Вечная глупость и вечная тайна. Глава 30

Глава тридцатая. Сладкий путь.
 

И вот я на новом велосипеде с дисковыми гидравлическими тормозами. С дорогой и легкой, как перышко палаткой необычной конструкции. Надувающийся термостойкий матрас я тоже купил новый. Единственное, что у меня было неподходящего для путешествия на велосипеде – это одежда. Берцы, джинсы, байка и флотский бушлат не совсем подходили для езды на велосипеде, но я оделся именно так по идеологическим соображениям, внешний вид для меня значил больше, чем комфорт. Поехал я не сразу в Таллинн, а решил сделать круг и заехать сначала в Тарту, и только потом отправиться в столицу Эстонии. Поехал я через Валку-Валгу. Город этот стоит на самой границе и одна половина эстонская, а другая латвийская. Я слышал о том, что некоторые уже живут в Латвии, а на работу ходят в Эстонию, потому что там больше платят. Вечером, когда я был уже недалеко от этого приграничного города, разразилась жуткая гроза. Молния ударила прямо в дерево недалеко от дороги, и это меня очень напугало. Я даже остановился, и засел в канаве на час, для верности сняв серебряные кольца, которые у меня были на каждом пальце.

Утром я быстро проехал небольшой городок, оказался в поле под палящим солнцем, один на один с сильным встречным ветром, и на достаточно разбитой и узкой дороге. Как это всегда у меня бывает в начале путешествия желудок начал перестраиваться на другой режим работы, и меня тошнило. В Тарту, некогда называвшемся Дерптом и даже Юрьевым я лишь поглазел на высотные краны, которых там было много, полюбовался большой скульптурой воина с мечом, съел ненормально большую порцию мяса с рисом в бистро. После ужина я немного отъехал от города и заночевал в густом еловом лесу. В первую ночь, как всегда в начале путешествия, я почти не спал, но во вторую я дрых, как убитый, так что на следующий день проснулся очень поздно и очень долго поднимался, завтракал, складывал вещи. Только поздно вечером я добрался до окраины Таллинна, потеряв спидометр, обнаружив, что задний тормоз потек и не работал.

На следующий день я с утра ездил по всему Таллинну и искал велосервис, в котором умели чинить гидравлические тормоза, и все-таки нашел такой. Мастер пока чинил, говорил со мной по-английски, спрашивал, куда я еду, и даже не взял с меня денег за ремонт. Я заплатил только за новый спидометр, перед прощанием, добрый мастер вдруг перешел на русский, сказал, что и этот язык не стоит на всякий случай забывать. Потом мне пришлось долго ждать парома до Хельсинки. Хотя границы между Эстонией и Финляндией фактически не было, но при посадке на паром все-равно проверяли паспорта, вероятно в целях борьбы с нелегальными мигрантами и наркоторговцами.

Вообще-то изначально я планировал поехать вокруг Финского залива, через Санкт-Петербург, тогда как раз негражданам Латвии сделали безвизовый въезд с Россию. Однако, моя мама сказала, что нечего мне делать на территории Российской Федерации, сказала, что там меня могут ограбить, а то и вообще пришибить, хотя бы из-за бороды, заплетенной в косичку, и прически ирокез. Я вспомнил рассказы немецкого велотуриста, который много путешествовал по России, он говорил, что в деревнях там люди весьма дружелюбные, но злятся, если отказываешься с ними пить их ужасный самогон. Вспомнил я и байки про ужасные дороги самой большой страны на свете. К тому же у меня с собой не было карт этого уголка России.

Паром до Хельсинки мне в тот раз попался какой-то быстроходный. Я даже телефон зарядить не успел, пока он пересекал залив. Телефон с зарядкой я забыл на пароме, уже, было, поехал по финской столице, захотел сфотографировать красивый дом, полез в карман, а телефона там не было. Пришлось возвращаться на паром, и умолять охранников поискать мой телефон, и они его нашли и отдали мне. Был уже вечер, а передо мной был достаточно большой город, карта которого у меня была не очень подробная. Ехал я в основном наугад, часто путаясь в хитросплетениях многочисленных велодорожек. Приходилось ориентироваться по схемам маршрутов автобусов на остановках и советам прохожих. Пару раз я нагло выезжал на автомагистраль, не смотря на запрещающий знак, но проезжие автомобили дружно мне гудели и приходилось съезжать на узкую и неудобную велодорожку.

Наконец я выбрался на дорогу, проходившую посередине Финляндии, через Лахти, на Ювяскюля и на Оулу, а потом вдоль побережья Ботнического залива к Кеми и в Швецию. Финляндия удивила меня тем, что маленькие городки довольно рано вечером просто вымирали, было еще светло, но на улицах уже никого не было. Переночевал я в очень живописном месте на берегу озера. А на следующий день еще утром въехал в Лахти, где было много интересных памятников и новые церкви очень странной конструкции. Впервые в жизни мне захотелось зайти в церковь, настолько их архитектура поразила мое воображение.

Отъехав от города, я не смог удержаться и принялся есть землянику на обочине. Там я и повстречал испанского велотуриста, который собирал банки и бутылки, валявшиеся у дороги. Он объяснил мне, что их за деньги принимают специальные автоматы, которые стоят в супермаркетах. Мне в тот момент это занятие показалось каким-то абсурдным – останавливаться ради бутылки, чтобы сдать её за двадцать центов. Потом этот испанец долго объяснял мне что такое виза, и как её надо получать и платить за это деньги, чтобы въехать в Россию. Да, он собирался путешествовать по РФ, планировал проехаться вдоль Волги. Велосипед у него был гоночный с тонкими покрышками и одноколесным прицепом. Он очень спешил, и отказался попить со мной чаю. Да, чай я тогда пил очень часто, тратя на эту привычку очень много дорогого газа.

Дальше со мной долго не случалось ничего примечательного. Дорога становилась все более холмистой, а ездить в гору я тогда еще не умел. В городе Ювяскюля я надолго заплутал в лабиринте велодорожек. Карты этого города в моем большом и тяжелом атласе всей Скандинавии не было вообще, потому пришлось опросить очень много финнов, чтобы выбраться из этой западни, к моему удовольствию все попадавшиеся мне прохожие разных возрастов говорили на английском.

Потом я встретил немца из западного Берлина. Он ехал на очень старом и неудобном велосипеде, обвешанном лишними вещами. Он с радостью согласился попить со мной чаю и с изумлением смотрел на мою газовую конфорку, признавшись мне в том, что потратил кучу денег на кофе, который пил на заправках. От него очень сильно пахло чесноком, когда я спросил, зачем он ест так много чеснока, он ответил, что его предки были евреями и приучили его к чесноку с детства. Потом он рассказал мне о своих планах доехать до мыса Норт-Кап – самой северной точки Европы, сказал, что ему надо спешить, потому что его ждет жена, которая вдвое старше него, а ему было пятьдесят. Это был уже не первый его брак. Он продемонстрировал мне фотографию, на которой были все его бывшие жены и дети, там была целая толпа. Какое-то время мы ехали вместе, но потом он остановился на ночлег, а я помчался дальше, желая проехать за день хотя бы сто пятьдесят километров.

Что было плохо в Финляндии, так это общепит, на моем пути долгое время не попадалось заведения, в котором можно было бы похлебать супчика, да погрызть стейк или бифштекс, изредка попадались пиццерии, но чаще мне приходилось есть бургеры и хотдоги в совершенно неуютной обстановке. В супермаркетах ассортимент меня тоже не особенно радовал, и цены были намного выше, чем в Латвии. Порой я с тоской вспоминал Литву и Польшу, где было очень много уютных харчевен с демократическими ценами.

Одним вечером на туристической парковке у озера, я разговорился с парнем из Литвы. Он говорил, перемешивая русский и английский, толком не зная ни тот, ни другой язык, усиленно жестикулируя. История его потрясла меня своим абсурдом. В его родном Кядайнае было плохо с работой, потому он с радостью поехал с одним своим земляком делать ремонты квартир на в Северную Финляндию, в город Оулу. Отработав две недели, он получил от земляка аванс, и запил на три дня. За прогулы земляк решил его наказать и сказал, что придется этот ущерб отрабатывать неделю. Но пьяница прогульщик с ним не согласился решил уволиться, но эксплуататор забрал у него паспорт. В Европе забрать у человека паспорт – это серьезное преступление. В этом случае он мог просто обратиться в полицию, получить свой паспорт и спокойно поехать домой, а он отправился на родину пешком, без денег, паспорта, одетый в майку сандалии и шорты.

По пути он не пропускал ни одного маленького магазинчика, и в каждом он что-то да украл. Из одного магазина он даже стянул джинсы, не говоря уже о продуктах. В маленьких магазинах не было ни рамок, ни охранников, как в больших супермаркетах. А около одного магазина он увидел не пристегнутый велосипед и угнал его. Ночевал он в домах у дороги, если хозяев не было дома, если пустого дома вечером не попадалось, то он забирался в баню, стоявшую у каждого финского домика. Весь его велосипед был обвешан мешками полными разных вещей, которые он украл из магазинов и домов, в которых ночевал. Он разложил свои трофеи передо мной и слезно просил хоть что-нибудь купить, а то у него совсем не было денег на билет на паром.

Чего там только не было! Он предлагал мне армейский нож и морской бинокль, коллекцию монет в футлярах, упаковку новых носок, пару кепок, лаковые туфли, пленочный фотоаппарат и много чего еще. Ничего из этого мне не было нужно, я не держал лишних вещей, чтобы максимально облегчить свои сумки, в которых и места-то свободного совсем не было. Я дал ему пять евро просто так и предупредил, что без паспорта его на паром не пустят ни за какие деньги. Он планировал продать велосипед за двести евро, но я его и тут разочаровал, сказав, что велосипед дешевый и сильно изношенный, да и никакой финн не захочет покупать подержанный велосипед с рук, как и другие его трофеи.

Я посоветовал ему избавиться от лишних вещей, пойти в полицию и пожаловаться на своего земляка, но он сказал, что не хочет быть стукачом и спросил меня, как иначе можно из Финляндии проехать в Литву. Я показал ему, как далеко надо ехать обратно на Север, а потом по Швеции на Юг, потом через Данию, Германию и Польшу. Поняв, что этот путь ему не одолеть, он решил перед паромом забраться в кузов какого-нибудь грузовика. Вразумить его было невозможно. Я пожелал ему удачи и поехал дальше на Север. От этого разговора был какой-то неприятный осадок. Приезжают же в эту приличную, тихую и безопасную страну такие глупые и жадные люди, и позорят свою родину, и после общения с ними финны имеют основания плохо относиться ко всем приезжим с постсоветского пространства.

Не доехав до Оулу я подумал о том, что мне не мешало бы помыться и постирать одежду. Была и еще одна проблема – трусы мои порвались в клочья, а промежность была стерта до крови, так что приходилось напихивать в штаны листья подорожника. В попадавшихся мне озерах и реках вода была уж очень холодная, потому я решил помыться в кемпинге, но не ночевать там, просто попроситься в душ на час. И меня пустили в душ за пятерку евро еще и выдали большое белое полотенце. За час я успел и помыться, и побриться, и постирать одежду в горячей воде. Заехав в Оулу, я решился купить себе велосипедные шорты со специальной мягкой прокладкой, но ехать просто в этих шортах я не считал приличным, потому одел их под джинсы и поверх трусов. И сразу ехать стало намного приятнее.

В Оулу я очень хорошо пообедал в пиццерии, в которой работали турки, притворявшиеся итальянцами. Особенных достопримечательностей в тот раз я в этом городе не нашел, да и не искал особенно, переживал из-за того, что мало проехал, потому спешил. Надо было еще найти магазин туристического инвентаря, чтобы купить газовые баллоны. Фотографировать я тогда толком не умел, да и памяти в телефоне хватало не на много фотографий.

В городе Кеми я встретил очень много людей, говорящих на русском, на нем говорили даже кассиры в супермаркете. Я ехал допоздна, было уже одиннадцать ночи, а солнце так и не пряталось за горизонт. Сначала подумал, что у меня часы показывают неправильное время, но тут до меня дошло, что до полярного круга не так уж и далеко, около ста километров. Я мог своими глазами убедиться в том, что Земля не плоская, а шарообразная. Это обстоятельство меня очень обрадовало. Мне захотелось поехать дальше, на Север к мысу Норт-Кап, где в то время года вообще был полярный день, но то, что меня в Норвегии ждал дядя, меня остановило.

В приграничном городе Торнио я увидел памятник финским партизанам, которые боролись солдатами российской императорской армии, и маленькую, как игрушка деревянную православную церковь. С замирающим от волнения сердцем я поехал в сторону Швеции, но так и не понял, где именно проходила граница, никакого пропускного пункта не было, дорогу ремонтировали, потому даже знака я не увидел. Только уже заехав в Хапаранду, по шведским флажкам возле аккуратненьких домиков понял, что я уже не в Финляндии. Я спросил у прохожих, где мне можно обменять деньги, и они сказали, что евро на кроны можно обменять на заправочной станции. Вечером того дня я проехал город Каликс, который мне очень понравился, но еще больше мне понравились купленные там полярные лепешки и пиво, в котором было только два и восемь процента алкоголя. Я спросил у продавца, можно ли в Швеции пить пиво прямо на улице, он удивленно спросил меня, в какой стране этого делать нельзя, и я ответил, что у нас в Латвии за это штрафуют.

Даже после полуночи весь горизонт светился красным светом. Это был непрекращающийся всю ночь закат, прекрасное зрелище. Вдоль дороги шла трасса для снегоходов, на обочине которой я даже обнаружил сломанный и не убранный диковинный аппарат. Как раз когда я уже собирался расположиться на ночлег, через дорогу перебежала очень близко от меня лосиха. За ней бежал лосенок, но застрял в решетчатом заборе, который повалила его мама. Детеныш истошно орал, но лосиха бежала дальше, не оглядываясь. Машины стояли и ждали, пока лосенок освободиться и перебежит дорогу. Я тоже стоял и ждал, боясь, как бы лосиха не вернулась. Засыпая потом в березовой роще, я думал о том, как бы лось со своим плохим зрением не налетел нечаянно на мою палатку и не раздавил меня. А там было еще и медведей много, правда за сто лет в скандинавских странах было зарегистрировано только два случая нападения медведей на человека и это меня успокаивало.

Утром в палатке было ужасно жарко, солнце встало часа в три ночи и его лучи уперлись прямо в мое черное жилище. Хотелось хоть где-то искупаться, но было слишком много комаров, даже днем. Город Лулео меня просто очаровал, хотя я и затруднялся объяснить, чем конкретно. Выбираться из него было трудно, но доброжелательные прохожие, знающие английский, меня оттуда вывели.

На выезде из города я встретил парня из Швейцарии, который, как и я путешествовал на велосипеде, и точно так же потерялся. Карта у него была вообще без планов городов и очень крупная, не знаю, как он по ней ориентировался. Накрапывал дождь, а мы с ним все-равно стояли на обочине, и болтали. Он совсем никуда не спешил, ему было все-равно куда ехать. Он сказал, что в его стране четыре государственных языка. На ретророманском там никто почти не говорит, если только какие-то ученые лингвисты, самый популярный язык там немецкий, на втором месте французский, на итальянском там мало кто говорит. Он сказал, что его родной язык немецкий, он попытался учить французский, но понял, что лучше учить английский. Он сказал, что, проработав год, он может себе позволить два года отдыхать без всякой социальной помощи от государства. Однако, из разговора стало ясно, что деньгами он не разбрасывается в отличии от меня, по ресторанам не ходит, в отелях не ночует и после Лулео собирается лететь домой на самолете, потому что путешествовать по Европе на поезде дорого. Он так же рассказал о том, что у них в Швейцарии на тот момент была медная лихорадка, многие шли в горы искать залежи меди.

И вот я выбрался из города, но был очень голоден. Заехал в какой-то кемпинг и гостевой дом, где меня добрая девушка накормила бутербродами и напоила чаем, и в благодарность за интересные рассказы о Латвии не взяла с меня денег и попросила остаться в кемпинге на ночь, но я сказал, что очень спешу и уехал. Та столовая, в которой мы сидели была похожа на музей, там была очень красивая старинная печка, мебель и посуда из прошлого века. На стенах были черно-белые фото в рамах столетней давности. Уехав оттуда, я потом долго жалел, что не остался, расстроил такую хорошую и красивую женщину.

Еще в Лулео я заметил, что у меня что-то неладное с цепью, но к вечеру того дня, когда я поехал прочь от моря и дорога пошла вверх, петляя между довольно высоких холмов, ходовая цепь начала уже угрожающе щелкать. Одно звено расклепалось, цепь просто упала на дорогу и мне пришлось остановиться в совсем глухом месте вдали от какого-то населенного пункта. Машин на дороге уже два часа, как не было. Продуктов у меня было мало и кончалась чистая вода. Силы тоже были на исходе и в довершении на меня еще и напала северная мошка, о которой я ранее просто понятия никакого не имел, только рассказы путешественников о ней слышал. Эта дрянь лезла в глаза, в ноздри, в уши, заползала за ворот и в рукава, и они не жалили, как комары, а медленно грызли мою плоть.

Ситуация показалась мне совсем отчаянной. Я просто не знал, что мне делать. Натянув на голову капюшон байки, оставив маленькое отверстие для глаза, я поднял с дороги цепь, докатил велосипед до плоского валуна на обочине, нашел пару камней поменьше, продел цепь и принялся её заклепывать камнями и металлическими ключами, то и дело отгоняя прицепившуюся к рукам мошку, рыча от бессильной ярости. Цепь я все же заклепал и поехал дальше очень осторожно, давя на педали слабо, почти не меняя передачи.

Холмы вокруг были покрыты мхом, под которым чавкала болотная жижа. Я не понимал, почему так высоко над уровнем моря так сыро, почему влага не стекает вниз. В том путешествии у меня не было специальных таблеток для дезинфекции воды, я покупал питьевую воду в магазинах, лишь изредка кипятил озерную или речную. В одном озерце я набрал воды в пустую бутылку, а потом, наконец нашел и площадку с твердой сухой почвой, хотя и совсем рядом с дорогой. Поужинав, я посмотрел на телефон и удивился тому, что в такой глуши была зона. Я позвонил маме и рассказал о своих злоключениях. Она разволновалась и передала трубку пьяному отцу, который строго сказал, чтобы я не ныл и начал давать советы, как заклепать цепь и наказал купить в ближайшем магазине репеллент и обработать им только верхнюю одежду и палатку.

Я все-таки дотянул до довольно крупного городка Эльвсбюн, где нашел магазин туристического инвентаря и велосипедов. Там мне продали специальное звено для цепи, которое работало, как замок. Я на всякий случай купил еще одно, запасное. Репеллент мне продали похожий на шариковый дезодорант, сказали, что его следует наносить на кожу, он был достаточно густой, потому действовал дольше четырех часов, имел приятный запах, и действовал на комаров, мошку, мух и клещей. И с какой же радостью я обнаружил, что насекомые даже близко ко мне подлететь не могли после того, как я намазал лицо и руки этим чудесным зельем! Велосипед был исправен и легко бежал вперед, даже, не смотря, на то, что дорога шла в основном в гору. Жизнь наладилась, настроение улучшилось.

Заходя в шведские магазины, я заметил, что в каждом из них стоит холодильник с прозрачной дверью, а в нем множество баночек и на некоторых из них были логотипы табачных компаний – Мальборо, Кемл и так далее. В тот день я решился спросить у продавца, что это такое. Парень сказал, что это снус, жевательный табак. Я попросил себе баночку и спросил, как его употреблять. Мне посоветовали скатать маленький шарик и засунуть его между нижней губой и десной, предупредили, чтобы я не вздумал его есть. Я скатал из коричневой субстанции шарик побольше, сунул за губу, сел на велосипед и поехал. Рот заполнила коричневая едкая слюна, вкус был не очень приятный. В чем было удовольствие этой популярной скандинавской забавы я так и не понял. У меня только занемела нижняя челюсть, больше я никаких необычных ощущений не испытал. Зато понял, почему у некоторых молодых людей в Швеции зубы коричневого цвета.

Мне очень понравилась шведская часть Лапландии с дремучими лесами холмами и светлыми летними ночами. В одном городке я шиканул и зашел в ресторан в саамском стиле, в виде огромного чума, правда сделанного из дерева. На стенах там висели картины, изображающие быт лопарей оленеводов. Там я заказал себе стейк из оленины и какой-то суп-пюре, который оказался очень острым, и понравившееся мне пиво «Золото Норландии». Северные олени там целыми стадами выбегали на дорогу и совсем не боялись проезжих автомобилей, которые перед ними почтительно останавливались. Меня эти олени близко не подпускали, но и особо не пугались. Иногда мне даже казалось возможным погладить этих диких, но совершенно безопасных зверей, которых там было очень много.

Я проехал города Арвидсъяур, Струман, Вильхельмина. Иногда было достаточно жарко, но внезапно небо затягивало тучами и лил очень холодный дождь, так что приходилось одевать бушлат под непромокаемый плащ. Я проехал очень много быстрых рек, в которых ловили атлантического лосося, одна из рек носила название этой рыбы. Иногда попадались туристические стоянки, на которых стояли деревянные конические строения, крытые жестью. Внутри по краям были лавки, а в середине место для очага, рядом были реки с кристально чистой водой. Очень хотелось там остаться и пожить хотя бы сутки. Но спать в моем спальном мешке у костра было очень опасно, так как одной искры было достаточно, чтобы он вспыхнул и сгорел за минуту. Слышал рассказ одного туриста об этом. Мне было жаль покидать Лапландию, страну саамов, которую разделили между собой финны, шведы, норвежцы и русские.

Я въехал в Эмтланд, и вечером подобрался к окраине города Эстерсунд. После того, как поставил палатку, заметил, что заднее колесо на велосипеде приспущено. Покрышка «Континенталь» была очень сильно изношена, а проехал я на тот момент, не так уж и много, всего полторы тысячи км. Я снял покрышку, заклеил камеру, а когда снова одел покрышку на обод и накачал колесо, заметил, что изношенная покрышка еще и деформировалась так, что на ней образовался небольшой горб. Это слабость многих дорогих покрышек – они деформируются после снятия с обода. И пришлось мне на следующий день мотаться по довольно большому городу в поисках велосипедного магазина, чтобы купить себе новую покрышку. На этот раз купил дешевую тонкую без острых протекторов.

Город меня поразил своей тишиной, было такое чувство, что большая часть его жителей впала в спячку, улицы были почти пусты. В забегаловке у дороги я поел куриных котлет с картошкой фри, зашел в супермаркет и сделал запас продуктов побольше и это было зря, потому что сразу за городом дорога довольно круто пошла в гору. Мне казалось, что подъем скоро закончится и за ним будет спуск, во время которого я смогу отдохнуть, но только временами, подъем становился не очень крутым. И тут еще начался дождь и мне пришлось еще и потеть под непромокаемым плащом, который надо было вытирать изнутри туалетной бумагой, если попадалась на пути крытая остановка. Мне казалось, что до норвежской границы уже оставалось не так далеко, но как я ни напрягался, а разогнаться быстрее пятнадцати километров в час мне не удавалось.

Из-за того, что дорога постоянно шла на подъем, я не только медленно ехал, но и хотел есть в два раза больше, чем обычно. В тот день я пообедал раза три, и еда быстро сгорала в желудке, в котором будто постоянно горело пламя. В маленьких городках Швеции, да и в Эстерсунде было очень много эмигрантов с Ближнего Востока и из Африки, некоторые из них щеголяли в своих национальных костюмах, которые резко контрастировали с окружающим их пейзажем. Как это ни странно, но я не видел, чтобы шведы собирали ягоды, зато африканские женщины очень старательно собирали даже морошку, которая росла в болотистой местности, там, где просто ходить было тяжко, не то, что нагибаться за каждой ягодкой.

Только поздно вечером я добрался до городка Оре высоко в горах, где был оборудованный лыжный курорт. За день, из-за дождя я так и не просушил палатку, которая утром намокла и снаружи, и запотела изнутри. Как-то не хотелось, её раскладывать и лезть в неё. Промелькнула мысль о том, чтобы снять номер в гостинице, но слишком уж я боялся высоких цен. В сумерках я нашел поляну, заросшую очень высокой травой, которая была мокрой. Неприятно было продираться сквозь скользкие заросли, а потом спать в мокрой палатке. Проснувшись, я чувствовал себя совсем разбитым, посмотрел на спидометр и увидел, что за прошедший день проехал только сто десять километров. Впервые за это путешествие мне не захотелось ехать дальше, ибо у меня было такое чувство, что дальше ехать некуда. Дорога шла вдоль реки, в ущелье, а вокруг были высокие горы, на которых в середине лета сверкали льды. Мне показалось, что я на краю света.

Однако, я заставил себя плотно позавтракать разваренными мюсли, напился очень вкусного шведского чая, которого накупил побольше и вышел на дорогу. Светило яркое солнце, было тепло, ветра почти не было, но ехать было очень тяжело. Я то и дело останавливался отдохнуть, вытаскивал из сумки палатку и спальный мешок, развешивал их на солнце, чтобы следующей ночью спать было приятнее. Только во второй половине дня я добрался до границы с Норвегией. Напоследок я потратил в шведском супермаркете оставшиеся шведские кроны и пообедал в ресторане гуляшом и печеным молодым картофелем. Одетый в тирольском стиле мужик несколько раз сказал мне, что у меня очень красивый наряд. А мне в тот момент было не до того, как я выгляжу, я уже потерял надежду на то, что дорога когда-нибудь пойдет вниз.

И тут случилось самое настоящее чудо – дорога легко побежала под моим велосипедом, хотя я только слегка покручивал педали. Включив максимально тяжелую передачу, я решил проверить, до какой скорости я смогу разогнаться и дошел до семидесяти километров в час, так что стало очень страшно, что я слечу с дороги. Я пристроился за автомобилем, поехал поодаль, так было как-то спокойнее. И за каких-то пару часов я доехал до Тронхейма. Вид на Тронхеймский фьорд в лучах заходящего солнца был просто фантастическим. Я все ехал и ехал вдоль берега, любуясь скалами, которых никогда не видел раньше проехал Хёмельвик, Викхаммер, но у дороги не попадалось места, где можно было поставить палатку, в основном это были очень сильно наклоненные площадки или вообще отвесные скалы.

И пришлось мне заночевать в кемпинге в пригороде Тронхейма за сто сорок крон. И тут в этой благодатной стране меня ожидал очень неприятный сюрприз. Когда я зашел в достаточно пошарпанную душевую и открыл оба крана, на меня полилась просто ледяная вода. Я покрутил краны туда-сюда, один-другой, долго не мог понять, в чем дело, собрался даже пойти на ресепшен пожаловаться на то, что нет горячей воды, но увидел какой-то ящик на стенке, с прорезью, кнопкой и табло. И только тут я вспомнил странный вопрос человека на ресепшене о том, буду ли я принимать душ. Я ответил утвердительно, и он взял с меня на сорок крон больше и сунул мне два каких-то жетона. Я кинул жетон в прорезь и на табло появилась цифра триста и быстро пошел обратный отсчет. За триста секунд помыться я, конечно, не успел, ведь пришлось порядком подождать, пока польется действительно горячая вода, потом я намыливался, а время шло. Пришлось кинуть второй жетон, чтобы смыть мыло.

Уходить из-под горячего душа очень не хотелось, а время кончилось. И тогда я решил попробовать кинуть в прорезь двадцать крон. И я получил еще триста секунд горячей воды. Но я тут же пожалел о том, что кинул туда такую крупную монету. До меня вдруг дошло, что туда можно кидать все, что угодно. А у меня в кошельке осталось очень много эстонских сенти, которые не стоили почти ничего. Я тут же вывалил в это нехитрое устройство всю эстонскую мелочь и довольный собой простоял под горячим душем полчаса, успев простирнуть джинсы, майку, трусы и носки. Потом я узнал, что так устроены душевые почти во всех кемпингах Норвегии. Экономика должна быть экономной!

Палатку я поставил в кемпинге на идеально постриженном ровном газоне, и она совсем не запотела к утру. Ужинал и завтракал я на кухне, где можно было готовить себе еду на электрических плитах и кипятить воду в электрических чайниках. Когда я выехал из кемпинга, и проехал совсем немного по велодорожке, завернувшей в лес, я обнаружил там очень хорошее место для ночевки, но утешил себя тем, что хорошо помылся хоть и за шестьдесят крон, то есть за шесть евро. Было чертовски жарко в тот день. По пути я увидел, как белый папа выгуливал черного и азиатского ребенка, папа шел бодро, а его африканский ребенок еле плелся, обливаясь потом. У уличной торговки я купил сосиску в картофельной лепешке со сладкой горчицей и хрустящими чипсами из лука. Попробовал некий норвежский аналог кваса, который там назывался солодовое безалкогольное пиво. На улицах было много реалистической скульптуры. Архитектура центра города меня тоже потрясла, я очень сожалел о том, что у меня не было хорошего фотоаппарата, чтобы увезти с собой отпечатки этой красоты.

На шестую дорогу, на велосипеде выезжать было запрещено. А за центром города вдоль этого шоссе километров на тридцать тянулись пригороды с очень запутанными узлами кривых улиц. Я понял, что без карты мне из Тронхейма не выехать, потому пришлось лишиться ста крон и приобрести очень подробную карту города, пригородов и окрестностей города километров на сто. Толстенный атлас всей Скандинавии, занимавший в сумке много места и весивший около килограмма был в тот день совершенно бесполезен для меня. При небольшой численности жителей норвежские города занимают очень большие площади, потому что пригороды состоят из двухэтажных домиков из нестроганых досок, часто покрашенных в бордовый цвет, окруженных лужайками и садами.

Велодорожка то резко взбиралась на почти отвесные горки, то резко спускалась с них, в конце спуска поворачивая на девяносто градусов в туннель. Спускаясь с одной такой крутой горки, я едва не врезался в велосипедиста, который внезапно выскочил из туннеля, я резко затормозил, но не удержался в седле, полетел через руль на в высокую траву на обочине. Велосипедист остановился и молча помог мне подняться, дотошно меня осмотрел, сказал, что у меня очень хорошие сумки и перчатки и уехал. Сумки при падении, как-то сами отстегнулись, и улетели в разные стороны, пластиковые крепления не поломались. Потом началась гроза с ливнем и я пережидал её в туннеле велодорожки, решил хоть что-то написать в своем дневнике.

На выезде из города я не удержался и купил клубники у очень загорелой блондинки. Она как-то странно на меня смотрела, потом сказала, что ей приятно со мной познакомиться, что я хорошо выгляжу. Я тоже отвесил ей пару комплиментов, пока ел клубнику, ответил на её вопросы и поехал своей дорогой, которая петляла вдоль шестого шоссе. Это шоссе шло в Осло практически напрямик, через Думбос и Лиллехаммер, но около города Стёрен, мне надоело петлять по второстепенным дорожкам, которые тянулись вдоль этой трассы, по которой нельзя было ехать на велосипедах. Я свернул на тридцатую дорогу, которая делала большой круг по необжитой горной местности, но зато по ней можно было ехать на велосипеде.

Местность вокруг была просто волшебной – дорога шла по склону горы, вдоль ущелья, на дне которого стремительно текла узкая мелководная река Гёула, а с правой стороны от дороги поднималась отвесной стеной высоченная гора. Было такое ощущение, что я еду по сплошной стене очень высоких домов, а внизу ущелья не река а улица. Привычной линии горизонта не было перед глазами. Извивавшаяся лента дороги была словно прилеплена к стене ущелья. По этой стене текло много небольших ручейков воды. Временами, где скалы совсем нависали над дорогой, они были покрыты железной сеткой. Только эта скала немного наклонялась от дороги, как на ней появлялись деревья в основном ели иногда сосны. Деревья росли прямо из щелей в скалах. Машин на дороге почти не было, и это мне сначала понравилось, а потом напугало.

С ужасом я думал о том, где же я буду ночевать, пока ехал по этой узенькой дороге, идущей по склону ущелья, где-то ниже я заметил еще железную дорогу. Начало темнеть, и я взвалил на плечо свой велосипед, не отстегивая сумок и принялся карабкаться в гору, цепляясь за сучки деревьев. Чтобы найти свободную площадку, пришлось долго ползать среди деревьев по крутому склону, да и спать пришлось под небольшим наклоном, опасаясь, что палатка просто уедет вниз. До шахтерского городка Рёрус оставалось восемьдесят километров, а до Клёфты, где жил в то время мой дядя оставалось еще четыреста пятьдесят километров, по такой сложной местности.

На следующий день я снова ехал по дороге, которая медленно, но верно все поднималась все выше и выше над уровнем моря. Я въехал в длинный туннель, где за мной скопилась колонна из машин, потому что они меня не решались обгонять внутри. Потом погода испортилась, не то чтобы был дождь, а я в буквальном смысле въехал внутрь облака, и какое-то время ехал в густом тумане. Когда выехал из этого облака, заметил, как другие облака налетают на горы и окутывают их. После езды внутри облака я промок и замерз, но на остановке стояла бутылка с немецкой охотничьей настойкой, кто-то недопил половину. Я не долго думал и выпил эту бутылку до дна. Алкоголь совсем не пах сивухой, и его не надо было даже ничем закусывать. Приятное тепло разлилось по жилам, и я поехал дальше. Наконец я доехал до водопада, рядом с дорогой там стояли избы с дерновой крышей, на которых росли карликовые березки. Потом я зашел в один магазин - кафе, где стояло огромное чучело медведя. Там я решил выпить кофе, и разговорился с одним мужиком, который там не только пил кофе, но и баловался жевательным табаком. Он сказал, что он профессиональный охотник, и в его обязанности входит регулировать численность тех или иных животных. Оказалось, что он не раз бывал в России, где занимался своим привычным делом.

В Рёрусе я совсем немного покатался по достаточно узким улочкам. Дома там были не выше двух этажей и все деревянные. С сожалением я покинул этот интересный городок со специфической атмосферой. Погода не располагала к прогулкам, сидеть в кафе я счел слишком дорогим удовольствием. В окрестностях города росли в основном только карликовые березки, как в тундре. Я продолжал ехать по тридцатой дороге, только теперь она шла вдоль реки Глома, и я уже не поднимался в горы, а спускался вниз, проехал городок Тулга, и к вечеру добрался до города Тинсэт, где со мной стряслась беда.

Дело было в том, что я не оказал почтения деревянным троллям и гномам, которых достаточно встречал в тот день на своем пути, вот и случилась со мной неприятность. В поисках места для ночлега, я залез в гору достаточно высоко над дорогой, метров на десять, выбрался на некое плато, но под ногами были сплошные камни большие и маленькие, плоские и острые. С велосипедом на плече и пристегнутыми к нему сумками я пошел вдоль края этого плато, прыгая с камня на камень. Так я скакал до тех пор, пока на моей дороге не попался ручей. Его я тоже решил перепрыгнуть. На другом берегу была немного наклоненная в сторону обрыва площадка. На нее я и прыгнул, думая, что это земля, а оказалось, что это огромный плоский валун, поросший мхом. Этот мох, когда я на него прыгнул, как ковер поехал под уклон к обрыву, с которого водопадом стекал ручей.

Не знаю, как я успел среагировать, лечь, и одной рукой уцепиться за выступ на плоской поверхности валуна, другой рукой я держал велосипед, который тянул меня к обрыву. Я попытался потянуть велосипед наверх, но ничего не получалось. Вместе с сумками он весил килограмм тридцать. Правая рука, которой я держался за небольшой выступ начала уставать, фактически я держался только двумя пальцами. Падать с десятиметровой высоты на камни мне совсем не хотелось. До меня дошло, что я могу или разбиться насмерть, или покалечиться так, что не смогу доползти до дороги, чтобы позвать на помощь. Попрощавшись со своим любимым велосипедом и вещами, я отпустил его, и он съехал на край валуна и полетел вниз. Я услышал, как мое сокровище шлепнулось внизу. Освободившейся левой рукой я зацепился за край валуна, на котором растянулся, подтянулся наверх и слез с наклонной поверхности. Ковер из мха, который был подо мной съехал вниз, вслед за велосипедом и тоже упал.

Сделав большой крюк, я спустился вниз в безопасном месте и пошел искать свой велосипед и сумки. Он лежал в луже, в которую стекал сверху ручей. Лужа была не очень глубокой, но на дне были острые камни. Упади я с велосипедом, мне бы точно не выжить. Я вытащил из воды сначала сумки и открыл их. К моему счастью, вещи в них все были целыми, и даже ничего не промокло. Я вытащил велосипед, осмотрел его и понял, что он в совершенно исправном состоянии, и на нем можно ехать. И сумки, и велосипед были произведены в Германии, потому я мысленно сказал спасибо добросовестным немцам и поехал подальше от этого страшного места.

На следующий день я с утра выехал на третью дорогу, и помчался вниз вдоль Гломы. День прошел без каких-либо приключений, мне было понятно куда ехать дорога была прямой, с другими дорогами не пересекалась. А вот на следующий жаркий день мне пришлось изрядно петлять по густонаселенной местности, где было множество мелких населенных пунктов, схем которых не было в моем атласе. Я снова ехал по маленьким дорогам идущим параллельно шестому шоссе, выезжать на которое велосипедистам было запрещено.

С самого утра со мной ехали норвежские велотуристы – мужчина и женщина. Утром я с ними познакомился, сказал им, что еду в Клёфту, что у меня нет нормальной карты местности, они сказали, что тоже едут на Юг, но не сказали, куда конкретно. У них был навигатор – дорогая по тем временам штука. Однако ехала эта парочка не смотря на хорошие велосипеды и экипировку очень медленно. В гору они вообще не умели подниматься, слезали с велосипедов и шли пешком. Я их обгонял, уезжал вперед, но они меня догоняли, пока я останавливался для того, чтобы перекурить или сориентироваться по карте.

В середине дня мне позвонил дядя и принялся меня торопить, сказал, что вечером меня будет ждать на железнодорожной станции у газетного киоска. Я говорил ему, что не уверен в том, что у меня получится доехать до вечера, но он и слышать ничего об этом не хотел. Терпеливостью он никогда не отличался. Мало того, что я постоянно путался в этом лабиринте маленьких дорог между множеством маленьких городков, так многие из этих дорог были перекрыты, потому что ремонтировались, потому временами я с велосипедом на плече, лез через заграждения и шел по песку и щебенке, ехал по еще горячему асфальту. Какое-то время я ехал по достаточно прямой дороге вдоль очень большого озера Мьёса. Виды были потрясающие, но мне было не до них, был уже вечер, а впереди меня ждало еще много узлов дорог. Я думал о том, как же хорошо было в Лапландии, где можно было целый день ехать по дороге и не было никаких хитросплетений маленьких дорог.

Последним препятствием на пути к Клёфте был городок Йессхейм, находящийся недалеко от аэропорта норвежской столицы, Гардэмуна. Улицы этого городка были полны народу, все радовались жаркому летнему вечеру, пили пиво. Парни обнимали девушек, из кафе звучала веселая музыка, а я весь мокрый от пота, с сигарой в зубах крутил педали, останавливался, спрашивал дорогу, возвращался обратно, сворачивал, ехал дальше. Кончалась вода, хотелось есть, но я не отвлекался и упорно ехал в Клёфту, решив, что там я и напьюсь, и наемся. И какое же облегчение я испытал, когда выехал из последнего на пути городка и понял, что ехать мне осталось каких-то десять километров! Оглянувшись, я с удивлением увидел позади ту самую пару норвежских велотуристов, с которыми говорил утром. Ведь они могли мне сказать, что будут проезжать Клёфту, и я мог не мучиться со своим атласом, не опрашивать каждого прохожего, а спокойно ехать за ними. Видимо они не хотели, чтобы я ехал рядом с ними.

И вот я позвонил своему дяде, и он сказал, что бежит меня встречать. Он был очень рад моему прибытию. Жизнь в Норвегии, на первых порах заставляла его нервничать. Работа мусорщика для него водителя дальнобойщика была новой, а тут еще и совсем другая страна, другие правила общения. Мы крепко обнялись, и он повел меня к двухэтажному деревянному дому, на втором этаже которого было общежитие мусорщиков, приехавших в Норвегию из стран Восточной Европы. Там я перезнакомился с его соседями и коллегами, помылся, и пошел на кухню есть отбивные и рассказывать о своих приключениях, скучавшим после работы людям. Так закончилось мое путешествие до Осло и началось знакомство со столицей Норвегии. Я за двадцать дней проехал две тысячи восемьсот пятьдесят километров.