Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 60

Как только за её спиной захлопнулась дверь спальни, Евангелина сразу поняла, что проиграла и сказка, которую она сама себе навоображала, слишком рано доверившись этому человеку, давно закончилась, превратившись в жесткую реальность. Теперь все их предыдущие уговоры не имели никакого значения. Она должна была подчиниться ему и сделать так, как он хотел, не ропща на судьбу и не пытаясь сопротивляться. Тем более она знала, с какой целью он пригласил её на свой день рождение, тогда зачем именно сейчас строить из себя не пойми кого?!

Закрыв за собой дверь, Лисов в два счета оказался перед ней, и, обхватив её талию руками, попытался приблизить её к себе в надежде на взаимные действия. Через пару секунд Евангелина почувствовала на своей шее его горячие губы. Слегка вздрогнув, она закрыла глаза, не спеша отталкивать парня.

Нельзя было сказать, что его отнюдь не наигранная нежность совсем ей не нравилась, однако сейчас она была совсем не расположена к любовным утехам. Из-за свежей в памяти картины происшедшего в гостиной, где он отомстил гостям за нахальство, выгнав прочь Драгомарецкого. И сама не до конца разобравшись, как теперь ей относиться к нему после всего пережитого, Евангелина не спешила отвечать имениннику взаимностью, чувствуя себя пойманной в изощренную ловушку.

Ощутив вдруг её истинное к нему отношение, Лисов, однако, не спешил мириться с таким раскладом дел для него. И не спеша отступать от намеченного, первой его мыслью было швырнуть эту девушку на постель, где разорвав на ней одежду, приступить к делу без всякой прелюдии, но осознав в последний момент, что для неё это, пожалуй, будет довольно хорошей развязкой, преследуя цель отомстить ей своеобразным образом за ранее пренебрежительное к нему отношение, Лисов подхватил её за талию и рывком усадил на стол, чудом не споткнувшись вместе с ней на ровном месте. 

Трах на твердой поверхности должен был стать своеобразным наказанием для Литковской. Он не видел смысла заниматься этим на мягкой постели. Однажды она пыталась ему сопротивляться, когда он намеревался овладеть ею прямо на столе в доме своего уже давно покойного деда. И преследуя цель слегка наказать её за такие деяния, а не поощрить, как это было раньше, он готовился довести свое дело до конца, раз и навсегда покончив с этой историей, не дававшей ему покоя ни ночью, ни днем. Впрочем, моменты, когда Литковская вела себя хорошо, можно было пересчитать по пальцам одной руки. И сгорая от нетерпения как можно скорее добраться до её обнаженного тела, ему, по крайней мере, хватило ума до поры до времени усмирять свой пыл, стараясь обращаться с этой девушкой нежней, чем обычно.

Присев на край стола, Евангелина непроизвольно закусила губу. Её мягкий зад не привык к таким «экзерсисам», тем более до кровати было рукой подать, но раз Лисов захотел отыметь её здесь, на столе, разве могла она пойти против него и что-то ему сделать? Раньше у неё бы хватило на это сил, теперь же она в себе сомневалась.   

В комнате царил полумрак, словно специально настраивая их на любовный лад, но меньше всего желая уединяться с ним в спальне, когда в такое время она должна была быть у себя, Евангелина отдаляла этот момент как могла, не понимая, что её действия только больше заводили именинника, вдохновляя того на откровенные решения.

Скользнув рукой по её плечу, Лисов неожиданно сжал его так, словно хотел убедиться, что она успокоилась, и не станет ему больше сопротивляться. Не в состоянии бороться с желанием впиться в её манящий рот, он коснулся её губ, почти силой раскрывая их языком, обжигая её рот своим дыханием с привкусом спиртного, параллельно запуская ладонь в её декольте, и ненавязчиво скользя пальцами по коже её груди, сжимая её. Чуть позже отстранившись от неё, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями, он только сейчас понял, как не хватало ему ранее этой девушки, всегда оказывающей на него столь мощное влияние, что от одного её взгляда у него слетала крыша чуть ли не в буквальном смысле этого слова.

— Что ты делаешь? — вспыхнув, тревожно уточнила Евангелина, как только его руки спустились ниже уровня её талии, обхватывая её ягодицы.

Ничего не сказав в ответ, он остановил свой загадочный взгляд на её губах и, скользнув одной из ладоней вверх по её бедру, принялся нащупывать края её нижнего белья. Такие его повадки ей не сильно понравились. Все начало заходить слишком далеко. На такой финал праздника она никак не рассчитывала. Этого парня следовало остановить.

— Что с тобой такое? — не удержавшись, процедил Лисов, резко хватая её за руки. — Опять корчишь из себя целку? Раньше ты мне так не опиралась… Надеешься так больше разгорячить меня своим дурацким поведением?

— Просто я не думала, что… — с трудом подбирая слова, растерянно пробормотала Евангелина, не в силах закончить начатую фразу, потому что в этом, скорее всего, не было смысла.
   
— Не глупи, дура! — резко пресек он её слова, тут же хватая её за талию и вновь толкая на стол, как только она попыталась соскользнуть с его поверхности и броситься к выходу. — И хватить набивать себе цену! Хотя знаешь, для начала можешь немного поломаться... Такое поведение иногда заводит. Только не затягивай со своими фокусами надолго! Я не могу долго ждать. Рано или поздно тебе придется мне дать. И ты будешь мне принадлежать, запомни это! — С этими словами он вновь прижал её к краю стола, вынуждая повторно испытать некоторые неудобства, и зафиксировав её так, чтобы она не смогла пошевелиться, впился губами в её обнаженное плечо, приспуская слегка её блузку.

Трахаться с ней в постели сейчас было бы большой глупостью. Пусть заранее привыкает к грубым поверхностям. Она это заслужила. Своим предыдущим поведением.

— Нет! Этого не будет! — инстинктивно ударив его в бок, Евангелина вновь попыталась выскользнуть от него и вскочить со стола, но у неё ничего не получилось, о чем она впоследствии пожалела. 

— Погоди… — больно ухватив её за запястья, чтобы она не вздумала вновь расцарапать ему лицо, Лисов впился лихорадочным взглядом в её лицо, словно собираясь признаться ей в том, чего бы никогда не сказал вслух по доброй воле и в другой обстановке.

— Да постой, ты, кому говорю!… — Разочарованно проронил он, поджимая губы так, словно её поведение причиняло ему невероятную душевную боль. — Я хочу сказать, что когда ты упала там, в коридоре, уронив после презентации на пол листы, я хотел броситься к тебе на помощь, но Сильвестр меня опередил. И откуда он только взялся на мою голову?! Он помешал мне, этот кретин! — Продолжая болтать всякий вздор, состоявший из перекрученных на его лад слов нежностей и угроз, напоминавших бред, который обычно несут в припадке помешанные, Лисов вдруг стиснул её в объятиях так, что она едва не задохнулась, пораженная услышанным. — Так что даже если бы я и хотел причинить тебе вред, то вряд ли бы решился на это. Но если бы с тобой что-то случилось по моей вине, я бы этого себе не простил. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю? Есть вещи, которые пока что мне неподвластны, но я попытаюсь… Да, я попробую относиться к тебе лучше, ведь ты заслуживаешь это! Даже не знаю, что бы это была за жизнь, если бы мы никогда не встретились. Как мне ещё доказать тебе свою привязанность? Поэтому позволь мне полюбить так, как не любил ещё никто…  Я хочу тебя, Евангелина! Ты сводишь меня с ума!

Став напротив неё, он погладил её плечи, после чего ненавязчиво зацепившись пальцами за края её блузки, потянул их вниз, постепенно обнажая её грудь. Евангелина даже не осмелилась пошевелиться, чтобы помешать его действиям. Теперь от неё уже ничего не зависело, иначе не стоило вообще затевать с ним ссору. Его лихорадочное настроение вскоре передалось и ей, и не в состоянии больше противиться его развязным жестам, она позволила ему зайти ещё дальше, и перехватить инициативу, в которой она была не так сильна, испытывая во всем теле странный жар, отдававший даже в кончиках пальцев. 

Ещё никто и никогда не рисковал вести себя так по отношению к ней, за исключением Лисова. Так и не предприняв ни единой попытки отстраниться от него, и помешать ему продолжать дальше касаться её тела, Евангелина робко тронула ладонями его плечи, отводя в сторону свой взгляд.

Ей было немного непривычно находиться на столь близком расстоянии от парня, которого она должна была ненавидеть после всего. И пугаясь реакции своего разгоряченного тела на  неоднократно изведанные ощущения, которые дарили ей эти руки, поглаживая в пылу страсти её тело, она никак не могла определиться, что теперь должна была испытывать к своему спутнику, намереваясь покинуть эту комнату каких-то пару минут назад.

Слегка наклонив голову, он поцеловал её в горло, касаясь языком нежной кожи и почти сразу же склонившись к её груди, прижался губами к ложбинке, вдыхая запах её тела, специально медля и не спеша переходить к очередному этапу их любовных игр. Очень скоро в его власти оказалась почти вся её грудь. Еле слышно застонав от прикосновения его губ к чувствительной коже на этом участке её тела, Евангелина вся затрепетала, боясь даже представить, как будет себя вести, когда все зайдет слишком далеко.

Ничего не кажешь, ему нравилось «издеваться» над ней подобным образом, дразня её и доводя до исступления, как будто понимая, что ещё немного, и она будет не в состоянии ему сопротивляться.

Почувствовав вскоре, что она больше не артачится и вроде готова вести себя хорошо, он скользнул рукой ей под юбку, освобождая её от нижнего белья. Словно заранее смирившись с происходящим, Евангелина до поры до времени шла ему на уступки, покоренная его действиями, однако стоило ей ощутить, что нижнего белья на ней больше не было, а сам Лисов, выпрямившись, стаскивает с себя пиджак, поправив свою юбку, она отползла подальше от него, закрывая руками грудь.

— Ты долго ещё будешь ломаться? — вспылил он, не готовый к такому повороту событий. — Никак не возьму в толк, что с тобой твориться… Ты согласилась сюда прийти, прекрасно понимая, что тебя ждет, так что не надо сейчас разводить сантименты, корча из себя кроткую девственницу. Думаешь, я тебя сейчас отпущу?! — Опустив руки на ремень, он принялся судорожно его расстегивать, пристально следя за тем, чтобы она вновь не попыталась удрать от него. — Хватит изображать из себя дурочку! Это совсем не твоя роль… У тебя куда лучше получается раздвигать ноги. Я не могу долго ждать. И не говори, что я тебе безразличен. Ты любишь трахаться со мной. Уж в этом я лично убедился. Так что сделай, пожалуйста, одолжение. Послушай меня, и ты ни о чем не пожалеешь…

Пытаясь противостоять ему, когда он высмеял её тогда, возле лестницы, где она собирала с пола разлетевшиеся документы, Евангелина пообещала себе, что впредь он не коснется её тела, однако теперь, когда отбросив прочь её локоны, он жадно исследовал губами её плечи и шею, не оставляя попыток раздвинуть ей бедра, она чувствовала себя больше неспособной идти против собственного влечения, испытывая к этому парню ощущение оскорбленной ненависти за его прошлые слова и охватывавшее её тело желание в виде болезненных ощущениях на кончиках груди и внизу живота. Очень скоро от её противоречивого настроя не осталось и следа. И как только Лисов ослабил свой ремень, резко вклиниваясь между её ног, предпринимая последнюю попытку помешать ему воплотить задуманное, Евангелина оказалась пригвожденной им к краю стола.

Слегка вскрикнув, она судорожно вцепилась в его плечи, чувствуя, как сильно сдавливает её грудь его напряженное тело. От образа того Лисова, высмеивающего её возле лестницы, когда она собирала с пола документы, ползая в коридоре на коленях, не осталось и следа. И сама поражаясь столь поразительным изменениям в его поведении, она сгорала теперь от желания стать с этим парнем одним целым,  а сам он искупить, таким образом, свою вину перед ней за дурное поведение, не понимая, как мог ранее вести себя столь вызывающе, оттолкнув её ради какой-то презентации. Та победа не принесла ему счастья, как не пытался он утереть ей нос. Только понял он это сейчас, сжимая в объятиях девушку, чье тело могло стать для него лучшим вознаграждением, чем все брошенные к его ногам медали и грамоты мира за успеваемость.

Ранее он не позволял себе попыток овладеть ею вот так, без всякой подготовки. Но сейчас в этом больше не было нужды. Стоило ему слегка раздвинуть ей ноги, как эту девушку начинало влечь к нему с такой силой, что не в состоянии сопротивляться своим желанием, она была вынуждена поддаваться ему, заранее зная, что ничего хорошего из их связи не получиться, и ей надо быть сильнее его. Впрочем, за это время он до такой степени успел её «выдрессировать», одаривая в постели искусными ласками, что иначе вести себя она не могла.

Её тело откликалось на каждое его прикосновение. И когда у неё не получалось больше сладить с собою, едва дело доходило до интима, она тотчас отдавалась партнеру, позволяя ему делать с ней все, что хотелось. Так что с каждым рывком подчиняя себе прекрасное тело этой девушки, прислушиваясь параллельно к срывающимся с её пухлых губ еле слышных стонов, которые становились все более громкими по мере того, как он начинал сильнее налегать на неё, задавая темп, Лисов осознавал, что делал для неё гораздо больше, чем тот же Сильвестр, помогший собрать ей тогда с пола документы, когда красивых девушек наподобие её надлежало «утешать» совсем другим образом. В чем он, разумеется, превзошел самого себя. Теперь Евангелина уже не так охотно боролась с ним, как пару минут назад, осознав наконец всю бесполезность сопротивления собственному влечению. Он знал, что она всегда была слаба на передок, стоило ей остаться перед ним без нижнего белья. И охотно пользуясь этой возможностью, он имел её, когда хотел и как хотел, и она сама, кажется, ничего не имела против такого расклада дел, с жаром отвечая на его ласки.   

Это было его «утешением» за свое равнодушие к её падению возле лестницы по окончанию злополучной защиты презентации, и изощренной местью за то, что ранее она позволяла себе пренебрегать интимной близостью с ним, отказываясь раздвигать перед ним ноги по первому его требованию, буквально вынуждая его брать её силой. Пусть знает, что он до сих пор зол на неё, поэтому не будет вести с ней по-другому, пока не отомстит ей за все, продолжая «сопрягать» её на столе как легкодоступную девку, какой она никогда не была, не особо считаясь с её желанием. Тем более временами ей это даже нравилось. И будучи в курсе, что все это происходило не просто так, а из жажды мести одному человеку, он предпочитал покончить с Евангелиной прежде, чем тот ворвется сюда, стремясь набить ему из ревности лицо. По-другому и быть не могло. 

И заранее представляя себе выражение его лица, он почему-то вспомнил о подобного рода забавах с Эрикой, пока не выгнал её из квартиры без всякого намека на возобновление общения, если она продолжит вести себя так и дальше.

Перепробовав накануне все места для более изощренного взаимодействия друг с другом, превосходившего поцелуи и невинные объятия, коими им ранее приходилось довольствоваться, дабы не попасть в беду, однажды они решили перейти грань и попробовать это на столе, находившегося в кабинете её отца. Разумеется, в его отсутствие. Довольно быстро приступив к делу, как только обоим стало нелегко контролировать собственную страсть, они до такой степени увлеклись процессом, что совсем перестав контролировать себя, раскурочили этот стол настолько, что внутри него надломился какой-то механизм.

Неудивительно, что когда губернатор пришел на следующий день в свой кабинет, не заметив надломленной ножки стола, он случайно уперся локтем в его угол во время обеда, когда ещё больше накренившись, она окончательно отвалилась, и все, что было в тот момент на столе, включая горячий кофе, и заварные пирожные с шоколадной помадкой, — очутилось на важных документах и его новых брюках, которые он специально надел накануне открытия сессии в администрации.

Подробности данного инцидента Эрика узнала позже от него самого, таскавшего эти брюки лично в химчистку, но сделав вид, будто её это не касается и они с Лисовым даже не заходили к нему в кабинет, она выслушала отцовскую исповедь с отстраненным видом, стараясь не улыбнуться от тех картин, что рисовало ей собственное воображение.
 
Инициатива исходила от её партнера, так что если бы губернатор узнал об этом происшествии непосредственно от дочери, то она первой получила бы от него затрещину за свои развлечения с любовником в ненадлежащих местах. Впрочем, у самого Лисова о данном инциденте остались далеко не лучшие воспоминания, но они прилично грели душу. В который раз ему удалось насолить будущему тестю, чью дочь следовало бы держать на привязи. Впрочем, было и одно «но», о чем он не сильно любил вспоминать.

Этот чертов стол так сильно скрипел под ними в тот момент, отвлекая их от всего остального, что смакуя втайне подробности своего пикантного с Эрикой единения в кабинете её отца, ему  хотелось все бросить, и, натянув на себя штаны, пододвинуть этот предмет мебели поплотнее к стене, и только потом продолжить начатое. Жаль, сама Эрика была против его инициативы, настаивая на продолжении. Заведенная настолько, что была готова поймать экстаз от малейшего его прикосновения, она не хотела, чтобы он её оставлял, уделяя внимание невесть чему, поэтому в очередной раз набравшись силы воли, Лисов попытался как можно скорее с ней покончить, поклявшись больше не испытывать свою судьбу на этом столе.

С Евангелиной была похожая ситуация, с той разницей, что стол не скрипел. По крайней мере, не так громко, привлекая к себе излишнее внимание посторонних, если только кто-то не станет прислушиваться к этим звукам специально, появившись в данной части коридора отнюдь не по собственной воле, да ещё снедаемый чувством любопытства.   

Книга 2. Глава 61

http://proza.ru/2022/12/10/1333