Четвертая стена. Глава XXIV

На дворе 23 января 2018 года. Новый год – новые победы… Кто-нибудь скажет. Ну а я же скажу, что мне и так неплохо. Хотя кого я обманываю… За бортом -10 градусов, а часики натикали полдень. Джерри ушел на работу, а я напросился к нему в дом. Я часто так делаю теперь. Я не хочу оставаться в той мертвой квартире, и уезжаю туда ночевать всегда с жуткой неохотой. На самом деле, я очень расстроился в ноябре, когда узнал, что для меня нет тахты в этой квартире. Да… Все пошло совсем не по плану. Теряю хватку; возраст дает о себе знать. Черт, рассуждаю, словно я какой-то старик.
  Но нужно радоваться тому, что имеется. А я прекрасно отдаю себе отчет, что в этой квартире я нахожусь на птичьих правах и только за счет доброты душевной Джерри. К слову о нем… Его как будто подменили. Он стал совсем другим человеком. Скрытным, но не таким, как тогда весной 2015, когда он мутил ту тему с наркотиками. Боже, как давно это было, а чувство такое, словно только вчера. Кажется, что зайдет в квартиру Максим, сядет за ноутбук, и я поспешу с револьвером на другой конец Москвы спасать своего закадычного друга. Да вот только Джерри позиционирует себя так, что он мне больше не друг, а я ему лишь старый приставучий знакомый. Эх… И револьвера моего больше нет… Даже не помню, что с ним стало. Одно радует: Максим, наверняка, сейчас счастлив. Узкоглазый везунчик!
  Нынче я без работы; лишь с переменным заработком, о котором бы я предпочел не распространяться. И мне ничего не остается, кроме как залипать в различные игрушки на ноутбуке Джерри. Например, сейчас я иду в школу со своей лучшей подругой. И вот сюрприз – она снова опаздывает. Но у нее есть какой-то клуб, и она хочет, чтобы я к ней присоединился. Ну, что же, была не была! Милая игра в стиле графической новеллы. И персонажи интересные. Думаю, это поможет мне отвлечься от дурных мыслей. В конце концов, что может пойти не так в истории про литературный клуб?
  Но, увы, мой покой был потревожен звонком в дверь. Это была Грета. «Неожиданно», - подумал я и мигом отворил дверь. У нас завязался небольшой разговор. Она что-то брала у Джерри и забыла вернуть; вспомнила только сегодня и тотчас помчалась, пока не забыла. Эх, Грета, как всегда, в своем репертуаре. Хорошая девушка: веселая, жизнерадостная, безбашенная, но при этом умная и начитанная. С ней идеально слушать «Постмодернистские частушки» в исполнении Псоя Короленко. Завидую я Ане. Лесбийское проклятье!   
  - Слушай, извини за тот вопрос, – Грета неуверенно и робко начала диалог, словно боялась обидеть или задеть за живое.
  - Какой?
  - Ну, тогда – зимой; когда вы у меня оставались в гостях.
  - Ах, этот – вспомнил я и на мгновение замолчал, а затем продолжил, – Да все нормально. Не бери в голову.
  - Но ты же врешь, – обескураживающе ответила она и сразу же задала новый вопрос, – Почему ты боишься рассказать все, как есть?
  - Я не обязан тебе...
  - Мне – нет. А вот Джерри мог бы поставить в известность, – Грета перебила меня, не дав закончить предложение. Поняв, что мне нечего сказать более, она дополнила, - Тебя не было два года. И хоть я относительно недавно член вашей компашки, я все прекрасно знаю. И ты это знаешь тоже - он ждал тебя. Ждал, сколько мог. А ты его убивал в какой-то степени. И то, какой он сейчас, и как он себя ведет с тобой - это твоя заслуга. Не строй из себя жертву.
  - Я не строю...
  - Еще как строишь. Ой, как же так, меня, такого хорошего, не дождались. Какие они все плохие! Нельзя себя вести как свинья несколько лет, а потом ждать, что это все пройдет, как ни в чем не бывало.
  - Почему сразу я вел себя, как свинья? - я возмущался, хотя понимал, что Грета права. Это были жалкие попытки защититься.
  - А кто еще? Кто-то еще тут пропал на несколько лет, а потом заявился с претензией на любовь? - ее тон не был командным и грубым. Но, да, она говорила громко. А что важнее - пронзительно.
  - У меня были причины.
  - Ага. Ясно. А, может, посвятишь в них и своего друга? Нет, не так, как раньше в духе «Так нужно было». А четко - все как есть.
  - Он не поймет... Или не примет.
  - А так он не понимает и не принимает тебя... Ты интересный человек. Аня рассказывала о тебе. Но ты всегда мне представлялся другим. И интересным тоже по-другому.
  - Это как?
  - Я думала, что ты весьма харизматичный и, пожалуй, самоуверенный человек. Но с твердой жизненной позицией, железной волей и морем самоотверженности в сердце. Особенно, учитывая, как ты спасал Джерри.
  Аня тебе это рассказала? Воу… Спасибо!
  - Но сейчас я вижу абсолютно разбитого, никчемного и потерянного человека, который не просто не хочет этот мир знать, но и себя самого. От тебя веет саморазрушением. И сейчас за тобой просто интересно наблюдать, как над подобием Кота Шредингера – ты либо выживешь; либо умрешь… В общем, поступай, как знаешь... Меня ты услышал.
  После этих слов Грета пошла в коридор. Уже в дверях она радушно и весело сказала: «Пока», улыбнулась, будто мы с ней только что мило беседовали, и покинула квартиру. А я стоял, словно вкопанный еще несколько минут, обдумывая ее слова. Пожалуй, она была права. Но это не точно. Возможно, я боялся рассказать о том, что было эти годы, как я жил и почему все случилось именно так. Впрочем, как говорится, уже нечего терять. Пан или пропал.
…
  На часах уже 21:00. За окном сплошная тьма и лишь попеременно зажигающийся и гаснущий свет в окнах соседних домов разрушает этот статичный мрак, напоминая, что еще бьется сердце мегаполиса. Джерри пока еще не вернулся домой, а я уже около часа сижу на его кровати, смотря в темно-серое небо с неестественными неоновыми облаками, что закрыли собой звезды. Вот она – истинная природа большого города. Порой мне кажется, что Москва – это нечто особенное и непохожее на что-либо еще место. Она слишком большая по площади для города, но недостаточно для того, чтобы называться страной. Хоть и плотность населения говорит об обратном. В Белоруссии проживает меньше людей, чем в одной лишь Москве – и это лишь учитывая официальные данные переписи города. А сколько еще нелегалов и прочих задержавшихся гостей столицы… Но что любопытнее – Москва, она как пицца ассорти, где на каждом куске будет своя уникальная начинка. Но все эти кусочки объединяет единое тесто и соус.
  Как можно понять, я не ужинал. От того и такие ассоциации. Хотя у меня самого не было аппетита. Скорее всего, из-за стресса. Я не знал, как начать разговор. И все что приходило мне на ум – одно воспоминание. Воспоминание о том, как мы летом 2015 сидели на бетонке с Джерри, смотрели в звездное небо и раскрывали душу друг другу. Хорошее, на самом деле, воспоминание… Тот случай очень сильно помог нам с ним сблизиться. И кто знает, как бы сложилось наше общение, не рассказав я ему всю правду о себе… Как же мне хотелось повторить тот раз.
  Прошло еще пятнадцать минут. На улице пошел снег. Ленивые хлопья медленно падали с небес, заставляя всматриваться в их обреченных полет. Полет подобный моей жизни – такой же бесполезный и затянутый. И все ради единой финальной цели – упасть вниз и исчезнуть. Наблюдая за эти обыденным природным явлением, я не заметил, как начал напевать: «Занесло меня снегами, белый холмик намело. Меж дубовыми стволами мне покойно и тепло. Пролежу так без движения, может, год, а может два. И на месте разложения зеленеть начнет трава». «И снова Бруно…» - подумал я.
  В тот же момент затрещал замок, повернулся ключ и входная дверь открылась. Джерри вернулся домой. Сняв обувь, он, не обращая внимание на меня, пошел на кухню. А я и не думал идти за ним следом – я сидел на краю кровати в пол оборота, смотря в коридор. Я боялся того момента, когда придется с ним говорить, но и, одновременно, мне хотелось как-то привлечь его внимание. Так, чтобы наверняка. Ничего лучше не пришло мне в голову, кроме как включить музыку на телефоне.  И я не пожалел, что сделал это. Выбрав случайный плейлист, заиграла песня «Svefn-g-englar» от исландской пост-рок группы «Sigur R;s». С первых же секунд, услышав музыку, Джерри направился в мою сторону – я слышал звуки его шагов. Войдя в свою спальню, он встал по другую сторону кровати и, ничего не говоря, слушал музыку.
  - Это же те исландцы, - сказал он мне после нескольких минут завывающих звуков городской стихии беснующихся волн из клубов промышленного дыма, что устремляются в небеса.
  - Да, они самые, - ответил я тихо.
  - «Ночные ангелы» - так же переводится название песни?
  - Честно, я не знаю. Я как-то никогда не интересовался, - стоило мне ответить, как началась вокальная часть песни.
  - Я вернулся. К вам. И так здорово тут – у вас. Но, увы, я здесь ненадолго. Ибо плыву под водой я. В отсеке с боеприпасами, - Джерри произносил эти слова после каждой из строчек куплета.
  - Ты, серьезно, смотрел перевод? – удивленно, спросил я.
  - У меня было достаточно времени, чтобы этим заняться. Более двух лет. Мне понравилась эта группа. Ты меня с ней познакомил. И эта песня тоже понравилась.
  - Ясно…
  - Она мне навевала мысли о тебе.
  После этих слов мы оба замолчали. И лишь печальная, но и, одновременно, успокаивающая душу, мелодия, разрушала тишину. Между нами была всего лишь одна кровать. Но, казалось, словно бесконечный космос – сжатая до уровня среднестатистической квартиры кромешная пустота. И когда песня закончилась, Джерри сделал первый шаг, пройдя через этот метафорический вакуум, навстречу мне и сел рядом на край кровати. Мы оба устремились взглядами в ночное небо.
  - Навевает воспоминания… - полушепотом сказал Джерри. Я не знаю, зачем он выбрал такую интонацию, но я решил ее перенять тоже.
  - Да… - так же тихо ответил я, а затем продолжил, - Как тогда на даче у Максима. Жаль, что я его уже не увижу. Наверняка, он счастлив.
  - Не только.
  - Что «не только»? – недоумевая, переспросил я.
  - Не только о том воспоминания.
  - А о чем еще?
  - О том времени, что мы жили вместе. Когда ты только появился в моей жизни, я, первые дни, не спал. Боялся, что ты решишь меня обокрасть, учитывая, что ты, вернее будет сказано, ворвался с ноги, в мой быт. Я мог ожидать от тебя что угодно. Поэтому ложился на бок, лицом к окну, и смотрел в ночное небо, таким образом, коротая время.
  - Занятно…
  - И то же самое делал после того, как случилась та авантюра с наркотиками. Также лежал и думал… Думал о том, чтобы было со мной, не приди ты на помощь. Был бы я в живых, если бы не ты…
  - Почему ты раньше не рассказывал об этом?
  - Просто не хотел. Так же, как и ты не хочешь говорить о том, почему тебя не было эти годы.
  Последняя фраза была неприкрытым намеком. Впрочем, мне же это было на руку. Теперь мне не нужно было думать, как подвести к тому, чтобы поведать о той жизни, что прожил я. Хоть это все еще было невыносимо больно. «Знаешь, говорится, что лучше один раз показать», – промолвив эту фразу, я завернул рукава своего свитшота, обнажив предплечья. Свои изрезанные предплечья и набухшие вены. В этот момент мое сердце забилось быстрее, и мне стало страшно, думая о том, что мне на это ответит Джерри. Не хватало лишь какой-нибудь нагнетающей музыки – для атмосферы. Что-то в духе «Flesh and Space – From».
  - Я догадывался.
  - Прости, - это все, что я смог выдавить из себя.
  - Ты и сейчас?
  - Иногда.
  - И поэтому не остаешься у меня? Тебе постоянно надо что-то сделать с собой? Это уже как образ жизни? И ты просто боишься делать это при мне?
  - Нет! Это не так…
  - А как тогда? Скажи мне все, что я должен знать.
  - Я не хочу это делать с собой… Просто порой не получается иначе. Я не остаюсь у тебя, чтобы не делать тебе хуже. Я знаю, я вижу – мне очевидно, что тебе некомфортно со мной, и что я лишний в твоей жизни, - я говорил, едва сдерживая гнев. Гнев на себя самого. Гнев, от которого хотелось еще больше навредить себе самому.
  - Как это все началось?
  - Как… Помнишь, ты спросил у меня тогда…
  - Что?
  - Ты спросил меня, чтобы я чувствовал, если бы она умерла на моих глазах…
  - Алекс… Нет… Нет! Только не говори мне, что ты… - на лице Джерри был неподдельный страх.
  - Я почувствовал то, что я больше ничего не смогу чувствовать.
  Наша беседа была прервана неприлично длинным молчанием. Я бы назвал его убивающим. Мы оба не знали, что сказать друг другу, и нам ничего не оставалось, кроме как вкушать ту витающую между нами атмосферу откликов душевных и телесных страданий. Во взгляде Джерри читалась паника. Такое чувство, что он хотел мне что-то сказать, но уже не мог. И, кажется, я знаю, что сидело в его голове. Что же… Раз он не может, придется все сказать мне самому – самому же себе.
  - Ты, наверно, хочешь спросить меня, почему я жил с ней, а не вернулся домой к тебе? – я задал Джерри вопрос, но тот лишь промолчал; тогда я понял, что наш диалог превращается в пронзительный монолог одного драматурга, - Прозвучит, как отговорка, но, первое время, мне казалось, что ты не захочешь меня видеть. Думал, что нужно время… А потом…месяц за месяцем… В общем, ты был прав. Ты прав насчет меня. Мне плевать кто – мне просто нужен человек, который был бы рядом. Потому что я не могу быть с самим собой. Я своеобразная проститутка, которая идет в проведанные места - туда, где ее примут. Потому что я не могу принять себя. Ничего не изменилось с тех времен…
  - Не говори так… Я сказал это на эмоциях. Мне было и обидно и злобно одновременно тогда. Но я не хотел тебя так оскорблять.
  - Я говорю, как есть. Я признаю, что я вернулся на шаг назад, и застрял в болоте своих прошлых привязанностей. Мне нравилось жить с ней. Мне нравилась эта новая жизнь саморазрушения. Вот только… Ее жизнь оборвалась раньше моей. И я остался один. В кромешной пустоте. Впереди – ничего. А позади… Только ты. И куда мне еще идти… Как не назад.
  - Не продолжай. Пожалуйста. Хватит. Я все услышал. И мне достаточно…
  - Прости…
  - Алекс… - Джерри хотел что-то сказать, но я его резко перебил.
  - Знаешь… Жизнь странная штука. Вот возьми, к примеру, весьма парадоксальные суждения. С одной стороны, тот, кто цепляется за прошлое, должен его отпустить. Мол, это неправильно, и все такое. Но с другой стороны, тому, кто от прошлого бежит, порой стоит посмотреть назад. Будто так он что-то сможет переосмыслить. А по сути, что первый, что второй - они оба живут прошлым. Это как, знаешь, верующие и атеисты: одни убеждены, что Бог есть, а другие уверенны, что Бога нет. Но при этом обе стороны верят в одно и то же явление - только с положительным или отрицательным знаком соответственно. 
  - К чему ты это сравнение привел? – Джерри спросил меня.
  - Мы с тобой поменялись местами, друг мой. Когда-то ты был погружен в свое прошлое, а я, напротив, стремился к будущему, буквально, выгрызая себе дорогу туда. Я убегал от себя самого. А теперь… Для тебя будущее уже наступило. А я застрял в прошлом. И ты тоже – ты мое прошлое. Я понимал тебя, Джерри. Просто не хотел признавать. Не хотел признавать, что у меня не начнется жизнь с чистого листа, как у тебя; что у меня впереди лишь твердая, как могильный камень, обложка. Я лишний.
  - Прекрати. Не говори так…
  - Эй… Стой… Ты сам это говорил. Пожалуйста, не меняй свое мнение, ведь ты прав. А сейчас… Сейчас в тебе хочет сказать сочувствие и жалость ко мне. Не надо так.
  Он промолчал; ему было тяжело говорить. Разговор, определенно, пошел не так, как он планировал. Я одернул рукава и скрыл свои порезы. Затем нацепил на глаз повязку, встал и направился в сторону коридора. Джерри сидел неподвижно, словно у него случился шок. Он очухался лишь, когда я уже был в дверях комнаты. «Алекс…» - он тихо произнес мое имя. Но я не откликнулся; я знал, что я должен сделать. И, на сей раз, я должен был сделать все верно. «Стой, нет. Остановись!» - Джерри продолжал кричать мне вслед, но я был непоколебим. И лишь пока я завязывал шнурки на ботинках и надевал куртку, я решил кое о чем поговорить с Джерри, который стоял напротив меня – беспомощный и испуганный.
  - Ты знаешь такой литературный жанр, как постмодернизм? – спросил я его.
  - Конечно. Новое жанровое ответвление… Даже, наверно, течение в литературе, для которого характерен отход от традиционного построения текста и избежание типичных структурных компонентов классической литературы эпохи модерна, которая длится с самого Просвещения.
  - Тебе не кажется, что наши отношения, будь они описаны на бумаге, уже превратились в постмодернизм? Наша история уже закончилась, как ты и говорил. А все, что сейчас происходит, не более чем бессмысленная рефлексия на события прошлого. Это уже история двух сложившихся и не очень судеб, которые уже ничто не связывает; их будущее – оно уже наступило.
  - Я не думаю, что нашу жизнь можно сравнивать с каким-то романом, например.
  - Да почему же? Всякая судьба – это огромный роман. Даже не так – это эпопея, написанная в различных жанрах. Каждый из нас – потенциальный лирический герой и автор личной истории. Наши жизни – толстые книги. Толстые настолько, что их вряд ли кто-либо прочтет, кроме самих авторов. И лишь фрагментами – в моменты оглядки в прошлое, дабы сделать для себя пометки в будущем.      
  Джерри ничего не ответил. Хотя я знал – он хотел; он много что хотел мне сказать. Но он не мог – он был в состоянии полного безмолвия, словно рот его запечатали. Но я все понимал. Все понимал… Возможно, мой уход выглядел недостаточно эффектным и, скажем, кульминационным. Однако… Он и не должен таким быть. Конец уже случился – еще несколько лет назад. История закончена. А это… Это просто уход – иногда и так бывает.
  На часах 22:28. Одевшись, я в последний раз посмотрел на Джерри и сказал: «Был такой австрийский философ… Его звали Людвиг Витгенштейн. И он писал, что проблемы людей от того, что те не умеют говорить. Что все беды от недопонимания, а то является следствием неверных слов и интонаций. Наш язык – наш же инструмент усложнения жизни… Он прав. Чертовски прав! Поэтому я решил сказать за тебя то, что ты хотел сказать мне. И ты услышал то, что хотел увидеть… Живи для себя. У тебя получился это. А за меня не беспокойся. Я смогу позаботиться о себе». После этого крепко обнял его – настолько крепко, насколько только мог, открыл дверь и покинул квартиру. Квартиру на девятом этаже, в третьем подъезде дома №1 на улице Новинки, рядом со станцией метро «Коломенское», которая находится на территории Нагатинского Затона в городе Москве. Все закончилось там, где и началось…
  Все… Кроме одного… Осталось закончить с собой.