Юность мушкетеров XV о том как хемпден понял что

 Глава XV

О ТОМ КАК ХЕМПДЕН ПОНЯЛ ЧТО УТРАТИЛ ПОСЛАНИЕ, И ЧТО ПО ЭТОМУ ПОВОДУ ПРЕДПРИНЯЛА ЛЕДИ ПЕРСИС

Герой наш трухнул не на шутку. Хотя лошадь мчалась во всю прыть и закоулок Сен-Дени давно унесся из вида, закрывшись лесами, полями и пригорками, но он все еще поглядывал назад со страхом как бы ожидая начало погони. Дыхание его переводилось с трудом, и когда он попробовал приложить свою руку к сердцу, то почувствовал, что оно остановилось.

 «Боже мой, где же лилия?» - с ужасом подумал Хемпден и волосы на голове опять зашевелились. Он вновь пошарил   под плащом, но тщетно: лилии нигде не было. Хемпден осадил резко лошадь, и возобновил свои поиски, однако и они не принесли успеха.

 — Боже мой! Боже мой! — вскричал обезумев от ужаса он.

 — Что случилось, хозяин? — спросил с испугом слуга.

—    Лилия! — вопил Хемпдем продолжая обыскивать карманы.  — У меня пропала чертова лилия?

— Лилия? — переспросил взволнованно слуга. — Какая лилия?

— Не задавай идиотских вопросов старый дурак! — яростно отрезал англичанин поворачивая свою лошадь.  — Надо  скорей возвращаться в Париж. Быть может мы ее еще найдем.

Хемпден хотел было пришпорить лошадь, но слуга успел перехватить узду и не дал даже лошади сдвинуться с места.

— Вы теряете голову, сударь!  — предупредительно сказал слуга.  — Вас опять увидят те двоя и в конечном итоге убьют. 

— Не о шкуре надо думать а о государственном деле, которое нам доверили. В противном случае мне не миновать Тауэра.

— Лучше Тауэр чем палка. Разве вы собака, чтобы ради ласки хозяина, подвергать себе такой опасности.

— Много ты понимаешь, старый дурак. Живо в Париж!

На этот раз слугу не ненужно было  уговаривать двигаться быстрее в путь. Он сам хорошенько пришпорил лошадь, и она понесла их в обратную сторону. Правда поначалу лошадь отчаянно лягалась и обиженно ржала, давая этим понять, что никак не возьмет в тол, почему с ней все время так дурно обходятся.

 Однако по мере того как Хемпден приближался к воротам  Сен-Дени, его обращение с лошадью становилось все мягче, и умное животное, заметив, что удары кнута сыплются на него все реже, перешло сперва  с аллюра на крупную рысь, а с рыси постепенно  на шаг. В самом деле если мнимому монаху сначала казалось таким простым делом отыскать золоченный цветок, то теперь это казалось фактически невозможным. Ведь любой прохожий мог взять столь бесценное сокровище себе и даже обметь его на деньги у торговца.

Спешившись, он начал с тщательностью следопыта осматривать дорогу.

Слуга последовал его примеру.

После десятиминутного поиска Хемпден сдался. Облокотившись об близстоящее дерево, он медленно стал оседать и хватаясь за голову.

— Что с вами, хозяин? — спросил подбежавший к нему слуга.

— Все кончено, Генри. Мы бесполезно тратим время на ее поиски: лилии тут нет, и это очевидно. Ее наверное  кто-то давно подобрал и унес, так что все ее поиски тщетны.   

— Так может поискать ее в других местах? — предложил ему слуга.

— Можно попытаться, но вряд ли, — сказал англичанин, поднимаясь на ноги, — Одно могу сказать, что до этого проклятого места, я держал ее в руке.

Они вернулись к лошади, снова сели на нее и продолжили поиски.   

— Нет, Генри, — тоскливо сказал англичанин когда они добрались до гостинице « Алая Роза», — все тщетно. Мы потеряли ее.

— Да и темнеет уже, — подметил слуга, озирая сумрачное небо. — Может быть поедем к леди Персис?

— Пожалуй.

Дом леди Персис стоял неподалеку от Пале-Кардиналь. Поэтому пусть читателя не удивляет, что мы так быстро прошли от улицы Кокильер к упомянутому дому.

Дом или лучше сказать дворец, - ибо  внешним видом он больше походил на резиденцию принцев, чем на жилище обывателей столицы , - находился близ церкви Сен-Рош и тянулась  вдоль улице Сент-Оноре. Парадный вход был с  улице Гринель. Кардинал Ришелье подарил его своей любимице с условием, что она будет верно служить за рубежом, и в случае удачного исхода он пожалует ей герцогство в одном из прекраснейших местечек Франции.

Кардинал постарался подобрать ей дворец достойный прекрасной графини. Он повелел украсить старинный дворец в новейшем вкусе. По мрачному и старому фасаду здания, словно по мановению волшебной палочки   - а так бывает, когда осуществляется замысел подкупить своего союзника, тем более если этим союзником является женщина – распустились прекрасные розы  барокко. И, наконец, судя по тому, какое кардинал проявлял рвение, стараясь украсить дворец графини, можно было догадаться, что он сам намеревается проводить там не меньше времени, чем графиня Персис. Комнаты были обставлены поистине с королевской роскошью, а весь дом убран так, будто предназначен для принцессы крови, и   даже намного роскошнее тех апартаментов, доставшихся высоконравственной женщины, племянницы Ришелье и вдове погибшего герцога  Комбале  - Марии-Магдалины  де Виньеро дю Плесси, к которой, впрочем, весьма хорошо обходились во дворце ее дяди.

Сейчас  ранний вечер, и если мы бросим взгляд в покои графини, то увидим, что она облаченная   в светское платье, лежит на оттоманке , опустив очаровательную головку на свою изящную руку, а другой рукой небрежно играет своими золотисто-рыжими локонами. Босые ножки Люси кажутся еще меньше, в еще более открытых туфлях из дорого материала  инкрустированные серебром и кружевом, а платье, ниспадающее небрежными, свободными складками, придает прелестнице неотразимое очарование.

Здесь и Ришелье: он стоит у окна и не смотрит на графиню. Он отбивает пальцами такт по столу и, как видно, погружен в глубокое раздумье. Он без сомнения обдумывает важный вопрос, связанный с предстоящей войной с Карлом Первым.

— О чем вы задумались, ваше преосвященство? — наконец спросила графиня, в глубине души своей злорадствуя. — Да еще и опустив так низко голову. У вас что-нибудь случилось?

— Меня беспокоит ваша  ручка, которую вы умудрились неудачно вывихнуть, — ответил Ришелье. — Как это случилось?

— Во время катания на лошади. Когда я сходила с седла,  моя рука запуталась в узде, и я  ее немного потянула.

— Прискорбно слышать, миледи, — с озабоченным видом сказал Ришелье, — На днях  я собирался возвратить вас в Лондон, дабы вы мне передали мысли  Карла Первого. И как мне теперь узнать о чем думает его величество?

 —   Нет ничего проще, монсеньер, — беззаботно ответила графиня. — Для этого вам достаточно спросить  у меня, и я вам  об этом немного расскажу.

— Вот как! — удивился кардинал. — И о чем вы хотите мне поведать, сударыня? Может вы подобно пророку Елисею знаете мысли врагов?

— Увы, монсеньер, я не в пророках. Но я имею при дворе  вверенного человека, и он осведомил меня о том, что интересует  ваше преосвященство.

— Не тот ли это монах, с которым вы встречались в «Алой розе»?

Несмотря на все свое самообладание леди Персис стала белая как мел. Но при этом найдя в себе силы принужденно улыбнуться, в удивлении спросила:

— Как, ваше высокопреосвященство!  Вам и об этом известно?

— Запомните, миледи, во Франции нет таких вещей, о которых я не знал. Вы позволите присесть?

— Да,  монсеньер.

— Благодарю.

С этими словами кардинал опустился в близстоящее кресло и, скрестив свои длинные плальцы, спросил:

— Итак, миледи, что вам рассказал ваш человек, прибывший из Лондона?

— Ни так уж и много,   ваше высокопреосвященство.

— И все-таки, — настаивал кардинал.

— Он сообщил что на английские корабли погрузили бочки с порохом, а пять дней тому назад начали погрузку ядер.

 — И это все?

— Увы, монсеньер.

— Что ж, если мои расчеты верны, то военное действие разгорится в Ла Рошели или же в близлежащих от него местах… Желаю вам скорее поправиться, графиня. Ибо именно сейчас я нуждаюсь в вашей помощи из Англии. 

С этими соловыми Ришелье приблизился к графини, почтительно поцеловал ее руку и, вышел, оставив прелестницу наедине саму с собой.

Впрочем графиня не долго скучала. Через минуту лакей сообщил о приходе шевалье Мезонфора.

Мезонфор принадлежал к числу самых ярких приверженцев графини в двух лагерях, которые образовались при дворе вокруг похищенного письма Ришелье и политикой Англии. Союзнику оказываешь добрый прием, когда думаешь о враге.  Леди Персис с неизъяснимой грацией протянула руку для поцелуя хмурому шевалье и шаловливо ему улыбнулась.

— Что с вами, друг мой, — спросила она, — Вы чем-то взволнованны?

— Да, мадам, — признался  Мезонфор. — меня беспокоит Лукреция.

— Ваша воспитанница? И почему?

-- Кажется она по уши влюбилась в какого-то прохвоста.

-- Ну, для ее возраста это не простительно.

-- И тем не менее я как опекун не одобряю такие связи.

-- То есть вы хотите, чтобы ваша подопечная всю жизнь была бы девственницей?

-- Нет, но я считаю, что столь юной девиц полезнее бы было общение со зрелыми мужчинами.

-- С кем же это? Уж не с вами ли?

-- Ну а почему бы нет. Я хорошо знаю жизнь, сударыня: за мной она будет как за каменной стеной.

— Ай-яй-яй, господин Мезонфор, вы влюбились в девушку, которая на сорок лет вас воложе, и говорите о ней в присутствии прекрасной дамы.

В этот момент появился лакей и сообщил о прибытии брата Франциска.

— Что ему надо? — спросила графиня.

— Не знаю, ваше сиятельство, он говорит, что хочет донести вам что-то очень важное.

— Ну что ж, пусть войдет.

 — Позвольте мне уйти, мадам, — сказал шевалье, кланяясь.

— Позволить вам уйти? Нет, нет! — возразила графиня. — Во-первых мы с вами еще кое о чем не договорили, а во-вторых, я хочу вам представить  моего друга лорда Хемпдена. Он взялся быть курьером, который должен доставить письмо его величеству Карлу Стюарту... А вот и он сам... Входите же, брат Франциск, здесь все свои.

На это приглашение вошел закутанный в плащ англичанин и поклонился.

— Почему вы еще не в дороге, мой рыцарь? — спросила графиня, протягивая ему руку.— Что-нибудь случилось?

— Ах, графиня, позвольте мне об этом сообщить вам без свидетелей.
 
— Вам  здесь некого бояться, брат Франциск. Господин Мезонфор — наш человек. Он все знает.

— В таком случае, смею вас заверить что то письмо, которое вы мне дали, у меня больше нет

— Объяснитесь, сударь, — потребовала графиня, чуть приподнявшись с оттоманки. — Как это у вас его  нет, когда я вам его вручила ?

 — А вот так. На меня напали, избили до полусмерти, и видимо покуда я лежал без чувств, украли у меня тот самый цветок, в котором было спрятоно письмо, — не зная за чем соврал англичанин и как-никогда угодил прямо в точку.

— Вы в этом уверенны, сударь? — спросила графиня    и даже соскочив с оттоманки.
 
— Как я могу быть уверен, сударыня, если, говорю же вам, я был без чувств.

— Кто вас побил?

— Их было двоя. Один из них королевский мушкетер, а другой  то ли паж, то ли его слуга.

— Как они выглядели?

— Один из них толстый, но сильный, а другой и послабей, и помоложе.

— Скажите, сударь, — решил вмешаться Мезонфор, — тому второму сколько было лет?

— Лет пятнадцать - семнадцать не больше.

— Дерзкий, вспыльчивый характер, — стал перечислять шевалье, пристально глядя в глаза иностранца.

— Совершенно верно, и дерзкий, и вспыльчивый.

— Голос с одной стороны высокий и звонкий, но   иногда ощущается хриплость.

 — Да, — после недолгой паузы подтвердил Хемпден.

— Все ясно,  это негодяй де Шарон —  ухажер мой воспитаницы. Он гвардеец королевской роты.

— Совершенно верно, — проговорил Хемпден.  — Тот толстяк его так и называл.

— Вот что, — обратилась к Мезонфору графиня. — Раз уж вы так ревнуете свою подопечную, то проследите сегодня о чем она будет говорить со своим любовником. Если этот цветок у него,  он без с сомнений подарит его ей.

— И что я должен в этом случае делать? — спросил шевалье.

— Выкрасть его и доставить сюда. И молите Бога, господа, чтобы эта лилия  была   у мальчишки, а не у тайной полиции.

--------------------------

O tempora, o mores!* - (лат.) О времена, о нравы.