Глава 77. Роспись женской трапезной. Отец Гавриил

Весной 2009 года батя решил расписать сестринскую трапезную. За роспись отвечал белорус художник Владимир Л. Примерно одну треть стены он отдал Сергею Кулакову. А остальное делал сам. Также помогали ему Юля, Света (сестра Наташи) и Милена. Милена расписала окно, изобразив в проёме вазы с фруктами очень тонко и изящно. Но батя как всегда начал придираться исподтишка, воротить нос и капризничать. Вова не выдержал и всё записал серафимами в строгом древнем стиле. Хотя вазы смотрелись интереснее. С тех пор Милена почти перестала ездить в монастырь.


Юля расписала весь потолочный свод виноградом в легкой живописной манере, распределив листики, разноцветные гроздья, птичек и несколько пчёлок. Все святые покровительницы сестёр были изображены на стенах, кроме Анфисы. Мать Анфиса была в этот момент в отъезде, а когда вернулась, очень обиделась и негодовала на сестёр за это упущение.

 
Пока в сестринской трапезной шла полным ходом роспись, на мойке и в раздаточной меняли полы. Новая плитка выглядела намного лучше прежней, так как была светло-серой и крупной. Теперь требовалось тщательнее мыть полы, грязь стала виднее.


Нас временно переселили в мужскую трапезную. И тут начались искушения, которые несложно было предвидеть отцу настоятелю. Братия всегда читали на трапезе Великим постом "Лествицу". Как и во всех почти монастырях это принято. Но тут в один из вечеров началось чтение главы про целомудрие. Сколько раз мы читали "Лествицу", всё было прекрасно и понятно. Но здесь в присутствии братии нам стало мягко говоря не по себе, когда мы услышали эту главу. Как молотком по голове било слово "истечение", которое мы раньше в женской трапезной не замечали вообще. Многие из наших сидели, давясь от нервного смеха, жалея в душе отца Петра, который исполнял обязанности чтеца в тот день. Чувствовалось, что он тоже волнуется и неловко себя чувствует, читая главу на такую откровенную физиологическую тему.


Отец А сидел и ужинал с таким видом, что скорее небо на землю упадет, чем он отменит чтение про целомудрие и мужские истечения. Меня колотило мелкой дрожью, я не могла есть, боясь взорваться хохотом из-за абсурдности происходящего и подавиться. После этого я решила не ходить к братии на трапезу пару раз, пока не закончится эта провокационная глава. На следующий день главу невозмутимо дочитал отец Герасим. Через несколько дней я всё же решила самостоятельно разобраться в этой теме и ещё раз внимательно перечитать "Лествицу". У нас в сестринской библиотечке было три книги, но они исчезли все! Их уже разобрали сёстры. Видимо, не только я решила ознакомиться с этой главой.


Так как шёл Великий пост, постоянно приезжали по воскресеньям паломники на соборование. (Соборование - это таинство Церкви, на котором священники молятся о больном человеке, мажут его маслом до семи раз и отпускают грехи. Считается, что в этом таинстве прощаются все забытые и неосознанные грехи.) Сёстры были приучены отцом В собороваться постом. Некоторые ортодоксальные братья тоже стремились ходить на соборование. (Здесь имеются в виду не принявшие духа модернизма братья, не пьющие водку вместе с остальными, не вкушавшие мясо, не смотрящие видео, не пользующиеся духами, дезодорантами и прочее, что в игуменском доме наоборот насаждалось и приветствовалось.) Проблема была в том, что батя смотрел на соборование резко отрицательно. Он разрешал соборовать паломников, потому что от них шла денежная прибыль, он обязательно проводил соборование на городских подворьях для прихожан. Но вот для братьев и сестёр ему было жалко.

 
Батя утверждал, что соборование установлено только для тяжелобольных, лежащих на смертном одре. Когда уже нет надежды на выздоровление. Это было странно для меня. Я во времена своего студенчества в Москве всегда ходила собороваться постом в Никольский храм в Вишняковском переулке. Там соборовалось много студентов, молодых женщин, мужчин, и храм был битком. Я приводила доводы отцу А, что прощаются все забытые грехи. Но он и слушать не хотел.

 
В основном, по просьбе трудящихся соборовал братьев и сестёр отец Гавриил, тихий, образованный и интеллигентный иеромонах, он был негласным монастырским духовником. Отец Гавриил к каждому находил свой подход, и уходили мы с исповеди почти всегда с лёгкой душой. Где-то он находил такие слова и метафоры, что душевные раны начинали заживать. Даже вечно озабоченная, депрессивная Ксения после исповеди у отца Гавриила начинала улыбаться и всем помогать. Батя часто пытался очернить отца Гавриила, изобразить в наших глазах не очень полноценным. Он обвинял его в уходе Дионисия с Катькой, так как подозревал, что отцу Гавриилу было известно об их взаимоотношениях. Также он поставил отцу Гавриилу в вину, что он, якобы развалил приход в Сафоново, чему не было ни одного веского аргумента. Поэтому вопрос ставился так, что без благословения настоятеля в Болдине совершать требы по просьбе монашествующих было чревато скандалом. Это по сути и было узаконенное рабство, когда тебя насильно лишают Таинства.

 
После трапезы послушник Игорь Чердаков (он был из отродоксальных) подошёл к бате и тихонько спросил, можно ли пособороваться. Батя пришёл в раздражение и стал громко на публику обзывать Игоря. Спросив, что у него болит, он крикнул вдогонку удаляющемуся Чердакову: «Писюн себе помажь маслом!» Потом, выходя из трапезной с Трошкиным, батя приговаривал: «Пойдем, Трошкин, я буду тебя соборовать сам, как положено, с полным погружением в масло». И ржал. Он видел, что мы опешили и лишились дара речи на неопределённое время, но кайфовал от своего эпатажа.


Вскоре в 2011 году отец Гавриил уехал из Болдина. Его позвал родной брат восстанавливать Авраамиев монастырь в Смоленске. И мы почувствовали на своей шкуре, когда реально некому поисповедоваться.


 Фото В.В.Завадкин. Девичий хор (м.София, ин.Варвара, ин.Елена, ин.Иулиания, ин.Надежда, ин.Наталья, м.Алевтина) исполняет колядки на Рождество Христово 2009 года в братской трапезной.



  http://proza.ru/2022/12/07/1453