de omnibus dubitandum 102. 483

ЧАСТЬ СТО ВТОРАЯ (1875-1877)

Глава 102.483. ИГРАЛИ В РАСПРОСТРАНИТЕЛЯ...          

    Второго мальчика, оставившего особенно яркий след в моей памяти, звали Шани. Он жил несколькими домами дальше на нашей улице. Шани в ту пору было тринадцать лет, и он очень мне нравился. Это был бледный, стройный, высокий подросток с волосами цвета воронова крыла и чёрными, как маслины, глазами. В движениях он всегда сохранял благородство. Встречаясь, мы обменивались приветствиями, немного разговаривали, но дальше этого дело обычно не заходило. Именно потому, что Шани дружил с соседской девочкой, сестрой Марка Анной, я опасалась заводить с ним речь на известную тему и считала его таким же непорочным и целомудренным как Анна.

    Иногда он заходил к Анне в гости, они вместе делали домашние задания и вели себя очень спокойно и серьёзно. Впрочем, со мной Шани всегда был исключительно приветливым. Однажды он пришёл к нам во второй половине дня, когда Анны не оказалось дома. Они с Марком по какой-то надобности отправились в отцовскую мастерскую, расположенную, как помнится, далеко, в районе Пятницкой. Мать была в прачечной. Услыхав, что Анны нет на месте, Шани собрался, было, развернуться и уйти. Но я попросила его:

    – Послушай, останься у нас ненадолго…

    Он заколебался, поэтому я добавила:

    – Анна должна вот-вот подойти…

    И поскольку он всё ещё стоял в нерешительности у дверей, я сказала:
"Останься, мне всегда страшно, когда я дома одна".

    Тогда он переступил порог. Мы оба были смущены и прошли из кухни в комнату. Смущение наше, правда, вскоре растаяло, однако мы не знали о чём говорить. Но я находилась под сильным впечатлением его агатовых глаз и, точно ласкающийся котёнок, прижималась к нему.

    Он терпеливо сносил это и улыбался, но ничего не говорил. Тогда я обхватила его за шею и крепко прижалась к нему нижней частью тела. Я ожидала, что теперь он, как и другие полезет мне под юбки или достанет свой член и вложит мне в руку. Но он ничего подобного не сделал. Он позволял себя обнимать, только улыбался на это и ничего не предпринимал. Не знаю, как мне пришла в голову такая мысль, но я отпустила его, шагнула к кровати, улеглась на неё и сказала:
"Иди сюда".

    Он подошёл ко мне и остановился невдалеке. Я рывком приподняла платье:

    – Ты ничего не видишь? – спросила я.

    – И сейчас ещё ничего?.. – затем обнажила колени.

    – И теперь тоже ничего? – я снова немного приподняла платье, взору предстали мои голые бёдра.

    – Сейчас тоже ещё ничего не видишь? Он глядел на меня, улыбался и не шевелился.

    – Ну, а теперь?! – крикнула я и разоблачилась полностью.

    Он продолжал стоять, а я лежала и ждала. Возбуждение моё нарастало, тем более, что я была убеждена в том, что его член, как и член Мойши, должен быть мне совершенно впору. Я просто сгорала от нетерпеливого желания увидеть и подержать его, а потому схватила Шани за брюки. Он отступил на шаг.

    – Отпусти, – печально и сконфуженно попросил он, – я не могу этого сделать…

    – Почему не можешь? – Я одним прыжком соскочила с кровати.

    – Просто так. Не могу и всё… – едва слышно проговорил он.

    – Покажи-ка. – Я быстро потянулась к его ширинке. – Покажи, что ты действительно это не можешь.

    Он хотел вырваться, но я уже крепко держала его за пуговицы. Тогда он остановился, и я нащупала в брюках член, который незамедлительно вытащила наружу. Он оказался тонким и очень длинным, и мне бросилось в глаза, что крайняя плоть его чуть не на всю головку была оттянута назад. Однако член у него стоял настолько образцово, что дай бог каждому. И мне так не терпелось вставить его себе в щелку, что я расторопно задрала юбки. Но он и теперь мною не соблазнился.

    – Оставь, я не могу.

    Я совершенно растерялась от досады и изумления:

    – Ты ведь можешь, – ревниво сказала я, – ты лжёшь, ты прекрасно всё можешь, только не хочешь.

    – В самом деле, не могу. Я бы и сам с удовольствием, да ничего не выйдет.
Он произнёс эти слова так серьёзно и грустно, что они произвели на меня сильное впечатление и разбередили моё любопытство.

    – Тогда объясни, почему не выйдет, коль это правда, объясни… – наседала я на него.

    Я всё ещё продолжала держать в руке его член. Он отнял его у меня, спрятал и застегнул брюки.

    – Этого я тебе сказать не могу.

    – Потому что ты лжёшь, – упорствовала я.

    – Ты не хочешь еться… а коли не хочешь, так прямо и скажи, только не лги!

    – Я не лгу, – возразил он. С этими словами он, не поднимая мне платья, мягко положил руку на мою кунку, немного помедлил в таком состоянии и, наконец, повторил: «Нет, я не могу»…

    – Да из-за чего же?

    – Из-за этих проклятых баб… – в сердцах бросил он.

    – Что ещё за бабы?..

    – Мне сегодня уже два раза пришлось отпудрить… – произнёс он яростно.

    – Кого же?.. – Я сгорала от нетерпения услышать это.

    – Два раза, – повторил он. – И если сейчас я посношаюсь с тобой, тогда он у меня ночью не встанет и, она за это устроит мне трёпку.

    – Да кто же?

    – Мать…

    – Твоя мать?..

    – Да.

    – Она колотит тебя, если у тебя не стоит хобот?..

    – Да.

    – Но почему? Ты же, надо думать, вполне способен отсношать мать?

    – Я вынужден… – Он пришёл в ярость. – Эти окаянные бабы, будь они прокляты, – выкрикнул он, – они ведь все одного поля ягоды и такие завистливые…

    – Выходит, сегодня ты уже дважды сношал её?..

    – О нет, она придёт домой только вечером.

    – Тогда кого же ты оприходовал?

    – Своих сестёр…

    – Своих сестёр?! Обеих что ли?..

    – Да, обеих, и если я сейчас посношаюсь с тобой, то вечером он у меня в постели, вероятно, не встанет, а в таком случае мать сразу же раскумекает, что я кое-что проделал с Рахель и Басей, и тогда отлупит меня, – сказал он вконец опечаленный.

    И дальше поведал целую историю. Мне даже не потребовалось больше подстёгивать его дополнительными вопросами. У него самого, очевидно, возникла потребность довериться мне.

    Отца своего он не знал, он едва ли даже мог его помнить, поскольку тот умер, когда Шани был ещё совсем маленьким. Его сестёр я видела часто, мать тоже. Она была маленькой, очень худой, но ещё не старой женщиной. И у неё были такие же красивые чёрные глаза, как у сына. Восемнадцатилетняя Рахель, старшая из сестёр, была белокурой стройной девушкой, и хотя лицо у неё было в изобилии усеяно веснушками, зато она имела две упругие, высоко вздымающиеся острые груди. Шестнадцатилетняя Бася, младшая, была, напротив, низкорослой толстушкой с пышными молодыми грудями и такой внушительной попой, что мужчины на улице волочились за нею. В двенадцатилетнем возрасте она была лишена девственности одним распространителем литературы, торговавшим вразнос душещипательными романами, когда тот однажды застал её дома одну. Однако мужчина ни в коем случае её не насиловал, скорее он понял так, что Бася его соблазняет. Потому что она как раз в то время вступила в фазу бурного созревания и на всех мужчин смотрела завлекающими глазами.

    Она рассказала брату об этом приключении, показала ему, как всё происходило, и с той поры оба часто играли в «распространителя».