А был ли натиск?

История – это политика, опрокинутая в прошлое. (М. Н. Покровский)


     А теперь посмотрим, что происходило на северо-западных границах Руси, где, как гласит один из мемов имперской истории, воспользовавшись ослаблением русских княжеств после монгольского нашествия, немецкие и шведские крестоносцы, за спиной которых стояла папская курия..., а вот далее мнения историков-имперцев расходятся. Одни из них утверждают, что речь шла только о покорении Новгородско-Псковской земли, другие – приписывают крестоносцам более глобальные планы, заявляя, что над Русью нависла угроза полного подчинения католической Европе и потери национально-культурной самобытности. Однако, расходясь в частностях, имперские историки и политики едины в своем изображении всего западного мира в качестве извечного врага миролюбивой Руси. Справедливости ради, отметим, что и европейские бойцы идеологического фронта пугали обывателей подобными «страшилками» относительно извечных агрессивных устремлений «русских варваров» и в качестве доказательств коварных замыслов Империи вспоминали то о начатой Иваном Грозным Ливонской войне, то о некоем «Завещании Петра I»1, то о планах России овладеть черноморскими проливами.

     Насколько справедливы эти взаимные обвинения, обмен которыми продолжается и в наши дни? Думается, что на все сто процентов, хотя сторонам вряд ли стоит инкриминировать друг другу какую-то «изощренную злонамеренность» – логика геополитики неумолима, и правители государств вынуждены руководствоваться ею вне зависимости от своих симпатий и антипатий. (Ничего личного!) Но вот вопрос о том, что вдохновляло пришедших в Прибалтику на рубеже XII–XIII веков европейских «конкистадоров» – масштабный «геополитический дух», или же ими двигали приземленные прагматические мотивы, остается открытым.

     В поисках ответа вспомним еще об одном известном фразеологизме, прочно въевшемся в сознание жителей Империи – небезызвестном «Drang nach Osten». Этот термин, употреблявшийся для обозначения немецкой экспансионистской политики «расширения жизненного пространства» за счет «исконно» славянских земель, впервые появился в панславянской публицистике в середине XIX века. Позднее этот мем «приглянулся»… немецким националистам, приспособившим его для оформления своей идеологической доктрины и сделавшим из него руководство к действию. Однако, если отвлечься от идеологической составляющей, а понимать под этим понятием вызванное демографическим давлением стремление западноевропейцев расширить свой ареал, то это сразу же переведет наш разговор в другое, более конструктивное русло.

     Дело в том, что подобные стремления свойственны всему роду человеческому. В истории каждого этноса зафиксировано, как минимум, одно переселение, и в этом плане славянские племена ничуть не уступают германским. В V–VI веках славяне заселили земли центральной Европы, оставленные отправившимся в масштабный «дранг» на территорию Римской империи германцами («Drang nach Westen»), проникли на Балканы («Drang nach S;den»), а затем предприняли «Drang nach Norden-Osten», дойдя до берегов Ледовитого и Тихого океанов.
Многие их этих переселений сопровождались жестокими войнами, геноцидом, ассимиляцией уцелевших, однако никто из имперских историографов не торопится обвинять славян в столь неполиткорректных деяниях. Не будем этого делать и мы – винить далеких предков в отсутствии толерантности и несоблюдении правил Гаагской и Женевской конвенций бессмысленно, равно как и выдвигать подобные обвинения в адрес двигавшихся на восток Европы немецких переселенцев. Значительно продуктивнее попытаться понять, что побуждало людей покидать родные места и отправляться на освоение новых земель.

     Собственно, никакого «бинома Ньютона» здесь нет – причины следует искать в плоскости демографии и экономики. Демографическая ситуация в средневековой Европе подробно описана в работах европейских медиевистов, а мы лишь скажем, что, начиная с X века, ее население неуклонно росло. (Считается, что демографическому взрыву способствовало начавшееся в X веке очередное «глобальное потепление», так называемый средневековый климатический оптимум, создавший благоприятные условия для ведения сельского хозяйства.) Именно этот рост, за которым не поспевали ни интенсификация сельскохозяйственного производства, ни внутренняя колонизация, и привел к движению колонистов: «В густонаселенных районах Рейнланда, Фландрии или Англии рост населения медленно, но верно вел к сокращению среднего размера крестьянского надела и сводил на нет перспективу получения такого надела в будущем. Зато в той части Европы, которая лежала восточнее Эльбы, а также в Испании времен Реконкисты свободная земля еще оставалась»2. Ожесточенные войны в междуречье Эльбы и Одера X–XII столетий протекали с переменным успехом, но в итоге завершились поражением полабских племен. Их земли были включены в состав Священной Римской империи, сами полабы ассимилированы, а волна европейской колонизации покатилась дальше на восток. (Любителям порассуждать об «исторической справедливости» мы напомним, что немцы вернулись на свои «исконные» земли, которые славяне заняли в ходе Великого расселения.) Впрочем, часто «натиск на восток» носил мирный характер – многие восточно-европейские владетели сами приглашали из западноевропейских стран ремесленников и крестьян, надеясь с их помощью поднять экономику своих стран. Такая мирная колонизация докатилась даже до Поволжья и юга Украины, куда во второй половине XVIII века по приглашению Екатерины II переселилось несколько десятков тысяч немецких колонистов.

     Европейскую колонизацию, идейным знаменем которой было распространение католичества, условно можно разделить на «феодальную», «крестьянскую» и «городскую». Все они были вызваны ростом населения, но имели свои особенности, без учета которых невозможно понять ни отличия прибалтийского «Drang nach Osten» от среднеевропейского «аналога», ни дальнейшего хода истории региона. Но прежде чем перейти к освещению этой темы, совершим короткую экскурсию в еще более давнее прошлое.

     Историки на сегодняшний день не располагают достоверными сведениями о времени появления в Прибалтике финно-угорских и балтских племен. Предположительно, первыми проникли в этот регион мигрировавшие из-за Урала финно-угры, которые, смешавшись с автохтонным населением, положили начало эстам, ливам и води3. А со II тысячелетия в Прибалтику приходят выделившиеся из индоевропейской общности балты, начавшие постепенно «выдавливать» финно-угров на север и северо-восток.

     С началом Великого расселения ближайшими соседями балтских и финно-угорских племен стали славяне. По мере продвижения на север и северо-восток они, в свою очередь, либо «сдвигали» финно-угров и балтов в сторону побережья, либо ассимилировали их. Новый импульс славянская колонизация получила после образования древнерусского государства – теперь потестарные финно-угорские и балтские племена, несмотря на всю свою воинственность, были не в силах на равных противостоять лучше вооруженным и более организованным дружинам русов. Если же говорить конкретно о Прибалтике, то движение в регион восточных славян началось задолго до появления там европейских крестоносцев. Еще в 1030 году Ярослав Мудрый предпринял успешный поход на эстов, основал город Юрьев (Тарту, Дерпт) и обложил данью окрестные племена. Летописи не дают ответа на вопрос о том, стремились ли Рюриковичи к каким-либо территориальным приобретениям в регионе. Возможно их устремления ограничивались полюдьем, собрав которое, княжеские дружины «быстро возвращались обратно, не оставляя кого-нибудь, чтобы представлять власть православных князей или православную веру»4, – задача полного покорения воинственного населения региона была не по плечу даже единой Руси.

     Дальнейшие «межэтнические контакты» прибалтийских племен и славян проходили в форме взаимных набегов. При этом Новгород воевал на северном побережье Финского залива с местными племенами и на южном – с эстами, Полоцкое княжество стремилось сохранить контроль над землями в нижнем течении Западной Двины, а галицко-волынские князья воевали с ятвягами и литвой. Боевые действия протекали с переменным успехом. Так, в 1061 году эсты не только сожгли Юрьев, но и появились под стенами Пскова, где, однако, потерпели поражение от соединенных псковско-новгородских войск. В 1133 году русские вновь взяли Юрьев, а в 1176 году эсты осадили Псков. В 1179 году «Мстислав собрал новгородское войско и, сочтя его, нашел 20000 человек; с такими-то сильными полками вошел он в Чудскую землю, пожег ее всю, набрал в плен челяди и скота…»5. Не менее жестокими были и псковичи: «В 1190 году чудь снова пришла ко Пскову на судах по озеру, но и на этот раз псковичи не упустили из нее ни одного живого. Юрьев был снова захвачен чудью и снова взят новгородцами и псковичами в 1191 году, причем по обычаю земля Чудская была пожжена, полону приведено бесчисленное множество…»6. Не выбиваются из общего ряда и ожесточенные войны XII–XIII веков русских и польских княжеств с ятвягами, завершившиеся полным исчезновением этого племени с этнографической карты Прибалтики.

     В свете этих событий традиционное сочувствие имперских историков прибалтийским народам, «попавшим под железную пяту крестоносцев», больше похоже на обиду хищника, у которого более удачливый конкурент в самый последний момент увел из под носа желанную добычу. Она достанется империи гораздо позже (при Петре I), а в дебюте этого противостояния успех сопутствовал «европейскому миру».


     1. «Завещание Петра I» – скорее всего подделка начала XIX века, содержание которого, тем не менее, достаточно точно отражает геополитические планы Российской империи. Эти планы на самом деле никогда не были секретом для всех причастных к большой политике европейцев, поскольку определялись не волей Петра и его преемников, а логикой геополитики.

     2. Бартлетт Р. Становление Европы: экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. Москва, 2007. С. 142.

     3. Эсты – финно-угорский народ, проживавший в средние века на территории нынешней Эстонии. Эсты считаются предками современных эстонцев.

     Ливы – финно-угорский народ, проживавший в средние века на побережье Рижского залива. К настоящему времени практически полностью ассимилированы латышами.

     Водь – в пошлом достаточно многочисленный, а в настоящее близкий к полной ассимиляции финно-угорский народ.

     4. Урбан В. Тевтонский орден. Москва: АСТ: АСТ МОСКВА:ХРАНИТЕЛЬ, 2007. С. 129.

     5. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Москва: Мысль, 1988. Т. 2. С. 578.

     6. Там же. С. 616–617.