Путешествие двадцать седьмое

В ту осень, когда Алёше пришла пора идти в школу, там произошли большие перемены: за лето семилетку, бывшую до этого в деревне, закрыли окончательно, и стала школа начальной. Зная количество учеников, да и чтобы не пропадать зря добру, за лето сначала увезли дом, в котором располагались старшие классы, потом ещё один, где была учительская и библиотека, а под конец – дом, где жили учителя. От былого великолепия осталась березовая аллея, сад, огород, одно здание и длинный ряд школьных сараев, в одном из которых держали школьную лошадь. И, так уж совпало, эта осень стала первой и для новой учительницы, той самой Екатерины Михайловны.
Была ли это её инициатива, или отдела образования, или всё вместе, но в единственном оставшемся школьном здании за лето тоже произошли перестановки: в двух смежных комнатах сделали классы.  В одной: второй и четвертый, во второй: первый и третий. Выглядит как-то нелепо, и может показаться невероятном, но Екатерине Михайловне требовалось делать почти невозможное: вести одновременно урок сразу для двух классов.
 В оставшейся половине разместился спортзал (он же столовая), а рядом – кухня. Это явилось очевидным новшеством, поскольку в семилетке ни о каких столовых не заходило и речи. Поваром стала мама одного из учеников, официально работавшая в школе уборщицей. И, что уж точно следовало отнести к заслуге новой учительницы, так это саму форму организации питания. По заранее условленному графику родители, а где-то и старшие ученики сами, привозили или приносили с собою на школьную кухню картошку, огурцы, мясо, сметану, молоко. Свекла, морковь, капуста выращивались на школьном огороде силами самих учеников под руководством учительницы. И грядки, и опытные делянки распределили между учениками, назначили из их числа ответственных, и практически не было случая, чтобы кто-то забыл и не пришёл, чтобы вовремя полить или прополоть свою долю. Само собою складывалось что-то вроде соревнования по принципу, чья грядка чище, у кого тот же самый овощ, что у соседей, но растёт лучше, в чём, вполне возможно, и впрямь была заслуга старательных детских рук. Порою по этой причине они трудились на школьном огороде даже прилежнее, чем на собственном. Хлеб покупался в сельмаге. Меню разнообразием не отличалось, и, как правило, один день на стол подавали только первое, а в другой – только второе. Поваром тетя Соня была классным. Щи, а также картошка с тушеным мясом шли просто на «ура», и вся школа каждый день состояла в «обществе чистых тарелок». Честно говоря, за одну эту инициативу Екатерину Михайловну можно было записывать в историю деревни, поскольку для кого-то из детей эти обеды стали просто полезными, а для кого-то жизненно необходимыми.
Алёшу, выучившегося с помощью отца по газетным заголовкам читать ещё в четыре года, а потом и бодро освоившего счёт, родители попытались отдать в школу годом раньше. Однако ему не исполнилось минимально необходимых шести с половиной лет, и пришлось ещё одну зиму коротать за обычными делами дома и на ферме.  Откровенно говоря, на уроках со своими сверстниками ему бывало скучно, и он, чтобы занять себя, внимательно прислушивался к тому, что объясняла Екатерина Михайловна для третьего класса, и многие вещи схватывал и запоминал. Учительница тоже обратила на это внимание и скоро стала использовать, как, своего рода, педагогический приём. Когда кто-то из третьеклассников не мог ответить на лёгкий и понятный вопрос, она повторяла одну и ту же фразу: «А вот нам сейчас первоклассник Алёша и ответит». Конечно, такая заговорщицкая форма взаимоотношений с учительницей ему откровенно льстила и, по счастью, не являлась причиной ссор со старшими ребятами.
Тема учебы обсуждалась в семье ещё накануне первого сентября самым серьёзным образом. Исподволь, незаметно и Люба, и Сергей касались этого вопроса и до, и после. А смысл состоял в простой, но ёмкой и такой выстраданной ими житейской философии. Они спокойно, но настойчиво повторяли: «Учись, сынок, хорошо, чтобы, закончив школу, обязательно учиться дальше. Мы тебе не говорим кем быть. Выбирай сам: всё, по-своему, почётно. И учителем можешь стать, и доктором, и инженером или агрономом в колхозе, если захочешь вернуться в деревню, - но только чтобы не горбатиться, как мы, или коровам хвосты крутить». Последняя фраза была особенно популярна в воспитательных процессах в деревне, да и в школе. Если кто-то откровенно валял дурака, ему сулили как раз такую будущность, подразумевая работу на уровне пастуха. Хотя все прекрасно понимали, что и без пастухов деревне не обойтись, но эту участь готовы были прочить кому-то другому, непутёвому, постороннему, заезжему, а не своим детям.
Две первых четверти пролетели незаметно, а в последние дни перед новым годом, когда малыши уже отдыхали на каникулах, в школу стали ходить их родители, - и в этом тоже сказалась инициатива молодой учительницы.
По совести говоря, новый год не воспринимался в деревне как праздник и оставался просто счётом лет, да и что может быть особенного, если ты вечером 31 декабря пришла уставшая с фермы, а на рассвете первого января, толком не выспавшаяся, снова отправишься туда. Даже и Рождество, хотя и являлось праздником, особенно для верующих, но в их доме это традиционно ограничивалось генеральной уборкой и зажиганием лампад перед иконами Спасителя и Казанской. Ну и, конечно, чем-то вкусненьким, вроде сырников из русской печи, полностью оправдывавших поговорку «катался, как сыр в масле». Даже колядовщики из числа ребят их и соседней деревни были какими-то вялыми, с вывернутыми полушубками и единственной колядкой, а о звезде там и речи не было.
И поэтому, когда вечером 30 декабря нарядно одетые родители вместе с такими же нарядными детками собрались в школе, и там их взорам предстала украшенная ёлка под самый потолок, то удивлению не было предела. А подлинным сюрпризом стало появление Деда Мороза, в котором даже не угадывался для малышей дядя Вася Денисов, точно также они не сразу распознали в Снегурочке и ученицу четвертого класса Тамару Сырмолотову. Поощрение рассказанных стихов конфетами, хоровод вокруг ёлки и даже кулёчки с конфетами, выданные каждому, — это уже превращало происходившее в обычном школьном классе в волшебную сказку.
Для родителей в спортивном зале накрыли столы, пока младших у ёлки занимали оставшиеся для присмотра взрослые.  Но Алёшу занимало уже совершенно другое. Первый в жизни шумный хоровод вокруг ёлки с исполнением той самой песенки о пушистой красавице не обошёлся без того, что с одной из нижних веток упал и слегка разбился стеклянный шарик, откатившийся в сторону. Алёша, не думая, что совершает этим плохой поступок, аккуратно положил его в карман вместе с обрывком бумажного серпантина. Потом, когда они своей семьей уже уходили домой, подобрал на улице еловую лапу.
На другой день, когда родители разошлись по своим делам, Алёша взял стеклянную банку, поставил в неё еловую ветку, повесил на неё разбитый шарик, привязал ниточками несколько конфет. Поскольку такой вариант украшения был и на школьной ёлке, обмотал ветку обрывком серпантина, и неожиданно в доме появилась новая традиция. Люба и Сергей, явно обрадованные необычным поступком сына, в тот день просто похвалили его, хотя Люба выглядела, кажется, удивленной не меньше, чем Алёша вчера в школе.
Но, как оказалось, они не забыли этого и, сколь ни были заняты заботами в канун следующего нового года, сами первые заговорили о предстоящем празднике. Алёшу отпустили одного с санками в соседнюю Калошку с ножовкой и наказом выбрать домой маленькую ёлочку, но, желательно из тех, что растут густо и более корявую. Окрылённый таким поручением и полностью согласный в душе с подобным наказом, он возвращался домой уже празднично настроенным. Каково же было его удивление, когда там его ждали несколько заботливо купленных родителями в вагон-лавке бумажных снегирей…