По стечению обстоятельств

- Пап, я хочу аксолотля! – безапелляционно заявила Дашка, склонившись к самому уху Егора Игоревича.
Он высунулся из-под одеяла и, понимая, что просто не способен открыть глаза шире, чем на три миллиметра, прикинул, в каком направлении от его подушки стоит дочь, и попытался повернуть туда голову. Голова отозвалась легкими покалываниями в висках и не поддалась.
 - Какого еще алкосотля? – с трудом выдавил Егор Игоревич.
 - Па, ну ты вообще! – возмутилась Дашка. – Аксолотль! Ак-со-лотль. Мы на кружке океанологии проходили.
Егор Игоревич наконец разлепил веки и взглянул на часы, стоящие на тумбочке.
 - Дарья, пять двадцать утра… ты почему не спишь?..
Дашка совсем по-взрослому закатила глаза и строго уставилась на помятого отца.
 - Ты купишь аксолотля?
Он усмехнулся, свесил ноги с кровати, попытался пригладить волосы – не получилось.
 - Ребенок, ложись спать. Потом я обязательно послушаю и про акс..алс.. в общем, послушаю и про твоих чудиков, и про все остальное, а еще - с особым интересом - послушаю про контрольную по математике. Тебе ж до школы еще два  с половиной часа… Спать! Бегом!
Дашка вздохнула: план «эффекта неожиданности» с треском провалился. Тем не менее, она почти не расстроилась и, решив взять отца измором, наскоро чмокнула его в щеку и выбежала из комнаты.
Егор Игоревич подумал с минуту, покачал головой и, расплывшись в блаженной улыбке, рухнул на кровать.

Их было двое – отец и дочь. Мама Дашки исчезла в неизвестном направлении, забрав с собой вещи и деньги, когда девочке было два года. Единственное, что она потрудилась оставить – записка, где были подробно изложены причины ее ухода, а именно внезапно вспыхнувшие чувства к коллеге, с которыми «сердце бороться не может». Просто записка. Оставленная на письменном столе. И в воздухе – шлейф предательства.
Егор Игоревич мог уйти в депрессию, спиться или стать криминальным авторитетом, чтобы заработать на жизнь. Но ни одна мысль о таком исходе не посетила его – у него была Дашка. А Дашке был нужен папа. Именно поэтому два человека не могли сдаться, очерстветь или медленно угаснуть. Они были нужны друг другу, отец и дочь. И они были друг у друга, несмотря ни на что.
Егор Игоревич продолжил учебу, получил высшее образование и устроился учителем истории в одну из городских школ. И вот (спустя около пятидесяти трех «Игорей Игоревичей», «Егоров Егоровичей» и «Игорей Егоровичей») он наконец заставил учеников правильно выговаривать свое имя, хотя они за глаза стали звать его просто Гор Горычем, научил коллег варить изумительный кофе по-турецки и печь пирог с яблоками, зарекомендовал себя как умный и справедливый преподаватель и стал тем, кого любила вся школа. Родительские комитеты чуть ли драки за него не устраивали – только бы у их детей историю вел именно Никитин Егор Игоревич! И никто другой!
Прошло время. Дашка выросла, перешла во второй класс, записалась на кружок по океанологии. А еще лепила из глины, делала кривые (но гораздо ровнее, чем папины) узоры глазурью на имбирных пряниках, ходила на танцы, набивала себе синяки в процессе бурных игр с ребятами во дворе и верила в Деда Мороза, хотя и была ребенком с ярко выраженным научным уклоном. Егор Игоревич каждое утро терпеливо заплетал ей косички, кормил манной кашей с комками, поил чаем с малиновым вареньем и отвозил в школу, попутно выслушивая какую-нибудь лабуду про морского черта и аквариумных гуппи. Вечером они обычно ели подгоревшую яичницу, делали вместе уроки (Егор Игоревич проверял тетрадки, а Дашка решала ненавистные примеры по математике), потом ложились спать. Разумеется, рутинные дела частенько разбавлялись дракой подушками или играми в города. А иногда слезами и криками «Не хочу в школу!» А иногда простудой и больным горлом. Но Егор Игоревич был так счастлив, что, признаться, расстраивался из-за этого очень-очень редко.
И вот настало очередное октябрьское утро. Дашка решила, что ей по гроб жизни необходим аксолотль. И, как ни надеялся Егор Игоревич, про свое желание дочка не забыла – к моменту прибытия в школу он был не хуже доктора наук осведомлен, что из себя представляет этот аксолотль, чем он питается и при какой температуре его нужно содержать в аквариуме.
- Ты купишь аксолотля? – умоляюще спросила Дашка, глядя на отца щенячьими глазами, в которых уже временами вспыхивали искорки обиды.
Егор Игоревич вздохнул, отстегнул ремень. Поразмыслил: если сказать «нет», расхлебывать придется еще недели три. А может и четыре. Лучше не рисковать.
- Я подумаю, - уклончиво ответил он. – Посмотрим по ситуации.
Дашка надулась.
- Ладно. Тогда думай. Только недолго думай!

Мирно начавшееся утро резко сменило курс. Уже на полпути к классу Егор Игоревич услышал гул и звуки возни – явные признаки драки. «Ох, грехи наши тяжкие... За что же мне это?» - с горечью подумал учитель и поспешил войти в кабинет. Он, конечно же, оказался прав: дети устроили самые настоящие «петушиные бои». Дрались Сережа Соколов – типичный хулиган, «гроза ботанов» и Дима Купцов – тихий, неприметный ученик, который едва мог сказать даже слово «привет» одноклассникам – из принципа. Неразговорчивый был. Скромный. Вот это-то и поразило Гор Горыча: Купцов! дерется! да быть того не может! Он незаметно ущипнул себя за локоть и, удостоверившись в реалистичности баталии, ринулся разнимать мальчиков. Это удавалось ему с трудом: безобидный Купцов оказался на удивление сильным, а задиристый Соколов ожидаемо неугомонным.
- А я все равно достану, понял?! – отчаянно вопил Сережа, вырываясь из рук друзей, пытавшихся его удержать.
- Пошел ты! – с яростью отвечал Дима, колотя по пальцам учителя. – Пошел ты, слышал?! Придурок!
Он вырвался и, злобно выдохнув, сел на свое место.
- Это что еще за выражения? – возмутился изумленный Гор Горыч. – Дима! Сергей!
Мальчики уставились на свои парты, словно пытаясь прочесть там ответ на вопрос учителя.
Егор Игоревич велел всем сесть. Помолчал с минуту, выжидая, пока наступит относительная тишина. Наконец бурные обсуждения прекратились. Девочки перестали переглядываться и хихикать, кивая на «героев», а ребята – вертеться и выкрикивать ругательства.
 - Успокоились? – строго спросил учитель.
Дети молчали.
 - Надеюсь, что да. Значит, так. У меня есть два варианта. Либо я веду всех к директору, либо вы рассказываете о происшествии в подробностях, а я пытаюсь вместе с вами все решить.
 Никто не отвечал.
 - Ну?
 - У Купца в сумке что-то шевелилось, - вдруг выкрикнул Саша Дьяков, - Соколов хотел посмотреть, а тот не разрешил.
 - Да, Дима его толкнул!
Егор Игоревич нахмурился.
 - Так это Дима начал драку?
Многие закивали. Купцов ничего не сказал.
 - Неправда это! – звенящим от обиды голосом заявила Лена Пономарева. – Дима сказал, что не будет показывать сумку, а Соколов начал говорить всякие гадости… он Диму нищим назвал… маму его начал оскорблять, сказал, что она дура, поэтому муж от нее ушел… Это все Сережа!
Гор Горыч удивленно поднял брови:
 - Сергей, это правда?
 - Правда, - перебила его Ника Синицына. – Лена все правильно сказала. Это не Купцов виноват.
Егору Игоревичу почему-то захотелось плакать.
 - Сережа, я очень разочарован в тебе. Во всех вас… Почему никто не заступился за Диму? Неужели все смотрели и ничего не сделали? Поддержали Сергея? Или, может, вы тоже обижали одноклассника? Все на него накинулись, потому что он добрый и не сможет за себя постоять? Стыдно мне за вас… позор!
Ученики молчали.
 - Сергей, я прошу тебя собрать вещи и выйти из класса. Пока ты не осознаешь вину и не извинишься перед Димой, я не хочу видеть тебя на своих уроках. Так же как и тех, кто поддержал травлю. Будьте добры покинуть кабинет прямо сейчас.
Мальчики подняли на учителя глаза.
 - А мы и не извинимся! Мы ни при чем! – дерзко бросил Соколов.
Гор Горыч покачал головой.
 - Значит, мне очень жаль, что ни я, ни ваши родители не смогли воспитать вас достойно. Жаль, что вы не хотите становиться людьми. Я считаю до трех! Покиньте кабинет! – вдруг крикнул он. – Я жду!
Три мальчика, включая Соколова, взяли в руки рюкзаки и, не попрощавшись, вышли из класса.
 - Остальным – сидеть молча и ждать звонка! – отчеканил Егор Игоревич. – Дима, бери портфель и пойдем со мной.

Учительская, как обычно, в это время пустовала. План, выработанный Егором Игоревичем за считаные минуты, был прост, как все гениальное: напоить чаем, расспросить, успокоить и отправить мириться. Гор Горыч ласково погладил Купцова по плечу, усадил в кресло. Потом маленьким ключом открыл шкаф, достал оттуда электрический чайник, чашки и пачку шоколадного печенья.
- Запрещенный прием, - улыбнулся Гор Горыч. – Никому не рассказывай. Мне и так достанется на орехи после сегодняшнего… ха-ха…
Дима потупился.
 - Извините… а у вас нет молока?
 - Молока?! – переспросил удивленный учитель. – Насколько я знаю, не водится… а зачем тебе молоко? Чай не любишь?
В этот момент в рюкзаке Димы что-то пискнуло и зашевелилось. Мальчик расстегнул молнию, и оттуда вывалился облезлый рыжий комочек, трясущийся то ли от страха, то ли от холода.
 - Вы только не ругайтесь! – порывисто заговорил Купцов. – Я его по дороге увидел, наверное, выбросил кто-то. Он маленький совсем, замерз. У него ведь никого нет… он бы умер там… один… Я его в школу принес, а тут Соколов привязался. Он мне наговорил всякого. Но я не злюсь, лишь бы котенка не тронул. Он ведь маленький, Егор Игоревич, только начал жить, а с ним уже так…
Гор Горыч почему-то на мгновение стал хуже видеть, словно глаза застелила какая-то пелена. И голос задрожал.
 - Не переживай, Дима, - выдавил он. В горле стоял ком. Говорить было трудно. – Ты вот что. Звони маме. Скажи, что я очень прошу. Пусть приезжает.
 В этот момент дверь учительской распахнулась и в нее вбежала Дашка. Несмотря на недовольство отца, она часто заходила «в гости», когда нужно было взять запасную ручку или карандаш, а иногда заклеить пластырем ранку на ноге после урока физкультуры.
 - Пап, у тебя есть ручка? Моя не пишет. Ой! – завизжала она, увидев котенка. - Какая прелесть! Это твой? – обратилась она к растерянному Купцову.
 - Дарья, ну сколько можно говорить! Нельзя вот так просто заявляться в учительскую, это некультурно... А ты, Дима, лучше дай мне телефон. Я сам поговорю с твоей мамой.
«Какое удивительное стечение обстоятельств», - подумал Гор Горыч, прикладывая трубку к уху и прислушиваясь к гудку.

Через час четыре обеспокоенных человека, склонившись над рыжим котенком, смотрели, как он пьет горячее молоко, подогретое на плите, и боязливо дрожит. Уроки закончились. Дашку папа отпросил со всех кружков (по ее же просьбе), а Дима с мамой и котенком были приглашены к ним в гости. Егор Игоревич был единственным, кто смотрел не на котенка. Он смотрел на Димину маму. «Удивительно красивая женщина, - думал он. – И почему одна?»

Дашку с Димой отправили в гостиную смотреть телевизор. А Елена Степановна и Егор Игоревич, наслаждаясь уже четвертой по счету чашкой чая, беседовали на кухне.
 - Диме было шесть лет. Мой муж сказал, что больше меня не любит. Сказал, что все было ошибкой. И уехал. Я не знаю, где он сейчас, и мне все равно. Но Диме первое время был очень нужен отец. А теперь он стал таким самостоятельным. Сам убирается дома, ходит в магазин. А как он преуспел в фехтовании! Знаете, я им так горжусь. Вы меня поймете. У Вас ведь такая чудесная дочь!
 - Да, - краснея, как первоклассник, отвечал Гор Горыч. – Еще чаю?
Дима с мамой ушли в восемь часов вечера. Рыжика – котенка – оставили у Егора Игоревича и Дашки. Но на следующее утро, в воскресенье, вдруг пришли его навестить – соскучились.
 - Мы ненадолго, - улыбнулась Елена Степановна. – Дима очень Рыжика хотел увидеть.
 - И  меня! – заявила Дашка. – Он мне вчера обещал рассказать про китов. Пойдем скорее! – и она, взяв смущенных маму и сына за руки, втащила их в квартиру.
 - А вы лучше оставайтесь надолго, Елена Степановна… Лена, - сказал влюбленный Гор Горыч. – Я ведь тоже по вам соскучился…

Был декабрьский вечер. Позади остался разговор Егора Игоревича с директором школы (учителю сделали замечание по поводу своевольного поведения, но заявили, что проведут беседу с учениками и поддерживают его выбор). Позади остались долгие извинения Соколова перед Димой, с которым Сережа теперь частенько переписывался и даже ходил на фехтование. Позади остались робкие изъяснения бородатого Гор Горыча перед Еленой Степановной и ее слезы радости. А теперь в гостиной переливалась огоньками гирлянд большая нарядная елка, в вазочке блестели глянцевыми фантиками шоколадные конфеты, пахло мандаринами и праздником. И все было хорошо.
Дима и Елена Степановна уже спали. Серьезная Дашка сидела с отцом в гостиной. Рядом, свернувшись, уютно рокотал Рыжик.
- Знаешь, я думаю подарить тебе на Новый год аксолотля, - сказал Егор Игоревич. – Ты же так хотела.
Но Дашка вдруг покачала головой.
- Не надо, пап. Больше не хочу. У нас ведь теперь есть Рыжик. И Дима. И тетя Лена. Зачем нам аксолотль? Ты лучше подари нам с Димой коньки новые. Будем вместе на каток ходить.
Гор Горыч улыбнулся.
  - Да… нам с тетей Леной тоже нужны коньки. Она давно обещает научить меня кататься. Но мы ведь сейчас обсуждали мой тебе подарок. А что ты попросишь у Деда Мороза?
Дашка хитро улыбнулась.
- А Дед Мороз уже подарил мне все, о чем я мечтала.
- И мне.
На город опускалась волшебная зимняя ночь. Всем было тепло.