Это же Князев!

Была предновогодняя ночь. В приёмный покой городской больницы полицейский патруль привёз мужчину, которого обнаружили лежащим без чувств на лавочке в городском сквере между кинотеатром «Звезда» и пивной «Голубой Дунай». Мужчина в старомодном драповом пальто, каких уже лет сорок никто не носит, был недвижим и не подавал никаких признаков жизнедеятельности, однако, по каким-то неуловимым признакам явно был жив. Такая же древняя, как и пальто, шапка «пирожок» смиренно лежала на его груди.
   - Мы сперва думали, что он просто пьяный в дупель, - объяснял молодой, румяный с морозу, словоохотливый сержант. – А потом смотрим, а от него не пахнет спиртным совсем. Ну, может чуть- чуть если. А так как будто мёртвый, но, вроде, не совсем. Никаких видимых повреждений не обнаружено, документов тоже. На команду «встать немедленно!» и на энергичное тормошение не реагирует никоим образом. Может это у него это...как его...  летаргический сон? А?
   - Разберёмся, - сухо ответила медсестра, недовольная, что её потревожили в такое время, и стала куда-то звонить. Полицейские потоптались ещё немного и отправились восвояси продолжать свою нелёгкую службу.
   Вскоре пришёл дежурный врач. Им оказался отоларинголог Морошкин. Он бегло прощупал у лежащего без движения мужчины пульс, приподнял веко на одном глазу и сразу распорядился везти тело в реанимацию, а также вызвать дополнительно хирурга и невропатолога. Ждать долго не пришлось и вот уже, выдернутые из-за новогоднего стола, хирург Ильченко и невропатолог Петров приступили к осмотру пациента.
   - Состояние похоже на коматозное, - Морошкин был явно растерян. – Но гипогликмическая кома исключена, так как уровень сахара в крови у него в норме. Кардиограмма тоже в порядке – сердце, как часы. Ну, смотрите сами.
   Ильченко никаких повреждений, даже незначительных, не выявил. Петров, обколов тело тут и там своими иголками и обстучав молоточком, тоже пожал плечами.
   - Думаю, никакого инфаркта или инсульта у него нет. Рефлексы… рефлексы несколько необычные, но никакой патологии я здесь не вижу.
   - Надо бы МРТ обследование сделать, - вздохнул Морошкин. – Так ведь у нас аппарата такого нет.
   Но хирург Ильченко был человек решительный.
   - Ну, что ж, - сказал он, - так и будем что ли топтаться вокруг да около? Предлагаю сделать ему пункцию, а там посмотрим.
   Не успел он произнести эти слова, как распростёртое перед ними тело вдруг очень бодро для полупокойника вскочило и с диким воплем: «Не дам делать пункцию!!!», выскочило вон. Уже из коридора до ушей донельзя изумлённых эскулапов донеслись лишь отдельные бессвязные возгласы сбежавшего пациента: «Палачи! Гестаповцы! Ишь, что удумали!»
  - Это же - Князев! – обрадованно всплеснул руками Петров. – То-то я смотрю рефлексы знакомые! Я же его пользовал несколько лет назад, был он у меня на приёме.
  - Куда это он голый побежал? – растерянно спросил Морошкин. – Нам что его теперь до утра вылавливать по всем больничным закоулкам? Он шизофреник что ли?
 - Да, нет, - вдруг заскрипел зубами Ильченко, - он не шизоид, но придурок тот ещё. Я тоже этого сукиного кота вспомнил. И вылавливать нам его нет никакой необходимости – он наверняка уже в приёмном покое одевается, а то и жалобу на нас в минздрав строчит.
   - А ты-то где уж с ним пересёкся? – удивился Петров. – Вроде бы никогда о нём не говорил.
   - Ты тоже о нём не больно-то рассказывал, - Ильченко стянул с рук перчатки и посмотрел на часы. – Ого! «Уж полночь близится, а Германа всё нет». Без пяти двенадцать. Домой всё равно не успеем. У тебя есть там что-нибудь? - обратился он к Морошкину.
   - Есть! Есть! – с готовностью ответил тот, обрадованный, что не придётся В Новогоднюю ночь куковать в одиночестве.
   Через несколько минут они уже сидели в ординаторской, где без долгих преди- словий выпили сначала за Старый год, а потом сразу же и за Новый.
   - А насчёт твоего Князева, - Ильченко повернулся к Петрову, – я вот чего скажу…
   - Почему это именно моего?
   - Ну, нашего, - охотно согласился Ильченко. – С этим типом мне удалось стол- кнуться ещё лет этак двадцать назад. Вы оба тогда ещё школярами были. Случай довольно забавный. Сейчас. За давностью лет. А тогда было, вообще-то, не до смеха.
   - Интересно, - почти в один голос сказали коллеги и приготовились слушать.
   - Это было в самом начале моей практики. Я был дежурным врачом по горболь- нице. День был праздничный – 9 мая. (Здесь невольно закрадывается мысль: уж не по праздникам  ли на этого гадёныша дурь накатывает. Хотя, конечно, это, скорее всего, совпадение). Ну, вот до обеда всё было благополучно; прошли все празд- ничные парады и демонстрации трудящихся, не было ни одного поступления. Словом: тишина и покой. Как вдруг выкатывают из «скорой» какого-то кренделя, а у него в брюхе торчит нож.
   - Большой? – поинтересовался Морошкин.
   - Приличный, не финский, конечно. Обыкновенный столовый. Но дело не в этом, а в том, что этот хер (более мягко назвать его никак нельзя) с нескрываемым любопытством его рассматривает. Как будто он у себя на пузе бабочку какую-то красивую обнаружил, а не нож воткнутый.
   - Во как! – вырвалось у Морошкина.
   - Да, вот так. Подняли его сразу в операционную. Операция срочная. Бригада собралась, все на местах. Тогда ещё всё по-старому у нас было: общий наркоз, маска, эфир…  Я тогда ассистировал. Оперировал Шаров (вы его уже не застали, но, конечно, слышали). Спец он был замечательный. Только резковат был в обращении и голос имел командный. Но тут с него чего взять? Как не крути – полковник мед- службы запаса и прямой выходец из военно-полевой хирургии. Надо было ввести катетер - очистить желудок, а он не вводится никак и всё тут. Прямо чертовщина какая-то. С анестезиолога уже пот градом – ничего не выходит, хоть плачь.
Все потихоньку начинают нервничать. И тут это чудило вдруг спрашивает таким невинным голоском, дескать, чего это вы тут граждане со мной вытворяете и, вообще, чего вам от меня надо?» - «Надо, чтобы ты сблевал», - в сердцах сказал ему Шаров. – «И только-то, - усмехнулся тот. – Покажите мне дохлую крысу и я вмиг облююсь» - «Да где же мы тебе её возьмём?» - «Ну, тогда плесните спирту – я понюхаю меня и вырвет тотчас». Шаров говорит: «Раз уж такое дело – дайте ему спирту. Пусть понюхает, может и правда вырвет». Санитарка поднесла ему склянку со спиртом к носу, а тот выхватил её у неё из рук и разом выпил до дна. «Вот, - говорит, - теперь сразу захорошело. Всем буду рассказывать, какие у нас врачи отзывчивые: похмеляют прямо в операционных!» Тут Шаров весь красными пятнами пошёл, зубами залязгал, да как рявкнет: «Вяжите его и быстро наркоз!!!» Ну, мы кинулись с готовностью и пошла работа.
   - Да…, – протянул Морошкин. – Забавно.
   - Забавнее некуда. Только это ещё не всё. Он ведь начал жалобы писать куда только можно и нельзя, и по всему городу разнёс, что мы его заманили в операционную, где сначала (вы только представьте!) насильно напоили, а потом и совсем усыпили каким-то отравленным наркозом. После этого, как он писал, эти «врачи-вредители», то есть мы значит, надругались над его бесчувственным телом путём вскрытия брюшной полости с последующим проведением неких преступных экспериментов. В результате чего у него в два раза уменьшился половой орган, а также развился неудержимый метеоризм, что затрудняет теперь его появление в  общественных местах.
   - Да кто в такую галиматью мог поверить? – не выдержал Петров.
   - Не только поверили, но и проверили. Главврача две недели во всех инстанциях имели не вынимая. Тут и ментура, и прокуратура, и наш родной облздрав. Даже куратор из ФСБ приезжал – что-то вынюхивал.
   - Если уж образованные люди на такую херню повелись, - развёл руками Морошкин, - то трудно даже представить о чём простой мог народ подумать.
   - А что народ? – весело сказал Петров. – Наш народ всё сжуёт. Он и не такое повидал. А мы-то кто? Не народ что ли? Давайте лучше выпьем без излишних  церемоний. За Новый год, за здоровье, за удачу! А это… ну, что поделаешь… С другой стороны - с такими жить если не веселей, то уж прикольней точно.Это же Князев!