Жизнь до и после

               
    Лежать было неудобно. Мало того, что сетка районной больничной койки напоминала арматуру нашей набережной перед заливкой, покрытую носовым платочком, так ещё и этот платочек свалялся в толстый жгут с мужскую руку и теперь давил мне на спину! Я пытался перевернуться — что-то мешало. Пришлось проснуться и сесть. Кое-как я всё же принял перпендикулярное кровати положение и с удивлением обнаружил, что это действительно-таки была рука! Причём не чья-то посторонняя, а моя собственная! Почему же я не почувствовал, что её придавили мои тогда шестьдесят восемь килограммов? А почему моя нога теперь не чувствует не только моего веса, но и вообще ничего? И тут вспомнились предыдущие события.
    Воскресное утро не предвещало ничего дурного. Проснувшись как всегда в шесть утра, я на цыпочках, чтобы не разбудить баушку, прошёл на кухню, лизнул кофейку, покурил и пошёл отжиматься. Не помню, когда я приобрёл эту дурную привычку отжиматься по утрам, приняв упор на кулаках количество раз, равное количеству лет моего возраста. Сделав сорок два отжимания, я ещё разок курнул и отправился восвояси — то есть обратно под бок к баушке. Та безмятежно сопела ещё часа два, затем встала и пошла на кухню жарить блины. Я же включил телевизор. По ящику шла какая-то воскресная мутотень. Утром под неё особо сладко дремлется. Когда же меня позвали к столу, вся квартира была полна блинных ароматов! И всё бы лепота, да какой-то дискомфорт! Кажется, я отлежал себе руку. Тогда на это я не обратил внимания. Наше знакомство с баушкой было ещё в дебюте, и она отправилась к себе домой шуршать по хозяйству. Я же,   посадив её в такси, вернулся продолжать день ничегонеделанья.
    Утром следующего дня меня поджидал неприятный сюрприз. Правая рука продолжала оставаться отлёжанной. Только вместо лёгкого покалывания появилась предательская слабость. Попытался отжиматься — на третий раз уткнулся лицом в ковролин! Рука отказывалась слушаться всё больше и больше. Кое-как побрившись, я с трудом оделся и пошёл к автобусной остановке на работу. Тогда я ещё не осознавал масштабов случившегося. Единственное, что я заметил, что и нога как-то по-предательски цепляется при ходьбе носком кроссовок за асфальт. Движимый непонятными, но нехорошими предчувствиями, я изменил маршрут….
   Решил заглянуть к Сане в поликлинику. Саня когда-то был моим одноклассником, а ныне дорос до должности главврача этого славного заведения. Мне повезло — он был на месте. Поздоровавшись, он глянул на меня:
- Чего это тебя так перекосило?
- Сам не знаю! Чего-то рука и нога плохо слушаются.
       Он лично отвёл меня в кабинет заведующей отделением терапии. Та сделала банально-примитивные тесты. Диагноз был ещё короче — ОНМК! Интересненько! По службе КГБ — знаю, ГРУ — тоже слыхал. А ОНМК?… Что это за аббревиатура народного творчества?  Острое нарушение мозгового кровообращения, оказывается. Это с какого же переляху мои мозги кровь обращать отказываются? Говорят: от стрессов. Ну да, бывало — не отрицаю, но в последнее-то время со времён знакомства с баушкой стрессов-то и не было!   Жизнь была — масло масляное! Оказывается они имеют свойство накапливаться. И когда-то гирька до полу доходит. Дааааа… ситуёвина… Ну и как теперь жить? Что делать-то? В больницу меня привезли на скорой где-то часов в десять. Врач первый осмотр сделала часа в два по полудни. Ну оно и понятно — пятый год двадцать первого века как-никак! Тут же под капельницу, шприцы, иголки, таблетки… Хорошо хоть дали домой съездить. Оружие и документы домой отвести да майки-трусики с тапочками с собой взять. А дальше-то что?
          Я, помню, ещё хорохорился! Войдя в палату, где лежало уже три организьма, я поздоровался: «Привет иппохондрикам! Хорош притворяться — давай в футбол погоняем!». А потом через четыре дня — полный паралич! Врач зашёл в палату только на пятый. Остальные больные были ходячие. Собрав всю свою силу воли в кулак, я не позволил ставить себе в койку утку или судно. Гальюн был метрах в десяти от палаты. Чуть ли не зубами цепляясь за стены, я преодолевал это расстояние за полчаса. Потом столько же обратно. Потом, час отдохнув — всё заново. Ночи я также не спал. Молился, думал о жизни и снова молился. Молил Бога об однозначном исходе: либо шанс на выздоровление, либо… Перспектива валяться беспомощной смердящей тряпкой приводила меня в ужас, и я напрягал все силы, чтобы не поддаться отчаянию...
           Врач прописал мне кучу процедур, в том числе и массаж. И вот однажды, плетясь после такого массажа, я заметил, что рука не как обычно болтается плетью вдоль тела, а приподнята до пупка. Я осторожно подвигал ею — подчиняется! Дикая радость охватила мня! Врёшь! Не возьмёшь!!! Если бы я смог, то пустился бы в пляс посреди коридора! До самой выписки я ночами двигал рукой, пробовал приседать, опираясь на стену, тёр и мял бесчувственные конечности. И болезнь сдалась! Вера в Бога спасла меня. На его помощь я только и уповал, ему только и доверялся. Обычно больным моего типа даётся двадцать один день. Меня выписали на шестнадцатый. Позднее за бутылочкой мой врач признался мне, что зачислил меня в разряд овощей.
               Потом санаторий, потом амбулаторий для инвалидов войны и прочих участников боевых действий. Здоровье восстанавливалось, но гормональных фон был безнадёжно разрушен. Вес продолжал повышаться. Из коренастого Шварценеггера я постепенно превращался в водяного из м/ф «Летучий корабль». Слава Богу «валерик» после годовой пассивности вновь приобрёл жизнеспособность. Пусть не такую, как раньше, но хотя бы не полная импотенция. Ну и прочие «прицепы»: сердечные болезни, посадка зрения, головокружения и другие прелести. Дали мне и инвалидность! А как же? И пенсию по этой инвалидности — аж девятьсот двадцать семь рублей! И ни в чём себе не отказывай! А как я на эти деньги проживу плюс сына-птушника в люди выведу — это уже частности. Хорошо хоть дочку успел замуж выдать. До болезни у нас в городе три с половиной тыщи — это нормальная зарплата. Я же имел около тридцатки. Какой частник будет держать у себя инвалида? С работы, конечно, турнули… Потянулось время голода и нищеты. С работой у нас в городе и так туго, а уж мне… Помню, как молоденький мальчишко- врач из ВТЭКа долго не мог поверить, что я добровольно снимаю с себя инвалидность. Когда все кругом цепляются за вшивые подачки в виде мизерных льгот и копеечных пенсий, как объяснить ему, что пока я инвалид, то я   - инвалид, а, сняв инвалидность, я снова здоровый умный и сильный мужик? Но слова словами, а как дальше жить-то? И я опять в который раз уже начал жить сначала. В который раз жизнь разделилась на до и после.
               Не буду описывать все мытарства и испытания с тех пор. Со здоровьем сейчас проблемы, но это ниочём в сравнении с болезнью. Каждая болячка, полученная в течение жизни и тут же давно уже забытая сейчас всплывает болью. Я уже кажется привык жить через боль. Даже кажется странным жить без боли. Лечиться считаю бесполезной тратой сил и времени. Семнадцать лет — это уже немалый срок! А сколько мне дальше Бог отмерил — на том и порешим. Иным людям и похуже бывает.