Дар

      Двигатель начал дурить ещё два часа назад, а он, усталый, вконец вымотанный этой бесконечной дорогой, всё надеялся, что обойдётся. Автопилот исправно вёл звездолёт из точки А в точку Б, семеро кимар, свесив ветвистые рога, мирно посапывали в переделанном под сельхоз нужды грузовом отсеке, он же, неприкаянный, не желающий вкусить блаженного небытия криосна, всё бродил с палубы на палубу, стараясь не прислушиваться.
      И вот, когда дальнейшее игнорирование проблемы стало невозможным, страх сработал как пощёчина: он замер, встряхнулся, и уже совсем другой, пружинистой походкой направился в рубку.
      Тонкие зеленоватые пальцы грациозно скользнули по приборной панели. Так и есть: проклятущие инженеры опять сэкономили на топливе, вместо чистого залив дешёвый суррогат! И, конечно, его старенькая бета-модель взбунтовалась.
      Аварийная посадка на этой дикой планете, где ещё лишь совсем недавно, по меркам его родной Центавры, зародилась жизнь, мнящая себя разумной, хорошего не сулила. Но он привык стойко принимать удары судьбы – это стало бы очевидно каждому, кто хотя бы раз взглянул на его побитую старушку бета-модель. Или взял бы на себя труд задуматься о том, чем он, дипломированный инженер-генетик, вынужден был зарабатывать на жизнь: новый вид кимар, подвид парнокопытных млекопитающих из семейств полорогих, икарообразных, велико ж достижение, ничего не скажешь!
      Да, как говорится, с судьбой у него имелись свои счёты. Потому он лишь молча застегнул аварийный красный скафандр, уверенно закрепил на нижней, идеально гладкой части головы белый СИЗОД* (как вообще разумная жизнь может зародиться на планете, атмосфера которой состоит преимущественно из О2?**) и отправился оценивать масштабы грядущей починки.
      Первое-радостное: все семь экспериментальных кимар были живы и даже относительно здоровы – лишь у номера 1 на мягком влажном носу угрожающе алела свежеприобретённая шишка. Ничего, жить будет, а за внешнюю привлекательность ему не доплачивают, решил он.
      Второе-печальное: угольные фильтры, добитые некачественным топливом и жёсткой аварийной посадкой, нуждались в срочной дозе Au***. И где, скажите на милость, он может взять тут, в этом никчёмном мирке, самый редкий даже на богатейшей Центавре металл?
      Трап бета-модели с угрожающим скрипом скользнул вниз, погрузившись в ослепительно белое. Он навёл датчик – так и есть, агрегатное состояние H2O****, ну разве ж он не говорил, что эта третья от Солнца планета самой задрипанной галактики не приспособлена для жизни?
      Белые крошечные кристаллы устилали всё вокруг – насквозь промёрзшую почву, каменные глыбы, покрывали белым налётом какую-то лишённую признаков жизни растительность, склоняющую тонкие отростки вниз, к его вытянутым в предвкушении первого контакта пальцам…
      Внезапно из-за ближайшей к нему группы останцев – свидетелей давней сейсмоактивности – с высоким клокочущим криком выскочил гуманоид. Гуманоид был странным, вроде, по общей конструкции тела и похожим на него, настороженно замершего в своём красном комбинезоне внизу трапа: те же пары конечностей, та же прямоходячесть, на первый взгляд, общая динамика эволюции… И, в то же время, настолько отличался от него, – взять хоть эти мелкие зрительные органы, вместо его считающихся на Центавре изящными чёрных миндалевидных глаз, или этот крошечный рост с домашнего вихлярра, которых так любят богатые Центаврийки, – что он, забывший в своём профессиональном интересе об элементарной осторожности, не сразу и заметил, что за гуманоидом, с криками несущимся в его сторону, мягкими прыжками стремительно приближается…
      О, вот это уже был воистину прекрасный экземпляр! Он заволновался, скользнув взглядом по мощному телу, с анатомической чёткостью разлинованному белыми и чёрными полосами. Так-так-так, гипертрофированные резцы в пасти – очевидно, рудимент, так как для пищевых процессов явно никакой функции не несут. Когтистые конечности служат для охоты, перед нами, несомненно, хищник в естественной среде обитания…
      Но полосатому саблезубому зверю было невдомёк, что сейчас, возможно, он решал судьбу всего биологического вида. Ведь мелкий гуманоид, отчаянно стрекоча и жестикулируя, ловко прошмыгнул между его широко расставленными конечностями, скрываясь в зеве бета-модели.
      Со вздохом (эх, какой редкий образец пропадает!) он спустил курок. Бластер выпустил беззвучную синюю молнию, прекрасный хищник с глухим ударом рухнул к его ногам. А он, помянув-таки судьбу недобрым словом, отправился вглубь корабля, вылавливать местного туземца.
      Гуманоид обнаружился в отсеке с кимарами. Забился вглубь импровизированного стойла, свернувшись грязным комком прямо под копытами пострадавшего в аварии номера 1, отказываясь двигаться с места.
      Конечно, он мог применить силу, и общее раздражение, начавшее копиться в нём ещё с момента, когда он впервые услышал злополучные шумы в двигателе и достигшее пика, когда пришлось уничтожить красивого полосатого зверя, активно подталкивало его к действиям. Он уже протянул руку, готовясь ухватить гуманоида за кожистую розовую конечность, когда на грязном тельце, под волосатой шкурой, оказавшейся вовсе не нательным мехом, как он поначалу решил, а всего лишь своего рода одеждой, блеснул…
      Нет, не может быть – это существо, этот мелкий уродец с третьей планеты от Солнца обладал Аурумом! Бесценный самородок размером с его ногтевую пластину мотался на плетёном шнурке здесь, прямо перед глазами!
      Он моргнул, боясь, что, подобно номеру 1, тоже пострадал при жёсткой посадке и теперь видит то, чего, на самом деле, уж конечно нет. Но заветный самородок никуда не исчез, а маленькие голубые глазки уродливого гуманоида, неожиданно бесстрашно приблизившегося к нему почти вплотную, с любопытством заглянули в его красивые-чёрные.
      «Деда! – радостно прочирикал гуманоид, тыкая пальцем в его белый, свисающий на грудь СИЗОД. – Деда убил Кусаку!»
      Ему пришлось воспользоваться карманным переводчиком.
      На экране появилась вязь текста, и он поразился: так этот вид умеет складно изъясняться! И ещё немного обиделся: «дедой», то есть шагнувшим на порог аннигиляции, он себя не считал, да и мог ли? В его-то всего лишь 546 световых лет! До конца юности ещё как минимум 100 с лишним лет!
      Но это в корне меняло ситуацию. Цивилизации, способные к пусть и простейшей, но коммуникации, охранялись исходными положениями Закона. А, значит, вожделенный Аурум следовало испросить, как бы нелепо это ни звучало здесь, на этой забытой Всемирным Разумом планетке, покрытой замёрзшими кристаллами H2O.
      «Что-ты-хотеть-за-свой-золото?» – раздался лишённый эмоций механический голос переводчика, в который он, торопясь и нервничая, вбил текст.
      Договорились неожиданно быстро.
      Гуманоид, осмелев и выбравшись из-под копыт кимары, волосатым мячиком скакал по грузовому отсеку, прибирая всё, что плохо лежит, пока он, вполглаза наблюдая за этим хаотичным движением, кряхтя выкатывал небольшую аварийную капсулу, прикреплял к ней широкими ремнями импровизированную упряжь, устанавливая кимар по двое перед узким концом капсулы. Травмированного номера 1 пришлось поставить во главе, так как его раздутый алый нос вызывал такую живую реакцию у остальных кимар, что разумнее было поставить парнокопытное отдельно.
      «Рудо!»***** – радостно показывая на нос номера 1 сообщил гуманоид.
      «Красный»! – перевёл переводчик.
      Да, конечно, одна кимара, если верить его же собственному научному докладу, а причин не верить ему нет, могла сдвинуть с места более 200 тонн груза, и не было никакой нужды забирать с собой все семь экземпляров, но он справедливо рассудил: где есть место одному чёрно-белому хищнику, всегда найдутся и другие. Поэтому полорогих, икарообразных, как самый ценный груз, он решил держать при себе.
      Туша невинно убиенного саблезубого красавца была загружена в капсулу. Туда же полетело и то, что мелкий гуманоид успел «захватить» с собой с корабля – он, ни взирая на протестующие вопли, выложил обратно всё. Хотя, пожалуй, вот эту круглую втулку можно оставить любовно катающему её по полу гуманоиду на память: обычный бронзовый цилиндр******, ничего особенного.
      И вот уже они – он на носу капсулы, крепко держа в руках импровизированные поводья, гуманоид, цилиндр и туша в хвостовой части, – выкатились по трапу на скрипящий, искрящийся белый субстрат.
      Шестикамерное его сердце зашлось от искрящегося белого хлада и избытка солнечного света.  Кимары, пробуя резными копытцами мёрзлую поверхность, протяжно загукали, радостно загулил гуманоид, когда капсула и они вместе с ней взмыли в воздух, оставляя непригодную для нежных полорогих почву далеко внизу.
      Путь, как сообщил через переводчика гуманоид, предстоял достаточно близкий. Но не на себе ж тащить тело полосатого, которое, очевидно, будет употреблено в пищу – вот варвары!
      Поселение находилось за ближайшей к месту аварийной посадки возвышенностью и представляло собой хаотичное скопление небольших приземистых хижин. Он сделал круг над ним, тщательно фотографируя, с удивлением отмечая, что высыпавшие наружу гуманоиды гораздо большего размера, чем его подкидыш, сейчас сверху кричащий им, охающим и ахающим, в первобытным ужасе падающим ниц, что-то радостное.
      Детёныш, догадался он. Детёныш, чудом спасённый из пасти голодного хищника, доставивший первый охотничий трофей своей стае.
      Выбрав место на небольшом возвышении, на безопасном расстоянии от всё ещё истово валяющихся в белой кристаллической крупе гуманоидов, он, решившись, направил кимар вниз. Его маленький гуманоид, осмелев, не дожидаясь полной остановки, спрыгнул и, ловко перебирая тонкими задними конечностями, побежал, стрекоча, к своим, предоставив ему выгружать из капсулы тушу полосатого хищника.
Сбежал!
      Он, было, заволновался: как же уговор? Как же вожделенный Аурум? Но присутствия духа пока не утратил.
      «Дар!» – громко сказал он в переводчик, махнув рукой в сторону хищника.
От общей кучки отделился высокий гуманоид, опирающийся на посох и старчески согбенный – он поразился густой белой шерсти, закрывавшей нижнюю половину лица подошедшего, хотя, поразмыслив, пришёл к выводу, что его собственный СИЗОД именно эту нелепую растительность и напоминает. Гуманоид был стар, и детёныш принял его, скрытого за дыхательным аппаратом, за старика.
      «Ты спас моего внука. Убил могучего Кусаку. Как нам благодарить тебя, Санте?» – чинно произнёс седой.
      Но на последнем слове переводчик запнулся, видимо, не подобрав подходящего варианта. Он щёлкнул кнопками: ну вот же, «божественный»; конечно, его, путешествующего по воздуху на рогатых чудо-зверях, этот примитивный этнос принял за живого демиурга.
      «Меня зовут Клаувойфунгцонриус», – раздражённо поправил он, сам не зная, зачем назвавшись.
      И вновь переводчик, видимо, стремительно разряжающийся в этом непригодном для жизни, таком морозном климате, подвёл: вместо напевного имени, данного ему       при рождении на далёкой отсюда, прекрасной Центавре, выплюнул что-то несуразное, похожее на гортанные вопли разрешающейся от бремени самки сопырника: «Кла-аус».
«Санте Клаус, Санте Клаус!» – тут же восторженно подхватила толпа.
      Вот ей-ей, ему стоило просто титанических усилий не схватиться за бластер, чтобы разом прервать это противное блеяние. Но слишком силён был в нём, как в любом достойном Центаврийце, страх перед исходными положениями Закона, запрещающими такие пусть и оправданные, с его точки зрения, крайние меры.
      Аурум, ему нужен Аурум, чтобы навсегда покинуть эту проклятую планету с её никчёмными гуманоидами, и через тысячу световых лет не способными достигнуть хотя бы крупицы разума и просветления!
      Но к угрозам, как он уж собрался, прибегать не пришлось. Давешний детёныш, храбро растолкав взрослых, протиснулся вперёд, и, раздвинув в стороны уголки рта – он, было, подумал, что агрессивно, но, поразмыслив, решил, что, всё-таки, скорее, дружелюбно, – и храбро протянул ему снятый с шеи вожделенный самородок.
      «Золото? – удивлённо моргнул выцветшими глазами говоривший с ним седой. – Санте нужно золото?»
      Нет, отчаянно захотелось закричать ему, он просто должен добраться из точки А в точку Б; всё, что ему нужно – это доставить кимар на новую ферму и зажить спокойно при них, мирно скрещивая гены и искореняя мутации. А Аурум – что Аурум? Всего лишь бесценный в цивилизованном мире источник питания стандартных угольных фильтров.
      «Тогда прими в знак нашего вечного почитания!» – неожиданно торжественно продолжил гуманоид, сдёргивая со своей дряблой шеи точно такой же шнурок, продетый в ещё больший по размерам самородок.
      У него задрожали руки.
      Да на средства, вырученные от продажи такого количества Аурума, он не только купит взамен старушки бета-модели новёхонькую альфу, но и сможет усовершенствовать свою мобильную лабораторию. А там… Там, глядишь, не только морозостойких кимар можно вывести, но и заняться другими, гораздо более важными генетическими исследованиями!
      Но пожилому гуманоиду, так легко, взамен на жизнь своего крошечного потомка расставшемуся с таким сокровищем, эти его мысли и мечтания были невдомёк.
      «Если Санте вернётся через 12 солнц в этот же день – мы приготовим для него ещё золото!»
      Следовало, наверное, поблагодарить туземца – но слова благодарности застряли где-то в горле, вышло что-то хриплое, трансформированное отключающимся переводчиком в «Хо-хо-хо!»
      И гуманоиды подхватили это, дружно захохотав вслед взлетающей эвакуационной капсуле и кимарам.
      И лишь детёныш, подхвативший обугленную палку, тщательно, пока помнится, как умел, схематично пытался изобразить на ближайшем камне что-то вроде повозки с запряжёнными в неё красивыми рогатыми животными, попутно макая палец в кровь саблезубого, чтобы как можно достовернее окрасить красным фигуру подарившему ему жизнь Санте Клауса. 

_______________________
 
      * СИЗОД – средство индивидуальной защиты органов дыхания.
      ** O2 – кислород.
      *** Au – золото.
      **** H2O – снег как агрегатное состояние воды.
      ***** Рудольф – олень Санты, у которого, по поверьям, красный нос.
      ****** колесо было изобретено в бронзовом веке.