Тётя Валя

– Мы можем и не играть в магазин, – сказала Алёна и пожала плечами.  Грязная переводилка-бабочка на руке пошевелилась в такт её движению. Девочка причмокнула жвачкой, кивая в сторону последнего подъезда. – Эта опять орать будет.
Другие девочки сочувственно закивали, все посмотрели на асфальт.
– На классики тоже орать будет. Она маме сказала, что мы весь двор испачкали.
– Психушка какая-то!
– Она дворник!
– Спятила? Она старая!
– Она подметала, мне бабушка сказала! Наш двор, двадцать пятый и пятнадцатый.
– Дурочка ты, это давно было!
Все замолчали.
– На десяточки тоже орать будет.
– Пусть поорёт, мой папа домой сейчас пойдёт, он ей поорёт. Ань, тащи велик свой пока.
– Сама и тащи, сюда, потом назад на пятый этаж. Мы по одному кругу прокатимся, и твой папа придёт.
– В съедобное не съедобное давайте?
– Да ну. В туфельку?
– В туфельку без пацанов не интересно.
– Собирайся народ, кто в морскую фигуру играть идёт?
– Чего-о орешь, оглашенная?
Все обернулись разом уставились в одну точку: окно на втором этаже. Там сквозь грязные стёкла виднелось вытянутое худое лицо с длинным носом, и прядями лохматых седых волос, рот без губ и зубов: баба Яга.
– Девочки! Постыдились бы! Эх-хе, стыд! Родителям вашим расскажу!
– А вот и расскажи, вафля!
– Я тебе дам, бессовестная! – в окне показался темный костлявы кулак.
Девочки посмотрели друг на друга и на Алёнку – героиню, защитницу и предводительницу.
– Девчонки, она сейчас поплетётся на улицу.
– Ага, пока свой тулуп с валенками натянет – сто лет пройдёт.
– Эх, сейчас опять вонь бу-удет.
– Она ещё не всех своих кошек съела?
– Кирюха сказал, что видел, как она опять какую-то в среду закапывала под тополем, – Алёнка тыкнула пальцем на дерево у трансформаторной будки.
– Вчера в 22:00 «Кладбище домашних животных показывали».
– Ага, мы с папой смотрели, я до конца досидела!
– А я боюсь.
– Не ной, это кино, а вафля не колдунья, а просто старушенция спятившая.
– Она в тюрьме сидела, может она съела человека какого-то, а теперь только кошек может убивать?
– Это враньё, старухи не сидят в тюрьме. Кошек она есть потому, что у неё денег нет.
– Дура, она молодая была. Ей же не всегда было сто лет!
– Она может нас поймать и съесть?
– Детей она не любит, поэтому одна.
– Меня мама защитит…
– Она и твою маму съесть может!
– Нет…
– Анька, перестань её травить, она маленькая и ничего не понимает.
– Я не маленькая!
– Маленькая.
– Зато ты умрешь раньше!
Все засмеялись и посмотрели на Алёнку.
– Люди умирают не от возраста, вафля вон никак не умрёт.
– Алёна, что за разговоры?
Папа Алёны стоял у второго подъезда.
– Папа, она нас достала! В магазин играть не даёт, потому что мы листья рвём, играм как будто это деньги. В туфельку не даёт играть потому, что в подъезде орём. В десяточки потому, что мячом в стену бьём. Она детей ненавидит!
– Алён, она просто старая и одинокая. Она в ваших играх ничего не понимает.
– Она правда была в тюрьме?
– Ты откуда это узнала?
– Ну па-ап, она ела людей?
Девочки замерли в ожидании ответа. Папа Алёны вздохнул.
– Нет, не ела. Анекдот рассказала неудачно, по молодости, долго была в тюрьме. Замуж не вышла, детей нет, осталась одна на всю-всю жизнь. Вы бы пожалели её, девочки.
– Фу, от неё кошками воняет!
– Зато кошки по дворам не бегают, не голодные. Всё лучше дома, чем на улице. А про листья она вам говорила, что им тоже больно.
Дверь последнего подъезда хлопнула, притянутая тугой пружиной. Старуха вышла на свет божий. В длинном тулупе, пуховом платке и валенках, в руках клюшка и пустой белый пакет от молока. Она поправила платок, огляделась по сторонам подслеповатым прищуром, пожевала пустым ртом и направилась к соседям.
– Сейчас ругаться будет, – вздохнула Аня.
– Не будет, она уже всё забыла, ¬¬– улыбнулась Алёна.
Девочки замолчали, ждали, пока та прошаркает до второго подъезда, чтобы узнать, кто же окажется прав.
– Добрый вечер, Валентина Сергеевна! – громко сказал Алёнин папа.
Тётя Валя заулыбалась, кивнула ему, посмотрела в лицо, как будто хотела вспомнить, как его зовут. На замерших девочек не оглянулась и ничего им не сказала. Пошла дальше к помойке, остановилась, медленно переставила клюшку из одной руки в другую и высыпала из пакета мочёные объедки чёрного хлеба, шепеляво и тихо присвистнула:
– Кс-кс-кс.
  Девочки молча смотрели на это. Потом Алёнка победно хмыкнула и дернула папу за руку:
– Пап, а фишки ты мне купил?
– Купил.
– Ого, «Котёнок Оливер», таких ни у кого не видела! Идём, девчонки!