Дорога домой

Довольно странный день сегодня. Я запланировал самоубийство. Облака, как по зову настроения, закрыли небо и повисли надо мной, добавив ненужной драматичности в этот день. Сырые и грязные беспардонные улицы встречали меня как всегда с тоской и тяжестью. Будто для них моё тело – непосильная ноша. А я же всего лишь думаю. Как же всё-таки легче живётся кретинам и дуракам.

Вечер. Шагаю по родным мне улицам, которые как третий год мне наскучили. Давно не гулял здесь просто так. Я разлюбил бродить по городу. Дома мне стало интереснее. В городских кафе и кофейнях никогда не будет такого тёплого чая, как дома, каким бы горячим его ни наливали. Кровать всех мягче - личная. Улыбка всех приятнее – родная.

Из-за каменных джунглей выглядывала бедная Луна. Я чуть остановился и пристально посмотрел на неё. Её ореол светился через тернии рванных облаков. Что-то во мне свято верило в её победу над серым городом; но как бы гордо и высоко луна ни взошла – большинству будет попросту плевать на белый круг в небе.
Внезапно меня пихнули в спину.

- Чего стоишь на переходе?! Дурной совсем?

Я вернулся в реальность и посмотрел под ноги. Стою на зебре, посередине пешеходного перехода. Единственная зебра, которую я видел за свою короткую жизнь. Машины стоят. Посмотрел на светофор, он до сих пор показывал зелёный свет. Какое вам вообще дело, что я тут стою? Пока зелёный светит, я могу тут находиться. Не так ли?

- В чём проблема?! – закричал я в спину прохожему. Меня проигнорировали.

Почему ему не всё равно, подумал я. Если бы перед ним на людном тротуаре бездвижно лежал человек, он безразлично прошёл бы, смотря на него как на последний кусок говна, оправдывая себя мыслями по типу – «должно быть, очередной пьяница». Но почему сейчас нужно было задеть именно меня?
На меня напало зверское раздражение, которое охватывало всё существование, все предметы и явления. Это раздражение часто разрывало меня на куски.
Лужи, снег, грязь и мусор смешались, как и мои мысли. Главное было ногам идти ровно к моему дому.

В своей жизни я часто получал осуждения за своё прошлое, даже насмешки. Всё, что могу ответить - дерзайте. Плюйте в меня, глумитесь, кидайте камнями, даже те, кто с грехом на плечах. Мне абсолютно плевать. Для меня всё это – не больше, чем наблюдение за тем, как вы пытаетесь задеть чувства трупа. Этого человека я давно хладнокровно оставил позади. Я почти не думаю о нем. Тешьтесь этим. Стойте свысока над этим грешником. Он же мне чужд, он мне безразличен.

Я повернул в свой район и начал спускаться вдоль пятиэтажных общаг, которые не отличишь внутри от психбольниц. В одной из них я жил пару зимних сезонов. Где, если не там, обычный человек ощущает себя одиноким, брошенным и обречённым. В подъезде тебя сразу встречает запах мочи, а когда поднимешься на этаж, кислород заменит табачный дым. Этажный жилой блок, как одна семья, собирается на кухне и курит, держа в своих руках жестяные банки пива, которые они благополучно оставят на подоконнике в качестве пепельницы для сигарет. Так, вся их жизнь умещается в этой паре предметов и во взаимодействии с ними.

Жизнь жителей этих пятиэтажек обречена с самого их рождения там или же с их заселения туда. Их приоритеты давно расставлены, их сленг и даже мировоззрение давно установлены. Их жизни так и гниют там, в психбольницах с ободранными стенами и тараканами в углах. Кто знает, может, такая жизнь для многих из них – это даже благословение.

Прошло некоторое время, и я начал петь себе под нос любимые песни, чтобы ни о чём не думать. Мои ноги начали ступать под ритм, а пальцы щёлкать. Почувствовав лёгкость, я на секунду закрыл глаза. В движении свободного танца я слился с пространством. И тут внезапно моя нога поскользнулась на льду, и я полетел вниз. Вставать было больно. При падении я ударился кистями и вечно больным коленом.
Посмотрел в невидимую точку перед собой и тяжело вздохнул. Как быстро жизнь меня приземлила, вернула в реальность, чтобы я не забывал, где живу и каково чувствовать боль. После этого я вдруг вспомнил, что должен убить себя сегодня.

Удивительно, я ещё так молод, а ещё не выросшие крылья уже срублены в корне.
Мои мысли так и бьются о стенки черепа, они завязываются во все виды узлов; их так сложно распутать. Это вызывает головную боль.

Зря я опустил взгляд так надолго. Картина внизу принуждала меня к новым образам и размышлениям. Стоило мне не поднимать голову по дороге в течение пяти минут, как спонтанно в моей голове чётко образовалась картина нашего русского провинциального бытия. Как бы громко это ни звучало.

На асфальт был пролит коктейль из пыли и грязи, всё это дело заморозилось льдом. Чего только ни увидишь в этой каше. Главный ингредиент – гора окурков. Хорошие подушки безопасности для тех, кто поскользнулся.

Вся история, вся наша жизнь – это слои мусора и дерьма, накопившихся со временем, которые покоятся под покровом толстого серого льда. И люди не жалуются, хотя периодически осознают это. Хотя, чего тут жаловаться, правда? Они привыкли поскальзываться, а коль идут – то уже хорошо. Так или иначе люди знают, что, упав, они вернутся к старым злым сигаретам, которые стрельнут у прохожего. И он обязательно поделиться последней, потому что «примерно понимает страдания» брата и сожалеет ему. Хотя потом сам будет судорожно искать крошки табака по дырявым карманам, делая самокрутку последней надежды, чтобы после первого затяга сказать: «Не так уж всё и плохо».

И чёрт побери, в конце концов, человек будет с неподдельным весельем рассказывать о своих синяках от падений на льду, засучив рваную одежду, гордо ссылаясь лишь на то, что ему удалось подняться с земли.

Стемнело. Я прошёл все жилые дома и вышел в частный сектор, где я, собственно и живу. Облака ушли, оставив жалкие следы. Больше ничего не мешало тому, чтобы мой взгляд встретился с Луной. Я топал по твёрдой замёрзшей земле, иногда переходил на лёд. Моё тело неслось ниже в лог, пока голова неотрывно глядела вверх. На неё.

Вдруг ко мне в голову взбрёл один стих какого-то неизвестного поэта. Год назад я зачитывался этим стихом.

Иду по льду. И нет опоры.
В любой момент я просто упаду,
утопну в страхах, убив немые разговоры,
пока свет лунный очами не найду.

Вечер тихо умирал. И за этим закатом мне совсем не виделся новый рассвет. Даже мысленно.

Луна хранит ничтожный бренный шар,
и пусть ей облако прикроет дар;
но буду знать – источник сей заботы
есть светлые холодные красоты.

Теперь мне подумалось, что стих сочинён совсем некрасиво. Поэты отчизны точно перевернулись в гробах, и ни по разу. Не зря этот поэт неизвестный.

Не зря ты спутником зовёшься,
ведь каждый день я жду, когда настанет ночь,
и выйдешь ты, отринув суету всю прочь.
Надеюсь, ты меня дождешься.
 
Что ж, так или иначе неплохая концовка в этой сумбурной композиции.

Когда я встречу лунный свет,
искусственный затмит гармонию на нет.

«А чем не сонет?» - подумал я. Русский Шекспир.

Спускаясь с горы, я вновь остановился. Посмотрев на небольшой сугроб, сохранивший свою объёмность, я решил, что нужно упасть на него. Почему? Понятия не имею. Когда я упал, затвердевшая корка проломилась и мягкий снег подловил меня. Я начал водить руками и ногами, как в детстве. Я смотрел на красивое небо. Мрачное голое дерево склонялось ветками рядом со мной. Словно ребёнок – то есть глупый взрослый – я кротко улыбался и не останавливался двигаться. Кажется, на несколько секунд мне стало хорошо.
 
Тело поднялось без моего ведома. Я отошёл и посмотрел на свой большой след бабочки. Всё равно это не как в детстве. Сейчас это всё наиграно и выдавлено. Этого ничего не вернуть, как бы ни старался. Покинув свою белую тень на снегу, я продолжил свой путь.

Почему я чувствую себя на дне? Так низко, что, кажется, потесню подземный мир. Ад. Вроде ничего не произошло такого плохо в последнее время. Что же меня гложет? Что гнетёт? Никак не пойму.
 
Я шёл ровно вперёд, держа в наблюдении свой дом. Вдруг сзади начал ощущать, что кто-то идёт за мной. Словно, обернувшись, я встречу свою смерть. Однако я увидел лишь пустоту, которой я не доверял. Может, в этом всё дело?
Дверь проскрипела что-то вроде «тебе здесь не рады». Я вздохнул и зашёл в свою комнату. Снял пальто и бросил его на постель, на которую сам же и сел. Потом взглянул в своё окно и обомлел.

Чёрно-белая картина. И я её одинокий зритель. Луна мирно покоится на тёмном небесном лоне под одеялом перистых облаков. Ни одной звезды; луна точно так же покинута. Она чувствует одиночество даже в окружении тысячи звёзд. Голые деревья сдерживают мрак на улице. Ни одного листа, ни одной почки. Только открытые и острые ветки. То, что мне нужно. Я устал от этого показушного и суетного мира. Листья масок, листья лжи и листья страданий. Вместе с тем зарождаются новые листья непридуманных грехов в весенних почках страхов и скуки.

Слева дремлет одинокий домик. В нём никто не живёт лет-таки пять. Последних жителей выгнали из-за неуплаты аренды. Только сейчас вспомнил образы этих людей. Пьющий мужик с неопрятной бородой, который живёт физическим трудом и бутылкой; и жизнерадостная баба, чьей выпечкой я восхищался. Чёрт подери, выпечка той женщины и вправду была непревзойдённой. Помню, как бегал по зову матери жарким летним днём в этот соседний домик за горячими бисквитными печеньями и сладкими булочками. Большие губы этой женщины всегда улыбались мне и всем окружающим. Поэтому слышать её плачь было больнее всего – а с таким я часто встречался перед сном. Она часто улыбалась, может, поэтому и часто ревела. Да. Мужик и баба – по-другому их не назвать. Они жили в терпеливой любви.

Но теперь в стенах этого дома остался только холод и тени, вместо тёплых ароматов свежей выпечки и тяжёлого запаха похмелья. Дом умер и теперь смирно стоит, периодически пошатываясь от ветра. Должно быть, он так же одинок, как и мы с Луной. Теперь нас трое.
 
Представил, что на Луне сидит затерявшийся космонавт и смотрит на родной дом. Он тоже представляет себе собеседника на другом конце, потому что тоже чувствует себя одиноко. Приятная ночь, однако. Минуты и часы пролетали незаметно. Вдруг меня повело в сон и выключило.

Очутился я на полу с подушкой и одеялом, проснувшись от яркого света. Нет, это не было утреннее солнце. Полная луна твёрдо слепила мне глаза. Чистая белизна не давала мне раскрыть веки. Протерев глаза, я осилил этот бой. Одинокая луна. Она молчала и величественно находилась в невесомости. В первые вижу такие размеры. Я не моргая уставился на неё. Никаких облаков, звёзд не видать. Только я и Она. Я прилёг обратно и продолжил смотреть на единственный и покинутый спутник.

Казалось, что Луна – это большой фонарь, которым кто-то светил мне с той стороны вселенной, чтобы показать, что я не одинок в этой галактике. Глупо, но я включил маленький фонарик и светил в ответ, наивно ожидая какой-то отдачи с той стороны. Я улыбался как дурак. Луна позволила мне выключить свет фонаря и прилечь поудобней на подушку. Сомкнув очи, я навсегда запомнил это спонтанное рандеву с частичкой космоса.

Но в мгновение я вскочил, вспомнив одну важную вещь. Чёрт! Я же должен был убить себя! Как я мог забыть?! Немедля я встал перед зеркалом и выдохнул. Кажется, я готов.

Я почувствовал, что настал тот момент. Нет, я пытался убедить себя в том, что настал тот момент. Потому что мир вокруг был уже совершенно другим. Ведь была лишь одна задача – не засыпать. Сон сметает всё, абсолютно всё, он обновляет старый день. Это решение, это ощущение нужно было сохранить – всего лишь не засыпая.

Ноги чуть тряслись, по плечам прошла дрожь, по всему телу – озноб. Я сжал кулаки. Стоп. Я даже не придумал, как умру. Я уже подготовил себя морально и физически. Вся жизнь прошла лунной походкой перед глазами – все как надо. И просто-напросто забыть, чем я должен был закончить этот день, собственно, как и свою жизнь! Какой стыд! Как можно было это не продумать?
Ненависть к отражению достигла предела. Смерть уже не казалась верхом наказания. Она больше не была актуальной. Да, подумал я, самое лучшее самоубийство то, про которое забыли.

А, может, это отражение уже наказало того, кто стоит перед ним? Того, кто является таким же отражением для него. Он продолжит топтать грязь и бычки сигарет, продолжит видеть эту серость на улицах и на лицах людей.

Вот что я понял: жизнь этого тела, видно, в моих руках, но, к сожалению, не то, что называют душой. Она рвётся всё дальше, но не за пределы смерти, а ещё тут, на Земле. Смерть – это просто какой-то порог, переступая который, ты идёшь дальше по жизни. Я решил, что выдавлю из себя все жизненные силы. Это жестоко, но я должен получить то, что заслужил. Неважно, будет ли это являться болью или счастьем. Жизнь. Таков мой способ самоубийства.

А всё же приятно проводить свой последний день в жизни. Это отрезвляет дух. Происходит какое-то обновление. Появляется ощущение, будто стал сильнее или просто проснулся после кошмара.

Мысли продолжают носиться в голове, не слушаясь хозяина. А я ли хозяин своих мыслей, слов, идей? Перешагнул ли я через собственную смерть? Боже, я сошёл с ума или наоборот обрёл чистый рассудок? Как легко спутать эти две вещи.