Вечная глупость и вечная тайна. Глава 29

Глава двадцать девятая. Лучше некуда!

Догуляв лето, получая пособие по безработице, я решил все-таки устроиться на работу, потому что в путешествии я порядком потратился, да и захотелось купить новый велосипед, обновить гардероб и накопить побольше денег для нового более долгого путешествия. Работу долго искать не пришлось, в агентстве занятости мне присвоили звания вип-посетителя и дали мне пару очень высокооплачиваемых вакансий. В одном месте мне обещали тысячу лат, после уплаты налогов. Надо было варить арматурные каркасы. Техника там была новенькая, рабочее место только после ремонта, вентиляция, замшевая рабочая одежда у сотрудников, но график работы был не очень удобный – двенадцать часов в день, сутки отдыха, и двенадцать часов в ночь. Мне не хотелось работать по двенадцать часов, и еще и по ночам, и я отказался.

Следующая вакансия мне понравилась больше – оператор башенного высотного крана. Зарплату обещали четыре лата в час до уплаты налогов. Сидеть в кабине с кондиционером и любоваться красивыми видами мне показалось лучше, чем по двенадцать часов возиться с ржавыми железяками. Компания была литовская, которая только что вышла на латвийский рынок этих услуг, хотя владелец этой компании был датчанином. Они уже работали в Латвии, но на первых порах использовали своих, литовских крановщиков. Им надо было платить командировочные каждые сутки и оплачивать им съемное жилье.

Для начала нам, навербованным в Латвии надо было пройти теоретический курс переподготовки. Это стоило немалых денег, но за это платила компания. Начальник с большим почтением отнесся к моему диплому крановщика, сказал, что очень жаль, что наше училище закрылось. Потом мне предстояло поехать в Вильнюс на стажировку, во время которой мне обещали платить триста пятьдесят лат в месяц оклада и двадцать пять лат в сутки командировочных. Еще не так давно я проехал Вильнюс на велосипеде, и хотел там хоть немного дольше покататься, а тут у меня была возможность там пожить и поработать. Просто сбылась моя мечта!

На теоретических курсах я познакомился со своим будущим коллегой Улдисом. Он лет пять служил в армии с восемнадцати лет, даже побывал в Ираке, где охранял медиков из Латвии. Однако после этой командировки он почему-то разочаровался в армии, порвал контракт раньше времени, и только начинал искать себя в штатской жизни. Сам он был из Валки – города на границе с Эстонией. Он рассказал, как в детстве его терроризировали русскоязычные, и по этой причине он испытывает к ним неприязнь. К моему прикиду и приверженностью к идеям анархистов он отнесся вполне дружелюбно. Мои лекции по истории он слушал с большим интересом и был рад тому, что в командировке со мной не придется скучать.

В Вильнюсе нас поселили в одной из самых худших комнат студенческого общежития. Товарищу моему Литва и литовцы как-то сразу не понравились. Молодежь не понимала русского, а он совсем не знал английского, и даже не знал, что английский – это, главный язык международного общения, потому и не считал нужным его учить в школе. В заведении при студенческом общежитии бармен строго велел ему говорить по-литовски. И я думал, что мой коллега вспылит, и у нас будут проблемы, но он только покраснел, и заговорил на латышском.

На башенном кране я никогда не работал, только на мостовых, и немного стажировался в училище на автомобильном. Высоты я никогда не боялся, но я не подозревал, что даже при слабом ветре в кабине так сильно качает, как в шторм на маленькой лодке. Мы ходили стажироваться с Улдисом на разные объекты. Сначала я только стоял за спиной своего наставника, потом он дал мне подергать рычаги с пустым крюком, потом позволил переместить не сложный, то есть малогабаритный и тяжелый груз. Обучение у меня продвигалось быстро, домой я не особо спешил, использовал любую возможность потренироваться. Прежний опыт работы на кране мне тоже пригодился. На третий день, я уже мог тягать все, что было на площадке, без надзора наставника.

Наставником был пожилой литовец, с чисто еврейской внешностью, но я много раз слышал от него нелестные отзывы о евреях. Он то и дело ностальгировал по советскому времени, когда краны были более удобные, не шатающиеся, с короткими стрелами, на рельсах. Да и дома тогда было из панелей крановщикам строить удобнее и быстрее. Он рассказал, как в молодости приехал в столицу из деревни, построил два дома и в одном из них получил квартиру, став завидным женихом. А теперь у кранов были длинные стрелы, и надо было грузить то щиты для опалубки, то бадьей с бетоном заливать эти опалубки, то грузить арматуру. Он признался, что платят им гораздо меньше, чем нам в Латвии, что работает он вопреки технике безопасности не меньше двенадцати часов в день, за переработки платят вдвойне. Еще он постоянно кого-то обучает и за это тоже получает премии и может отдохнуть, пока работают ученики.

Через неделю мы с Улдисом поменялись наставниками. Другой пожилой наставник сказал, что под краном работают жямайты, отличающиеся свирепым нравом, и они очень не любят, когда работают неопытные ученики. У него на кране была рация, и я слышал, как они угрожающе рычали на бедного крановщика. Но я к тому времени уже неплохо мог работать, и потому они не замечали, когда за рычаги садился я. Этот наставник признался мне в том, что в свое время состоял в коммунистической партии, и по СССР ностальгировал в целом, не только по удобным кранам и легко выделяемым квартирам.

У Улдиса с освоением ремесла крановщика все шло как-то не очень хорошо. Он возвращался домой раньше и пешком, чтобы сэкономить деньги. Диплома крановщика у него не было, потому ему платили только сто лат и командировочные. Он не пил и не курил, а пьяные стропальщики под краном его очень сильно раздражали. К тому же литовцы постоянно пытаются учить своего собеседника, не понимающего литовского, своему языку. Сначала они отвечали на русском, потом повторяли ответ на литовском и совсем не смущались, когда я начинал говорить на их языке с ошибками. Возможно поэтому в Литве ни у кого из приезжих нет проблем со знанием государственного языка. Мой коллега учить язык соседей не хотел, красоты города не ласкали его взор. Он недавно женился на рижанке, она ждала от него ребенка, на нем было много кредитов, которые он неосмотрительно взял, после демобилизации, в общем он был весь на нервах, с нетерпением ждал конца командировки в отличии от меня.

После работы мы много гуляли по городу пешком, и готовили себе есть на общей кухне. Улдис, как человек военный любил порядок и чистоту, а соседи студенты часто оставляли после себя бардак на кухне, в туалете, в душевых, и ему не лень было ловить их на месте преступления, и заставлять убирать. Только в самом начале он покупал себе какую-то очень дешевую сухомятку, но я, когда что-то готовил, всегда делился с ним поровну. И ел он мою стряпню с аппетитом, постепенно он начал помогать мне готовить. Все время командировки я постоянно развлекал его своей болтовней на самые разные темы. Особенно ему нравились рассказы о диктаторах, ему казалось, что диктатура более приемлемый инструмент для управления народом, нежели демократия. О депутатах сейма Латвии он отзывался нелестно и говорил, что лучше бы был один сильный лидер, чем сотня каких-то демагогов, которые не могут договориться между собой. Его семья сильно пострадала от советской власти, потому он всей душой ненавидел коммунистов, но, когда я начал читать ему Владимира Сорокина, «Первый субботник», он брезгливо поморщился, покачал головой и заявил, что это уже слишком.

Через две недели нашей жизни в Вильнюсе к нам из Риги приехал наш начальник, поговорил с нами, и Улдис уговорил вернуть нас на родину. Это было в пятницу, за выходные нам еще платили командировочные, мы вполне могли провести в Литве выходные, но мой напарник захотел уехать именно в пятницу вечером. На свои деньги я купил разные вещи, необходимые в быту, к примеру, дешевый калорифер и сковородку. Мне совсем не хотелось их брать с собой, но мой товарищ упаковал все это в мешки и потащил вместе со своим рюкзаком на автовокзал. Там я не выдержал его мучений и купил себе большой чемодан, для этих мешков. И помчались мы на ночь глядя в Ригу.

На полпути автобус сломался. Мы стояли в чистом поле часа четыре. Несколько пассажиров, спешивших на самолет, вызвали такси сразу, другие час спустя, кто-то вышел из автобуса и пошел по трассе, голосуя. В полночь подъехал следующий автобус, в который нас пустили бесплатно. Когда подъезжали к Риге, Улдис позвонил своей теще и попросил, чтобы она подъехала на вокзал на своей машине и забрала его. Узнав, что мне до дома от центра восемь километров придется идти пешком, он сказал, что его теща меня довезет и протянул мне несколько литовских купюр, объяснив, что это за то, что я его две недели вкусно кормил и научил варить щи. Я пытался отказаться ехать с его тещей, но он отнял у меня чемодан и кинул его в багажник, а потом и меня втолкнул в автомобиль.

В понедельник я уже вышел на работу. Объект находился в районе Агенскалнс, там из чулочной фабрики «Аврора» сделали очень дорогой жилищный комплекс. Дома были почти построены, оставались всякие мелочи. Особенно делать было нечего. Пару дней со мной вместе сидел в кабине опытный крановщик, потом я, наконец, приступил к самостоятельной деятельности. Несколько раз ко мне приходил тренироваться Улдис, но с каждым днем ему все меньше хотелось работать на кране, и жить в Латвии. Он сказал, что его жена после родов планирует поехать к своим родственникам в Ирландию. Потом пошел слух о том, что он уволился. Мне жаль было с ним расставаться, было жаль, что у него не получилось стать крановщиком.
Еще в Вильнюсе на практике, я услышал о мировом финансовом кризисе, который докатился и до Латвии. Меня кидали с одного объекта на другой, везде я достраивал почти готовые дома. Новых объектов не было. А в феврале начальник сказал мне, что в Латвии объектов пока нет, и потому временно мне придется поработать в Литве, где объектов еще много. Он хотел сохранить кадры, на подготовку которых у компании ушло много денег и сил. И я с радостью поехал в длительную командировку в Литву, хотя из-за этого мне и пришлось забросить курсы рисунка.

Меня отправили в Палангу – курортный город на побережье. Жил я в большом гостиничном номере с напарником. Строительство только начиналось и поначалу мы целыми днями маялись от скуки, высиживая в кранах положенных восемь часов. А потом мы шлялись по пустым кафе и ресторанам, которые едва ли не вдвое снизили цены пока не настали теплые деньки. У меня была большая коллекция фильмов на дисках, а у напарника огромный телевизор и дорогой проигрыватель. Однако смотрел он в основном порнографию, смотрел со смехом, остроумно комментируя происходящее на экране.

Мой напарник Саня был уже в преклонном возрасте, некогда хиповал. Родился он в Латвии в Даугавпилсе, его родители были поляками, жившими в Латвии со времен Речи Посполитой, отец был большим начальником на железной дороге. Потом, партия послала его отца работать в литовский город Радвилишкис, где мой коллега и провел свою юность. В шестнадцать лет после окончания восьмилетки, он сбежал от строгого отца в Астрахань, а потом еще дальше, в Казахстан, где работал на буровой. Там он женился и после свадьбы решил съездить с женой к родителям. Жена, заметив в Литве изобилие продовольствия на прилавках, уезжать обратно в Казахстан отказалась. В середине девяностых, его жена уехала в Австрию работать хаускипером, а он так и остался в Литве. Он был весьма коммуникабельным и во многих городах, где он побывал в командировках, у него были подруги.

И Литва, и Польша – католические страны, но католики католикам рознь. Если в Польше проститутки могут стоять на вахте совсем недалеко от костела и в каждом сельском продуктовом магазине на видном месте продаются порнографические журналы, то в Литве секс-шопов только три на всю страну, и никакой порнографии нигде больше достать нельзя. Вот Саня и просил меня, если я ездил на выходные домой привезти побольше дисков для взрослых. Он рассказывал, что в магазины интимных товаров в Литве ходить достаточно неприятно, ибо некоторые блюстители нравственности могут подвергнуть лютой дискриминации искателей запретных наслаждений.

Со временем стройка разошлась. Мы с Сашкой делали два крыла одного большого отеля. Наша скука кончилась, когда на объекте появилась бригада вечно пьяных бетонщиков с диким бугром во главе, который часто кричал на своих подчиненных без слов, а они метались по площадке со скорбными лицами. Постепенно переработки на четыре часа в день вошли в норму. Иногда был слишком сильный ветер, во время которого мы не имели права работать, но прораб давал нам взятки, чтобы объект не встал без кранов. За переработки нам платили вдвойне. А еще каждые сутки шли командировочные в двадцать пять лат. Поначалу я испытывал дикий восторг, когда проверял, сколько у меня денег на счету, но потом наступило какое-то разочарование и тоска. Пока я работал, я забывал обо всем, но после работы я просто впадал в депрессию.

За двенадцать или даже четырнадцать часов работы на кране укачивало настолько, что походка у меня стала, как у моряка, а стоило мне сесть, как незаметно для меня тело начинало покачиваться. Но главной трудностью в той работе были пьяные и неквалифицированные люди под краном. То и дело возникала аварийная ситуация или конфликт с этими бетонщиками. Я работал в постоянном страхе, что рано или поздно кого-то травмирую. Хотя мне за это ничего бы не было, по закону, если крановщик на момент аварии был трезв, то никакого уголовного дела возбудить никто не мог, все квалифицировалось, как несчастный случай. Да и просто было неприятно работать с хамскими людьми, которые не могли говорить без мата и криков.

И вот, чтобы снять вечером напряжение, накопившееся за долгий рабочий день, я начал за ужином выпивать пару кружек легкого пива или сидра. А на выходных я позволял себе пару кружек не только за ужином, но и за обедом. Постоянный просмотр порнографии, которую вечно крутил Саня в конечном итоге сделал меня постоянным клиентом одной проститутки в Риге. Шатаясь по промозглому городу, я случайно забрел, на улицу, где стояли круглыми сутками работницы интимной сферы. Одна из них подошла ко мне и очень бойко предложила свои услуги. И я подумал, почему бы и нет, ведь все было так просто, не надо было читать объявления в газете, созваниваться, встречаться, гулять, стараться произвести благоприятное впечатление, выслушивать всякие банальности. Она записала мой номер телефона и то и дело звонила мне, предлагала приехать и отдохнуть с ней пару часов.

Так и началось мое падение, и оно было опасно тем, что было очень постепенным и я его не замечал. Мне казалось, что парочка пива – это пустяки, как и общение с проститутками за не очень маленькие деньги. На самом деле у меня просто не было ни сил, ни времени на культурный отдых после таких переработок, да и денег для полного счастья мне так много не надо было. Хотелось работать в Риге по восемь часов, и после работы ходить на разные курсы. Душа требовала компенсации за ту дикую моральную усталость, которую я испытывал по вечерам и в выходные.

На одних выходных мне стало очень плохо, и я поехал вместе с Саней в Клайпеду. От Паланги бывший прусский город Мемель был совсем недалеко, минут двадцать на маршрутке. Напарник мой, побродив со мной по магазинам, отправился к одной из своих подруг в гости, а я попал под дождь, забрался в винный погреб, где выпил очень много вкусного вина. Я вовсе не собирался напиться, просто было интересно пробовать то одно вино, то другое. После чего я провел очень много времени и потратил очень много денег с проституткой, которая очень любила свою работу и делала её с таким энтузиазмом, что я долго не мог от неё оторваться.

Я вернулся в Палангу очень поздно вечером ужасно усталый и пьяный на такси. Мой напарник сидел очень расстроенный и ругал свою подругу последними словами, называл её фригидной дурой, показывал кошелек, шарф и кепку, которые она ему подарила, кидал их на пол, говорил, что ему нужны хоть какие-то чувства и эмоции, а не какой-то ширпотреб. Утром я еле поднялся, но все-таки дошел до работы, хотя и спать хотелось до тошноты. Бетонщики рычали на меня, словно зверье, грозились втоптать меня в грязь, а я все вспоминал эту еврейскую женщину и думал о том, что ничего подобного со мной в жизни вероятно не случится.

Вскоре началась весна, к морю потянулись туристы, в ресторанах начали повышать цены. Практически каждые выходные я изрядно напивался с Саней. На одних выходных я приехал домой и купил диванчик и стол на кухню. Из-за этого пришлось сделать перестановку. Вечно пьяный отец закатил по этому поводу кошмарную истерику, кричал, что он в доме хозяин, и чтобы я впредь не смел ничего менять без его разрешения. Возможно поэтому, я всегда чувствовал себя квартирантом, на жилплощади законным владельцем которой являлся. Уже давно я собирался рано или поздно уехать жить в другую страну, потому вкладывать деньги в обустройство своей квартиры я не хотел.

Наконец наступило лето. Бетонщики закончили цокольный этаж, и покинули объект, начали возводить блочные стены каменщики. С ними работать было легко, они тоже напивались, но не кричали, не дрались, а то и дело готовили шашлыки и пели песни. Работать, тем не менее, по-прежнему надо было много, иногда просили поработать и в субботу. А из Латвии приходили вести о страшном кризисе, который там уже бушевал. Люди теряли работу, а затем и квартиры, при этом оставаясь должны банкам космические суммы, разорялись маленькие фирмы, закрывались магазины. А я не придавал этому значения и решил отдохнуть месяц на больничном. У меня как раз возникли проблемы с глазом, я попросил у начальника, чтобы он прислал мне замену, а сам поехал в Ригу и вышел на больничный, а через месяц написал заявление об увольнении по собственному желанию. Начальник долго отговаривал меня, говорил, что кризис совсем скоро закончится, рассказывал, какие огромные деньги были вложены в тысячи объектов в Риге, что эти деньги забрать обратно уже невозможно.

А я в этот момент думал только о путешествии в Норвегию, куда весной уехал мой дядя, чтобы работать там на мусорной машине. Никакие аргументы не могли меня убедить остаться в Литве и в лютую жару потеть в кабине крана. Я отдавал себе отчет в том, что эта не тяжелая физически работа просто убивает меня морально, отчего я начал позволять себе излишества в еде, немного прибавил в весе, начал регулярно употреблять алкоголь, так и не бросил курить. Напоследок я немного поругался со своим добрым начальником, которые не хотел мне выплачивать компенсацию за неиспользованный отпуск, но согласился, когда я пригрозил ему пожаловаться в трудовую инспекцию. И вот, я был свободен с несколькими тысячами на счету, и выбирал себе новый велосипед для путешествия в Норвегию.