Портрет

Я проснулся в момент удара шасси самолёта о взлетную полосу. Посмотрел в иллюминатор. Вдоль взлетки тянулись высокие сугробы. Казалось, что самолёт вот-вот заденет их своим крылом. Но обошлось. Самолет подрулил к терминалу и замер в ожидании трапа.
Народ стал потихоньку собираться. Захлопали крышки багажных полок, зашуршала одежда. Я достал свой баул и вслед за соседом потянулся к выходу. Попрощался со стюардессой и пошел по тускло освещенному коридору.
Багажа у меня не было, поэтому я сразу направился в маленькое кафе, находящееся под крышей аэровокзала.
- Доброе утро! Что желаете? - Подошедшая замученная официантка попыталась изобразить приветливую улыбку, но у нее это плохо получалось.
- Будьте добры, чашечку кофе и сто граммов коньяка. – Было ранее утро и в кафе кроме меня никого не было.  Сделав заказ, пошел в туалет. Посмотрев в зеркало, я провел рукой по лицу. Пальцы цеплялись за трехдневную щетину.
-Легкая небритость, - подумал я и остался довольным собой – гламурно, до безумия!
Вымыл руки и высушив их в сушилке вернулся в зал. Не спеша выпил коньяк, запил его кофе и, расплатившись, направился на поиски стоянки такси. До моего города было почти двести километров. Что бы не скучать в дороге, я купил в кафе бутылку вискаря и минералки.
Собирался пойти снег. От самого горизонта небо затянуло тучами и когда я въехал в родной город он уже во всю засыпал своими хлопьями тротуары и мостовую.
Зайдя в подъезд, посмотрел на часы. Восемь вечера. Не торопясь, поднялся на свой этаж. Ну вот я и дома! Когда попытался открыть дверь, стало ясно, что замок поменяли. Я нажал на кнопку звонка. Долго не открывали, хотя в квартире была слышна музыка.
Наконец замок щелкнул и дверь отварилась.
- Тебе чего? -  Спросил меня хмурый тип в расстегнутой рубашке и помятых брюках.
Я немного притормозил, потому что ожидал увидеть убитую горем мать, а не постороннего человека.
- Вадик! Кто там? – Из глубины квартиры послышался голос матери.
- Раису Сергеевну позовите! – Я еще не разобрался в ситуации и старался вести себя сдержанно.
- Ее нет! – Сквозь зубы процедил незнакомец и попытался закрыть дверь.
Но я успел подставить ногу.
- А это разве не ее голос? – От неприкрытой наглости мужика, я стал закипать.
- А ты кто?! - Мужик угрожающе попер на меня, пытаясь оттолкнуть от двери.
- Конь в пальто! – Я не сильно ударил его по печени. Мужик хрюкнул и стал сползать по стенке.
В этот момент из недр квартиры выплыла ухоженная молодящаяся женщина – моя мать.
- Вадик! Что с тобой?! – Не глядя на меня она подбежала к скорчившемуся
Мужчине. – Тебе плохо?
- Мама, кто это и что здесь происходит?! - Честно говоря, я был шокирован поведением матери. Недавно похоронила мужа, моего отца. Вовремя не сообщила мне дату похорон, а теперь откачивает какого-то Вадика!
- Юра?! А ты откуда? – Пролепетала она, прижимая голову Вадика к своей груди.
Так и хотелось сказать - От верблюда!
Но я сдержался.
- Мне позвонила тетя Наташа и рассказала, что папа умер. К сожалению, она позвонила слишком поздно, и я не успел на похороны. Мне непонятно одно, почему ТЫ мне не сообщила о смерти отца.
Я уже начинал догадываться почему мать мне ничего не сообщила. И ключевое слово в этой догадке – Вадик!
Мать молчала, видимо придумывая причину, а Вадик в это время потихоньку стал приходить в себя. Он, кряхтя поднялся, и с криком «Убью, гада!», бросился на меня. Есть такая категория людей, до которых с первого раза не доходит. Мать не успела ничего сказать, как челюсть ее любовника встретилась с моим кулаком. В этот раз прилетело посильнее!
Вадик, со всей дури налетевший на мой кулак, на мгновенье замер, а затем взмахнув ручонками, рухнул на спину, громко стукнувшись головой о пол!
В квартире воцарилась                напряженная тишина. Мать с ужасом смотрела на меня, закрыв рот ладошкой.
Вот и хорошо, главное, чтобы не орала!
— Это, что за крендель?! Что он делает в нашем доме? – Я тряхнул мать за плечи.
— Это…это мой знакомый? – Пролепетала мать. – Режиссер.  Он помогал с похоронами.
- Наверно очень близкий знакомый, раз разгуливает по нашей квартире в рубашке на голое тело! - К моему лицу прилила кровь.
- Когда все случилось, тебя не было и Вадим помог мне! – Мать стала приходить в себя.
- Чем помог? Ночи скоротать?! – Я помог матери встать. - Не успела похоронить мужа, как ты уже тащишь в кровать какого то мерзавца! В нашу квартиру!
— Это моя квартира! – У матери прорезался голос.
— Это наша квартира! Пока! До открытия завещания! А потом будет так, как хотел отец! – Я знал содержание завещания отца, но пока не хотел говорить о нем матери. Тем более после всего, что я увидел!
Мать как-то сразу сникла!
Я прошел в квартиру не снимая обуви, словно метил свою территорию.
Открыл дверь в мастерскую отца. Диван был на прежнем месте, только мольберты и недописанные картины были свалены в угол.
Я вопросительно, посмотрел на мать.
- Мы думали, что это ненужный хлам и собирались это выбросить! – Мать суетливо запахнула халат.
- МЫ?! Это ты и Вадик?! Может ты уже замуж вышла?! Может я не все знаю? - Я уже кричал.
- Мы с Вадиком давно вместе. Мы любим друг друга! – Мать поежилась словно от холода.
- То есть ты изменяла отцу с этим Вадиком уже давно?! Может это вы  его на тот свет отправили?! - Я реально был в шоке. То, что моя мать банальная шлюха я догадывался давно! Но я не предполагал, что он настолько цинична, чтобы открыто кувыркаться со своим Вадиком через три дня после похорон мужа, моего отца.
— Значит, так. Забирай свое сокровище и валите отсюда оба! Я надеюсь, у твоего партнера по эротическим играм есть где жить? Хотя это не мое дело. Этого урода здесь не будет. Одна приходи и живи! Ты меня хорошо поняла?! – Видимо мое лицо было страшным, потому что мать вздрогнула.
- Даю вам на сборы полчаса! Время пошло! Я зашел в мастерскую и бросил на диван свой баул…
Я родился на, первый взгляд, в благополучной семье. Мой отец женился посла армии и трудился на металлургическом заводе. Мать окончила театральную студию и работала в областном драматическом театре, играя второстепенные роли. Как все непризнанные гении она мечтала о главной роли. И, как я стал понимать позже, была готова на все для достижения своей цели. Маленького она брала меня в театр, так как мои бабушки были еще молоды и работали. В ясли и садик я ходить не любил и частенько тихонько сидел на балконе, наблюдая за репетицией и за тем, как мою маму тискает очередной ухажер. С той поры у меня стойкое отторжение театра и гламурной богемы в целом.
Мать в конце концов добилась своей цели, успешно переспав со столичным режиссером, сосланным в наш город за какую-то провинность. Она получила, наконец, главную роль и с той поры блистала на подмостках. Не прекращая, не менее, кувыркаться в постели с тем или иным гением сцены.
Отец, поимо работы, еще увлекался живописью. Он писал неплохие портреты, пейзажи и натюрморты. Но времена были суровые, на всех уровнях искусства царил соцреализм. Поэтому мой отец с обидным, на мой взгляд, званием «самодеятельный художник», мог довольствоваться лишь вернисажами в заводских красных уголках. Правда, как передовик и победитель социалистического соревнования, он всеми неправдами отжал у завода трехкомнатную квартиру и в одной из комнат сделал мастерскую. Мне нравилось наблюдать за его работой, вдыхая запах краски. Иногда отец показывал мне, как рисовать и я даже самостоятельно пытался что-то изобразить на холсте. В восьмом классе несколько моих работ приняли участие в республиканском конкурсе, и одна из них заняла второе место,
Так мы и жили. Папа днем трудился на заводе, а по вечерам писал картины. Мама пропадала на репетициях и в постелях очередных любовников.
Мне, даже сейчас, трудно понять, почему отец терпел мамины измены. Почему не выгнал ее и не женился на нормальной верной женщине. Собой он был недурен, я бы даже сказал, красив и проблем в общении с гендерными партнёрами у него не было. Ответа на этот вопрос у меня нет до сих пор.
Я, между тем закончил школу, а когда мне стукнуло восемнадцать, ушел в армию. После года службы я поступил в военное училище. Возвращаться домой мне не хотелось. Романтика вцепилась в меня мертвой хваткой!
Через четыре года я лейтенантом выпустился в войска.
Надо сказать, что сразу после окончания училища я женился. Скоропостижно! Она работала в пресслужбе и была прикомандирована к штабу бригады, в которой я служил. Прожили мы не долго. Она рвалась на верх и брак с пехотным лейтенантом ее не вдохновлял. Мою жену несколько раз видели в обществе старших офицеров. Я не собирался повторять судьбу моего отца и решил прекратить эти отношения, зашедшие в тупик. Но судьба распорядилась иначе.
Меня направили в очередную горячую точку, и я отложил развод на потом
… Тот бой ничем особенным мне не запомнился. Зимнее солнце катилось к закату, сильно похолодало. Дыхание солдат туманом клубилось меж лишенных листвы деревьев, венчавших пологий склон, откуда мы наблюдали за врагом. Наконец заходящее солнце скрылось за облаками, а значит, ни один предательский лучик света нас не выдаст, отразившись от оптического прицела или окуляров биноклей.
Вдалеке справа, стремясь к морю, серой лентой тянулась река Улла. Внизу под нами был враг.
Наша задача была до предела простой и состояла в определении места расположения противника и передачи его координат артиллерии. И все! Дальше работал «Бог войны». Мой радист уже начал передавать данные о противнике, как вдруг с тыла по нам ударил пулемет. Пули с чавканьем вгрызались в землю вокруг меня. Вскрикнул и уронил голову находящий возле меня радист. Я огрызался короткими очередями, стараясь разглядеть в темноте врага. Одновременно пытался выйти по внутренней связи на моего командира роты. Увы, противник сел на нашу частоту и грамотно глушил связь, в моих наушниках стоял только треск.
Кроме меня с нашей стороны не стрелял никто. Я понял, что мои бойцы убиты в первые минуты боя. Беспокоила только одна мысль, успел ли радист передать артиллеристам координаты врага?!
Вскоре у меня закончились патроны. Я вытащил «Стечкин» и нащупал в разгрузке запасную обойму.
Справа ко мне бросились две тени. Не целясь несколько раз, выстрелил в их сторону. Вроде попал! Я понимал, что мне не выбраться, но решил по -дороже продать свою жизнь. Повернулся к убитому радисту, и, прикрываясь его телом, включил радиостанцию. К счастью, она не пострадала. Я переключился на запасную частоту, которую пока не нащупал противник, и стал передавать координаты цели, вызывая, тем самым, огонь артиллерии на себя.
Пулеметчик засек мое шевеление и снова открыл стрельбу. Я почувствовал, как пули впиваются в тело мёртвого радиста. Мне не было страшно, просто я мысленно уже был мертв, ясно понимая, что спасти меня может только чудо!
Последнее, что я запомнил, это свист снарядов и грохот разрывов вокруг …
Меня тяжело ранило. Рана была очень опасная, к тому же, я потерял много крови и когда меня все-таки доставили в госпиталь, я был в критическом состоянии.
Узнав о ранении отец, все бросил и примчался ко мне. Мама была занята подготовкой к очередному спектаклю и стремительно развивавшимся романом  с молодым режиссером, поэтому приехать не смогла. Правда по словам отца очень переживала за меня, как сейчас говорят, дистанционно!
После ранения я долго пролежал в коме, почти два месяца. Пуля вошла между ребер и прошила меня на вылет, не задев, к счастью, жизненно важные органы. Отец все это время не отходил от меня. Когда я вернулся на землю меня перетащили в интенсив, не забыв опутать массой проводов и трубок. Так я пролежал еще месяц.
 Как-то меня навестила жена. Она долго плакала у моей постели, а потом ушла. Мне сказали, что она уехала с каким-то лощеным полковником. Развод, на какое-то время, завис в воздухе.
Когда мне стало получше, отец уехал домой, а меня мурыжили по госпиталям месяца четыре, пока не отправили на ВВК, чтобы решить вопрос с годностью к дальнейшей службе. Долго мяли, щупали, светили и стучали. Наконец пришли к печальному выводу. К дальнейшему прохождению службы не годен.
Так что, выписали мне орден, добавили досрочно звездочку старшего лейтенанта на погон. Выдали пенсионное удостоверение и пенсию по ранению. Начальство пожало мне руку, пожелало удачи и благополучно про меня забыло. И без пенсионеров дел невпроворот. Вон генералов и генеральш сколько расплодилось, попробуй всех прокорми! Получил я проездные документы, предписание и благополучно убыл в порт постоянной приписки, то есть домой.
Накануне моего отъезда мне позвонила сестра отца тетя Наташа и сообщила печальную новость. Умер папа! При том, что мать мне ничего не сообщала. Не было наверно времени. Она потеряла голову разрываясь между любовником и похоронами, что совсем забыла про сына!
До ближайшего аэропорта нужно было ехать ночь на поезде. Мест в плацкарте не было и мне пришлось ехать в купейном вагоне. Вместе со мной в тесном коробе ехало двое дембелей и молодая девчуля с подругой. Правда, подруга ехала в соседнем, плацкартном вагоне, но практически всю дорогу не вылезала из нашего купе.
Дембеля корчили из себя крутых спецов, демонстрировали подругам накачанные мышцы и татухи в перерывах между приемами алкоголя. Все четверо презрительно поглядывали на меня. Дело в том, что в начале меж гендерной дружбы спецы поинтересовались, где я служил. На что я скромно ответил, что армейскую службу прошел заочно и при этом поправил криво сидящие очёчки.
И все! На меня вылился океан презрения, причем не только от «ветеранов спецназа», но и от их подруг. Каждая женщина, тем или иным образом, соприкасаясь с мышцами (чуть не написал другое слово из трех букв!) крутого «спецназовца» автоматически зачисляет себя в «спецназовки». Ей приятно осознавать свою сопричастность к таким крутым пацанам. Тут и тост «За пасанов !», наброшенный на хрупкие девичьи плечи мундир с юбилейными значками и визгливый, много обещающий смех, при соприкосновении руки крутого воина с резинкой трусиков или бретелькой лифчика.
После второй бутылки стало понятно, что я мешаю дембелям и их подругам. Желание продолжить общение в горизонтальном положении вынудило их вежливо попросить меня прейти на место подруги в плацкартный вагон.
- Слышь, ботан! Прогуляйся в плацкарт! – Щурясь процедил мне один из бойцов. А второй швырнул мне под ноги вещмешок. – Ну, чего замер, ускорение придать!
При этих его словах все дружно заржали.
В купе повисла пауза, в любую секунду грозившая перейти в военные действия против «ботана», каким они простодушно меня считали.
Если, по правде, у меня резко улучшилось настроение. Единственное, о чем я сожалел, это то, что окна вагона были закрыты на зиму, поэтому полеты отменялись.
Я встал, снял очки, и, не заморачиваясь, врезал в челюсть ближайшему «спецназовцу». Удар отработанный, хорошо поставленный и мой партнер вырубился сразу и надолго, при том, что, падая, чувствительно ударился головой о край столика. Его друг не успел ничего понять, и застыл с полуоткрытым ртом. Я резко выбросил вперед правую руку и оторвал ему бровь. Хлынула кровь, заливая ему лицо. Неожиданно, правда! Кто бы мог подумать, что лоховатый очкастый ботаник способен на такое. Когда я вставал, на моем левом предплечье стала хорошо видна татуировка. Правда, в отличии от дембелей всего одна. Летучая мышь, расправив перепончатые крылья, держала в когтистых лапах земной шар.
Лишенец с оторванной бровью хорошо видел эту мышку, висящий на моей шее армейский жетон с личным номером и, судя по всему, прекрасно знал, что они означают. Не обращая внимания на кровь, он подхватил своего непривычно тихого друга, и они вывалились в коридор, напрочь забыв про своих боевых подруг.
Все произошло так быстро, что девчули не поняли, можно уже визжать или нужно еще немного подождать.
Поле боя осталось за мной! Я подсел к столику и налил себе стакан водяры. Залпом, без закуски, выпил и посмотрел на подруг немигающим змеиным взглядом. Те забились в угол, стараясь не привлекать моего внимания суетливыми движениями. Но по их виду было видно, что они готовы отдаться на милость победителя, разделить со мной трапезу и кое-что другое.
Я, не расстилая постель, прилег на нижней полке и заснул под перестук колес...
Ночью меня никто не побеспокоил и рано утром я уже был в аэропорту…

Продолжение будет