Глава 78. Сёстры в мужском хоре. Тихон Брянский

В тот Великий пост произошли и другие неприятные для меня события, последствия которых пришлось разгребать не один год. Отец А заигрался, и его игры вылились в серьезный раскол между сёстрами, отъезд многих и прочие горести и печали трудового подневольного люда.


Началось всё с простудного вирусного заболевания, поразившего бОльшую мужскую часть монастыря. Не знаю, как так у них получилось. Из сестёр почти никто не заболел. Батя говорил, что братья целуются при приветствии, поэтому заболевают. Из хора заболел ин.Даниил, второй тенор. На Страстной седмице отец А попросил ин.Анну петь в мужском хоре вместо отца Даниила. Она, естественно, обрадовалась и побежала к ним.

 
На Пасху «для гущи», так сказать, решили всех оставшихся без дела певчих-сестёр (Ленку и Варвару) достать с полки и поставить петь с братией. Сказать, что они обрадовались, - ничего не сказать. Причина радости более чем естественная. Это как молодежь собирается на дискотеку, чтобы побыть вместе. И не признавать этого – величайшее лицемерие. Ленка округлив глаза сердито вещала на всю трапезную на наше возмущение: "А что нам в храме праздно стоять?" Ни у кого не возникло даже мысли съездить с нами попеть Пасху в Дорогобуж! Мы по наивности надеялись, что пройдёт Пасхальная служба и закончится это сумасшествие. Но не тут-то было. Батя оставил петь сестёр с братьями насовсем даже после выздоровления о.Даниила. Каждый раз, приходя в мастерскую, он нарочно рассказывал, как прекрасно пели сёстры с братией.

 
Я реагировала бурно и обижалась. Пока не зашла наконец в храм и не услышала всё своими ушами. Пение – это было громко сказано про сестёр в мужском хоре. Сёстры Варвара и Ленка гудели с Гномиком первым голосом, а ин.Анна вторым голосом с ин.Даниилом. Голоса у них пропали, звук был как у Винни-Пуха. И у Ленки и у Варвары сопрано, но приходилось петь в альтовой тесситуре. Отец Пётр не был настолько профессионален, чтобы справиться грамотно с этой проблемой. Отец Даниил занижал, прямо полз вниз на глазах, при этом обвиняя всех в занижении кроме себя. Сёстрам приходилось буквально рычать. Даже у меня начинало болеть горло, когда я их просто слушала. Такая ситуация требовала переделать все гармонизации, поменять местами голоса, применить широкое расположение. Но о.Петру это было не по силам. Он даже нотную грамоту не знал. Поэтому он тоже не был доволен ситуацией.


Отец Даниил был немного старше меня. Ему дали кличку Обезьянка за тёмную внешность и принадлежность к осетинской нации. Я с ним никогда не разговаривала, только здоровалась. И после того, как я сказала бате о занижениях отца Даниила, он перестал со мной здороваться. Отец А по своему обычаю передал зачем-то ему мои слова, столкнув нас лбами.


Тем не менее, у сестёр появился огромный стимул «развиваться», что я им, якобы, не давала делать. И вообще все мои протесты на этот дичайший эксперимент воспринимались и трактовались самим батей как зависть и ревность. Сёстры были рады стараться. Не понимали, дурочки, что ими попользуются и выбросят. Чтобы не допустить издевательств и манипуляций над собой, я сказала сёстрам петь либо у меня, либо у о.Петра. Ведь за нами ещё сохранилась недельная чреда примерно раз в месяц, когда отец Пётр служил. Сёстры из мужского хора начали сбиваться на братские напевы, путать гласы и т.д. Сёстры ни капли не расстроились моему ультиматуму, с легкостью предав меня, и ушли к отцу Петру.


После этого неожиданно возник новый хор. Назову его условно хор инока Даниила. Они старались каждую свободную минуту разучивать новые песнопения, Херувимскую Обиходную и Д.Соловьева и многое другое. А потом в их планы входило петь службы. Я махнула на это безобразие рукой и отстранилась. Начала снова пить амитриптилин. В этот момент только Наташа и Юля поддерживали меня. Они сказали, что мы ничего не теряем, надо жить, как жили. Изучать новые песнопения, развиваться, наше от нас никуда не уйдет. Тем более, что отец А, пытаясь наладить отношения со мной, купил мне огромное количество нот. А отцу Петру не купил.


Мы спели свою Пасху в Дорогобуже. Служил иеромонах Тихон Брянский, по кличке Бабушка. Он всех причастил вопреки дорогобужским странным традициям причащаться только в Великий Четверг и в Субботу. На Пасху никого не причащали. Игумену Тихону то ли было тяжело держать Чашу, причащая 70 человек, то ли потом потреблять Св.Дары, - это осталось тайной. И этот скорбный обычай здесь прижился надолго, вызывая недоумение и ропот прихожан. Многие прихожане, возвращаясь с пасхальных служб из Смоленска и других святых мест, шёпотом рассказывали, что везде причащают на Пасху, а у нас нет. Иером.Тихон Брянский всё сделал в лучшем виде, за что прихожане его сразу полюбили.


 
http://proza.ru/2022/12/08/705

      Фото В.Завадкин