Распри вокруг Есенина

Рассказ-размышление

Сколько себя помню, страсть как увлекался поэзией и декламацией. Не явились исключением и годы студенчества, когда у меня случился серьёзный конфликт с одним парнем. Назовём его Жора. Это был уникальный тип, всегда заряженный, пружинистый и красавец. А как он в танце водил дам – глаз не оторвать. И естественно имел успех у девчат, но, на удивление, не был до них падок. Видимо, было у него своё высшее предназначение и потому не собирался растрачивать себя по пустякам. А со временем у него повылупались ещё и другие талантишки. В общем, занятный кадр.

Жили мы в одной секции общежития, но в разных комнатах, а занесло Жору к нам совсем с другого курса. Сам он не пожелал говорить о причине перехода, а мы и не допытывались, но привычный уклад нашего обитания был попран вторжением совершенно инородного тела.
С ним же надолго заселилась к нам и губная гармошка, с которой он не расставался никогда. Меня вот самого, ещё мальцом, боднул барашек прямо по уху и с оной поры способен лишь на оценку качества игры. И нужно признать, харпером был Жора отменным.

Поначалу мы все даже как-то обрадовались, ожили и встрепенулись и всерьёз полагали, что с новым компаньоном нам здорово повезло. Возможно, виной тому были и девчата разных пропорций и происхождения, которые нахлынули в нашу секцию с его приходом. Из-за обилия поклонниц кое-что перепадало на потраву и нам.

Единственным кто сразу же встретил гармонику в штыки был болгарин, проживавший со мной. Но его недовольство было особого рода и выражалось в жалобах на Жору в мой адрес. Никогда не забуду его фразы, которую он, покачивая головой, повторял периодически: "Какой некультурный парень! Мне же нужно заниматься, так как планирую стать хорошим специалистом". Правда, от его праведного возмущения, с трудом сдерживал смех.

Но так как, со временем, меня самого начала угнетать эта гармоника, то не раз предлагал ему вдвоём, а то ещё и с соседями, переговорить с Жорой начистоту. Ни в какую! И он нашёл весьма оригинальное, но половинчатое решение проблемы, заткнув просвет между полом и полотном двери довольно плотным куском войлока. Когда указал ему ещё и на замочную скважину, на лице его отобразилось подобие улыбки, а смеющимся, после гармошки, его нельзя было и припомнить. Войлок был хорош, но только вот извлекать его приходилось с превеликим усилием. Да, помогло оно существенно, но иногда даже большую нужду, приходилось переносить, лишь бы не возиться с войлоком. Без сомнений, всё это перешло в какое-то соревновательство: кто кого из нас пересидит.

И как-то после одного из очередного его роптания, я уже не мог сдержаться и разразился хохотом. Болгарин был очень обижен и я долго пытался ему втолковать, что без активных действий ситуацию нельзя сдвинуть с места и предложил ему вместе прямо сейчас спуститься к коменданту, так как его слово, как иностранца, будет намного весомее – и вновь отказ. В создавшейся ситуации он не нашёл лучшего выхода, как жениться на своей болгарке и выехать из нашей общаги. Переезд болгарина  послужил для соседей толчком к пробуждению: они начали подавать голос и добились того, чтоб гармоника играла только в их отсутствие.
 
А вот я, если оставался в секции один, то, по обыкновению, погружался в свою стихи-ю. Но тут уже выяснилось, что не так-то просто перечить своей декламацией переливам гармоники. И ещё заметил одну странность: как только приходили ко мне гости, то наигрыши Жоры сразу же прекращались и он с шумом и демонстративно уходил из секции. Вначале воспринял сие за дань уважения к моим гостям, но одолели сомнения, когда раз наткнулся на него в коридоре вскоре после его ухода. И задался вопросом: а не возвращался ли он вот так же каждый раз. Короче, Жора начал меня здорово угнетать эдакой неопределённостью, то ли он дома, то ли где-то в другом измерении, но если даже и там, то может мигом депортироваться обратно.

Постепенно осознал,что я под колпаком, а Жора заселен в качестве подсадной утки. Возможно и, по этой части, у меня вполне могли быть косяки, ибо на дворе было далеко неспокойное предперестроечное время и иные студенты на переменках, прогулках или за чайком откровенно болтали и обсуждали известные события (внезапные смертя коронованных особ), а особливо доставалось одному из сокурсников, которого накрыли при одной из облав кинотеатров и наказанного, по представлению органов, за пропуск занятий.  Мы измывались над ним, что в следующий раз его обязательно лишат стипендии за пропуск самоподготовки. Касаемо меня самого, то могли положить глаз чисто из-за моей эмоциональной невоздержности.

А из Жоры, при желании, вышел бы выдающийся конспиратор и доносчик. Об этом явственно говорили его пустые глаза, да и флюиды шли от него сплошь липкие да морозкие. И, нужно признать, стараниями заселенца, декламация перестала мне казаться стоящим занятием. Да и в компаниях стал крайне осторожен, а иные уже подмечали утрату мною чувства юмора.

Как-то раз, когда также полагал, что один как перст, постучался и вошёл Жора. В руках его была книжка стихов Есенина.
— Это, что, подарок?
— Нет, хочу меняться.
Книжица приятно легла на руку, была отменно оформлена и я загорелся. В обмен он требовал книжку карикатур датского художника, что меня, однако, расстроило, так как это был целый альбом. Жора не раз бывал у меня и сразу отмёл все прочие варианты. Ещё раз раскрыл книжицу и глянул издание: Одесса-мама. Навряд когда я доберусь до этих святых местов! И подумал, а чем собственно сборник карикатур лучше нашего Есенина — да ничем. И сделка состоялась.

Через некоторое время произошло одно событие, которое развело нас по разные стороны. В комнате у меня собралась приличная компания, а Жора демонстрировал свои способности гипноза-телекинеза. И ему действительно удалось раскачать взад-вперёд, как маятник, одного из студентов. Были ещё желающие, но Жора бросил на меня взгляд и подмигнул — и я принял вызов. Он сопел и пыхтел за спиной минут пять, но все подтвердили, что я был недвижим, как скала. Ясное дело, Жора был раздавлен, так как все усомнились в его талантах и вскоре покинул нас под надуманным предлогом. И до этого случая он бывал у меня редко, а тут и вовсе пропал. Ну и ладно, будем горе горевать.

Раз вечерком соседи зовут в гости, а на столе вино. Интересуюсь, по поводу или без. Отвечают, что "по", так как остались "без". Поясняют, перешёл в другую секцию.
Тут нужно сказать пару слов про самих ребят: оба они серьёзные и одарённые студенты без лишних движений. Им не было дела ни до девок, ни до спорта, да и стали потом научными работниками. Знал, что ребята Жору не очень жалуют, но такого нашего единодушия и нетерпимости к нему никак не ожидал. Бегу к себе и волоку ещё и свои запасы — такой Праздник бывает не каждый день. И сидим мы, братья по несчастью, допоздна, перемалываем его косточки, взираем радостно на стол и виновато вздыхаем, что на первую пару нам точно не подняться.

Но счастие наше было недолгим: эта сволочь сохранила за собой ключ и продолжает спокойно наведываться со своей гармоникой, даже в отсутствие хозяев. И отвадить его удалось только посредством замены замка. Вот тут-то и наступила у меня полоса блаженства и покоя. Как же всё-таки человеку не очень-то многого и нужно в этой жизни.

Чрез эдак недельку, иду себе по улице и слышу не то свирель, не то флейту, а ничего, хорошо так забирает. И как вы сами догадались, это был, конечно же, он. Когда мы с Жорой поравнялись, я приостановился и съязвил, что не вижу ни одной крысы, которая пошла бы за ним следом вон из этого проклятого города. Жора сделал вид, что для него нет на свете никого, кроме его флейты. Вполне возможно, что так оно и было.

Но уж лучше бы не встречал его и приберёг свои колкости, ибо на следующий же день флейта зазвучала не где-либо, а прямо в нашей секции. Если и губная гармошка была как-то ещё терпима, то от флейты после получасового фонирования — хоть на стенку лезь. Пожалел, что нет больше рядом болгарина, а именно, насколько смачную выдал бы он реплику. А раз соседей в комнате нет, то на руках у Жоры новый ключ. Но решил не обострять ситуацию и дождаться самих ребят. Оба, как на духу, выложили, что не знают, как от него отвязаться. Припёр их к стене и напирал до полного изнеможения — и выудил-таки ключ. Предлагаю соседям свой вариант: они обретают ещё один замок, оставляют себе по ключу, а остальные передают мне и отсылают Жору тоже ко мне. На моё удивление, ребята согласились сразу, без условий и оговорок и немедля отправились за замком. Стало предельно ясно, насколько же всех он тут достал и с флейтой, да и без, самолично. Это надо ж до такого додуматься — внаглую устроить студию в чужой комнате.

Сижу у себя, размышляю и разбираю всю предысторию нашего противостояния с Жорой и нахожу, что если и виноват, то только в том, что в глубине души презирал его за эти цирковые представления и его же высокотехнологичное нутро без сердца и души. Никогда б не предположил в таком миловидном парне — столько упорства и злости. И ни в какую не отступит от своих намерений, вплоть до криминалу и выжмет всё по максимуму.

А мы, значит, должны пред ним угодничать и раскачивать самих себя, наподобие Исаакиевского Маятника, дабы не разбудить в нём лиха — не то устроит нам кромешный ад. А тут ещё и эта чёртова студия, которая нужна ему до зарезу, ибо, без сомнений, в новой секции его отшили, а на улице дождь и слякоть. И остаётся только наша, где у него отличные шансы задавить нас, слабаков. И Жора, невзирая на все его таланты, представляется мне полным неадекватом, который в натуре чокнулся на музицировании.

И все мои анализы и выкладки приводят к тому, что разборки с Жорой не миновать. Он однозначно не ожидал от меня такого вызывающего фортеля с ключами и пребывает в состоянии бешенства. Да и как потом будет смотреть в глаза ребят, если ничего не предпримет. Также, видимо, не даёт ему покоя тот проигранный сеанс гипноза. По логике, если уже устоял перед ним раз, то должОн и на второй. Но с другой стороны, та психологическая дуэль была в компании и могло статься и так, что это только на публику я такой задиристый и смелый, а вот один на один могу оказаться и пустышкой. И потому "свиданка наша" наверняка будет без свидетелей и заступников.

А со стратегией поведения при конфликтах, определился уже давно, ещё с армии. Нужно всего лишь относиться к жизни, как к рано или поздно преходящему явлению. Ведь в каждый лунный день случайными смертями гибнут сотни ни в чём неповинных молодых людей, и сейчас, возможно, настал наконец и Твой День. И вот такой своеобразный подход придаёт тебе безоглядную смелость и ничем невозмутимое спокойствие, дезориентирующее противника, который стушёвывается и начинает путаться, а потом и вовсе выдыхается, как проколотый шар. Да и в отличие от тебя, наверняка собрался жить вечно и потому намерен себя, любимого, ещё поберечь и сохранить.
 
И вот, сижу я у себя и чаёвничаю. И жду его и не жду. Ворвался он, как "вихорь шумный", плотно прикрыв все двери и вплотную подступил ко мне.
— Ключ!
— Никаких ключей не будет В этой секции ты уже не жилец.
— Значит, тебе можно тут декламировать, а мне нельзя.
— Играй там у себя, в своей секции.
— Играю где хочу. С ребятами я договорился.
— А как же со мной? Или я здесь никто?
— Ты читай свои стишки, а я на флейте.
— Не будет этого! Давай, всё, выходи!
Жора упорно стоит на месте, демонстрируя все свои способы устрашения: мелькают кулачищи и бицепсы, желваки его играют, а глаза изрыгают пламя. Я стоически выдерживаю натиск. С эдакой злостью он наверняка одолел бы меня в два счёта, но прекрасно осознаёт все последствия вторжения с превышением полномочий. Перепалка продолжается, но уже на пониженных тонах и тут Жора вдруг резко разворачивается и уходит.

Теряюсь в догадках, но как предвижу, что вернётся. Минут через пять Жора появляется снова, в руках у него знакомый альбом. Вроде он намеревался его швырнуть, но передумал, а альбом, вовсе и без намерений, выскользнул и шлёпнулся на пол.
— Забирай его и верни моего Есенина.
Я отвечаю не сразу, потому как, так называемый "его Есенин", на самом деле уже "мой Есенин". Но также прекрасно понимаю и то, что для разрядки ситуации, обязан пойти на приемлемую вынужденную уступку. Искать книгу мне не нужно, она тут же на полочке. Но дело в том, что в последние годы я взял моду в своих книжках делать всякие пометки и правки и собираюсь сказать ему об этом, но потом заключаю, что имел на то полное право, да и вообще, если б он нуждался в Есенине, разве стал бы меняться на карикатуры. В конце концов, дело вовсе и не в нём и требование возврата книги, оно, чисто символическое — не ключи, так Есенина. И в конечном итоге Жора должен выйти Победителем из этой передряги. Протягиваю ему "Есенина", но он силой вырывает его из моих рук и, гневно сверкнув глазами, плавно и с достоинством удаляется.

Вечерком я радую ребят отчётом об визите Жоры. У них уже припасена бутылка вина и мы вновь вздрогнули, чтоб дослужился он до народного флейтиста, но только без нашего посредства и участия.

И всё ж мне посчастливилось столкнуться с ним ещё раз и не скрою, на этот раз встреча доставила мне истинное удовольствие, так как Жора был без флейты, а главное, всё лицо его было в синяках и ссадинах.
Соседи уже знали об этом и поведали, что он куда-то ездил на поезде. Я им уточняю: не куда-то, а на Гастроли. Ребята ржут от души! И мы вслух перебираем наиболее опасные инструменты для провоза на поезде в не упакованном виде, когда даже здоровый, но "недобитый" музыкант может серьёзно пострадать. И приходим к выводу, что с духовыми, в том числе и флейтой, в поезд лучше и не соваться. В разряд безопасных попадают одни струнные, типа гитары да балалайки, да и то при пользовании ими в щадящем режиме. И мы шутим, зубоскалим и даже злорадствуем, а общий смысл нашего ребячества и развлекухи сводится к одной единой сентенции-двустишию:
"Увлекайся хоть самим Есениным,
Но не будь, того, совсем безбашенным".

И вот на этом  наши пути-со-жоренькой разошлись.
А ребята уверяют, что не успокоятся, пока не отыщут для меня самый красочный томик Есенина. И одно их обещание мне намного дороже той реальной, но отторгнутой от меня книжки, которую успел только чуток пригреть, но никак не нас-ла-дить-ся.