Новые центры власти

     В этом-то крае, колонизованном пришельцами из разных славянорусских земель, образовалась новая ветвь славянорусской народности, положившая начало великорусскому народу; ветвь эта в течение последующей истории охватила все другие народные ветви в русской земле, поглотила многие из них совершенно и слила с собою, а другие ветви подчинила своему влиянию. (Н. И. Костомаров)

     Школьные учебники, а, как правило, именно они формируют взгляды на историю большинства людей во времена всеобщего среднего образования, характеризуют период с конца правления Ярослава Мудрого и вплоть до самого монгольского нашествия как «золотую эпоху» в истории Руси, время расцвета культуры, торговли, ремесел, градостроительства. Что же касается профессиональных историков, то их оценки внутреннего положения древнерусского государства куда менее восторженны. Более того, ряд из них считает, что охваченное постоянными гражданскими войнами государство находилось в глубоком упадке.

     Думается, что обе стороны и правы, и не правы одновременно. Если понимать под Русью только район проживания полян, то утверждения о ее кризисе, действительно, не вызывают никаких сомнений. Но если речь идет о всем «ЗАО» в целом, то картина роста богатеющих Великого Новгорода, Пскова, Смоленска, Чернигова, Ростова, Суздаля, городов юго-западной Руси, особенно явственная на фоне приходящего в упадок Киева, свидетельствует об обратном. Закономерным следствием экономического и политического усиления регионов стало формирование новых центров власти, пришедших на смену слабеющему Киевскому княжеству. В рамках «имперской» схемы генезиса Древней Руси в Российскую империю, о которой мы писали выше, считается, что первым усилилось и выделилось Владимиро-Суздальское княжество. Именно оно, согласно «официальной» истории, стало со второй половины XII века наиболее могущественным на Руси, и именно к нему перешла от Киева роль политического центра государства.

     С такой постановкой вопроса не согласен А. А. Горский1, считающий, что никаких реальных оснований под этой схемой нет, и поэтому говорить о каком-либо превосходстве Владимиро-Суздальского княжества над другими русскими землями в домонгольский период не приходится. Он объясняет, откуда, по его мнению, родился этот закрепившийся в исторической литературе стереотип: «Во-первых, большинство дошедших до нас летописей создано в Московском государстве в XV–XVI вв. Эти памятники основаны на летописании Северо-Восточной Руси предшествующего периода. Естественно, что северо-восточные летописцы 2-й половины XII – начала XIII в. уделяли наибольшее внимание событиям в своей земле и деяниям своих князей, не упуская возможностей представить их в выгодном свете. Этот «перекос» перешел в летописание «московской» эпохи, и исследователи попали под его влияние2.

     Во-вторых, в московской литературе XVI в. Был прямо сформулирован тезис о переходе столицы Руси из Киева во Владимир. В летописях XV – 1-й половины XVI в. его еще нет; сводчики тогда добросовестно приводили имевшиеся у них материалы об истории ЮжнойРуси XII – начала XIII в. и не пытались поставить правителей Суздальской земли выше других видных князей той эпохи. Иное произошло в произведениях, связанных с оформлением идеологии Московского царства, т. е. имевших целью обосновать древность царского достоинства князей Московского дома (потомков именно правителей Суздальской земли XII – начала XIII в. – Юрия Долгорукого и Всеволода Большое Гнездо)»3.

     Действительно, если определять могущество «земель» количеством городов на их территории, то неожиданно окажется, что расклад сил был совсем иной, и тезис о безусловном первенстве Владимиро-Суздальского княжества можно на самом деле отнести к позднейшим идеологическим построениям, призванным обосновать притязания московских князей на роль правителей всех древнерусских земель. Во всяком случае, в рассматриваемый период и Черниговское, и Смоленское, и Галицко-Волынское княжества не только не уступали ему по числу городов и «поселков городского типа», но даже значительно превосходили его.

     Согласно А. А. Горскому, «урбанизация» Руси в последнее столетие перед монгольским нашествием выглядела так: Черниговская земля – 268 укрепленных поселений (из них 32 площадью свыше 1 га); Галицко-Волынская земля – 180 (53); Смоленская – 156 (18); Киевская – 115 (20); Переяславская – 78 (15); Владимиро-Суздальская – 73 (29); Полоцкая – 57 (13); Рязанско-Муромская – 56 (12); Новгородская – 50 (10); Пинская –12 (2)4. Итого – 1045 поселений и 204 города, если наделять статусом города все населенные пункты, расстояние от центра которых до оборонительных стен будет измеряться несколькими десятками метров, что, мягко говоря, не слишком впечатляюще для такой обширной территории…

     Об отсутствии явного первенства Владимиро-Суздальского княжества говорят и итоги его военно-политического противостояния с основными конкурентами, самым сильным из которых было, вероятно, Черниговское княжество. Его правители (Ольговичи) традиционно опирались на скрепленные родственными узами союзы с половецкими ханами. Эти связи были настолько крепкими, что к концу XII века половецкая кровь текла в жилах всех князей черниговского дома.

     Поэтому любителям конспирологии советуем еще раз внимательно перечитать знаменитое «Слово о походе Игоревом, Игоря, сына Святославова, внука Олегова» и сравнить его с реальными историческими фактами. А они таковы: за пять лет до описываемых в «Слове» событий Игорь и его будущий «тюремщик» Кончак терпят поражение в совместном походе против смоленских князей и спасаются от преследующих врагов в однойлодке. Находясь «в плену» (от нескольких недель по одним версиям, до года –по другим), князь Игорь весело проводит время в пирах и на охоте, и в итоге женит своего сына на дочери Кончака (Свободе, в крещении Настасье). Впрочем, эти факты, если и выглядят необычными, то лишь в глазах современных читателей. Мораль того времени допускала не только войны с родственниками, но и убийство их. Родные, а уж тем более двоюродные и троюродные братья воевали друг с другом, дяди –с племянниками, тести с зятьями, а недавние союзники и боевые побратимы, клявшиеся друг другу в верности, неожиданно начинали враждовать друг с другом... И даже если князья женились на ханских дочках, то это вовсе не гарантировало их земли от набегов со стороны новых родственников. А кочевья тех, в свою очередь, от ответных походов...

     Что касается мнения о Владимиро-Суздальском княжестве как об очаге мира и спокойствия, о его некой монолитности в сравнении с другими русскими землями... На наш взгляд, с этим можно согласиться, хотя и с некоторыми оговорками. В отличие от Южной Руси, «колыбель российской автократии» не знала половецких набегов и не была центральной ареной княжеских междоусобиц. Однако на восточных рубежах княжества десятилетиями длилась война с Булгарией, да и особой внутриполитической стабильности, которая зависела, скорее, от личности правителя и случая, нежели от каких-то других факторов, в нем не было. Так, период жесткого авторитарного правления Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского5 сменился смутой, начавшейся после убийства последнего. Новое усиление княжества при Всеволоде III закончилось внутренними войнами между его многочисленными сыновьями. Словом, в действительности все обстояло далеко не столь радужно, и «очагом стабильности» Владимиро-Суздальская земля выглядела лишь в сравнении с Киевским и Переяславским княжествами.

     В это же время на далеком юго-западе усиливается Галицко-Волынское княжество, которое становится вполне европейским государством, ведущим постоянные войны, заключающим союзы и династические браки с польскими, чешскими и венгерскими правителями. Персонификацией этого вектора можно считать Романа Галицкого6, соединившего под своей властью Галич и Владимир-Волынский. Всю свою жизнь Роман провел в войнах «на два фронта», разрываясь между борьбой за киевский престол и активным участием в междоусобной борьбе польских родственников (Его матерью была дочь польского князя Болеслава III Кривоустого.) Во время очередного похода в Польшу он и нашел свою смерть, а Галицко-Волынская земля на 40 лет погрузилась в пучину гражданской войны.

     Четвертым по счету, но какое-то время первым по силе княжеством, было Смоленское, которое достигло наивысшего могущества в самом начале XIII века. Достаточно сказать, что в 1217–1218, а также и в 1220–1221 годах смоленские Ростиславовичи владели и Новгородом, и Киевом, и Галичем7. Однако и там ни о какой стабильности говорить не приходится – как и в других древнерусских княжествах все зависело от ряда преимущественно случайных обстоятельств. Последующий стремительный упадок Смоленска, начавшийся всего лишь через одно-два десятилетия после пика наивысшего могущества, был закономерен в силу самой своей случайности, выразившейся в практически одновременном проявлении нескольких вполне обычных для средневекового мира факторов. Впрочем, к этим двум княжествам мы еще вернемся, а пока перейдем к рассказу о врагах Древней Руси.


     1. Горский А. А. (род. 1959) – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России до XIX века исторического факультета МГУ. Как и его родители, доктора исторических наук А. Д. Горский и Н. А. Горская (Кожина), специализируется на изучении истории средневековой Руси.

     2. Горский А. А. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. С. 87–89.

     3. Там же. С. 152.

     Юрий Долгорукий (1090-е годы – 1157) – правнук Ярослава Мудрого. С его именем связывают превращение Ростово-Суздальского княжества в одно из сильнейших на Руси, жестокую борьбу с черниговскими князьями за Киев, первые проявления авторитаризма, а также «основание» в 1147 году Москвы, хотя на самом деле обнесенное деревянными стенами поселение под названием Москов, вероятно, существовало уже в XI веке. И 1147 год – это лишь дата первого упоминания о будущей столице огромной империи в летописи.

     Всеволод Юрьевич «Большое гнездо» (1154–1212) – великий князь владимирский с 1176 года.

     4. Горский А. А. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. С. 148.

     5. Андрей Боголюбский (1111?–1174) – владимиро-суздальский князь, считается «идеологическим прародителем» характерной для Северо-Восточной Руси авторитарной модели управления. Для методов его правления характерно «унижение младших князей, превращение их в «подручников», нежелание опираться на местную аристократию – дружинников отца, бояр, а также городскую элиту, правившую через вече». Боголюбский предпочитал выбирать приближенных из неродовитых низов, считая важнейшим достоинством не родовитость, а верность и послушание.

     6. Роман Мстиславович Галицкий (ок. 1150–1205) – сын великого князя Мстислава II Изяславича и польской княжны Агнешки. В 1199 году при поддержке войск своих польских родственников объединил Галицкие и Волынские земли в единое княжество, ставшее одним из сильнейших на Руси. Во внутренней политике проводил жесткую, иногда даже жестокую линию, направленную на ослабление позиций могущественного галицкого боярства. Осуществлял активную многовекторную внешнюю политику, борясь за Киев на востоке, воюя с половцами на юге и с литовскими племенами на севере. На западе постоянно участвовал в польских междоусобицах, что в итоге привело его к гибели во время похода в Малую Польшу.

      7. Горский А. А. Русь: от славянского Расселения до Московского царства. С. 184.