За живою водой 36. Вербовка

36. Вербовка

Конфеткин с трудом поднялся с топчана. Самочувствие у него было – хуже некуда. Тело ныло от ушибов, и голова плавала, словно в тумане. Он осмотрелся.

Он находился в подземелье, освещённом светом лампад, расставленных на каменных уступах. В глубине пещеры он увидел дверь со смотровым окошком и вяло двинулся к ней. Он подергал за ручку двери и убедился в том, что та заперта. Тогда он вернулся назад. На столе рядом с его лежаком лежал каравай хлеба и стоял кувшин молока. На стуле, что находился неподалеку, поблескивал тазик с водой. Комиссар умылся, поел и почувствовал себя немного лучше.

Он сел на топчан и погрузился в размышления.

Куда он попал? И было ли его падение в яму случайным?

Навряд ли…

Скорее всего, за ним велось наблюдение, ибо вскоре после того, как он очнулся и поел, дверь отворилась, и в камеру вошли два человекомуравья в полувоенной форме – один с лягушачьей физиономией, а второй, если уж делать сравнение с речными обитателями, смахивал на рака. Эти типы приблизились к Конфеткину, и дядька с рачьей рожей произнёс, дружелюбно улыбаясь в усы:

– Ну, здравствуй, Вакула, здравствуй! Рад видеть тебя живым и невредимым. Ведь ты же Вакула, не так ли?

Желая прояснить обстановку, комиссар поднялся с топчана и спросил:

– А вы кто будете? И где это я?

– Да ты сиди, сиди, – с ласковой улыбкой проговорил усатый дядька, помахивая крепкой ладонью-лепешкой. – И я, с твоего позволения, тоже присяду.

Он бросил беглый взгляд на стул, и его напарник поспешно освободил его от тазика. Усач неторопливо сел и сказал второму человекомуравью:

– А ты, мил друг, подай мне огонек, убери со стола и ступай.

Мил друг подошел к одной из лампад у стены, протянул к ней руку, и выразительно посмотрел на комиссара. Он явно подавал ему какой-то знак. Затем с таинственной рожей похлопал ладонью по одной из причудливых глыб, и Конфеткин поспешно отвел глаза – ему не хотелось, чтобы сидящий перед ним усач обратил внимание на сигналы, подаваемые за его спиной. 

Лягушачья рожа взяла лампаду, подошла к столу и поставила её перед усачом, затем забрала пустой кувшин и удалилась.

– Так, значит, ты желаешь знать, кто мы такие? – неторопливо заговорил незнакомец, когда они остались наедине. – Что ж, это вполне законный вопрос. Но прежде, чем ответить на него, я расскажу, что нам известно о тебе, чтобы, между нами, не оставалось никаких неясностей. Ходить вокруг да около – это, знаешь ли, не в моём стиле. Я парень прямой, и предпочитаю действовать с открытым забралом. Да и ты, как я полагаю, тоже из таковских, не так ли?

Усач извлек из кармана бутылочного френча трубку, пошарил в другом кармане и выудил оттуда коробок с палочками.

– Ты позволишь? – спросил он – скорее из вежливости. Конфеткин кивнул, хотя и не переносил запаха табачного дыма. Но, как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Усач зажег палочку от светильника, прикурил, пыхнул вонючим дымом и нацелил трубку в грудь Конфеткину.

– Ты – Вакула, – заявил он. – Тот самый парень, что приплыл из Чаши Слёз. Так, во всяком случае, толкуют о тебе в народе. Ты, де, должен взойти на священную гору Меру, почерпнуть из волшебного озера Тили-тили живой воды и напоить ею русский народ. И тогда всякая нечисть исчезнет, и все заживут дружно и счастливо. Так?

Конфеткин не ответил.

Дядька сделал новую затяжку и, глядя на комиссара в упор, продолжал:

– Ты приплыл в Васильки из Верховий Славутича, и тут-то тебя и сцапали ланцепупы подголема Анабелы. На допросах ты показал, что проживаешь у бабушки Арины на хуторе близ Диканьки и явился в Васильки затем, чтобы проведать своего дядю, Никиту Кожемяку, по просьбе своей бабушки, ибо ей приснился дурной сон. Парни Анабелы попытались отыскать этого Кожемяку – но тщетно. Они допросили всех бабушек Арин, каких только сумели откопать на белом свете, но ни одна из них своим внуком тебя не признала. А ещё у тебя нашли удивительный предмет, причем такой штуковины никто раньше и в глаза не видывал. Все это было чертовски подозрительно, и подголем Анабела решил отправить тебя в Киев к Гарольду Ланцепупу. Поняв, что запахло жаренным, ты сочинил ему сказочку о том, будто бы эту штуковину обронил в лесу какой-то отрок в куньей шапке и в сафьяновых сапогах, а ты, дескать, её подобрал. Анабела решил проверить, так ли это и отправил тебя к бабушке Арине на хутор близ Диканьки под охраной трех ланцепупов, надеясь выйти на след этого молодца. Итак, вы сели в лодку, доплыли до Муравьиного острова на Потерянном озере – и тут тебя и заграбастали крылатые гвардейцы госпожи Бебианы. Ей ты спел ту же песенку насчет бабушки Арины – и не только её. Ты, как я понял, вообще большой мастак сочинять всякие небылицы. И она тоже развесила уши, хотя наивной дурочкой отнюдь не была. Верно я излагаю? 

Конфеткин промолчал.

– Что ж, ты ловко вкручивал мозги подголему Анабеле, а еще лучше – госпоже Бебиане, – подытожил его визави. –  И твоя легенда, хотя и шитая белыми нитками, до определенного момента могла служить тебе прикрытием. Однако затем последовали события, поставившие на твоей байке жирный крест.

Человекомуравей сделал паузу и воззрился на Конфеткина любопытными, слегка прищуренными глазами.

– Ты спросишь меня – какие? Что ж, я отвечу тебе, – он пыхнул трубкой. – За тобой была послана эскадра из двенадцати боевых кораблей под началом самого Песьего Хвоста! Виданное ли дело! Посылать целую армаду только ради того, чтоб захватить какого-то хуторского паренька! Ясно, конечно, что колдун никогда бы не пошёл на такой шаг, если бы только он не был уверен, что ты и есть тот самый герой из Чаши Слёз, о котором ходит столько толков в народе.

Но и тут ты объегорил всех – и госпожу Бебиану, и воеводу Зарубу. Ты ускользнул из рук этой любвеобильной женщины, раздобыл лодку, вышел из озера на Волчьею реку и высадился как раз в тех местах, где промышляют охотники за черепами – но, как видим, твой скальп от этого ничуть не пострадал. У тебя тут же появилась охрана – полтавский тигр! Тот самый полтавский тигр, что наводит ужас на всех, живущих в этих лесах. А с тобой он идет, словно ручной котенок!

Человекомуравей вдохнул полную грудь вонючего дымка – дабы немного прояснилось в мозгах – и посмотрел на Конфеткина рачьими глазами:

– Так что, как видишь, мы свой хлеб даром не едим, и кое-что мы на тебя накопали. Не всё, конечно, но и этого будет довольно, чтобы вести с тобою предметный разговор. Так что давай не будем тратить время на всякие сказки, вроде тех, что ты рассказывал Анабеле и госпоже Бебиане и перейдём сразу к делу. Итак, ставлю тебе прямой и конкретный вопрос: к кому ты шел?

– К бабушке Арине, – не мигнув глазом, ответил комиссар.

– Куда?

– На хутор близ Диканьки.

Дядька крякнул, глотнул вонючего дымка еще разок, и улыбнулся комиссару, склонив голову набок с лукавыми искорками в очах.

– Понимаю, – он шутливо погрозил ему пальцем. – Ты не желаешь выкладывать карты на стол, пока не узнаешь, кто мы такие и куда ты попал. Что ж, это резонно…

Он кивнул головой – как бы соглашаясь с доводами, которые сам же и выдумал.

– Так знай, о, Вакула, что ты попал к своим друзьям, – сказал незнакомец. – Мы, дети Афродиты Небесной, свободолюбивые человекомуравьи, первоначально были сотворены Гарольдом Ланцепупом. Но потом мы восстали против своего создателя – а точнее сказать, против тех противоестественных установлений, которые он навязал нам, и которые противны природе любой живой твари.

Этот безумец отвергает семью, как основу общества! И не только семью – но даже и самую женщину! Вместо прекрасных, обворожительных дам этот гад слепил из глины каких-то размалеванных кукол и поставил их над нами – точно над какими-то болванчиками. А ведь мужчина без женщины – это просто огрызок, не человек.

Да разве и возможно – скажи мне, о, Вакула, хотя ты еще и молод и, как мне кажется, не познал ни одной женщины, прожить на свете без этих милых, очаровательных созданий? Ведь это же всё равно, что жить, без лучей солнца. 

Дядька встал и принялся расхаживать по подземелью.

– Ах, женщина, женщина! – воскликнул он, и в его бесцветном голосе загорелись искорки страсти. – Одна только женщина дает мужчине крылья, на которых он способен взлететь выше облаков!

Так для чего же колдун создал нас из муравьёв, вселил страсть к женскому роду, и отнял у нас возможность его любить? Разве он помышлял при этом о нашем благе? Нет, нет! Он создал нас единственно для того, чтобы мы служили ему в качестве рабов.

Усач поднял на Конфеткина проницательный взгляд:

– Но разве с одними нами он поступил так подло и несправедливо? Разве не превратил этот гад свободных соколотов в свиней? Не искалечил и ваши души точно так же, как и наши. Этот паук-кровосос раскинул свои сети по всему миру и сосет соки как из твоего, так и из моего народа; он уже весь распух от выпитой крови. И все-то ему мало! Мало! Мало! Он уже готов сожрать весь мир, луну и солнце, всю вселенную – но и тогда он не насытится!

Вот потому-то все мы, люди доброй воли, независимо от наших корней, должны объединиться и свергнуть тирана с трона, понимаешь? Ибо каждое племя на этой Земле Бог привил на свой подвой точно также, как садовник прививает сливу на дикую алычу, а грушу – на айву.

Так какая же разница, скажи мне, от какого предка ведет начало тот или иной род?

И яблоко, и слива, и груша – каждый фрукт хорош по-своему, на чем бы он ни был привит, и каждый имеет свой неповторимый вкус и аромат. Зачем же все эти глупые споры о том, кто лучше, а кто – хуже? Пусть абрикоса остаётся абрикосом, а маслина – маслиной. Пусть на одном огороде цветут тыква, редька и огурец. Так и племена – хотя они и все разные, но каждое хорошо по-своему. И в их пестром разнообразии и заключена красота этого мира!

Казалось, дядька начинал воодушевляться, но Конфеткин почему-то не верил ему. 

– Возьми хотя бы и твой народ, – продолжал развивать свою мысль человекомуравей. – Те русы, что ведут свой род от медведя, заключают в себе медвежью силу и миролюбие – и это прекрасно. Другие же – те, что произошли от орлов, соколов и кречетов, способны парить в небесах под самым солнцем, не опаляя крыльев, и наделены особенной воинской доблестью. Гуси-лебеди, в их пуховых одеяниях, обладают великой премудростью и знанием сокровенных тайн. И все славяне, вкупе взятые – и витязи, и хлебопашцы, и ремесленники – составляют единый славный народ. Вот потому-то они и зовутся славянами. 

Мы же, дети Афродиты Небесной, ведущие свою родословную от муравьев – тоже весьма древнее, трудолюбивое и плодовитое племя. Среди нас есть и мастеровые, и воины, и мыслители. И женщины наши прекрасны и нежны. Больше всего на свете мы желали бы жить в мире и согласии со всеми существами этой планеты, не причиняя зла никому.

Так какая же разница, скажи мне, о, Вакула, от кого ты произошел – от медведя ли, от муравья, или от нильского крокодила? Какое значение имеет цвет кожи, или разрез глаз? Разве кровь, которая течет в наших жилах, не у всех одинаково красная?

Нам нечего делить. Для каждого из нас найдется местечко под этими небесами. Одно только и не дает нам жить счастливо: это – Гарольд Ланцепуп! А вот как скинем тирана с трона – так сразу и заживем припеваючи, в полное свое удовольствие! И потому долг каждого честного существа – будь он сыном Афродиты Небесной, или Адама и Евы – подняться на священную борьбу с этим разжиревшим пауком. Согласен ты с этим?

Конфеткин сдвинул плечами.

– Однако не подумай, Вакула, – повел далее этот агитатор, – что мы только сидим в подземельях да чешем языками. Нет, нет! Нами уже создан комитет «Спасения Трудового Народа», и в него влилось немалое число самых наилучших существ нашего времени – как из соколотов, так и из человекомуравьев.

Так к чему я это веду? Я отвечу тебе. Ты – человек от сохи, свой парень. Ты ненавидишь всякое зло и, как и мы, неспособен на подлый поступок. Твое сердце благородно, и разум чист, и в твоей душе горит священный огонь справедливости. Вот потому-то я и открываю тебе глубочайшую тайну: мы готовим восстание против Гарольда Ланцепупа и готовы пойти на величайшие жертвы ради великой цели.

Оратор умолк.

– Ну, вот, – через несколько мгновений произнёс он с лукавой улыбкой, – я и выложил на стол свои карты… Ибо, как уже говорил тебе, я не привык ходить вокруг да около. Так что говорю прямо, без обиняков: наш союз заинтересован в твоей помощи.

Конфеткин решил, что настала и его пора вступить в игру.

– И чем же это, интересно узнать, – удивленно пожимая плечами, спросил он, – может помочь вам простой крестьянский паренёк? Ведь я далек от политики, как от луны.

Его собеседник ловко подхватил брошенный шар:

– Многим. Очень многим.

Видишь ли, Вакула, или кто бы ты там ни был на самом деле – ты чертовски популярен в народе. О тебе слагают легенды, поют гусляры, и народ уже готов идти на баррикады с вилами в руках, но ему недостаёт вожака. И надобно возглавить народные массы, дать им знамя в руки, повести его за собой – на бой кровавый, святой и правый… Нам нужна фигура!

– И вы и решили слепить её из меня? – скептически хмыкнул Конфеткин.

– А почему нет? – живо откликнулся подпольщик. – Твоя имя у всех на устах. Ты человек смелый, умный, решительный. Отчего же тебе не включится в нашу революционную борьбу? Разве тебе самому не хочется свергнуть злого колдуна, который угнетает твой народ?

Конфеткин поджал губы.

– Да нам и неважно, кто ты, – напирал товарищ Кинг. – Нам нужно бросить искру, из которой возгорится пламя. Понимаешь? И оно пожрет весь этот прогнивший мир. И на его пепелище мы возведём новый, прекрасный храм Любви и всеобщего счастья!

– Вам нужно – вы и бросайте, – хмуро брякнул Конфеткин. – А я ничего поджигать не собираюсь.

– Да пойми же ты, чудак-человек: ведь ты же станешь героем, прославленным в веках! – посулил искуситель.

Конфеткин прищурил око:

– А что, если я и есть тот самый мессия из Чаши Слёз?

– Ну, так и что из того?

– Ну, как же… Ведь тогда у меня есть своё задание, не так ли? И что же вы предлагаете? Отречься от него?

– Не в коем разе! – бурно запротестовал товарищ Кинг. – Просто надо чуток повременить. Вот сковырнём колдуна – а потом уже можно будет и за живой водой идти. Одно другому не мешает. Можно и совместить…

– Зачем?

– То есть, как это – зачем?

– Ну, столкнешь с престола одного змея – и его место заступит другой, еще, может быть, и хуже первого, – пояснил Конфеткин. – А как напоишь живою водицей землю русскую – так вся нечисть и исчезнет сама собой. 

Человекомуравей в ярости сжал кулаки, но, впрочем, тут же изобразил на своей рябой физиономии дружелюбную улыбку:

– Послушай, Вакула, я, конечно, понимаю, что ты еще молод… наслушался всяких сказок бабушки Арины – и в этом ничего зазорного нет. Все мы в юности верили во всякие небылицы. Но пора бы тебе, кажется, уже и возмужать, и перестать верить всяким россказням. Если мы сами, своею трудовой мозолистой рукой не скинем тирана – никто нам не поможет. Ни царь, ни Бог, и ни герой.

– Понятно… – сказал Конфеткин. – Так вот, значит, для чего вы заманили меня в эту ловушку…

– В какую ловушку?

Комиссар усмехнулся, укоризненно покачал головой.

– Ах, ты об этом… – с некоторым смущением заулыбался товарищ Кинг. – Ну, да… да… Не стану отрицать… Это мы подсадили зайчишку над ямой. Но это – для твоего же блага. Понимаешь? Чтобы уберечь тебя от большой беды. 

– Спасибо, – сказал Конфеткин саркастическим тоном. – Огромное спасибо вам, дяденька, за вашу заботу и ласку. Теперь мне совершенно ясно, что вы – настоящие друзья!

– Да пойми же ты, дурья твоя башка, – возразил подземный человек, продолжая добродушно улыбаться, – мы сделали это для твоей же пользы. Ведь после того, как ты дал деру с Муравьиного Острова, все возбудились до чертиков. Скрытые пружины пришли в движение, и тайные колесики закрутились. Сейчас шпионы колдуна повсюду, за каждой сосенкой, за каждым кустом. В Семигорье тебе устроили засаду, и ты шел прямо в лапы к сатане. Наши парни пытались предостеречь тебя – но полтавский тигр так рыкал на них, что никто из них не осмелились приблизиться к вам. И что же нам оставалось делать, скажи? Из двух зол выбирают меньшее, не так ли? Вот мы и пошли на этот трюк с зайцем… Ну, да, ты помял себе бока, падая в яму, этого я не отрицаю. Но зато ты жив и здоров, и находишься в безопасности, у своих самых надежных и преданных друзей. 

– Которые держат меня под землей в заточении, – дополнил Конфеткин эту тираду.

– Эх, зачем так говоришь! – с досадой произнёс человекомуравей. – Опять, опять ты всё не так толкуешь! Пойми: ты свободен, как ветер! Свобода, Равенство, Братство – эти слова начертаны пламенными буквами в наших сердцах! Однако же существует и суровая реальность, с которой надобно считаться. И она диктует свои условия. Сейчас крайне важно сохранить твое местопребывание в тайне, ибо колдун хитер и коварен, а его руки чертовски длинны. И чем меньше людей будет знать о том, где ты находишься – тем лучше. Понимаешь?

– Выходит, я свободен?

– Конечно!

– И могу выйти отсюда на поверхность земли?

– Да… Но не сейчас.

– Почему?

– Это очень опасно, а мы слишком дорожим тобой. Лучше тебе отсидеться здесь, пока все не уляжется. А потом – если ты не захочешь примкнуть к нашей борьбе – мы переправим тебя к своим верным товарищам. Поверь, едва ты высунешь отсюда нос – тебя тут же зацапают ланцепупы Анабелы.

– И сколько же мне тут торчать?

– Ну-у… Я полагаю, дня три, или четыре. За это время мы сумеем подготовить твой отход. А ты, между тем, всё хорошенько обмозгуешь. Мы очень надеемся на тебя, Вакула. Очень надеемся. Завтра я зайду к тебе ещё разок, и мы потолкуем обо всем этом. А пока отдыхай. Информации для размышления у тебя, как я думаю, достаточно.

– И, тем не менее, мне бы хотелось уточнить ещё кое-что.

– Да? Говори.

– Вот вы утверждали, что очень любите действовать с открытым забралом, не так ли?

– Истинно так!

– Однако же до сих пор так и не открыли мне своего имени…

Подземный дядька хлопнул себя по лбу ладонью и рассмеялся:

– И все-таки ты подловил меня, а! Ну, извини, забыл представиться. Можешь называть меня по-простому: товарищ Кинг.


Продолжение 37.  Былое  http://proza.ru/2022/12/10/950