154-оп
***
Одноглазый наконец обнаружил, что один из пиратов никуда не годится, что с ним только мрачные заборы красить – выбросил за борт, со злобой всплескивая руками: «ну надо же, как враг проник! И как вредил: возьмешь его на дело - и всё: сплошная кровища, картина получается мрачной!»
***
Чтобы смотреть на А., одноглазый слегка развернул стул в ее сторону, слегка развернул туловище относительно стула, слегка развернул голову относительно туловища – и оставалось только слегка скосить свой единственный глаз… (Кстати, в профиль он выглядит заметно лучше, чем в фас - как и она издали)
Понял одноглазый, что мы все - даже пираты - не столько черные, сколько маленькие – смирился, перестал считать малые размеры большим, серьезным, черным недостатком – даже влюбился в одну милую малышку… (Маленьких легче любить, но маленьких легче и убивать... Убил и скрылся, притаился где-то, маленький - и никто догадаться не может, что у него вполне приличной длины и член в штанах и кинжал за пазухой... Кстати, даже в кино тихих убийц очень мало - не понимают, насколько это сильная фишка...)
Проповедует одноглазый как познаваемость смысла жизни – «благую весть» пиратства, во всем его объеме - так и непознаваемость мира. Мол, это джунгли, космос, океан. Или мамонт, который вовсе не вымер, а слишком близко подошёл и мы его не видим целиком... Культурные пираты проповедуют только второе, а религиозные – первое. В итоге, культурным достаточно трех мачт, чтобы намертво заблудиться, а религиозные сидят в темном, дремучем лесу своих неисправимо запущенных кают и уверяют, что видят свет...
***
В винегрете мешанина из светлых и темных кусочков как в самой ужасной битве на палубе и всё окрашено в красные тона, как если бы уже пролилась чья-то кровь. Если бы это было не съедобно и притом банально по вкусу, то всех, кроме пиратов, ужаснуло такое зрелище. «Посмотришь на кислую капусту и уже не веришь ни в какие битвы» – «Или на картошку в мундире» - «Да на любой вареный овощ» - а это уже как раз пираты говорят... (Два корабля неподалеку друг от друга и скоро встретятся - но пока и там и там обедают... И, как видно, пираты не умеют готовить даже винегрет...)
***
«Что? что? как?» - спрашивает одноглазый пират, а душа тревожна, не дает ответа. И мне, как автору, тоже тревожно стало — ведь душа моя такая же балаболка, как и у моего одноглазого. Стоят у окна души моя и его и тревожно переглядываются, через щелку в занавеске выглядывают. Я, как автор, стал вспоминать, где у нас топор лежит, у обеих душ спрашиваю, но душа пирата тревожно на меня одним глазом смотрит, не дает ответа...
Идет одноглазый пират с душой моей, а также и женой, и, хотя домой идем, и по знакомой дороге, а что-то тревожно у пирата на душе, когда вот так молчит жена и не дает ответа, о чем ее ни спросишь. «Словно и дорога незнакомая; может, и не домой; и, может, нет уже дома-то...» (может, вышел из книги?!)
Вроде дома одноглазый, но на душе тревожно, а отчего - не дает ответа. И спросить в отсутствии автора некого. «Спи, жена, может, утром рассеются дурные предчувствия. А я еще почитаю. Может, удастся самому автором стать» - а сам после первой же прочитанной фразы отложил книгу и о чем-то надолго задумался... А жена проснулась после первого же сна. Лежат рядом молча, с открытыми тревожными глазами, вокруг тихо, безответно... (Всё дело в том, что его настоящий дом на корабле?)
***
Слушая бесчисленные песни про любовь: «богиня есть, а где же бог? Всякая односторонность убога и скучна. Жизнь в пределах постели, а у постели те же самые размеры, что у могилы». …Но вот кто-то поет про ту же любовь, но «задыхаясь от нежности» (БГ) - милый, оглянись, бог уже рядом; твоя кровать уже велика как поле, а ножки у нее совсем малюсенькие… Ты уже имеешь шанс покинуть аквариум и выйти в океан... (Так сразу, одноглазый? Он же ещё не плавал в лужах и озёрах... Берешь в команду на тот случай, когда прекратится электричество и станет недоступной запись?... А что - в штиль в пустом океане от скуки можно реально помереть... А если ещё и кончится вино... У всех, короче, нервы на пределе... И тут БГ со своими колыбельными! Бальзам, мечта... Споем все его альбомы хором...)
***
Толстой свою жену в «Войне и мире» вывел как Соню; Наташа – это идеал, мечта. «Вот если бы я смог быть Безуховым и князем Андреем, тогда получил бы такую девушку, но я был довольно мерзок и потому заслужил только Соню» (Мысленно утопив их кавалеров, пираты тоже примеряют на себя и делят этих девиц... Половина не прочь поработать альфонсами!)
Свидетельство о публикации №222120701344