступать, когда Андервуд разослал странные заказы на производство в разбросанные по стране магазины и заводы.
Когда было объявлено, что «Карлсон» не откроется в назначенную ранее дату, всемирные новостные ассоциации заинтересовались, и репортеры внезапно осадили Андервуда. Он кратко рассказал об их открытии. Андервуд полагал, что из этого получится неплохое научное дополнение, и к тому времени, когда репортеры закончат свои истории, у них будет целая раса космических монстров, восстановленных в «Карлсоне».
Андервуд рассказал им об этом.
Но Дэвис из Science Press покачал головой. "Нет, это не тот ракурс. Археология всегда создает хорошие истории, но это первый раз, когда археология добыла какие-либо живые экземпляры. Мы создадим большое существо с симпатического ракурса. Как, вы сказали, его звали в надписях? Великий?"
Андервуд кивнул.
«Вот оно! Таинственный, всезнающий мозг, который веками дремлет в пустоте, ожидая прикосновения милосердной руки, чтобы вернуть жизнь этому могущественному интеллекту и получить в награду великолепный кладезь знаний, запертых в нем. угол, который мы будем использовать».
Андервуд мысленно заткнул рот и вернулся к своей работе.
Медленно оборудование формировалось в большом зале. Центром конструкции была керамическая ванна, которая должна была содержать массу протоплазмы в ее питательном растворе и поддерживать ее при контролируемых температуре и давлении. Рядом с ним монтировалась комплексная панель наблюдения. С этого момента можно было наблюдать каждую физиологическую функцию развивающейся массы по мере ее прогрессирования. Десятки счетчиков будут давать электронные показания, которые можно интерпретировать с точки зрения развивающихся функций. Это было почти то же самое, что наблюдать за развитием и ростом зародыша, потому что казалось, что это почти то же самое, что и следовало ожидать.
Автоматические клапаны контролировали бы подачу в ванну питательных веществ с точностью до тысячных долей миллиграмма. Дюжина операторов должна быть обучена, сейчас идет отбор, для точного наблюдения за ванной в течение каждой секунды роста организма.
Верхняя половина стен бани была прозрачной, как и крышка. Внутри, под крышкой, широкий отражающий конус радиатора опрыскивал долго спящую протоплазму живительным излучением. Гигантские генераторы, необходимые для обеспечения этого излучения, заполняли другие части зала.
Прошло пять месяцев после фактического обнаружения хранилища, когда реставрационное оборудование было завершено, протестировано и готово к использованию. Общественный интерес к проекту был вызван сенсационными сообщениями в новостях, и постоянный поток людей проходил мимо «Карлсона», чтобы взглянуть на то, что происходит внутри.
Новостные сообщения изображали Строидов великолепным благодетелем человечества, как и обещал Дэвис. Они представляли сочувствующий аспект существа, заключенного в тюрьму и обреченного на протяжении веков, а теперь освобожденного из рабства и готового излить благословения на своих благодетелей.
Андервуд не обращал особого внимания на новости, но увеличивающееся скопление людей начало мешать ему и мешало работе. Он был вынужден просить директоров отгородить большую территорию около «Карлсона».
В это время Лавуазье медленно вращался по орбите вокруг Земли, чтобы удерживать хранилище, целиком взятое в его трюме, при температуре космоса до момента переноса протоплазмы в питательную ванну.
Теперь, когда все было завершено в музее, Андервуд и Файф вернулись в хранилище, чтобы распорядиться удалением контейнера с протоплазмой, оставив Терри Бернарда ответственным за музей. Операторы и техники были готовы взять на себя свои обязанности.
Удаление протоплазмы на Землю было критической операцией. Ванна в «Карлсоне» была доведена до абсолютного нуля и будет подниматься на несколько градусов за раз.
Бордер и другие директора Учреждения не разделяли нежелания Андервуда публичности. Они привыкли к манере пиарщиков, поскольку большая часть доходов Института зависела от такой рекламы, которая приносила значительные пожертвования.
Так получилось, что о прибытии Лавуазье было широко объявлено. Толпа из десяти тысяч человек собралась, чтобы посмотреть на удаление протоплазмы, которая когда-то была великим и инопланетным существом.
Андервуд стоял в диспетчерской, наблюдая за посадочной площадкой рядом с «Карлсоном», когда корабль погрузился глубоко в атмосферу Земли. Постепенно он разглядел черное пятно, покрывавшее пейзаж вокруг белокаменного здания, сиявшего, как греческий храм.
Терри рядом с ним воскликнул: «Посмотрите на эту толпу! Весь город, должно быть, вышел, чтобы приветствовать нашего гостя».
«Если они не выберутся из зоны приземления, они будут размазаны по ландшафту. Коллинз, свяжитесь с базой и очистите это поле!»
Офицер связи подал сигнал. Корабль-лаборатория лениво кружил, а толпа медленно отступала, позволяя кораблю приземлиться рядом со зданием.
Андервуд выбежал из корабля в здание. Его техники стояли рядом. Каждый по очереди докладывал, что его позиция работает исправно. Затем Андервуд перезвонил на корабль и приказал открыть переносной замок.
Тотчас распахнулся массивный грузовой отсек и выкатился толстостенный шлюз с контейнером с протоплазмой.
Толпа увидела его, когда он быстро вкатился в здание. Кто-то в дальних рядах поднял крик. «Приветствую Великого! Добро пожаловать на Землю!»
Крик подхватили сотни, затем тысячи глоток, пока море звука не захлестнуло уши тех, кто находился внутри здания. Андервуд сделал паузу и повернулся, чтобы посмотреть, как звук поймал его. Его пронзил слабый холодок.
— Дураки, — сердито сказал он Терри. «Они доведут себя до истерики, если будут продолжать в том же духе. Почему директора не замалчивали все это дело? Они должны были знать, как это повлияет на толпу свидетелей».
Издалека Илья и Дрейер молча наблюдали. Андервуд поспешил уйти, чтобы уделить внимание грузу. Замок подкатили к ванне, и проход был открыт, когда два контейнера были поставлены рядом. На стерильных предметных стеклах замороженная протоплазматическая масса скользнула вперед и наконец остановилась внутри машины, которую ждала полмиллиона лет.
Было полное отсутствие реакции на это окончательное размещение массы. Тем не менее, те, кто смотрел, знали, что великий эксперимент начался. Через шесть месяцев они узнают, добились ли они успеха.
Андервуд отправил карету обратно на корабль, а « Лавуазье » двинулся на космодром Института. Затем вошел Бордер, сопровождаемый десятком фотографов и журналистов. Они сфотографировали оборудование и техников, а также протоплазму, лежащую инертно в ванне, в которую будут помещены питательные жидкости после достижения температуры в сто градусов.
У Андервуда не было времени обращать внимание на репортеров. Он старался быть везде сразу, осматривая счетчики и датчики, убеждаясь, что все в порядке. Каждая единица оборудования была установлена трижды для обеспечения безопасности в случае поломки. Инструкции предупреждали, что, начавшись, процесс восстановления нельзя прерывать, иначе это приведет к смерти Великого.
Закончив осмотр, Андервуд внезапно почувствовал себя измотанным. Он отвернулся, чтобы избежать репортеров, которым Бордер читал лекцию о странном хранилище в космосе и его еще более странном обитателе.
Ундервуд заметил пожилую фигуру, почти невидимую стоявшую возле ниши между двумя панелями. Это был Файф, и он медленно говорил, когда подошел Андервуд.
— Началось, — медленно сказал старый археолог. «И это никогда не может быть отменено».
Андервуд снова ощутил холодок предчувствия и пристально посмотрел на Файфа, но тот смотрел прямо перед собой — прямо на инертную глыбу протоплазмы.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Файф попросил освободить его от обязанностей главы экспедиции, все еще находившегося в поле, чтобы он мог посвятить все свое время изучению строидских записей и манускриптов, существующих сейчас. Терри Бернард отказался от полевых работ, чтобы помочь ему быть рядом с местом реставрации. С ними был Дрейер, лихорадочно набрасывавшийся на перевод языка, который так долго бросал ему вызов.
Андервуд был озабочен самим воскресением. Он чувствовал, что самая тайна жизни была вовлечена в работу, которую он делал. Инструкция, оставленная Строидом, носила, однако, характер скорее руководства по эксплуатации, чем теоретического текста, и теперь, когда эксперимент фактически шел, Андервуд бросил все в попытке полностью изучить происходящие процессы.
Они были настолько заняты собственными исследованиями, что ученые едва ли заметили общественную реакцию на существо, которое пытались реставрировать.
Первым внешним признаком был дикий приветственный крик в тот день, когда протоплазма была доставлена на Землю.
Следующей была воскресная проповедь, произнесенная одним из множества малоизвестных религиозных лидеров на малопосещаемом собрании в роскошной церкви того же города.
Уильям Б. Хеннесси занимался рекламой в первые годы своей жизни до того, как стал проявляться полный упадок, и он осознавал ценность рекламы. Но, возможно, он наполовину верил в то, что писал, и простая проповедь убедила его, что это так. Вполне вероятно, что в то воскресное утро были и другие проповедники, поднимавшие ту же тему, но проповедь Уильяма Б. Хеннесси привлекла к себе всеобщее внимание.
Он сказал: «Сколько в этом собрании сегодня утром среди тех, кто сдался в жизненной гонке, кто отчаялся в ценностях и стандартах, за которые можно было бы цепляться, кто отказался от руководства всеми, кто хотел бы вести вас? среди миллионов тех, кто потерял всякую надежду на решение великих жизненных проблем.Если да, то я хочу спросить, были ли вы среди тех, кто был свидетелем чудесного прихода Дара из Веков.Были ли вы среди тех, кто видел Великого?"
Уильям Б. Хеннесси помолчал. «Веками мы искали лидера среди самих себя и не находили его. В конце концов, они были всего лишь людьми. Но теперь в руки наших благородных ученых была возложена великая задача пробудить спящего Великого, и когда они завершат свою работу, наступит Золотой Век Земли.
«Я призываю вас сбросить оковы отчаяния. Выйдите из темницы своего разочарования. Приготовьтесь приветствовать Великого в день его воскресения. Пусть ваши сердца и умы будут готовы принять весть о том, что Он дайте, и повинуйтесь словам совета, который вам обязательно будет дан, ибо воистину из большего мира и из более яркой земли, чем наша, пришел Великий, чтобы защитить нас!»
В течение часа слова Хеннесси облетели весь мир.
Терри был единственным из ученых, участвовавших в проекте, кто слышал об этом. Днем он пошел в музей и нашел Андервуда и Дрейера за тестовой доской.
«Какой-то сумасшедший проповедник сегодня утром проповедовал здесь об Оскаре». Он ткнул большим пальцем в сторону ванны. «Он говорит, что у нас есть решение всех мировых проблем. Он призывает людей поклоняться Оскару».
«Возможно, вы знаете, что такая глупость может случиться».
Дрейер выпустил один взрыв сигарного дыма. «Религиозный культ, основанный на этом инопланетном разуме. Мы должны были предсказать такое развитие событий. Интересно, почему наши расчеты не показали его».
— Я думаю, это опасно, — сказал Терри. «Это может превратиться в серьезное дело».
"Что вы имеете в виду? Я не понимаю," сказал Андервуд.
«Разве вы не видите последствий? Вся беда нашей культуры в разочаровании, в недостатке лидерства. Если эта штука окажется разумной, разумной — даже превосходящей — она может стать всем, чем люди захотят ее сделать, президент. , диктатор, бог или что-то еще».
— О, успокойся, — сказал Андервуд. «Это всего лишь один маленький проповедник из оловянных рожков, у которого, вероятно, не было больше сотни прихожан. В новостях, должно быть, восприняли это как юмористический комментарий к нашим экспериментам. для трансляции. Все началось с той истеричной толпы в тот день, когда мы принесли сюда протоплазму».
Дрейер покачал головой среди ауры дыма. "Нет. Это началось давным-давно, когда первый пещерный человек залепил своих глиняных богов и обнаружил, что они треснули на солнце и смыты дождями. Это началось, когда первый пещерный вождь был убит соперничающим вождем, и его разочарованные последователи огляделись. для нового главного человека. С тех пор это продолжается ».
"Это не наша забота," сказал Андервуд.
Дрейер медленно продолжал: «По мере того как один за другим падали боги и вожди, люди искали новых лидеров, которые несли бы бремя человечества и указывали путь к тому призрачному раю, которого искали все люди. На протяжении веков всегда были те, кто которые позволили бы возвыситься и назвать себя великими, кто взялся бы за лидерство. Одни устремили взоры на далекие звездные места, которых человек никогда не сможет достичь, и их ученики отступили, сокрушенные и обескураженные. Другие искали своей цели в господстве над чужеземцами и народы и купали своих последователей в крови и бедствиях. Но всегда их звезда падала, и люди никогда не находили неуловимую цель, которую они не могли ни назвать, ни определить».
«Итак, Эпоха Разочарования», — с горечью сказал Андервуд.
«Но разочарование — здоровая штука. Оно ведет к реальности».
«Как это можно назвать здоровым?» — спросил Андервуд. «Люди ни во что не верят. Они потеряли веру в саму жизнь».
«Вера в жизнь? Интересно, что это значит, — задумчиво сказал Дрейер. «Следите за своими расширениями, доктор Андервуд».
Андервуд покраснел, вспомнив замечание Ильи о том, что Дрейер оторвет каждое второе слово и бросит ему в ответ. — Тогда ладно. Нет ни правительств, ни лидеров, ни религий, на которые можно опереться в трудную минуту, потому что люди не доверяют таким источникам.
«Все это является признаком того, что они приближаются к этапу, на котором им больше не потребуется такая поддержка. И, как младенцы на первых шагах, они спотыкаются и падают. сделали наши ученые, иначе они не убежали бы на Венеру и в другие места».
Андервуд моргнул от укола Дрейера. «Это второй раз, когда меня обвиняют в побеге», — сказал он.
«Без обид, — сказал Дрейер. «Я просто констатирую факты. То, что вы им не верите, не к вашему осуждению, а только комментарий к состоянию ваших знаний. Но наша дискуссия касается восстановления пришельца, и ваши знания могут иметь далеко идущие последствия диспозицию этого проекта».
«Политику контролируют директора, которые будут руководствоваться вашими рекомендациями…»
Дрейер покачал головой. «Нет, я думаю, что нет, если только им это не понравится. Если я когда-нибудь порекомендую уничтожить пришельца, мне придется действовать через вас. А это потребует много убеждений, не так ли?»
— Много, — сказал Андервуд. — Вы рекомендуете это сейчас?
«Еще нет. Нет, еще нет».
Медленно Дрейер направился к массивной ванне, в которой находился инопланетянин Демарзуле, Хетрарра из Сирении, Великий.
Андервуд, наблюдая за жуковой спиной семантика, чувствовал себя подавленным этой встречей. Дрейер всегда казался таким раздражающе спокойным. Андервуд задавался вопросом, возможно ли приобрести такой иммунитет к суматохе.
Он снова повернулся к Терри, который молча соглашался с Дрейером. — Как дела у вас с Файфом?
«Это медленное дело, даже с помощью ключа в хранилище. Очевидно, это был чистый Строид III, но у нас есть два других языка или диалекта, которые сильно отличаются друг от друга, и у нас, кажется, больше их образцов, чем Строидов. III. Файф думает, что он на пути к тому, чтобы взломать Строиды I и II. Лично я хотел бы вернуться к астероидам, если бы не Демарзул. Мне не суждено быть ученым. "
— Продолжай. Я надеюсь, что к моменту возрождения Демарзула у нас будет хоть какое-то представление о том, какой была цивилизация строидов.
"Как дела?"
«Формирование клеток происходит, но я не могу понять, как когда-либо будут развиваться органы. Мы просто ждем и наблюдаем. Четыре кинокамеры постоянно работают, некоторые через электронные микроскопы. По крайней мере, у меня будет запись того, что произошло, независимо от того, что это такое».
Масса жизни росла и умножала свои миллионы клеток. Между тем другой рост, менее осязаемый, но не менее реальный, быстро поднимался и распространялся по Земле. Разум каждого человека, которого он охватывал, был одной из его клеток, и они размножались не менее быстро, чем клетки роста внутри мраморного здания музея. Лидерство людей над людьми оказалось ложным, так что не было никакой надежды когда-либо восстановить мечту о смертном человеке, который мог бы поднять своих собратьев до звездных высот. Но Великий снова был кем-то другим. Совершенно превосходящий все земное телосложение и незапятнанный недостатками землян, он был подарком богов человеку — он был богом, который поднимет человека к вечным высотам, о которых он мечтал.
Пламя распространилось и перепрыгнуло океаны Земли. Оно охватило все вероисповедания, расы и цвета кожи.
Дельмар Андервуд с раздражением поднял взгляд из-за стола, когда секретарша ввела напыщенного краснолицего человека невысокого, крепкого телосложения. Мужчина остановился на полпути между дверью и столом и слегка поклонился.
Он сказал: «Я обращаюсь к Пророку Андервуду через специальную комиссию Учеников».
— Какого черта?.. Андервуд нахмурился и протянул руку к кнопке. Но он не звонил. Посетитель протянул конверт.
«И по специальному разрешению директора-интерната института!»
Не сводя глаз с мужчины, Андервуд взял конверт и разорвал его. Формальным языком и обычной бюрократической манерой Андервуду было приказано выслушать посетителя, некоего Уильяма Б. Хеннесси, и удовлетворить его просьбу.
Теперь Андервуд знал его. В горле внезапно пересохло. "Что это все о?"
Мужчина пренебрежительно пожал плечами. «Я всего лишь бедный ученик Великого, которому товарищи поручили искать милости у Пророка Андервуда».
Когда Андервуд посмотрел в глаза мужчине, он почувствовал холодок, и волна опасений нахлынула на него с ошеломляющей силой.
— Садитесь, — сказал он. — Чего ты хочешь? Он хотел бы, чтобы Дрейер был здесь, чтобы дать какую-то семантическую оценку этому безумному происшествию.
«Ученики Великого будут иметь честь увидеть Мастера», — сказал Хеннесси, садясь за стол. «Вы, ученые, — инструменты, выбранные для выполнения великой задачи. Великий пришел не только к избранным. Он пришел ко всему человечеству. Учитесь жизни, чтобы мы могли получить его великие дары».
Андервуд мог представить себе лабораторию, наполненную поклонами, молитвами, криками, фанатичными прихожанами, толпящимися вокруг, уничтожающими оборудование и, вероятно, пытающимися уйти с кусочками святой протоплазмы. Он нажал переключатель и яростно повернул ручку. Через мгновение на маленьком экране перед ним появилось лицо директора Бордера.
«Этот фанатик Хеннесси здесь. Я просто хотел проверить возможную ответственность, прежде чем вышвырнуть его на ухо».
Лицо Бордера стало безумным. "Не делай этого! Ты получил мою записку? Делай в точности, как я сказал. Это приказ!"
«Но мы не можем продолжать эксперимент, когда кучка фанатиков тявкает нам по пятам».
«Мне все равно, как вы это сделаете. Вы должны дать им то, что они хотят. Либо так, либо свернуть эксперимент. Последний опрос, проводимый раз в две недели, показывает, что они фактически контролируют восемьдесят миллионов голосов. Вы знаете, что это значит. Одно слово научному комитету Конгресса, и все мы будем начеку».
«Мы могли бы закрыть эту штуку и отозвать ее. Протоплазма просто тихо умерла бы, и тогда чему должны были бы поклоняться эти птицы?»
«Уничтожение государственной собственности может повлечь за собой смертную казнь», — зловеще сказал Бордер. «Кроме того, ты слишком большой ученый, чтобы делать это. Ты хочешь увидеть это насквозь так же, как и все мы. оттуда, прежде чем вы узнали, где вы были - но у меня нет таких опасений ".
— Да, вы правы, но эти… Андервуд скривился, как будто пытался проглотить устрицу с мехом.
«Я знаю. Мы должны мириться с этим. Ученый, который выживает в наши дни, — это тот, кто приспосабливается к окружающей среде». Бордер кисло усмехнулся.
«Я отправился в космос, чтобы сбежать от окружающей среды. Теперь я снова в ней, только хуже, чем когда-либо».
«Ну, послушайте, Андервуд, почему вы не можете просто построить что-то вроде балкона с пандусом, идущим через лабораторию, чтобы эти Ученики Великого могли смотреть вниз в ванну? Вы могли бы кормить их в одном конце строит, а другой выгоняет. Так тебя не расстроишь. В конце концов, это продлится всего полгода.
«Когда Строид воскреснет, они, вероятно, захотят посадить его на трон с сияющим ореолом вокруг головы». Бордер рассмеялся. «Если он представляет цивилизацию, чьи артефакты мы нашли на астероидах, я думаю, он быстро позаботится о своих «учениках». В любом случае, вам придется делать то, что они требуют. Долго это не продлится». ."
Бордер осекся, и Андервуд снова повернулся к вежливому Хеннесси, который сидел так, как будто ничто и никогда не могло его побеспокоить.
«Видите ли, — сказал Хеннесси, — я знал, каким будет исход. Я верил в Великого».
«Вера! Вы знали, что научный комитет поддержит вас, потому что вы представляете восемьдесят миллионов невротичных психов. Что вы будете делать, когда ваш Великий проснется и пошлет вас всех к черту?»
Хеннесси тихо улыбнулся. "Он не будет. Я верю."
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Два дня спустя Андервуду позвонил Файф и попросил о встрече. Это было срочно; это все, что Файф мог сказать ему.
Археолог не слышал о требованиях учеников. Он был удивлен, увидев, что в большом центральном зале идет строительство, где установлено реставрационное оборудование.
Он нашел Андервуда с Иллией в лаборатории, изучающей пленки протоплазматического роста.
— Что ты там строишь? он спросил. — Я думал, у тебя есть все оборудование.
— Памятник человеческой глупости, — прорычал Андервуд. Затем он рассказал Файфу о полученных приказах. «Мы строим балкон, чтобы правоверные могли смотреть свысока на своего Великого. Бордер говорит, что нам придется терпеть эту чепуху в течение шести месяцев».
"Почему шесть месяцев?"
«К тому времени Демарзул возродится, иначе мы потерпим поражение. В любом случае, Disciples придет к концу».
"Почему?"
Андервуд раздраженно взглянул на него. «Если он умрет, им нечем будет поклоняться. А если он выживет, то уж точно не будет иметь с ними ничего общего».
— Я мог бы спросить еще одно «почему», — сказал Файф, — но скажу так. Вы ничего не знаете о том, как он поведет себя, если выживет. новая всемирная религия, а те из нас, кто имел отношение к этому эксперименту и его провалу, были сожжены на костре».
Андервуд разложил стопку фильмов. Среди астероидов он научился уважать мнение старого археолога, но Дрейер уже возложил на него больше бремени, чем, по его мнению, он должен был нести.
«Технологические аспекты этой проблемы — это нечто большее, чем вы говорите, что нашли?»
«К счастью для нас, некоторые записи Stroid представляли собой небольшие металлические пластины, молекулярная структура которых была изменена в соответствии со сценарием или голосовыми паттернами. Некоторые ребята из лаборатории разработали устройство для прослушивания аудиозаписей. Мы действительно слышали голоса Строиды! По крайней мере, есть звуки, напоминающие разговорный язык. Но именно то, что мы нашли в письменных записях, привело меня сюда.
«Более восьмидесяти пяти лет назад была сделана самая удачная находка, предшествовавшая открытию хранилища. Диккенс, один из первых исследователей в этой области, обнаружил обширный тайник исторических записей. Они были почти слиты воедино, и молекулярные изменения едва прослеживались из-за воздействия ужасающей жары. Но нам удалось разделить пластины и перенести их записи в расширенной форме на новые листы. И мы можем их прочитать. У нас есть удивительно полный раздел истории строидов незадолго до этого. их уничтожение, и, если мы правильно читаем, в них есть удивительный факт».
"Что это?"
«Они не были уроженцами этой Солнечной системы. Они были внегалактическими беженцами, чей родной мир был разрушен чем-то совершенно отвратительным в интеллекте, который предвидел гибель мира и взялся за его сохранение».
"Но это только ваше собственное субъективное расширение," ответил Илья. «Такого смыслового понятия в идее нет».
- Не так ли? Эгоизм, абсолютное равнодушие к себе подобными - вот что в нем семантически содержится. существо. Как оно развивается?»
«Кажется, он проходит своего рода обычный эмбриональный рост», — ответил Илья. "Он уже прошел псевдовзрывную стадию. Пока он имеет в целом признаки млекопитающего, большего сказать невозможно. Но как насчет этого нового свидетельства, достаточного для моих умственных способностей. Я не могу и не буду наплевать о любых других аспектах».
"Вы должны!" Глаза Файфа внезапно загорелись, требовательно и непреклонно. «У нас есть новые доказательства — Терри, возможно, был прав, когда просил уничтожить протоплазму».
Илья замер. "Какие доказательства?"
«Какой тип ментальности попытается сохранить себя во время планетарной катастрофы, уничтожившей всех его современников?» — спросил Файф. «Я нахожу какой-то великий межзвездный конфликт и чьи враги в конце концов выследили их и уничтожили во второй раз мир, на котором они жили. Из всех этих древних людей, уничтоженных так же полностью, как и Карфаген, остался только этот единственный человек.
«Ты понимаешь значение этого? Если он выживет, он снова будет жить с той же рожденной войной ненавистью и жаждой мести, которые наполняли его, когда он видел, как рушится его собственный мир!»
«Он не переживет осознания того, что все, за что он боролся, исчезло в геологических веках прошлого», — возразил Андервуд. "Кроме того, вы сами себе противоречите. Если он был так безразличен к своему собственному миру, возможно, он не был заинтересован в конфликте. Может быть, он был высшим гением своего времени и хотел только спастись от бесполезной бойни, которую он не мог остановить". ."
— Нет, противоречия нет, — серьезно сказал Файф. «Это типично для военного лидера, который привел свой народ к гибели. В момент, когда бедствие обрушивается на него, он думает только о себе. Образец, который мы имеем здесь, является высшим примером того, к чему приводят такие эгоцентрические стремления к самосохранению. ."
Файф резко поднялся со стула и швырнул пачку бумаг на лабораторный стол. «Вот оно. Прочтите сами. Это довольно вольный перевод истории, которую мы нашли в записях Диккенса».
Он ушел резко. Илья и Андервуд обратились к короткому сценарию, который он оставил, и начали читать.
Сотня могучих кораблей Сиренской Империи устремились через пространство, которое стало осязаемым благодаря их скорости. Неприступное сердце флота находилось глубоко в корпусе флагмана « Хебриан », где сиренианская «Хетрарра» Демарзуле угрюмо рухнула перед сложной панелью, сообщавшей обо всех действиях его огромного флота.
Рядом с ним стояла старая, но жилистая фигура Тошмира, гения, спасшего остатки некогда могущественной империи, которая могла отправить в космос миллион таких кораблей одновременно.
Тошмир сказал: «Дальнейший полет бесполезен. Наши инструменты показывают, что Драгбора набирают силу. Их флот превосходит нас численностью в десять раз. Даже с моими защитными экранами мы не можем надеяться долго сопротивляться. не выдержать. Они полны решимости уничтожить последнюю часть Сиренской Империи».
«И я полон решимости уничтожить последних Драгбора!» — огрызнулся Демарзул во внезапной ярости. Он поднялся со стула и прошелся по комнате. «Я буду жить! Я доживу до того, как их мир взорвется энергией, а последний Драгбор погибнет. Хранилище почти готово?»
Тошмир кивнул.
— И вы уверены в своем методе?
"Да. Хотите увидеть наши окончательные результаты?"
Демарзул кивнул, и Тошмир повела его через дверь и по длинному коридору в лабораторию, где Демарзул надеялся охватить века и спастись от врага, поклявшегося не щадить.
Сиренианка Хетрарра бесстрастно наблюдала, как ученый помещает маленькое животное в камеру, похожую на чашу. Он отступил за щит и нажал переключатель. Мгновенно животное окутало потоком оранжевого свечения, и ужасная боль отразилась на морде животного, а из его горла вырвался отвратительный крик.
"Это не приятно," заметил Demarzule.
— Нет, — сказал Тошмир. «Но необходимо, чтобы это было сделано с полным сознанием ума. В противном случае надлежащее восстановление не может быть сделано».
Правитель был бесстрастен, когда крики животного медленно стихли, а его тело таяло под сиянием луча — буквально таяло, пока оно не стекло в лужу на дне чаши, где оно дрожало от остаточных жизненных сил.
— Чистая протоплазма, — объяснил Тошмир. «Его можно заморозить до абсолютного нуля, и оставшийся метаболизм будет незаметен, но жизнь сохранится, возможно, на тысячу эла , достаточно долго, чтобы образовались новые миры, а старые умерли».
«Достаточно долго, чтобы последний Драгбор умер, а я, Демарзул, Хетрарра Сирении, живу в славе и триумфе».
Тошмир улыбнулся тонкой улыбкой, которую Демарзул не заметил из-за своей озабоченности. Какая трагедия для цивилизаций Вселенной, если Демарзуле или любой остаток Сиренской Империи выживет, подумал Тошмир. Драгбора хорошо обдумали свои планы, когда приступили к программе полного истребления сиренианцев.
Его собственная жизнь была бы куда более достойна спасения от надвигающейся гибели, чем жизнь Демарзула. С самого первого момента, когда он задумал хранилище и представил идею Демарзуле, Тошмир планировал, что в нем будет находиться не Демарзуле, а сам Тошмир.
Однако был только один способ продолжить такой гигантский проект, и это позволить Демарзуле поверить, что это будет для него. Поскольку его нельзя было подготовить тайно, Демарзуле пришлось дать согласие на строительство. Он бы сделал это, если бы думал, что это для себя. Эта идея понравится его эгоистичному уму; мысль о его собственной личности, охватывающей эоны, в то время как вся цивилизация, которую он знал, пришла в упадок и была сметена, привела бы его в восторг.
— Возрождение, — сказал Демарзул. «Позвольте мне посмотреть, как жизнь должна быть возвращена».
Тошмир поставил еще один проектор над чашей и щелкнул еще одним выключателем. Невидимые лучи внезапно омыли массу бесформенной протоплазмы внутри чаши. Пока они смотрели, оно дрожало и текло, быстро меняя формы, и рост и жизнь овладевали им.
Правитель сирениан наблюдал за перевоплощением животного в чаше. Конечности и туловище сформировались в смутно-серых очертаниях, затем резко затвердели, и животное вскочило, живое и испуганное.
Даже Демарзуле был несколько ошеломлен кажущимся чудом. "Это быстро," заметил он. — Образец невредим?
— Полностью, — сказал Тошмир. «Процесс не такой быстрый по прошествии длительного периода времени. Уровень жизни очень низок, но никогда не исчезнет полностью. Однако чем он ниже, тем больше времени требуется для восстановления . для этого может потребоваться столько же, сколько тор-эла ».
— Но все равно это обязательно увенчается успехом?
Тошмир кивнул.
Сотня кораблей «Сирениан» шла своим устойчивым курсом, а враг постоянно набирал обороты, даже если они находились на расстоянии Галактик. Наконец наблюдатели заметили вероятную Систему, в которой пятая планета показывала признаки пригодности для жизни. Демарзул приказал приготовиться к остановке.
Найденная ими планета была населена остатками умирающей цивилизации, которая отошла почти до младенческого возраста. Предложенное сопротивление было быстро подавлено, и сиренские беженцы приступили к лихорадочной и безнадежной работе по строительству обороны против прихода превосходящих сил Драгбора, обороны, которая, как они знали, была проницаема, как воздух, для новой, устрашающей силы оружия врага.
Но в то время как гигантские экранные генераторы стремительно поднимались к небу и рылись в лучевых укреплениях, лучшие и мудрейшие из ученых были заняты подготовкой хранилища для Хетрарры, Демарзуле.
Огромный кристаллоподобный контейнер, который должен был стать непроницаемым для всех известных сил, кроме ключевой частоты, формула которой была начертана снаружи, должен был быть опущен на тысячи футов в огромные рудные залежи планеты в надежде избежать последний взрыв, который раскроет планету.
Двое мужчин отправятся в это хранилище, но только один переживет эоны.
Тошмир был единственным, кто был полностью знаком со всем процессом, так что ему было необходимо руководить работой инструментов. Но Тошмир знала, что Демарзуле не собирался позволять ему покидать хранилище, зная его секреты — так же, как и Тошмир не предполагал, что именно Демарзуле получит выгоду от этих секретов.
В течение трех тор-эла сирены лихорадочно работали, возводя свои могучие оборонительные сооружения, а затем их дозорный, выставленный в космосе на сто тысяч световых лет, объявил о прибытии ужасного драгборанского флота — как раз перед тем, как язык света от этого флота ударил на него и унесло его в вечность.
Когда пришло известие, Тошмир подошел к Демарзулу в его штаб-квартире. «Времени осталось немного, Хетрарра. Хранилище готово».
Демарзул смотрел на раскинувшиеся фабрики и огромные машины, так жалко прижавшиеся друг к другу на чужой планете. Это было все, что осталось от огромной империи, которую он мечтал расширить до пределов самого космоса, империи, над которой он должен был править Хетраррой. И в скором времени этот остаток будет стерт с лица земли под сокрушительным превосходством теперь уже более могущественного Драгбора.
Он нерешительно посмотрел на Тошмира. Перед лицом верной смерти старый, худощавый, жилистый ученый не проявлял ничего, кроме спокойствия. Хетрарра в последний раз взглянул на остатки своей Сиренской Империи и кивнул.
— Я готов, — сказал он.
Они вышли ко входу в шахту, ведущую к сердцу планеты. Шахта была построена с ведома лишь нескольких сирен, и никто из них не знал о ее назначении, думая, что это средство защиты.
Никто не видел, как Хетрарра и гений Тошмер вошли в лифт, навсегда унесший их в глубины под поверхностью планеты.
Андервуд и Иллия подошли к концу страницы, и Андервуд тихо выругался, пролистывая несколько оставшихся листов. О древних Демарзуле и Тошмире больше не было и речи.
Автор истории, по-видимому, был одним из сиренианских ученых, доверенным лицом и другом Тошмира, который был близок с ним в те последние дни. Он был одним из немногих, кто был свидетелем спуска этих двоих в глубины планеты, но он ничего не знал о том, что произошло, когда они достигли дна и запечатали хранилище.
Он не знал, кто из них выжил в той могучей борьбе, которая должна была произойти внизу.
И вскоре никого из сиренианцев не заботила судьба их покинувшей Хетрарры, ибо на них напал великий драгборанский флот. С помощью мощного неизвестного оружия, наводившего ужас на самых могущественных обитателей Сирении, они вылетели из космоса и быстро уничтожили сиренианскую оборону. Это была бойня, которая была ужасна даже для сиренианцев, так обученных методам пролития крови. Их защиты могло и не быть, несмотря на все то влияние, которое они оказывали на врага. Сначала один за другим, а затем и десятками операторов коснулась смерть, и их машины превратились в расплавленные руины.
Наконец, когда от сиренского флота остались лишь раскаленный металл и распростертые мертвые тела, вражеские корабли отступили, и горстка выживших осмелилась надеяться, что им удастся спастись.
Но не было ни одного. Когда флот удалился за пределы их поля зрения, в небе появился единственный маленький корабль, и они закричали, понимая, что это такое. Но они были мертвы задолго до того, как планета взорвалась на составные части, которые разлетелись во всех направлениях в космос.
Андервуд отложил рукопись, не желая мысленно закрывать сцену огромной и ужасной битвы, которая произошла так давно. Это дало ответ на некоторые из проблем, поднятых астероидной археологией. Это объясняло полное отсутствие связи между Строидом III, который был языком сиренианцев, и Строидами I и II, которые, несомненно, принадлежали исчезнувшей планете.
Но этот обрывок истории, подготовленный неизвестным ученым-компаньоном Тошмира, поднял величайшую загадку из всех.
Глаза Илии посмотрели на Андервуда. «Кто мог победить?» она сказала. «Если это был Тошмер, инопланетянин окажется таким, каким мы надеялись. Если это Демарзул, то Терри прав — его следует уничтожить».
Андервуд посмотрел в сторону питательной ванны, где спал пришелец, где в туманных глубинах питательного раствора уже проступили смутные очертания человеческой фигуры.
«Должно быть, это Тошмир», — сказал он, надеясь, что был прав.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Смотровая площадка над полом музейного зала была завершена, и ученики Великого стали течь нескончаемым потоком. Для Андервуда это было отвратительное и отвратительное зрелище. Глядя на лица тех, кто приходил и поклонялся святыне, он видел их преображенными, как будто они видели какое-то великое видение. Они пришли с бременем заботы на лицах — всех возрастов, молодых и старых — и ушли с сияющими глазами и возвышенными лицами. Были даже больные и калеки, которые приходили и оставляли костыли, очки и бандажи.
Дважды в день Уильям Б. Хеннесси стоял на балконе и возносил молитву Великому, и поток фанатичных поклонников останавливался и кланялся.
Один из биологов Андервуда, Крейвен, был настолько очарован демонстрацией массовой истерии, что попросил разрешения провести ее исследование.
Андервуд выкинул это зрелище из головы. Он знал, что не вынесет пребывания в музее, если позволит своим мыслям сосредоточиться на упадке человечества.
Масса протоплазмы в питательной ванне все более и более становилась типичным зародышем млекопитающего, антропоморфным во многих отношениях, но с отличиями, которые Иллиа и Андервуд не могли приписать естественному развитию существа или необычным обстоятельствам его возрождения. потому что не было эталона, с которым его можно было бы сравнить.
Затем, в один прекрасный день ближе к концу четвертого месяца, Андервуд получил срочный звонок от Файфа.
"Приходи немедленно!" он сказал. «Мы нашли ответ в хранилище. Мы знаем, кто такой Великий».
"Кто?"
«Я хочу, чтобы вы сами увидели».
Андервуд выругался, когда Файф отключился. Он передал свои наблюдения дежурному оператору и вышел из здания. Секции лексикографии и филографии института располагались в старом квартале, раскинувшемся через весь город рядом с космодромом; там же размещался семантический отдел. Хранилище было доставлено туда для дальнейшего изучения.
Дрейер и Файф встретили его. Старый археолог дрожал от волнения. «Я нашел мумию!» он сказал.
"Какая мумия?"
«Мумия того, кто в хранилище был убит удачливым».
"Кто это был?"
— Вот увидишь. Он оставил запись для первооткрывателей хранилища.
Они вошли в ограждение, которое было построено для размещения инопланетной структуры. Внутри хранилище выглядело во много раз больше, чем в космосе. Андервуд последовал за ними в знакомые проходы. Они спустились в главный зал, в котором хранилась протоплазма Великого. Затем Андервуд заметил отверстие, ведущее вниз.
"Вы нашли путь в остальную часть хранилища?"
«Да, и как же нам не повезло, что мы не нашли путь в эту часть первыми. Но пошли».
Файф скрылся в узком проходе, и они прошли три уровня, заполненных неизвестными артефактами. Наконец они подошли к самой маленькой камере, образованной изгибом внешнего корпуса. Он был слишком мал, чтобы стоять прямо, и быстро наполнялся сигарным дымом Дрейера.
«Вот оно, прямо там, где мы его нашли», — сказал Файф.
Андервуд посмотрел на существо, не узнавая его. Создавалось впечатление, будто в угол комнаты небрежно бросили довольно крупную высохшую летучую мышь.
«Абсолютно высох», — сказал Файф. «Он не оставался здесь достаточно долго между своей смертью и разрушением планеты, чтобы начался распад. Он просто высох, когда молекулы воды замерзли и рассеялись. Хотел бы я, чтобы биологи нашли способ восстановить Он такой бесформенный, что трудно сказать, как он выглядел».
— Но кто он?
«Вот запись, которую он оставил. Очевидно, у них был какой-то небольшой электрический инструмент, который они носили с собой, чтобы писать на металлических поверхностях. материал. Вот фотографии его послания, которые мы сделали видимыми».
Андервуд взял пачку фотографий. Они показали стены камеры, в том числе высохшую мумию, неподвижно лежащую там, где она упала от боли и смерти. Но четкими белыми буквами выделялась длинная надпись, написанная древним существом много тысячелетий назад.
"Можешь прочитать это?" — спросил Файф.
Андервуд просмотрел буквы и медленно кивнул. Он не мог так хорошо знать язык, как Файф, но теперь мог читать с достаточной легкостью.
Первая часть сообщения была кратким повторением истории злосчастных беженцев, которую он уже знал, но затем он перешел к новой части.
"Демарзул убил меня!" сообщение прочитано.
Слова были подобны ледяным шарикам, внезапно брошенным ему в лицо со скоростью пули. Он посмотрел на бесстрастные лица двух других мужчин и прочитал там решение, которое они приняли.
Потом медленно снова опустил глаза на лист и продолжил неторопливо читать.
«Я пытался добраться до главного зала и уничтожить оборудование для трансформации, но не смог. Демарзуле научился управлять этим оборудованием. Хотя в нем нет ничего творческого, и все его цели — завоевание и разрушение, у него все еще есть распоряжается огромными запасами сиренской науки.
«Я не воин и не умею сражаться. Демарзуле не составило труда победить меня. Я скоро умру, поэтому это для вас, кто может прочитать это в грядущих веках. Это мое послание вам, мое предупреждение: Уничтожайте содержимое камеры протоплазмы без пощады. Демарзуле там, и он будет бичом любой цивилизации, в которой возникнет. Он мечтает о завоевании и не успокоится, пока не станет хозяином Вселенной. Он уничтожил галактики; он уничтожит другие, если он снова будет жить. Убейте его! Сотрите все знания об ужасной Сиренской Империи из своей памяти!
«Если у вас возникнет искушение восстановить Хетрарру и поверить, что ваша наука сравнима с нашей, помните, что знания, необходимые для входа в это хранилище, — это только минимум. Это наименьший общий знаменатель нашей цивилизации. Поэтому убей…»
Запись заканчивалась последним нацарапанным наставлением древнего ученого Тошмира.
На долгие мгновения зал хранилища погрузился в тишину. Файф ничего не сказал, когда Андервуд закончил. Он видел, как напряглись челюсти физика и застыли его глаза, словно он хотел проникнуть сквозь века своим невооруженным взором и попытаться представить себе умирающего ученого, нацарапанного на стенах камеры смерти.
Затем Файф, наконец, сказал: «Мы не можем рисковать возрождением Демарзула сейчас, Дэл. Подумайте, что это будет означать, если дать волю менталитету, владеющему такой превосходной наукой».
«Мы не собираемся отпускать его, — защищаясь, сказал Андервуд. «У нас все еще будет контроль, когда он оживет. Его можно держать в подходящем заключении — и, наконец, избавиться от него, если это необходимо. Кажется, это того стоит, если мы сможем использовать научные знания, которые он знает».
«Вы забываете, что мы не контролируем его ни в каком смысле этого слова? Ученики имеют. Мы находимся под руководством Института, который может быть уничтожен в одно мгновение Комитетом по науке. являются всего лишь марионетками Учеников, обладающих правом голоса. Когда Демарзуле воскреснет, у него будут готовые последователи, которые будут считать его не только Императором, но и богом. Говорю вам, у нас нет другого выхода, кроме уничтожения».
Челюсти Андервуда сжались еще сильнее. В пределах его досягаемости была наука, которая могла представлять тысячи лет нормального развития Солнечной системы. Он не мог отказаться от такого дара, как сиренская культура.
Затем его глаза встретились с взглядом Дрейера, который ничего не сказал и безмятежно сидел на корточках в дымке дыма. И там он прочитал бесповоротный ответ.
— Хорошо, — сказал он. — Вы победили — вы и старый Тошмер. Давайте сядем внутрь, к телефону, и я дам команду выключить излучение.
Теперь они стремительно карабкались вверх по лестнице, словно спасаясь от какой-то грязной могилы давно умерших. Они поспешили в здание и в офис Файфа. Там Андервуд позвонил Илье.
Она ответила мгновенно, как будто ждала его сообщения, со страхом и без надежды.
— Это Демарзул, завоеватель, — сказал он. «Выключите радиацию и осушите бак. Мы переживем последствия этого, но не смеем продолжать восстановление».
Илья прикусил губу и кивнул. «Возможно, это был великий шанс Земли», — сказала она, и в ее голосе было что-то похожее на рыдание. "Я выключу его сразу."
Файф сказал: «Знаешь что, Андервуд? Из-за этого будут проблемы. Думаю, я попрошу перевестись обратно в экспедицию. Не хочешь пойти с нами?»
— Думаю, да, но боюсь, Научный комитет не отпустит нас так легко. Нам с тобой конец на всю жизнь. Ты не думал об этом, Файф? если нам не придется провести остаток жизни в тюрьме. Но, Дрейер, тебе не нужно быть пойманным на этом. Убирайся, пока они не пришли за нами».
— Я так не думал, — сказал Файф, — но полагаю, ты прав. Ученики вряд ли отпустят нас так просто, не так ли?
Прежде чем Дрейер успел заговорить, в офисе раздался звонок. Файф включился, и появилось безумное лицо Эсмонда, одного из младших археологов.
"Файф!" — воскликнул мужчина. «Я не знаю, что это такое, но полиция уже направляется к вам в офис. У них есть ордер на арест вас и доктора Андервуда!»
Файф кивнул. «Спасибо, Эсмонд. Я позабочусь о том, чтобы из-за этого у вас не было никаких проблем. Я ценю это. Они не потеряли время, не так ли?» — сказал он Андервуду. «Но пока Демарзуле уничтожен, мы достигли того, что пытались сделать».
"Подождите минуту!" — сказал Андервуд. «Знаем ли мы, что Демарзуле уничтожен? Должно быть, что-то пошло не так, полиция приехала слишком быстро».
"Смотреть!" Потеряв обычное спокойствие, Дрейер указал через окно на город.
Там, где, как они знали, находился Карлсон, был большой сияющий пузырь света.
"Силовой снаряд!" — воскликнул Андервуд. "Как-?"
«Очевидно, что они давно готовились», — сказал Дрейер.
Андервуд снова попробовал позвонить по телефону и позвал Иллию, но ответа из-под оболочки непроницаемой энергии не последовало. Момент ужасного страха застал Андервуда в его турбулентности. Что с Ильей? Она была в порядке?
«Каким бы ни был ответ, — воскликнул Файф, — десять к одному, что Демарзуле не будет уничтожен. В таком случае лучше нас не брать!»
"Что мы можем сделать? Они окружат здание. У нас не будет шанса выбраться".
"Это старое здание. Там есть комнаты и подвалы, о которых мало кто знает, а весь персонал - ученые. Они будут верны. Давай!"
— Нет, подождите, — сказал Андервуд. «Я ничего не получу, если буду прятаться в этом кроличьем логове под городом. Есть только один шанс уничтожить Демарзула — вернуться в музей и сделать это лично».
«Ты сумасшедший! Последователи никогда не пустят тебя обратно туда. Давай, чувак, мы теряем время!»
— Вы двое идите и прячьтесь, Файф. Я попытаюсь обвинить вас и группу ученых и поклянусь в своей невиновности. Это единственный способ получить доступ к Демарзулу. горелка?"
— Вон там, в ящике. Лучше возьмем.
Андервуд выдвинул ящик и нашел оружие. Затем он держал дуло на небольшом расстоянии от плеча и стрелял. Его лицо невольно скривилось от боли, и Файф в изумлении уставился на него. "Зачем?" — спросил археолог.
Андервуд бросил ему оружие, и комната наполнилась вонью его сожженной плоти. «Вы застрелили меня, когда я отказался приказать отключить радиацию. Это хлипкая история, и если они не поверят ей, я пропаду. Но если мы не рискнем, Демарзуле станет следующим правителем Земли. "
Дрейер кивнул. «Это шанс. Лучше им воспользоваться. Удачи».
Внезапная суматоха в коридоре за дверью предупредила о приближении арестовавших офицеров. Файф бросил последний отчаянный взгляд на Андервуда, который сжимал болезненный ожог на руке. Археолог повернулся и быстро метнулся к двери в задней части офиса, за ним последовал Дрейер.
Почти мгновенно главная дверь распахнулась, и в комнату ворвались два вооруженных до зубов офицера. Их импульсивная атака была остановлена, когда они уставились на стонущего физика.
— Позовите на помощь, — отчаянно сказал Андервуд. "Мне нужно в музей. Может быть, еще не поздно, если доктор Моров выключит луч. Файф заставил меня приказать остановить его. Ученые не хотят возрождения Великого. Он застрелил меня, когда я отказался". Убил бы меня, если бы…
Андервуд перегнулся через стол и потерял сознание от боли, которую больше не мог терпеть.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Толстый председатель комитета смотрел на Андервуда в переполненном зале слушаний с самодовольным, отстраненным гневом человека, который представляет примерно миллион избирателей. Он сказал Андервуду: «Отсрочка, которую вам предоставили, не дается, потому что ваше преступление считается менее тяжким. Поскольку ваш поступок угрожал власти этого правительства, которое потенциально может изменить всю жизнь Земли к лучшему, ваше преступление считается наказуемым. по смерти.
«Однако вы единственный человек, способный руководить проектом. Поэтому ваш приговор смягчен и будет вынесен, если вы успешно завершите проект восстановления Великого. Только так вы сможете доказать свою невиновность. В случае неудачи три отдельных комитета компетентных ученых вынесут вердикт, который определит, будете ли вы жить».
— А доктор Илья Моров?
«Ее приговор — пожизненное заключение за попытку уничтожить Великого».
«Она подчинилась моим приказам, отданным под принуждением, как я уже объяснил. Я не могу нести ответственность за успешное восстановление, если мне будет отказано в квалифицированной помощи. Ее знания абсолютно необходимы для успеха работы».
Председатель нахмурился. «Гражданские суды вынесли решение. Возможно, она будет связана с нами, как и вы, но ее приговор не может быть смягчен, кроме как путем специального обжалования и повторного судебного разбирательства. Посмотрим, что можно сделать в этом вопросе».
Андервуд подавил взрыв, который он хотел выпустить, свое осуждение всего, что символизировало гнилую культуру, в которую он попал благодаря случайности рождения. Он смел надеяться только на то, что к Илье будет оказано снисхождение, что они каким-то образом придумают способ уничтожить пришельца.
Он заставил свой разум закрыться от всех возможностей антагонизма между культурой Сирении и культурой Земли. Теперь он осознавал все возможности разума, подобного разуму Демарзуля, вооруженного сиренианской сверхнаукой, свободно распространявшейся среди землян, и им двигало стремление к разрушению, столь же сильное, как и его прежнее желание спасти и восстановить. Земля была в достаточно плохом состоянии и без Демарзула.
Для себя и для Илии он почти осмелился надеяться, что они смогут найти убежище от гнева Апостолов — возможно, в венерианских колониях — ибо на Земле для них ничего не осталось.
Председатель добавил с убийственной многозначительностью: «Чтобы убедиться, что Великий не рискует, вас будет постоянно сопровождать вооруженная охрана. Вы будете тщательно объяснять каждое движение, прежде чем сделать его, иначе вас может не быть в живых». сделать это."
Это было все тогда. Под усиленной охраной Андервуда вывели между рядами наблюдателей, большинство из которых были учениками. Он почти чувствовал сомнение и ненависть, обращенные к нему.
Когда он вернулся в музей, повсюду стояла охрана Апостолов. Ученые работали с пустыми, невыразительными лицами и с оружием за спиной.
Крейвен, биолог, подробно изучивший Disciples, неуверенно оторвал взгляд от своего стола, когда вошел Андервуд. Он временно был назначен ответственным в отсутствие Иллии и Андервуда.
«Я сожалею обо всем, Дел. Особенно о докторе Морове. Когда я увидел, как она выключает излучение, я понял, что что-то не так, но когда она сказала, что это пришло от тебя, я понял, что это было неправильно». время для нас взять на себя. Я рад, что они обнаружили, что вы не симпатизируете ученым, которые хотели уничтожения Великого ".
Его слова отказывались укладываться в голове Андервуда, чтобы иметь смысл. Но через мгновение оно пришло — хотя к каждому другому ученому в этом месте была приставлена личная охрана, за Крейвеном не было ни одного дежурного. Итак, Крейвен был одним из них, учеником. А если Крэйвен, то почему не другие?
Но биолог изучал Disciples с научной точки зрения. Он погиб вопреки этому или из-за этого?
Это была проблема, не поддающаяся пониманию Андервуда. Он уклонился от ответа: "Как дела? Деление клеток усиливается? Интенсивность радиации и питательного раствора усиливается по нашим планам?"
Крэйвен кивнул. «Насколько я могу судить, Великий развивается должным образом. Конечно, вы захотите провести полную проверку. Ежедневные отчеты готовы для вашего просмотра».
Андервуд хмыкнул и вышел, сопровождаемый молчаливым, вездесущим охранником. Он вышел к испытательному стенду, где трое техников постоянно следили за процессами. Все функционировало в соответствии с инструкциями в репозитории — инструкциями, подготовленными Тошмиром.
Повсюду были охранники, а на балконе нескончаемый поток Учеников Великого. Для Андервуда это было похоже на кошмар. Как мог ускользнуть контроль над проектом? Это произошло так быстро и коварно, что он и не заметил. Но это было не так; правда заключалась в том, что он никогда не контролировал ситуацию. С того момента, как ученые принесли протоплазму Демарзула на Землю и раскрыли историю своей находки, это было неизбежно.
Это неизбежно, подумал Андервуд, и это величайшая семантическая ошибка, которую когда-либо совершали. Было бы хорошо, если бы это был Тошмир, а не Демарзуле. Целый век в мире не было лидеров, кроме неуклюжих политиков, покупающих голоса. Тошмир мог вернуть им видимость силы и инициативы, но что предпримет завоеватель и разрушитель Демарзуле?
На следующий день Илья вернулся. Андервуд был потрясен ее внешним видом. Она мечтала о новом и более разумном мире, который принесет инопланетянин из космоса, точно так же, как Андервуд мечтал о новом мире науки, который должен быть открыт. И теперь их мечты превратились в чудовище.
Хуже всего в их встрече было то, что они ничего не могли сказать друг другу. Илия попала в крошечный мир кошмаров под силовой оболочкой под охраной охранников, и один постоянно оставался рядом с ней, пока она возобновляла свои обязанности. Точно так же собственная охрана Андервуда никогда не покидала его. Андервуд должен был поддерживать претензию на невиновность перед ними.
«Это были Файф и Дрейер, — сказал он Илии. — Я рад, что тебе не удалось уничтожить Демарзула.
Она поколебалась мгновение, затем кивнула с пониманием. «Я не знал, что ты делаешь, но я полагал, что на то была какая-то причина. Я не подозревал об их злом замысле».
И это было все. Больше они ничего не могли сказать. Ничего из ее отчаяния из-за ее бледного, матового вида. Ничего из ее потерянной мечты.
Масса росла и приобретала форму. Конечности, голова и туловище отчетливо сформировались и потеряли свой устрашающий эмбриональный вид. Существо будет взрослой формы и облика, как понял Андервуд, и не будет возвратом к младенчеству. Он был целых восемь футов ростом и был гуманоидным, имея четыре конечности, голову и туловище, но рентген показал радикальные различия в строении костей и суставов. Один черепной и два брюшных органа были совершенно незнакомы и не могли быть идентифицированы ни одним из биологов проекта.
Какое-то время Андервуд лелеял надежду, что эти структурные различия могут сделать невозможным выживание Демарзула на Земле. Но чем дальше развивались легкие, тем очевиднее становилось, что сиренианец адаптируется к атмосфере. Что касается еды, то не было никаких сомнений, что с питанием проблем не будет. К шестому месяцу тоже было безнадежно предполагать, что что-то пойдет не так с процессом восстановления. Тошмир спланировал слишком хорошо.
Андервуд задавался вопросом, что стало с Файфом и Дрейером, были ли они схвачены и убиты, или они все еще жили в глубинах древних зданий под городом. Не было абсолютно ни слова. После их трагического провала его держали в полной изоляции. Он ни с кем не разговаривал, кроме молчаливых охранников и своих коллег-техников. Он не знал никого, кому мог бы доверять, потому что был уверен, что среди ученых, работающих рядом с ним, были те, чьей обязанностью было шпионить за ним. Крейвен, например, с каждым днем становился все более угрюмым, и теперь он почти постоянно избегал Андервуда, как будто стыдясь того, во что верил и что делал, но не в силах ни отречься от этого, ни помочь себе. Симптомы истерии становились все более очевидными.
Андервуд искал их у других ученых, но не был достаточно опытен, чтобы обнаружить все признаки. Единственным способом было перестраховаться и никому не доверять.
Жизнь продолжалась безвременно в мире кошмаров. Свет дня был полностью закрыт силовой оболочкой. Когда Андервуд вышел из здания музея и посмотрел на его черноту, он вспомнил, как он спас мир много веков назад, когда человечество когда-то было на грани самоуничтожения в смутном начале атомного века. Только открытие силовой оболочки, поля, непроницаемого ни для какой субстанции, ни излучения, ни силы, спасло людей от полного уничтожения.
Но теперь человек столкнулся с другой мощной разрушительной силой — его собственным желанием подчиниться любому лидеру, обещавшему освобождение от самостоятельной ответственности и действий. Инопланетянин, безусловно, смог бы выполнить это обещание там, где не смог бы ни один человек, но стоил ли он риска быть обремененным кровавой диктатурой?
Это фантастика, подумал Андервуд, что он никак не может ускользнуть от охраны и убить растущее чудовище. Изменения в силе излучения могли сделать это, но не было никакой возможности изменить излучение. Охранники, лидеры которых были технически обучены, имели доступ к записям ученых, которые не только сообщали детали предыдущей работы, но и описывали каждый шаг до восстановления Демарзуля. Андервуд не осмеливался отступать от процедур, написанных в письменных заметках. Сама ванна была окружена прозрачной оградой, непроницаемой для твердого дробового или радиационного оружия — даже если бы он мог его получить — и в питательный раствор нельзя было помещать яды.
Пока Демарзуле находился в питательной ванне, сделать было просто нечего. Но в день его возникновения? В уме Андервуда сформировался отчаянный, последний план.
Он объяснил своей страже: «Когда появится Великий, было бы хорошо, если бы кто-нибудь приветствовал его на его родном языке. Лишь немногие из нас, ученых, способны на это, а из тех, кто может, я здесь единственный. С вашего позволения, я буду рядом с ним и поприветствую его, когда он встанет».
Охранник задумался. «Я передам вашу просьбу Первому Верховному Пророку Хеннесси. Если она будет сочтена подходящей, вы будете назначены встречать Великого».
Андервуд пожалел, что не оказал Хеннесси более теплый прием в тот первый день, когда фанатичный пророк пришел к нему в офис, но Хеннесси немедленно дал разрешение. Андервуд представил себе, как Пророк получает большое удовольствие от того, что Андервуд первым приветствовал Великого.
Рядом с узким мостком между смотровой доской и ванной были установлены органы управления, которые должны были окончательно отключить излучение и слить питательный раствор, когда процесс восстановления подойдет к концу. Здесь также находились водяные клапаны, использовавшиеся для промывки бани, когда она была впервые построена.
В этом узком пространстве Андервуд мог на мгновение скрыться от бдительного взгляда своего охранника. Он надеялся, что сможет отключить радиацию и преждевременно осушить ванну. Если это невозможно сделать, он может наполнить ванну водой и утопить Демарзула до того, как охрана успеет вмешаться или добраться до запорного клапана. Андервуду удалось спрятать в кармане небольшой стержень, которым он надеялся сломать клапан после того, как его откроют.
Массивная фигура Демарзула уже несколько дней шевелилась, словно эмбрион, и Андервуд внимательно следил за первой попыткой подняться. Это был бы самый ранний момент, когда он мог надеяться предпринять попытку уничтожить сиренианца.
Он хотел бы довериться Илии, но шансов не было. Он боялся, что у нее может быть свой собственный отчаянный и опасный план.
Цвет кожи сиренианца стал темным, как темное красное дерево, и, похоже, это был ее естественный оттенок. Волосы на голове были медного цвета, темнее кожи. Весь облик Демарзуля был воплощением мощи и силы, даже когда он лежал неподвижно. Черты его лица были смелыми, с широко расставленными глазами и острым носом. Рот был суровым, почти суровым.
Истерия среди учеников нарастала с каждым часом. Вместо того, чтобы течь по всему зданию по балкону своим бесконечным потоком, они вливались и оставались, надеясь быть там для восхода Великого. Некоторые были опрокинуты и убиты падением на этаж ниже. Они хлынули в главный зал и роились вокруг массы оборудования. Это приветствовал Андервуд, который надеялся, что напирающая толпа может повредить часть оборудования и, таким образом, привести к концу Демарзула.
В любом случае, истерия повлияла на охранников, которые продолжали наблюдать за учеными. Их бдительность и эффективность уступали место тому же напряжению, которое наполняло толпы в зале подобно болезни.
Под конец Андервуд не спал два дня, не решаясь упустить свой единственный шанс. И сотни верующих, заполнивших зал, и еще тысячи ожидавших снаружи уже простояли так долго в ожидании чуда.
Было раннее утро, когда Андервуд уловил первое слабое движение, указывающее на то, что Демарзул вот-вот встанет.
Андервуд ткнул пальцем в сторону ванны и вопросительно посмотрел на охранника. Мужчина кивнул, и Андервуд помчался по узкому подиуму.
О преждевременном сливе раствора и отключении радиации не могло быть и речи. Настало время для этого сейчас. Демарзул с трудом поднимался вверх, его легкие задыхались от первого вдоха земной атмосферы, заполнившей верхнюю часть ограждения.
Ундервуд перерезал радиационный выключатель и закрутил вентиль на водопроводе могучим гаечным ключом, оторвав колесо от вала. Вода хлынула в камеру.
Демарзул с трудом принял сидячее положение и уставился на него, словно ошеломленный, его лицо устрашающе исказилось.
Ученики видели его. Крик восторга прогремел по большому залу и пустым комнатам музея. А потом, внезапно, появился новый звук. Один голос прозвучал выше всех остальных.
"Бей сейчас!" оно кричало. «Сразите захватчика. Уничтожьте богохульство Великого!»
У Андервуда закружилась голова. Там, на балконе, на том месте, которое недавно занимал Пророк, Хеннесси, стоял Терри Бернард!
На мгновение Андервуд не мог понять смысла этого. Пистолет в руке Терри вспыхнул красным. Охранник Андервуда поник в своей убийственной спешке и упал с подиума. Он один видел внезапный подъем воды и понял его значение.
Крики, проклятия, вопли и молитвы, наполнявшие зал, по контрасту сменяли предыдущую суматоху гробовой тишиной. Внезапно воздух пронзили лучи смертоносного огня, и Андервуд не мог ничего понять.
Стороны в конфликте стали появляться. Андервуд увидел, что у некоторых техников и ученых было оружие, и они избавились от своих охранников. Теперь они осторожно стреляли в толпу около оборудования, отстреливая вооруженных главарей.
Внутри непроницаемой ограды гигантская сиренианка неуверенно шаталась, словно оглушенная. Вода быстро поднималась вокруг его бедер. Воздух, выбрасываемый через кислородную трубку, позволял воде подниматься в герметично закрытой камере.
Еще несколько минут, и Демарзуле будет отрезан от подачи воздуха. Сколько времени потребуется, чтобы его утопить, Андервуд не знал. Это во многом зависело бы от его нынешней скорости обмена веществ, что было большой неопределенностью. Но можно ли было сдерживать толпу так долго? Они должны были быть! Он наклонился и схватил пистолет, который выронил преследующий его охранник.
На заднем плане своего разума он задавался вопросом, что означала эта внезапная атака. Насколько сильно она была организована и кто за ней стоял? Очевидно, Терри дал сигнал к нападению, и многие ученые, участвовавшие в проекте, были к этому готовы, однако Андервуду не было дано ни малейшего намека на то, что такое нападение произойдет. Он недоумевал, почему его оставили в стороне.
Крики истеричных Апостолов были оглушительны, поскольку те, кто впереди, пытались прорваться назад с линии боя, а те, кто в тылу, пытались продвинуться вперед, чтобы мельком увидеть Демарзула.
Андервуд спрыгнул на пол в море беспорядка и обнаружил, что не может определить, в какую сторону движется конфликт. Никого из ученых рядом с ним не было, только обезумевшие, неразумные Апостолы. Он решил остаться возле водяного клапана, чтобы убедиться, что его не перекрыл ни один из охранников.
Затем к нему подскочили две фигуры, и одна схватила его за руку. "Дель! Давай, пойдем отсюда!"
Он повернулся. Окровавленное лицо Терри было почти неузнаваемо. Другая его рука сжимала руку Ильи.
— Вы двое, продолжайте, — крикнул Андервуд. — Убирайся, если сможешь. Я должен остаться — убедиться, что он утонул.
— Воду перекрыли! Разве ты не видишь?
Андервуд в ужасе обернулся. Уровень воды падал, а не поднимался. Кто-то перерезал его на одном из других клапанов дальше по линии и открыл слив. Через него прокачивали воздух, потому что Демарзул теперь стоял неподвижно, глядя вниз на вздымающуюся массу, словно размышляя об их судьбе. Ожесточенная животная борьба за выживание теперь исчезла с его лица, и только насмешливое презрение было на нем, когда толпа сражалась перед ним.
"Мы потерпели неудачу!" — воскликнул Андервуд. «Должно быть, Крейвен перекрыл воду. Теперь у нас нет шансов».
«Нет, если мы останемся здесь. Пошли. Мы можем затеряться в этой толпе и пробраться наружу. Там ждет корабль, чтобы переправить нас на Файф. « Лавуазье » укомплектован и готов к отплытию» .
— Лавуазье! Где?..
"Кто знает? Иди!"
Безнадежно Андервуд позволил обезумевшему Терри толкнуть себя в гущу толпы. Признаки вооруженного конфликта исчезали. Андервуд предположил, что ученые были подавлены, так как теперь зал был полностью заполнен учениками. Невозможно, подумал он, чтобы они когда-нибудь смогли уйти, не будучи задержанными. Но даже когда подошли сомнения, он знал, что должен выбраться. Он должен был выжить, чтобы еще раз выстоять против сиренианца.
Он оглянулся. Теперь Демарзул стоял прямо. Медленно поднялись его огромные руки и протянулись вперед, как бы в благословении и приветствии, и стоны восторженных учеников разошлись в диком диссонансе.
Затем из этих чужих губ, тысячекратно усиленных аудиосистемой, установленной в зале, чтобы уловить любые произнесенные слова, раздался чужой голос, который мог понять только Андервуд. И когда странные слова лились потоком, он вздрогнул от их значения.
"Мои люди." — сказал Демарзул. "Мой великий и могучий народ!"
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Андервуд повернулся, словно отброшенный силой побеждающего голоса грома, вырвавшегося из горла Демарзула.
Теперь никто не обращал внимания на троих ученых. Лица учеников были обращены к Великому, ожидая дальнейших заявлений.
Андервуд, Терри и Иллия протиснулись через широкие двери зала против напирающей снаружи толпы. Пока они боролись, громадный голос продолжал атаковать их уши.
«Я победил смерть», — воскликнул Демарзул. «Я победил века, и теперь я иду к вам, мой народ. Я пришел, чтобы привести вас к звездам и к Галактикам за звездами, где одно ваше имя заставит трепетать существ далеких миров».
Каждое слово было подобно ножу, вонзающемуся в Андервуда, поскольку они показывали, что Демарзул уже понял ситуацию и овладел ею. И хотя люди не понимали слов, тон его голоса почти одинаково хорошо передал смысл, и не было никого в этой массе поклоняющихся Учеников, кто сомневался, что для Земли наступил новый день величия.
Всякое подобие организации при мелких пророках и жрецах, таких как Хеннесси, исчезло. Особой организации никогда не было, потому что люди не доверяли никому в достаточной степени, чтобы создать очень сплоченную или эффективную организацию.
Это пошло на пользу ученым. Демарзулу потребуется время, чтобы осознать оппозицию и личность ученых. Но он наверняка знал о покушении на свою жизнь, подумал Андервуд, если только полное сознание не вернулось до тех пор, пока вода в камере не начала спадать, а Демарзул не осознал значения этого.
Но Андервуд не верил этому. Демарзул продемонстрировал такое быстрое понимание позиции Апостолов, что, вероятно, обладал семантической точностью своего мышления, которая посрамила бы лучших ученых Земли.
Теперь все трое продвигались быстрее, проталкиваясь в ту часть толпы, которая не могла видеть Демарзула. Под черным куполом силовой оболочки, насколько они могли видеть, пространство между зданием и внешним краем оболочки было заполнено борющимся человечеством. Слова Демарзуля можно было расслышать лишь еле слышно.
— Северные ворота, — сказал Илия. — Это самое широкое. Может быть, система охраны полностью вышла из строя…
Терри кивнул. "Похоже на это. Во всяком случае, это ближе всего к нашему флайеру. Если нам бросят вызов, давайте понесем Иллию и объясним, что она была ранена в толпе. Это может помочь нам пройти. Если нет, держите свое оружие наготове".
Андервуд согласился. Ему казалось, что это какой-то кошмар, от которого он безуспешно пытался проснуться. Ему было интересно, что случилось с другими учеными проекта и с теми, кто пытался штурмовать здание. Неужели все они погибли в короткой и бесполезной битве?
Он должен был признаться себе, что время от времени, в течение тех долгих дней под наблюдением охранников-учеников, он задавался вопросом, не было ли какой-нибудь возможности использовать науку Демарзула без опасности. Эта надежда, однако, была окончательно и полностью разрушена появлением Демарзуля. Сирениан не изменился за полмиллиона лет.
Пока они яростно прорывались вперед, Андервуд обдумывал курс, по которому, вероятно, пойдет Демарзул. Он соберет вокруг себя марионеточную организацию администраторов, которые примут священническое освящение перед народом из-за их близости к Великому. Организация сомкнется вокруг Земли, охватывая желающих преданных, безжалостно уничтожая небольшие очаги оппозиции, которые могут возникнуть.
В распоряжении Последователей будет мировое оружие и фабрики. К этому добавятся страшная наука и неизвестное оружие сиренианцев.
Какая сила могла сдержать эту лавину?
Ответ был: нет. Не было силы, которая могла бы коснуться его, ученые ничего не могли сделать, чтобы помешать высвобожденным силам Земли захлестнуть Галактики.
Полет. Это был единственный выход для тех, кто хотел избежать фиаско. Но это должно быть больше, чем полет. Каким бы безнадежным это ни казалось, те земные ученые, которых удалось собрать, должны были посвятить себя свержению Демарзула, спасению землян от безумного пути завоевания.
Ближе к северным воротам искажающая энергия силовой оболочки направлялась по части пространства, образуя отверстие в стене. Слухи о восстании Великого распространились, как вирус, и тысячи людей собрались вне скорлупы, тщетно пытаясь пробиться внутрь. Казалось, все подобие попытки охранять входы исчезло, когда троица прорвалась через туннель. открывался и выходил на солнечный свет, который казался совершенно ослепляющим Иллии и Андервуду, которые не видели его так давно.
На мгновение Андервуд задумался, а не могли ли они остаться внутри «Карлсона» и рискнуть застрелить Демарзула, когда он вышел из-под защитного экрана вокруг ванны. Но он знал лучше. Демарзул не выйдет, пока комната не будет очищена и верующие не будут стоять на страже с оружием, готовым взорвать любого потенциального убийцу.
Нет, они были на единственном открытом для них пути. Теперь они были привержены этому; не было пути назад.
Наконец они вышли на относительно свободное пространство, где можно было быстро передвигаться. Андервуд заметил небольшой летательный аппарат, рассчитанный на трех человек, на вершине невысокого холма, в миле от музея.
— А как насчет остальных? — сказал Андервуд на бегу. — Никто из них не ушел?
— Я так не думаю, — ответил Терри. — Мы этого не ожидали. Нашей целью было уничтожить Демарзула, а если это не удастся, то заполучить вас двоих.
Двое бегущих мужчин, один с перебинтованной рукой, другой с окровавленным лицом, и бледнолицая девушка привлекали к себе нежелательное внимание, но, наконец, добрались до возвышения, где лежал летчик, и забрались внутрь. сработало управление, и они закружились в воздухе.
С их возвышения Андервуд оглянулся на музей, святое святилище учеников. Дороги, ведущие к этому месту, были черными от людей, когда верующие устремились к зданию, чтобы увидеть Великого и услышать его голос.
Он повернулся к Терри. «Введи меня в курс дела».
«Они связались со мной — вы знаете, меня не подозревала полиция — и мы организовали небольшую группу ученых, которым, по нашему мнению, мы могли доверять. Мы рассказали им все о Демарзуле и о нашей ошибке в его возвращении. целью уничтожить его любыми возможными способами, но, конечно, у нас не было средств. Силовой снаряд предотвратил прямую атаку на Карлсона, поэтому мы попытались просочиться с Disciples. Четверо из нас были пойманы и убиты.
«Мы не пытались связаться с вами, потому что чувствовали, что это слишком опасно, и знали, что вы сделаете все возможное. ученых в проекте, но мы, очевидно, потеряли всех наших людей, не причинив вреда Великому. Только то, что мы потерялись в этой толпе, спасли нас троих. Я подозреваю, что они чувствуют себя в безопасности под защитой Демарзула теперь, когда это их единственный причина не усыпить газом всю толпу, чтобы заполучить нас».
"Какой твой следующий шаг?" — спросила Илья.
« Лавуазье прибыл две недели назад за припасами. Большая часть экипажа на нашей стороне, а остальных уже нет. Файф и Дрейер уже на борту, как и остальные ученые нашей группы. мы можем сделать, это поднять нос и двигаться так быстро, как мы можем путешествовать. Это может быть всего лишь вопрос часов, пока Демарзуле узнает о нас и пошлет флот в погоню. После того, как мы выйдем в космос, все остальное готово. к начальнику». Он ткнул большим пальцем в сторону Андервуда.
"Что ты имеешь в виду?" — спросил Андервуд.
— Я имею в виду, что как первоклассный физик и единственный, помимо нас, несколько не участвующих в боевых действиях археологов и семантиков, кто понимает сиренский жаргон, не говоря уже о вашем знакомстве с Демарзулом, вы добились избрания председателя этой делегации.
Андервуд коротко и горько рассмеялся. «Я ответственен за беспорядок, поэтому я должен быть ответственным за поиск выхода. Это все?»
«Мы передадим вас в психиатрическое отделение, если вы не прекратите это», — мрачно сказал Терри.
«Извините. Я, конечно, благодарен, что остальные из вас думают, что я могу быть полезен, но я боюсь, что мой мозг совершенно не знает, как выбраться отсюда».
«Может быть, вы думаете, что остальные из нас не такие», — сказал Терри. — Но ты самый квалифицированный из всех нас, чтобы распознать способ подлизать Демарзуле, когда увидишь его.
Андервуд смотрел вперед, на расширяющийся вид на здания, где ученые сопротивлялись ученикам. Он пытался представить себе, какими были для них последние месяцы, но он никогда не мог знать сотни отчаянных побегов и стычек с охраной и офицерами, и быстрых убийств в недрах под городом.
Рядом со сгрудившимися зданиями на экспериментальной площадке стоял большой космический корабль-лаборатория Лавуазье , сияя в лучах раннего рассвета. Внезапно на поле появились яркие вспышки света. Илья увидел это первым. "Стрельба!" воскликнула она.
«Их атакуют!» — воскликнул Терри. «Мы должны спуститься туда, иначе им придется уйти без нас. Убери эту пару тяжелых горелок под своим сиденьем, Дэл. Нам придется идти на стрельбу».
Андервуд вытащил оружие, и летательный аппарат стремительно метнулся к полю. Со стороны ближайшего к кораблю входа в здание велась сосредоточенная атака, но другие офицеры окружали корабль за ширмой дальнего кустарника.
«Я полечу над ними», — сказал Терри. «Дай им хороший выстрел из обоих орудий».
Андервуд открыл иллюминатор против ветра и направил носы смертоносных орудий наружу. Он нажал на спусковой крючок, и нескончаемый поток огня устремился к земле, пронзая ряды нападавших, притаившихся за кустами и заборами. Затем Терри быстро развернул корабль, чтобы избежать столкновения со зданием, и они взмыли вверх. В этот момент снизу ударил калечащий луч.
"Мы попали!" — воскликнул Терри. «Он заглушил мотор. Ждите аварийной посадки. Я попытаюсь добраться до порта корабля».
Андервуд снова обратил внимание на пушки, как будто ничего не произошло. Когда нос опустился, он выстрелил в здание, из которого был произведен выводящий из строя выстрел. Ему показалось, что он услышал крик боли, хотя это мог быть всего лишь звук ветра, ударяющего о корпус маленького летательного аппарата.
Теперь они падали быстро, направляясь к открытому порту большого космического корабля. Они могли видеть, как появляются некоторые члены экипажа и ученые, готовые защитить свое приземление оружием. Они мчались ниже уровня верхней части корпуса, и казалось, что огромные листы пластин текут мимо левого борта летательного аппарата, словно стальная река.
Перестал течь. Они сильно ударились, и Терри рывком открыл дверь. Они рухнули в гущу своих защитников, а вокруг них в солнечном свете засияли языки пламени.
"Залезай!" — крикнул один из мужчин. «Нам почти пришлось уйти без вас. Они привезут подкрепление». Это был Мейсон, физик.
Андервуд кивнул. «Мы готовы. Все остальные на борту отправляются?»
"Да."
Рядом с Андервудом внезапно раздался крик, и один из матросов выронил пистолет и схватился за руку от боли. Мейсон и Терри схватили его поддерживающими руками и втащили в судно. Андервуд сжал руку Илии и поспешил через порт. Позади них последний из мужчин захлопнул дверь и крепко зажал ее.
— Файф ждет вас в диспетчерской, — сказал Мейсон. «Мы позаботимся о Питерсе здесь. Терри тоже лучше остаться на лечение».
Андервуд кивнул и помчался по коридору с Иллией. Они прошли мимо других мужчин, занятых своими делами. Некоторых из них он знал; других он никогда раньше не видел. Он надеялся, что Файф и Терри сделали тщательный выбор. Ему на ум пришло воспоминание о биологе Крейвене. Они подошли к входу в диспетчерскую. Капитан Доусон был техническим командиром, ожидая указаний на взлет. Очевидно, Мейсон взял на себя ответственность за взлет, потому что его голос прозвучал из аудиосистемы, когда вошел Андервуд. Файф кивнул в знак согласия капитану Доусону. "Принять его!"
Почти мгновенно корабль взмыл ввысь.
"Ждать!" — воскликнул Андервуд, входя в диспетчерскую.
Файф и Доусон посмотрели на дверь. — Ждать нельзя, — сказал Файф. «Мы почти бросили вас, Терри и Иллию. Полиция искала нас несколько недель, и теперь, когда мы вышли на открытое пространство, они не пожалеют сил, чтобы схватить нас».
«Мы не можем обойтись без записей Stroid», — сказал Андервуд. «Терри сказал мне, что меня избрали главой этого отряда. Если это так, то мой первый приказ — собрать все обрывки записей и артефактов строидов, которые когда-либо были найдены, прежде чем мы взлетим».
Вошел Дрейер и с интересом посмотрел на Андервуда, но ничего не сказал.
"Почему?" — сказал Файф. "Я не понимаю."
«Было оружие, — сказал Андервуд, — оружие, которого боялись сирены, и которое, по-видимому, было ответственно за власть над ними Драгбора. Если хоть какой-то след этого оружия останется во Вселенной, наша цель — найти его. ... Это может быть нашей единственной надеждой победить Демарзула.
Остальные смотрели на него, словно сомневаясь в его здравом уме, но надеясь, что он на пути к решению.
— Но это было пятьсот тысяч лет назад! — сказал Файф. «Как мы могли надеяться найти такое оружие, которое исчезло так давно? У нас нет зацепок…»
«У нас есть записи Stroid. Вот почему они мне нужны».
«Но сиренианцы, похоже, ничего не знали о природе оружия».
«Мы не так уверены в этом. Но даже если это так, великая цивилизация Драгбора существовала. Мы не знаем, что она вымерла, и мы ничего не знаем о ее местонахождении — но оружие может быть там. И ключ к его местонахождению может быть в записях Строидов».
Дрейер кивнул и сильно выпустил дым. «Он прав, Файф. Мы не думали об этом, но это может быть наш единственный шанс. По крайней мере, это дает нам цель, а не просто бросаться в бесцельное бегство».
— Полагаю, да, — с сомнением сказал Файф. — Но я не понимаю, как…
— Я позабочусь об этом. Покажи нам, где записи. Однако сначала мы добудем хранилище; я хочу, чтобы все это было доставлено на борт.
Андервуд быстро повернулся к Доусону и приказал спустить корабль рядом с временным сооружением, в котором размещалось хранилище рядом со зданием музея Строидов. Затем он подошел к переговорному устройству корабля и объяснил их маневр. Он призвал двадцать добровольцев на скутерах и оружие, чтобы прикрыть тех, кто должен был передать записи.
Под ними, на земле, озадаченно стояли полицейские, наблюдавшие, как убегает их добыча, когда « Лавуазье » повернулся, медленно пересек группу зданий и снова начал падать. Три смертоносных полицейских летательных аппарата зависли в воздухе над огромным космическим кораблем.
Андервуд с пристальным вниманием наблюдал за летчиками. Двадцать человек, которых он выбрал из числа добровольцев, собрались вместе с ним вокруг смотровых площадок.
«Первой задачей будет сбить этих летунов», — сказал Андервуд. «Тогда вы будете обеспечивать постоянное прикрытие для тех из нас, кто покидает корабль, чтобы вернуть записи. Отправляйтесь к назначенным вам воздушным шлюзам. Я дам сигнал, когда летуны окажутся в наилучшей позиции для атаки одной из вас».
Байерс, инженер-механик, назначенный капитаном группы, кивнул.
«Они не узнают, что их поразило», — пообещал он.
— Надеюсь, — сказал Андервуд. «Хорошо, займите свои места и подайте сигнал, когда будете готовы».
Мужчины вышли из комнаты, пока большой корабль медленно приближался к Земле. Трое полицейских летчиков продолжали двигаться с убийственной любознательностью. Затем внезапный сигнал от Байерса показал, что люди заняли позиции и готовы.
Андервуд наблюдал за летунами. Один находился вне поля зрения двух других у носа « Лавуазье » . Андервуд резко крикнул: «Номер три, в атаку!»
Почти мгновенно за ничего не подозревающим полицейским летательным аппаратом открылся шлюз, и оттуда выскочили три скутера, их водители выпустили смертельную струю, которая попала в хвост летательного аппарата. Внезапный расцвет пламени поднял столб черного дыма, и летательный аппарат направился к Земле, а его пассажиры не знали, что произошло.
Но теперь второй летчик обогнул корпус, и три мотороллера были замечены. Полиция открыла огонь, и один скутер пропал из виду.
"Номер семь!" — приказал Андервуд.
Замок в верхней части корпуса открылся, и оттуда выскочила вторая тройка скутеров. Летчик был под ними, и его пилоты успели поднять голову и увидеть взрывной огонь, лившийся над ними через прозрачный пузырь. Но они не успели отомстить.
Теперь со стороны наземных сил начал подниматься огонь, и водители скутеров были вынуждены уворачиваться и извиваться, чтобы избежать попадания. При этом они пикировали близко к земле и опрыскивали нападавших.
Однако сверху с разрушительной яростью присоединился третий летчик. Еще два скутера упали. Андервуд приказал оставшимся мотороллерам идти в атаку. Одновременно они хлынули с корабля, волной разрушения захлестнули оставшийся летательный аппарат и сбросили его на наземные войска.
Последние теперь рассредоточились и искали укрытия перед растущим уничтожением водителей скутеров.
— Выровняйте грузовой люк номер один по укрытию хранилища, — проинструктировал капитана Андервуд. "Мы загрузим это в первую очередь."
Корабль опустился на поверхность без тряски. Территория вокруг убежища была расчищена. Мейсон, взяв на себя ответственность за погрузку, приказал открыть люк. Переносные грузовые единицы были переданы и привязаны к периферии огромного граненого артефакта, объем которого почти заполнил люк.
Скрытая полиция продолжала спорадический огонь, но водители скутеров сдерживали огонь ниже эффективного уровня, не теряя больше своего числа.
Мейсон направил поток на грузовые единицы, и огромная масса медленно поднялась с того места, где она покоилась. Затем привязанный к нему трос начал наматываться, притягивая хранилище к кораблю.
Когда люк с лязгом закрылся, Андервуд тяжело выдохнул. «Это основная часть нашей работы! Еще полчаса, чтобы собрать записи в здании, и мы закончим».
Илья издал внезапный пронзительный крик. — Дель! Здание — оно в огне!
Мужчины уставились. Из музея, где хранились записи Строидов, поднимались клубы дыма и лижущее пламя.
«Должно быть, они знали, что мы ищем, — сказал Файф, — и подожгли здание. Сейчас нет никаких шансов заполучить кого-либо из них».
«Да, есть! Большинство пластинок металлические». Андервуд подошел к переговорному устройству. «Каждый мужчина, кроме взлетной команды, в скафандрах. Берите с собой личное оружие и будьте готовы немедленно войти в музей».
"Чем ты планируешь заняться?" Илья заплакал.
Он уже был у ближайшего шкафчика, пытаясь влезть в неуклюжий скафандр. «Этого будет достаточно для защиты от огня, чтобы каждый человек мог вынести по одной ноше».
Старое здание, словно символ времени, охотно отдавалось огню. Его древняя, лишь частично противопожарная конструкция прогибалась, а система противопожарной защиты полностью вышла из строя.
Андервуд быстро пробежался по плану, который дал ему Файф, по поиску большей части записей, а затем помчался к грузовому отсеку, где остальные были почти готовы. Он приказал каждой паре мужчин буксировать грузовой корабль.
Это была причудливая процессия неземных фигур, которые неуклюже шли от корабля к ступеням горящего здания.
Андервуд и Мейсон вместе тащили свою тележку, которая стояла в футе от пола. Почти ослепленные дымом, они прошли через залы к стеллажам, где на полках лежали пластинки полумиллионной давности.
«Заряжай! Вот оно, — крикнул Андервуд. Словно существа в каком-то фантастическом аду, он увидел, как остальные заходят в большую комнату позади него. Они начали опустошать полки, наполняя тележки всем, что попадалось под руку.
Деревянные балки, поддерживающие высокую архаичную конструкцию крыши, были сухими и полыхали пламенем. Где-то вне их поля зрения балка рухнула, и воздух наполнился дождем из штукатурки и кирпичной кладки.
— Больше ни на что не будет времени, — сказал Мейсон. «Наш перевозчик полон. Поехали».
Андервуд подтолкнул тележку к дверному проему, через который они вошли. Его инерция была его единственным противодействием.
"Тащите перевозчика," сказал Андервуд. "Я возьму еще охапку."
Пока Мейсон исчезал в пелене дыма, Андервуд зачерпнул еще одну охапку материалов. Затем, почти вслепую, он искал выход.
Почти все остальные уже были загружены и тащили свои тележки. Андервуд оглянулся. Какие тайны могут скрываться здесь, среди записей, которые они должны оставить после себя! Он надеялся, что боги случая были достаточно милосердны, чтобы направить свои руки на какую-то запись, которая направит ученых к древнему врагу Империи Сирен, Драгборам, чье ужасное оружие так боялось сиренианскими ордами.
Вернувшись на корабль, Андервуд с тоской оглянулся на охваченное пламенем здание. Было бесполезно предпринимать еще одну попытку.
Полиция, очевидно, надеялась, что огонь помешает ученым, но после успешного спасения множества записей и артефактов они возобновили атаку с нарастающей яростью.
Андервуд позвал Байерса и водителей скутеров, чтобы они вошли. Силы защиты медленно отступили к кораблю, и в это время полиция начала стрелять в открывающиеся порты. Скутеры влились в корабль, на нескольких из них был смертельно ранен член экипажа.
Всего вернулось только четырнадцать.
— Вот и все, — мрачно сказал Байерс. «Остальные мальчики не вернутся».
В момент резкой неуверенности Андервуд задумался, стоит ли его требование пластинок такой жертвы. Так и должно быть, сказал он себе. Без надежды на оружие, способное победить сирениан, не было смысла в полете в космос.
Он вернулся в рубку управления и отдал приказ поднять корабль.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Сквозь иллюминаторы Андервуд смотрел, как исчезают близлежащие здания. Солнечный диск взлетел над горизонтом и залил их золотым сиянием. Затем пилот отрегулировал органы управления, и кораблю был придан внезапный сокрушительный разгон, но для пассажиров это было незаметно.
Как усталый старик, Файф рухнул на мягкое сиденье рядом со столом штурмана.
«Вы выглядите так, как будто с тех пор, как я видел вас в последний раз, вы пережили довольно тяжелые времена, — сказал Андервуд.
Файф пренебрежительно улыбнулся. «В течение пятидесяти лет я был ученым и археологом. Слишком поздно оказаться в эпицентре планетарного кризиса и надеяться, что смогу справиться с ним».
«Вы проделали прекрасную работу до сих пор».
«Я никогда не смог бы даже удовлетворительно возглавить экспедицию, и уж точно не группу такого рода. Терри мог бы, но ему не хватает физических знаний, которыми вы обладаете. Мейсон мог бы, но он ничего не знает о сиренианцах. нас всех за работу».
«Я хочу быть уверен, что остальные думают так же. Возможно, неплохо было бы провести выборы».
— Все равно надо собрать всех. Многие ученые недостаточно знакомы с проблемой. Их надо организовать по своим специальностям, а мы должны подготовить какую-то систему защиты.
Когда корабль находился не дальше орбиты Луны, было созвано совещание ста двадцати пяти ученых и членов экипажа « Лавуазье » . Файф, как номинальный председатель, официально представил Андервуда как лидера группы. Принятие было единодушным и восторженным, поскольку Андервуд был известен почти всем из них по репутации, если не лично.
Вкратце он изложил события, связанные с открытием и восстановлением Демарзула, тщетные попытки ученых противостоять требованию человечества о новом боге. Затем он призвал Дрейера описать характеристики противника, который противостоял им.
«В веках прошлой истории Земли, — сказал Дрейер, — были завоеватели, императоры, диктаторы и тираны, но никогда не было Демарзула, сиренианца. Для сиренианцев завоевание и лидерство были так же важны, как пища. только одно решение для них, поскольку они расширялись в Галактике, и это было полное господство над Галактиками или вымирание, Несомненно, нашему собственному миру повезло, что Драгбора преуспели в их уничтожении.
«Что касается нашей нынешней проблемы, Демарзул продаст народам Земли идею их полного превосходства над всеми другими расами во Вселенной. Они созрели для принятия такой доктрины. Он воспользуется сверхъестественным аспектом своего появления среди нас. и поощрять благоговейное отношение. Тогда он, я думаю, обязательно начнет строительство боевых флотов и сборку оружия и армий - не кораблей и оружия, которые мы знаем, а лучшего, что сиренская наука могла произвести полмиллиона лет назад. .
«Через несколько часов он обязательно узнает о нашем побеге и о том, что мы являемся врагами. Невозможно поверить, что он не отправит корабли преследования, чтобы уничтожить нас. Наш единственный шанс — быть слишком далеко, чтобы они могли догнать нас.Хотя бы на Земных кораблях.К тому времени, когда будут построены сиренские проекты, у нас должен быть ответ.
«Такова природа проблемы, с которой мы сталкиваемся. Наша единственная надежда — и она весьма призрачна — заключается в открытии оружия, с помощью которого Драгбора давным-давно одолели орды сирен. Если мы останемся ограниченными нашей собственной науки, я убежден, что проблема безнадежна, хотя я знаю, что, к счастью, есть те из вас, чей ум радикально отличается от моего, и они не признают поражения даже при таких ограничениях».
«Некоторые из вас возражали против нашего бегства, утверждая, что мы должны остаться и вести подпольное оппозиционное движение. Вы были теми, у кого не было правильной оценки нашего врага. Я хочу, чтобы вы поняли, что такое движение было бы абсолютно бесполезным. Успешное подпольное движение должно быть движением угнетенного большинства против правящего меньшинства. Человечество хочет Демарзуле. Никогда не забывайте об этом. Вот почему мы бежим.
«Но наша битва не с нашими ближними; их недостатки коренятся в темных процессах эволюции и расового развития. Однако появление Демарзуля — посторонний фактор, которого эволюция не допустила. Без него люди в конечном итоге достичь зрелости и уравновесить конфликты своей расовой юности.С Демарзулом как богом и лидером, развитие поколений может быть уничтожено.
«Вы должны помнить, что мы взяли на себя единственно возможный путь — побег. Мы всего лишь дети по сравнению с расово старым Демарзулом. Он супермен из суперрасы, которая опередила нашу задолго до того, как наш первый пещерный предок открыл огонь. мы надеемся, что найдем оружие Драгбора, чтобы наш вид мог подняться по длинной эволюционной лестнице, на которую они так горько споткнулись».
После речи Дрейера перед Андервудом стояла торжественная группа мужчин. Семантик впервые сообщил большинству из них о безмерности грозившей им опасности.
Затем они приступили к организации большой группы на более мелкие подразделения в соответствии со своими специальностями. Андервуд обнаружил, что преобладают физики и биологи. Тридцать физиков были сгруппированы под руководством Мейсона. На них легла задача исследовать возможные виды оружия и средств защиты, которые можно было бы использовать против нападений, которые непременно произойдут.
Для работы с группой Мейсона были назначены люди с чисто инженерной квалификацией.
Биологическая группа включала дюжину хирургов и четырех психиатров под руководством Ильи. Дрейеру и его коллегам-семантикам было поручено вместе с археологами изучить записи, которые они спасли от пожара, в надежде найти ключ к миру Драгбора и оружию, которое могло быть там.
Большинство ученых-физиков имели разную степень навыков работы со станками и оборудованием и могли помочь в изготовлении вооружения для корабля.
Первая задача состояла в том, чтобы оснастить корабль поглощающими экранами, чтобы предотвратить радиолокационные эхо и свести на нет эти средства их обнаружения с Земли. Это был относительно простой проект, и он был завершен к концу их первых двадцати четырех часов пребывания в космосе. Оставались только астрономические средства, с помощью которых их можно было обнаружить с Земли, и с каждым часом эта возможность становилась все более отдаленной. Андервуд, однако, не мог избавиться от беспокойства, охватившего его перед лицом преследования, которое, как он знал, обязательно должно было произойти.
Через шесть дней и в сотне тысяч световых лет от Земли Файф обнаружил первое доказательство того, что им сопутствовала удача.
Он и Дрейер, а также Терри, Андервуд и другие семантики и археологи работали в одной большой комнате, предназначенной для изучения записей. Внезапное восклицание Файфа нарушило тишину комнаты. Он поднял небольшой металлический рулон, оплавленный снаружи, но развернутый в виде спирали там, где он оторвал расплавленные части.
«Похоже, это мог быть бортовой журнал одного из кораблей с беженцами», — сказал он. "Посмотри на это."
Андервуд склонился над маленькой машиной, которую они разработали для подачи корректирующего излучения, которое должно было делать символы видимыми. Обычно они выделялись на тускло-металлическом фоне, как белое пламя, но сейчас они были тусклыми почти до полного исчезновения. Он читал медленно, вслух.
"Митс. 2192903. Одна детела с момента отплытия из Сирении. Смотровая служба доложила о драгборских кораблях в пределах досягаемости. Их тысяча, а это значит, что нас меньше в десять раз. Полетный пеленг 3827..."
Андервуд посмотрел вверх. Он не мог читать дальше. «Эти последние цифры…»
«Могли ли они быть связью между его собственным флотом и родной планетой?» — сказал Файф.
«Более вероятно, что это были бы пеленги драгборанского флота по отношению к сиренианцам. В любом случае, такие цифры были бы ключом к расположению миров, потому что они были бы связаны с их галактическими отсылками. Вот в чем загвоздка, однако , нахождение этих ссылок. Для нас они были бы совершенно произвольными. Но если это журнал, он может дать расположение планет и их Галактики, которые мы можем идентифицировать. Если мы сможем определить изменения в астрономических положениях, которые происходят через пятьсот тысяч лет».
Он взял рулон из машины и рассмотрел его более внимательно. «Было почти безнадежно получить что-то еще из этого. Есть ли какой-либо другой экземпляр, который был найден в том же месте?»
Файф проверил записи и покачал головой. «Это было найдено прикрепленным к полностью расплавленной массе железа, по-видимому, к части корабля, в котором оно лежало, когда Драгбора ударил. Мы можем также отправить его в лабораторию для восстановления. Если будет возможно прочитать это, это может помочь ."
Через четыре часа дубликат записи вернулся, максимально восстановленный, но с длинными неразборчивыми пробелами. Андервуд включил максимальное излучение, которое помогло выявить персонажей, но также быстро сожгло их, если оставить слишком долго. Внезапно у него перехватило дыхание.
— Послушайте: «Наш азимут теперь 6749367 Сирения, пройдя 84 тре-дома , Сирения. Через два те-ела мы приземлимся. Возможно, в последний раз…»
"Вот и все!" — воскликнул Файф.
— Все, кроме ключа к их системе координат, — сказал Андервуд. «Вы видите возможность интерпретировать это, Дрейер?»
Семантик покачал головой. «Это должно быть основано на совершенно произвольных ориентирах, как и у нас. Я не вижу надежды на интерпретацию с цифрами, которые у нас есть сейчас. Возможно, наши астрономы могли бы что-то подсказать».
Мастерсон и Эберт, два астронома, входившие в группу, были призваны с работы по составлению звездных карт Вселенной полмиллиона лет назад. Они рассмотрели факты, представленные Андервудом.
Мастерсон сказал: «Боюсь, пеленг, данный сиренианцами, не очень поможет. Расстояние имеет значение. Это показывает нам, что у нас есть оболочка на радиальном расстоянии примерно в девяносто миллионов световых лет от Солнечной системы. В лучшем случае мы имеем эту оболочку толщиной в несколько тысяч световых лет, в которой можно искать. Драгборы и сирены принадлежали друг другу, но без возможности сузить возможные сектора этой оболочки это становится невыполнимой задачей. Возможно, всего одна ссылка на какую-то островную вселенную, которую мы могли бы идентифицировать».
Андервуд и Дрейер были вынуждены согласиться. Они что-то приобрели; если бы они могли просто получить еще один обрывок астрономической информации, это могло бы дать им ключ.
Поиски этого ключа продолжались среди записей и артефактов. Само хранилище было обыскано дюйм за дюймом, и до сих пор почти ни один из найденных артефактов не мог быть идентифицирован или объяснен. Помимо хранилища, большая часть материала, который у них был, была родом с планеты, на которой высадились сиренианцы.
К восьмому дню команда Мейсона успела сконструировать оборудование для метания силового снаряда по « Лавуазье », и Андервуд вздохнул значительно легче. Они могли путешествовать бесконечно под защитой этого непроницаемого щита. Данные для навигации были получены через почти бесконечно малые контрольные устройства, установленные вне оболочки и соединенные тонкими проводами, проходящими через такие же маленькие отверстия в ней.
Андервуд гордился этим достижением. Имея ограниченные возможности для производства, было почти чудом, что они смогли произвести массу сложного оборудования за столь короткое время. Почему-то это показалось ему символичным, как будто существуют определенные законы, способствующие их успеху — успеху Земли.
И вот в тот самый восьмой день, когда они уже почти вышли за пределы, при которых можно было опознать такие маленькие, темные объекты, дежурный дозорный наблюдатель подал сигнал предупреждения в диспетчерский пункт.
— Флот отбывает с Земли. Двадцать боевых кораблей типа «Кориус». Видимый курс 169 46 12 и 48 19 06. Скорость…
Андервуд посмотрел на Файфа, который в это время был рядом с ним. — Вот оно, — сказал он.
Предупреждение разнеслось по всему кораблю, и люди на мгновение оторвались от своих задач, а затем продолжили с более мрачными глазами и более твердыми ртами. Группа Мэйсона работала над проблемой, которая поколениями ставила в тупик специалистов по вооружению, проблемой запуска «Атомного потока» через силовую оболочку. У Андервуда было мало уверенности в том, что они решат проблему, но на самом деле у них не было никаких обид.
Когда Андервуд и Файф подошли к штурманскому столу, чтобы проверить свой курс и курс преследующего флота, он сказал: «Интересно, как они нас заметили. Наш эхолот не мог сломаться. их по нашему следу».
Лейтенант Уилсон, штурман, нахмурился, указывая на их карты курса. «Я не верю, что этот флот преследует нас», — сказал он. — Если это так, то они летят в обход, потому что их курс в настоящее время отклоняется от нашего более чем на четырнадцать градусов.
Файф и Андервуд изучали траектории, проецируя их в космос, оценивая скорость, с которой флот приблизится, учитывая его превосходящую скорость и расходящиеся курсы.
«Достаточно легко определить, следят они за вами или нет», — сказал Андервуд. — Мы могли бы просто изменить свой курс на девяносто градусов. Возможно, они все-таки не обнаружили нас, а просто стреляют вслепую в том направлении, в котором мы могли бы двигаться, основываясь только на наблюдениях полиции, когда мы взлетали. В этом случае они могут надеяться просто подойти достаточно близко, чтобы получить адекватные радиолокационные эхосигналы».
Дрейер услышал новости по внутренней связи и вошел в навигационную камеру. Он подслушал последнее заявление Андервуда.
«Демарзул не стал бы отправлять простую экспедицию на рыбалку», — сказал он категорически.
"Тогда каков ответ?" — спросил Андервуд, но в своем уме он развивал дикую теорию. Ему было интересно, подтвердит ли это Дрейер.
«Если бы мы просто слепо летели в космос, чтобы сбежать, Демарзуле не беспокоился бы о нас, но если бы мы направлялись в пункт назначения, где наше прибытие было бы для него злонамеренным — тогда он был бы обеспокоен».
Глаза Андервуда загорелись. Он прочитал на лице Дрейера те же выводы, к которым пришел.
«И Демарзуле пошлет свой флот не конкретно за нами, а в тот пункт назначения, чтобы убедиться, что мы его не достигли. Следовательно, этот флот направляется в мир Драгборан!»
"Не так быстро!" — возразил Файф. «Демарзул предположил бы, что мы знаем, где он находится. У него нет никаких оснований для такого предположения».
Дрейер покачал головой. «Он не знает, знаем ли мы дорогу или нет. Он знает только, что ее нужно охранять от любой возможной эксплуатации с нашей стороны. Если мы не пойдем туда, мы не будем для него угрозой. здесь, чтобы позаботиться о нас».
Файф задумался, затем медленно кивнул. "Ты прав."
— А Демарзуле покажет нам путь к драгборанскому оружию! — свирепо сказал Андервуд.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Курс был изменен, так что полет « Лавуазье » соответствовал полету земного флота. Ускорение было увеличено до двадцатипроцентной перегрузки инерционных единиц, что сделало необходимым для каждого человека использовать небольшую несущую единицу против собственного возросшего веса.
Флот продолжал подкрадываться, сокращая расстояние между ними, но Андервуд был уверен, что расстояние между их параллельными курсами достаточно велико, чтобы предотвратить обнаружение любыми средствами флота.
На корабле кипела новая жизнь, так как периоды работы и сна пролетали быстро. Сосредоточиться на работе было легче теперь, когда каждый чувствовал, что идет к определенной цели, — они не смели сомневаться, что эта цель даст то, на что они рассчитывали.
Под руководством Файфа проводились ежедневные занятия по сиренской культуре. Каждый факт существования они пытались рассматривать с точки зрения сирен и предвосхищать его семантическое значение для этой древней расы завоевателей.
Поездка была рассчитана примерно на три месяца. Небольшая импровизированная вечеринка была устроена, когда флот прошел мимо них на полпути. С тех пор это была отчаянная гонка за тем, чтобы другие корабли не выходили за пределы досягаемости инструментов « Лавуазье » .
В последнюю неделю третьего месяца у кораблей линейного флота наблюдалось внезапное резкое торможение. Андервуд предупредил всю свою команду. Если их выводы были верны, они находились в нескольких сотнях тысяч световых лет от мира Драгбора.
Когда « Лавуазье » несколько замедлил свою огромную скорость, открыв рассеиватели энтропии, появился флот, направляющийся к небольшой галактике с группой желтых звезд у ее внешнего края.
Андервуд позволил их кораблю несколько сократить огромную брешь между ними и врагом, но он хотел сохранить разумную дистанцию, потому что флот наверняка начнет прочесывать небо чужой планеты, когда они прибудут и обнаружат, что Лавуазье не высадился.
Наконец было замечено, что флот приблизился к одному из желтых солнц, в системе которых было пять планет. Это была четвертая планета, к которой направлялся флот. Андервуд наблюдал, как на него приземлились шесть из двадцати кораблей.
«Давайте выстроимся за одной из других планет», — сказал он Доусону. «Второй кажется ближайшим. Затем мы можем развернуться и войти за луну номер четыре. Мы, вероятно, приземлимся на этой луне и осмотрим флот, прежде чем принять решение о наших следующих действиях».
Единственным недостатком маневра было то, что они не могли достаточно тщательно контролировать флот. Они вышли из тени планеты на два часа, а затем их затмила луна четвертой планеты. Все это время они находились в свете солнца и не видели никаких следов присутствия флота. Фотографы занялись съемкой драгборанского мира.
Как и вторая планета, Луна на первый взгляд казалась бесплодной сферой, но по мере того, как они приближались и продвигались дальше по окружности в шесть тысяч миль, они обнаружили участок с пышной растительностью, занимающий примерно восьмую часть поверхности.
Это была ночная сторона в момент их приближения. Никаких признаков жилья не было видно, хотя Андервуду на мгновение показалось, что он заметил столб дыма, поднимающийся вверх по спирали в ночи, когда они падали на поверхность. Потом оно исчезло, и он не был уверен, что действительно что-то видел.
Лавуазье остановился на травяном полу поляны в заросшем растительностью уголке бесплодного мира .
В этот момент Мейсон вошел в диспетчерскую. «Я не знаю, что вы ожидаете найти на этой планете внизу», — сказал он. Он передал Андервуду партию фотографий. «Наверное, мы где-то промахнулись».
Андервуд почувствовал укол опасения. "Почему в чем дело?"
«Если там и есть жилье, то оно под бутылками. На всей планете нет ни пылинки атмосферы».
«Тогда это определенно делает археологическую проблему», — сказал Файф. «Надеяться на то, что развитая цивилизация, подобная драгборанской, могла просуществовать еще полмиллиона лет, было слишком много. Но фотографии — что они показывают?»
Он взглянул поверх руки Андервуда. «Есть города! Несомненно, планета когда-то была заселена. Но похоже, что эти города были заселены только вчера!»
«Это можно объяснить отсутствием атмосферы», — сказал Андервуд. «Города не были бы погребены под дрейфующими насыпями в безвоздушном мире. Какой-то великий катаклизм должен был одновременно удалить с планеты и атмосферу, и жизнь. разрушение произошло достаточно скоро после того, как Драгбора победили сиренианцев, среди руин может быть достаточно доказательств их оружия».
Когда Дрейер, Терри и Илия после приземления вошли в диспетчерскую, был проведен импровизированный военный совет.
«Придется подождать, пока флот не сдастся и не вернется», — сказал Терри. «Мы не можем надеяться войти и взорвать их с дороги».
— Откуда мы знаем, что они сдадутся? — спросила Илья. «Они могут быть постоянной охраной».
«Мы не знаем, что они будут делать, — сказал Андервуд. — В любом случае, они могут остаться на несколько месяцев, а ждать для нас слишком долго. Даже двадцать кораблей — небольшая сила на планете такого размера. Мой план — совершить ночную посадку в какой-нибудь бесплодной местности, а затем медленно продвигаться вперед. до одного из крупных городов и спрятать корабль. Мы можем провести разведку с помощью скутера, чтобы определить, есть ли в городе кто-либо из флота. Если есть, мы можем двигаться дальше, если нет, мы можем начать поиск. нет никакой разницы, с чего начать, пока мы не получим хоть какое-то представление об истории и культуре Драгбора».
"Это так безнадежно!" Файф отчаянно замотал головой. «Тысяче археологов сто лет стоило бы исследовать и анализировать такие руины, как те, что там внизу, а сто из нас предлагают сделать это за недели — и при этом спрятаться от смертельного врага! Это совершенно невозможно. ."
"Я так не думаю," сказал Андервуд. «Мы ищем только одно. Мы знаем, что это оружие. Вполне разумно полагать, что оно может широко упоминаться в писаниях и истории Драгбора, поскольку оно было средством уничтожения их соперничающей империи. Единственная реальная трудность связана с флотом, но я думаю, что мы можем работать у них под носом достаточно долго».
«Ты неисправимый оптимист, — сказал Терри.
«Как и остальные из вас, иначе вы бы никогда не отправились в эту поездку».
— Я согласен, — сказал Илья. «Есть только одна вещь, которую я хотел бы предложить. Если эта луна вообще пригодна для жизни, я думаю, мы должны взять отпуск на день или два и размять ноги на свежем воздухе на солнце».
Возражений против этого не было.
Рассвет на луне драгборанского мира почти совпал с окончанием периода их сна. Был проведен анализ внешних условий. Атмосфера оказалась подходящей, хотя и разреженной. Температура наружного воздуха оказалась высокой, как и ожидалось, учитывая их близость к солнцу.
Затем, когда Андервуд приказал поднять силовой снаряд и открыть порт, он испытал шок от неожиданности, заставивший его громко воскликнуть. Илья, не отставая, прибежал.
— Что такое, Дел?
Его палец указывал на группу фигур у основания корабля. Внешне они были вполне человечны — точно так же, как и Демарзул. Более высокие, чем земляне, и с медной кожей, они наблюдали за открытием порта и низко кланялись Андервуду и Иллии.
Их было четверо, и они сгруппировались около пятой фигуры, лежащей на носилках.
— Может быть, нам следует забыть о том, чтобы покинуть корабль, — с сомнением сказал Андервуд. «Нет смысла связываться с суеверными туземцами. У нас нет на это времени».
«Нет, подожди, Дел. Тот, что на носилках, ранен», — сказала Илия. «Я полагаю, что они привели его сюда, чтобы увидеть нас. Может быть, мы сможем что-то для него сделать».
Андервуд знал, что бесполезно сопротивляться ее желанию помочь. Он сказал: «Позовем Дрейера. Может быть, он сможет с ними поговорить».
Дрейер, Файф и Николс уже вместе шли к порту. Они были взволнованы докладом Андервуда.
«Это может быть ответвление либо драгборанской, либо сиренской цивилизации», — сказал Файф. "В любом случае мы можем найти что-то полезное для нас."
«Они думают, что мы боги. Они хотят, чтобы мы вылечили одного из их раненых», — сказал Андервуд. «Мы не можем надеяться на что-то полезное в таком примитивном обществе».
Семантики посмотрели на небольшую группу. Внезапно Дрейер издал звуки, которые напоминали серию ворчаний с меняющимися интонациями. Одна из туземцев, женщина, встала и произнесла перед Андервудом длинную, совершенно бессмысленную речь. Но Дрейер стоял с напряженным вниманием, как будто с трудом понимая каждое значение этого чужого языка.
Затем Андервуд вспомнил заявление Дрейера о том, что истинный семантик должен уметь понимать любой чужой язык и разговаривать на нем с первого раза, когда он его слышит. Во всех языках есть звуки и интонации, имеющие основное и одинаковое смысловое содержание. Их, как утверждал Дрейер, можно было бы идентифицировать и использовать для реконструкции языка в готовом потоке разговора, если бы кто-то был достаточно искусным. Андервуд всегда считал, что это не более чем хвастовство, но теперь он увидел это в действии.
Две женщины из группы и один из мужчин казались совершенно потерянными в своем поклонении, но другая фигура, стоявшая немного в стороне, выглядела почти мятежно. Он говорил резко и коротко.
«Этот парень — здоровый скептик, — сказал Дрейер. «Он готов принять нас за богов, но хочет доказательств того, что мы ими являемся. Он может пойти на хитрость, чтобы выяснить это».
"Мы не можем возиться с ними," сказал Андервуд. — Здесь для нас ничего нет.
«Возможно, — сказал Дрейер. «Мы должны позволить Илии посмотреть, что она может сделать».
Андервуд не настаивал на своих протестах. Он позволил Дрейеру приказать туземцам привести своего товарища на корабль. Там, в операционной, Илья осмотрел травмы. Раненый выглядел постаревшим, но его лицо выражало радость и жизнерадостность, которым Андервуд почти завидовал.
Но Илья покачал головой. «Это безнадежно», — сказала она. — Мы ничего не можем для него сделать.
Она включила флюороскоп, чтобы Андервуд увидел. Он пошевелил ею, а потом воскликнул: «Иллиа! Эти странные органы под диафрагмой…»
У нее резко перехватило дыхание. «Такие же, как в Демарзуле. Они должны быть одной расы!»
Дрейер разговаривал с товарищами пострадавшего, объясняя, что спасти жизнь пожилого человека невозможно.
Ответом мятежника было почти дикое рычание в его горле. Тогда он говорил с раненым тише, как бы объясняя. Безмятежное выражение лица не изменилось, но глаза тихо закрылись, и земляне поняли, что он мертв.
Быстро мятежный вытащил из ножен стеклянный нож и с небрежным мастерством полоснул труп. Он извлек один из чужеродных органов и поместил его в контейнер, который нес. Не говоря больше ни слова, он ушел, и две женщины печально и медленно последовали за ним. Они отказались говорить дальше.
Андервуд смотрел, как они уходят. «Кажется, мы нашли труп», — сказал он. — Позови парочку мужчин, чтобы они вынесли его и закопали, ладно, Терри? Интересно, что все это значит? Это остатки сиренской культуры?
Его размышления внезапно прервал рев переговорного устройства. «Доктор Андервуд, дозорные докладывают, что весь земной флот покидает планету Драгборан!»
Группа в хирургии переглянулась во внезапной тишине.
— Это не имеет смысла, — наконец сказал Терри.
— Да, — медленно сказал Андервуд. «Если они нашли и уничтожили то, что мы надеялись найти».
«Также если бы они хотели выманить нас из укрытия», — добавил Дрейер.
«Нам лучше подождать пару дней и посмотреть, что они сделают. Если они, похоже, намерены продолжить свой полет, мы можем переместиться на планету с солнцем позади нас, и они его не обнаружат. Но я думаю, что мы должны подождать, по крайней мере, два дня, так что если кто-то хочет осмотреться на этой луне, у него есть шанс».
Терри был в восторге от исследования Луны. Казалось, здесь может быть живой осколок тысячелетней цивилизации, которая при нормальном ходе событий должна была бы давно погибнуть, но каким-то образом пережила катастрофы, уничтожившие родительские цивилизации.
Илья тоже очень хотел уйти с корабля. Вместе они убедили Андервуда присоединиться к ним в исследовании окрестностей на скутере. Файф и Дрейер уходили, но Мейсону было необходимо остаться на корабле в качестве технического командира.
За травянистой равниной лежал густо заросший лесом участок. Группа скутеров поднялась высоко в воздух, чтобы очистить лесистую местность, и скрылась из поля зрения тех, кто находился на борту « Лавуазье » .
Долгое время они ехали на уровне верхушек деревьев, глядя вдаль, на бесплодные песчаные пустоши, которые касались дальнего горизонта.
Внезапно Терри указал вниз. "Дорога!"
Мерцающая лента проходила через лес почти под прямым углом к линии их полета. Они спустились в лесной каньон, чтобы осмотреть его. Андервуд остановился прямо над поверхностью. Затем он наклонился и коснулся его.
Дрейер смотрел на его озадаченное лицо, не останавливая столб сигарного дыма. — Стекло, да?
«Выглядит так и ощущается, но стеклянная дорога!..»
«Ограничение материалов», — сказал Дрейер. «На Луне явно не хватает полезных ископаемых, поскольку она состоит в основном из неметаллических силикатов. Стеклянный нож, который наш друг использовал на трупе, указывает на недостаток металла; эта дорога доказывает это, потому что показывает, что у них высокоразвитая технология обработки стекла. Следовательно, мы совершенно определенно не находимся в присутствии примитивной цивилизации, как мы предполагали. Нам лучше быть осторожными, потому что наш друг, похоже, разочаровался в том, что мы не смогли спасти его раненого товарища».
Они выбрали направление вдоль шоссе и преследовали его в нескольких футах над поверхностью. Они ехали минут двадцать или около того без перерыва ни в лесу вокруг них, ни на сияющем шоссе внизу.
Внезапно вдалеке показалась фигура. Он двигался быстро. Терри прищурился и вдруг воскликнул: «Мы проходим сколько световых лет, чтобы найти сверхцивилизацию, и мы находим велосипедистов!»
Файф сказал: «Я не вижу в этом ничего странного. Определенно, велосипед - очевидный способ передвижения в умеренно механической культуре. Это может подразумевать или не подразумевать отсутствие самодвижущихся механизмов».
— Узнаете этого парня? — спросил Андервуд.
Они дрейфовали вперед, когда всадник быстро приблизился. Наконец они смогли ясно разглядеть его черты и узнали в нем бунтаря из их утренней встречи.
«Интересно, он собирается вернуться, чтобы увидеть нас снова», сказал Терри.
«Нашей встрече повезло, — сказал Дрейер. «Я хочу знать, что он сделал с тем органом, который он извлек из трупа. Я никогда не сталкивался с чем-то подобным во всех своих этнологических исследованиях. Я подозреваю, что это может быть какой-то обряд, связанный с верой в этот орган как местонахождение жизни, как когда-то считалось у нас сердце».
Они замедлили шаг, подойдя к мужчине, потому что именно так они и думали о нем в своих собственных умах. Он тоже остановился и злобно посмотрел на них. Затем яростная речь сорвалась с его губ. " Шазер на журли! "
Дрейер нахмурился и медленно пробормотал несколько слогов. Незнакомец повторил яростное утверждение.
«Он говорит, что мы не боги, — сказал Дрейер.
"Мы могли бы сказать ему это," сухо сказал Андервуд.
Разговор на незнакомом языке продолжался до тех пор, пока Дрейер снова не повернулся к своим спутникам. — Этот парень называет себя Джандро, и тот факт, что у нас есть металлы, все еще не убеждает его в том, что мы боги, а это мнение противоречит мнению его товарищей. Тебе это понятно?
Файф воскликнул: «Это имеет прекрасный смысл! Планета, лишенная металлов, но населенная высокоразумной расой. Они наилучшим образом используют имеющиеся в их распоряжении материалы, но каким-то образом они знают о существовании и свойствах металлов. для них более естественно, чем строить религию о более удачливых богах, использующих металл?»
Дрейер сказал Джандро: «Мы не боги. Мы пришли к вам не как боги, а как гости. Мы из места, называемого Землей».
Признание показалось Джандро большим потрясением, потому что выражение его лица заметно изменилось. «Извините, — сказал он, — если я обвинил вас в том, чего вы не делали. Но я не понимаю, что вы говорите. Если вы пришли из Небесного мира, отведите меня туда и помогите мне вернуться с секретами». поднять мой народ».
"Небесный мир?" Дрейер нахмурился.
Джандро указал на горизонт, где серебряным диском висела планета Драгбора.
"Почему ты называешь это Небесным Миром?"
Прежде чем заговорить, Джандро поднял взгляд с тоской и горечью. "Вы не пришли оттуда?"
"Нет."
"Но вы можете пойти туда в вашем металле?"
"Да."
— Ты возьмешь меня?
«Это не мне говорить, но, возможно, я могу повлиять на других. Скажи мне, почему ты хочешь пойти и почему ты называешь это Небесным Миром».
«Давным-давно, — сказал Джандро, — до того, как люди жили на Треаре , они жили с богами в Небесном Мире, но за мятеж и неповиновение они были низвергнуты и сосланы. Триар был бесплодной луной без жизни и материалов . Он преуспел в том, чтобы вырастить крошечные семена жизни, которые он принес, и вырастить великие леса. Они дали нам древесину, а пустыни дали нам стекло. Итак, мы построили мир на бесплодном Трире и ожидали того времени, когда боги подними нас снова в Небесный Мир.
«Это история, которую рассказывали отцы, но я ей не верю», — закончил Джандро. «Я не знаю, во что верить, кроме того, что я хочу, чтобы наследие нашего родного мира было возвращено нам».
Дрейер рассказал эту историю своим товарищам. «Похоже, что предки Джандро были какой-то группой беженцев, бежавших с планеты до разрушения, поглотившего атмосферу».
— Значит, он хочет пойти с нами, — сказал Андервуд. «Интересно, может ли он быть нам полезен в разгадке секретов планеты».
«Я хотел бы использовать эту просьбу, чтобы поторговаться с ним», — сказал Дрейер. «Я очень хочу знать, почему он вырезал этот орган и что он с ним сделал. Хирургическое мастерство, которое он продемонстрировал, появилось не инстинктивно».
"Это все в порядке со мной," поддакнул Андервуд.
Дрейер снова обратился к Джандро. «Это то, что вы можете отправиться с нами на планету. Взамен мы хотели бы только одного — информации о том, почему вы вскрыли труп и удалили орган».
«Для дискара , конечно. О! Вы хотите представить апологетику?» Внезапное выражение понимания и крайнего недоумения смешалось на его лице.
Дрейер на мгновение задумался. «Апологетика? Да, конечно! Мы хотим представить апологетику».
"Очень хорошо. Вы гости моего дома. Мой отец будет доволен."
Джандро развернул свой велосипед и помчался по дороге. Дрейер рассказал остальным о том, что произошло, и двинул свой скутер в направлении, выбранном незнакомцем.
Терри был взрывным в комментарии. "Какие, черт возьми, апологетика?" — спросил он. «Мы не знаем, как их предлагать и кому предлагать. Вы запутаете нас, если мы лезем в религиозные обряды этих хирургов-любителей!»
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Андервуд размышлял о Дрейере. За пассивной внешностью человека скрывался мозг, чья непрекращающаяся активность часто текла по самым окольным каналам. Чем мотивирован этот интерес к особенностям чужой культуры? Андервуд был уверен, что это нечто большее, чем кажется на первый взгляд.
Дело в том, что каждый орган представляет собой уязвимое место для соответствующего оружия. Была ли идея Дрейера определить свойства неизвестных органов в надежде найти оружие, для которого они были бы уязвимы?
Лес уступил место зелени, и они оказались на поляне, сиявшей на солнце, как лужица мыльных пузырей.
Дома, как и улицы, были из разноцветных стекол, которые искрились, словно собственным светом. Тогда земляне знали наверняка, что они не находятся в присутствии каких-либо первобытных людей, ибо город был устроен с мастерством гигантской короны из драгоценных камней.
На улицах и бульварах было много высоких медных людей. Увидев их вместе в собственной обстановке, Андервуд был поражен их изяществом и простой красотой. Безмятежность и довольство были в их чертах лица и в изяществе их осанки.
Земляне верхом на самокатах, таинственно мчащихся над поверхностью дороги, вскоре привлекли к себе внимание. Крики поднялись в воздух, и десятки людей распростерлись на дороге.
Джандро остановился и жестом приказал людям остановиться. Затем он обратился к своим людям в речи, которая была слишком быстрой даже для понимания Дрейера. Дрейеру удалось выяснить только то, что Джандро говорил, что люди пришли принести извинения его отцу, и что Джандро был выбран для того, чтобы отправиться в Небесный мир за своим народом.
Одни смотрели на Джандро с изумлением и недоверием, другие преклонялись перед ним, как перед землянами. Но когда группа снова двинулась вперед, люди встали и замерли в молчании и благоговении.
Они остановились перед большим одноэтажным кубом оранжевого оттенка. Джандро спешился и отступил в сторону, давая им возможность войти.
"Вы делаете честь моему дому," сказал он.
Андервуд напрягся, чтобы понять язык, но мог только догадываться. Файф и Терри Бернард получали большую часть этого, но не благодаря возможностям Дрейера. Семантик уверенно пошел к зданию, потом остановился у входа и с сомнением посмотрел на свою сигару. Было невозможно отбросить его в сторону безукоризненных садов или дорожек. В конце концов он прижал его к ботинку и сунул измельченные остатки в карман.
Интерьер дома был обставлен простой роскошью. Изобилие света исходило от цветных призм, которые направляли потоки естественного света из-за декоративных полупрозрачных панелей, образующих стены.
Почти сразу же из противоположной двери в комнату вошли еще две женщины. Один был пожилой, а другой внешне моложе Джандро.
Затем их узнали земляне — те самые, что были на корабле с Джандро тем утром.
Они издавали непроизвольные крики при виде землян. Джандро быстро объяснил их присутствие и их отрицание того, что они боги. Постепенно волнение двух женщин улеглось, и Джандро представил их Дрейеру, который передал представление.
«Они приготовят нам еду, прежде чем мы уйдем, — сказал Джандро, — но теперь вы хотите, чтобы вы посмотрели на дискару моего отца и предложили извинения. Идите сюда».
Он прошел через весь дом в другую комнату с закрытой дверью. Даже спокойствие покидало Дрейера, когда он задавался вопросом, что произойдет, если он не сможет мгновенно понять, что от него ожидают.
Джандро внезапно широко распахнул дверь и впустил их внутрь. — Вам захочется побыть одному, — сказал он. «Я буду ждать тебя».
Он закрыл дверь.
Ни у кого из них не было предвзятого представления о том, что они могут увидеть, и они не могли вообразить зрелище, представшее их глазам. Комната была большая, а стены от пола до потолка были увешаны полками, как в фантастической библиотеке.
Их внимание привлекли предметы на этих полках. Квадратные стеклянные банки, совершенно одинаковые, заполняли пространство, и в каждой банке был красновато-коричневый орган, точно такой же, как у трупа, взятого на борту их корабля Джандро. Образцы были окружены прозрачной консервирующей жидкостью, и контейнеры были запечатаны.
Но на небольшом пространстве перед ними стоял стол, а на нем стояла единственная банка со свежим на вид экземпляром. Инстинктивно они знали, что это тот, кого вырезали тем утром.
Терри набрал полную грудь воздуха. «Ну, это что -то. Морг для вымершей печени, который содержит хирург-любитель, который ездит на работу на велосипеде. Что, черт возьми, вы из этого делаете?»
Илья внимательно рассматривал образцы. «Не все они были такими хорошими хирургами, как Джандро. Большинство из них выглядят так, будто их гоняли с топором для мяса. Некоторые из них выглядят так, будто были здесь с незапамятных времен».
— Какой-то культ предков, — сказал Андервуд. «Апологетика должна быть какой-то формой социального обряда, предложенного предкам друга, все это интересно, но совершенно бесполезно для наших целей в данный момент».
«Это не так просто», — сказал семантик. «Учтите тот факт, что, хотя Джандро понимает, что мы из другого мира, он считает, что мы знакомы со всем этим. Поэтому он считает, что эти вещи знакомы всем гуманоидным существам. За этим может быть научно обоснованная причина».
"Какая?" — сказал Андервуд.
«Я не знаю, но я собираюсь узнать».
Джандро ждал их, когда они появились. Он показал им стол, где была приготовлена и ждала еда.
Для Ундервуда и Иллии это был странный обед, поскольку они ни в малейшей степени не могли общаться со своими хозяевами. Файф и Терри постепенно входили в обмен.
Неловкость была из-за негабаритной мебели и столового оборудования, но с обеих сторон делались терпимые скидки. Обе женщины с трудом избавились от чопорной сдержанности, но к концу трапезы они, похоже, забыли, что мужчины вовсе не старые знакомые, приехавшие к ним в гости.
Именно тогда Джандро сказал: «Я полагаю, вы хотели бы увидеть нашу решу и установку абасы ?»
Без малейшего признака непонимания Дрейер повторил вопрос.
«Я готов увидеть все, что можно увидеть», — сказал Андервуд. Хотя он был беспокойным, он знал, что они должны дать больше времени, чтобы земной флот ушел.
Они вышли из дома и пешком пересекли город, Джандро вел их к одной из главных жемчужин этого сверкающего города. Это было большое здание из кроваво-красного стекла, стоящее особняком от других построек.
"Я должен был объяснить," сказал Джандро. «Здесь выполняются мои обязанности. Я монтажник. Сегодня я не работаю, но проводятся операции, так что вы сможете увидеть наши методы, а также материнскую плоть абасы ».
Он провел их по извилистым коридорам величественного сооружения из стекла. Каким-то образом, как заметил Андервуд, блестящие полы имели высокий коэффициент трения, не теряя при этом своего блеска. Внезапно они оказались в помещении, образующем небольшой амфитеатр, в некотором роде похожий на действующие амфитеатры земных госпиталей. С некоторым шоком они обнаружили, что это именно то, что было.
Они заняли места у защитных перил. Под ними, на столе, где работала пара хирургов, лежал младенец с большим разрезом на животе. Один из хирургов поднял небольшой мясистый предмет из соседней ванны и умело вставил его через разрез. Они с завороженным изумлением наблюдали, как орган пришивали на место, крошечные кровеносные сосуды соединяли, а нервы от соседних органов разрезали и вводили в новую массу.
Илья схватил Андервуда за руку. Она прошептала: «Они пересаживают те странные органы, которые мы не идентифицировали. Они вообще с ними не рождаются!»
— Но где они их берут? — пробормотал Терри. «Может быть, поэтому они вынимают их после смерти — чтобы использовать снова. Но это не может быть потому, что они их маринуют. Я сдаюсь. Это слишком для меня».
Глаза Илии были обращены только к умелым рукам внизу, которые творили такие чудеса с живой тканью. Однажды она глянула в сторону на спокойные черты Джандро и вспомнила его мимолетное замечание, что он «установщик». Если бы он так поступал, то мог бы стоять рядом с величайшим из хирургов Земли.
Операция была долгой. Когда два хирурга, наконец, закрыли разрез, они начали аналогичную операцию в основании мозга, пересадив туда фрагмент бесформенной плоти.
Земляне не могли понять, как младенец мог выдержать шок от такой радикальной операции, но, если верить свидетельствам, ее делали каждому ребенку, родившемуся на Луне.
Джандро сказал: «Вы видели нашу технику. Как она соотносится с вашей?»
Дрейер уклончиво кивнул. «Очень похоже, за исключением того, что мы сочли целесообразным отложить операцию на головном мозге. Это снимает шок и, по-видимому, помогает выздоровлению».
« Три-абаса , вы имеете в виду? Так вот объяснение. Буду откровенен. Я пытался обнаружить вашу эфталию с момента вашего прибытия. Однако казалось невозможным, чтобы вы помешали мне обнаружить.
— Да, — глубокомысленно ответил Дрейер. Он сообщил о двойном разговоре своим спутникам. «Я не думаю, что мы сможем продержаться так долго, и я не думаю, что было бы хорошей идеей раскрывать отсутствие у нас этих органов. Джандро полагает, что этого требует вся гуманоидная жизнь. - человек, если бы он знал."
Андервуд кивнул. — Тогда скажи ему, что мы уже в пути.
Это было бесплодно, подумал он. Он не знал, чего Дрейер ожидал от их отвлекающего визита к этим людям, но, насколько Андервуд мог видеть, это ни к чему не привело. Однако за несколько часов, проведенных вместе, Джандро его сильно привлек, он увидел в нем что-то вроде бунта против условностей своего мира, который Андервуд чувствовал на Земле. Возможно, во время путешествия на планету Драгборан они могли бы познакомиться.
Джандро вывел их из комнаты. «Вы должны увидеть материнскую плоть. Это займет всего несколько минут. Она никогда не умирала, и теперь она намного старше наших исторических записей».
Земляне снова прошли по извилистым коридорам к двери, которая открылась только после сложной кодовой системы, а затем была полностью втянута внутрь. Проходя через отверстие, они заметили стены почти в четыре фута толщиной из твердого стекла свинцово-серого оттенка.
«Защита необходима для защиты материнской плоти от естественных возмущений и случайных несчастных среди нас, чья воля состоит в том, чтобы уничтожить. Никакая сила, о которой мы знаем, не может проникнуть через барьер».
Интерес Андервуда вызвала природа этой таинственной материнской плоти. Он подозревал значение названия, но о природе вещества было невозможно догадаться.
Комната, в которую они вошли, была очень большой и оборудована как лаборатория, с деревянными и стеклянными приборами со всех сторон.
Однако центральным элементом комнаты был большой куполообразный контейнер около двадцати футов в диаметре. Внутри него, возвышаясь примерно на полпути к вершине, находилась бесформенная масса плоти, по большей части сероватая, но пронизанная ярко-красными прожилками. Оно пульсировало так, словно им владела какая-то безмятежная, спящая жизнь.
«Это наша материнская плоть, — сказал Джандро.
Илья слегка вздрогнул от увиденного. «Это выглядит почти как огромный рак», — сказала она.
Они заглянули в чан, основание холма плоти было скрыто густой супообразной жидкостью.
Когда они приблизились к куполу, подошел техник. В руках у него был инструмент с длинной ручкой, который он только что вынул из стерилизатора. Пока они смотрели, он открыл отверстие в куполе, быстро вонзил инструмент в горку плоти и повернул его. Масса задрожала и отпрянула, но инструмент отступил, удерживая ядро из глубины массы. Медленно рана закрылась, и густая темная кровь перестала течь.
Техник бросил ядро в контейнер и перенес его через всю комнату к одному из нескольких сотен клеток размером примерно в фут.
-- Вот видишь, -- сказал Джандро. «Первобытная плоть вырезается и помещается в формующую коробку, где хирургические манипуляции и облучение вызовут формирование специализированных клеток, которые превратят ее в одну из трех абас ».
— Готов поклясться, что это раковая ткань, — сказал Илья. «Какова бы ни была цель этих странных органов, развившихся из него, может случиться так, что этим людям удалось усовершенствовать мутацию, с которой природа боролась на Земле на протяжении тысяч поколений».
"Но что может быть целью этого?" — спросил Андервуд. «Какие способности дают эти органы, которых у нас еще нет? Я не вижу никаких доказательств ни у Джандро, ни у Демарзуле, показывающих результаты этих органов».
"Кто знает?" — сказал Дрейер. «Но я верю, что Илия может быть прав. У нас раковые образования выглядят как дикие мутации, но, похоже, это то, на чем настаивает природа. Возможно, с Джандро на борту корабля мы сможем узнать, что делают эти органы. "
Они вернулись в дом Джандро. Там Джандро попрощался с матерью и сестрой. Они казались странно равнодушными к тому, что должно было иметь огромное значение в их истории, подумал Андервуд.
Джандро сел на скутер позади Андервуда. Они поднялись высоко в воздух и взяли прямой курс на то место, где лежал « Лавуазье ». Джандро никак не подал вида, что такое бегство для него необычно.
Через несколько минут они заметили корабль, и группы экипажа собрались снаружи, некоторые на расстоянии мили или двух. Сделали круг и приземлились, мотороллеры вернули в замки.
Мейсон подошел с таким видом, будто увидел их с большим облегчением. «Мужчины очень хотят быть в пути», — сказал он. «Флот Демарзула определенно возвращается на Землю, даже быстрее, чем прибыл сюда. Похоже, больше нет причин для задержки».
Андервуд отправился в диспетчерскую, чтобы проверить наблюдения. На его глазах могучий флот таял в глубинах космоса к Земле. Он проверил их скорость и нахмурился. Какая цель была в этом внезапном отступлении? Означает ли это ловушку, приготовленную для ученых на планете Драгборан?
Не было способа узнать — и не было способа бороться с неизвестным.
Андервуд встал из-за смотровых площадок и кивнул. "Пойдем."
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Словно ожидая завершения последнего шага в своем долгом путешествии к судьбе, Джандро наблюдал, как звезды пролетают мимо поля его зрения, когда « Лавуазье » резко повернул, чтобы уйти в тень планеты, чтобы не допустить наблюдения флота.
Андервуд наблюдал за инопланетянином, пытаясь разгадать тайну Джандро и его людей. Какова правда об их мифе о падении с Небесного Мира, в который, по признанию Джандро, он не верил? Как возникла эта странная масса плоти, из которой они увековечили неизвестные органы в своих собственных телах? Андервуд задавался вопросом, был ли прав Илия, было ли это обузданием какой-то раковой мутации, которая произошла давным-давно в каком-то забытом индивидууме и усовершенствовалась для всей расы.
И самое главное, могли ли Джандро и его люди иметь хоть какое-то отношение к проблеме, которая привела ученых через бескрайние просторы космоса?
Андервуду это казалось маловероятным. Они пришли в поисках странного и смертоносного оружия, на которое намекают лишь в скудных записях полумиллионной давности. Люди Джандро ничего не знали о обширных технологиях производства металлических инструментов и оборудования. Они были волшебниками в технологии стекла и в хирургии, но было сомнительно, что они вообще знали о существовании электричества.
Путешествие от Луны до планеты занимало всего несколько часов, но это казалось самой длинной частью путешествия ученым, которые столпились вокруг сканирующих пластин, включенных на пределе своих возможностей.
С расстояния в четверть миллиона миль на больших экранах стали различимы смутные детали древних городов. Острота, с которой они раскрывались, внушала благоговейный трепет, ибо безвоздушный мир обеспечивал совершенную ясность зрения, и не было ни одного из непрекращающихся ветров, которые быстро скрыли творения человека на других планетах под песчаными дюнами. Здесь все выглядело так, как будто жители только вчера совершили быстрый, организованный исход, оставив огромные города для тех, кто мог бы их захотеть.
Файф был в восторге от увиденного. «Мечта археологов, — сказал он. «Идеальное сохранение древней цивилизации».
«Я не понимаю, как атмосфера была разрушена без значительного эффекта по всей планете», — сказал Андервуд. "Это кажется невозможным. Подождите - вот оно!"
На горизонте мира появился огромный шрам, который выглядел так, будто охватывал не менее восьмой части поверхности планеты. Оно выглядело относительно неглубоким, хотя они знали, что в центре его глубина должна быть много миль, как будто в этом единственном месте коснулся жгучий факел в огромном пламени, которое поглотило все газы в атмосфере планеты. На сотни миль вокруг города и равнины свидетельствовали о разрушениях. Только на противоположную сторону планеты убежали творения древних обитателей.
"Вот что сделало это," сказал Андервуд. «У меня есть идея, что мы на самом деле найдем несколько городов без значительных повреждений, но это больше, чем я надеялся. Если здесь есть следы оружия, мы, возможно, еще сможем его найти».
Они облетели планету вне поля зрения уходящего флота, сделав множество фотографий останков внизу для дальнейшего изучения. В точке, наиболее удаленной от центра разрушения, находился один из крупнейших неповрежденных городов. Его площадь составляла почти пятьсот квадратных миль, и почти в его центре находилась площадка, которая выглядела так, как будто это была пристань для кораблей. Там Андервуд приказал спустить Лавуазье на поверхность драгборанского мира.
Согласно их заранее определенному плану, Файф теперь отвечал за их археологическую деятельность. Он уже изложил метод процедуры. Они двигались наружу небольшими группами, по пути нанося на карту город. Их первоначальными целями были библиотеки и лаборатории, поскольку их первой задачей было овладеть драгборским языком.
Когда Джандро посмотрел на бесплодную планету, на его лице отразились первые признаки эмоций. Он смотрел на пустынные руины, и его губы шевелились.
"Небесный мир!" — пробормотал он.
Дрейер подошел к нему сзади. «Это был просто мир, в котором жили мужчины», — сказал он. «Давным-давно произошло что-то, из-за чего ваш народ не может жить здесь. Некоторые из них, по-видимому, сбежали на Луну и продолжили вашу цивилизацию. Вот что стоит за вашими легендами о Небесном Мире».
Джандро медленно кивнул. — А это значит, что мы никогда больше не сможем владеть нашим миром. Я думал, что поведу свой народ сюда, буду первым, кто вернет свое наследие, — а восстанавливать нечего. Навеки мы останемся на нашей бесплодной луне стекло, а нашим металлическим Небесным Миром владеют лишь призраки богов!»
«Вы не верите в богов и еще меньше в их призраков», — прямо напомнил ему Дрейер.
Джандро молча стоял лицом к порту.
Дрейер продолжил: «Ваши люди никогда бы не последовали за вами сюда, даже если бы планета была всем, о чем вы мечтали. Вы знаете это, не так ли?»
Джандро вздрогнул, словно Дрейер прочитал его мысли. Дрейер сделал вид, что не заметил.
«В каждой цивилизации есть те, кто мечтает о лучшем для себя и своего мира. Было бы полезно, если бы я сказал вам, что из всех миров и народов, которые люди нашли в своих странствиях в пустоте, нет ни одного столь же высокоцивилизованного, как твой?"
"Мир осколков стекла?"
«Мир, в котором совершенствование личности является самым неотложным общественным делом. Но вы все это знаете. Давайте выйдем и посмотрим, каким был ваш Небесный мир, когда ваши люди жили здесь».
Одетые в скафандры земляне начали высыпать из корабля. Файф и Андервуд руководили рассредоточением небольших исследовательских групп, которые должны были двигаться радиально во всех направлениях. Хотя немногие были обучены методам археологии, они достаточно хорошо понимали свои цели, чтобы помочь в предварительной идентификации специализированных центров и в сборе информации.
Одна за другой группы покидали самокаты, взлетая в небо, как пчелы, вылетевшие из улья. Андервуд решил остаться рядом с посадочной площадкой с Файфом, Терри и Дрейером. Илья и Джандро также были частью этой группы, которая должна была исследовать здания в непосредственной близости от посадочной площадки.
Андервуду было любопытно, какие мысли пронеслись в голове незнакомца, когда он впервые увидел давно мертвые останки Небесного Мира. Здесь, где должны были быть солнечный свет, и сады, и жизнь, был только безумный контраст ослепительно ярких плоскостей и теней ужасающей тьмы, из которой могли вдруг восстать призраки полумиллионолетних мертвецов.
Но с тех пор, как он вышел из корабля в наскоро переделанном скафандре, который с трудом вмещал его телосложение, лицо Джандро приобрело вопросительный и выжидательный вид, как будто ожидая, что земляне сделают что-то, но не вполне понимая их медлительность.
Андервуд был впечатлен этим странным ожиданием, но в данный момент было слишком много других вещей, о которых нужно было думать. Он привлек внимание остальных к зданию, возвышавшемуся не менее чем на две тысячи футов в небо в миле от места приземления, но соединенному с ним длинной дорогой или пандусом.
"Давайте посмотрим на это," предложил он.
Джандро нерешительно открыл губы, как бы собираясь что-то сказать, но вдруг крепко их сжал, и на лице его появилось новое и ужасное выражение. Андервуд был озадачен, но выбросил эту загадку из головы.
Его глаза были прикованы к огромному строению, возвышавшемуся впереди. Он взлетел вокруг него. Нигде не было окон или других проемов в высоких безликих стенах.
Он спустился обратно на уровень земли и нашел своих товарищей на краю огромной рампы, ведущей в глубины под зданием.
Он заметил, что их всего четверо. — Куда делся Джандро?
Терри быстро огляделся. — Я думал, он с тобой.
"Нет. Вероятно, он пошел за чем-то, что показалось ему знакомым. Я думаю, он не может заблудиться. Корабль достаточно хорошо виден там, в центре поля. Посмотрим, что здесь внизу?"
Дрейер указал на тропу, ведущую из глубин. «Возможно, это подземный ангар для их кораблей, возможно, посадочная станция, откуда корабли отбуксировали на взлетную площадку».
Андервуд коснулся рычагов управления своим скутером и направился вниз по склону, всего в нескольких футах от его поверхности. В поле, освещенном прожектором скутера, он мог видеть отверстие в дне почти ста пятидесяти футов в диаметре.
Остальные осторожно последовали вниз по длинному склону. Внизу они остановились, оглядываясь назад, оценивая расстояние под огромным зданием наверху. Затем Андервуд медленно повел их вперед, в темноту древнего терминала.
Внезапно в сиянии его света далекие металлические грани отразили отблеск. Он быстро пошел вперед, размахивая фонарем. Потом он понял, что они уже в центре двойного ряда металлических стен.
Он сфокусировал свет более резко.
"Корабли!" — воскликнул он. «Ты был прав, Дрейер. Они не могли быть ничем другим».
Ангар был заполнен рядами чудовищных кораблей, возвышающихся эллипсоидальными формами, чьи венцы терялись во мраке, более пустынном, чем абсолютная тьма. Но длинные блестящие корпуса выглядели так, словно были готовы к полету в любой момент.
Земляне слезли со скутеров и направились к ближайшему кораблю, выискивая глазами порт.
«Это замечательные находки с археологической точки зрения, — сказал Терри, — но они вряд ли содержат наше оружие, потому что они кажутся чисто коммерческими, а не военными кораблями».
"Мы не можем знать," сказал Андервуд. «Если было такое состояние галактического беспокойства, о котором свидетельствует конфликт между сиренианцами и драгбора, возможно, все торговые корабли были вооружены».
— Это люк? — сказал Файф, внезапно указывая вверх.
Андервуд посмотрел в направлении луча фонарика археолога. Когда он это сделал, на них обрушилось множество лучей со всех концов терминала. В боковых отражениях смутно виднелись бегущие фигуры.
Земляне обернулись в изумлении и внезапном страхе. Они побежали к самокатам, но резко остановились.
Голос резко звенел в их ушах. «Стой и разоружись во имя Демарзула, Великого!»
Громадность их ошибки обрушилась на них одновременно со всей своей сокрушительной силой. Они вообразили все возможные непредвиденные обстоятельства, кроме гарнизона, оставленного на планете земным флотом.
В очередной раз они недооценили Демарзуля!
Андервуд внезапно крикнул в свой микрофон, включив питание, чтобы связаться с другими группами исследователей и теми, кто еще был на корабле. «Ундервуд звонит. Нас атакует гарнизон Демарзула. Защищайтесь…»
Смех прервал его. «Они, без сомнения, хотели бы защищаться, но остальные так же беспомощны, как и вы. Как вы думаете, вы могли бы перехитрить всезнающий ум Великого? с ним. Еще больше он будет доволен своими слугами за то, что они вернули вас».
Андервуд не мог видеть говорящего, потому что их ослепляло кольцо огней, но теперь одна из фигур в скафандрах выступила вперед в свете других ламп и властно махнула рукой.
"Назад на свой корабль!" — приказал он. «Мы немедленно вернемся на Землю, как только вас всех соберут. Не думайте о побеге. В этом городе мы превосходим вас численностью в десять раз, и те из нас, кто стоял на страже в других местах, присоединятся к нам. Наш флот уже уведомлен о нашем успехе, и они немедленно вернутся, чтобы сопроводить нас обратно».
Голос говорящего нельзя было идентифицировать как земной, но было в нем что-то такое, чего ни один из их семантически натренированных умов никогда раньше не слышал, что-то, что леденило и пугало чувствительного Дрейера.
Андервуд почувствовал это, и его разум изо всех сил пытался оценить последствия. Голос был голосом того, кто видел великую и могучую судьбу для себя и своей расы, тем более сияющую, что не ограничена реальностью. И в этом великом и иллюзорном сне все существа, кроме него самого и избранного им бога, канули в Лету.
Это был голос и сон сумасшедшего.
Никто из остальных не говорил, но они оставались как усердные пастухи, поскольку ученые были вынуждены идти обратно вверх по длинному склону, оставив мотороллеры позади.
Снова выйдя на поверхность, они увидели не менее двух дюжин Учеников Великого, неразличимых в космической одежде. Они планировали с явной тщательностью, несомненно, с картами, предоставленными Демарзулом, размещение частей своего гарнизона в стратегических точках, которые ученые, скорее всего, будут исследовать в первую очередь.
Андервуд надеялся, что некоторым другим группам повезло больше, чем его, но это было маловероятно, поскольку ученые были совершенно не готовы к нападению. Когда флот был замечен отступающим в космос, они решили, что угроза с той стороны исчезла вместе с ним.
Они медленно шли между черными и сияющими плоскостями городских стен к Лавуазье и, двигаясь, увидели, что другие группы ученых ведут обратно с противоположной стороны посадочной площадки.
Корабль уже был захвачен. Это было нетрудно, предположил Андервуд. Любые приближающиеся цифры были бы приняты за возвращение кого-то из ученых. Внутри корабля, когда захватчики вырвались из шлюзов с оружием наготове, у ученых было мало шансов.
Андервуда и его группу отвели в шлюз, а за ними следовали четверо их похитителей с оружием наготове. Ученым приказали выйти из скафандров. Когда шлюз был открыт, их передали другим, которые ждали их внутри корабля. Их первоначальные похитители вернулись на улицу.
Взгляд Андервуда искал в лицах тех, кто захватил корабль, словно в поисках какого-то признака превосходства, из-за которого ученые попались в ловушку, но в этих лицах не было ничего, только свет фанатизма тускло сиял в глазах.
Андервуду стало плохо, когда он увидел, как Иллию уводят в тюрьму в ее собственной каюте. Мужчин согнали в другую комнату, и звук закрывающейся двери был последним ударом по всем их надеждам.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Наконец Терри мрачно усмехнулся. «Похоже, что на этот раз мы пропустили лодку, не так ли? Даже если бы мы смогли найти выход из этой крысиной ловушки, линкоры флота направляются сюда».
Звук доносился смутно из других частей корабля, но люди не могли опознать ни одного из них. Они предполагали, что другие группы были схвачены и заключены в тюрьму. Все это было проработано, как будто с предвидением их движений. Андервуд задался вопросом, не обладает ли Демарзул почти такими способностями.
Он подошел к стулу в углу комнаты и сел, чтобы попытаться подумать. Его мысли ходили по кругу, который, казалось, становился все меньше и меньше, пока он не смог сосредоточиться только на одном неизбежном факте их заточения.
Ему было интересно, что происходит в головах других. Файф, сгорбившийся на койке, казалось, был покинут свирепым, ярким духом, который увлек его так далеко, несмотря на их препятствия. Терри беспокойно ерзал. Дрейер тяжело сидел в углу, противоположном Андервуду, облачко от его сигары почти скрывало его из виду.
Но на лбу Дрейера образовались глубокие морщины, а на его лице отразилось свирепое отчаяние, которого Андервуд никогда раньше не видел, — как будто все личные боги Дрейера бежали разом.
Андервуд знал, что разум Дрейера, должно быть, больше боролся с проблемой ответственности за их неудачу, чем с проблемой побега. Для семантика было бы важно определить, потерпели ли неудачу люди или их наука. Вероятно, он устранил проблему их побега, посчитав его невозможным.
В то время как его мысли вращались в бесконечной череде, чувства Андервуда стали более остро осознавать множество звуков, доносимых металлическими стенами и каркасом корабля. Он поймал себя на том, что пытается определить и разделить звуки.
Был один, который преобладал над всеми остальными, но это был не скрежет ног о стальные полы и не стук закрывающихся и открывающихся иллюминаторов. Скорее, это был звук голоса, настолько отдаленного, что его едва можно было расслышать.
Это стучало на пороге его сознания в течение нескольких минут, прежде чем он признал, что это было больше, чем воображение. Он переводил взгляд на одного за другим своих товарищей, задаваясь вопросом, слышали ли они это. Тогда он впервые различал слова.
— Люди Земли, — позвал слабый голос.
Андервуд внезапно встал. Терри мотнул головой. — Ты тоже это слышал? он спросил.
Андервуд кивнул. «Я мог бы поклясться, что кто-то разговаривает в этой комнате. Слушай, теперь становится громче».
Пока они вопросительно смотрели друг на друга, в центре комнаты внезапно замерцал свет. Они взглянули на панель освещения, но там все было в порядке. Тем не менее искажение света среди них приняло смутные очертания. Оно колебалось и корчилось, словно изображение на листе, брошенном ветром. Затем она приобрела сомнительную прочность.
Он был похож на человека, выше человеческого роста и с медной кожей.
"Джандро!" — воскликнул Андервуд.
Изображение потускнело и снова задрожало.
"Как это может быть?" — пробормотал Файф.
Андервуд знал, что образ не был реальностью. Это было не более чем заклинание в их собственном мозгу, но опыт казался одинаковым для всех. В том, что Джандро каким-то странным образом общался с ними, Андервуд не сомневался, но средства были совершенно непостижимы.
«Я не знаю, слышишь ты меня или нет», — раздался в их сознании голос Джандро. «Послушайте меня, если можете. Я вижу и слышу вас, и ваши действия показывают, что вы знаете о моем присутствии. Я общаюсь с помощью абасических органов чувств . меня озадачило, что вы их не использовали.
«Кто вы и кто вы, я не могу догадаться. Вы, конечно, не мужчины, потому что люди не могут жить без абасы . не понимаю этого, потому что я заметил ваших врагов в тот момент, когда ваш корабль коснулся поверхности планеты.
«В наших древних мифах и легендах говорится о таких существах, как вы, о животных, которые могли бы выжить без абасы , но никогда не говорилось о том, что они обладают разумом, который вы проявляете. Что бы вы ни сделали, вы развеяли нашу единственную великую легенду — не только металл, не предназначенный для несуществующих богов, он также разрешен для таких существ, как вы.
«Поэтому я буду торговаться с вами. Я научу своих людей знать и ценить древнюю науку и культуру металлов, в которых им было отказано. Вы поможете мне в обмен на мою помощь в подавлении ваших врагов. что?"
«Где ты? Как ты можешь это делать?» — спросил Андервуд.
«Вы можете понять мысли, которые я говорю, но я не могу понять ваш язык». — сказал Джандро.
«Есть только один ответ, — сказал Дрейер своим товарищам. "Это приемлемо для всех нас?"
Остальные кивнули, и Дрейер быстро заговорил на языке Джандро. «Мы сделаем все, что в наших силах».
«Я чувствую, что вы достаточно умны, чтобы сдержать свое слово», — сказал Джандро. «Когда один из ваших врагов в следующий раз войдет в комнату, я одолею его, и вы сможете схватить его оружие и уйти. Я буду с вами позже, хотя вы меня не видите. Сейчас я посещу остальных».
Изображение и голос внезапно исчезли, и четверо мужчин посмотрели друг на друга, словно очнувшись от сна, который они чудесным образом разделили.
«Значит, органы, которые они пересаживают, наделяют их телепатическими способностями», — сказал Терри. «Забавно, что он не понял нас с самого начала, когда мы все время использовали разговорную речь. Или он читал наши мысли?»
— Нет, не был и не может, — сказал Файф. «Вспомните его слова о том, что он должен был заставить нас говорить на его родном языке, чтобы он мог получить от нас сообщение здесь. Это предполагает, что одна способность использовалась для того, чтобы произвести впечатление на наши умы его посланием, а другая использовалась для обнаружения нашей речи. Что касается того, что мы сначала использовали устную речь, то он, вероятно, допустил это, потому что мы были незнакомцами, и дал нам прерогативу выбирать собственное средство общения. Вы согласны, Дрейер?»
Семантик кивнул. «Я думаю, что мы стали свидетелями по крайней мере двух отдельных функций органов, пересаженных Джандро. И я бы предположил, что мы собираемся стать свидетелями еще одной, если он сможет сдержать свое обещание одолеть следующего ученика, который войдет в нашу комнату. Кроме того, не забывайте о семантическом значении абасы для Джандро . Он человек, а мы — низшие животные по его способу мышления. Возможно, никогда не удастся изменить эту точку зрения. Мы должны действовать соответственно».
На мгновение наступила тишина, затем они напряглись в ожидании, когда в тишине щелкнул дверной замок, и один из учеников вошел в комнату.
Он стоял в дверях, рассматривая их, мужчина средних лет, с прямой осанкой, явно профессиональный милитарист. Он сухо сказал: «Именем Великого вам приказано предстать перед командующим для допроса. Вы придете в…».
Внезапно остекленевший взгляд скользнул в его глаза, и выражение невыносимой агонии промелькнуло на его лице. Его застывшее, надменное тело стояло в полной безжизненности. Затем он медленно рухнул на пол.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Андервуд подхватил пистолет, выпавший из разжавшихся пальцев, прежде чем он упал на пол. Он дернул его в боевое положение и осторожно подошел к открытой диафрагме дверного проема. В данный момент коридор был свободен.
«Вы с Дрейером остаетесь здесь», — сказал он Файфу. «Терри и я постараемся добраться до диспетчерской или туда, где этот так называемый командир держит штаб. Если мы сможем схватить его и получить контроль над кораблем, вы должны получить от нас известие в течение часа. Мы поймем, что потерпели неудачу, и тогда вам придется попытаться».
Старшие мужчины кивнули. Молча они с Терри проскользнули в дверной проем.
Остальные ирисовые двери в коридоре были закрыты. Андервуд нажал кнопку разблокировки рядом с его собственной недавней тюрьмой. Отверстие широко распахнулось, открывая Робертсу, одному из хирургов и трем мужчинам, составлявшим его отряд.
"Ундервуд!" — воскликнул Робертс. "Что случилось?"
Андервуд предупредил его, чтобы он замолчал, и кратко объяснил. «Найдите какое-нибудь оружие, если сможете. Оно должно быть в шкафчиках в коридоре. Спуститесь вниз и освободите их. Постарайтесь удерживать замки, чтобы никто из Последователей не смог войти, пока мы не получим контроль над кораблем. понятия не имею, сколько их здесь».
Мужчины кивнули, воодушевленные возможностью действовать против врага. Андервуд знал, что оружие должно быть в коридоре, совсем недалеко от тыла. Впереди находился дополнительный отсек, из которого они с Терри могли усилить собственное вооружение.
Следующая комната, которую они попробовали, была пуста. Сначала они подумали, что соседний с ним тоже пуст, но когда они начали отходить, Терри воскликнул: «Смотри! Вон на полу!»
Один из их людей лежал распластавшись, спина его рубашки была покрыта кровью и обожженными тканями.
Андервуд и Терри вошли и закрыли стеклянную дверь. Мужчина поднял глаза и слабо улыбнулся, когда они посмотрели на него сверху вниз.
— Привет, Док, — сказал он.
Это был Армстронг, один из корабельных инженеров.
"Что случилось?" — спросил Терри. — Ты пытался их задеть?
Инженер ответил болезненно. — Нет. Это был своего рода наглядный урок. Я думаю. Командующий — Ренни, как его называют — уделил мне личное внимание. Но вы вернули корабль?
Андервуд покачал головой. «Мы только что вырвались наружу и сумели освободить нескольких других. Не могли бы вы немного подождать, пока мы не получим помощь?»
«Да, конечно. Не беспокойся обо мне».
— Вы знаете, сколько их на борту?
«Сначала нас приняло около двадцати человек. Мы были озадачены, когда подумали, что так много из вас вернется сразу. Сешнс и Тредвелл внизу в машинном отделении были убиты на месте, а еще пара парней была сильно ранена, когда они Я пытался сопротивляться. Они единственные, о ком я знаю, кроме меня. Реннис и его банда заняли штаб-квартиру в диспетчерской, когда я слышал последнее. Это все, что я могу вам дать.
— Это помогает, — сказал Андервуд. «Мы можем позаботиться о двадцати из них, если сумеем организоваться. Успокойся, старик, и мы вернемся с помощью».
Инженер улыбнулся и закрыл глаза.
Андервуд и Терри поспешили выйти, закрыв за собой радужную дверь. Они подошли к чуланам и, к своему облегчению, обнаружили, что хранившееся там оружие оккупанты не убрали. Андервуд выбрал другое ружье; Терри взял пару.
«Хотелось бы, чтобы мы снова услышали Джандро», — сказал Терри.
«Он может помочь группе спуститься к шлюзам. Похоже, мы здесь одни».
Они подошли к концу коридора, и проход разделился, образовав букву U вокруг диспетчерской, потому что навигационные механизмы должны были располагаться по оси корабля.
— Давайте разделимся, — сказал Андервуд. «Это даст нам возможность атаковать с двух направлений. У них может не быть слишком бдительной охраны, так как мы не можем ожидать особой охраны».
— Хорошая идея, — сказал Терри. Он сверил свои часы с часами Андервуда. «Начинайте стрелять ровно через шестьдесят секунд!»
Они разделились и быстро пошли в противоположных направлениях.
Когда Андервуд подошел к крутому повороту, который вывел его на прямую линию с дверью в диспетчерскую, он остановился и прислушался к звукам снаружи. Шаги шли небрежно и торопливо. Только один человек, подумал Андервуд; следовательно, это должен быть один из учеников. Была маловероятная возможность, что один из его людей сбежал самостоятельно и уже был в диспетчерской. Ему придется рискнуть.
Он вышел из-за угла и выстрелил.
Выстрел попал мужчине — к счастью, Апостолу — прямо в грудь. Мгновенная агония не помешала дикому крику вырваться из его горла. Андервуд перепрыгнул через упавшее тело прежде, чем Апостол перестал сопротивляться.
Из диспетчерской раздались внезапные растерянные крики и приказы. Андервуд увидел две фигуры, бегущие к радужной оболочке. Он дважды выстрелил, а затем упал на пол. Первый человек рухнул на пути второго, но последний был лишь легко ранен. Он направил свое оружие на Андервуда, даже когда упал.
Из положения лежа Андервуд снова выстрелил. Взрыв промахнулся и на мгновение окрасил металл дальней стены комнаты в красный цвет.
Андервуд не смел пошевелиться. Он мог найти небольшое убежище в маленьком углу, где круглая дверь не полностью переходила в прямоугольный коридор, но другого выхода не было.
Выстрелы из диспетчерской уже приближались. Он чувствовал тепло, которое они излучали в металлическом полу. Пока он пытался забиться в угол, в поле его зрения попал еще кто-то. Это была внушительная, милитаристская фигура, несомненно, коммандер Реннис, ибо его резкий, высокомерный голос приказывал одному из матросов звать на помощь с другого конца корабля.
Внезапно командир напрягся. Даже Андервуд мог мельком заметить взгляд, блестевший в его глазах, как полированное стекло. Джандро?
Остальные в комнате тоже это видели и слышали грохот, когда тяжелое тело упало на пол.
Катастрофа Последователей на мгновение прервала их атаку. Этого времени хватило Андервуду, чтобы поднять пистолет и выстрелить прямо в противника. Мужчина вздрогнул и обернулся с выражением удивления на лице за мгновение до того, как умер.
А затем еще один выстрел раздался с противоположной стороны комнаты и застал врасплох одного из оставшихся защитников. Наконец-то Терри был там!
Андервуд тяжело вздохнул с облегчением. Он боялся, что Терри поймали. Судя по всему, археолог столкнулся с собственным противодействием и в конце концов сумел его преодолеть.
Терри и Андервуд одновременно ворвались в диспетчерскую. Только один член Disciples смог оказать сопротивление. Лучи двух орудий пересекли комнату и осветили его смертоносным пламенем.
Осторожно, Андервуд продвинулся не совсем внутрь дверного проема.
— Терри, ты там? он назвал.
«Проверьте. Я столкнулся с одним из них в коридоре».
«Держитесь подальше от дороги. Я собираюсь рвануть в вашу сторону на случай, если еще кто-нибудь из этих фанатиков спрячется».
"Хорошо. Если я не получу твое одобрение через пять или около того, я приду тем же путем".
Андервуд установил луч на слабую, но смертельную интенсивность и раздувал его вверх и вниз, приближая плоскость движения к стене, за которой мог скрываться нападавший. Не выставляя себя напоказ, он протянул руку и держал пистолет, пока не понял, что комната очищена или что кто-то из прятавшихся там ранен.
Затем он вошел и позвал Терри. Рыжий вошел, ухмыляясь, но его левую руку от плеча вниз покрыло пятно крови.
«Терри! Ты ранен!»
«Я не попал в него достаточно хорошо с первого выстрела. Со мной все будет в порядке. Что нам теперь делать?»
«Мы можем очистить корабль, бросив немного хлорилтриптаната в воздушную систему. Но даже после этого мы даже не сможем вернуться на Луну, чтобы вернуть Джандро его собственным людям — это обрушит на них весь флот».
— Мы что-нибудь придумаем, — оптимистично сказал Терри. «Мы не ожидали, что зайдем так далеко. Интересно, что случилось с тем парнем, Джандро. Вы уже выяснили, где он на самом деле?»
«Нет. Очевидно, он убил Ренниса, но я ничего о нем не слышал».
«Я возьму триптанат и немного мезарпина для противоядия. Если я не вернусь через полчаса, это будет твой ребенок».
-- Ты здесь сторожишь, -- сказал Андервуд, -- тебе лучше полегче с этой рукой.
«Ты здесь важнее меня. Я вернусь через пять минут». Терри исчез в направлении операционной.
Андервуд устало сел — и вдруг ощутил застывший мертвый взгляд лежавшего на полу коммандера Ренниса.
Его имя было смутно знакомо Андервуду, и теперь он понял, почему. Реннис добился значительной известности в межзвездной военной сфере. Он был способным лидером, хорошо обученным, начитанным, умным и искусным тактиком — и все же его разум был так же уязвим для Демарзула, как и самый неграмотный из учеников.
Затем Андервуд услышал медленное движение на полу. Последний ученик, которого он застрелил, не был мертв. Губы скривились в рычании ненависти.
"Дураки!" Ученик выплюнул. Кровь лилась из-под его губ. «Как вы думаете, вы можете заблокировать Великого? Человечество ждало этого спасителя десять тысяч лет. Человек станет величайшим во всей Вселенной с ним в качестве лидера. Отдайте дань уважения Великому, как все Галактики отдадут дань уважения нас!"
Андервуд сказал: «Почему?»
"Потому что мы лучшие!"
Он с любопытством посмотрел на мужчину. Словно знания о семантике не существовало, однако в течение двенадцати столетий специалисты по семантике медленно высвобождали древние ложные расширения, которые загромождали человеческое мышление и затмевали их концепции.
Демарзуле уничтожил все это одним лишь своим присутствием. Андервуд поймал себя на том, что недоумевает, почему его вообще должно волновать это дело.
Однако он знал, что как представитель рода человеческого он должен продолжать надеяться, что ход эволюции приведет его к чему-то большему, чем постоянная борьба и незащищенность. Он был слеп, когда пытался бежать. Спасения не было; теперь он видел это очень ясно.
Внезапный звук в коридоре насторожил его чувства. Его пистолет слегка сдвинулся, чтобы прикрыть входы.
Затем появился Терри с контейнерами с химикатами из хирургической лаборатории.
"Сделал это", сказал он. — Какие-нибудь проблемы?
— Нет, только один ожил ненадолго, чтобы поболтать. Теперь он мертв. Мужчина молчал в луже собственной крови. — Как там дела обстоят?
«Много шума в районе шлюза. Должно быть, там идет бой. Я вообще никого не видел рядом с этим концом».
Пока он говорил, Терри наклонился и смочил полоску своей одежды одной из жидкостей. Он поднес его к ноздрям на мгновение и передал Андервуду. Затем он открыл обратный клапан и вылил в него содержимое другой бутылки. Легколетучая жидкость быстро испарялась и поступала к вентиляторам центральных вентиляционных нагнетателей, от которых поступала во все отсеки корабля. В течение десяти минут он обезболил всех людей на борту корабля, кроме тех двоих, кто вдохнул противоядие.
Пока они ждали, Андервуд задумчиво смотрел на мертвых Ренни. «Интересно, как Джандро убивает, — сказал он. «Может ли быть какая-то защита от такой безмолвной силы? Вы думали о том, что это означает по отношению к людям Джандро и обществу, в котором они живут?»
Терри кивнул. «Я не думал ни о чем другом с тех пор, как впервые увидел, как он убил того охранника в нашей каюте. Цивилизация, в которой каждый член держит бесшумное секретное оружие над головой своего соседа. Невероятно, что такое могло существовать».
«Но он существовал и продолжает существовать, и я готов поспорить, что Джандро — первый в своем роде, кто использует эту силу на протяжении поколений».
«Это, безусловно, подразумевает стабильность и личное признание ответственности, которых никогда не было среди нас. Я сомневаюсь, что это когда-либо будет».
«Когда-нибудь это может быть ».
«Нас не будет рядом».
— Есть еще кое-что, — сказал Андервуд. «Это может быть выходом для нас. Может быть».
"Что ты имеешь в виду?"
«Предположим, что хотя бы у одного из нас есть сила, которая есть у Джандро. Это было бы оружием против Демарзула, которое нам нужно!»
Терри колебался. «Мы вряд ли получим эту силу, а если и получим, то никогда не сможем подобраться достаточно близко к Демарзуле, чтобы использовать ее».
"Нет? Предположим, мы позволим флоту захватить нас и вернуть обратно. Я предполагаю, что Демарзуле хочет, чтобы мы остались живы. Его удовольствие от нашего падения должно исходить от того, что он лично стал свидетелем нашего поражения. Это соответствовало бы его характеру. Так что мы вернемся как заключенных. Тогда все, что было бы необходимо, это избавиться от него, как это сделал Джандро с Ренни.
«Вы забываете, что у Демарзула те же органы и те же силы. Вы не знаете, какая защита может быть предложена против них — возможно, они сами невосприимчивы к таким атакам. Это объяснило бы эту тайну драгборанской цивилизации. Демарзуль мог бы обнаружить его, если бы у кого-нибудь из нас были органы. Наконец, в любом случае у нас нет абсолютно никакой возможности получить их».
Лицо Андервуда помрачнело. «Это единственное, что я еще не понял, но должен быть способ. Похоже, это единственная оставшаяся у нас надежда уничтожить инопланетянина. Нам придется победить весь флот, чтобы продолжить поиски. Драгборанское оружие, и у него нет шансов».
«Надеюсь, вы правы. Что ж, анестезия успела подействовать. Давайте оживим наших людей и приступим к делу».
Они удостоверились в своем оружии и покинули диспетчерскую. На всем корабле не было слышно ни звука, кроме их шагов в коридоре. Одна за другой они открыли двери каюты, спускаясь к замкам. Они поднесли тряпки, смоченные восстанавливающими парами, к ноздрям каждого из своих людей.
Первыми были Дрейер и Файф. Мэйсона и его команду нашли в соседней комнате ближе к корме. Были даны быстрые объяснения, и те, кто ожил, приступили к восстановлению других.
В каюте Иллии они нашли ее спокойно лежащей на койке. На мгновение, взглянув на ее безмятежное лицо, Андервуд забыл о безотлагательности своих задач. Он попытался вспомнить, почему он был готов пожертвовать жизнью, которую он и Илия надеялись разделить, — жертвой, потому что она верила в человека, в то время как Андервуд хотел только уйти от давления неустойчивого и хаотичного общества. Конечно, эта совместная жизнь не была бы отложена, если бы он мог видеть выбор раньше, как он видел его сейчас. Не слишком ли поздно теперь надеяться на передышку от нависшего над ними разрушения? Он не осмелился ответить.
Аккуратно он вернул ее в сознание.
«У меня был самый приятный сон», — сказала она. «Я понял, что ты все контролируешь, как только до меня донесся первый запах триптаната».
«Мы еще не справились. Основной флот прибудет через несколько часов и загонит нас в угол. Большинство из нас оживлены, за исключением большой группы внизу у шлюзов. ? Он в B05 и сильно ранен. Мы пока ничего не смогли для него сделать».
Илья кивнул. "Я позабочусь о нем. Есть другие?"
«Терри здесь». Он указал на окровавленную руку Терри. — Однако вам придется связать его, чтобы поработать над ним. Может быть, он сможет уйти, пока мы не организуемся.
В коридоре они разделились, и Андервуд поспешил к кормовым шлюзам. Подойдя, он увидел большую группу мужчин, собравшихся вокруг. Опасение заставило его бежать по узкому проходу. Группа обернулась, услышав его шаги, и направилась к нему.
Перед ним предстала сцена смерти. Тела ученых и учеников лежали бок о бок на полу. Там были Робертс, хирург, и Паркер и Мут, два химика. Еще троих не узнать. Шестеро из его людей и пятеро из Последователей погибли до того, как газ мгновенно и бескровно положил конец битве.
Он отвернулся. Он хотел бы, чтобы был какой-то другой способ, кроме принесения в жертву этих людей, но если бы ученые не удержали замок, Апостолы, возможно, сохранили бы постоянный контроль над кораблем.
Он поманил Терри, который вместе с Мейсоном проверял список. — Вы уже всех посчитали?
«Похоже, Питерс, Атчисон и Маркхэм — это те трое, которых мы не смогли опознать, — сказал Терри. «И, конечно же, Джандро. Никто ничего о нем не слышал и не видел с тех пор, как он убил Реннис».
"Джандро!" Андервуд внезапно и со страхом осознал отсутствие Джандро. «Мы должны найти его. Никому из нас нет смысла уходить, если мы этого не сделаем».
«Я не был уверен, но думаю, что видел его через обзорные панели шлюза минуту назад», — сказал капитан Доусон. «Нет никакого способа сказать, кроме как по этому слишком большому скафандру, но он может лежать там на земле».
«Если его убили…» Андервуд помчался к ближайшей смотровой площадке.
Он включил его и просканировал пространство вокруг корабля. Ученики слонялись вокруг, не решаясь использовать свое оружие «Атомный поток», чтобы взломать вход без приказа своего командира.
Доусон указал. — На корму — туда!
Это был явно Джандро, хотя взрыв почернел в верхней правой части скафандра, и в нем образовалась дыра.
— Если самоклеящиеся средства сработали, возможно, он пробыл там недолго, — настойчиво сказал Андервуд. «Доусон, отгони толпу с помощью большого Атомного потока, затем брось силовой снаряд Джандро, чтобы мы могли выйти и забрать его».
Доусон поспешил прочь, позвав своих товарищей и инженеров по пути в диспетчерскую. Андервуд остался наблюдать за внешним видом с тарелки. Внезапно ученики развернулись и в панике убежали. Голубое сияние Атомного Потока играло вокруг корабля, расчищая пространство за Джандро. Затем вид на весь древний город и убегающих Апостолов был отрезан, когда погас непроницаемый силовой панцирь. Мейсон и двое членов экипажа уже были в костюмах и в замке. Они открыли его в тот момент, когда силовая оболочка стабилизировалась.
Джандро лежал на солнце. Это могло его спасти. Подумал Андервуд, потому что скафандр поглощал лучистое тепло.
Трое мужчин подошли к драгборану и осторожно подняли его. Они не знали, был ли он мертв или жив, когда осторожно перекатили его на носилки и отнесли на корабль.
Андервуд разыскал Акерса, хирурга, следующего по мастерству после Илии, который приказал подготовить операцию. Андервуд оставил свой пост и отправился на поиски Иллии. Джандро понадобятся все ее навыки, если он все еще жив. Но он задавался вопросом, думал ли инженер Армстронг тоже.
Андервуд нашел ее все еще в комнате, где лежал Армстронг. Когда он вошел, она поднялась с колен.
— Для него ничего нельзя было сделать, — сказал Илья. «Я оставался, пока он не умер. Я тебе еще где-нибудь нужен?»
"Да. Джандро застрелили снаружи. Акерс готовится, но я хочу, чтобы вы взяли его на себя. Джандро - ключ ко всему нашему успеху здесь. Если он жив, его нужно оставить в живых".
Илья вопросительно посмотрел на него.
"Я сделаю все возможное," воскликнула она.
Акерс был вполне готов к тому, чтобы Илия взял на себя управление, когда увидел Джандро. Рана была ужасной на вид, полоса по всей ширине груди.
Пока Джандро был в операционной, Андервуд созвал общее собрание. Они быстро собрались в конференц-зале, но их измученные и напряженные лица были немного трагичны.
«Мы упустили шанс получить какое-либо драгборанское супероружие, которое могли бы найти в здешних руинах», — без предисловий сказал Андервуд. «Мы беззащитны — если не считать панциря — и в меньшинстве. Мы не можем бежать, потому что флот может бежать быстрее, и мы не можем вечно оставаться здесь взаперти. Я могу представить только одно возможное, что мы можем сделать. "
Остальным не нужно было напоминать о безнадежности их положения, но глаза их загорелись интересом на последней фразе. Затем он кратко изложил свою идею о том, как получить органы и силы, которыми обладал Джандро, и позволить захватить себя и доставить в Демарзуле.
«Звучит неплохо для последнего боя», — сказал Мейсон. «Но вы не объяснили, как мы собираемся вернуться на Луну, чтобы получить эти вещи от Драгбора».
«Это единственный недостающий элемент плана», — сказал Андервуд. Затем он яростно добавил: «И это должно быть решено! Вот почему я позвал вас сюда. У меня нет ответа, но вместе мы должны его найти. Это наш последний шанс остановить Демарзуля».
Мейсон вскочил на ноги. «До прибытия флота должно пройти еще несколько часов. У нас может быть время, чтобы соорудить генератор поля и установить здесь манекен, чтобы ученики думали, что мы прячемся под ним, в то время как мы на самом деле взлетаем на Луну. "
"Вот и все!" — воскликнул Андервуд. "Только нам придется передвигаться по планете, чтобы не быть обнаруженными местным гарнизоном. Но это сделает это!"
Прозвучал интерфон. Илия сказал: «Мы закончили, Дел. Джандро жив, но он умрет через час. Если вы хотите его увидеть, вам лучше прийти сейчас».
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Андервуд без колебаний направился к двери. «Мы опробуем ваш план, Мейсон. Примите участие. Дрейер, Файф — пожалуйста, пойдемте со мной».
Они поспешили в комнату рядом с операционной, где в постели лежал неподвижный и ничего не видящий Джандро. С ним были только Иллия и Акерс.
При виде этой неподвижной фигуры Андервуд испытал глубокую печаль и жалость, которые на мгновение стерли все другие мысли. Он чувствовал, что только он один из всех землян мог понять глубокое восстание, мечты и надежды, которые были движущей силой в жизни Джандро. И это был жалкий конец таких светлых мечтаний — смерть от рук безумных фанатиков в Небесном Мире, который оказался чем угодно, но только не этим.
Андервуд подумал о сияющей зеленой луне беженца Драгбора, где люди жили в мире друг с другом. Луна, которую Джандро больше никогда не увидит.
Глаза Джандро медленно открылись, и в них постепенно пришло узнавание. Дрейер мягко сказал: «Мы сожалеем. Если бы в наших силах было что-нибудь, чтобы вернуть вас в ваш собственный мир и к вашим людям, мы бы сделали это. Надеюсь, вы это знаете».
— Конечно, — медленно сказал Джандро. «Я хотел бы, чтобы моя сеаабаса была с теми из моих предков в тот день, когда жизнь вернется. Но я думаю, что, возможно, этого никогда не произойдет. Это похоже на наш сон богов, только заблуждение. для каждого человека несомненно. Как и когда оно придет, не важно. Мне странно наблюдать горе животных по человеку. Странно...
«Разве он не полагает, что было время, когда у Драгбора никогда не было материнской плоти и секрета абасы ?» — спросил Андервуд, и Дрейер перевел ему.
— Естественно, — ответил Джандро. «Тогда мы были просто животными, как и вы сейчас. Когда вы прибыли на своих кораблях из металла, все мы подумали, что боги пришли, чтобы снова вернуть нас в Небесный мир. были в наших легендах и наших мечтах. Но пока мы не прибыли на эту планету, я все еще думал, что вы высшие существа, потому что я не мог обнаружить вашу эфталию . Никто из нас не может скрыть это друг от друга».
— Но вы знали это, когда на нас напали? — сказал Дрейер.
«Я не мог понять, почему ты не предупредил своих врагов, которые были так очевидны для меня. Потом я понял, что это потому, что у тебя вообще не было абасы . Я испугался, потому что не знал, что делать. никогда в жизни не мечтал, что встречусь с существами, которые могли бы быть богами, потому что обладали металлами, но все же были ниже людей, потому что не имели абасы . Я не понимал».
-- Мы многого друг о друге не понимаем, -- сказал Андервуд, -- но, может быть, теперь вы понимаете нас достаточно хорошо, чтобы понять, что нам нужна ваша помощь против этих наших -- и ваших врагов.
«Много сотен тысяч лет назад существовала раса, называемая сиренианцами, и они были смертельными врагами вашей расы, Драгбора. Как и вы, они владели абаса , но вместо того, чтобы жить мирно, они решили завоевать все мирах и Галактиках.В конце концов они были побеждены вашим народом, у которого было какое-то таинственное оружие, пробивающее любую защиту сиренианцев.Мы пришли в ваш древний мир, чтобы найти ключ к этому оружию, потому что одному из сиренианцев удалось выжить и он теперь на свободе в нашем собственном мире. Он захватил контроль над нашим народом и намеревается охватить Галактики завоеваниями и кровью. Со временем он найдет даже ваш маленький мир. Цивилизации многих Галактик переживут столетия регресса.
«Мы не нашли оружие, за которым пришли, и теперь наш шанс упущен, потому что флот Демарзула, сиренианца, почти настиг нас. У нас осталась только одна надежда.
«Мы верим, что его люди схватят нас живыми и доставят к нему, если мы позволим. Если бы мы могли оказаться в его присутствии, неся силу разрушения, заключенную в абасе , мы могли бы уничтожить его.
«Можете ли вы — сделаете ли вы — сделать возможным для нас обрести эту силу, привив абаса некоторым из нас в вашем мире?»
Дрейер как можно быстрее переводил быстро произнесенные слова Андервуда, в то время как Джандро лежал с закрытыми глазами, словно спал бессонным сном. Прошло много времени после того, как Дрейер закончил, и Джандро снова медленно открыл глаза.
Его голос был таким низким, что Дрейеру пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать его слова.
«Странная история, которую вы рассказываете, — сказал он, — но я впечатлен тем, что вы говорите правду. Что касается вашей просьбы — нет. Было бы совершенно невозможно, чтобы вам давали свежую абасу , как молодым нашим Не то чтобы я не дал возможности некоторым из вас — очень немногим — получить их, если бы мог, но абаса может быть поставлена только в самых молодых.
«Использование абасы похоже на использование органов ходьбы или речи. Органы должны развиваться из своих рудиментарных форм в течение долгих лет использования, и умение обращаться с ними приходит гораздо медленнее, чем с любыми другими обычными навыками. закладываются в нас в младенчестве, большинство из нас хорошо созреют, прежде чем приобретут большие навыки. Только по этой причине для вас было бы невозможно иметь органы».
Через кровать глаза Андервуда встретились с глазами Илии и задержались на бесконечное мгновение. В ней он искал силы пережить сокрушительное разочарование. Глаза Илии давали ему слепую уверенность в том, что способ еще есть.
«Ваша раса со временем разовьется и научится использовать абаса , — продолжал Джандро, — но не в течение многих сотен поколений. Судя по тому, что я видел у вашего народа, мне интересно, на что был бы похож ваш мир, если бы каждый один обладал способностью убивать по желанию, молча и незаметно. Я не знаю ответа на этот вопрос, но прошу вас ответить на него самим. Тот факт, что вы еще не развили абасу , является доказательством того, что вы не готов к этому.
«Драгбора живут в мире не потому, что обладают такой ужасной силой, они могут жить с такой силой, потому что они впервые узнали, как люди должны жить друг с другом. Вы не можете понять, почему сила смерти присуща абасе . одна из неизбежных функций, сопровождающих другие, более важные и полезные способности, о большинстве из которых вы, конечно, никогда не узнаете. Интересно, захотели бы вы абасу , даже если бы вы могли владеть ею, — закончил Джандро . .
«Для нашей расы? Нет!» Андервуд содрогнулся при мысли о том, что каждый человек на Земле обладает мгновенной, необнаружимой силой смерти над своим соседом. "Ты прав в этом, Джандро. Какими бы ни были другие силы абасы , мы не смогли бы жить с ними. Но Демарзуле - совершенно посторонний фактор, не учитываемый в нашей собственной эволюции. У нас нет против него защиты. Если сила смерти в абасе можно было бы использовать для его уничтожения, это дало бы нашей расе единственный шанс предотвратить эту угрозу.
«Тем не менее, вы говорите, что это невозможно. Это не означает для нас никакой надежды против варварства, которое уничтожит нашу цивилизацию и сделает наших людей жестокими, не говоря уже о том, что это значит для других цивилизаций Галактики, включая вашу собственную».
В комнате почти не было слышно их дыхания, так как теперь земляне избегали смотреть друг другу в глаза, уставившись в закрытые глаза Джандро.
«Вряд ли ваш народ заслуживает бича Демарзула и сиренианского требования превосходства», медленно сказал Джандро. «И то, что вы говорите об остальной Вселенной, верно. В некотором смысле, Драгбора несут за это ответственность. Демарзуле — продукт сиренско-драгборанской культуры. Моим предкам следовало позаботиться о полном исчезновении сиренской ветви. Возможно, есть еще один способ, которым мы могли бы помочь».
"Вы можете помочь?" — нетерпеливо и недоверчиво спросил Андервуд.
«Мне осталось жить немного. Было бы целесообразно, если бы в оставшийся мне час я смог завершить задачу вымирания — или, по крайней мере, дать вам возможность сделать это. Если кто-то из вас готов рискнуть, я сделаю все, что в моих силах».
«Никакой риск не слишком велик! Но что можно сделать?»
«Насколько я знаю, это никогда не было предпринято, но, возможно, моя собственная абаса может быть передана вам».
Дрейер перевел предложение, переводя взгляд с Иллии на Андервуда. Что-то надежды, казалось, снова появилось в его глазах.
У Андервуда перехватило дыхание. «Комплект полностью развитой абасы, перенесенный в мое собственное тело! Один из нас должен встретиться с Демарзулом на его уровне. Илия…»
Ее лицо вдруг побледнело. «Это невозможно, Дель! Я не могу провести такую операцию без предварительного изучения их анатомии. Я не могу этого сделать!»
«Это должно быть сделано, Илия. Я рискну твоим мастерством».
«Это совершенно нелепое заявление. У меня нет опыта в таких делах. Скажите ему, доктор Дрейер. Он не может ожидать от меня так многого».
-- Не знаю, Илья, -- сказал семантик. «Мне кажется, что вы путаете свой анализ со своими личными эмоциями. Вы не можете правильно оценивать в таких условиях».
Она закусила губу, чтобы сдержать новый взрыв. Затем, наконец, она сказала: «Не требуй от меня невозможного, Дел. Я видела, как они разрывали нервы во время операции, которую мы наблюдали. Это не могло быть сделано без долгой практики. я не сделаю это с тобой».
Словно почувствовав смысл их спора, Джандро вдруг заговорил. «Вам будет очень трудно сделать успешную установку, потому что вы незнакомы с анатомией абасы , правда, но я могу помочь. Я могу направить и направить ваши руки до самой точки перерезания нервов к три-абасе. Вы добьетесь успеха, если позволите мне направлять вас».
Андервуд не сводил глаз с Иллии. Ее лицо было таким же бледным, как и ее блестящие волосы.
«Я постараюсь, Дел», — сказала она.
Новости о планируемом эксперименте быстро разлетелись по кораблю, и его важность была встречена с благоговейным непониманием, как будто Андервуд внезапно шагнул из их среды в туманное царство вне их досягаемости. И их благоговение усиливалось знанием того, что это вполне может означать смерть.
Через несколько минут после принятия решения ассистенты вкатили в операционную столы с белыми фигурами Андервуда и Джандро.
Какой-то странный покой, какой-то экстаз, казалось, охватили Джандро. Андервуд видел и слышал о смирении перед лицом смерти, но никогда о таком спокойствии, которым обладал Джандро. Это подействовало на Андервуда успокаивающе, и он избавился от мыслей о собственной возможной смерти или увечьях в результате странной операции. Он думал только о миссии, которая будет у него, как только он овладеет силами Драгбора.
Какое бы смятение ни овладело Иллией, оно исчезло, когда она встретилась лицом к лицу с Андервудом. Стерильный белый халат ее хирурга скрывал ее личность и ее чувства, оставляя только безымянного агента, обладающего наукой и навыками.
Андервуд ухмыльнулся, когда ей ввели анестетик. «Когда я проснусь, я дам тебе знать, каково это быть драгбораном».
На соседнем операционном столе Акерс готовил Джандро к предварительной работе по обнажению основных органов.
Затем к каждому из них пришла невысказанная команда Джандро оставить свой разум. Это был невероятный, неземной опыт, но они освободили свои чувства, и постепенно направляющие импульсы из мозга драгборцев перешли в их собственные.
Лишь на долю секунды рука Иллии дрожала, когда она прикасалась электронным скальпелем к плоти у основания бритого черепа Андервуда. Кожа разорвана, а ее нервы превратились в стальные нити.
С нарастающей скоростью Эйкерс и Иллиа делали надрезы на телах перед собой. Их руки уверенно двигались, как будто Джандро видел их глазами и использовал их руки.
Глубокий разрез был сделан в черепе Андервуда. Пульсирующий мозг был обнажен. Илья на мгновение сосредоточился, когда Джандро хлынул потоком указаний. Затем скальпель быстро прорезал бескровный путь через участок неиспользованной ткани.
Она подошла к соседнему столу и заглянула в рану, которую Акерс сделал в голове Джандро. Она сделала паузу, когда его слова дошли до нее.
«Это последний шаг. Я не могу идти с вами дальше. Следуйте моим инструкциям сейчас, и вы добьетесь успеха».
Мелькающие, непонятные вещи заполонили ее разум, вечные фотографии остатка этой операции и последующей, в ходе которой будут пересажены два брюшных органа. Илья знал, что каждая картина вернется в свое время, чтобы направить ее руки по незнакомым путям.
"Продолжить!" – неожиданно приказал Джандро. «Я ухожу в море-абасу . Прощай!»
Текущие картины прекратились, и Илья внезапно почувствовал себя одиноким, как ребенок, заблудившийся среди ослепляющей бури. Теперь не на что было полагаться, кроме ее собственного мастерства и телепатических указаний.
Она запнулась на мгновение и выдохнула имя: "Дель-Дель!"
Эйкерс внимательно наблюдал за ней, пока она стояла, уставившись на странный неземной орган, лежащий в чаше мозга мертвого драгборана.
Но это не было странно. Она знала его строение и анатомию, а также сложную нервную систему, соединяющую его с мозгом. Они были такими ясными, как будто она изучала их много лет.
Волна радости и уверенности наполнила ее. Она была одна в этом да, но это уже не имело значения. Она одна обладала способностью провести операцию, и весь мир ждал результатов.
Ее скальпель вошел в разрез и коснулся плоти острием разрушения, оторвав ткань от тонких белых нервных каналов, обслуживающих базисный орган.
Целый час, а затем еще один, Эйкерс с невероятным восхищением наблюдал, как Илия освобождает двенадцать отдельных нервных волокон, служащих ему, затем перерезает артерию и наполняет сосуды химическим раствором, который будет питать клетки, пока не будет отправлена кровь Андервуда. льется через него.
В конце концов, все, что осталось, — это разъединение соединительных тканей, удерживающих орган на месте. Илья разрезала их и погрузила руки в стерилизующий, защитный состав, приготовленный по указанию Джандро. Она смазала орган и вытащила его, а затем быстро вставила в соответствующую полость в чаше мозга Андервуда.
Этот этап операции был завершен менее чем наполовину. Кровеносные сосуды должны были быть подготовлены, чтобы обслуживать новый орган в теле Андервуда, и двенадцать нервов должны были быть соединены с Большим Симпатическим нервом, где раньше такие нервы не соединялись.
Прошло еще два часа, прежде чем окончательные швы закрыли рану на голове Андервуда.
Когда наконец она положила иглу, рука Ильи вдруг задрожала, и она задрожала всем телом.
— А нельзя ли отложить остальные на время? — спросил Акерс. "Вы, конечно, не можете продолжать с еще двумя, как это."
— Боюсь, если мы промедлим, ткани слишком сильно дегенерируют. Если бы я был так же быстр, как эти драгборанские хирурги. Какие они, должно быть, люди! Сделайте мне укол неострена, а лучше сделайте себе. "
Эйкерс был согласен, но не верил, что Илия сможет выдержать еще несколько часов тяжелой операции. Однако после минутного отдыха и укола стимулирующего препарата она вернулась к операционным столам, чтобы провести операцию на брюшной полости. И снова Акерс сделал предварительные надрезы.
В диспетчерской лидеры групп ждали новостей в нервном бездействии. Терри Бернард ходил взад-вперед, его пылающие растрепанные волосы, словно сигнальная ракета, пронеслись по комнате. Файф стоял у одной из наблюдательных панелей, наблюдая за неумолимым приближением флота Демарзула. Доусон сидел на своем капитанском месте, перебирая неактивные переключатели на панели перед собой. Самым спокойным из всех был Дрейер, который просто сидел в штурманском кресле и так безжалостно курил сигары, что это напрягало вентиляционную систему корабля.
Терри с тревогой взглянул на часы и остановился. — Прошло более тринадцати часов с тех пор, как Андервуд был там. Не кажется ли вам, что нам следует спросить Илию…
«Есть только две альтернативы, — сказал Дрейер. «Успех или неудача. Наши расспросы не гарантируют успеха. Нам лучше держаться подальше».
Мейсон с тревогой наблюдал за продвижением флота. Никто не знал, что произойдет, когда линкоры прибудут и окружат « Лавуазье », но ждать им пришлось недолго. Корабли находились всего в нескольких минутах от планеты.
Словно ведомые единым разумом, корабли медленно поворачивались в черном небе, пока их навигаторы и дозорные заметили и установили курс к светящемуся пузырю, обозначавшему силовую оболочку, скрывающую « Лавуазье» .
Членам экипажа, наблюдавшим изнутри, было страшно наблюдать внезапный стремительный полет этих двадцати могучих кораблей. Одновременно на пузырь было направлено множество устрашающих Атомных Потоков, по-видимому, не в тщетной надежде прожечь защиту, а для того, чтобы уничтожить мельчайшие сенсорные зонды и не дать кораблю уйти от планеты.
В пространственном бою, когда корабль мог свободно вращаться, поворачиваться и защищаться, уничтожить зонды было бы не так просто. Но когда корабль неподвижно стоял на поверхности планеты, потоки непостижимого огня омывали каждый квадратный миллиметр поверхности оболочки, прощупывая, разрушая и приводя в действие множество реле внутри Лавуазье , закрывая волосовидные отверстия в оболочке. как зонды были сожжены.
Мейсон отошел в сторону, когда один за другим сегменты его планшетов гасли, пока не исчезло видение внешнего мира.
Он повернулся к остальным и указал на мертвые пластины. "Это оно."
Свалившееся на них заклинание было разрушено через несколько минут отрывистым голосом Илии в переговорном устройстве.
«Операция завершена».
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Сознание пришло к Андервуду, как будто он отвечал на настойчивый голос какого-то невидимого говорящего. Оно звало его из глубин вечного существования в царство конфликта и реальности. Любопытно, что это звучало как Джандро.
Он открыл глаза. Там была Илия, ее лицо было бледным и напряженным. Но когда он посмотрел на нее, ее голубые глаза заблестели, и она наклонилась. «Дель! О, Дель!..»
Терри, Файф, Мейсон и Эйкерс стояли у кровати, с тревогой наблюдая за происходящим.
Боль начала проявляться в горящих лентах, но он сумел быстро улыбнуться окружающим. «Похоже, мы все сделали правильно», — сказал он. «Интересно, что я могу теперь сделать с этими гаджетами. Думаешь, они сработают, Иллиа?»
Она поднялась, живо и деловито еще раз. «Ты не узнаешь какое-то время. Я намерен нокаутировать тебя на хорошие холодные сутки. Дай мне руку».
Она потянулась за иглой для инъекций на столе рядом с кроватью.
Поначалу это было все равно, что спотыкаться в темноте, пытаясь убежать от невидимого преследователя. Но вдруг Андервуд понял, что ему вовсе не нужно бежать. Гипоблокировало сенсорное оборудование в других частях его тела, но не могло повлиять на базовые органы, если бы он этого не хотел. Он перестал бежать и наблюдал, как обычные способности его тела отказываются, в то время как он стоял в стороне в полном иммунитете. Он как будто мог выйти на улицу и посмотреть на себя.
И, вдруг, это было то, что он делал!
Он мог видеть комнату, наблюдающих ученых и Илью, внимательно проверяющего его сердцебиение и дыхание. Он видел себя лежащим неподвижно с закрытыми глазами. Любопытно, что он не мог определить точку зрения. На мгновение ему показалось, что он где-то на потолке и смотрит вниз, но это тоже было неправильно, потому что он мог видеть потолок так же хорошо, как пол или четыре стены. Сцена была похожа на снимок, сделанный объективом, имеющим телесный угол восприятия в триста шестьдесят градусов.
Он задался вопросом, сможет ли он выйти за пределы комнаты, попробовал и обнаружил, что это довольно легко сделать. Какая-то неуклюжесть из-за неопытности и обусловленности остановила его у стен, где он на мгновение испугался клаустрофобии оказаться в ловушке между металлическими панелями, но все кончилось в одно мгновение, и он прошел. Он направился к рубке управления и обнаружил, что там находится только Дрейер, который мирно курил сигару в штурманском кресле.
Андервуд хотел связаться с семантиком, но не знал, как это сделать. Это было все равно, что пытаться говорить с набитым крекерами ртом.
Но Дрейер внезапно огляделся. Он вынул сигару изо рта и выискивал глаза в поисках невидимого говорящего.
— Дрейер, ты меня слышишь?
"Ундервуд! Вы преуспели!"
— В некотором роде. Пока это все равно, что ходить по глубокой грязи, но постепенно привыкаю.
"Это чудесно- чудесно !" Дрейер вздохнул. «Я не смел надеяться, что когда-нибудь снова услышу твой голос. Где ты?»
«Это сложный вопрос. Теоретически, я нахожусь без сознания в лазарете с уколом неоморфа , который не даст мне вылезти на двадцать четыре часа. Илия и остальные наблюдают за мной. на всех не действует наркотик. Кажется, я могу бродить по кораблю, куда захочу. Самое смешное, что я не могу определить точку зрения. Кажется, я нигде не нахожусь. Тем не менее, мои чувства воспринимать отдаленные звуки и объекты, включая собственное тело».
«Можете ли вы уловить мои мысли, когда я не говорю? Джандро, похоже, не мог этого сделать».
Андервуд рассмеялся. "Я не знаю, смогу я или нет. Я пытаюсь, но все, что у меня получается, это нечеткая статика. Я уверен, что у этих органов есть десятки функций, о которых мы даже не мечтали. Я надеюсь, что смогу научиться использовать их все».
«Что вы планируете сейчас? Вам нужен период упражнений и учебы?»
«Некоторые, но не так много, как мне было бы нужно, если бы мне не пересадили зрелые органы Джандро. Однако есть кое-что, о чем мы никогда раньше не думали».
"Что это?"
«Мы все еще можем искать драгборанское оружие, за которым пришли сюда. Я могу выйти за пределы корабля с этими новыми чувствами. Я не знаю, смогу ли я охватить всю планету или нет, но если нет, мы можем двигаться, чтобы оставаться в диапазон моих способностей. Это будет медленно, потому что я единственный, кто может это сделать, но в конце концов это может быть быстрее, потому что я могу быстрее передвигаться ».
«Интересно, это будет возможно в присутствии флота — или вы не знали, что они прибыли?» Дрейер указал на пустые экраны.
— Я не знал. Что они там делают?
Андервуд сразу понял абсурдность вопроса. Дрейер мог знать об этом не больше, чем он сам, поскольку всякая связь с внешним миром была разрушена.
Со всей силой, которую он мог собрать, он швырнул свои новые способности за пределы возможностей корабля, в контрастирующий жар и холод бесплодной планеты. Он как будто бросился высоко в космос, потому что видел широкое пространство мира Драгбора и оживленный флот Демарзула.
Чувства Андервуда восстали против того, что он увидел. Корабль полностью окружали пылающие разрушения. Великий город Драгбора превратили в расплавленные руины двадцать кораблей, которые медленно вращались по спирали, их мощные лучи Атомного потока направились на здания внизу. На глазах у Андервуда они завершили свою работу над этим городом и направились к другому большому городу, находящемуся менее чем в ста милях от них.
Какая цель стояла за бессмысленным разорением, Андервуд не мог понять. Возможно, теперь, когда ученые были загнаны в угол, земляне надеялись уничтожить супероружие, которое могло бы свергнуть Демарзула.
Через несколько часов крупнейшие города планеты превратятся в бесформенные насыпи застывшей лавы.
Он обдумывал попытки проникнуть на эти корабли и одолеть членов их экипажей. Разум сразу же сказал ему, что нет, потому что он был еще малышом в использовании новых способностей, которыми он обладал. Но была и более важная причина. Если бы он подверг себя таким атакам, корабли сообщили бы об этом на Землю, и Демарзул легко определил бы методы, используемые против его людей, и был бы готов. Андервуд знал, как это уничтожение археологических сокровищ повлияет на Файфа и Терри, но важнее была потеря любого шанса найти оружие.
Он обратил свои чувства к пузырю оболочки, скрывавшему Лавуазье . Его сияющая поверхность была единственной вещью во всем этом большом городе, от которой не пахло разрушением.
Когда Андервуд посмотрел на это, его поразило понимание. В порывистости своего полета над планетой он упустил из виду самый важный момент.
Он — по крайней мере, его чувства — прошел сквозь непроницаемую силовую оболочку .
Внезапный страх смешался с этим разрушительным осознанием. Сможет ли он вернуться через это? Как он вообще преодолел барьер? Было математически невозможно передать через него материю или энергию.
Разве его чувства не представляли ни того, ни другого?
Он потянулся к нему, ждал удара — и не почувствовал его. Затем он закончил, глядя на внутреннюю часть оболочки и корабль внутри нее.
Когда он ворвался в диспетчерскую, его разум загорелся от важности его открытия. Остальные присоединились к Дрейеру. Мейсон и несколько его людей изо всех сил пытались заменить некоторые из зондов теперь, когда атака на корабль на данный момент прекратилась.
"Мы нашли это!" — крикнул Андервуд. «У нас есть оружие, которое Драгбор направил против Сирении!»
Илия вскрикнула от внезапного удара по ее изношенным нервным клеткам.
Мейсон в ужасе обернулся и закричал: «Ундервуд! Где ты?»
«Мы можем поразить их везде, где они попытаются спрятаться, — сказал Андервуд. — Куда бы Демарзул ни попытался сбежать, я найду его. Во Вселенной нет места, где он мог бы спрятаться от меня!»
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Физическое тело Андервуда медленно восстанавливалось после тяжелого шока операции. Однако он был невосприимчив к этой боли, поскольку обладание абазическими чувствами было похоже на обладание другим телом. Он мог закрыть все нормальные каналы восприятия и существовать со своим сознанием, действующим только через базовые чувства.
Пока флот мчался по планете по пути бесполезного разрушения, Андервуд часами тренировался в использовании своих новых способностей.
Постепенно он получил представление об их свойствах и некоторых функциях. Триабаса была сенсорным органом , расположенным в основании его мозга, который мог улавливать отдаленные, сфокусированные ощущения, которые могло обнаружить любое из его обычных пяти чувств. Однако их субъективное воздействие можно было контролировать, как он обнаружил, выйдя за пределы корабля. Хотя он не знал о межзвездном холоде, он не оказал никакого субъективного воздействия на его тело или его сенсорный аппарат.
Дор - абаса был органом связи, но он работал в сочетании с три-абасой для передачи и получения сенсорных эффектов. Так получилось, что они вдвоем в сочетании могли передавать не только обыденное сообщение, но и могли передавать действительные ощущения тепла, холода, света, звука.
И эти же два органа были способны раздавать быструю и бесшумную смерть.
Как это произошло, было величайшей загадкой, которую Андервуд должен был разгадать. Он экспериментировал, направив силы на искусственную нервную систему, собранную из сети проводов. Внутри проводов определенно было измерено сильное электрическое поле, но оно обладало свойствами, которые не были в пределах предшествующего опыта физиков. Несмотря на это, Андервуд продолжал практиковаться и обнаружил, что с каждым разом может увеличивать силу этого поля. При необходимости полное понимание того, как он разрушил нервную ткань, может подождать, пока они не достигнут своих целей на Земле.
Третий орган, сеа-абаса , был самым странным из всех. Тесно связанный с двумя другими через нервные каналы, он, тем не менее, не имел очевидных функций. Джандро называл его вместилищем жизни. Похоже, что Драгбора верили, что все, что представляет человека, может быть втянуто в море-абаса, когда приближается смерть.
Эоны назад искусство искусственного воссоздания новых тел, в которые можно было бы поместить орган, процесс, представляющий собой буквальное воскрешение, было утеряно, но Драгбора жили надеждой восстановить забытое знание. Это было их объяснением сохранения сеа-абаса , поскольку каждая семья обладала обширной коллекцией своих предковых органов еще до времени изгнания их из родительского мира.
На чем на самом деле основывалась эта теория, ученые не знали. По- видимому, такое воскрешение никогда не совершалось, однако с каждой смертью сеа-абаса религиозно удалялась и сохранялась.
Андервуд чувствовал себя древним гладиатором, готовящимся к битве на арене, но никогда еще ни один гладиатор не сражался за такой приз. Никто лучше него не знал, что в тот момент, когда он столкнется с Демарзулом и бросит вызов сиренианке, он может столкнуться с равными и, возможно, превосходящими силами разрушения, поскольку Демарзул был богат опытом.
От него существовала защита, и Андервуд обратил на это внимание, так как он был труден в работе. Дор - абаса обладала способностью поглощать и накапливать разрушительную энергию. Андервуд обнаружил его почти случайно, когда техники Мейсона устанавливали оборудование для максимально точного воспроизведения разрушительной силы. Оно было слабым и совершенно недейственным, но действовало на дор-абаса , и орган невольно впитывал его.
Он был абсолютно уверен, что им удалось найти великое оружие, за которым они пришли. Древняя драгборско-сиренская культура, очевидно, обладала силовой оболочкой в качестве защиты. Слова Тошмира прояснили это, но они неправильно поняли смысл, когда он сказал: «Они нашли путь через барьер. Наши люди падают один за другим».
Приученные к физическому мышлению, они упускали из виду любую такую возможность, как превосходство драгборанских абаса .
Однако была еще одна вещь, которая беспокоила Андервуда, а именно возможность создания эффектов базового оружия с помощью электронных средств. Хотя ученые почти полностью потерпели неудачу в своих попытках сделать это, он задавался вопросом, а не удастся ли террестрианцам под руководством Демарзула.
В пользу ученых, однако, говорил тот факт, что, обладая огромным запасом научных знаний, Демарзуле оставался всего лишь диктатором, политиком. Он не был ученым.
На третий день после операции Андервуд смог на несколько мгновений походить по кораблю, хотя с помощью базовых органов чувств все это время активно контролировал работу в лаборатории.
Он чувствовал, что его силы растут почти ежечасно, и перспектива нового мира физических и умственных сил, в который он входил, была почти ошеломляющей. Он почувствовал и другие новые и неиспытанные свойства органов, с которыми еще не решался экспериментировать. У них будет достаточно времени, когда они достигнут Земли.
За боевым флотом велось точное наблюдение с Земли. Его бессмысленный обстрел древних городов был завершен к тому времени, когда Андервуд смог физически подняться со своей постели. Наблюдатель сообщил, что корабли разворачивались и возвращались в направлении Лавуазье .
«Нам лучше отправиться в космос, — сказал Андервуд. «Нет причин оставаться здесь дольше, и я не хочу, чтобы они снова сожгли все наши зонды, если мы сможем помочь. Они могут попытаться отправить требование о сдаче или что-то в этом роде, но давайте будем в космосе, где мы могут маневрировать, когда они это делают».
Лавуазье поднялся с поверхности планеты и взял курс на Землю, находящуюся на расстоянии более девяноста миллионов световых лет.
Силовая оболочка вокруг него вспыхнула в космосе, как новая звезда, и через зонды наблюдатели на борту видели, как флот быстро меняет курс в погоне.
Андервуд покинул корабль и позволил своим чувствам блуждать по пространству вокруг корабля. Он оставался как бы всемогущим наблюдателем в пространстве, в то время как сияющий пузырь несся по небу. За ним шли двадцать могучих линкоров, их ускорение было достаточно высоким, чтобы обогнать « Лавуазье » . Импульсивно, Андервуд переместился к ближайшему и вошел через корпус.
Это был гигантский флагман, Креагор . Ученики, формировавшие боевые силы, были подобны переродившимся людям. Не было того пресыщенного, разочарованного отношения, которое преобладало на Земле до прихода Демарзула. Вместо этого было рьяное, вдохновенное отношение, которое пугало Андервуда. Это была фанатичная, отчаянная, нездоровая вещь.
Он попытался представить народы Земли, наполненные такими людьми, движимыми таким же нечестивым вдохновением. Это вызывало у него отвращение, ведь даже если Демарзуле будет уничтожен, Земля не будет местом, где здравомыслящий человек сможет обрести покой на десятилетия вперед. После смерти Демарзуле может стать мучеником и жить в сознании своих последователей сильнее, чем когда-либо.
Поскольку Андервуд так странно перемещался среди своих врагов, он время от времени слышал замечания о Лавуазье и его ученых. Богохульник и неверный были самыми мягкими терминами, применяемыми к ним.
Он пришел в рубку управления, где адмирал совещался с капитаном флагмана.
— У нас есть приказ, капитан Монтроуз, — говорил адмирал. «Уничтожение корабля и всех его пассажиров должно быть полным».
— Значит, это заменяет приказ брать пленных?
Адмирал кивнул. «Приказы будут отправлены всем кораблям одновременно. Мы проведем совместную атаку с новым силовым дезинтегратором».
Андервуд застыл при этих словах. Не принес ли Демарзул с собой какие-то ужасные средства проникновения в силовую оболочку и превращения ее в бесполезную? Это была абсолютно единственная защита, которая была у Лавуазье . Ее собственные проекторы «Атомный поток» были бы неэффективны против двадцати кораблей окружения.
Андервуд услышал отданные приказы. По всему флагману воздух наполнился электрическим напряжением. Андервуд предположил, что это оружие было впервые испытано против врага. Члены экипажа жаждали убийства.
Андервуд быстро прошел по кораблю, пытаясь найти машины, которые должны были быть направлены против беспомощного корабля-лаборатории. Он все еще не совсем верил, что что-то может разрушить силовую оболочку. Но когда он увидел оружие, он понял, что цивилизация, которая научилась полагаться на силовую оболочку для своей защиты, потерпела поражение.
Он наблюдал за членами экипажа за сложными панелями, которые контролировали подачу энергии и фокусировку излучателей на отдаленную цель.
Ундервуд умчался к далекому Лавуазье , чтобы посмотреть, какой эффект произвел натиск. Силовая оболочка вокруг корабля светилась слабой розоватой аурой двадцати сходящихся на ней лучей.
Когда он подошел, видимого эффекта не было, но внезапно блестящая оболочка местами стала красной, когда силовое поле ослабло.
Затем Андервуд понял, как работает дизраптор. Он не пробил оболочку. Это было невозможно. Но это вывело из равновесия силы, удерживающие поле в оболочке, и заставило ее вращаться. Это, в свою очередь, создало огромный поток энергии через генераторы на борту « Лавуазье » и вскоре сожгло бы их, оставив корабль беззащитной добычей Потоков Атомов.
Не было времени войти в Лавуазье , чтобы предупредить их. Андервуд с бестелесной скоростью вернулся к « Креагору» .
Там, в недрах корабля, он нашел Главного Оператора, который направлял эти лучи на Лавуазье . Со всей мощью своих абасических органов он бросил разрушительную волну энергии в нервные каналы человека.
Результат был шокирующим для человека, не привыкшего к убийствам. Человек рывком выпрямился перед своей панелью, неуверенно пошатнулся и упал в лабиринт переключателей.
У Андервуда не было времени реагировать на его безжалостное первое убийство. Сложный механизм дисраптора остановился среди лязга реле.
Андервуд двинулся в следующий сектор корабля, где добычу ждали мощные прожекторы «Атомного потока». Он тщательно расширил полномочия дор-абасы . Это было почти так, как если бы он мог прощупать путь по нервным каналам разума оператора в глубины мозга. Там он послал внезапную, дикую команду.
Оператор беспрекословно крутил колеса, сдвигающие радиаторы. Они остановились на ближайшем корабле флота.
"Огонь!" — приказал Андервуд.
Пальцы оператора сомкнулись на переключателях. Атомный поток устремился в космос, разорвал внутренние органы родственного корабля и выбросил осколки в космос. Некоторые врезались в другие корабли, разбивая их и сбивая с курса.
На мгновение после катастрофы командующие флотом были ошеломлены до бездействия, а в рядах охватило смятение. Комнату наполнили истерические крики оператора, дергавшего за выключатели.
"Я этого не делал!" он закричал. — Что-то заставило меня…
Некоторые корабли все еще атаковали « Лавуазье » . Андервуд не знал, как долго они смогут продержаться. Он помчался к ближайшему кораблю, где царила более легкая, но не менее разрушительная неразбериха, когда новости о необъяснимой катастрофе просачивались к самому низкому астрочеловеку.
Андервуд отыскал комнату управления огнем. Он провел пальцами по нервным каналам оператора и повернул проекторы. На этот раз целью стал могучий флагман.
Оператор ахнул от ужаса, когда в его прицеле появился титанический корпус, но его руки с безошибочной точностью перемещали излучатели точно по центру цели.
Его пальцы нажимали на переключатели.
Беззвучно цветок пламени возник там, где когда-то был космический левиафан. Обзорные панели по всему флоту внезапно погасли, чтобы защититься от этой ужасной перегрузки. Когда они появились снова, они показали дрейфующую беспомощную громаду задней трети корабля.
Ближайшая цель была достигнута. Лучи дизраптора исчезли, когда восемнадцать кораблей приблизились к черным скитальцам, чтобы убрать всех возможных выживших.
Андервуд воспользовался моментом и распылил свои силы, пока не охватил весь флот. Он говорил, и его голос слышал каждый человек на этих могучих кораблях.
«Люди Земли! Вы поклялись в верности Демарзулу, сиренианцу, из-за его могущества. Теперь вы поклянетесь в верности мощи, которая достаточно велика, чтобы стереть Демарзула с лица цивилизации. Я убил ваших товарищей прямо среди вас, и погубил два ваших самых могучих корабля, но никто из вас не видел меня, вы не знаете, как я попал в вашу среду, и как это случилось, что каждый человек на каждом корабле может услышать мой голос сразу.
«Вы предали свой вид пришельцу, который разрушил миры и разрушил Галактики. Вы виновны в величайшей измене человечеству. Что вы можете сделать, чтобы стереть с лица земли этот гнус?
«Ты можешь присоединиться к силам, которые сотрут с лица земли монстра Демарзула! Ты можешь принять руководство большей силы — или будешь уничтожен. Выбирайте!»
На мгновение внутри кораблей воцарилась ошеломляющая тишина, затем бедлам, который не утихнет в течение многих минут.
Андервуд вышел из состава флота и вернулся в рубку управления « Лавуазье » . Там он нашел хаос отчаяния. Мейсон правильно диагностировал оружие, которое флот направил на корабль.
Хотя его физическое тело все еще лежало в лазарете, члены экипажа привыкали к его неожиданному голосу в своем сознании. Он быстро рассказал им, что он сделал. Когда он закончил, он сказал: «Какой ущерб ты получил, если таковой был, Мейсон?»
«Осталось всего два очень сомнительных генератора. Мы не выдержали еще одного такого взрыва. Откуда у них такие машины?»
"Я не знаю. Возможно, это то, что Тошмир был на грани разработки. Возможно, некоторые из наших людей разобрались с подсказками, данными Демарзулом. за хвост. На мгновение у нас есть преимущество, но я не уверен, что произойдет, когда они снова возьмут себя в руки. Если они не примут мой ультиматум, мы можем оказаться в затруднительном положении».
"А если они это сделают - что мы будем делать с целой флотилией фанатиков и простаков?"
«Сейчас нам понадобятся все союзники, которых мы сможем заполучить. Несомненно, известие об этой катастрофе пришло на Землю еще до того, как я поговорил с ними. Демарзул знает, что мы приближаемся, и знает о моей силе. перехватчики, чтобы стереть нас с лица земли. Если мы сможем получить контроль над этими кораблями, мы сможем бросить их против его перехватчиков и, возможно, прокрасться сквозь оборону Земли. Неважно, что случится с каждым из нас — просто чтобы я мог приблизиться достаточно, чтобы Демарзуле связался с ним».
В этот момент к Мейсону подошел капитан Доусон. «Сообщение от флота. Они предлагают безоговорочно сдаться».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
С корпуса разрушенного флагмана сняли вспомогательные двигатели. Установленные на « Лавуазье », они могли легко довести его скорость до скорости самого быстрого корабля во флоте.
Итак, с небольшим кораблем-лабораторией « Лавуазье » в качестве флагмана разоренный и реорганизованный флот снова повернулся к Земле. По мере того, как шли долгие дни в космосе, пока они неслись к Земле с невероятной скоростью, физики и инженеры превратили « Лавуазье » в смертоносный военный корабль, равный любому из их флота. Были установлены новые и более мощные проекторы Atom Stream, а массивные дисрапторы были встроены в прежние области более мирного использования.
И пока они носились сквозь своды космоса, Андервуд перемещался от корабля к кораблю с помощью своих базовых чувств, проверяя, исследуя и отсеивая людей из боевых экипажей.
Если бы он мог проявить сострадание, он бы истратил на них все, что у него было, ибо они были жалкой участью. Он знал, что их стандарты ценностей снова пошатнулись из-за поражения от его рук. Если бы их вера в непобедимость Демарзула и в самих себя, потому что они были учениками Демарзула, не была так велика, их поражение было бы менее легким. Андервуд был благодарен за тщеславие, которое делало их уязвимыми, когда на горизонте маячило поражение.
Он знал, что их верность ему не была стабильной. Но большинство из них были готовы отдать свою лояльность ученым, потому что они жаждали лидерства с невротическим стремлением, и сила, которая могла незаметно и незаметно уничтожить два военных корабля Великого, безусловно, была силой, вызывающей их уважение. Так рассуждали они в своих сбитых с толку умах.
Андервуд удалял с ключевых мест тех, кто был сомневающимся и непокорным, и говорил с ними ежедневно на протяжении всего долгого путешествия, то рассуждая, то повелевая, но всегда с демонстрацией силы, которую они должны были уважать. В конце концов он почувствовал, что у него есть команда, заслуживающая доверия настолько, насколько земляне могут быть созданы в этой культуре сомнений и всеобщего пренебрежения доверием и честностью.
Он постоянно тренировался в совершенствовании сил абасы , и по мере того, как росло его мастерство, росло и его уважение к маленькому отпрыску драгборской культуры, расцветшей на бесплодной маленькой луне. Такие силы, которыми он обладал, означали бы самоубийство для его собственной расы. Иногда он задавался вопросом, сможет ли он сам выдержать их искушения достаточно долго, чтобы достичь своей цели. Конечно, когда это будет завершено, ему удалят органы. Их призыв к власти, богатству и незаконному присвоению был почти больше, чем мог вынести любой человеческий разум на этой стадии эволюции.
Почти во дворе Земли, на орбите Марса, появились первые признаки грядущей борьбы. Дозорный вызвал предупреждение. Десятки быстрых перехватчиков покидали Землю, направляясь в их направлении.
Андервуд пожалел, что больше внимания уделял военному искусству. Он не смел доверять ни одному из воинов, которые были его завоеваниями, потому что он не мог казаться ниже их ни в каком отношении. Но ни он, ни кто-либо из других ученых не были компетентны вести сложную военную единицу, какую представлял его флот, в водоворот битвы.
И все же он должен сделать то, что должен был сделать. Он сформировал флот в массивный тактический цилиндр с Лавуазье в центре и остальными кораблями на периферии. Не было бы никакого причудливого маневрирования, только тупая, сокрушительная сила, каждый эрг которой мог быть создан внутри корпусов этих военных кораблей.
Рассеиватели энтропии уже работали, поглощая часть импульса, который нес флот через просторы космоса, но когда он врезался в сердце Солнечной системы, его скорость по-прежнему была неизмерима по солярийским меркам.
Перехватчики были бессильны выдержать такую скорость за столь короткое время, но одна волна приблизилась на почти встречном курсе, и ярость всех ее дисрапторов и Атомных Потоков обрушилась на флот.
Однако эффект был незначительным, так как флот пронесся мимо, его собственное оружие пылало.
Но этот отрывок ничего не значил. Если бы « Лавуазье » попытался приземлиться, он не смог бы продолжать лететь с такой скоростью, поскольку уже пролетал мимо Земли.
Однако Андервуд был удовлетворен, когда открыл свои физические глаза в диспетчерской и отказался от базовых чувств, чтобы вернуться к своему нормальному состоянию.
«Я уверен, что моя полезная дальность с этими способностями составляет не менее восьмидесяти тысяч миль. Джандро должен был быть в состоянии исследовать планету Драгбора с помощью абасы , но, возможно, он этого не осознавал. Я знаю, что моя собственная дальность постоянно увеличивается».
— Что ты собираешься делать? — спросил Терри. «Вы собираетесь попытаться приземлиться или атаковать Демарзуле, не упав?»
«Я считаю, что нам будет безопаснее оставаться в космосе. Если мы сможем маневрировать на орбите в пятидесяти тысячах миль или около того от Земли и сможем сдерживать атаки достаточно долго, чтобы я мог найти Демарзула, это должно быть нашим самым большим шансом. успеха. Если бы мы приземлились, мы были бы легкой добычей».
С оценкой Андервуда было общее согласие, хотя никто на борту корабля не был уверен в своей способности отразить атаки, которые, как они знали, грядут. Они постоянно напоминали себе, что не важно спасать себя или свои корабли. Что имело значение, чтобы дать Андервуду подходящую возможность обрушить мощь абазического оружия на Демарзула. После этого случай должен был позаботиться обо всем остальном.
Мчащийся снаряд развернулся спустя много времени после того, как пролетел мимо Земли. Рассеиватели энтропии поглощали пламенную энергию полета кораблей и рассеивали ее в пространстве, чтобы воссоздать бесконечно малые частицы, которые были расщеплены для получения этой энергии.
Итак, когда флот замедлил ход и превратился в постоянно сужающуюся спираль, перехватчики снова устремились вниз.
Громоподобная масса, которой был флот, теперь держала курс. Потоки энергии, вырвавшиеся из сердец неисчислимого количества атомов, устремились в космос из глоток огромных радиаторов на борту линкоров. Три перехватчика рухнули под обстрелом прежде, чем активировались их собственные силовые щиты.
Это стало фантастической битвой между почти непреодолимыми силами. И Атомный поток, и дисрапторные лучи могли быть запущены только через брешь в силовой оболочке, но такое отверстие само по себе было уязвимо для вражеского огня Атомных потоков. Таким образом, техника ведения войны между одинаково вооруженными силами заключалась в быстром переносе атаки с одного источника на другой в данном судне, так что ни одна брешь не существовала достаточно долго, чтобы противник мог сосредоточить огонь на этом месте.
Перехватчики были слишком малы, чтобы на них можно было установить оборудование для такой тактики защиты. Единственная их ценность заключалась в маневренности. Прорезая лайнеры линкоров, их лучи могли пересекать радиаторы по непредсказуемым траекториям. Законы случая иногда были с ними, и их Атомные Потоки прямо попадали в отверстие. Независимо от скорости закрытия брешь, такого совпадения было достаточно, чтобы уничтожить корабль. Итак, Андервуд и его товарищи, наблюдая, увидели, как один из их огромных линкоров взорвался в кольце атомного огня, когда по нему было нанесено такое попадание.
Сам перехватчик был обстрелян через мгновение сосредоточенным огнем двух соседних линкоров, но его потери для противника были ничтожны. Перехватчики были расходным материалом, расходным материалом, пока еще несколько десятков покидали край Земли и начинали преследование флота.
Но не их приближение заставило сердца людей на борту « Лавуазье » дрогнуть. Позади них медленно и тяжело поднимался ужасный флот из пятидесяти дредноутов с огромной огневой мощью.
«Каков радиус нашей орбиты в настоящее время?» — резко спросил Андервуд штурмана.
"Шестьдесят тысяч."
— Возьми, Мейсон, — сказал Андервуд. «Я спускаюсь».
Влияние этого момента поразило их всех, хотя они пытались предвидеть его с тех пор, как впервые узнали, что оно произойдет. Они не уважали и не дружили с Андервудом, который вскоре мог умереть у них на глазах. Это не было их собственным почти исчезновением перед огнем непобедимого флота, поднявшегося на битву.
Дело в том, что этот момент решит ход истории человечества.
Все зависело от единственного странного оружия, выхваченного из рук забытых людей в маленьком водовороте цивилизации, единственной целью существования которых могло быть нести это оружие сквозь время к этому моменту.
И только один из них мог владеть этим оружием, в то время как остальные стояли рядом, не зная о ходе этого конфликта и не в силах помочь.
Андервуд сел в глубокое кресло, которое должно было спокойно поддерживать его тело, пока его абазисные чувства устремлялись к Земле, чтобы окутать и сокрушить анахронизм, который он обратил против цивилизации.
Это было больше, чем просто, больше, чем ирония, подумал он. Для него было большой честью стереть из головы часть вины, которую, как он знал, он никогда не сможет подавить или рационализировать, — вину за то, что он был тем, кто вернул Демарзула к жизни.
Из всех присутствующих в диспетчерской только Иллиа издала ни звука, а ее полуслышный крик был сдавлен до того, как он был произнесен полностью.
Он лежал, казалось бы, расслабленно с закрытыми глазами в огромном кресле в диспетчерской Лавуазье , но сущность, сила, которой был Делмар Андервуд, находилась в шестидесяти тысячах миль от него, паря над куполом силовой оболочки, скрывавшим Музей Карлсона.
Одновременно с воплем Илии раздалась сокрушительная тревога, пронесшаяся по комнате своим настойчивым убийственным посланием.
«Мы попали! Генераторы снарядов номер три и четыре вышли из строя!»
Поскольку Андервуд придерживался точки зрения наступающего волнового фронта восприятия, у него было ощущение, что он стремительно ныряет к толпе, которая словно по волшебству собиралась вокруг белых сияющих колонн здания. Словно зная о предстоящей битве между титанами, собрались тысячи ожидающих, когда силовой снаряд пролетел над «Карлсоном» и боевые флоты вышли в космос. Они смотрели, ожидая неизвестного, неожиданного, как-то чувствуя, что решается их судьба.
Андервуд потерял из виду снующие тысячи, когда он нырнул глубоко под защитную оболочку над зданием, как будто его не существовало. Сухость внутри оболочки была нарушена вспышками огней, которые осыпали своим сиянием повсюду территорию и музей, превратившиеся в чудовищный дворец.
В ожидании нерешительные охранники и слуги двигались по территории, собираясь группами, чтобы спросить друг друга, что означают появление линкоров и внезапное использование снаряда. Было немыслимо, чтобы кто-то бросил вызов Великому, но сама невероятность этого наполняла их ужасным смятением.
Андервуд вошел в здание. Огромное собрание инструментов и машин, которое заполняло главный зал, когда он в последний раз видел его, исчезло, замененное богатыми картинами и сказочными гобеленами, вырытыми из сокровищниц Земли.
В поле зрения никого не было. Андервуд продолжал свой путь, пока не подошел к ряду больших выставочных залов в задней части. Здесь, по-видимому, были созданы административные помещения для поддержания необходимых личных контактов между Демарзулом и учениками, которыми он правил.
Затем Андервуд прошел в центральную комнату в задней части центральной секции здания. Там был Демарзул.
С невольным потрясением Андервуд снова увидел инопланетное существо, которого он вернул к жизни. Когда он сидел в похожем на трон кресле в центре одной из стен комнаты, Великий казался скульптурой древнего бога зла, выполненной из выветрившейся бронзы. Только поразительный белок его глаз свидетельствовал о жизни в этом огромном теле.
Андервуд не ожидал появления двадцати землян, которые сидели рядом с Демарзулом, образуя полукруг с Великим в центре, словно совещаясь. Они сидели в задумчивой тишине. Казалось, между ними не было сказано ни слова, и Андервуд с изумлением наблюдал за происходящим.
Затем Демарзул медленно пошевелился. Его белые пристальные глаза двигались, словно осматривая комнату. Его слова дошли до Андервуда.
— Итак, вы наконец пришли, — сказал он. «Ты бросаешь вызов Демарзулу Великому своими слабыми способностями. Я знаю тебя, Делмар Андервуд. Мне говорят, что это ты нашел и восстановил меня. объемлешь вселенную, а ты восстал против меня.
«Я милостив. Ты все еще можешь занять свое место, если захочешь. Мне нужен такой, как ты, точно так же, как мне нужны были мозг и руки Тошмира, который был настолько глуп, что думал, что он может быть тем, кто завоюет эоны в мое место. Вы знаете о его судьбе, я уверен.
Речь Демарзуля была парализующим шоком. Андервуд ничего не сообщил о себе, но инопланетянин обнаружил его присутствие. Сквозь абасу он ощутил могущество и мощь Демарзула, полные возможности, заложенные в трех органах, которые развила древняя раса, возможности, которых он едва коснулся за короткие недели экспериментов.
На мгновение его затошнило от страха перед почти верным поражением. Затем он ударил, яростно и со всей силой, которая была в нем.
Никогда еще он не стрелял такой разрушительной стрелой. С удовлетворением он ощутил, как силы Демарзула пошатнулись и увяли перед взрывом, но Великий поглотил их и через мгновение восстановился.
— Ты достойный противник, — сказал Демарзул. «Вы добились многого за столь короткое время, но, боюсь, недостаточно. Я еще раз предлагаю присоединиться ко мне. Как мой лейтенант, вы можете стать губернатором многих Галактик».
Андервуд хранил молчание, приберегая свои силы для нового взрыва, который Демарзул явно не выдержал. Он швырнул его и почувствовал, как энергия вытекает из него губительным потоком. Бронзовое лицо Демарзуля только сардонически улыбалось, когда он встретил эту атаку — и поглотил ее.
«Когда ты полностью утомишься, — сказал он, — я продемонстрирую свои силы, но медленно, чтобы смерть не была для тебя слишком быстрой».
Применение таких волн силы утомляло Андервуда, но он знал, что абсорбирующий орган Демарзула вскоре должен достичь максимальной мощности, если ему не дать за это время истощиться.
В третий раз он взорвался. Затем внезапно пришло ужасное осознание того, что Демарзул не поглощает энергию. Его отклоняли, отводили в сторону еще до того, как он приблизился к сиренианцу.
В чем-то близком к панике Андервуд направил свои чувства на поиски источника отклонения и обнаружил его в двадцати землянах, неподвижно сидевших вокруг Демарзула.
Казалось, Демарзул понял это в тот же момент, когда об этом узнал Андервуд. «Да, — сказал он, — мы продублировали абасу . Среди вас много рака. Еще через пять тысяч лет вы перестали бы с ним бороться и научились бы им пользоваться. Нас двадцать человек. Вы знали, что у вас будет так много людей, чтобы сражаться в одиночку, не так ли? Теперь уже слишком поздно!»
С этим словом волна парализующей, разрушительной силы прокатилась по Андервуду. Как оно действовало на него, на какие чувства нападало, он не знал. Он только знал, что пламенная агония выжигала жизнь, как бы не желая подарить ему скорую, милосердную смерть.
Он должен вернуться на корабль, чтобы восстановить свои силы. Он никогда не мог противостоять нападению двадцати одного абаса .
Андервуд расслабился и бросил свои силы обратно на корабль — и потерпел неудачу!
Внезапно металлический блеск губ Демарзула раскрылся в хохоте, но не веселом, а торжествующем.
«Нет, мой храбрый землянин, ты не можешь отступить. Ты не знал этого. Для тех, кто бросит вызов Великому, нет отступления. и твои товарищи-земляне будут развлекаться, играя с тобой, как кошка с мышкой, прежде чем я нанесу последний удар, который уничтожит твое опрометчивое, нетерпеливое эго».
Пылающий огонь атаки Демарзула продолжался, в то время как Андервуд яростно и тщетно пытался отступить. Как его удерживали там против его попыток отступить? Он не знал, что абаса обладает такими способностями, и он не знал бы, как использовать их сам, если бы знал о них.
Он сдался и повернул назад, позволив энергии течь в поглощающие клетки дор-абаса , но это не могло длиться долго, ибо при таком напряжении орган разрушался.
Затем, словно в соответствии с его обещанием продлить агонию, приступ прекратился, и Демарзуле позволил ему отдохнуть.
— Ты был дерзок, не так ли? он насмехался. «Как ты посмел выступить против самой могущественной силы Вселенной, величайшего разума, когда-либо созданного, и атаковать своими жалкими способностями? Ты богохульствуешь над Великим своей самонадеянностью!»
«Когда-то, давным-давно, — сказал Андервуд, — силы сирен были побеждены Драгбора. Ты снова столкнулся с Драгборой, Демарзул. Запомни это и защищайся!»
Андервуд был поражен. Невероятно, но казалось, что он не говорил этих слов, а мертвый Джандро был с ним, молча поддерживая его, поучая, советуя…
Он набросился, но не на Демарзуле. Он стремительно ударил ближайшего землянина. Почти мгновенно несчастный вздрогнул и упал на пол замертво. В быстрой последовательности Андервуд ударил по нервным клеткам следующих пяти, и они умерли без звука.
В ярости и возмездии Демарзуле ответил. Андервуд принял удар на себя и невероятно отбил его в ответ.
Он как будто внезапно осознал техники, о которых и не мечтал. Он не знал, что можно поглотить разрушающую нервы силу своей собственной дор-абаса и отбросить ее на нападавшего, как пойманный и брошенный мяч.
Вряд ли казалось, что он действовал по собственной воле, но он действовал. Он почувствовал удивление Демарзуля и в этот момент узнал секрет. Земляне, по-видимому, обладали только одним примитивным органом, едва идентифицируемым как орган абаса , поскольку они были способны защищаться, но не нападать. Еще четверо из них рухнули, а затем Андервуд снова был вынужден столкнуться с атакой Демарзула.
Что-то похожее на ужас проникло в разум пришельца. Андервуд почувствовал мысли о возможном поражении, которые заполонили разум Демарзула.
"Помнишь тот день на Ворге ?" — спросил Андервуд. «Помнишь, как сила Драгбора пронзила великую силовую оболочку, которую ты швырял по планете? Помнишь, как твои люди падали один за другой, их оружие стыло, а силовая оболочка падала из-за отсутствия контроля? Помнишь, Демарзуле, это был Драгбора, ты сражались в тот день, а теперь вы сражаетесь с Драгборой. Я пришел не как жалкий землянин, чтобы бросить вызов.
Сирена молчала, и новая уверенность наполнила Андервуда. Он чувствовал, что сражается не один, что вся древняя драгборанская цивилизация стоит за ним, сражаясь со своими извечными врагами до полного исчезновения. Ему казалось, что там был сам Джандро.
Энергию, полученную им от Демарзула, он направил на когорты, которые сидели, словно застыв от страха, и смотрели, как их товарищи падают на пол в беззвучной смерти.
Находясь на грани безумия, Демарзул усилил свои атаки. Он применил изменчивую, ложную атаку, которая потрясала абасу Андервуда с каждой нарастающей волной силы. Но Андервуд научился контролировать эти всплески, переводя их в собственные атаки, которые по-прежнему были направлены на землян в зале.
С интервалом в несколько мгновений последние два по обе стороны от Демарзула пали. Сиренонец, казалось, ничего не заметил, поскольку вся его энергия и концентрация теперь были направлены на Андервуда.
Андервуд быстро утомлялся. Вытекающая из него энергия, казалось, истощала каждую клеточку его существа, и на борту « Лавуазье » каждый спазм пыток невольно отражался на его физическом лице. Те, кто смотрел, пострадали за него.
Илья сидела в углу комнаты напротив него и кулаками вдавливала ей в щеки белые пятна. Нервная реакция Дрейера выражалась в непрекращающихся затяжках и жевании его обычно крепкой сигары. Остальные просто смотрели с напряженными лицами и зубами, вонзившимися в губы.
В зале большого дворца-музея темп битвы медленно нарастал. Хотя он чувствовал себя истощенным почти до поражения, Андервуд напрягся, чтобы получить больше энергии, и обнаружил, что она в его распоряжении. Его дор-абаса питалась атакующей силой Демарзуле и возвращала ее с дополнительным энергетическим потенциалом.
В каждом из них шел один и тот же процесс, и исход определялся конечным результирующим потоком разрушительной силы.
Теперь он может отступить, понял Андервуд. Он сомневался, что Демарзуле сможет оказать на него удерживающую силу, но отказ от битвы сейчас ничего не даст. Он ехал с нарастающими скачками.
Вдруг что-то запнулось, и Андервуд внутренне возликовал. Силы Демарзуля дрогнули на долю секунды, и это не было уловкой.
— Ты стар и слаб, — сказал Андервуд. «Полмиллиона лет назад цивилизация отвергла вас. Мы отвергаем вас! »
Теперь он шел почти беспрепятственно. Огромная фигура Демарзула корчилась от боли на троне и сражалась с одним отчаянным приливом энергии.
Андервуд поймал и безжалостно швырнул его обратно. Он нащупал путь в самые сокровенные тайники сиренского разума, нащупал нервные пути Великого. И на ходу он сжег и разрушил жизненно важные синапсы.
Демарзуле умирал — медленно из-за своего сопротивления — и в бесконечной боли, потому что другого выхода не было. Он громко закричал в предельной агонии, а затем гигантская фигура Демарзула, Сирены — Великого — рухнула на пол.
Облегчение, которое пришло к Андервуду, было почти мучительным. Дикие силы Драгбора безжалостно вырвались из него и наполнили комнату своей смертоносной энергией, прежде чем умереть.
Затем, в большем спокойствии, он посмотрел на то, что он сделал. Он был закончен, почти невероятно закончен.
Тем не менее, было несколько вещей, чтобы сделать. Он вышел из здания, разыскал охранников и смотрителей и прошептал им в разум: «Демарзул мертв! Великий умер, и вы снова стали людьми».
Он отыскал элементы управления силовой оболочкой и заставил оператора уронить щит. Затем он прошептал: «Великий умер», и, подобно ветру, его голос охватил тысячи собравшихся.
Сообщение непроизнесенным проникло в их умы, и каждый посмотрел на своего соседа, как бы спрашивая, откуда оно взялось. Они двинулись вперед, сражающаяся, обезумевшая толпа, которая уже час жила в детском, первобытном мире, где от людей не требовалось думать, а требовалось только повиноваться. Они двинулись вперед и влились в здание, колотя, царапая друг друга. Но им удалось просмотреть тело павшего сиренианца, так что сообщение подтвердилось и распространилось, вскоре обогнув Землю.
Андервуд изучал корчащуюся, сбитую с толку массу. Может ли Дрейер быть прав? Прекратится ли когда-нибудь это бездумное стремление людей к лидерству, их бездумный поиск королей и богов, в то время как их собственные силы увядают внутри них? Всегда было то же самое; возникли лидеры, держащие перед людьми иллюзию огромных, славных обещаний, в то время как они осторожно вели их в ад потерянных мечтаний и нарушенных обещаний.
Да, все будет по-другому, сказал себе Андервуд. Драгбора доказал, что все может быть по-другому. Их происхождение могло быть не менее низким, чем человеческое. Должно быть, они прошли по той же извилистой лестнице к мечтам, что и человек, и научились жить друг с другом.
Человек был уже ближе к этой цели — гораздо ближе теперь, когда Демарзуле умер. Андервуд безмолвно молился о том, чтобы судьба была милостива к человеку и не посылала другого, подобного Демарзулу.
И он позволил себе мгновение гордости, мгновение удовольствия от мысли, что он смог принять участие в кризисе.
С окончательной жалостью к сцене внизу, он убежал обратно в космос. То, что он там увидел, заставило его заболеть от страха. Огромный флот был разбит и сожжен атомным огнем. Только два линкора остались, чтобы бросить вызов атакующим. Но они уже не были вызовом. Они сигнализировали о полной капитуляции и были атакованы хищными перехватчиками.
Сам « Лавуазье » был затемнен и дрейфовал, его силовая оболочка слабела и ослабевала, в то время как пылающие разрушители трех дредноутов сосредоточились на нем.
Андервуд бросился к ближайшему из вражеских кораблей. В его недрах он разыскал артиллеристов и оборвал в них жизнь прежде, чем они осознали его бестелесное присутствие. Он быстро направил их лучи друг на друга и смотрел, как они барахтаются и исчезают во внезапном пламени.
Другие бросились вперед. Еще больше, чем два десятка, чтобы победить единственный поврежденный корабль-лабораторию, больше, чем он мог надеяться победить вовремя.
Но они не стреляли. Их щиты остались нетронутыми; затем медленно их курс изменился, и они уплыли прочь. Ничего не понимая, Андервуд всмотрелся в эти корпуса и знал ответ.
До них дошла весть о смерти Демарзуля. Подобно людям, преследующим мираж, они не могли вынести реальности, которая пришла с исчезновением их мечты. Их поражение было полным и полным. На всей Земле поражение Демарзула было поражением всех людей, которые еще не стали достаточно сильными, чтобы ходить под солнцем собственных решений, но цеплялись за тень иллюзорного лидерства.
Андервуд метнулся обратно к потемневшему Лавуазье . Он двигался, как призрак, по мрачным залам и пустым коридорам. Внизу, в генераторных, он нашел причину катастрофы в взорванных остатках перегруженных силовых генераторов снарядов. Четыре из них, должно быть, уступили дорогу сразу, разорвав корабль по всей длине сотрясением и смертельными волнами.
В рубке управления было темно, как и на остальной части корабля, и на полу валялись тела его спутников. Но жизнь еще была, и он осмелился надеяться, когда говорил с их разумом, настойчиво, повелевая, заставляя жизнь и сознание вернуться в их нервные клетки. Казалось, он осознал неведомые силы воскрешения, обитавшие в его собственном существе.
Его миссия была завершена. Он вернулся в свою физическую форму и отказался от базовых чувств. Он сидел в огромном кресле в диспетчерской, а окружающие оживали, и жизнь постепенно возвращалась к умирающему кораблю. Вражеского флота больше не было, ибо он спускался на Землю, лишенную надежды на завоевание всей Галактики.
Они еще не знали, куда им идти и где найти убежище, но когда обломки были убраны и корабль снова ожил, Андервуд и Илия стояли одни в затемненной смотровой яме, наблюдая, как звезды скользят по массивной дуге экранов. .
Глядя на него, Андервуд подумал, что почувствовал что-то вроде драйва, который мог бы хлестнуть мозг Демарзула, стрекала, который делал огромные превосходящие силы невыносимыми даже в благодетельном человеке, потому что он больше не мог оставаться благодетельным.
Силой, которая была в нем, он победил Великого! Он мог бы стать на место Великого, если бы захотел! Он не знал, становились ли его силы сильнее, чем у Джандро, как укрепившееся растение в новой почве, но, несомненно, они росли. Тайны Вселенной, казалось, открывались перед ним одна за другой.
Простой взгляд на кусок инертной материи, и его чувства могли проникнуть в состав его атомов, разобраться и предсказать его свойства и реакции. Один взгляд в далекие просторы за пределами Солнечной системы, и он мог ощутить себя парящим в вечности. Да, его сила и проницательность росли, и куда это могло привести, он не смел смотреть.
Но были и другие вещи, другие, более простые амбиции, в которых простые люди находили удовлетворение на протяжении веков.
Илья был теплым рядом с ним, мягким в его объятиях.
«Я хочу, чтобы вы снова прооперировали, как можно быстрее», — сказал он.
Она взглянула на него с испугом. "Что ты имеешь в виду?"
«Вы должны вынуть абасические органы. Они выполнили свою задачу. Я не хочу с ними жить. Я мог бы стать еще одним Демарзулом с той силой, которая у меня есть».
Ее глаза были слегка голубыми в свете, исходившем от панели, и они были сосредоточены на нем. В них он прочитал что-то такое, что испугало его.
«Всегда есть потребность в мужчинах с большей силой и большими знаниями, чем у среднего мужчины», — сказала она. «Раса нуждается в своих мутантах. Они настолько скудны для нас, что мы не можем позволить себе не использовать их».
« Мутанты? »
«Ты настоящий мутант, искусственный или нет, обладающий уникальными органами и способностями. Они нужны расе. Ты не можешь просить меня уничтожить их».
Он никогда не считал себя мутантом, но она была права во всех практических целях. Его способности и восприятие, возможно, не были бы естественно произведены ни у одного человека его расы в течение тысяч лет вперед. Возможно, он мог бы использовать их, чтобы помочь медленному восхождению человека. Новое богатство науки, новая сила лидерства и руководства, если это необходимо.
«Я мог бы стать величайшим преступником в мире», — сказал он. «Нет никакого секрета, никакой собственности, которая была бы в безопасности от моей руки. Мне нужно только дотянуться до собственности, до власти».
— Ты слишком беспокоишься об этом, — легко сказала она. «Ты мог бы стать злодеем не больше, чем я».
— Почему ты так в этом уверен?
«Разве ты не помнишь свойства морской абасы ? Но ведь ты не слышал последних слов, которые когда-либо произнес Джандро, не так ли? Он сказал: «Я ухожу в морскую абасу ». Знаете ли вы, что это значит?"
Внезапно Андервуду стало холодно. Десятки шепотов пронеслись у него в голове. Момент, когда он впервые очнулся после операции, когда казалось, что смерть настигнет его, и только сила требовательной воли помогла ему уцепиться за жизнь. Голос, который, казалось, проникал внутрь и звал его обратно. Голос Джандро. А потом финальный конфликт в покоях Демарзуле.
Новые навыки и новые силы пришли к нему внезапно, словно из ниоткуда. Он самонадеянно называл это своим возросшим опытом и способностями. Но могло ли оно прийти извне? Он лихорадочно и настойчиво искал в своих собственных нервных каналах, в клетках своего собственного существа и в проводящих путях чужих органов, которые давали ему эти неземные чувства. Казалось, ничего, кроме эха, словно в большом пустом зале. Ответа не было, но казалось, что по этим каналам восприятия шла смутная тень настороженной добычи, которую никогда не поймать, которую никогда нельзя найти на этих бесконечных тропах, но которая никогда не будет далеко.
Ундервуд понял тогда, что если это и Джандро, то он никогда не даст о себе знать, возможно, по своим собственным причинам. Но наступило внезапное умиротворение, как будто он нашел какое-то тайное очищение, как будто его подняли на высокое место и он посмотрел на мир и смог повернуться к нему спиной. Найдет ли он когда-нибудь Джандро или нет, он был уверен, что страж был там.
Илья говорил: «Я не могу оперировать, Дел. Даже если ты будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь, я не буду этого делать. И нет никого в мире, кто знал бы, как это сделать. если вы позволите кому-нибудь еще попытаться порезать эти нервы. Скажите мне, что вы верите, что я прав.
"Я делаю," сказал он в веселой покорности. — Но не забывай, что это еще и половина твоих похорон. Это значит, что тебе придется провести остаток жизни с мутантом.
Она повернулась к нему лицом. «Я могу представить себе худшую судьбу».
*
КОНЕЦ
Чужой, весть текст романа
© Copyright: Савельев Вячеслав, 2022
Свидетельство о публикации №222120500654
Свидетельство о публикации №222120500654
Рецензии
Оригинал повести...
http://www.gutenberg.org/ebooks/50783.txt.utf-8
Савельев Вячеслав 05.12.2022 12:01 • Заявить о нарушении
http://www.gutenberg.org/ebooks/50783.txt.utf-8
Савельев Вячеслав 05.12.2022 12:01 • Заявить о нарушении