Факты, изложенные в этой книге, имели место быть, изменены только имена участников давних событий, и если есть совпадения, то они случайны.
* * *
Стремление получить новые знания и применить их в интересное время, когда лидеры государства обещали, что наше поколение будет жить при коммунизме.
* * *
Содержание.
Глава первая. Школа
Глава вторая. Техникум
Глава третья. Работа и служба в армии
Глава четвертая. Выбор профессии
Глава пятая. Работа в прокуратуре и обкоме партии
Глава шестая. На вольных хлебах
Глава первая. Школа
Сколько я себя помню, а это очень много лет, постоянно приходилось учиться новому, ранее неведомому, что всегда было связано с трудом. Само по себе образование является рабочим процессом, при котором знания накапливаются где-то в черепке и раскладывается по полочкам, для формирования личности, ума. Обучение для большинства людей дается нелегко, с большими усилиями, требующими полной отдачи сил и напряжения мозговых извилин.
Вспоминая об учебе в различных заведениях, и работе на предприятиях, я понимаю, что по-разному смотрю на одни и те же моменты, факты прошедшего времени. Один взгляд изнутри – это воспоминания с мельчайшими подробностями о минувших событиях. И другой взгляд – оценочный, он брошен как бы со стороны, словно и не со мной все это происходило.
Можно ли назвать образованными элиту первобытных людей? К таковым вполне можно отнести вождя племени, жрецов, умелых воинов, мастеров, способных изготовить оружие, выделать кожу или добыть, передовым способом, огонь.
Наверное, нет, поскольку у них был только опыт двух, трех поколений одного, а в лучшем случае, нескольких племен или родов. Эти знания нельзя было назвать обширными, и они не отличались достоверностью. Я говорю не о ремесле и навыках, а о представлении давно ушедших поколений об устройстве окружающего мира и природных явлениях.
Еще не были изобретены книги, не было школ, а нажитый опыт передавался при помощи слов, что не надежно и не имеет большой емкости, так как ограничено памятью отдельных людей. Но, тем не менее, образование должно иметь какое-то начало и им, несомненно, является обычный труд, ремесло, наблюдения об окружающей жизни, которые передаются различными способами от поколения в поколения.
Когда то, и я был маленьким дикарем, и мое образование началось с самой разной работы по дому. Все дети мечтают быстрее стать взрослыми, которые почему-то наделены большими правами, чем малыши. Они могут ложиться спать, когда захотят, вставать с постели и принимать пищу, когда им захочется. Дети – существа подневольные и им приходится делать то, что хотят от них взрослые.
Но мне хотелось быстрей вырасти, по другой причине – потому, что взрослые намного сильней маленьких. С раннего детства приходилось поливать огород: всякие грядки с морковью и редиской, лунки с помидорами и огурцами. А ведра были очень тяжелыми, и я, таская их, мечтал о том времени, когда я вырасту и буду легко переносить эти неподъемные тяжести.
У нас была большая семья – девять детей, но одновременно проживало не более шести: кто-то еще не родился, а старшие уже покинули дом. Разница по возрасту составляла тридцать лет. Если Анатолий и Раиса родились в тридцатые годы прошлого столетия, то младший брат Олег – в 1964 году. Но всех членов семьи можно было увидеть только за столом, во время ужина. Когда же надо выполнять домашнюю работу, ушлые братья и сестры успевали сбежать, чаще всего на речку. А некоторые из них, по две-три недели гостили летом у многочисленной родни. Мне больше нравилось находиться дома.
Я любил читать книги и еще изготавливал самое различное оружие для защиты от мнимых и явных врагов. Ощущение наличия врага давали книги о Великой Отечественной войне, индейцах, бурах и другие приключенческие произведения, прочитанные мною.
Книги помогали мне, хоть иногда, отлынивать от домашней работы. Родители, не получившие в свое время образование, страстно желали дать его нам. Почти все братья и сестры прошли обучение в техникуме, а некоторые и в институте. Я пользовался этой слабиной папы и мамы, и, под видом выполнения школьного задания, запоем читал художественную литературу.
Под влиянием книг я выдумывал всякие развлечения: у нас в доме еще не было телефона и телевизора, не говоря уже о компьютере и прочих достижений современной цивилизации. Но зато много времени мы проводили на речке и улице, где купались, ловили рыбу, играли в футбол, хоккей, волейбол, лапту и городки.
Здесь же стреляли из многочисленного самодельного оружия. Это были рогатки, луки со стрелами, пугачи и поджиги. Последние я делал из бронзовых и стальных трубок. Их приносил отец с работы. Я утверждал, что они нужны в школе для опытов по химии. Настоящими шедеврами у мальчишек считались мои четырехзарядные пистолеты. Они были не слишком сложны в изготовлении, но лучше не раскрывать этот секрет.
Знакомство с химией началось, когда из озорства, шалости мы рыли небольшие ямки, бросали туда карбид и поливали его водой. Затем накрывали углубление пустой консервной банкой, с пробитым, посередине, отверстием. В результате химической реакции выделялся горючий газ – ацетилен. Его струю поджигали, и происходил небольшой взрыв, хлопок, вызывавший в наших молодых душах небывалый восторг.
Поскольку почти все свободное время мы проводили на улице, в компании таких же сорванцов, то и образование, в тот период времени, было уличным. Конечно, часть информации мы получали в школе, и кое-что от родителей. Но все это, не шло ни в какое сравнение с получаемыми знаниями от старших приятелей и ровесников.
От них мы узнавали всякие матершинные слова, которые сейчас можно услышать по телевизору, или прочитать в какой-нибудь книге. Раньше брань была под запретом и считалась чем-то неприличным. Здесь, на улице мы получали, интересующие малолеток сведения о плотской любви, или анатомии тела противоположного пола.
Так, однажды, вволю накупавшись в озере, мы возвращались домой. Наша ватага состояла из десяти-пятнадцати пацанов. Кто-то остроглазый заметил на луге компанию из двух тридцатилетних мужчин и двух женщин, примерно такого же возраста. По всей видимости, у них был пикник, во время которого они явно перебрали алкоголя.
Поскольку там были особи разных полов, то они ничего лучше не придумали, как заняться любовью на открытой местности.
Мне было около десяти лет, и один, я никогда бы не стал подсматривать, даже на удаленном расстоянии. Но здесь была толпа - хочешь, не хочешь, пришлось вместе со всеми, в самый интимный момент, приблизиться к одной паре на расстояние до трех - четырех метров. Прошло более пятидесяти лет, но из памяти никак не смывается мелькание белоснежной кожи с ярко рыжей порослью посередине. Вот такое образование пришлось получить в незрелом возрасте.
Но, самое неприятное, и даже мерзкое, произошло потом, когда двое безмозглых пацанов из нашей кодлы, побежали в поселок и рассказали об увиденном детям, ими узнанной женщины. Даже мне, десятилетнему ребенку, было стыдно и противно до тошноты от происходящего: малолетние сыновья, в сопровождении стукачей, прибежали забирать подгулявшую маму. Это был мой первый урок о правде, которая бывает стыдной, горькой и не всегда подлежит разглашению.
Прошли годы, и сейчас я уже отчетливо понимаю, что правила поведения, действующие в детстве, в нашем маленьком уличном мирке, как-то спроецировались, передались на окружающий взрослый мир. Люди, в том числе и большие политики, своим поведением ничем не отличаются от детей. Такие же хулиганы, вруны, хлызды, трусы и сорвиголовы. Хорошо, что еще среди взрослых встречаются исключения: жизнь чему-то научила.
Поведение детей и подростков передалось и на международную арену, где присутствуют, как и на нашей улице, рэкетиры, главари и подчиняющиеся им государства - вассалы, шестерки. Супердержавы и группы стран – кодлы, ведут себя, также как в школе, где большие пацаны отбирают у малышей деньги на завтрак. Силой и авторитетом добиваются выгодных для себя условий контрактов, различных уступок по цене и другим условиям сделок.
Никуда не ушло воровство и спекуляция. Изменился только масштаб объектов притязаний и сильные страны стали наглее, потому что знают - на них нет управы. В детстве все-таки была школьная администрация и милиция.
Большинство пацанов, уже смолоду, знали вкус табака и даже алкоголя. Между прочим, не всегда это были сигареты «Прима» или бражка. В зачуханых магазинах коопторга, вполне можно было купить кубинские сигары, ром и дорогущий армянский коньяк. И все это было настоящее. В то время цена одной контрабандной сигары в США поднималась до ста долларов. На черном рынке это было около трехсот рублей – трехмесячной зарплаты отца. У нас в ларьке кубинская сигара стоила менее рубля.
Что бы купить лакомства или запретные продукты, не надо было воровать деньги у родителей. Мы уже знали основы всеобщей формулы капитала: товар – деньги – товар. А наше предложение состояло из стеклопосуды, макулатуры и куриных яиц. Их принимали в магазине и выдавали взамен вполне реальные рубли и копейки. Сигары и ром мы покупали из-за высокой потребности в получении знаний, то есть простого любопытства.
Но были и другие интересы. Я любил посещать ларек, построенный на новой автомобильной дороге, ведущей в город Павлодар. Здесь продавали, только что пожаренные, огромные чебуреки и охлажденный лимонад. Кажется, что ничего вкусней я больше в жизни не ел. Эти ощущения были вызваны молодым зверским аппетитом и однообразием домашней кухни.
Много знаний было получено на улице о мировом спорте. В начале шестидесятых годов можно было только случайно услышать по радиотрансляцию с футбольного матча, а всю информацию мы получали от своих сверстников и старших. От них мы узнавали о Пеле, Гарринче, Мухамеде Али и других знаменитых мастерах спорта.
Я жил в поселке, расположенном в десяти километрах, от областного центра. Городская команда Иртыш выступала во второй лиге чемпионата СССР. Два раза мы пробивались в первую лигу, и в Павлодар приезжали такие команды, как московский Локомотив, львовские Карпаты и другие известные коллективы. На футбол мы тоже ездили толпой, на пригородном поезде. По дороге играли в карты и обменивались новостями.
Все правила, существующие в футболе и хоккее, я знал с малых лет. Конечно, они меняются. Но основы остались, и из моей головы ничем не выбьешь такие слова-термины, как офсайд, одиннадцатиметровый удар, желтая и красная карточки и многое другое.
В поселке, кроме казахов, украинцев и русских жили, как сейчас говорят, репрессированные. Это были чеченцы, ингуши и немцы. Так, что историю национальных взаимоотношений я знал, можно сказать, не понаслышке. Немцев, уже спустя двадцать лет после войны, легко могли обозвать фашистами. А кавказцы держались вместе и себя в обиду не давали.
Между детьми не было больших различий, а дружили без учета национальности. Но случались и стычки, когда мальцы принимали сторону своих соплеменников, не глядя на то, кто прав или виноват. Я с малых лет видел и понимал, что нельзя ни в коем случае оскорблять человека из-за его принадлежности к определенной нации: к ней относятся самые близкие для него люди – родители, братья и сестры.
Позднее, отношения с немцами стали налаживаться. Я часто бывал в семье друга Саши, где порой, невзначай возникали дискуссии об истории минувшей войны. Здесь я узнал, как их выселяли с нажитых мест, а мужчины были вынуждены работать в трудовых лагерях, по условиям мало отличающихся от учреждений Гулага. В ответ приходилось напоминать, что на фронте, в это время, было, не просто тяжело, но там и убивали. В школе, газетах и книгах об этих тонкостях межнациональных отношений не упоминалось. Существовала единственно правильная версия партии и правительства о нерушимой дружбе народов.
К чему я все это вспоминаю? Хочется просто подчеркнуть, что источником знаний может быть необъективная информация, получаемая в различных учебных заведениях, опубликованная в научных трудах, учебниках и прочих книгах. Многие факты могут просто умалчиваться или искажаться. Необходимо, чтобы сведения, широко используемые для обучения школьников и студентов, получали соответствующее подтверждение в жизненных ситуациях, и только после этого закреплялись в наших головах. Или опровергались, что также часто бывает.
К примеру, возьмем учебники истории многих стран, изданных в разное время. Общеизвестно, что одному и тому же факту может даваться не одна и та же оценка. Так же необъективно могут излагаться сведения о зарождении жизни на земле, об открытиях в физике и химии и других явлениях, существующих на нашей планете и во Вселенной. В учебниках по истории Японии указано, что атомную бомбардировку Хиросимы и Нагасаки произвели войска союзников. Вроде так и было, только СССР, не имел к этому никакого отношения, в чем не уверены многие японцы.
Лично мне приходилось учиться по учебникам, в которых чернилами замараны, закрашены фамилии государственных чиновников, деятельности которых была уже дана новая оценка. Это были такие личности как Сталин, Берия, Маленков и другие руководители Советского Союза. И, несомненно, это делалось по указанию Министерства просвещения, с участием которого, данные учебники издавались.
В настоящее время, в интернете творится такой разнобой в потоке информации, что только образованный человек может определить, или просто угадать, чему можно верить сразу, а что надо проверить по другим источникам.
А в старое, доброе время мы верили всему, что написано в учебниках, или говорили педагоги и родители. Мои мама и папа были не очень образованными людьми, и еще они были коммунистами, свято верившими в дело построения коммунистического общества. Как, впрочем, и большинство поколений, переживших коллективизацию, индустриализацию, войну и последующее восстановление народного хозяйства. Со слов своих родителей, наших дедов и бабушек, они знали и передавали нам свою правду о прошедших революциях, гражданской войне, новой экономической политике – НЭПе.
Люди жили в те времена бедно, и с продуктами питания было не очень. Но большинство народа, уверовав в правоту социальной справедливости, считали, что живут в самой счастливой стране. У тех людей была уверенность в завтрашнем дне, что не скажешь о нынешних.
Я допускаю, что родители рассказывали не обо всем, старались умалчивать о тех перегибах, что творились в канувшие в лета времена. Но очень многое было передано без утайки. О гражданской войне все знания умещались в известную фразу: белые придут – грабят, красные придут – тоже грабят. Самая безнадега была в колхозах, где на трудодни давали смешное, для нас, количество зерна. Отец умудрился выучиться на тракториста, и трудился в МТС . Мать всю жизнь проработала на маслозаводах, где платили зарплату. И в некоторой степени, им легче было перенести сложные, даже страшные времена.
В тридцатые годы по стране, в разных местах – на Украине, Поволжье и Казахстане случались неурожайные годы, которые отец называл голодовками. Он пережил два периода мрачных и жестоких периодов лихолетья. В учебниках об этом не писали, но мы знали, что в Казахстане больше всего досталось казахам, у которых забрали скот. Русские и украинцы выживали благодаря, спрятанным в схронах, продуктам. У казахов не было таких запасов, и они умирали от голода.
Отец сбежал в Омск и поэтому выжил, но об этих временах старался не вспоминать, хотя кое – что рассказывал. Сумятицу в официальную историю вносил и дружок Витька, родителей которого раскулачили, и его отец не смог простить советской власти этот произвол. Вся его ненависть перешла к сыну, которого иногда прорывало, и он передавал нам свою, а вернее отцовскую правду.
Нельзя сказать, что улица, жизненный опыт родителей и чтение книг сделали меня образованным человеком, слишком невелик и однобок был объем полученных знаний. Но эти крупицы падали на благодатную почву и выработали во мне свое отношение к дальнейшей учебе, стали основой, фундаментом, помогающим правильно оценивать получаемые знания.
Много хорошего сохранилось в памяти об учебе в школе. Запомнилось, как на первый урок пришел без портфеля, справедливо посчитав этот день праздничным. Отец Леонид, или по-старому – Левко, в это время был на работе, а мать Анастасия, уехала на новое место жительства, забрав с собой двух младших – Валеру и Нину. Все обошлось, но запомнилось, как все ученики писали что-то в тетрадях, а у меня не было даже ручки.
Помню школьные потасовки, неизвестно, по каким причинам я был их частым участником. Вспоминаю, как гордо сообщил одноклассникам о том, что бросил курить. В ответ услышал:
– Вовка, ты как девчонка, это они не курят!
Я возразил:
– Это вы девочки, потому что не можете бросить – у вас нет силы воли.
В школе у нас было очень много хороших, добрых учителей. Так как в поселке жили сосланные немцы, то и учить пришлось немецкий язык. Английского просто не было, мы и не подозревали о его существовании. Скорее всего, это произошло ввиду большого количества учителей немецкого.
Помню Ольгу Ильиничну, вбивавшую в наши головы алгебру и геометрию. Последний предмет мне нравился больше и в памяти всплывает одна история. При поступлении в техникум, на экзамене, мне необходимо было доказать теорему Пифагора. Преподаватель посмотрела на меня растерянным взглядом и сказала, что в учебнике доказательство изложено не так, но и мое, то же достаточно обосновано. Может, было все это по-другому, но в моей памяти сохранился данный эпизод в таком виде.
Недавно я поинтересовался в интернете и выяснил, что действительно, существуют несколько способов доказательств названной теоремы.
Уроки русского языка и литературы проводила Мария Капсатаровна. Казахи очень хорошо говорят на нашем языке, даже лучше, чем множество русских в России, где сохранились разные диалекты, а скорее манеры разговорной речи. Всякие там оканья и певучесть. С учеников она требовала, и часто добивалась, правильного литературного произношения. Еще запомнилось, что она была борцом с лузганьем семечек. Однажды рассказала ученикам, как зашивала себе карманы, чтобы избавиться от этой вредной привычки.
Помню, что в лучшие периоды обучения в школе, у меня были все пятерки, за исключением русского языка. Или Мария Капсатаровна была строга ко мне, или я где-то недотягивал. В общем-то учеба давалась легко, но вместо учебников, я предпочитал читать художественную литературу.
С книгами в то время было не очень. В родительском доме сохранилось несколько книжек, замусоленных и разодранных. Одна из них – «Золотая цепь» Александра Грина. Но это был сборник, и остальные произведения были неполными из-за отсутствия листов. Вторая книга о строительстве города Комсомольск-на-Амуре. Ее названия я не помню и даже интернет не ответил на мой запрос. Эти книги я перечитывал несколько раз.
В школьной и поселковой библиотеках, приходилось записываться в очередь. Прочитать интересную книгу иначе было нельзя. В перерывах читал все, что есть в наличии. И здесь попадались незаслуженно невостребованные нашими поселковыми читателями произведения больших мастеров. Помню, что я увлекся чтением книги Стендаля «Люсьен Левен». Кое-что мне там было непонятно, но я мужественно ломал над ней голову.
Нельзя сказать, что чтение книг по принципу, что попадется, очень повышает уровень образования у человека, но, несомненно, расширяет его кругозор, а насколько – зависит от случайно попавшего в руки экземпляра.
Я думаю, что сейчас, в двадцать первом столетии, когда можно прочитать любую книгу, у детей и подростков присутствуют другие проблемы. Они состоят в сложности правильного выбора литературы. Слишком большое и противоречивое предложение.
Много внимания в школе в прошлом уделялось идеологическому воспитанию. Этой работой занимались в первую очередь классные руководители. Каждый учебник издавался с указанием на роль Коммунистической партии в деле воспитания молодежи. Кроме этого, в школах существовали различные общественные организации: пионерские дружины, комсомольские комитеты, деятельность которых была направлена на приобщение молодежи к идее построения коммунизма.
Как сейчас известно, с этим проектом как-то не получилось. Но в целом, я считаю, что работа по идеологии все- таки должна проводиться. Конечно, совсем необязательно приучать детей, к каким-то глобальным идеям, но воспитывать в них чувство доброты и патриотизма, современная школа все же должна.
Ничего плохого не было в том, что у нас было развито оказание школьниками помощи старым и больным людям – это тимуровское движение. Мы привлекались к сбору металлолома, посадке деревьев. Конечно, и здесь не обошлось без ошибок и перегибов. Например, в Узбекистане детей отправляли на уборку хлопка. Это был вредно для здоровья – здесь применялись ядохимикаты, а сами работы затягивались на длительное время.
Есть такая пословица: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Такое отношение к религии было в Советском Союзе, где ее отделили от государства, прибрав, заодно и имущество. Но когда началась война, вера в бога понадобилась главному атеисту страны Сталину. Он понимал, что верующие люди как-то больше готовы к смерти на поле боя.
С этого времени отношение к религиозным организациям немного изменилось, в лучшую для них сторону. Но, тем не менее, через пионерскую и комсомольскую организации, борьба за души молодежи все-таки шла. Здесь надо понимать, что для государства совсем неплохо иметь верующих граждан. Таким людям легче привить уважение к государству, какое-то чувство дисциплины.
Верующий человек старается соблюдать божеские заповеди. Во многом, они совпадают с требованиями Морального кодекса строителя коммунизма. Государство нуждается в людях, воспитанных в любви к ближнему, к своей стране. Они готовы к самопожертвованию. Это все-таки лучше, чем человек, который ни во что не верит, кроме своей выгоды и других личных интересов.
С другой стороны, ведь никто не доказал об отсутствии божественных сил. Если вдуматься, то они, наверное, должны быть, а отрицать неведомое, просто глупо. Другой вопрос, в каком виде эти силы существуют. И потом, вера помогает человеку жить и умирать, иметь и видеть смысл своего существования.
Образованный человек должен иметь знания об основных религиях на Земле, и если он с детства не приобщен к одной из них, то самому определиться, что ему с этим делать. А школа не должна уходить от данного важного вопроса, и как-то помочь детям разобраться в одном из самых сложных вопросов человеческого бытия. Не принуждать к принятию вероисповедания, а воспитывать правильное отношение к религии. И, научить, не попадаться в сети многочисленных криминальных религиозных сект.
В школе я провел восемь лет, после чего поступил учиться в техникум, такая традиция была в нашей семье. Это связано с большим количеством детей и небольшой заработной платой родителей. О школе у меня сохранились самые теплые воспоминания. Наряду с полученными знаниями по основным дисциплинам, нас учили танцевать на школьных вечерах, где наряду с леткой-енкой, мы могли прилично исполнить танго, вальс и новинку – шейк.
Помню, что только из-за желания выглядеть прилично на танцах, я три недели пропалывал лесопосадки вдоль автодороги. На заработанные деньги заказал в местном ателье брюки- клеш, что было в то время очень модно.
Так что из школы я вышел в меру начитанным, молодым, здоровым и симпатичным юношей, пусть даже и небогатым. Но впереди была вся жизнь и надежды на все самое хорошее, что может случиться.
Глава вторая. Техникум
Экзамены, при поступлении в техникум, я сдал хорошо, что дало мне право на стипендию в размере двадцати рублей. Конечно, этой суммы было недостаточно, но помогали отец и сестра Тамара. Дело в том, что старший брат Петр учился в этом же Кустанайском строительном техникуме, на последнем, четвертом курсе. Родители уже жили порознь. Мама второй раз уехала с младшими детьми, Ниной и Олегом, в Волгоград. В нашем домике поселилась другая женщина. С ней у меня отношения складывались неровно, жить и учиться в Павлодаре, желания не было.
В техникуме было всего четыре специальности, в том числе и «строительные машины и оборудование». В то время у меня не было мечты получить определенную профессию, но еще один старший брат Анатолий работал механиком в строительстве. Петр уже почти получил такую квалификацию, и я решил пойти по их стопам.
Более престижной специальностью считались техники-строители – будущие мастера и прорабы. Нас же презрительно называли мазутниками, что связано с промасленной спецодеждой слесарей и механиков.
Сейчас на смену техникумов пришли колледжи, но их предназначение не изменилось. Здесь готовят среднее звено руководителей производства в разных сферах деятельности. Как сложится карьера выпускника, зависит уже только от него самого, от его способностей и желания. Я знаю людей, закончивших техникум и работавших руководителями больших предприятий. Есть и такие выпускники, которые не осилили работу мастера или механика.
В техникуме мы продолжили изучать предметы, необходимые для получения среднего образования: физику, химию, математику и другие. Наряду с ними стали проходить специальные предметы, такие как теоретическая механика, сопротивление материалов, детали машин, гидравлика. Все эти и другие науки входят в курс обучения в технических вузах, только в больших объемах.
В процессе обучении мы выполняли курсовые работы, где производили сложные расчеты и по ним чертили детали механизмов. Это было нелегко, но мы заимствовали работы предыдущих поколений студентов и пользовались их старыми чертежами. Если находили нужные проекты в больших негласных архивах общежития. Неудачникам, не нашедших подходящих старых чертежей, приходилось самим выполнять сложнейшую работу. Но возможно, что потом это пригодилось в последующей жизни.
Архивы мы широко использовали для получения пяти-десяти рублей от заочников. У них водились деньги, и совсем не было желания делать курсовые работы. Из простого раздвижного стола сделали копировальный станок, и выпуск чертежей поставили на поток. Одним из недостатков продукции было отсутствие на бумаге проколов от циркуля, и уж очень чистыми получались проекты.
А на ватмане, конечно, должны оставаться следы кропотливой работы по вычерчиванию деталей, в том числе следы от ластика. В конечном итоге мы научились не только хорошо копировать чертежи, но и придавать им видимость творческих мук.
Денег всегда не хватало, и в легкую, их заработать, все время не получалось. Приходилось разгружать вагоны и подрабатывать на заводах. Так же широко использовался наш труд на сельхозработах и производственной практике, где удавалось немного пополнить свой скромный бюджет.
Куратор группы Людмила Александровна, при выборе старосты, явно пользовалась задумками педагога Макаренко. Им у нас был Толик, недавно освободившийся из места лишения свободы. Это был веселый, симпатичный парень, лет двадцати. Он прекрасно пел и играл на гитаре. Песни были из тюремного репертуара, то есть печальными и трогательными, чем цепляли наши неокрепшие души.
Староста считал своим долгом подготовить нас к возможной отсидке на зоне. Окружающая его суровая действительность, тому способствовала. Большинство друзей или уже отбыли срок, или готовились к этому.
Он научил нас пить чифир, курить анашу, под его руководством почти у всех в группе появились скромные татуировки. Как он объяснил, хорошую наколку надо еще заслужить. Мы уже умели приготовить чифир, используя для этого только провода от осветительной лампочки. Освоили лагерную феню и немного разбирались в воровских законах.
В хорошие времена, обычно после получения стипендии, Толик водил нас, пятнадцатилетних подростков, в ресторан. Приходили толпой по десять человек и делали заказ на дешевые салатики и пару графинов водки. В дальнейшем спиртное в графинчики пополняли из бутылок, припрятанных во внутренних карманах пиджаков. Так нам казалось, что мы приобщаемся к шикарной жизни.
Все это конечно отрицательно сказывалось на учебе, да и Толик постепенно стал все чаще выпивать и вскоре бросил техникум. А у меня не было другого выхода, как улучшить свое отношение к занятиям. Иначе могли лишить стипендии, а без нее – никак.
Я жил в общежитии, где тоже царили свои законы, свои компании, сформированные по принципу землячества. Возникали ситуации, когда надо было постоять за себя. То есть участвовать в драках и потасовках, возникающих периодически, по самым разным причинам. Но в основном, действовало правило: драться надо было один на один.
Я успешно провел пару таких боев, но победную серию прервал молдаванин Павлюк. Он оказался сильнее, и двумя ударами вбил в мою голову одну мысль, что надо жить мирно и меньше высовываться. Такая позиция оказалась верной и мне, за последующие три года обучения, пришлось только пару раз участвовать в драке, когда отступать, уже было нельзя.
Учебный процесс продолжался и большого интереса во мне он не вызывал. У одного товарища по группе, его звали Виктором, мама работала терапевтом. Я попросил стащить у мамочки несколько бланков для медицинских справок. С печатями оказалось только два, и они были использованы для поездки домой, в Павлодар.
Во мне неизвестно откуда проснулся аферист и мошенник. Как еще можно назвать подростка-прогульщика, который рисовал печати в зеркальном отражении и с помощью одеколона, переводил их на бланки. В качестве диагноза в справках я обычно указывал хронический тонзиллит. До сих пор у меня часто болит горло, и я связываю это с моим неправильным поведением.
Однажды Людмила Александровна почуяла запах шипра и вывела меня на чистую воду. Грех мой она простила, и не сообщила директору о проступке. У нее была справка о семейном положении.
Впечатленная большим количеством у меня братьев и сестер, она решила ограничиться обычным нагоняем. Будучи преподавателем по химии, она смогла понять только процесс перевода печати на бланк. Преподаватель решила, что я использовал настоящий оттиск печати с другого документа. О том, что печать была нарисована, она так и не догадалась.
С педагогами, как и в школе, мне повезло, помню почти всех. С одним из них, преподававшим основной предмет «Строительные машины и оборудование», и имеющим больше всех часов на обучение, иногда возникало недопонимание. Он проживал в одном с нами общежитии, и в связи с его сложным характером, многие учащиеся его разыгрывали. Это к еще одному жизненному уроку, согласно которому надо мирно жить с соседями, независимо от того, какое положение они занимают.
Еще запомнился преподаватель по сопромату Коба. Он был инвалидом, с трудом передвигался на костылях, и отличался высокой требовательностью. Может быть, поэтому, в голове остались, какие-то элементы столь сложного и необходимого техникам и инженерам предмета. Коба умер, и его тело в гробу лежало всю ночь в актовом зале, а студенты, проживающие в общежитии, включая меня, дежурили по очереди всю ночь.
Для меня технические науки никогда не вызывали интереса, и занимался ими без особого рвения, для стипендии. Очень важно, чтобы человек ко времени поступления в колледж или университет, уже знал свое предназначение, но в жизни это случается не со всеми.
Много интересного и познавательного происходило на сельхозработах. Вследствие недостатков в планировании, а вернее отсутствия должной зерноуборочной и вспомогательной техники, сельские труженики Советского Союза никак не могли справиться с уборкой урожая. Кого только не привлекали им на помощь.
Помню, в совхозе имени Клочкова, построенного на окраине, богатой зерном Кустанайской области, собрались, кроме нас, студентки из Казахского женского педагогического института, студенты из Львова, солдаты срочной службы и партизаны – так называли мобилизованных на уборку водителей грузовых автомобилей.
Отношения между этими разношерстными группами складывались разные, в основном, не очень дружественные. Одну ночь мы спали со штакетинами под кроватью. Деревянные бруски вырвали из забора, гвозди оставляли в своеобразном оружии. Но потом, как-то притерлись, стали общаться. С солдатами-срочниками, даже провели турнир по боксу. У них был комплект перчаток, у нас боксер-перворазрядник Куан, который быстро сбил спесь с вояк, более старших нас по возрасту.
Какую только работу мы не выполняли, а основной считалась погрузка-разгрузка зерна на току. Часто занимались уборкой картофеля, помидоров и огурцов. В целом, не очень умственная деятельность, требующая больших физических сил.
На втором курсе, после небольшого обучения, механики получили корочки комбайнеров. И нас, в этом качестве, направили в Камышинский район, все той же области, на уборку хлеба. Более дальновидными оказались однокурсники, согласившиеся пойти работать помощниками комбайнеров. Все они заработали за полтора месяца около пятисот рублей, что по тем временам была приличная сумма. Квалифицированный рабочий на заводе в семидесятые годы получал около двухсот рублей в месяц. А мастера и инженеры и того меньше.
Всем захотевшим работать самостоятельно, выделили комбайны СК-4. Они были в убитом состоянии, и нам предстояло их отремонтировать. У доставшегося мне механизма, в жатке отсутствовал шнек. Эту гигантскую деталь мы с бригадиром Мамедом, здоровенным азербайджанцем, с трудом обнаружили в машинном дворе соседнего района. Но дальше было еще сложней: двигатель не хотел заводиться, у муфты на коробке передач был изношенный диск сцепления, подшипники на соломотрясе требовали замены, а запчастей не было.
Занялись ремонтом. Здесь присутствовала взаимовыручка – мою коробку передач снимали пять-шесть человек. Не хватало инструмента и много времени уходило на его поиск. Энтузиазм постепенно проходил, и наша деятельность постепенно перетекала в другое русло. Все мы постриглись налысо, выпивали и еще умудрились устроить между собой драку. Как потом смеялись взрослые комбайнеры:
– Бей своих, чтобы чужие боялись.
Бригадир Мамед обратился к нам с гневной речью:
– Если хотите работать – работайте, не хотите – уезжайте.
Мы высказали свои претензии, и Мамед согласился оказывать нам больше помощи. В конечном итоге не смогли полностью отремонтировать свои комбайны и нас отправили косить пшеницу на свал. То есть в процессе работы были задействованы только жатки. В бункерах возили арбузы, стоившие здесь копейки.
Для наглядности, чтобы читатели имели представление о том времени, могу рассказать, как заправляли комбайны из цистерн с дизельным топливом, одиноко стоявших в степи, никем не охраняемые. Можно было остановить любую машину и водитель, если у него есть время, легко согласится слить из бака бензин, для ваших нужд.
Заработали немного, вдобавок после расчета загуляли и опоздали на присланный за студентами автобус. Пришлось часть денег заплатить за билет на самолет АН-2, успешно доставивший нас, неудачников, в Кустанай. Занятия в техникуме еще не начались, и я поехал к сестре Тамаре в город Рудный, что в сороках километрах от областного центра.
Она с мужем Геннадием жила в двухэтажном бараке на окраине. Но оказалось, что за время сельхозработ, сестре выделили отдельную квартиру. Соседи подсказали, как найти ее новый дом, жильцы которого назвали подъезд, где недавно состоялось новоселье. Поднимаюсь по лестнице и вижу знакомый коврик, под которым, как обычно лежит ключ от квартиры. Это еще один отпечаток, осколок минувшего времени, когда люди были намного доверчивей, и воров, среди них, было гораздо меньше.
На третьем курсе, в обучении мало что поменялось, все также ходили на лекции, готовили курсовые работы, работали на практике на ремонтно-механическом заводе. Здесь я попал на конвейер по разборке дизельных двигателей. Это была по-настоящему тяжелая и грязная работа. Приходилось пользоваться пневматическим гайковертом, а это ужасная вибрация, и другими громоздкими инструментами. Конвейер ждать не будет: от его продвижения зависит заработок всей бригады и приходилось терпеть, работая из последних сил, через не могу. Зато давали бесплатный обед, с учетом тяжелых условий труда, и была неплохая зарплата. Что для молодых людей имеет не последнее значение.
В общежитии случилась неприятная история, связанная с моими товарищами по комнате. Всего нас проживало в ней четыре человека. Однажды, поздно вечером, когда я уже спал, с работы вернулось трое моих друзей. Они решили поужинать и направились на кухню. В это время там техничка мыла полы. Кто там был прав, кто виноват я не знаю – у каждого своя правда, но они поскандалили с работницей. Та пожаловалась коменданту и нас всех выселили их общежития.
Было какое-то судилище, и когда я спросил, за что меня выселяют, ответила воспитатель:
– А ты вообще, какой-то не такой – все время ходишь и о чем-то думаешь. Не знаю, когда она успела сделать такой вывод, не так уж часто я с ней встречался, и то мельком. Но факт задумчивости признали правонарушением, и мне пришлось искать квартиру, а это минус десять рублей в бюджете.
Ленину приписывают фразу: «У нас и кухарка будет уметь управлять государством». Я с этим согласен, но только в том случае, если работница наделена природным умом, хорошим житейским опытом и неуемным желанием учиться. Такая женщина, при принятии важных государственных решений, будет полезней образованного недоумка.
А как еще можно назвать государственных мужей, с ведома которых шла принудительной коллективизации, разграбление трудолюбивых крестьян, повороте рек вспять. Это только малый перечень непродуманных действий, причинивших вред государству.
Так и воспитатель с педагогическим образованием, наверняка думала, что делает доброе дело, защищая техничку. Забывая при этом, что вырывает кусок хлеба у голодного, и поэтому задумчивого учащегося.
Подходило время работы над дипломным проектом. Его темой стала «Специализированная мастерская по ремонту экскаваторов Э-153». Мне было еще 18 лет, но уже доводилось работать на предприятиях по капитальному ремонту двигателей в Кустанае и комбайнов в Павлодаре.
Мне приходилось участвовать в различных операциях, в том числе разборке, сборке и узловом ремонте агрегатов. Уже тогда полученный опыт и более глубокие знания старших товарищей, доказывали нецелесообразность существования таких предприятий. Это было связано с низким качеством выпускаемой продукции. Многие узлы и детали, шедшие на сборку, надо было утилизировать.
Но в стране существовало плановое хозяйство, и все было предназначено для выполнения плана. От этого зависела заработная плата и премиальные. За невыполнение плана руководителей снимали с работы.
Если при выпуске новых машин и запасных частей можно было добиться хорошего качества, то при капитальном ремонте многое зависело от дефектовщика. Он мог признать деталь полностью негодной или подлежащей восстановлению. Также он мог посчитать ее хорошей и направить на сборку. Если работник будет добросовестно выполнять свои обязанности, то конвейер может встать из-за недостатка комплектующих. А это означает что будет простой, люди не получат зарплату, а завод не выполнит план.
На предприятиях, производящих новую продукцию, существует отдел технического контроля, имеющий неполную, но самостоятельность. На ремонтных заводах, роль дефектовщика мог выполнять и бригадир, который заинтересован в достаточном количестве необходимых его бригаде деталей.
Получалось, что все зависело от его настроения. Он видит: деталь с дефектами, но какое-то время еще послужит, и пускает ее на сборочный поток. Вот и получается, что в выпущенном после капремонта экскаваторе набирается не один десяток некачественных деталей. Понятно, что долгое время такая техника служить не будет.
Гораздо лучше бы было, вместо таких ремзаводов, открыть предприятия по выпуску новых запасных частей и узлов. Но, это уже другая история, а мне, наоборот, предстояло доказать экономическую целесообразность мастерской по ремонту экскаваторов. Это я сделал вполне успешно и решением государственной комиссии мой проект получил хорошую оценку. По распределению, после вручения диплома техника-механика, я был направлен на работу в Управление механизации строительства, в город Павлодар.
Глава третья. Работа и служба в армии
Начальник этого предприятия Сажаров, при приеме на работу заявил, что свободной должности механика у него нет, и предложил поработать бригадиром слесарей, с присвоением пятого разряда. Так что я даже выигрывал в зарплате. Я согласился, и он направил меня к начальнику мастерской Павлову, для дальнейшей работы.
Посмотрев мои документы, Павлов спросил:
– А у тебя нет случайно брата Анатолия, я вижу, что у вас совпадает фамилия и отчество.
– Да, есть – он работает механиком в Калкамане.
– Я его хорошо знаю, мы вместе долгое время работали в одном управлении.
После этих добрых слов я решил, что у меня будет отличный наставник.
Бригаду мне никто не доверил, и это было правильное решение, потому что молодым и неопытным может быть мастер или инженер. Бригадир – это рабочий со стажем, имеющий авторитет, умение правильно находить общий язык с начальством и подчиненными.
У меня ничего этого не было и пришлось выполнять поручения другого слесаря, который производил ремонт автокрана. Какой-то опыт по откручиванию и закручиванию гаек у меня был и пару недель я успешно выполнял несложные задания. Конечно, я считал, что эта работа не соответствует моему уровню подготовки, но что делать – начальству виднее.
Но дальше дело пошло хуже. Во дворе предприятия стоял панелевоз, на котором надо было поменять изношенную резину. Откручивание громадных гаек, прикипевших к болтам, требует больших физических усилий, и главное – терпения. Это нудная и противная работа. Болты имели длинную резьбу, и гайка до ее конца откручивалась только при большом усилии. Куда не шло снять одно колесо, где не менее десяти гаек. Но на панелевозе три оси и на каждой по четыре шины.
Мой начальник Павлов видимо решил, что мне будет полезно, как молодому человеку, поднакачать мышцы и вообще трудности прививают волю и усиливают дух. Он, конечно, не знал, что я всю свою жизнь только и занимаюсь укреплением этих качеств. Спорить я не стал, взял большой ключ и метровую трубу - усилитель и принялся за работу. Не стал я возражать, когда начальник поручил крутить гайки на втором панелевозе и только после третьего пошел к Сажарову.
Прочитав мое заявление об увольнении по собственному желанию, тот спросил:
– А вы знаете, что по закону я не имею права уволить молодого специалиста, а вы не имеете права уволиться?
Я спокойно ответил:
– Конечно, знаю, как и то, что направлен министерством для работы в должности механика, а по вашему приказу я принят бригадиром, фактически же работаю разнорабочим.
– И что, зарплату все равно будешь получать по приказу, как бригадир слесарей пятого разряда.
– Нет, я хочу работать и получать зарплату, как указано в трудовом договоре.
Сажаров решил, что лучше не связываться с молодым специалистом: в любом случае мои права особо охранялись законом. Он дал мне в подчинение одного молодого армянина Анеса, и поручил произвести ремонт автобуса ПАЗ. Я уже имел представление об этой развалине – в мастерской стояла на кирпичах рама, а рядом валялись жалкие узлы и детали.
Анес мне понравился, но у него был один, как я тогда считал недостаток: все его мысли были устремлены на получение дополнительного заработка. Поскольку у нас была повременная оплата труда, то он обоснованно полагал, что слишком упираться здесь не стоит и искал другие источники дохода.
История с отсутствием шнека у комбайна повторилась, и мне пришлось вместе с механиком управления объездить все автобусные парки и сельские мастерские в поисках запчастей к ПАЗику.
Полгода ушло на восстановление автобуса. Из чего мы только его не собирали, но были и новые запчасти, а обшивка корпуса была полностью сварена из хорошей листовой стали. Когда вернулся из капремонта двигатель, а ПАЗик был окончательно собран и сдан в эксплуатацию, пришла повестка из военкомата.
Призывались мы одновременно с братом Валерием, который был на год младше меня. Попали мы в команду для прохождения службы в специальных моторизованных частях милиции, а конкретно – в милицейском батальоне города Алма-Аты. Сейчас такие части есть во всех городах Казахстана, а в семидесятых годах – только в столице и Караганде.
Подчинялись такие части начальнику внутренних войск по Казахстану и Киргизии, а в оперативном подчинении находились в МВД республики. Один из молодых солдат нашей роты написал песню на мотив музыки из кинофильма «Джентльменов удачи»:
Призвали нас служить, порядок наводить
Два месяца х.б. все протирали.
Надели форму мы, сказали, вы – менты,
Но все себя солдатами считали.
Это только отрывок из веселой и правдивой песни, за которую поэт был наказан начальником штаба Кореневым, одним из героев произведения. Вторая строка в куплете была о прохождении курса молодого бойца в учебном центре, расположенного недалеко от города, в поселке Заречный.
Здесь тоже из нас хотели сделать крепких и волевых мужчин. С утра мы занимались строевой подготовкой, а после обеда день был насыщен политзанятиями, тактико-специальной подготовкой, стрельбами и пятикилометровым кроссом, а иногда и с большей дистанцией, по полупустыне. Когда сержанту надоедало бежать вместе с нами, он заставлял нас идти гусиным шагом или ползти по-пластунски.
Еще командиры веселились, когда один из них поднимался вместе с курсантами наверх сопки, а второй оставался внизу. Он кричал:
– Взвод, ко мне.
А затем эту команду повторял воин, находящийся на вершине. И так, пока они не поймут, что мы достаточно измождены. Верхом наслаждения властью у сержантов на кроссе была команда:
– Газы!
Мы должны были на ходу надеть противогазы и продолжать движение бегом. При этом еще могла последовать команда:
– Запевай!
И мы пели, забивая клапан слюной и соплями.
Не так уж и легко проходили и занятия в классе. Если тактико-специальная подготовка была понятна и необходима в дальнейшей службе, то политзанятия были скучны, и на них была борьба со сном.
Заснуть на уроках считалось, чуть ли не преступлением, и на дополнительную пробежку по пескам могли поднять весь учебный взвод.
На политзанятиях мы зубрили имена и фамилии членов Политбюро, изучали материалы партийных съездов. Солдаты наизусть должны были перечислить станы Варшавского договора, Совета экономической взаимопомощи, НАТО и других недружественных блоков. Нам поручали готовить обзоры по международному положению. Руководил занятиями в подразделениях замполит части капитан Маков, имеющую кличку Мыка. Но она не была связана с его фамилией, а произошла от частого произношения им фразы: «Мы – коммунисты!».
На тактико-специальной подготовке мы изучали основы административного и уголовного права, наизусть заучивали термины, определяющие значение социалистической законности, правопорядка, правонарушения. Все солдаты должны были знать, что такое хулиганство и мелкое хулиганство, отличать грабежи от краж и мошенничества. Особое внимание уделялось правилам несения патрульно-постовой службы, порядку задержания граждан, совершивших правонарушения. Права и обязанности патрульного, также, должны были знать наизусть.
Конечно, за два месяца нахождения в учебном центре мы никак не могли стать знатоками юриспруденции, но кое-что запомнили на всю жизнь. И уж точно стали прекрасными бегунам. Этим видом спорта мы занимались на плацу и на пересеченной местности, с полной боевой выкладкой, включая надетые на обмундирование костюмы химической защиты, а на голову – противогазы.
Много времени проводили на стрельбище. Учились стрелять из автоматов Калашникова и пистолета Макарова. Патроны для нас жалели, больше приходилось выполнять упражнения и подолгу целиться в различные мишени. Тем не менее, нормативы по стрельбе выполнили на хорошо и отлично.
Однажды с товарищем, его звали, как и меня, Володя, получили по первому наряду вне очереди. Во время вечерней прогулки мы спрятались в тамбуре столовой и устроили себе перекур. Попались на глаза замкомвзвода Ходакова и на следующий день работали истопниками в кочегарке. Пришлось в течение суток рубить дрова, топить котлы, выполнять другую черновую работу.
В свою часть возвращались совсем другими людьми, имеющими подготовку для несения службы в городе Алма-Ате. По плацу нашей части мы уже не бегали, а порхали как бабочки: сказались длительные пробежки по песчаным сопкам.
Нас распределили по подразделениям части. Мы с братом попали в первое отделение, первого взвода, первой роты, являющееся химическим. Это означало, что будут дополнительные занятия, на которых мы будем изучать и практически применять войсковые приборы химической разведки ВПХР и дозиметрические приборы ДП–5А. В качестве дополнительного снаряжения, за нами закрепили костюмы Л–1, предназначенные для защиты от химического поражения. Все это снаряжение почти не изменилось и используется до настоящего времени в странах ОДКБ.
На патрулирование выходили в составе войскового наряда, где один из вояк являлся начальником, а второй – патрульным. Службу несли в четырех районах города с наиболее оживленными улицами. Перед выходом изучали особенности маршрута: расположение телефонов, кафе, магазинов.
Освоились быстро, так как начальниками нарядов были опытные старослужащие, которые учили не только охране общественного порядка, но и какую личную выгоду можно получить на маршруте.
Шли добрые для Советского Союза семидесятые годы. Тридцать лет как не было войны и населению стало жить легче и веселее. Нефтедоллары позволяли насыщать страну дефицитными товарами из Германии, Восточной Европы. Увеличилась заработная плата и люди стали чаще посещать рестораны. В этих шумных заведениях нас приветливо встречали и кормили в подсобном помещении, могли по нашему желанию налить и спиртные напитки. Все это делалось в расчете, что, находясь на маршруте, мы всегда сможем прийти на выручку и выполнить обязанности вышибалы.
Пользуясь милицейской формой, наши войсковые наряды выносили конфеты из кондитерской фабрики, халву из плодоконсервного завода, горячие булочки из хлебозавода. Всем этим, конечно, делились в роте, после возвращения со службы. В происходящем никто не видел ничего зазорного и большинство строителей коммунизма выносили со своих предприятий все, что плохо лежит.
Несуны наказывались увольнением и привлечением к административной ответственности. Позднее мудрым руководством страны была объявлена очередная компания по борьбе с позорным явлением. Так же, компанейски, боролись с пьянством, хулиганством и прочими пережитками прошлого. А причины этих проявлений были скрыты в ошибках самого жизненного обустройства, которые допускали правители-неумехи.
Но мы были молоды и не очень тревожились недостатками государственного и общественного обустройства: были уверены, что за бугром гораздо хуже, там капиталисты эксплуатируют рабочий класс.
В нашей части, как и во всех войсках Союза, присутствовала дедовщина. Старослужащие не отличались большими зверствами и притеснениями, но уважения требовали. Первые полгода, наш призыв молча все сносил и выполнял грязную работу.
Я уже сдал все экзамены на отлично и считался хорошим патрульным. Мне была доверена почетная обязанность содержать в чистоте и порядке кровать погибшего на службе рядового Горного. От остальных работ я освобождался, а эта обязанность много сил не требовала.
В наряд меня иногда назначали начальником, а в основном был патрульным у корейца Цоя. С ним мне очень повезло: он прекрасно пел и играл на гитаре, не хуже легендарного однофамильца. На многих маршрутах его знала местная молодежь, и как только мы выходили на службу, прибегали его почитатели с гитарой, вином и закусками. Где мы только не уединялись на своеобразный концерт, проходивший с аншлагом.
Пешие патрули проверялись начальниками патрульной группы НПГ, обычно сержантами. Они разъезжали на ГАЗ-69, успевая проверить несение службы по два-три раза и их старослужащие не боялись. Другое дело, когда проверку проводил дежурный по войсковым нарядам ДВН. Он отвечал за нашу службу во всем районе, являлся обычно офицером с нашей роты. ДВН приезжал только один раз и после его отъезда, наряд считал себя свободным и занимался, чем только придет в голову.
Но, если не повезет, то на маршрут может приехать с проверкой оперативный дежурный со штаба части. В этих случаях нередко возникали печальные последствия. Штабист, при выявлении нарушений порядка несения службы, обычно прибегал к строгим наказаниям, вплоть до утреннего марш-броска в горы, для всей роты.
Большими неудачниками считались патрули, попавшие под негласную проверку, проводимую прапорщиками и младшими офицерами, одетыми в штатскую одежду и скрытно наблюдающими за нарядом издалека. Мало кто успевал вычислить проверку и не пойматься на нарушении порядка патрулирования. Очень редко кто из солдат нес службу без нарушений: слишком много было рядом соблазнов, а правилами предусмотрено множество запретов. Нельзя без повода заходить в какие-либо помещения, принимать пищу, уходить с маршрута, вступать в разговоры с девушками и еще много разных табу.
Часто могла произойти и происходила такая сцена: к группе молодых людей, распивающих вино в сквере, подходит войсковой наряд, и старший говорит:
– Граждане, вы нарушаете общественный порядок и подлежите задержанию и доставке в РОВД.
В таких случаях их просят простить:
– Мы больше не будем!
Услышав эту волшебную фразу, наряд смягчает свое отношение к происходящему:
– Бегом отсюда, алкаши, вино оставьте!
После незамедлительного отступления выпивох, наши вояки считают вино своей законной добычей и где-то втихаря выпивают его, иногда без закуски. Среди сослуживцев выделялись, так называемые «очкисты», которые старались как-то выслужиться перед командирами. Во время патрулирования они задерживали всех подряд: пьяных, бездомных и мелких нарушителей. Были и такие, которые ограничивались внушением, а для задержания, машины вызывали редко.
Существовал способ показать видимость активной деятельности. В карточке патруля делали записи от имени работников медвытрезвителей и сотрудников РОВД о том, что от нас приняты пьяные граждане или мелкие хулиганы. Все это засчитывалось статистикой, а количество задержаний влияло на показатели подразделения. Я предпочитал второй способ несения службы.
За два года мне дважды приходилось участвовать в усмирении массовых беспорядков. Один раз мы успокаивали студентов сельхозинститута, устроивших побоище с участием проживающих в разных общежитиях.
Второй раз пришлось приводить в чувство призывников из Кавказа, которые хулиганили, дрались, как между собой, так и с сопровождающими их, военнослужащими. Для этих целей руководство ограничивалось раздачей нам резиновых дубинок, огнестрельного оружия, в таких случаях, не полагалось. Однажды меня и брата направляли для усиления группы розыска, искавшей сбежавших преступников из колонии. В составе группы приходилось сидеть в засаде, в доме родителей разыскиваемого зека. Хозяева отнеслись к нам с пониманием и даже угощали чаем.
Командиром части был фронтовик, подполковник Чанов. Он проявлял к нам отеческую заботу. Обеспечивал прекрасным питанием и хорошими условиями в быту. Не зря же мы называли его папой. Вне плана нашей подготовки, командир возил нас на обкатку танками, на полигон военного училища. Сперва танк проезжал над солдатами, лежащими, в укрепленном бетоном, окопе. Потом мы лежали в колее от гусениц танка и должны были метко бросить гранату на приближающееся грохочущее чудовище. Вторую гранату кидали после того, как бронемашина проползет над тобой.
Нашей части ежегодно присваивалось звание отличной, что подтверждалось инспекторскими проверками. Ежегодно, в Алма-Ате проводились парады на День Седьмого ноября. Один раз такой парад провели в честь 30-летней годовщины со дня Победы. На всех парадах мы занимали первое место, хотя соперниками были, кроме других многочисленных воинских частей, два высших военных училища. В них курсанты учились по четыре года. Эти победы давались двухмесячной усиленной строевой подготовкой. Все участники парадной коробки освобождались от нарядов и занимались тяжелым трудом для того, чтобы в течение одной минуты красиво промаршировать перед трибунами.
Со временем, человек больше запоминает хорошее, из всего, что было у него в жизни. Где-то на подсознательном уровне ему не хочется лишний вспоминать о неприятных, а порой и трагических периодах его жизни. Большинство прослуживших в армии Советского Союза с теплотой вспоминают об этих, не самых простых и легких, двух годах.
За время моей службы в нашей части было три потока мобилизованных из Павлодара, то есть почти все были земляками. Мы часто встречаемся в городе, а ребята с моего призыва, ставшие уже настоящими дедами, до сих пор заезжают ко мне. Правда все реже, но все время о службе вспоминаем с весельем, будто и не было ничего плохого. Просто все уже видится в другом цвете, а прошедшие трудности вроде и не были такими уж неприятными.
Иногда в памяти всплывают, темные полосы пережитого, когда в наряде не давали спать, и приходилось всю ночь чистить котлы и драить полы. Я успокаивал себя одной мыслью - ничего страшного, будет хуже, сбегу из части. Помню возмущенные лица дедов всей роты, пытающихся, по своему произволу, поднять меня ночью для мытья полов. Я же был упертым и настырным и цедил сквозь зубы:
– Не встану, хоть убейте, я – фазан и полы мыть не буду!
Но это все уже прошло. Воспоминания утратили свою реальность, и былые невзгоды кажутся смешными, как и права фазана – прослужившего один год солдата.
Глава четвертая. Выбор профессии
В конце ноября 1976 года нас с братом Валерой демобилизовали, я поехал домой, а он остался в Алма-Ате – у него намечалась свадьба с местной девушкой. Возвратились и друзья: Толик из ГДР, а Саша из Калининграда. Декабрь пролетел незаметно, в веселых пирушках, но надо было устраиваться на работу. На старую работу в управление механизации не хотелось, и я решил зиму перекантоваться на местном ремонтно- механическом заводе.
Мастером меня не приняли ввиду отсутствия вакансии, но начальник отдела кадров пообещал:
– Поработай слесарем, а через месяц поедешь в Петропавловск на курсы повышения квалификации механиков, с сохранением заработной платы. А после и должность подберем соответствующую.
Петропавловские курсы в моем образовании мало, что дали, да и квалификацию не повысили. Но в общежитии был бильярд, и я выучился с треском забивать шары. Особенно хорошо у меня получались тонкие свояки, но бил я без всякого расчета, чисто интуитивно, поэтому игра получалась только тогда, когда был кураж. Не зря у бильярдных игроков есть понятие: быть в ударе.
После возвращения, на ремзаводе место мастера или другой работы по специальности не нашлось, и я перевелся в подразделение Казсельхозтехники, куда входили РМЗ и мое новое место работы – Пуско-наладочный участок. Здесь тоже попросили подождать с должностью, но сама по себе наладка оборудования была более привлекательной, чем ремонтные работы. Позднее выяснилось, что имеются два существенных недостатка. Это длительные командировки и еще – все члены бригады много пили.
Помню, как после монтажа кормоцеха, у нас оказался лишним мощный электронасос. Недолго думая, бригадир выменял его в разливочном цехе на двадцатилитровый бидон марочного вина «Лидия». В бригаде было менее десяти человек, но этот сосуд мы осилили за вечер. Во время распития, какой-то любитель природы поймал голыми руками змею, то ли это был уж, а может гадюка, но пресмыкающееся было помещено в пластиковый футляр от электроизмерительного прибора.
Утром, когда проснулись, первым делом хотели опохмелиться, но вина уже не было, а ближайший магазин был в нескольких километрах от кормоцеха, где мы и ночевали. Вспомнили о змее, но теперь храбрецов брать ее в руки, как вечером, уже не было.
Все описанные события характерны для многих предприятий в те времена, когда народ потихоньку спивался. А ведь большинство работников были хорошими людьми и умелыми специалистами, но не имели в жизни каких-то настоящих целей, к которым можно было стремиться. Для того, чтобы быть успешным, мало просто работать с хорошей отдачей. Необходимо еще и угодить начальству, участвовать в общественной жизни коллектива, быть членом партии. Не всем такое по плечу, а скорее – по нраву.
Одной из причин развала Союза, было нарушение главного принципа распределения общественных благ – по труду. Еще подростком, пропалывая лесопосадки, я понял, что такое уравниловка. Нам всем платили по три рубля в день, в том числе и хитрецам, отлынивающим от работы. Дело в том, что при отсутствии в ряду деревьев, на расстояние более пяти метров, разрешалось пропускать такой участок, и не полоть на нем траву. Я видел, как такие пропуски создавались искусственно, путем сруба мелких саженцев.
На социалистических предприятиях была такая должность – нормировщик. В его обязанности входил хронометраж рабочих процессов. Если рабочий, допустим токарь, хотел заработать больше денег и вытачивал много деталей, то всей бригаде могли установить, и устанавливали, новые нормы труда и времени. Соответственно снижались расценки и заработная плата. Понятно, что таких токарей рабочие не любили, а все это не способствовало росту производительности труда.
Не было большой выгоды учиться в высшем учебном заведении, так как квалифицированные рабочие получали более высокую зарплату, чем инженеры. Когда я стал работать мастером на участке, прокладывающем нефтепровод, я получал задание от начальника закрыть наряды, даже путем приписок, чтобы рабочие получали не менее трехсот рублей в месяц. Так, что и во время простоев, слесари и сварщики получали хорошую зарплату. В то же время, в других отраслях, особенно в сельском хозяйстве, работники, при большой нагрузке, получали мизерный заработок.
Но мне до них какое дело? Я устроился в богатую нефтегазовую отрасль, где свое снабжение, различные льготы и хороший оклад. И главное, по велению небес, этот участок треста Мосгазопроводстрой расположился рядом с моим домом, в поселке Ленинский города Павлодара.
Прекрасное лето 1977 года, мне еще только 22 года и есть легкая работа. Зарплата, с монтажными выплатами, составляет триста рублей. И иногда есть возможность слетать в Москву, с нарядами. После всех мытарств мне повезло. Начальник участка Орест, молодой специалист с Ивано-Франковска, уже набрался опыта в кочевой жизни строителей трубопроводов, и успешно передавал его мне.
Все шло прекрасно, но судьба-злодейка вмешалась, и участок временно закрыли: трубы Волжского завода оказались с каким-то заводским браком. В это время Германия уже поставляла нам свои трубы, в обмен на нефть, но до нас они еще не дошли.
Пришлось ехать на строительство газопровода в Ленинград, участок которого располагался между городом на Неве и Вологдой.
Вокруг были леса и болота, а как говорили местные жители, комары здесь прокусывают ватники.
В настоящее время жители бывших республик доказывают, что Россия угнетала их, присваивая себе все материальные выгоды и ценности. Я всю жизнь прожил в Казахстане, и видел убогое снабжение в глубинке Вологодской области, а позднее в Новосибирске и Омске, что позволяет утверждать — это неправда.
В нашей республике зарплата автоматически повышалась на районный коэффициент. Было больше выбора продуктов питания и цены на них ниже. Например, собрались отмечать сдачу экзаменов в Новосибирске и работник ОБХСС, наш однокурсник, пообещал достать мясо по три рубля пятьдесят копеек. Это мясо из коопторга, у нас в Павлодаре, оно лежало свободно, а по блату можно было купить по государственной цене – один рубль семьдесят копеек.
В Бабаево, это в Вологодской области, казалось, что все является дефицитом. Но мы нашли здесь копченую семгу, она лежала на прилавке и не имела спроса, так как стоила семнадцать рублей за килограмм. Понятно, что на сторублевую зарплату ее не купишь. Наши сварщики и слесари получали по пятьсот-шестьсот рублей в месяц, и могли себе позволить этот деликатес.
Бывая в гостях у местных жителей, я заметил, что основу питания на Вологодчине составляют грибы и ягоды. В рационе было: картошка с грибами, суп грибной, грибы соленые и маринованные. Все это, не шло ни в какое сравнение с выбором товаров нашего ведомственного ОРСа , где в изобилии была легендарная колбаса, свежее и тушеное мясо, сыры и прочий дефицит.
Бывая по работе в Москве, убеждался, что где и было хорошее снабжение, то это здесь. Продукты были во всех магазинах, а постояв в очереди в ГУМе, можно было купить отличную импортную одежду и обувь.
Все меня устраивало в работе на газопроводе, но я хотел учиться, здесь же условия не позволяли качественно подготовиться к вступительным экзаменам, и я вернулся домой, в Павлодар. Поскольку, уже привык к хорошей зарплате, то пошел работать на Ермаковский участок Севказэнергоремонта, где получал все те же триста рублей, но, взамен монтажных, здесь доплачивали колесные. Еще одна гримаса исковерканного социализма.
Дело в том, что еще существовал Павлодарский участок этого же предприятия. Для того, чтобы доплачивать лишних сто рублей за разъездной характер работы, ермаковцы работали в Павлодаре, и наоборот, павлодарцы – в Ермаке. Ежедневно рабочих перевозили на автобусе из одного города в другой, на расстояние в сорок пять километров. И только из-за того, что где-то там, наверху, не хватало мозгов или желания изменить систему оплаты труда.
Деньги же здесь платили из-за тяжелых условий труда: мы ремонтировали котельное оборудование и сами котлы, состоящие из труб, по которым, под давлением, бежала вода. Ремонт проходил в запыленных углем и шамотой, цехах, на высоте до сорока пяти метров, зачастую, в жаре и тесноте. Не везло той бригаде, получившей наряд на ремонт барабана котла. Здесь температура не бывала ниже сорока градусов, и работать приходилось в положении лежа, в тесных объятиях ржавых труб.
А вечера приходилось проводить за учебниками, вспоминая подзабытые правила русского языка, литературу, историю и немецкий язык. Поступать решил в Новосибирский факультет Свердловского юридического института, на заочное отделение. Мой выбор был связан с тем, что я уже понимал - работа должна быть интересной. И еще мне представлялось, юристы обязаны добиваться исполнения закона, который суров, но справедлив.
У меня уже был свой жизненный опыт в борьбе за законность. Однажды, на практике, где я проработал около четырех месяцев, главбух элеватора отказался выплатить мне компенсацию за неиспользованный отпуск, ссылаясь на то, что временным работникам, такая выплата не предусмотрена. Сестра Тамара работала главным бухгалтером, и у нее я позаимствовал книгу, с комментариями законов о труде, где было четко оговорено мое право на компенсацию. Я показал книгу на элеваторе и получил законную выплату.
Вступительные экзамены я сдал хорошо и был зачислен на учебу в ВУЗ. Уже после зачисления мы, студенты-заочники, прослушали обзорные лекции и получили задания на предстоящий первый семестр. Помню, по теории государства и права преподаватель обязал выучить наизусть юридические термины, часть из которых я уже зубрил в милицейской части.
Но если их там было около десяти, то здесь все шестьдесят. И староста группы, получивший у нас меткую кличку Фатер-отец, которому стукнуло сорок лет, заявил, что никогда не сможет этого сделать и надо будет, как-то, договариваться. Он работал заместителем управляющего трестом по снабжению и при сдаче экзаменов, вполне возможно, умел договориться.
Уже на первом курсе Фатер подружился с пограничником Федей и
Вейцем, которому пришлось дать кличку Фейц. Три «Ф» составили костяк нашей группы. Троица проживала в гостинице «Обь», и в их номере собиралась почти вся группа обмывать результаты экзаменов. После принятия спиртного все с воодушевление пели песни, в том числе народные.
Наверное, этой троице принадлежала технология сдачи сессии. В первой пятерке экзаменуемых были один-два студента, не готовых к проверке знаний. Отличник, получивший оценку, выносил их вопросы по билету. Группа поддержки срочно подготавливала ответы, которые заносил в кабинет, следующий очередник. Был случай, когда один из бедолаг, поздно получивший шпору, не успел с ней ознакомиться, и с запинкой читал содержание ответа недоумевающему преподавателю. Эта система помощи сохранилась до государственных экзаменов.
Преподавательский состав на факультете имел разные ученые степени. Если не изменяет память, только декан был доктором юридических наук, кандидатов было великое множество, присутствовали и простые преподаватели. Двое наших наставников уже издали учебники и требовали, при выполнении курсовых работ, пользоваться их научными произведениями.
Конечно, если бы была возможность учиться очно, мы смогли бы получить гораздо больше знаний, но у нас был молодость и готовность грызть гранит науки самостоятельно. Кто-то из преподавателей сказал, что юрист не может и не обязан знать всех законов, но уметь их быстро найти в море различных источников и правильно истолковать, это его предназначение. Я это услышал, и много внимания уделял систематизации своих правовых знаний.
Работа по ремонту электростанций подходила к завершению: порядком надоело дышать пыльным воздухом. Однажды с другом Геной мы зашли в буфет, и стоящая впереди женщина оглянулась на него и в ужасе отшатнулась. Гена блондин, а на его лице черная угольная пыль, он вполне подходил в таком виде для роли монстра в фильме ужасов.
За время работы в СКЭРе наша бригада произвела ремонты котлов на ТЭЦ-1, ТЭЦ-3 в Павлодаре, а также на Ермаковской и Экибастузской ГРЭС. Мне уже предлагали должность механика, но я отказался, мотивируя это тем, что учусь в юридическом и мне все равно надо искать другую работу.
Летом 1980 года друг Саша сманил меня поработать в тресте Павлодарводстрой. На берегу Иртыша, в селе Набережное, мы строили насосную станцию и получали зарплату выше четырехсот рублей. После пыли и грязи котельных цехов, тут были райские условия труда: мы купались, ловили рыбу, а вечерами, в гостинице выпивали и играли в карты. Здесь я пробыл недолго, так как после второго курса мы должны были устроиться работать по специальности.
Новую работу я искал долгих два месяца 1981 года: на предприятиях и учреждениях не хотели связываться со студентом-заочником. Я проучился в институте только два года, и, в основном, мы проходили общеобразовательные предметы. Где-то отказывали сразу, кое-где просили подождать и зайти попозже. Я развил бурную деятельность по поиску работы, подключив в этих целях родственников и знакомых.
Много сил я потратил для того, чтобы устроиться юрисконсультом в трест Павлодаржилстрой, где правовой работник запил и не выходил на службу. Но он приходился племянником сотруднику облисполкома, и управляющий трестом не хотел наживать себе недруга. Здесь меня просили подождать. Ждать я был готов – на предприятии была возможность быстро получить квартиру.
В правовой инспекции облсовпрофа ожидали вакансию инспектора труда, которую планировали открыть в одном из отраслевых подразделений. Это была перспективная должность, и жилье профсоюзы для себя отстаивали. Но и здесь решение вопроса задерживалось, а позднее приняли более подготовленного человека.
Случайно узнал, что из управления автомобильных дорог ушел на работу в прокуратуру юрисконсульт, и сразу направился туда. Начальник Упрдора Быков, без волокиты, сразу решил вопрос положительно. Сам он закончил только техникум, имея в подчинении не один десяток сотрудников с высшим образованием.
Теперь у меня стоял другой вопрос: как я смогу выполнять свои должностные обязанности. За два года учебы в институте мы еще не начали изучать гражданское и трудовое право, столь необходимые мне для работы. Пришлось определиться с толкованием слова «юрисконсульт», и дать ему новое значение, смысл. Поскольку я никого не мог консультировать, то обоснованно решил консультироваться сам.
Кого я только не доставал расспросами, связанными с предстоящей деятельностью. Мне приходилось часто бывать в Государственном арбитраже, правовой инспекции, доставать звонками юридический отдел министерства автомобильных дорог и коллегу с облавтодора .
Я перерыл весь архив предыдущего юрисконсульта, в котором обратил внимание на его отчеты в министерство, немногочисленные претензии и исковые заявления, предъявленные к недобросовестным контрагентам. Так, потихонечку, я стал входить в курс дела и понемногу вникать в свои должностные обязанности. Скоро вызвал к себе начальник управления Быков и спросил:
– Знаете ли вы о том, что грузовое автоуправление не выполняет перед нами план по перевозке щебня?
Мне пришлось сказать, что не готов ответить на заданный вопрос, но я обязательно во всем разберусь. Не откладывая, поднял договор, внимательно прочитал и заметил, что в нем не оговорен порядок определения виновности сторон, а присутствует только ссылка на Правила перевозок грузов автомобильным транспортом, утвержденных Госарбитражем СССР.
Пришлось изучать эти правила, где было предусмотрено, что стороны договора перевозок обязаны вести учетные карточки, и в них указывать причину невыполнения плана. Затем я выяснил, что начальники дорожных участков идут на поводу у автохозяйств и не ведут такие карточки, ограничиваясь составлением ежемесячных актов сверки, в которых указывают только количество перевезенного груза.
Мне пришлось подготовить специальный приказ, в котором руководители структурных подразделений обязывались выполнять правила перевозок. Я не ограничился приказом, а еще провел занятия с ответственными лицами, на которых разъяснил, как надо поступать в случае отказа автомобилистов, вести карточки учета.
После поступления надлежаще оформленных документов, я стал готовить претензии к грузовому автоуправлению о выплате штрафов на большие суммы. Юридический отдел перевозчика отнесся к моим претензиям формально, необоснованно отклоняя их. Пришлось предъявлять исковые заявления в государственный арбитраж, который принимал решения в нашу пользу.
Руководство могущественного автоуправления пришло в ужас от суммы непроизводительных расходов. Юридическому отделу было приказано объявить нашему предприятию войну. Все начальники автохозяйств были наказаны за то, что подписали учетные карточки. Нам стали предъявляться встречные претензии с приложением сфальсифицированных документов. На решения госарбитра подавались жалобы и неизвестно, по каким причинам, но Главный госарбитр области встал на сторону грузового автоуправления.
Все наши дрязги я вынес в Госарбитраж республики и попросил юридический отдел министерства поддержать иски Упрдора. После положительных для дорожников решений, принятых республиканским органом, на меня стал оказывать давление главный арбитр области, но я выстоял и мог праздновать первый успех. Были на моем счету и другие иски, успешно выигранные у различных предприятий.
Кроме претенциозно-исковой работы я наладил правовое обеспечение при заключении хозяйственных договоров. Здесь проявлял придирчивость: наверное, около половины договоров были подписаны с протоколами разногласий. Все они давали определенные преимущества нашему управлению.
Постепенно у меня стало появляться свободное время, которое я использовал для подготовки к экзаменам в институте, и написания курсовых работ. Не стесняясь, все это проделывал за своим рабочим столом – кто может запретить юрисконсульту читать юридическую литературу, или что-то писать. На сессии в институте, я был хорошо подготовленным к экзаменам.
Успешному обучению способствовали мои посещения читальных залов городской и областной библиотек. Моя тяга к знаниям умиляла библиотекарей, и они даже шли на небольшие нарушения: запускали меня в хранилище книг, показывали нужную полку, на которой я легко находил свою литературу.
Ко мне часто обращались работники управления по всем правовым вопросам. Я старался никому не отказывать и во многих случаях, оказывал реальную юридическую помощь. Особенно много вопросов возникало по трудовым спорам, и не всегда здесь была права администрация. Приходилось проявлять настойчивость и добиваться устранения нарушений закона, в меру моих сил и появляющегося авторитета.
Удалось наладить работу по возмещению ущерба, наносимого дорожному покрытию в результате нарушений правил эксплуатации автомашин и тракторов. Здесь также пришлось учить работников структурных подразделений, отвечающих за организацию движения. Мною был разработан и размножен типовой акт, который необходимо составлять в случаях обнаружения ущерба.
Много вопросов на предприятии возникло после завершении строительства ведомственного жилого дома. Оно велось по инициативе начальника Упрдора Быкова, которому удавалось осуществлять много проектов. Каждый из очередников стремился получить квартиру, и, конечно, было много жалоб и обращений за консультацией. Приходилось участвовать в судебных гражданских процессах по жилищным вопросам.
Вдобавок выбрали народным заседателем к судье, ведущему уголовные дела. Видимо, я проявил излишнюю дотошность, при рассмотрении дел, и судье это не понравилось. Гораздо удобней заседатели, только кивающие головой. Не зря их, на уголовном жаргоне, называли кивалами. А меня стали приглашать на уголовные процессы все реже, а потом и вообще перестали.
Но моя работа, по взысканию средств, процветала, и главбух при встрече одобрительно сообщал о поступлении новой суммы. Начальник тоже был доволен моей работой, но однажды посетовал:
– Что толку от выигранных денег, все равно по окончанию года они подлежат перечислению в бюджет.
На что я возразил:
– Надо успеть по-умному их израсходовать, и есть еще закон о свободном остатке прибыли, остающейся в распоряжении предприятия, его никто не отменял.
В это время я жил с отцом в маленьком саманном домике. Отец давно хотел построить хороший дом, деньги на стройматериалы у него были, а вот сил на стройку уже не хватало – ему уже было за 70 лет. Летом 1983 года я решился на строительство дома: ютиться в старом уже порядком надоело.
Я выписал в ДЭУ фундаментные блоки и газобетон для возведения стен. Подошло время ежегодного отпуска, и стройка началась. У нас была большая семья, но к этому времени все разъехались, и мне пришлось работать одному. Я вставал в шесть утра, поливал все тот же огород и кормил двух свиней. Все как в песне Растеряева «Комбайнеры». Отец, не вовремя, слег в больницу, возложив на меня все обязанности по хозяйству.
Газоблок клал на глину, с учетом ее малой теплопроводности. Когда приступил к обкладыванию стен кирпичом и постройке из него перегородок, пришлось использовать цемент. Я был совсем неопытным каменщиком, и мои рукавицы постоянно были мокрыми от раствора. Их у меня было несколько пар: в одних работал, другие сохли на солнце. Тем не менее, цементом разъедало руки до крови.
За время отпуска приходилось вкалывать, начиная с восхода солнца, и до его заката. Когда я рассказывал об этом времени родственникам и друзьям, обычно заканчивал фразой:
– Павка Корчагин плакал, глядя с небес на мои мытарства, и считал меня своим человеком.
Со стройматериалами помог брат Анатолий, снабжавший кирпичом, оконными и дверными блоками, досками. Сестра Валентина привезла машину цемента, а ее муж Виктор – бревна на перекрытие. Сестра Тамара прислала своего мужа Геннадия в помощь – с ним мы возводили из кирпича простенки. Отпуск закончился и дальше стройка пошла медленней.
Работа в дорожном управлении наладилась, и я легко с ней справлялся за первую половину дня. Затем я попросту сбегал на стройку – говорил, что иду в арбитраж, суд или в библиотеку за юридической литературой. Все окружающие догадывались, что я занимаюсь своими делами, но недругов среди них не оказалось, и мне все сходило с рук.
Начальник Быков был мною доволен: сказывались претензии и иски к многочисленным контрагентам. Большинство должников стали приходить договариваться, и предприятие имело с них выгоду. Кто-то давал кран или экскаватор, а у других можно было купить дефицитный стройматериал. В то время почти всего не хватало, а управление строило много внеплановых объектов, в том числе современные развязки с путепроводами, свинарники и коровники для подсобного хозяйства.
Мой рабочий стол находился в большой комнате, где еще располагались три работника. Мне, как юрисконсульту, был положен отдельный кабинет. Но и мои соседи имели такое право. Рядом со мной сидели председатель объединенного комитета профсоюза, заместитель начальника управления по снабжению и начальник гражданской обороны предприятия.
Со временем, последний воздвиг из ДСП перегородки и стал обладателем кабинета, где мог спокойно шуршать своими секретными документами. Я же оставались на виду, и был невольными свидетелем напряженной деятельности соседей. Если профком занимался распределением путевок, заключением колдоговоров и прочей полезной деятельностью, то главным направлением отдела материально -технического снабжения был сбор заявок на различные материальные ресурсы и защита своих, в госплане и госснабе.
Для себя я уяснил одно – все в нашем государстве осуществляется по плану, а план составляется по заявкам, взятым с потолка. Работа кипела по принципу: проси больше – дадут меньше. Но это слишком упрощенно, так как кроме названного подразделения, в эту деятельность был включен и планово-экономический отдел, а также задействованы и производственные структуры.
Но все равно действовало правило тришкиного кафтана. Без дополнительных ресурсов, во всех отраслях народного хозяйства были застойные явления. Слишком много средств уходило на оборону страны от внешних врагов, а разруха произошла изнутри.
За лето и осень я построил дом, почти всю работу сделав своими руками. Проблема с помощью возникла лишь при установке стропил – они были длинными. Одному их крепить было несподручно. Позвал соседа Валеру и решил его угостить водкой. Планировал выпить с ним одну бутылку, но не получилось: выпили две. Утром слабак-сосед не смог подняться и мне пришлось делать работу самому. У меня был опыт монтажа еще более сложных конструкций, и здесь я успешно справился.
В ноябре дом стоял почти готовый, оставались только отделочные работы, которые я проводил опять самостоятельно, обогревая комнаты самодельным электрическим калорифером. Еще приходилось находить время на работу в упрдоре и учебу в институте.
Конечно, студентам-очникам учиться легче: они ходят на лекции, им доступен читальный зал с большим выбором юридической литературы и всегда можно получить у преподавателя консультацию. Мне же приходилось самому отвечать на вопросы посетителей, у которых я получил признание и доверие своими знаниями. А иногда приходилось оказывать реальную помощь, вступая, при этом, в нежелательное противостояние с руководством.
Однажды случился такой казус. Начальник Быков очень любил молодых специалистов и старался при первом удобном случае выделять им жилье. Я все время доказывал ему, что они имеют право на первоочередное получение квартиры, но нужно учитывать и права работников, стоящих в общей очереди не один десяток лет.
Подошло время, и я, после непродолжительного служебного романа, женился на молодом специалисте Вере. И когда ей выделили квартиру вне очереди, я возражать не стал.
У меня была крохотная зарплата – около ста сорока рублей в месяц. И когда женился, пришлось искать дополнительный заработок. В последнее время колледжи и университеты наштамповали невообразимое количество юристов. В восьмидесятых годах это была редкая специальность.
Я не стал обращаться за разрешением к начальнику Быкову. Попросил подписать два экземпляра справки – согласия на работу по совместительству, моего соседа по комнате Торопа – заместителя начальника управления. Тот покачал головой: две справки означали, что я хочу работать еще в двух местах, но подписал, проворчав при этом:
– Когда же ты здесь будешь работать!
На что я ответил:
– Я постараюсь даже улучшить свои показатели!
Тороп, конечно, знал, что с моим приходом управление дорог стало успешно взыскивать штрафы за недопоставку цемента с Курдайского завода. Улучшилась и работа по возврату стоимости недополученных товаров. Здесь хорошо работали мною созданные и обученные комиссии по приемке материальных ценностей от поставщиков. Следовательно, существенно снизились непроизводительные расходы, ответственность за которые нес заместитель начальника по снабжению.
На работу юрисконсульта по совместительству, я устроился в Лесопромышленное предприятие и автобазу Казсельхозтехники. На ЛПП мне пришлось самому изрядно попотеть, изучая запутанные ведомственные правила приемки лесопродукции по качеству и количеству. Здесь я использовал опыт создания комиссий по приемке продукции в Упрдоре.
С учетом правил, я разработал образец акта приемки лесопродукции, где особое внимание уделил методу точковки древесины, без которого документ правильно не составишь. Провел занятия с работниками, принимающими участие в приемке леса, подготовил соответствующий приказ.
И дело пошло: я плодотворно стал предъявлять иски и претензии. В свою очередь успешно отклонял все претензии, направляемые ЛПП. Помню главбуха предприятия, неизвестно по каким причинам, исполнявшим обязанности директора, постоянно уезжавшего в командировки на лесозаготовки. Главбух был очень доволен моей работой и не спрашивал, как распорядиться полученными от исков деньгами. Видимо, он хорошо знал свое дело и интересы производства.
На автобазе, претензионно-исковая работа выполнялась вышестоящей организацией, и здесь я сам планировал свою деятельность. В основном читал лекции на правовые темы и консультировал администрацию и рабочих по всем юридическим вопросам.
Приближались выпускные государственные экзамены. За время обучения я изучил, сдал экзамены и получил зачеты по более сорока дисциплинам. Оценки были разные, в том числе и отличные. Себя я считал знатоком трудового права, и экзамен по предмету сдал на отлично. Но в приложении кто-то из технических работников ошибся и поставил –
удовлетворительно. Я был рад, что учеба, подошла к концу, и не стал оспаривать оценку.
Государственные экзамены сдал на хорошо и отлично. Но Фейцу, одному из группы «три Ф», не повезло: во время сессии у него случился острый аппендицит, приведший к операции. Он не переживал: ему педагоги пообещали льготы при индивидуальном экзамене.
Также отдельно, сдавала экзамены супружеская пара – Лариса и Игорь. Муж не был красавцем, но хорошо пел и играл на гитаре, и пользовался вниманием со стороны студенток. Лариса приревновала его и накануне экзамена по уголовному праву, нанесла Игорю проникающее ножевое ранение. Об этих обстоятельствах узнали все, в том числе милиция и деканат. Но муж заявил, что ранение получил, когда упал с лестницы, держа при этом нож в руке. Официальные органы проявили благоразумие и супруги получили дипломы, чуть позднее нас.
Запомнилось, как экзаменаторы удивились моим знаниям о материалах съезда коммунистических и рабочих партий. Я их, наверное, не читал, но пройдя обучение в школе, техникуме, армии и институте, уже имел представление о шаблонах написания политических документов, и вполне мог сам подготовить итоговый документ. Мне пришлось изучать материалы съездов КПСС с двадцать второго по двадцать пятый – во многом они схожи. Одни и те же призывы об укреплении солидарности, борьбе с империализмом, заботе о народе.
В институте много времени уделялось марксистско-ленинской философии, и еще был предмет Научный коммунизм. Все остальные течения и направления буржуазной философии подавались только в виде критики, мельком. Но, тем не менее, в голове что-то осталось. При написании курсовых работ, приходилось изучать не только работы Маркса и Ленина, но и отрывки из трудов Гегеля, Мартина Лютера, Канта, Фрейда. Наверное, в институте я услышал и запомнил шутливую фразу: «Образованный человек должен уметь отличить Гоголя от Гегеля, Гегеля от Бебеля, Бебеля от Бабеля, Бабеля от кабеля, кабеля от кобеля, а кобеля от сучки». Это определение полностью характеризует мои поверхностные познания философии. Не было в техникуме и институте астрономии. Но мне нравится узнавать что-то новое о звездах, метеоритах, планетах, расширяющейся Вселенной, и я самостоятельно читаю все новинки.
К моменту окончания института у меня был трехлетний стаж работы по специальности, и я уже твердо стоял на ногах, имел обширные правовые знания и мог быстро найти нужную букву закона. Я посчитал, что Управление дорог – уже пройденный этап в моей жизни, и решил попробовать себя в работе правоохранительных органов.
Глава пятая. Работа в прокуратуре и обкоме партии
В областной прокуратуре меня приняли на вакантную должность следователя в городе Ермаке. Но прокурор Михайлов, узнав о моей прежней работе юрисконсультом, решил поручить мне общий надзор. До меня им занимался молодой специалист, выпускник Карагандинского университета, и не очень справлялся.
Немного времени я потратил для того, чтобы войти в курс дела, ознакомившись с предыдущими справками проверок и актами прокурорского реагирования: представлениями, предостережениями, протестами и исками о взыскании материального ущерба с виновных лиц. А потом пошли многочисленные проверки на предприятиях города Ермака.
Множество нарушений выявил при проверке природоохранных законов на Ермаковской ГРЭС. Здесь я проявил дотошность и установил, что станция работает более десяти лет, не имея акта о приемке в эксплуатацию. На ней не были построены рыбозащитные сооружения. Проход рыбы с водой из Иртыша, на охлаждение турбин, стыдливо перекрывался обычной мелкой решеткой, попав на которую, молодь либо гибла, либо проскальзывала, сквозь ячею, на горячие лопасти и шансов там выжить оставалось у нее немного.
Поскольку администрация ГРЭС во всем винило свое министерство, союзного подчинения, прокурор города направил материалы проверки в областную прокуратуру с просьбой ходатайствовать о соответствующем реагировании Генеральным прокурором СССР. И были достигнуты положительные результаты: начались работы по строительству охранных сооружений.
Много времени я провел на Ермаковском заводе ферросплавов, проверяя исполнение законов по охране труда, сохранности железнодорожных вагонов, сокращения промышленных выбросов в атмосферу. По результатам проверок готовил соответствующие акты прокурорского реагирования.
Основные нарушения состояли в том, что на заводе были смонтированы пылеулавливающие установки с мокрым способом очистки. Зимой вода в них превращалась в лед, и вся грязь вылетала в трубы, а потом в воздух, которым мы все дышим. В цехах ЕЗФ концентрация вредных газов и пыли намного превышала допустимые пределы: работники попросту дышали ядовитым воздухом.
Другим распространенным нарушением на этом заводе, был износ рельсов и шпал, что приводило к опрокидыванию вагонов. Виновные в этом, в основном были вышестоящие организации, не выделяющие нужные средства для своевременного ремонта. Я докладывал все обстоятельства прокурору Михайлову, но он знал, что наказание лишним не бывает. Мы взыскивали через суд с начальников цехов материальный ущерб, они считали это необоснованным.
Я обращался к прокурору с просьбой поручить мне, для практики, расследовать уголовные дела. Он мне резонно отвечал:
– Следователи у меня есть, от тебя больше толку в общем надзоре.
Но он ушел в отпуск и его заместитель Михов, дал мне в производство одно уголовное дело, возбужденное им самим. Дело было простое: на ОРСе завода ферросплавов был выявлен магазинчик, где продавали дефицитное продовольствие, по запискам главбуха. Адвокат, знакомившаяся с материалами дела, заявила, что не знала о существовании в природе таких продуктов, как карбонат и буженина. Но в простеньком деле была одна сложность: записки бухгалтер писал по телефонным звонкам секретаря горкома партии.
Об этом факте заявил подследственный, и Михов сразу избавился от дела, сплавив его мне. Что делать? Допрашивать партийных работников нам категорически запрещалось. Доводить факт до партийной комиссии обкома, как следовало по закону, означало вынос сора из избы.
Посоветоваться было не с кем, и мне пришлось записаться на прием к первому секретарю горкома. Тот принял соломоново решение: секретаря допросить как свидетеля, и, если он откажется от обвинения, к уголовной ответственности привлечь одного бухгалтера. С последним видимо провели работу, и он заявил, что оговорил партработника. После этого Михов забрал у меня дело и благополучно отправил его в суд.
Однажды, я вновь попал в разборки с руководством. Просыпаюсь как-то утром, после принятия хорошей дозы алкоголя, по случаю своего дня рождения. Неизвестно откуда пришла в голову трезвая мысль – меня сегодня пошлют на рассмотрение уголовного дела облсудом, по факту изнасилования несовершеннолетним, девушки, тоже несовершеннолетней.
Дело в том, что была телефонограмма из облпрокуратуры, согласно которой поддерживать обвинение должен прокурор города. А я уже знал, что Михайлов очень не любит такие мероприятия, он даже звонил в область и выяснял, почему облпрокуратура не хочет осуществлять судебный надзор, за направленным ими в облсуд, делом.
Мои опасения подтвердились: прокурор срочно заболел, Михов был в отпуске, и мне пришлось взять надзорное производство по делу и идти в городской суд. Здесь было назначено выездное заседание облсуда. Просмотрев все документы, я понял, в чем заминка – следствие проведено некачественно. Обвиняемый поменял показания и не факт, что он будет осужден.
Фабула дела проста, и так часто происходит у молодых людей. Застолье в общежитии, в результате которого, обижена молодая девушка, далеко не скромница. Вину в происшедшем изнасиловании взял на себя молодой парень, состоящий на учете в психдиспансере. Девушка была пьяна и его не смогла вспомнить. С ее слов, она общалась совсем с другим ухажером, постарше и симпатичней, чем подсудимый.
Тот, на судебном заседании заявил, что вину на себя взял по просьбе старших товарищей:
– Они сказали, что ты состоишь на учете в психушке, и тебе ничего не будет.
Но психиатрическая экспертиза признала парня вменяемым, и теперь у него реальная возможность получить срок, по позорной статье. У меня был выбор: либо настаивать на обвинении, все - таки оно утверждено облпрокурором, либо просить отправить дело на дополнительное расследование.
Не смотря, на свое похмельное состояние, я понимал, что по-хорошему, надо парня оправдать. Но не решился и попросил суд направить дело назад в прокуратуру, на дополнительное расследование. Даже областной судья удивился моей смелости: так, в практике мало кто поступал: все перевешивала пресловутая честь мундира.
За эту вольность я получил нагоняй от руководства, но оказался прав, подсудимого оправдали, а к ответственности привлекли симпатичного ухажера.
В 1986 году в область нагрянула проверка Генеральной прокуратуры СССР, связанная со статьей в одной из центральных газет о фактах нарушений законов в городе Экибастузе. Меня привлекли в помощь, для проведения комплексной проверки городской прокуратуры и ГОВД.
Посадили проверять отказные материалы проверок городского отдела милиции. Это была нудная и тяжелая работа. Требовалось прочитать целые штабеля рукописных документов и проверить законность принятых по ним постановлений. Положа руку на сердце, могу сказать, что добрую их половину надо было отменять. Я посоветовался с начальником следственного управления облпрокуратуры о целесообразности принятия таких решений.
Тот разрешил подходить к этому вопросу творчески и отменять только акты, принятые с грубым нарушением закона. Что являлось грубым, а что нет, было отнесено на мое революционное правосознание. Так судили в годы гражданской войны, когда не было времени и необходимых знаний, а цена вопроса – расстрелять человека, или оставить в живых.
После Экибастуза мне предложили перейти на работу в облпрокуратуру. Прокурор Михайлов с пониманием отнесся к этому, но сказал:
– Я в Ермаке руковожу работой партийной комиссии при горкоме и смогу помочь стать кандидатом в члены КПСС. В области слишком мало квот, но много желающих.
Я, конечно, не рвался в ряды коммунистов. Но понимал, что без этого, будет невозможно добиться хорошей должности и согласился поработать в городской прокуратуре, до приема в кандидаты.
В области меня приняли прокурором следственного управления, поручив самую трудную зону – Ильичевский и Индустриальный районы города Павлодара. Здесь была самая высокая нагрузка по количеству уголовных дел и материалов проверок, проводимых ОБХСС и уголовным розыском названных райотделов.
В мои обязанности входила проверка законности принимаемых решений при возбуждении уголовных дел, или вынесения постановлений об отказе в этом. Много времени отнимала работа при продлении сроков следствия, содержания под стражей. Каждый день ко мне на стол ложились около десяти жалоб граждан на незаконные действия милиции.
Такой нагрузки, за время работы в прокуратуре, у меня никогда не было. И люди, с которыми приходилось работать, не отличались высокими моральными принципами. Еще неизвестно, с кем было легче общаться: с преступниками или с сотрудниками милиции, которые, как мне казалось, только и думают, как нарушить закон.
Сейчас, глядя на эту ситуацию, с другой стороны, я понимаю, что это были такие же работники, как и я. Но, загруженность большим количеством бумаг, не позволяла принимать правильные решения по более мелким делам. Со временем нарушения служебной дисциплины вошли в привычку. А я, в то время, был еще начинающим бюрократом, полным сил, энергии и желанием бороться с нарушителями законности.
Руководство пользовалось этим и еще привлекало к важным и непростым проверкам, проводимым в отношении высокопоставленных лиц. Такую проверку осуществлял в отношении руководящих работников города Ермака, проживающих в огромных, по тем временам, коттеджах и не оплачивающих коммунальные услуги. Помню, как во время обхода домов, рядом с моей головой пролетел увесистый камень, видимо это было предупреждение.
Однажды пришлось проверять факт незаконной постройки гаражей для личных автомобилей. Такие нарушения были распространенными. В то время, было невозможно купить стройматериалы, которые распределялись в особом порядке и купить их могли только льготники, например участники войны.
Но и им это было сделать непросто. Тем не менее, люди как-то строились, и в меру своих возможностей, доставали материалы. При любой проверке, даже при наличии документов, можно было выявить нарушения. Допустим, застройщику выписали материал на его родном заводе, а администрация не имела права этого делать.
Такие же мелкие нарушения я выявил и при постройке проверяемых гаражей, но все дело в том, что один из владельцев занимал выборную должность в Москве, а второй был руководителем местного исполкома. Я изложил в справке все обстоятельства, подписал ее и отдал руководству.
По результатам проверки не было принято никаких мер реагирования, видимо она была подшита к делу, которое заводилось на всех должностных лиц. Эти документы спокойно пылилось в архиве, до возникновения надобности. Как я потом узнал, моя справка была нужна уже сейчас, так как решалось, кому занять важную должность.
Такой метод освобождения места под солнцем носил повсеместный характер, и все начиналось с подачи жалобы, которую писали обычно уважаемые люди, часто пенсионеры. Потом аналогичное письмо поступало от группы граждан, и так до той поры, пока, от греха подальше, желанная должность не освобождалась, часто для инициатора дрязги.
Однажды, проводя рутинную проверку в изоляторе временного содержания Ильического РОВД, расположенного в полуподвале здания, мне вспомнились, давно забытые события тринадцатилетней давности.
В 1974 году, перед призывом в армию мы часто посещали рестораны, где хорошо выпивали, что было распространенным явлением.
Я проснулся на квартире у друга Толика, в состоянии глубокого похмелья. Кто-то из товарищей уже сбегал в магазин и принес сухое белое вино. Я выпил полстакана и решил ехать домой. В ожидании автобуса, присел на скамейку в сквере и сразу заснул. Проснулся в медвытрезвителе. В том самом помещении, куда я сейчас пришел с проверкой. Теперь здесь содержались задержанные нарушители. О прошедшем, мне напомнили деревянные топчаны, покрашенные в ту же зеленую краску. Такие зигзаги судьбы.
Однажды начальник отдела, вручил мне для расследования уголовное дело, со словами:
– Разберись, совсем милиция оборзела!
Дело было возбуждено по факту причинения телесных повреждений подследственному Умарову, по его жалобе на работников уголовного розыска. С его слов, оперативники избивали его с целью добиться признания в совершении серии краж.
Я вызвал по повесткам и телефонограммам кучу свидетелей, съездил в РОВД, где изъял несколько предметов, как вещественных доказательств, назначил ряд экспертиз. В общем, развернул активную деятельность, которая не понравилась милицейскому руководству.
На меня стали выходить множество самых различных просителей по делу. Я всем обещал умерить свою прыть, но сам потихоньку продолжал следствие. Дней через десять у меня уже были добыты достаточные доказательства, для привлечения ряда сотрудников к уголовной ответственности.
После приезда милицейского генерала к моему руководству, дело забрали, несколько раз перекинули разным следователям, после чего оно было тихо прекращено.
Далеко не все работники уголовного розыска были нарушителями законности, среди них было много умелых, храбрых и талантливых оперативников. В то время ОУР возглавлял полковник Буранов, заслуженно награжденный за личное мужество и успехи в розыске опасных преступников орденами и медалями. Он участвовал в поимке лиц, совершивших убийство таксистов, двух молоденьких сестер - жительниц Ермака, директора одного из совхозов области и еще множества других душегубов.
В 1980 году павлодарские работники УР задержали группу убийц и грабителей, главарем которой был Сергей Мадуев, известный по фильму «Тюремный романс». Его банда ограбила контору колхоза «30 лет Казахстана», похитив из кассы около шестидесяти тысяч рублей. К слову, расстрелять в то время могли и за хищение десяти тысяч.
В течение суток, работники павлодарского уголовного розыска смогли раскрыть преступление и сами задержали, вооруженного огнестрельным оружием Мадуева, в городе Омске. Этот преступник отличался особой дерзостью, совершил несколько побегов из колонии и следственных изоляторов. В конце концов, его приговорили к расстрелу, но к тому времени объявили мораторий на исполнение таких приговоров.
Бежать Мадуеву помогали работник прокуратуры и надзиратели, к которым преступник смог найти подход. Павлодарские опера не стали с ним долго разговаривать. От удара кулаком, одного из них, беглец потерял сознание, второй оперуполномоченный в ту же секунду надел ему наручники.
Прокурором следственного управления я проработал более года, пока меня не перетянул к себе начальник отдела общего надзора Шушин, знакомый с моей бурной деятельностью в Ермаке. Без особой печали я покинул большую комнату, где кроме меня, сидели еще два прокурора, и перебрался в крохотный, но отдельный кабинет на втором этаже, рядом с приемной. Шушин сделал для меня еще одно доброе дело. Он устроил моих деток, Таню и Андрея, в детский сад, места в котором также являлись дефицитом.
Работа в общем надзоре отличалась, от прежней, разнообразием, и не такой большой загруженностью. Я находил даже время для игры на бильярде. Стол купили прокуроры и следователи в складчину и установили в подвале здания. Вспомнив учебу в Петропавловске, я легко закатывал в лузу невообразимые свояки. Так как мы играли не только в обеденный перерыв, как обещали, лавочку быстро прикрыли. Дальнейшая судьба бильярдного стола мене не известна.
Общенадзорная деятельность включала в себя все, кроме надзора за судом, следствием и местами лишения свободы. Каким бы подготовленным не являлся работник общего надзора, проверки приходилось проводить, предварительно изучив текущее законодательство по необходимому вопросу.
Следователи, в основном сталкиваются с уголовным и уголовно-процессуальным законодательством. Перед нами же простирались законы, сопоставимые по объему с космосом. Изучать их приходилось ежедневно, что очень было полезно для нашего кругозора.
Я побывал на многих предприятиях области, с проверкой исполнения законов о труде, охране окружающей среды, праве граждан на жилье. К власти пришел Горбачев, и посыпались перестроечные законы о борьбе с пьянством, об аренде, о кооперации, о выборах. Приходилось не только изучать и пропагандировать новые законы, но и активно участвовать в избирательных компаниях, с разъяснениями вновь принятых актов.
В областных газетах «Звезда Прииртышья» и «Кызыл Ту» печатались подготовленные мной статьи за подписью руководства облпрокуратуры, и реже – за моей. До сих пор помню название одной из них – «на тракторе или аренда по-павлодарски». Приходилось выступать и на областном телевидении по вопросам, связанным с новыми законами об аренде и кооперации.
В 1988 году меня приняли в члены КПСС, до девяностых было еще далеко, и на партсобраниях царил покой, все мероприятия исполнялись для галочки, главное было не заснуть, как на политзанятиях в армии. Несокрушимость и гегемония партии еще никем не ставилась под сомнение.
Много времени уделялось работе по написанию различных информаций в обком партии. В таких случаях, прокурор области Иванов требовал представления ему черновиков и сам правил их. У меня были наработаны неплохие штампы для ответов в вышестоящие инстанции, и мне он доверял – читал напечатанный ответ и, обычно, подписывал без исправлений.
Прокурора проводили на заслуженный отдых, но тот не захотел сидеть дома и нашел работу в облисполкоме. И когда к нему обратился заведующий государственно-правовым отделом обкома партии, с просьбой порекомендовать подходящего работника на должность инструктора, тот назвал мое имя. Партработник удивился:
– А я не знаю такого, почему о нем ничего не известно.
– А потому что мне самому он был нужен.
Так, спустя год после приема в партию, меня перевели на работу в обком. Я стал невольным свидетелем и видел, как некогда могущественная общественная организация, уходила в никуда, оставляя за собой, лишь обломки былого величия, которые спешно растаскивались, в виде зданий, денежных средств, автомобилей и пресловутого золота.
Сейчас во всем винят Горбачева. Несомненно, Меченный приложил здесь свою руку, но он был своеобразным триггером, ускорившим этот процесс. Перестройка огромного здания привела к его слому. Словно и не было фундамента или он превратился из вечного бетона в прогнившее дерево.
Мне пришлось работать в более чем в десяти предприятиях и организациях, и все они, со своими недостатками и болезнями, потихонечку выполняли свое предназначение. Строили дороги, нефтепроводы, жилые дома и промышленные сооружения. Учили школьников, студентов, повышали квалификацию специалистов. У них был конечный продукт - как материальный, так и духовный.
КПСС снизу доверху уже была пропитана болезнетворной бациллой формализма. Пополнение новых членов велось в основном исходя из процентного содержания рабочих, служащих и других прослоек общества. Это было главным критерием при подборе кандидатов, только потом рассматривались его производственная деятельность, деловые качества и участие в общественной жизни. Партийные собрания проводились для галочки, по указанию вышестоящего аппарата. Идея построения коммунизма постепенно затухала к восьмидесятым годам прошлого столетия – времени, когда Хрущев уже обещал моему поколению, закончить его созидание. Но признаки распада еще заметней были наверху, в руководящих комитетах партии.
Я сразу заметил, что многие инструкторы и другие служащие аппарата, имитировали бурную деятельность, а работали без особого напряжения. Никто не уходил домой раньше половины восьмого вечера, хотя рабочий день по трудовому распорядку заканчивался в шесть. Но мы находили время на длительные перекуры, или просто блуждали по кабинетам, собирая новости и сплетни у приятелей.
Была своеобразная форма одежды: темный костюм, светлая рубашка с короткими рукавами и галстук. И это в любое время года, правда, в своем кабинете можно было снимать пиджак. Существовала строгая субординация и даже кастовость. Например, для заведующих отделами и секретарей была отдельная столовая. Меня, впрочем, весьма устраивала и та, в которой питались рядовые аппаратчики.
Обстановка в ней была как в неплохом ресторане, обслуживали официанты, и за рубль можно было испробовать прекрасные блюда. Это далеко не рабочая столовая, где рубля не хватало на менее изысканную еду. Не зря сюда приходили, по старой памяти, руководители близлежащих организаций, бывшие работники обкома партии.
Были и другие льготы, которые не снились простым людям. Например, возможность ежегодно отдохнуть в партийном санатории на берегу моря. Кроме отпускных выдавалось и приличное лечебное пособие.
Нагрузка у меня намного снизилась, по сравнению с объемами в прокуратуре, зачастую приходилось делать вид, что непомерно загружен работой. Характер деятельности здесь не сильно изменился: на рабочем столе по-прежнему, лежали жалобы граждан, письма предприятий, планы, а иногда – материалы проверок.
Работа сводилась к составлению сопроводительных писем в УВД, облпрокуратуру и военкомат, закрепленные за мной. У моего соседа были, соответственно, облсуд, отдел юстиции и УКГБ. Некоторые из жалоб и заявлений ставились на контроль заведующим отделом, или секретарями. В этом случае приходилось составлять справку о результатах. Очень редко, такие проверки поручали проводить и мне, с привлечением все тех же организаций.
Вот один из примеров нашего бумаготворчества. Вызывает к себе заведующий отделом и говорит:
– Через два месяца состоится пленум обкома партии. Подготовьте письма областным правоохранительным органам с просьбой провести проверки и доложить о состоянии общественного порядка на местах. А вам необходимо обобщить поступившие материалы и подготовить предложения по тексту проекта постановления пленума, касающегося вопроса укрепления правопорядка.
Я послушно соглашаюсь и отправлю задания соответствующим органам, письменно и устно по телефону, с дополнительными разъяснениями.
В течение месяца прокуроры и их помощники, милицейские начальники отделов и оперативники собирают материалы и статистические данные для составления справок в районах и передают их областному руководству. Здесь эти материалы обобщаются, к ним дополняются областные цифры и сведения, которые затем поступают в обком партии. Теперь наступает моя очередь изучить все доклады и составить свою справку для заведующего отделом.
Из большой горы бумаг, информация обретает осмысленный двухстраничный текст. Мой руководитель усердно трудится над ним целый час, и остается менее страницы. В постановлении обкома партии помещается два-три предложения из объемной, трудоемкой работы. При этом, они взяты из предыдущих документов, в которых всегда присутствуют слова: усилить, добиться, устранить и так далее. Штампы партийный работников намного изящней прокурорских, тем не менее, остаются штампами.
Не могу не отметить, что предпринимались попытки как-то улучшить деятельность партийных комитетов. Но эта работа направлялась сверху и результатов не давала. Помню, как вдруг, сотрудников обкома стали посылать для партийной работы вниз, в массы. Мне лично приходилось сидеть на нескольких партсобраниях, и даже выступать на них с какими то, мной до конца не осмысленными, призывами.
Одно из важнейших направлений партийной жизни, считалась работа с кадрами. Она велась следующим образом: аппарат забирал к себе на работу, как он считал, лучших специалистов различных учреждений и организаций. После того, как они хорошо себя зарекомендуют, их с повышение возвращают обратно. Но теперь, эти люди уже в обойме партийного аппарата, и обычно они на виду и легко делают свою карьеру. Если, конечно, как-то себя не запятнают.
Как говорили мне сведущие люди, после двух лет работы в обкоме, можно получить должность заместителя прокурора области, или что то, вроде того. Но КПСС никак не могла столь долго дожидаться моего повышения по службе. Все шло к отмене шестой статьи Конституции СССР о руководящей роли партии.
Такие разговоры уже велись между партийными работниками. Повсеместно шли споры о правильности этого решения. И в это время меня направили для учебы в Высшую партшколу при ЦК Компартии Казахстана. Здесь лекции читали, наряду с местным преподавательским составом, руководители республиканских органов власти и работники ЦК. Ничего нового я не услышал. Никто толком не знал, чем закончится перестройка.
Заведующий государственно-правовым отделом ЦК, не прояснил о перспективах дальнейшей партийной работы. Но его заместитель, будущий министр внутренних дел, на своей лекции дал понять о необходимости искать новое место службы. Я все понял правильно, и после учебы вернулся на прежнюю должность в облпрокуратуру. Правда, заведующий хотел рекомендовать меня на должность прокурора Ильичевского района города Павлодара, в то время она была вакантной, но я отказался: впереди были большие перемены, а место это было уж больно хлопотным.
Не успев забыть о лекциях в ВПШ, как облпрокурор решил в январе 1991 года отправить меня на учебу в институт повышения квалификации руководящих кадров при Генеральном прокуроре СССР в Москву. Время было веселым: в столице, вовсю шагали демонстрации в поддержку Ельцина и против Горбачева. На Арбате, был какой-то маскарад, базар и уличный цирк, одновременно. Каждый второй артист пародировал первого Президента.
У нас в гостинице находилась касса, где продавались билеты во все зрелищные места. За два месяца я пересмотрел множество знаменитых исполнителей, побывал в нескольких театрах и на хоккее. Скучать не приходилось. А главный концерт проходил во Дворце съездов, где выступали Собчак, мои коллеги – Гдлян с Ивановым, и множество других деятелей.
Выпускную работу защитил на отлично. Бывший прокурор РСФСР, работавший теперь в институте, попросил разрешение использовать мои примеры из прокурорского надзора за исполнением законов об аренде, для своих лекций.
Шел 1991 год, и Союз уже трещал по швам, республики стали думать о самостоятельности, объявляли о своей независимости, Количество Генеральных прокуроров резко увеличивалось. Из Москвы к нам поступали грозные требования привлекать к ответственности руководителей предприятий союзного подчинения, не перечисляющих налоги в бюджет государства. Там показывали такие же требования республиканских органов перечислять деньги в свой бюджет. Царил бардак и беззаконие.
Чтобы сохранить страну требовалась железная рука, но Меченный таковым не являлся. Дело в том, что он все время проработал в аппарате, и какая она – жизнь, на самом деле, не знал. Я в свое время понаблюдал за людьми в обойме и сделал вывод: они знают структуру власти и как в ней не только удержаться, но и пробиться наверх. Остальные вопросы общественного обустройства интересовали далеко не всех.
Когда аппаратчиков направляли, на работу, а скорей для анкеты, на предприятия и организации, они часто занимали места в парткомах, так как вопросами промышленности, энергетики, медицины хорошо не владели. Страна держалась только на управленцах, руководивших прежде крупными предприятиями и знающими потребности общества и производства. Им не хватало только одной черты характера: неуемного желания пробиться наверх, возможно и по головам соперников.
Вспоминаю слова премьера Великобритании Тетчер, ее интервью промелькнуло в какой-то передаче на телевидении:
– Мы часто обманывали русских, запуская дезинформацию о появлении у нас нового оружия. Они велись на это и тратили свой небольшой бюджет на новое вооружение.
Я тогда подумал: «Она хвастается тем, что мы и наши дети недоедали в восьмидесятых годах».
Сейчас я понимаю, что в кое-чем Тетчер была права – тришкин кафтан был только в народном хозяйстве, а все основные средства уходили на армию. Насколько это разумно? Недавно отметили шестидесятилетний юбилей Карибского кризиса, когда США имели десятикратное преимущество перед СССР по количеству ядерных боеголовок и средств их доставки.
Американцы, тем не менее, побоялись, и пошли на примирение. Даже на малосильную КНДР никто не нападает: бояться их нескольких атомных боезарядов. Если уж заимели мощный ядерный арсенал, то давно надо было перестать бояться, и большую часть бюджета не тратить на вооружение. Но все эти мысли от кухонного и диванного мыслителя – выпуск пара и ничего больше.
Наступил август 1991 года, состоялась последняя попытка сохранить государство, и она могла быть успешной. На местах и в центре общество разделилось на противников и сообщников ГКЧП. Но все боялись пролить кровь, стать виновниками новой гражданской войны.
Не берусь никого судить: простые люди не знали, как поступить правильно. Аппаратчики, всю жизнь доказывающие рядовым гражданам о неизбежности Коммунизма, сейчас бросили все силы на построение свободных капиталистических государств.
Седьмого ноября 2021 года разговаривал по телефону с младшей сестрой Ниной, уехавшей с мужем жить в Германию. Шутливо поздравил ее с днем Великой Октябрьской Социалистической революции. Она рассмеялась:
– Здесь таких праздников не отмечают и не знают о них!
Я пояснил:
– Забыли, или никогда не знали, что всем социальным выплатам, пенсиям и пособиям они обязаны дню Седьмого ноября. После Октябрьской революции буржуазия поняла, что рабочий класс и интеллигенция могут совершить подобное и в их странах, и стала проявлять заботу о трудящихся.
Советский союз распался по целому ряду причин, но его уроки будут иметь еще долго большое значение для всего думающего человечества. Не собираюсь давать оценку ушедшему строю, потому что знаю, не время делает историю, а люди. А при любом общественном устройстве, были и есть люди умные и честные, а также тупые и злые, и все беды от них.
Например, в нашей области трудился директор колхоза Яков Геринг, Герой социалистического труда. Он сумел создать сельскохозяйственное предприятие, приносящее миллионы рублей прибыли. На полях колхоза выращивались большие урожаи самых различных культур. Была налажена переработка зерновой, молочной, мясной, овощной и другой продукции. В поселке были построены благоустроенные дома, на улицах проложен асфальт, работали дворец культуры, зоопарк и многое другое.
Успехи были достигнуты вопреки существующим препонам, а может, и благодаря им. Известно, что трудности вырабатывают в человеке много хороших качеств, в том числе и волю к победе.
Тем не менее, жизнь продолжалась, я все еще трудился в прокуратуре, но уже намеревался покинуть свое место работы. Стали происходить события, полностью меняющие уклад жизни, и оставлять все, по-старому, не представлялось возможным.
Многие казахстанцы увольнялись и уезжали в Россию. Вроде бы и мне стоило принять такое решение, но я этого делать не стал. Перемены в жизни мне уже порядком надоели, а в Павлодаре имелось хорошее жилье, многочисленные родственники, друзья и какие-то связи. Всего этого лишиться просто не захотел. Помню, еще было предложение на ответственную должность в облисполкоме, но я отказался, мне было достаточно опыта работы в обкоме партии, чтобы понять, это не мое.
Глава шестая. На вольных хлебах
Из прокуратуры ушел 31 декабря 1991, когда уже Казахстан самым последним объявил о своей независимости. Решил создать юридическую фирму, уже были первые клиенты – кооперативы, не знающие как выжить в условиях постоянно меняющегося законодательства. Приходилось следить за новинками законотворчества и думать, как правильно применять их на практике.
Особенно много вопросов было связано с налогообложением. Была и еще одна новая специфика: появился рекет, и как рассказывал один из кооператоров, однажды ему пришлось на мосту висеть вниз головой над Иртышом. Так новые хозяйственники делили имущество. Приходили на консультацию и обычные граждане, но с них доход был небольшим: осталась привычка консультировать бесплатно.
Помещение под офис арендовал в здании обкома комсомола, имеющего уже новое название, которое долго не просуществовало и не запомнилось. По договору, плату за аренду я вносил в виде юридических консультаций и другой правовой помощи. Первое время у меня в штате не было сотрудников, все делал сам. Открыл счет в банке, заказал в типографии печать и штампы. Пару раз ездил в налоговую инспекцию для сдачи баланса. Какие-то знания об этом я получил при изучении основ бухгалтерского учета в институте.
В молодой республике шла приватизация государственного имущества. Началось все с передачи в собственность гражданам жилья, в котором они проживали. Я вовремя понял, что здесь понадобятся мои силы. Руководители антимонопольного комитета и управления по госимуществу знали меня по работе в обкоме. После проверки знаний законов о приватизации, мне была выдана лицензия на право проводить работы по подготовке технико-экономических обоснований разгосударствления имущества.
С чего, собственно, и начиналась передача общественной собственности частным лицам. К этому времени у меня уже был небольшой штат работников, в который входил бухгалтер, юрисконсульт и еще несколько внештатных экономистов. Был принят на работу и специалист по новому чуду человеческой мысли – компьютерам.
Работы хватало – множество предприятий подлежали приватизации, и нам удавалось помогать им в этом. Другое дело, что не существовало каких-либо расценок на эту работу и моя скромность в установлении платы за свою деятельность, не дала возможности развиваться. Когда я случайно узнал о расценках адвокатов за подготовку простенького искового заявления в суд, то был ошарашен дороговизной.
В память компьютера нашей фирмы были внесены самые различные образцы юридических документов, и подготовить заявление было делом получаса, не больше. На поток была поставлена работа по претензиям и искам в пользу моего клиента – Областного Фонда поддержки предпринимательства. Дело в том, что в штате фонда не было юриста.
Я предложил руководителю взять разрешение у республиканского руководства на то, чтобы наша фирма вела их юридическую работу, по взысканию одного процента от прибыли, для поддержки частного бизнеса. Незначительную часть от взысканных сумм, мы получали как оплату за свой труд.
Но, в последствие, эта работа была перепоручена другим людям, нам даже не полностью произвели оплату в соответствии с договором. Доводить дело до арбитража я не стал: бог им судья! Мы уже произвели большую кропотливую работу по установлению плательщиков, их юридических адресов и разработали метод подсчета сумм взыскания. Наши преемники пришли на готовое – в фонде имелись все наши материалы.
Мы разошлись мирно еще и потому, что Фонд удовлетворил нашу заявку и выдал кредит на производство растительного масла. Я ошибочно считал, что производственная деятельность, это более надежная возможность для создания успешного предприятия. На полученные деньги мы закупили пресса для получения масла из семян подсолнечника. Оборудование разместил на автобазе, где я, когда-то работал юрисконсультом. Семечки закупил в одном из колхозов области, и масло буквально потекло во фляги.
Семечки были отменного качества, и масло выходило с отличным вкусом и приятным запахом. Пресса были изготовлены на авиазаводе, и жмых почти не имел остатков масла. Работники автобазы были довольны, так как стали получать зарплату, а в то время многие предприятия области выдавали получку не деньгами, а продуктом своего производства. По подъездам домов ходили люди и продавали полученные товары. Особенно часто слышался крик:
– Белизна, белизна!
Это была продукция местного химзавода, и рабочие получали ее под зарплату.
Позднее выяснилось, почему в странах бывшего Союза предприниматели предпочитают заниматься торговлей, а не производством. Семечки и масло стали воровать, рабочие были замечены в пьянстве и прогулах, и выручка от проданного масла оказалась не столь большой.
Проанализировав данные о фактической себестоимости произведенного масла, я понял, что выгодней было закупить его на заводе в соседней области, и перепродать с торговой надбавкой, не заморачиваясь на проблемах, связанных с закупкой семечек, изготовления продукта и его сохранности.
В начале девяностых годов в магазинах и складах весь товар был дефицитным, и его легко было реализовывать. Решил заняться этим, новым для меня, делом. Сумел получить на выгодных условиях кредит и закупил на эти деньги в Алма-Ате, в фирме Сулпак, японские и корейские телевизоры, видеомагнитофоны и видеокамеры. Для перевозки нанял Камаз и охрану из местного отдела, созданного при УВД области.
Все прошло успешно, товар был реализован в течении двух недель, благодаря рекламе в областной газете. Но когда заказал вторую партию, из цепочки выпала охрана. Начальник отдела заявил:
– Условия меняются, охранники не поедут в Алма-Ату на Камазе, покупайте им билеты на самолет и обеспечьте гостиницей. Стоимость наших услуг увеличивается: все кругом дорожает.
Он был прав, инфляция была сумасшедшей. После реализации аппаратуры с торговой надбавкой, мы смогли заказать почти тот же объем товаров, что связано с увеличением оптовых цен и издержек на перевозку.
Мне пришлось принять решение отказаться от услуг охраны и самому сопровождать автомобиль с ценным грузом. Рекетиры по дороге не встретились, а с вымогателями в форме выручал опытный водитель. Он мне сказал:
– Если они узнают, что ты хозяин груза, будешь платить в два-три раза больше, чем они смогут взять с меня. Все закончилось благополучно, но больше я в такие поездки не ездил.
Кредит удалось погасить вовремя, несмотря на то, что подвели партнеры, обещавшие часть займа перевести в Россию и закупить там автомобили. Перевод денег намеревались произвести через крупное предприятие, имевшее должников в соседней стране. Но у них все сорвалось и средства удалось в последний момент вернуть для погашения кредита. В дальнейшем, я старался все цепочки контролировать самостоятельно и по возможности, никому, ничего не перепоручать.
Вспомнилось, как два-три года назад, мне приходилось организовывать в области мероприятия по борьбе со спекуляцией – тем самым, чем сейчас занимался.
Как только мы стали продавать в городе видеоаппаратуру, так сразу появились рекетиры, предлагающие свою крышу. Но я знал, что это сотрудничество обычно плохо заканчивается для крышуемого, и отказался. Я заявил, что у меня есть такая охрана, с которой им лучше не связываться.
Для наглядности показал служебные телефонные справочники обкома партии и облпрокуратуры, где фигурировала и моя фамилия. В дальнейшем эти книги всегда лежали на столе у бухгалтера, женщины бойкой и настойчивой, легко выпроваживающей представителей других группировок, действующих в городе.
Как-то пришел один из вожаков, который лично хотел убедиться в наличии у меня покровителей. Я еще до этого перестраховался, и переговорил о наездах, с одним из руководителей прокуратуры. Тот легко согласился заступиться за меня и вынести предостережение навязчивым охранникам. Я назвал имя прокурора посетителю, и тот удалился несолоно хлебавши.
Мною перечислена только часть сложностей, возникавших у предпринимателей. Легко никому не было и самостоятельно, без какой-либо поддержки, создать новое производство или другой бизнес, удавалось только единицам.
Более легкий, но и опасный, был путь у руководителей государственных предприятий, перешедших, как и было предусмотрено законом, в собственность трудовых коллективов. Впоследствии от рабочих и служащих разными путями избавлялись и хозяевами становились первый руководитель, и возможно, несколько приближенных.
Но здесь уже выживали сильнейшие, в городах ушедшего Союза, все чаще стали звучать пистолетные и автоматные выстрелы, взрывы гранат и других устройств. Шли веселые девяностые годы, но это уже совсем другая история, как утверждает Леонид Каневский, из сериала «Следствие вели».
* * *
Обратную связь можно оставить:
Иванченко Владимир Леонидович
tel.com.vlad@mail.ru
Оформление обложки:
художник, дизайнер
Иванченко Андрей Владимирович
Два взгляда
© Copyright: Владимир Иванченко 3, 2022
Свидетельство о публикации №222120800924
Свидетельство о публикации №222120800924
Рецензии