Память

Если бы кто-то прямо сейчас попросил описать впечатления от этого места (Ну как там?), он не раздумывая ответил бы - «Спокойно. Очень тихо и спокойно». Пожалуй, никакие иные эпитеты не подходили лучше для здешних краев. Разве что еще «безмолвие», хотя тут он не был уверен. Все-таки «безмолвие» отдавало чем-то холодным, неприятным и немного пугающим. Сродни «бездне» или «пустоте». А он, оказавшись здесь, чувствовал себя на удивление комфортно и именно спокойно.
 
Возбуждение, ажитация, захватившая его по пути сюда, когда они с Евгеном сначала тряслись в старой «Ниве», а затем, оставив прикрытую срубленными ветками машину в чаще, отправились по лесу на своих двоих, сменилась умиротворением. Солнце клонилось к закату. Розовеющее небо, проглядывавшее сквозь частокол древесных стволов, предвещало назавтра ясный день.
 
Они совершенно незаметно оказались «внутри» еще несколько часов назад, буквально спустя полчаса после того, как покинули автомобиль. «Ну вот и всё, прошли» - обыденно сказал Евген.

Алексей удивился, как легко и незаметно им это удалось. Он ожидал, как минимум, забора с колючей проволокой или, хотя бы, предупреждающих знаков, вроде тех, что попадались им на асфальтированной дорогое незадолго до поворота в лес. Но ничего этого не было. Просто лес, полный спокойствия.

Правда несколько раз в отдалении был слышен шум проезжавших по трассе грузовиков, но, чем дальше они отходили от дороги, тем он становился тише, пока, наконец, не умолк вовсе.
 
Иногда тишину нарушало шуршание осенней листвы и звуки, напоминавшие топот. Евген останавливался, подавая рукой знак, замирал на несколько мгновений и прислушивался. Объяснял, что здесь полным-полно диких кабанов, которые не боятся никого и чувствуют себя полноправными хозяевами давным-давно отошедших им владений. Увидеть их собственными глазами так и не довелось, что, впрочем, оба резонно посчитали весьма удачным стечением обстоятельств.

На закате они добрались до города. Мертвого города, которого больше не было. На этот раз их всё же поджидало ограждение с колючей проволокой, но Евген безошибочно вывел к большому провалу в заборе – лаз был выпилен специально; ровные края его не оставляли сомнений в рукотворности.

Поразительное смешение урбанистического пейзажа с дикой природой. Вернее, снизу – старый, замерший навсегда слой города, поверх которого огромными щедрыми мазками природа вносила свои правки в общую картину. Деревья проросли то тут то там прямо посреди асфальтированных улиц. Местами эти улицы едва можно было различить среди буйства растительности, постепенно возвращавшей себе территорию, да из-за толстого слоя перегнивавшей год из года листвы, превратившейся в некое подобие пыльно-бурого ковра.

Иной раз деревья торчали прямо на крышах домов, выглядывали из черных квадратов окон. Исполинские темные фигуры зданий, – свидетелей ужасной трагедии и последовавших за ней скорбных событий – казалось, безмолвно наблюдали за очередными незваными гостями. В их взгляде не было осуждения или упрека. Скорее, снисхождение. А ещё тоска по беззаботному прошлому.

Сделав небольшой крюк по городу, они вышли на центральную площадь, безупречно спроектированную и некогда красивую, с выходящими на неё фасадами дворца культуры и отеля, соединенных полукругом колоннады. Даже сейчас, заросшая кустарником и деревцами, она выглядела величественно.

- Город будущего, у которого этого будущего не оказалось. – Евген обвел взглядом крыши зданий – Должен был стать прообразом новой жизни, а превратился в напоминание об ошибках прошлого. Злая ирония, правда?

Через пару минут они оказались в городском парке. Здесь дозиметры запищали особенно жалобно, будто призывали образумиться, просили не ходить дальше. На фоне красного закатного неба высился округлый скелет железного чудища с множеством позвонков на горбе, словно гигантская археологическая находка, замершая здесь навсегда. Они обошли вокруг знаменитого (печально известного) колеса обозрения и двинулись в сторону шестнадцатиэтажки, увенчанной металлическим гербом СССР.

Здесь предстояло провести ночь. Изначально эта мысль казалась Алексею диковатой, и он гнал ее от себя, при этом отчетливо понимая, что ночевать так или иначе где-то придётся. Мало-помалу он свыкался с такой необходимостью. Евген убедительно рассказывал о случаях нападения кабанов и бродячих собак на тех, кто рискнул остаться в ночное время на улице. Может быть и выдумывал что-то, но действовало безотказно.

- Летом бы на крыше заночевали. Там лучше. Патрули на самый верх не лазают, ленятся. Но сейчас холодновато уже, так что найдем себе апартаменты внутри.
Они поднимались вверх по лестнице без перил (всё спилено и утащено охотниками за металлом). Под ногами то и дело хрустели осколки битого стекла и осыпавшаяся штукатурка. Евген подсвечивал ступеньки экраном телефона, но все равно было темно, – хоть глаз коли - и приходилось левой рукой держаться за стенку. Пальцы чувствовали, как под перчаткой облупляется краска. Фонарики не зажигали, чтобы ненароком не привлечь внимания охраны, которая вполне могла оказаться где-то поблизости.

Подъем казался бесконечным. Вдруг где-то наверху послышался шорох, затем отчетливее – шаги и голоса. Евген, шедший первым, протянул назад руку и Алексей, уткнувшись грудью в его ладонь замер, затих. Шаги приближались, сверху мелькнул луч фонаря.

- Патруль! Тихо! – шепот Евгена звучал в ухе как шипение змеи – Уходим вниз, аккуратно.

Алексей сделал движение назад, медленно шагнул на одну ступеньку вниз и тут же под подошвой ботинка что-то треснуло, хрустнуло. В тишине звук показался очень громким. На мгновение там, на несколько этажей выше, всё затихло, а спустя секунду лестница задрожала от топота.

- Бежим! Вниз, живо! – Евген резко развернулся и толкнул Алексея так, что тот чуть не упал. Они помчались вниз, пытаясь не оступиться, не соскочить в темную пропасть.
Стой! Стоять, б**! – ревело у них за спиной. Луч фонаря то и дело скользил в лестничном пролете, они прижимались к стене, обтирали её плечами, чтобы оставаться невидимыми. Выскочили из подъезда и бросились в разные стороны. Алексей на миг замедлил шаг, остановился, хотел побежать вслед за Евгеном, но увидев два дрожащих огонька в черном проеме входной двери, рванул прочь что было сил.

Ветки больно хлестали по лицу, били по рукам. Пару раз, споткнувшись, он падал, поднимался и снова бежал. Огибал углы каких-то сооружений, едва различимых в свете луны. Чувствовал спиной, что преследователи здесь, рядом, и вот-вот догонят его, схватят за куртку или собьют с ног. Бежал долго, не останавливаясь. Внезапно, среди кустов и густой травы выросла высокая кирпичная стена здания. Он нырнул в зияющую темноту и притих.

Он сидел, прислонившись спиной к холодной стенке. Сердце билось так громко, что, казалось, стук его был слышен снаружи. Чуть успокоив дыхание, он прислушался. Тишина. Ни единого звука. Луна тусклым светом, пробивавшимся сквозь высокие витражные окна, освещала место, в котором он оказался.

Большой холл: ободранные сидения, похожие на кресла из старых районных поликлиник, притулились вдоль стен. Кадка с высохшей корявой палкой, которая когда-то была цветком. На стенах, там, куда падал свет, можно было различить старые медицинские плакаты.

Больница! Вот он где. Это же приемное отделение. Снова прислушался. Стало ясно, что преследователи отстали. Ужасно хотелось пить. Алексей аккуратно отстегнул от поясного ремня фляжку и сделал несколько жадных глотков. Только сейчас он почувствовал, как же сильно устал: ноги гудели, ни сил, ни желания двигаться не было совершенно. Нахлынувший адреналин теперь отступил, и его постепенно начало клонить в сон.

Проснулся он от шума, взволнованных голосов. «Нашли» - мелькнуло в голове. Медленно, с надеждой что ошибся, открыл глаза. Помещение приемного отделение было залито ярким светом потолочных ламп. Оно было как новое, никаких следов запустения: новенькие бордовые кресла, вытянувшиеся в рядки, свежепокрашенные стены, кафель на полу – целый и чистый. Но главное – свет, много-много света.
Все это походило на сон, пришлось даже ущипнуть себя. Кожа на руке отозвалась болью. Он взглянул на часы: десять минут третьего ночи. Значит проспал он как минимум часов пять. Ничего себе!

На улице кто-то громко и встревоженно разговаривал, но слов было не разобрать. Внезапно входные двери с грохотом распахнулись, и двое мужчин в длинных белых халатах вкатили носилки. На них лежал человек в перепачканной брезентовой робе цвета хаки, на голове – белая каска с цифрой 2, обведенной в кружок. Пожарный, сообразил Алексей. Глаза закрыты, лицо багровое. Следом вбежала женщина в белой медицинской шапочке. На ее плечи была небрежно накинута куртка.

- Вера! Скорее! – женщина старалась выглядеть спокойно, но в её взгляде и движениях читалось сильное волнение.

Откуда-от выпорхнула молоденькая медсестра и беззвучно застыла у изголовья носилок.

- Вера, быстрее! Звони всем. Пусть срочно едут сюда. Со станции сейчас привезут много народу, очень много.

Пожарный застонал и попытался повернуться на бок. Видно было, как его потряхивает.

- Так, ребята, раздевайте его. Одежду нельзя внутрь.

Санитары бросились выполнять распоряжение врача. Руки у пострадавшего не разгибались, пальцы скрючило, он охал и хрипел. Кое-как им удалось стянуть с него боёвку, снять шлем, подшлемник. Долго возились с сапогами.
В это время в приемное вкатили еще одни носилки. Тоже пожарный. Он был уже наполовину раздет, без каски и куртки. Мужчина пытался приподняться на локтях, сесть. Кожа на его лице была белее бумажного листа. Его покачивало из стороны в сторону и вдруг начало рвать.
 
На Алексея никто не обращал внимания, он так и сидел в углу, возле стенки. С улицы слышалось завывание сирен, прибывали новые машины скорой помощи. Торопливые ноги пробегали мимо; с шумом проносились колёса каталок.

Он не мог поверить в то, что все это происходит прямо сейчас и здесь, на его глазах. То, о чем он знал по документальным фильмам, статьям в журналах, рассказам очевидцев – но только лишь представлял в своем воображении – всё ожило.

Медперсонал суетился, раздетых пожарных укладывали обратно на носилки и спешно увозили по длинному коридору куда-то вглубь, в недра больницы.
Приемное отделение очень скоро заполнилось так, что негде было повернуться, в воздухе стоял кисло-сладкий запах рвоты, многих тошнило. Врачи и медсестры сбивались с ног. Стоны пострадавших сливались в какой-то общий нечеловеческий рёв, в котором невозможно было разобрать собственные мысли.

Алексей зажмурил глаза с такой силой, что в темноте побежали разноцветные круги. Ему хотелось, чтобы это было сном, хотелось не видеть происходящего вокруг, отгородиться глухой стеной.

…

Он проснулся, когда уже рассвело. За окном ветер сдувал с веток последние листья, а те цеплялись сколько могли, но в конце концов, не выдержав напора, отрывались и падали вниз, чтобы присоединиться к таким же как они и стать частичкой мягкого ковра, укрывающего заснувший навсегда город.

Евгена не поймали. Через пару часов они встретятся, найдут друг друга на оговоренном заранее как раз для таких случаев месте.

Выбирались той же дорогой. Алексей молчал.

Если бы кто-то прямо сейчас попросил описать впечатления от этого места (Ну как там?), он бы немного подумал, самую малость, и произнес только одно слово: безмолвие.