Единственная любовь Анны Ахматовой

"В течение своей жизни я любила только один раз. Только один раз. Но как это было!" /А.А.Ахматова/

8 мая 1910 года  Николай Гумилёв и Анна Ахматова стали мужем и женой. Ему было 23 года, ей 20.   После свадьбы молодой муж  повёз молодую жену  в Париж.

Гуляя по бульвару Монпарнас, они   зашли в кафе  "Ротонда", бывшее местом сосредоточения   художественной  и литературной богемы Парижа.   

Завсегдатаем кафе "Ротонда" был итальянский художник, тогда ещё совсем неизвестный,  Амедео Модильяни. Он  часто рисовал в кафе портреты, иногда помногу рисунков подряд, и там же пытался их продать... 

Дочь Модильяни Жанна рассказывала,   что "отец, часто сидя в кафе, рисовал портреты каждого, кто оказывался сидящим напротив него, после чего продавал рисунки клиентам со словами: "Я Модильяни. Еврей. 5 франков".

В тот вечер Модильяни  обратил внимание на вошедшую русскую даму и взглядом художника отметил: "высокая, очень тонкая, горбоносая ..."

Позже Модильяни вспоминал:  "Она была то ли поразительно красива, то ли дурна собой – этого так просто не разобрать, но она была ...  царственна!"

Наверное, именно такой "царственной" описывала себя поэтесса в одном из своих стихотворений:

И кажется лицо бледней
От лиловеющего шелка,
Почти доходит до бровей
Моя незавитая челка.
И не похожа на полет
Походка медленная эта,
Как будто под ногами плот,
А не квадратики паркета.

Ахматова тоже выделила Модильяни среди массы разношёрстных посетителей, ей запомнилось его красивое лицо и красный шарф ... Она взглянула на стакан, стоящий перед ним, а  он кивнул и  сказал с вызовом:  "Алкоголь отгораживает от всего... Уводит внутрь самого себя... Я пью не для веселья. Это тоже для работы..."

Он что-то рисовал в блокноте и вдруг оборвал линию ... "Покажите", - сказала она. Ей очень хотелось увидеть,  что там было. Но он, к ее ужасу, вдруг выдернул лист из блокнота и стал рвать в мелкие клочки ...  А потом сказал, что хочет написать  её портрет и попросил  адрес.

Гумилёву это не понравилось,  и он поторопил  жену "уйти из этого сарая", но она успела шепнуть художнику адрес.   А потом они уехали в Россию.  Всю зиму Модильяни писал Ахматовой  письма, а она писала о нём стихи.

Она жаждала новой встречи и не могла примириться с мыслью "что всё потеряно". Она не могла отказаться даже от надежды на счастье... вся её сущность рвалась к Амедео. Этим соединением неистовых чувств объясняется её  странный (для мужа) и дерзкий (для других) поступок: весной 1911 года после серьёзного выяснения отношений с Гумилёвым  Ахматова уехала в Париж.

Одна ... без мужа ... и  провела там три месяца.
В Париже она поселилась в старинном доме на улице Бонапарта  недалеко от мастерской Модильяни.

Неизвестно,  откуда она взяла средства  на поездку и проживание, но, скорее всего, Гумилёв всё же снабдил её деньгами, ведь шутил же он, что "Аннушке надо давать сто рублей на иголки".

Амедео и Анна  обрадовались друг другу, они много общались,  гуляли, читали   стихи ...  Ахматова вспоминала: "…В дождик Модильяни ходил с огромным, очень старым черным зонтом. Мы иногда сидели под этим зонтом на скамейке в Люксембургском саду, шел теплый летний дождь… мы в два голоса читали Верлена, которого хорошо помнили наизусть, и радовались, что помнили одни и те же вещи".

"По вечерам она ждала его, чтобы открыть ему входную дверь (чтобы не разбудить консьержку, оправдывалась она). В своём мемуарном очерке Ахматова написала об этих часах ожидания без всяких  намеков на интимность (но умный догадается сам):  "Модильяни любил ночами бродить по Парижу, и часто, заслышав его шаги в сонной тишине улицы, я подходила к окну и сквозь жалюзи следила за его тенью, медлившей под моими окнами".

Днём Ахматова приходила к Модильяни в мастерскую. "Осторожно заглядывала в двери - один ли... Один... Иногда он бывал рад ее приходу и садился писать ее портрет.<…> Он шалел от ее линий - от удлиненного тела, от длинной шеи. И снова она демонстрировала свою гибкость... поднимала ногу за спиной и цеплялась ею за собственную шею ("Так, так, еще минутку, не двигайся... Ун аттимо..."). Она висела на балке потолка, как на трапеции (а он рисовал, конечно, весь этот цирк). Он называл ее то циркачкой, то канатной плясуньей..."

Да, "царственная" Ахматова  позировала художнику обнажённой.  Об этом свидетельствуют  более  десятка её графических портретов, созданных Модильяни. Он подарил ей  эти  портреты  и  посоветовал каждый рисунок оформить рамкой  и повесить у себя. 

Три месяца промчались как мгновенье, сила страсти стала угасать. Пришло время прощания. На вокзале между ними произошёл  тяжёлый разговор, неизвестно, что именно говорила Ахматова, но Модильяни не стал слушать и  ушёл. А она вдруг  отчётливо поняла, что это конец, у которого не будет нового начала.

Ехать домой было страшно.  Ахматова всю дорогу из Парижа до Петербурга придумывала, что скажет мужу. Она знала, что он её простил (ведь деньги-то присылал), но посмотреть ему в глаза было совестно. Перед свадьбой Ахматова и Гумилёв договорились,  что всегда будут рассказывать друг другу о своих изменах, но рассказать мужу об измене с  Модильяни она не могла.

Я и плакала и каялась,
Хоть бы с неба грянул гром!
Сердце темное измаялось
В нежилом дому твоем.
Боль я знаю нестерпимую,
Стыд обратного пути...
Страшно, страшно к нелюбимому,
Страшно к тихому войти...

Гумилёв  неприязненно относился к Модильяни после того, как в Париже встретил его в одной разудалой компании, где "вдребадан пьяный    Модильяни устроил скандал, почему Гумилев при всех говорит по-русски".  Гумилёв в ответ назвал его "пьяным чудовищем".
 
И если бы Гумилёв узнал,  что его молодая жена раздевалась для этого "пьяного  чудовища", то неминуемо могло бы произойти смертоубийство: Гумилёв умел обращаться с оружием: и в себя стрелял,  и на дуэль вызывал,   и  охотился на львов в Африке ... Так что лучше было молчать.

Анна Андреевна молчала, но понимала, что муж догадывается,  чем были заняты её три месяца в Париже, но  никаких доказательств у него не было. Единственным фактом измены могли стать рисунки, где она была изображена "ню".  Их было 16, но с собой в Петербург Ахматова взяла всего один,   самый безопасный, тот, где она (одетая!) возлежит на диване. 
Да и его подарила одной из своих знакомых.

Об остальных рисунках Ахматова говорила, что они   погибли в  царскосельском доме и даже припоминала подробности о том, как красногвардейцы сворачивали из рисунков Модильяни козьи ножки для махорки и курили их.  В эту историю все верили и считали правдой, но ... 

В 1993 году на выставке в Венеции вдруг объявились сразу десять неизвестных работ Модильяни. На них была  изображена одна и та же обнаженная модель, в которой  узнали Ахматову с её характерным горбоносым профилем.
Выяснилось, что эти рисунки из  архива  некоего врача по имени Поль Александр.  Он купил их у сильно бедствующего Модильяни за сущие копейки.  Доктор Александр сам был небогатым человеком, но он старался покупать у Модильяни рисунки, потому что, любя живопись, понимал уникальность этого художника.

Рисунки, собранные в отдельную папку,  находились в семье доктора Александра более восьмидесяти лет. В 1990-х их  обнаружили наследники  доктора и продали. Таким образом,   рисунки Модильяни оказались в экспозиции  венецианской выставки.

После возвращения из Парижа в 1911 году вплоть до 1920 года Ахматова ничего  не знала и не слышала о Модильяни, а в 1920-м, будучи членом одной из  комиссий в издательстве "Всемирная литература", она увидела  в одном иллюстрированном журнале   некролог, сообщавший о смерти художника Амедео Модильяни.

После смерти картины Модильяни  в одночасье стали пользоваться огромным спросом и раскупались  по бешеным ценам, о которых нищий художник и мечтать не смел. Он внезапно приобрёл широкую известность.  Теперь Ахматовой  уже не нужно было  скрывать близкое знакомство  с Модильяни, тем более, что  ещё в 1918-м году она и Гумилёв официально оформили развод.

Одним из поводов развода было письмо Модильяни, адресованное Ахматовой. Это письмо "случайным образом" оказалось вложенным в сборник стихов Теофиля  Готье, который Ахматова  подарила мужу.
 
Ахматова сама рассказывала об этом своему биографу Павлу Лукницкому, который  записал их: "Входит в комнату - он белый сидит, склонив голову. Дает ей письмо... Письмо это прислал АА один итальянский художник, с которым у АА ничего решительно не было. Но письмо было страшным символом... Последняя фраза была такая... ссора между ними - и по какому пустячному поводу - ссора, вызванная этим художником".

Разумеется, по словам Ахматовой ничего решительно не было, но письмо из Парижа, написанное мужским почерком,  озарило дремлющие подозрения  Гумилёва.
 
Подобных подробностей в автобиографии Ахматова не писала, но в целом её воспоминания о знакомстве с  Модильяни  с каждым годом украшались  всё более  благовидными  деталями. А в  поздние годы Ахматова вообще  ими гордилась.

Свой рисунок, подаренный Модильяни,  она (как компрометирующий документ)    по приезде из Парижа  подарила  одной из своих знакомых (с глаз долой!). А когда художника не стало (как через полгода и Гумилёва) она выпросила портрет обратно и повесила его в своей комнате.

Этот рисунок   увидела Лидия Корнеевна Чуковская и записала  в своём дневнике:  "Сегодня, когда я была у Анны Андреевны, я заметила на стене маленькую картинку. Очаровательный рисунок карандашом – ее портрет. Она позволила мне снять его со стены и рассмотреть".

Видя интерес Чуковской, Ахматова пояснила: "– Вы понимаете, его не интересовало сходство. Его занимала поза. Он раз двадцать рисовал меня. Он был итальянский еврей, маленького роста, с золотыми глазами, очень бедный. Я сразу поняла, что ему предстоит большое. Это было в Париже. Потом, уже в России, я спрашивала о нем у всех приезжих – они даже и фамилии такой никогда не слыхали. Но потом появились монографии, статьи. И теперь уже все у меня спрашивают: неужели вы его видели?"

В  1940 году Ахматова  начала работать над  "Поэмой без героя", которую писала 22 года. В одном из черновых вариантов рука Ахматовой вывела строчки про незабываемого  Амедео:

В черноватом Париж тумане,
И, наверно, опять Модильяни
Незаметно бродил за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной.

В 1964 Ахматова получила  итальянскую литературную премию "Этна-Таормина", а через полгода она стала почетным доктором литературы Оксфордского университета. На церемонию вручения  диплома съездила в Англию.

А годом раньше В Лондоне проходила выставка произведений Модильяни и, если бы Анна Андреевна на ней побывала, то узнала бы себя в  выставленном там рисунке  "Обнаженная с котом" -  прекрасную, стройную, с  ниткой африканских бус, в которых он любил ее рисовать.

В своей автобиографии, очень чистенькой и благонравной (для печати), Ахматова даже намёком не призналась,  что  кроме африканских бус  на ней во время сеанса  ничего  не было. А кота  Модильяни к рисунку пририсовал, когда заинтересовался египетским искусством.

От Англии до Франции рукой подать, и Анна Андреевна не преминула воспользоваться такой возможностью.  В Париже прежних парижских знакомцев уже не осталось, но был жив Георгий Адамович, член гумилевского Цеха поэтов. Ахматова и Адамович встретились.

Адамович вспоминал: "При первой же встрече я предложил ей поехать на следующее утро покататься по Парижу... Она с радостью приняла мое предложение и сразу заговорила о Модильяни, своем юном парижском друге, будущей всесветной знаменитости, никому еще в те годы неведомом".

Адамович привёз её на рю Бонапарт, где она жила три месяца более полсотни лет назад.  Ахматова некоторое время смотрела на старинный дом, а потом сказала: "Вот мое окно, во втором этаже… сколько раз он тут у меня бывал" ... "Мне кажется, что я  вернулась в мою молодость".

В день отъезда Ахматова  была "озабочена или опечалена; даже как будто растеряна". Она и Аня Каминская (сопровождающая) уезжали с Северного вокзала. Ахматова сказала: "Я вообще боюсь вокзалов". Вероятно, вспомнила прощание на вокзале с Модильяни.

Как-то в разговоре с Надеждой Мандельштам  Анна Андреевна сказала, что "от былых любовных романов  ничего не остается ни в душе, ни в памяти. Остается - когда настоящее". Эти слова надо понимать, что только с Модильяни у неё было настоящее.

Образ этого человека жил с ней все прожитые годы, и лишь парижский рисунок  был единственным  свидетельством  реального присутствия Амедео в её жизни.

У Ахматовой в жизни было много мужчин, но Любовь, как ей и полагается,  была только одна!


Илл. Анна Ахматова и Амедео Модильяни.