de omnibus dubitandum 98. 269

ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ (1863-1865)

Глава 98.269. У НЕЁ, СОВЕРШЕННО НЕ УКЛАДЫВАЛОСЬ В ГОЛОВЕ...          

    Во второй половине следующего дня я, с бешено бьющимся сердцем, позвонила в дверь квартиры домовладельца.

    Мне отворила миловидная кухарка:

    – Господин Мойша дома? – робко спросила я.

    Она засмеялась:

    – Да, молодой господин у себя…

    Меня проводили в просторную комнату, уставленную великолепной белой мебелью. Она мне показалась похожей на рай. Мойша показал мне красивую, покрытую белым лаком и застеленную голубым бельём кровать. Потом большой турецкий диван, обитый бело-синей тканью, и сказал, указывая на постель: «Тут сплю я», и, кивнув в сторону дивана, добавил: «А тут спит няня».

    Затем он показал мне свои книжки с картинками, своих солдатиков, ружья и сабли, и я бы никогда не подумала, что ребёнок может обладать таким богатством.

    У меня, совершенно не укладывалось в голове, что в этой роскошной комнате тоже можно делать вещи, подобные тем, какими мы давеча занимались в подвале.

    Через несколько минут вошла маленькая, толстая, пожилая няня, которая всегда сопровождала Мойшу, когда он шёл в гимназию и возвращался из нее. Таким образом, мы были уже не одни, и мысль о повторении вчерашней игры для меня, естественно, отпала.

    Няня уселась на диван, взявшись за вышивание, и совершенно не обращала на нас внимания, а мы расположились за столом, сплошь уставленным солдатиками, и делали вид, что играли.

    Вдруг Мойша поднялся, направился к няне... Встал перед ней и схватил её за толстую, выдающуюся далеко вперёд грудь.

    Я была настолько поражена произошедшим, что сидела за столом, лишившись языка.

    Няня оттолкнула его и проворчала:

    – Прекрати, Мойша… – и при этом, недоверчиво, стрельнула глазами в мою сторону.

    Мойша сказал:

    – Давай-ка, анИ роцЭ отАх…  Варя уже всё понимает, – и снова схватил её за большие, торчащие груди.

    Она позволила ласково трепать себя, уже более не противясь его намерениям, и только заметила:

    – Я не сомневаюсь в том, что Варя всё понимает, только вот не расскажет ли она об этом ещё кому-нибудь?..

    Вместо ответа я поднялась с кресла, тоже подошла к ней, взяла за вторую грудь и сжала её. Та оказалась совершенно мягкой и тестообразной, и костлявое, немолодое лицо няни с маленькими косящими глазками густо покраснело.

    Мойша уже извлёк из штанов свой член и сунул его в руку няни. Она взяла и начала им поигрывать, однако не так, как это обычно делала я. Она держала его большим и средним пальцами, а указательным слегка дотрагивалась до жёлудя, обнажая крайнюю плоть всё больше и больше.

    – Ты это умеешь? – спросила она меня с улыбкой, которая на её неприветливом лице производила впечатление гримасы.

    – О да… – утвердительно кивнула я.

    – Ну, и как это называется?

    – Хобот, – чуть слышно проговорила я.

    – И что такой хобот делает? – экзаменовала она меня.

    – Сношает… – ответила я шёпотом, опустив глаза.

    Она начала сопеть и быстрее задвигала указательным пальцем по розовому жёлудю Мойши.

    – И… что же он сношает… хобот?..

    Она плотоядно почмокала губами.

    – Твою раздолбанную Кунку… – ответил за меня Мойша.

    Он рывком распахнул Саре блузку – теперь я знала, кто такая эта Сара, о которой он вчера упоминал в подвале – и обеими руками копался в её колыхающихся студнем грудях. Она оставила меня и сейчас целиком сосредоточилась на его руках.

    От моего внимания не ускользнуло, что эту игру в экзамены они наверняка затевают уже не первый и не второй раз.

    – Что хобот делает в кунке?

    – Сношает. – Мойша отвечал размеренно, серьёзно и как всегда спокойно.

    С дрожащими от возбуждения губами Сара продолжала спрашивать дальше:

    – А как это ещё называется?..

    Мойша перечислил:

    – Пудрить, трахать, дрючить, начищать, запечатывать, долбить... – тон у него оставался серьёзным.

    Сара, напротив, возбуждалась всё более.

    – Что ещё может хобот?

    – Щекотать в жопе… брызгать в рот… лежать между сисек…

    – А что Мойша хочет сделать сейчас?..

    Не дожидаясь его ответа, она откинулась назад и сомкнула веки. Мойша раскрыл ей блузку пошире и, вынул наружу обе груди. Они свисали очень низко, и я увидела, что соски у неё торчали в разные стороны и были величиною с мизинец.

    Мойша по очереди брал в руки то одну грудь, то другую, втягивал в рот соски и изо всех сил сосал их с громким причмокиванием, и каждый раз Сара дёргала тем плечом, которому соответствовала целуемая грудь. Это было подёргивание, проходящее по одной половине тела подобно эпилептической судороге или разряду электрического тока.

    Она облокотилась головой на спинку дивана, глаза у неё были закрыты, и Мойша работал как заведенный. Лаская таким манером то левый, то правый её сосок, он наклонился и так высоко задрал ей юбку, что взору предстали голые, короткие и толстые ноги Сары.

    Мойша разгладил подобранную юбку на её животе, чтобы та не помялась, потом встал между её ногами, и, одной рукой широко раздвинув ей густую волосатую щетину, другой так ловко направил свой короткий и бодрый хобот ей в дыру, что одним ударом проник в пещеру по самое корневище.

    Потом он улёгся на Сару, а она обеими руками обхватила его за попу и крепко притиснула к себе, так чтобы он имел возможность хорошо толочь, однако ни на волосок не смог выдвинуться. Сара по-прежнему держала глаза закрытыми и жадно хватала ртом воздух.

    Мойша меж тем сжимал в ладони один из сосков и автоматически теребил его. Он был серьёзен, как и за день до этого, когда так славно сношал меня в подвальном проходе.

    Спустя приблизительно десять минут Сара внезапно сказала:

    – Конец – делу венец, – после чего убрала руки с ягодиц Мойши. Сейчас он медленно полностью вошёл внутрь. Сара от сладострастия высоко вскинула зад. Затем он снова медленно-медленно вынул его целиком, и по ней прошла такая мощная эпилептическая судорога, что она, казалось, разорвет ее надвое. Снова Мойша медленно потянул хобот наружу.

    Сара чуть не задохнулась. «АнИ роцА отхА» - шетала она возбужденными губами, облизывая их языком. Снова он постепенно и будто нерешительно втиснулся в неё, и она дико изогнулась в пароксизме конвульсий.

    - АнИ роцА отхА, АнИ роцА отхА...

    Сам Мойша, по-прежнему, сохранял серьёзность.

    Это повторилось шесть-восемь раз, в продолжение которых он всё время внимательно смотрел Саре в лицо. Но как только судорожная гримаса на нём разгладилась и, глубоко удовлетворенная, она совершенно обмякла от изнеможения, Мойша внезапно сделался пунцово-красным, нанёс два последних ожесточённых удара и затем рухнул вниз лицом на её голую грудь. Он брызнул.

    С минуту он лежал так, и Сара совершенно неподвижно – под ним, а я стояла рядом и была совсем не прочь поднять свои юбки, чтобы и самой получить наслаждение по-полной программе.

    Но вот Сара выпрямилась. Мойша отделился от неё, вытер член изнаночной стороной её юбки, и мы втроём уселись рядком на диван.

    Сара взглянула на меня сбоку:

    – Ну, тебе, паршивая коза, понравилось?..

    Я только улыбнулась. И Мойша, сидевший по другую сторону от Сары, бросил на меня взгляд поверх её выпуклых грудей.

    Она же спросила меня:

    – Ты такое уже умеешь, молодая потаскушка?

    Я снова улыбнулась вместо ответа.

    Она продолжила выведывать дальше:

    – Ты, развратная по****ушка, уже когда-нибудь этим занималась?