Rip current. Кольцо Саладина, ч3. 42

Скороход… Этот сон не выходил у меня из головы несколько дней. Точнее, не сон, а кусок сна. Так звали того, в волчьей шапке, который держал меня за горло в лесу на валежнике. Здесь он был молодцеватый, красивый, статный – и всё они были статные и сильные, эти пятеро молодцев, когда громили подворье, и выводили лошадей из стойл, и протыкали саблями сеновалы…
И она вышла на снег гордо, в своей синей беличьей шубке, подняла голову, прищурив смелые серые глаза, а за её спиной с криками разлетались, роняя перья, домашние птицы, лаяли собаки, и лежали тёмные тела на подтаявшем снегу, и расплывались вокруг них багровые пятна…
Нет, он её не ударил, не толкнул, даже не схватил грубо. Просто поднял руку и сдвинул её кунью шапочку - чуть-чуть сдвинул, она даже с головы не упала, но волосы рассыпались по плечу волной, и он тронул их ладонью…
И меня словно ударило, я ринулся к ней, рванулся, словно был спутан, - а я и был спутан, и надо было оборвать эти путы. Нечеловеческим усилием их надо было оборвать, и я уже понял, что они рвутся, сейчас порвутся – и я буду рядом с ней – всемогущий и великий, один на пятерых – и что мне они, эти пятеро…

И ничего у меня не вышло. Никаких пут я не порвал, кроме пут сна. Вот и всё моё могущество.
Просто очнулся с тяжёлой головой и именем – Скороход… А где я был в этот момент? Откуда я всё это видел, словно как бы сверху? Почему?
Только как всё это понять, если это был всего лишь сон. Точнее, всего лишь кусочек сна…

А потом…
Когда мы с ней вдвоём вошли в комнату, рядом, парой, улыбающиеся, с цветами, словно жених и невеста, обвенчанные кольцом Саладина - я увидел его. И встретился взглядом.
Хорошо, что были крики, визг, хлопушка. Иначе мы бы точно обожглись друг о друга. Но все кричали, смеялись, поздравляли – и я первый отвёл глаза.
И сразу вспомнил, где видел эту подпись – в блокноте у пани, в ту ночь, что мы провели тогда в пустой комнате. Этот блокнот словно распахнулся передо мной.
Но опять меня захватила праздничная суета, звон бокалов, её счастливое лицо…
Конечно, я ей ничего не сказал. Это ведь был только сон. Даже кусочек сна…

Я ожесточённо потёр ладонями лицо. Привстал, нацедил из электрического чайника воды. У меня был полуторачасовой перерыв после обеда, и нужно было хорошо отдохнуть за это время, потому что репетировать мы планировали до одиннадцати ночи.
- Слава… Поводишь меня?
Я оглянулся и с изумлением воззрился на Аню. Вот это да. Обвал в горах. Чтобы Аня вдруг сама попросилась на ведение, интересное кино…
Она стояла передо мной в своих танго-туфельках, о которых всем рассказывала, что их достала тётя. И, в общем-то, оно так и было, но история этих туфель была несколько другой, и я её знал: Марина собралась их выкупить для племянницы. Вероника не позволила. Просто подарила. Они при мне эти туфельки выбирали, у Ани золушкина ножка, тридцать пятый неликвидный размер, поэтому несколько пар так и лежали в кабинете без хозяек…
И сейчас она была в этих вишнёвых туфельках и в новом платье, которое ей специально сшили для танцев, красивое, удлинённое, - и про это платье я тоже знал, потому что оно при мне обсуждалось Вероникой и Мариной, и я даже знал то, что мне знать не полагалось, например, как хотелось Ане высокий разрез на бедре, но обе наши наставницы категорически сошлись, что раз платье для репетиций, а не для сцены, то никаких излишеств.
Платье сшили в театральном ателье, но даже без излишеств оно было эффектным на фоне простеньких одеяний наших девчат.
И вот она стояла в этом новом лиловом платье и новых туфельках и хотела, чтобы я её поводил.

Если бы я не так устал. Но сегодня я устал. Сидел в кабинете, в свой законный отдых и лениво размешивал отвратительный белковый порошок, безвкусный, но с запахом гадостных тропических фруктов. Мне даже говорить было лень. Я подцепил ногой соседний стул и подтащил к ней поближе.
– Садись. Поговорим.
Она села, на краешек, настороженно. За те три месяца, что я её знал, она изменилась. Стала мягче, взрослее. И теперь ещё больше походила на пани. Ростом, сложением, сероглазостью. Манерой закалывать волосы на макушке - так, чтобы ручейки волос вились вдоль лица.
- Тебе ведь восемнадцать исполнилось?
- На прошлой неделе.
И день рождения в одно время, - мелькнуло у меня в голове.
- Десятого? – наобум спросил я.
- Девятого.
- С прошедшим, - кивнул я. - Так вот, разговариваем тогда, как взрослые люди. Танго - танец взрослый. Чтобы правильно танцевать танго, женщина должна уметь отдаться.
Я не стал подбирать слова. Но и прогнать её не мог. Я надеялся, что она по обыкновению испугается «взрослых» слов, зажмётся и уйдёт сама. А я в оставшееся время, может быть, даже немножко усну.
- В широком смысле, - всё-таки поправил я себя для очистки совести. - Перестать сопротивляться партнёру. Кто у нас партнёр? Мужчина.
Я глотнул коктейль, поставил мутный стакан на стол и запил травяным чаем из стоящей рядом фляжки Вероники. Ещё одна гадость. Посмотрел на Аню.
– Значит, что? Значит, ты должна уметь отдаться мужчине. Нет, не в постель к нему прыгать, а отдаться внутри. Довериться. Положиться. Поняла? Пока ты ему не научишься доверять, бесполезно мне тебя водить.
Каким-то десятым чувством я понимал, что сейчас могу говорить с ней жёстко. Что-то изменилось в ней, помимо туфель и юбок. Я пока не понимал – что, но чувствовал.
- Просто реши вопрос: нужен ли тебе этот танец.
- Да, - быстро сказала она.
- Очень хорошо, - сказал я, пристраивая голову так, чтобы отдыхала шея. - Второй вопрос: почему ты меня боишься? Сомневаешься в моём профессионализме? Считаешь, что сделаю что-то не так? Толкну тебя? Сделаю больно? Тебе что-то просто не нравится? Моя рубашка? Мой нос? Моя двухдневная щетина?
- Нет, - сказала она, помолчав.
- Ты извини, - сказал я, не меняя расслабленной позы. – Я у тебя ничего не выспрашиваю. Но ты сама пришла, я это уважаю. И надо всерьёз разобраться, что делать. Мне тоже не очень приятно обнимать девушку, которая едва жива от отвращения.
- Я не тебя боюсь, - сказала она с трудом и не глядя на меня.
- То есть, я на кого-то похож, - заключил я.
Я так и подозревал. В принципе, мне стало всё ясно. Где-то ещё прижали. Напугали… Какая-то сволочь. Или какие-то. И она это не может забыть.
- А тебе мама не говорила, что девочкам опасно ходить по тёмным переулкам? – задал я риторический вопрос, чтобы хоть что-то сказать.
- Это в магазине было, - сказала она, глядя в сторону. - Днём. В очереди. Полно народу. А он…
- Не надо мне рассказывать, - я сморщился. - Тебе это надо? Мне нет. Ничего нового в этих историях нету, они все одинаковые. Со всеми девочками это бывает.
Я конечно, врал. Я знал, что не со всеми, но мне надо было сейчас что-то сказать – именно сейчас, пока она вся находилась там, в этой тесной очереди рядом с этим сволочным придурком, которого я бы своими руками не пожалел придавить, как клопа.
- В общем, так, - сказал я. - Понимаешь, каждый человек проходит через какую-нибудь гадость. Каждому свою гадость судьба преподносит. Мальчикам свои, девочкам свои. Мне примерно в том же возрасте пришлось драться одному против пятерых. Ты вот в очереди была, в магазине, где полно народу, могла поднять шум, позвать на помощь. А мне некого было звать. А их пятеро было, и все старше меня.
- Как же ты? – спросила она, поднимая глаза, и голос её дрогнул.
- Ну вот так… - я мрачно помолчал. – Девчонка знакомая прибежала и разогнала их. Я из-за неё дрался.
- Девчонка? Разогнала? – она смотрела во все глаза, и было видно, что ей в голову не приходило, что просто девочка может вот так взять и разогнать банду.
- Женщина много может, - сказал я. – Ты многое можешь. Ты или остаёшься девочкой в очереди, которая боится затеять скандал, или перешагиваешь через этого придурка и живёшь дальше. Свободно и красиво.
Я подождал. Она молчала, опустив глаза. А я вспомнил Лёлика Капуджи.
- Этого придурка больше нет в твоей жизни, - сказал я. - Его давно уже вороны расклевали, а ты всё оглядываешься. Ты просто реши. Тебе со мной приятно быть в паре или нет. Если нет, расходимся без обид, и ты ищешь себя другого учителя. Вон, Оттович, Валерун, Чезаре… С ними, возможно, тебе безопаснее.
Она всё молчала, только вздохнула неприметно, когда я назвал Валеруна.
- У тебя три минуты на размышление, - сказал я. – Походи, подумай.

Я откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Расслабиться хоть на три минуты. Через час – сцена. Приедет Юля. Ещё одна королева красоты. И с ней тоже надо что-то решать. Господи, что ж так с женщинами сложно-то… «Разберись со своими женщинами» - вспомнил я Нору. Я часто это вспоминал. Попробуй тут с ними разберись…
- Идём, - сказала Аня.
- Куда идём? – я открыл один глаз.
- Танцевать.
Я тяжело вздохнул, встал чуть ли не кряхтя, выгнулся, расправляя спину. Потом жестом пригласил её в зал. Вышел вслед за ней. Включил музыку. Мы встали перед сценой.
- Идём без всяких эскапад, - сказал я. - Просто прогулка. Каминада. И я тебя очень прошу: если тебе захочется сопротивляться – не мучайся, уходи. У меня просто нет сил сейчас кого-то таскать. Меня бы самого кто-нибудь поводил. Завтра – страшно ответственный день, сегодня до ночи страшное погонялово. Сейчас у меня час отдыха, и мне хочется танцевать с хорошей партнёршей. Чтобы ни о чем не думать. Никого не учить. А просто слушать, как хорошо вдвоём. Поэтому, давай договоримся – если что-то не так, просто честно уйди. И я пойду допивать свой постылый коктейль.
Она кивнула и ожидающе выпрямилась, даже на носочки ещё чуть-чуть поднялась в своих туфельках, насколько позволили каблуки.
Я скрепя сердце внутренне напрягся, готовясь встретить её привычную жёсткость, знакомую зажатость. Её привычную колючесть. Занёс руки, обнял невесомую фигурку
И… ничего этого не обнаружил. Не было ничего - ни зажатости, ни агрессивной колкости. Она шагнула вдруг нежно и мягко и послушно, и я даже замер внутри, даже не поверил сначала. Мы прошли первые шаги, и мне всё казалось, что это какая-то случайность, и сейчас в моих руках опять окажется колючая вязанка хвороста, а не юная девушка. Но секунды проходили, а мои опасения всё были напрасны, она оставалась послушной, женственной, согласной быть со мной сейчас...
И мы простенько, но мягко и лирично прошли полкруга, а я всё пытался привычно начать знакомую борьбу с её упрямством и обидой – и ничего, ничего не встречал – ни упрямства, ни обид, ни подозрений...
И я вдруг услышал музыку. Почувствовал, как она заполнила нас и повелительно позвала за собой. Это был особый знак, и я опять поразился. По-настоящему я слышал музыку только с Вероникой, когда можно было забыться, не думая о том, правильно ли выполнен шаг и в ту ли сторону шагнула парнёрша. Чаще всего со своими девочками, особенно начинающими, я не слышал музыку вообще. Словно звучало не проникновенное танго, а надоедливые учебные гаммы.
А сейчас была музыка.
Но я всё ждал подвоха, всё ждал, а потом вдруг понял, что мне надоело ждать, что мне хочется именно того, что я объявил с самого начала: танцевать с хорошей чуткой партнёршей и отдыхать. И я перестал ждать и отпустил себя. И стало совсем хорошо и легко. В какой-то момент мне даже захотелось прикоснуться к её щеке своей щекой – так было хорошо. Но, конечно, я побоялся её спугнуть. Просто удивился, что захотел этого не с Вероникой, а с своей собственной ученицей. Причём, с самой проблемной.

Когда музыка кончилась, я посмотрел на неё благодарно и растроганно. Хотел поцеловать ей хотя бы руку, но опять побоялся.
- Слава, - сказала она совсем тихо. – А скажи. Как это можно. Расстаться после танго?
Вот оно. Я мысленно стукнул себя по лбу. Вот почему всё. Всё ясно теперь. Он просто не смотрит на неё, как на женщину… Вот оно, в чём дело...
- Как же это можно? - недоумённо повторяла она.
- Как можно? - повторил я. - Пошли, я тебе расскажу. Ты меня сейчас порадовала и доставила кучу удовольствия. Поэтому я твой должник. Пойдём в кабинет, я допью своё мерзопакостное пойло и расскажу тебе, как можно расстаться после танго. И вообще – после всего. Только и ты мне тоже что-нибудь расскажешь. Договорились?
И она серьёзно кивнула.