Кажется, будет дождь

Кажется, будет дождь.

   Белогороев никогда не верил в вещие сны. Приснилось и приснилось, мало ли что заваляется в голове с предыдущего утра. Туда-сюда, туда-сюда ездят поезда в голове с вагонами мыслей, а ночью ещё быстрее. Конечно, что-то перемешается, что-то привидится, что-то покажется. А потом и приснится. Бывает и такое.

   Евгений был из людей, которые просто живут. Ни плохо, ни хорошо. Просто. Но со вкусом. И с пониманием того, что дальше, всё-таки, хочется жить. И так жить, чтобы после тебя жили. И дети, и внуки, и правнуки. Просто, но со вкусом.

   Но несмотря на всю свою строгость взглядов и напускную серьёзность, не было человека добрее и веселее, чем Генька Белогороев. Его все знали в его городе, каждый случайный прохожий. А всё почему? А всё потому, что живущий просто, но достаточно хорошо по своим меркам Евгений работал в обувном магазине.

   Этот магазин, который на самом деле помимо обуви продавал шляпки, шапки и шарфы, так или иначе видел в своей жизни каждый житель маленького, но гордого городка. У каждого человека должно быть имя, как и у каждого города, а у каждого магазина должно быть название. Магазинчик, в котором усердно трудился Белогороев назывался просто: «Верный обувной» От названия города — Верный, и от того, что правда хороший был магазин.

   И продавец был отличный.

   Генька мог обуть любого человека так, что тот ещё долго не возвращался за новой покупкой. За это его часто ругало руководство, но его это мало тревожило. На любые сложности и досады в жизни Евгений смотрел просто — если это ненадолго, то смысл беспокоится, оно пройдёт. Если надолго, то, придётся подождать, но всё равно всё пройдёт. А если не пройдёт? Значит нужно научиться жить так. Значит, правила у игры изменились, но, всё-равно, играем дальше. А как иначе? А иначе-то как?

   Конечно, такой человек как Генька собирал вокруг себя других людей. Хороших, в основном, но и плохих иногда. Были люди, которых неубиваемый позитив Белогороева раздражал. Есть такие люди, которые сами страдают, возможно даже по делу, но терпеть не могут, когда не страдают другие. Есть люди как люди, а есть те, которым лишь бы испортить кому настроение. Среди таких обиженных людей был Эрик Маркин. Этакий молодец лет под 18-20 уже, из достаточно обеспеченный семьи. И, хоть мама Эрика, Лизаветта, трудилась в управлении всего лишь уборщицей-секретаршей, доход у неё был постоянный и хороший. Её любили, труд её уважали… Отчего же так страдал Эрик? У Эрика было всё. Он, в отличии от многих своих сверстников, мог позволить себе приобрести хоть самую новую книжку в подарочной обложке, хоть шарф какой модный, хоть что… Но, всё равно, страдал.

   Собственно, о существовании Эрика Генька-продавец узнал заочно из-за, как раз, шарфа. Маркин явился, нагрубил Генькиному коллеге, но заплатил в итоге за самый дорогой шарф. Это был красный, шерстяной шарф, широкий и с кисточками по краям. Длинный. Хороший шарф. Однако, Эрик ещё зачем-то вернулся на следующий день после покупки, тут-то заочное знакомство переросло в очное.

- А вас тут не было вчера, - в пылу ссоры, случившейся из-за неудачной попытки Белогороева пошутить, Эрик ударил рукой по стеллажу, отчего стоявшие на нём коробки с обувью полетели на пол. - Я не с вами разговаривал. И не у вас шарф покупал!

- А чего пришёл-то? Даже шарф с собой не взял? Зачем ругаться-то! - Генька не сдавал позиций, не мог поверить, что этот юноша так сильно зол на мир, что не услышит его. - И если пришёл, то чего хотел? А?

- Такие, как вы — позор общества. Живёте себе, ничего не знаете, ничего изменить не пытаетесь. Вот вы что, думаете, что если просто так отмалчиваться, то всё само собой наладится? А я знаю, что сделать, чтобы стало по-другому, - Эрик аж покраснел от негодования и каждое слово выговаривал так, будто вкладывал в него какое-то особенное, глубокое значение. - Мне всё рассказали. Обо всём, о том же Николае Евгеньевиче. Вот вы живёте, вы жизни другой и не знаете, а он как мэр…

- А он и не мэр, - схитрил Евгений. - Он главный управитель. Должность такая. Городская… А если тебя отчество Евгеньевич беспокоит… Я вот тоже — Евгений по паспорту. И что? Ты к чему клонишь, посетитель? И чего от меня добиться хочешь? Скидку? Не дам. А с таким отношением тем более.

- А я не за этим пришёл!

- А зачем? Подарил девочке шарф, а она тебя бросила?

- Вы даже не знаете, о чём говорите! Вы ничего не знаете!

- Ну, бросила, так бросила, таких девочек… Ты чего?

- Такие люди как вы — вы во всем виноваты! Если бы вы хоть раз в жизни сделали что-то, что помогло бы другим, а не просто для себя, то...

- Хочешь подарю носки? Бесплатно. Нам завезли случайно, и мы избавиться никак не можем. Хорошие, смотри...

- Да не нужны мне носки!

- А что нужно-то?

- Да чтобы отстали от меня! Мать пилит, общество пилит, никому я такой не нужен.

- Какой такой? Руки, ноги, ум! Да тебя в любое место — и будет хорошо!

- Как вы не понимаете? Не может быть хорошо! Не может быть хорошо, пока они тут, среди нас! Пока мы! МЫ! Мы же сами их кормим!

   Если бы Генька встал бы сегодня с другой ноги, то рассмеялся бы в лицо этому безумному парнишке, дал бы носки, выгнал бы, и забыл об этом, как о страшном сне. Но! Кстати, о снах. Именно сегодня ему приснился страшный, чудовищный сон и там…

- Мы не можем быть счастливы, пока эти твари...

- Твари? Тебе твари везде мерещатся или что? Я могу подсказать хорошего доктора...

- Были бы они монстры, а они люди. Такие же, как мы с вами, но не люди. Вы хоть знаете, что они с городом сделали? Они с нас только тянут, а сами…

   Во сне Геньки был очень похожий персонаж. Ничего хорошего он не делал, только кричал. А потом взял и…

- Если мы ничего не сделаем, то будет только хуже! Вот вы умрёте, а они всё будут жить!

- Я умирать не собираюсь…

   Во сне этот некто посчитал себя революционером. Но никакого смысла в этой революции не было. Он сначала просто кричал, потом с людьми кричал, а потом взял и…

- Вы просто тупой, вы не видите… А я вижу. Я всё знаю. Мне рассказали. Вот вы не видите этого, а я вижу. И я всё поменяю. У меня в руках… У меня в руках…

- Нет носков.

- Да перестаньте!

   Генька сначала скептически относился к своему сну, но потом, всё дольше слушая неизвестного, который в процессе назвал своё имя и оказался Эриком Маркином, стал сомневаться. Решил уточнить. Но не вслух, конечно же.

- А тебе что, плохо живётся? У меня вот жизнь какая тяжёлая была… Интернат, потом… Да там и до, и после… Сплошной мрак. Но стало же лучше. Время шло, ты бы знал, как в моё время…

- Это вам кажется.

- А?

- Вы просто думаете, что «стало лучше». Вы не видите всей картины.

- А тебе плохо живётся? Ты одет, обут, наверняка, и дом свой у тебя есть.

- Это минимум. МИНИМУМ! Вы что, не понимаете, в каком аду…

- Я спрашиваю в последний раз. Тебе так плохо живётся что-ли? У тебя вон в кармане указка лазерная дорогущая, она проекции делает. И шарф ты вчера утащил дороженный. Самый дорогой. Тебе мало что-ли?

- Да, я плохо живу. Мне плохо. Я задыхаюсь в этом… В этом мире. Другим ещё хуже! Вы знаете, что дом снесли? А там люди жили.

- Знаю. Сам видел. А знаешь почему?

- А они вам врут про причины. Они просто хотят свой дом отгрохать, их вы не интересуете со своими проблемами. Вот и славное время-то, а? Ничего не строят, только ломают…

- Не, ты одно в другое не смешивай. Конечно, бывает беспредел. А как? Конечно. Я согласен. Но ты с чего взял, что так всё однозначно?

- Вы хоть видели другие страны, или только умно говорить можете? Там всё по-другому устроено. Совсем не так, как у нас...

- У меня друг есть заграничный, так вот он мне жалуется постоянно, что…

- То есть вы приведёте аргументы по другому вопросу? Ах, как я это люблю… В ковычках, конечно. Вы живёте и даже не…

- Слушай, я говорю, тебе что плохо что-ли?

- Другим плохо.

- И что? Они где? Почему ты за них должен… Тебе лично что плохого сделали? И кто? Ты сначала определись, а потом уже говори. Так ведь можно такого наделать, что потом…

- А не так важно, что будет потом. Главное — свобода.

- А тебя кто-то держит что-ли? Ты пришёл один. Они на улице что-ли?

- Ещё нет. Но люди выйдут на улицы! Я их выведу! Когда будет лидер, тогда все сразу встанут и...

- Какой лидер? Погоди, ты про этого, который, а сам говорил, что наоборот… Так он же того, этого…

- Да нет.

- А про кого тогда?

- Никто вообще не говорит, что он хороший…

- Так вы горланили за него, а на самом деле… Не понимаю.

- Ничего. Наступит время — поймёте.

- А если нет?

- А мы вас заставим.

- Как это щедро и добро с вашей-то стороны… Ты вообще чего такой злой, мальчик?

- Я всё с землей сравняю, если потребуется. И мир будет другим. Я буду бороться за свободу всех и каждого!

- Но это же безумие! Зачем мир для мира уничтожать? И как… Это же невозможно!

- Верьте, не верьте… Вы увидите ещё. Я встану и покажу миру… И я добьюсь этого… Своими способами...

   Один в один. Генька убедился в этом собственными глазами.

- Так ты что, город взорвать хочешь!? - закричал он страшным голосом, сам не зная зачем и отчего.

   Лицо Эрика скривилось, побелело, позеленело, но больше ничего не сказало и мгновенно вылетело на улицу.

- Носки забыл! Дурень!

   Тимур эту историю слушал внимательно, даже чересчур внимательно. Он всматривался в лицо Геньки, но ничего не говорил. Обычно, он так смотрел, когда видел какое-то пятно или грязь, но в этот раз ничего подобного не было. С Тимуром Геронковским дружить всегда было хорошо и легко — он мог выслушать, мог подсказать, но никогда не лез с советом просто так. Умный, спокойный.

- А ещё мне сон снился, я уже говорил, и ты понимаешь, какая штука…

- Генька, это на тебя не похоже.

- Это ещё почему?

   В разговор вступил Марк Негораев, который до этого тоже долго молчал. Он был куда более эмоциональный обычно, но сегодня отчего-то стал сдержанным. Они компанией втроём дружили уже много лет — самый ладный коллектив. И никогда ещё не было случая, когда в воздухе между ними что-то тихо так, но искрило.

- Начнём с того, что ты у нас в совпадения и вещие сны не веришь, хотя у кого-у кого, а у тебя они случались, - Марк вздохнул. - Но этот… Как его назвать… «Революционер»… Да что-то язык не поворачивается. Дурак он, вот и всего. Не знает против кого и зачем, а выступает. Вырастет, может жизнь его в порядок приведёт…

- Да нет, с этим типом всё ясно, - согласился Тимур. - А вот за тебя, Генька, я беспокоюсь.

- Да вы сговорились что-ли? - Белогороев развёл руками. - Я… Да всё со мной… Но просто странно, понимаете?

- Странно, согласен, странно, - закивал Тимур.

- В нашем городе… В таком маленьком… Такая зараза, ты подумай! Он ведь не в курсе, наверное… Не родился ещё тогда. Не видел. Он только по новостям да по этим статейкам судит. А жизнь, она же… - Генька размахивал руками.

- Ну что ты мне объясняешь, я-то понимаю. А с такими как этот твой Шмэрик и спорить нет толку. Просто он такой. А мы нет, мы не понимаем. Мы вот знаем, например, что бардов этих гоняют. Да и гоняли. Но они чего чудили! Лидер у них был, появился якобы. За права их... Потом выяснилось, что он гнул только за своё, а на этих бардов ему наплевать было. Им сначала просто запрещали, а теперь заперли в этом параллельном мирке. И что? Лучше стало? - Марк допивал свой яблочный коктейль. - Шум ради шума… А столько вреда. Теперь барды не просто не могут песни свои петь, а заперты! Представь себе. Магическим способом.

- Не верю я в эту магию, вот честно, - Генька сморщился.

- А то, что пишут, что твоего мальчика заколдовали «подрывающие устои мирной жизни террористы». Те самые, про них уже писали, помнишь? Мы же видели их... Это тебя не смущает? - Тимур показал пальцем на одну из страниц газеты. - А это не жёлтая пресса. Жизнь полна магии и бездарей. И мы, скорее, бездари, чем маги. Но вредительством зачем заниматься? Жизнь, если её трясти, лучше может и не стать, а вот хуже — пожалуйста.

- Но просто вы понимаете, так обидно, - Белогороев тяжело вздохнул. - Молодой парень, а такая чушь в голове. Сделал бы что полезное… Так нет! Зато лезет, лезет и орёт… Я ему пытался объяснить, а он… Он даже сам объяснить не может свою позицию. Я ему аргумент, он на другое перескакивает. И так сто раз. Его же обманули самого! Понимаешь? Но не те, кто он думает. И сон ещё этот…

- Спокойствие, Ген, - Марк улыбнулся. - Ты в это не веришь, значит, всё будет хорошо.

- Да всё будет хорошо вне зависимости, просто вопрос как долго будет плохо, перед тем, как станет хорошо… - Генька ещё раз вздохнул.

- Что-то это совсем на тебя не похоже, - обеспокоенно закачал головой Тимур. - Вот правда.

- Так обидно, что… Вот вроде бы он ведь… Вдруг он человек неплохой… А такая… Ну зараза, ей слову! - Генька опустил голову.

- А у него ещё мать в управлении работает, ты подумай! - Тимур переводил взгляд с газеты на друзей и обратно. - Вот откуда ноги, а?

   Впервые Белогороев переживал сильнее, чем его друзья. Отчего-то въелось в него произошедшее, да с такой силой, что вывести это пятно никак не удавалось. Никакими аргументами. Тревожит и тревожит, не отпускает.

   Если бы Генька мог знать наверняка…

   Да, его это беспокоило больше всего. Если бы он точно знал, что всё обойдётся, то плюнул бы и продолжил жить. Но он не знал. И отчего-то лицо это нехорошее Эрика, безумные глаза и громкие крики, отчего-то они вместе с этим дурацким сном создавали ощущение страшной угрозы, которая надвигалась.

   Нет, она уже пришла, просто это не было заметно.

- Кажется, будет дождь, - Рика Володина смотрела то на небо, то на шарф, который они с Эриком привязали к трубе. Верный был городом мануфактурным когда-то, дома тут были высокие и красивые, с большими синими крышами, а ещё когда-то рядом была река, поэтому жители всегда готовились к возможному потопу — всё было высокое, из камня, монументальное и одновременно с этим тёплое и живое. - Может, пойдём? Хотя… Так красиво развевается, ты посмотри! Как флаг.

   Эрик сомневался. Он смотрел Рике в глаза, он видел, как глаза у неё улыбались и светились лучезарным светом. Но как можно поддаться, как можно стать таким, как эти слепцы? Он играл с ней лишь для того, чтобы получить доступ к зданию управления. Так он думал. Но постепенно, шаг за шагом, он сам влюбился в ту, которую влюблял в себя. Рика была такая… Простая и жизнерадостная. Она рассказывала ему про свои тревоги, про беды и про мечты. А потом слушала его. Он врал, что-то выдумывал… Один раз он искренне сказал о жизни так, как думает. Рика тогда нахмурилась, но ничего плохого не сказала. Она сказала, что ей жаль, что всё так. Она предложила сходить погулять. Спросила, быть может, чем-то могла бы помочь…

   Даже мать не раздражала Эрика так сильно, как до этого. Он даже один раз поздоровался с ней, она улыбнулась, приподнялась со стула, как помолодела. Эрик сначала улыбнулся, а потом вспомнил, что она помощница тех, против кого он борется, и ушёл. Мать опала на стул, печально вздохнув.

   Нет, нельзя было сдаваться сейчас, когда всё уже было готово. Почти готово.

   Чем чаще они с Рикой виделись, тем чаще он думал всё бросить.

   Но те, кто сунули ему в руку безымянную яркую брошюру, не могли просто так врать… Нет, они же раскрывали глаза! Как можно захотеть стать тем, кто ничего не знает и способствует распространению слепой, глупой, тупой, неправильной жизни? Или, быть может, дело было не в этом?

   Эрик старательно начал избегать свою подругу. Ключ от управления он уже получил, больше она ему была не нужна. Так он думал. В какой-то из дней даже поругался с ней. Она заплакала и ушла. Эрик не почувствовал себя лучше. Ему стало только хуже. Но она же — зло. Она же…

   Подготовления продолжались, и в один из дней Эрик забрёл на крышу, на которую они с Рикой часто забирались. Он подумал, что может забрать шарф, продать, а затем на те деньги, которые получит с него… Но шарфа не было. Была записка. От Рики. Он не стал читать.

   Когда до последнего, решающего шага оставалось несколько дней, Эрик стал нервничать. Сомнения навалились одновременно с осознанием, что, быть может, от того, что на самом деле Эрик хотел, он сам отказался, расставшись с Рикой… И… И ему не нужно было идти, просить, наставлять пистолет… Всё начинало казаться бессмысленным, выдуманным, чужим...

   Но нет. Не думать о Рике, не думать о матери, не думать об этом дураке из обувного, хотя шутки у него и правда хорошие. Нет, плохие.

   Он будет угрожать. А если этот… Если Володин не даст то, что Эрику нужно, он просто нажмёт на нужную кнопку, а потом… Нет, начать нужно будет до. Сначала маленькая кнопка, потом большая, затем пистолет. Но что нужно Эрику?

   Это то, что нужно «им» или Эрику?

   ...Генька проснулся от того, что Тимур из-за всех сил тряс его.

- Просыпайся, провидец, вспоминай, что было у тебя во сне, чёрт подери! Весь город как на иголках, всё гремит и разваливается! Проснулся?

   Генька встал, огляделся. Марк встревоженно ходил туда-сюда по его спальне.

- А как вы вошли? - уточнил Генька. - Я что, окно не закрыл снизу? И чего… Погодите…

- Этот пацан, он реально решил нас всех укокошить, - Марк странно улыбался и тяжело дышал, он ходил и при этом держался за бок. - Подумать только… И поднял таких же дураков, как он. Сказал, что они идут разбираться из-за дома, который снесли. Но жители дома стояли напротив толпы и кричали, чтобы те разошлись, а потом…

- Генька, спасай! Ты же помнишь! А я… А тут такое безумие творится… Мы побежали, на улице была толпа, потом взрывы, а потом… - Тимур, глаза которого бегали из сторону в сторону, торопился что-то рассказать. Что-то важное. Но не успел.

   Громкий взрыв снёс часть стены. Старинного витражного окна уже не было — была одна большая дыра.

- А потом? - Генька ничего не слышал, но продолжал кричать. - Ребята, что…

   Его уверенный позитив начинал сдавать. Кругом было пыльно, жарко и как-то невероятно страшно. Ничего не видно.

- Тимур… Марк…

   Пыль начинала ложиться на пол, и Генька почти сразу увидел, что оба его друга не двигаются. Один лежал на полу, другого отнесло к стене.

- Неужели…

   Он не мог дышать из-за пыли, а ком в горле так и требовал тяжёлого вдоха. Глаза слезились. Это из-за пыли. Конечно, из-за пыли. В ушах гудело. Всё болело, а дом, кажется, разваливался.

   Сон оказался правдой.

   Неужели придётся поверить в эту мистическую ерунду? В вещие сны, в то, что он — предвестник, как говорила та старушка из горной деревеньки...

- Ребята, я знаю, что делать, я пойду и я…

   Генька говорил с товарищами, убеждая себя, что они рано или поздно поднимутся на ноги, они не могут не подняться.

- Я всё знаю, я… А потом мы все вместе над этим… Посмеёмся? Ладно… Ладно… Главное — это не паниковать. Вот… Я скоро!

   Генька помчался в управление. Он знал, что именно туда придёт Эрик. Один. Без толпы. Если перехватить его до…

   ...Эрик сделал всё из своего плана. Он стоял перед Володиным. Но не знал, что делать дальше, и отчего-то ему было очень смешно. Пистолет был направлен на взрослого мужчину, который уже начинал походить на старика — седел, а ещё трясся. Интересно, это возрастное или дело в Эрике? Неужели, он имеет над ним какую-то власть? Эрик смеялся в лицо Володину. Тот беспомощно поднял руки, говорил что-то. Объяснял? Нет, он должен дать Эрику то, что Эрику нужно, а потом…

   В кабинет вбежала Рика, укутанная в этот идиотский шарф.

- И чего тебе нужно? - спросил Эрик.

- Эрик, послушай, я понимаю, что ты…

- Чего нужно!?

   Выстрел.

   Эрик понял, что сглупил. Нельзя было отвлекаться. Теперь он совершенно не знает, что делать раньше. Руки Володина с грохотом упали на тяжёлый деревянный стол.

- Эрик! - ещё один женский голос. - Эрик, зачем ты это делаешь, мальчик мой!? Зачем?

   Кто это? Мама.

- Да я же сказал!

   Эрик развернулся, Рика бегала, и он всё никак не мог прицелиться.

- Не делай этого, иначе, иначе я… Сынок!

   Раз, два.

   Эрик неестественно накренился и упал. Недалеко от него стояла женщина. Кажется, она плакала?

   «Как странно. Зачем же она стреляла в него, если не хотела? Кто-то попросил её? Но зачем? Почему? Разве можно согласиться стрелять в кого-то, если даже не знаешь, зачем… Всего три выстрела прозвучало… Раз, два… Но куда попал третий? В кого? Разве кто-то ранен кроме папы и...»

   Рика съёжилась и упала на пол, закрывая руками правый глаз. Было больно и страшно. Очень страшно. В комнату вбежал мужчина. Ещё один. Ещё один.

   Были это солдаты, спасатели или журналисты, она не понимала. Ей было очень холодно и страшно.

- Я Генька, пойдём, - рука поднимает её с пола. - Тут сейчас будет ой как…

   И ещё один громкий удар. Теперь громкий.

   После него останутся только руины.

   И тёплые руки.

   Эти руки выводят её из темноты.

   И она, вжимаясь в эти руки, идёт туда, где когда-то был город. А теперь пустота. Только пустота. И как жить дальше? Что делать дальше?

   Руки вели её.

   Они были спокойными, казались такими, хотя тряслись.

   И эти руки спасли её...

   ...Жизнь продолжалась.

   Она всегда продолжается, что бы ни случилось.

   Жизнь Евгения Белгороева продолжалась, хотя всё в ней было совсем по-другому, не так, как раньше. А как могло быть иначе? Эрик обещал, Эрик сделал… Вот только, кажется, всё пошло не так. Многим людям столько всего хотелось сделать… А теперь эти желания потухли, испарились, вместо них пришли другие. Хотели другую жизнь — получите. Только получили не те, кто хотел, и не ту, о которой мечтали.

   И больше всего на свете Белогороев хотел проснуться. Открыть глаза, чтобы снова увидеть, что всё стало как прежде. Что всё, что было с ним — это сон. Кошмар. Просто выдумка.

   Он определённо не мог понять, до какого-то момента, что испытывал, когда в разговоре, среди новостей или просто так натыкался на имя этого… Человека. Сначала он был уверен, что его пожирает ярость. Злость. Ненависть. Постепенно она сменилась горем. Отчаянием. А затем… И эта последняя метаморфоза чувств стала постоянной, что ещё больше его удивляло! Белогороев стал испытывать сочувствие.

- Представьте себе, быть матерью, которая… Это же кошмар! Мало того, что твой собственный ребёнок, который… Так ты его и собственными руками берёшь и… Сама! Понимая, что сейчас он… Что выхода нет… Что иначе никак… И она берёт и… Вот вы мне никогда больше не ответите, но разве от этого мне легче? От смерти его мне стало легче? Нет. Во всех смыслах чудовищная история, как ни посмотри. И о чём он думал? Кто ему это внушил? Брошюрки эти? Не верю. Было же что-то ещё… Не понимаю… А… А! Меня руководство переводит далеко-далеко. То ли в Сибирь, то ли на Дальний Восток. Там непонятки есть, но… Я приезжать буду к вам! Не думайте ничего. Просто реже, возможно. У нас ответственное задание, секретное. Сказать не могу… И всё-же… Как жаль, ребята, что оно всё вот так произошло. Для всех нас. И сделать ничего уже нельзя… А можно ли было? Я часто сам себя спрашиваю. Мне кажется, вряд ли...

   Это был последний разговор, который Генька вёл со своими друзьями. Нет, он их не бросил, и на могилу их общую, ничем не обозначенную, приезжал ещё много раз. Но того Геньки, которого они знали, уже не было. Был другой. Был Евгений Белогороев, ответственный сотрудник-консультант в большой-большой такой организации, которая много кому помогает. Его сначала перевели, а потом вернули обратно, поэтому график визитов никак не пострадал. Евгений всегда приезжал, всегда говорил, что едет к друзьям, хотя прекрасно знал, что увидит только пустошь. Пустырь. Ничего.

   Один раз он увидел на месте, где когда-то был город, девушку, укутанную в красный, как кровь, шарф. Она была очень хорошо одета. Белогороев подошёл к ней, чтобы что-то спросить… Но ни он, ни она не проронили ни слова.

   Девушка осталась без глаза, его закрывала красивая повязка. Чёрная, как ночь.

- Кажется, будет дождь, - наконец сказала девушка, посмотрев на Белогороева одним оставшимся своим левым глазом. - Надо уходить.

   И они ушли.

   И оба они прекрасно знали, что оба пришли сюда не просто так, что обоим им есть что сказать, но молчали.

   Иногда страшно говорить о чём-то настолько безумном и трагичном. Страшно, что мысль настолько бессмысленная придёт в голову ещё кому-то, кому-то, кто услышит и будет как Эрик. Кто будет думать, что ложь, ему внушённая — это правда. И последствия — таких, как Эрик, они не волнуют. Его не научили бояться последствий, ему не объяснили их. И других тоже. Им говорят красивые слова, а они верят. И переубедить их практически невозможно...

   Девушка шла, и шарф начинал сползать с её бирюзового, дорогого пальто.

   Евгений подхватил его, и тогда Рика посмотрела на него ещё раз. В последний раз до того момента, как назвала своё имя.

- Иногда мне так жалко, - сказала она, дрожащий голосом. - А потом я понимаю, что во мне не должно быть этого сочувствия к нему. Но иногда я думаю — как жалко, что всё так случилось. Разве не могло всё быть по-другому?

   Белогороев тихо закивал.

- Я тоже, - начал он, но почти сразу голос его оборвался. Ему пришлось глубоко вздохнуть, чтобы обрести голос снова. - Тоже часто так думаю. Я из ненависти пришёл к этому по долгой-долгой дороге размышлений.

- Могли ли мы что-то сделать? Для всех для них?

- Не думаю. Эрик или не Эрик… Такое просто случается, мне так говорили. Кому-то являются знаки, а кому-то нет. Но такое случается. Просто происходит что-то. Трагедии никогда нас не покинут, человечество создано для них. Для маленьких и больших. Маленьких и больших, да…

- И что же делать после всего этого?

- ...продолжать.

- Продолжать? Не понимаю?

   Генька рассмеялся.

- Всегда нужно продолжать идти, даже если дорога провалилась под землю! Я могу научить, я в этом специалист.

- А как же…

- Боль? Она останется. Память тоже из себя не вырежешь. У нас на работе… Хотя, как я тебе объясню…

- Я с вами работаю в одном отделении, вы просто не знаете.

- Ну тем более… Даже у НАС на работе… А, ты подумай, какое совпадение.

- Совпадений не бывает. Говорят, что вы видели сон…

- Кто?

- Ну, говорили… Я имела в виду…

- А, это…

   Рика сжала в руках шарф.

- Просто я не понимаю, как я могла не видеть этого? Этой жестокости? Как можно было… Я ненавижу! Ненавижу! И я не могу, не могу забыть это… И сколько бы я не шла вперёд, я всегда прихожу сюда, на это место, я возвращаюсь в ад…

- А не надо возвращаться в ад.

- Вы такой… Такой… Смешной и странный.

- А я тебя научу, как надо. Надо знать своё прошлое, чужое тоже, хотя бы чуть-чуть. Испытывать гордость за победы, помнить про поражения. Но никогда, слышишь, никогда нельзя думать, что зло победило. Даже если оно победило. Даже если оно одержало верх в тот момент, когда…

- Всегда видеть хорошее?

- Везде и всегда.

- Но ведь я один раз уже увидела хорошее…

- Девочка, дорогая, ты увидела… Ты… Да ты почти спасла его, понимаешь!? Ты спасла почти этого потерянного человека. Если бы не ты… Да представь что было бы, если бы не было тебя? Он бы… Да он бы…

   Тучи сгущались, пустошь начинала медленно чернеть.

- Кажется, будет дождь, - спокойно повторила Рика.

- А ты в каком отделе работаешь? - невпопад уточнил Евгений.

- В вашем. То есть, в твоём. Евгений Викторович... Я каждый день документы приношу, между прочим.

- Ааа… А я-то думал… Кого ты мне… Напомина… Слушай, предлагаю обед. А-то холодно как-то. Тут есть в ближайшем городке…

- Жень, а вы правда…

- Чего?

   Две тени приблизились друг к другу.

- Правда верите, что… Что всё будет хорошо?

- А как? Во что ещё верить, девочка? Верить в то, что всё будет плохо? Мы видели таких людей. Ну уж нет. Не моё это.

   Ветер развевал шарф, и тот бил Рике по щекам.

- И у вас всегда это получается?

- Не всегда.

- И как же…

- Я всегда вспоминаю, как было, когда было хорошо. Я смотрю туда, в это прошлое. Я вспоминаю свой… Обувной магазин. И я вспоминаю себя. А так же тот путь, который я прошёл перед тем, как это хорошо настало. И себя маленького. Разве могу я предать этого… Молодого человека? Нет. Не могу. И друзей его не могу предать. Хотя, чем дольше, тем меньше я их помню. Они от меня как убегают… Но я помню, что они мне важны. Очень важны. Вот что бы они подумали, если бы узнали, что я…

- А разве это так важно, что думают другие?

- Нет… Я не так выразился… Я хотел сказать…

- Все переживают горе по-своему… Я… Иногда я не выхожу из дома, потому что…

- Я тоже.

- ...и постоянно кажется, что сейчас…

- Дома обвалятся, да, да.

- И как же жить?

- А как? А так и жить. Знать, что у тебя на сердце, на душе и теле огромная рана. И что не заживёт она. Может молчать, делать вид, что зажила… И не сдаваться. Где бы мы были, если бы сдались тогда, а?

   Сверху что-то громыхнуло, и оба они, две тени, одновременно нагнулись. Механически. По привычке.

- Странные мы с тобой люди… - заключил Евгений.

- Странные… Если нас таких странных только двое осталось, значит, нужно держаться вместе, - Рика слабо-слабо улыбнулась. - Мне от ваших… От твоих слов спокойнее становится. Отчего-то.

   Белогороев улыбнулся, глядя на Рику. А с неба пошёл снег.

- Первый в этом году… Ладно, пойдём греться. А ты, посмотри, думали, что дождь, а пошёл снег… Значит есть ещё в этой жизни что-то, чего мы не до конца понимаем. А если есть это, то и чудес хватит на наш век. Не одними трагедиями же жить, а?