Любите ли вы Брамса? Глава 10

Глава 10
Мадам Ван де Беш старела. Раньше у нее было больше друзей мужского пола, чем женского, но с приближением старости она констатировала одиночество, которое выбивало ее из колеи, и она цеплялась к первому гостю, к первой гостье. Она находила, что Поль была идеальной компанией для нее, даже в связи с их деловыми отношениями. Квартира на авеню Клебер была в беспорядке, Поль должна была проводить там почти все время, и мадам Ван де Беш находила тысячи предлогов, чтобы ее задержать. К тому же, эта Поль, казалось, была очень дружна с Симоном, и хотя мадам де Беш тщетно искала между ними малейшие признаки более определенной связи, она не могла удержаться от того, чтобы не бросать на Поль взгляды и делать намеки, которые соскальзывали с нее, но выводили Симона из себя. Именно таким она увидела его однажды вечером: бледным и подавленным, он внезапно разругался с ней и угрожал ей – ей, своей матери! – самой худшей расправой, если она «все испортит».
- Испорчу что? Ты хочешь меня бросить? Ты спишь с ней или нет?
- Я уже сказал тебе, что нет.
- Так что же тогда? Если она не думает об этом, я заставлю ее подумать. Это пошло бы тебе на пользу. Ей не 12 лет. Ты водишь ее на концерты, на выставки, Бог знает куда... Ты думаешь, ей это нравится? Дурачок, ты не понимаешь...
Но Симон уже ушел. Он вернулся через 3 недели и жил только для Поль, только ею, теми несколькими часами, которыми она дарила его днем иногда; он покидал ее только в самый последний момент и держал ее руку в своих еще немного, словно романтические герои, над которыми он так много смеялся. Поэтому он пришел в ужас, когда, после окончания работ в гостиной, его мать решила устроить званый ужин и пригласить на него Поль. Она добавила, что так же пригласит Роже, как официального спутника Поль, и еще 10 человек.
Роже принял приглашение. Ему захотелось еще раз увидеть этого маленького хлыща, который повсюду следовал за Поль и о котором она говорила с симпатией, которая успокаивала Роже больше, чем если бы она проявила сдержанность. К тому же, он испытывал угрызения совести по отношению к Поль, потому что вот уже месяц пренебрегал ею. Но он был околдован Мейзи, ее глупостью, ее телом, ужасными сценами, которые она ему устраивала, ее болезненной ревностью и, наконец, неожиданной страстью, которую она к нему испытывала. У него было чувство, словно он живет в турецкой бане, он смутно думал о том, что это была последняя страсть, которая повлияет на его жизнь, и он уступал, отменял свидания с Поль, которая говорила своим ровным голосом "Прекрасно, дорогой, до завтра", прежде чем вернуться в маленький ужасный будуар, где Мейзи, в слезах, клялась ему пожертвовать своей карьерой, если он этого захочет. Он наблюдал за этим с любопытством, спрашивал себя, до каких пор он сможет выдерживать глупость этой связи. Этот Симон, поддерживающий компанию Поль, сама скромность, был очень удобен. Как только с Мейзи будет покончено, он вернет все на свои места и даже женится на Поль. Он не был уверен ни в чем, даже в себе: единственная вещь, в которой он был уверен – это нерушимая любовь Поль и, по истечении нескольких лет, его привязанность к ней.
Он прибыл немного с опозданием, и, с первого взгляда, понял, что это будет такой ужин, на котором он будет скучать до смерти. Поль часто упрекала его в нехватке общительности, и действительно, если не считать работы, он ни с кем не виделся, разве что только для особых целей, или, как с Поль и с его единственным другом - чтобы поговорить. Он жил один, не поддерживал модных знакомств, таких частых в Париже, и  сразу почувствовал желание сказать грубость или уйти. Здесь было несколько избранных лиц, известных в их среде или из газет, всегда очень дружелюбных, с которыми во время ужина обычно говорили о театре или о кино, или, что было еще хуже - о любви и об отношениях между мужчинами и женщинами - о предмете, которого он боялся больше всего, так как у него было чувство, что он ничего об этом не знает или, по крайней мере, не способен сформулировать свои знания. Он весело поприветствовал всех, держась довольно чопорно, и, как всегда, сохранял с самого прибытия ощущение создания непрошенного сквозняка. На Поль было платье, которое он любил: черное, более декольтированное, чем другие платья, и, наклонившись к ней, он улыбнулся ей с признательностью за то, чем она была: она, для него, единственное в этом месте, что было ему знакомо. Она на секунду закрыла глаза, отчаянно желая, чтобы он обнял ее. Он сел рядом с ней и только в этот момент заметил неподвижного Симона. Он подумал, что тот должен был страдать из-за его присутствия, и инстинктивно убрал руки, которые были за спиной у Поль. Она обернулась, и он внезапно почувствовал, посреди общего разговора, тишину троих, сгустившуюся с двух сторон, которая была прервана Симоном, который наклонился, чтобы дать огня Поль. Роже смотрел на них: на длинный силуэт Симона, на его серьезный, немного слишком тонкий профиль, наклоненный к строгому профилю Поль, и его охватил невежливый приступ смеха. Они были сдержаны, чувствительны, хорошо воспитаны, он протягивал ей зажигалку, она отказывала ему в своем теле, все это - с ужимками, говоря: "Спасибо, нет". Он был из другого теста, его ждала маленькая путана с обычными удовольствиями, и, после нее, ночь в Париже и тысяча встреч; затем, на заре, изматывающая, почти ручная работа, с людьми, похожими на него, полумертвыми от усталости. В этот момент Поль сказала "Спасибо" своим спокойным голосом, и он не удержался от того, чтобы взять ее за руку и сжать ее, напоминая о себе. Он любил ее. Пусть этот мальчик водит ее на концерты и в музеи - он ее не тронет. Он поднялся, взял с подноса стакан скотча, выпил одним глотком и почувствовал себя лучше.
Ужин прошел, как он и предполагал. Он проворчал несколько реплик, пытался что-то говорить и проснулся только в конце, когда мадам Ван де Беш спросила его с очевидным желанием выяснить: знает ли он, с кем спит Х? Он ответил, что это интересует его не больше, чем знать, что он ест, что это не имело для него значения, и что лучше заниматься столами людей, чем их постелями, так как от этого – меньше хлопот. Поль рассмеялась, так как из-за этой реплики Роже затих весь разговор за столом, и Симон принялся его передразнивать. Роже слишком много выпил, он немного покачивался, вставая, и не заметил стула, по которому, ломаясь, барабанила пальцами мадам Ван де Беш.
- Моя мать ждет вас, - сказал Симон.
Они стояли лицом к лицу. Роже смотрел на него, растерянно ища слабый подбородок или вялый рот, но не нашел, и это привело его в дурное расположение духа.
- А Поль, должно быть, ищет вас?
- Я иду к ней, - сказал Симон и повернулся на пятках.
Роже схватил его за локоть. Он внезапно рассвирепел. Юноша смотрел на него с удивлением.
Они изучали друг друга, понимая, что им еще нечего друг другу сказать. Но Роже удивился своему жесту, а Симон был так горд этим, что улыбнулся. Роже понял это и отпустил его.
- Я хотел попросить у вас сигару.
- Одну секунду.
Роже проводил его глазами. Затем он подошел к Поль, которая разговаривала с группой людей, и взял ее за локоть. Она последовала за ним и сразу же спросила.
- Что ты сказал Симону?
- Я попросил у него сигару. Чего ты боишься?
- Я не знаю, - сказала она с облегченным видом. – У тебя был рассерженный вид.
- Почему я должен быть рассержен? Ему 12 лет. Ты считаешь меня ревнивым?
- Нет, - сказала она и опустила глаза.
- Если я и должен ревновать, то к твоему соседу слева, скорее. По крайней мере, это - мужчина.
Она задумалась на минуту, кого он имеет ввиду, вспомнила и не смогла сдержать улыбку. Она его даже не заметила. Весь ужин был для нее освещен Симоном, чьи глаза, как фары, скользили по ее лицу каждую минуту, ища ее взгляда. Иногда она дарила его этим взглядом, и тогда он улыбался такой нежной и обеспокоенной улыбкой, что она не могла не ответить на нее. Он был бесконечно красивее и живее, чем ее сосед слева, и она подумала, что Роже ничего в этом не понимает. В этот момент подошел Симон и протянул Роже коробку сигар.
- Спасибо, - сказал Роже, тщательно выбирая, - вы еще не знаете, что это такое – хорошая сигара. Эти удовольствия принадлежат моему возрасту.
- Я вам их оставляю, - сказал Симон. – Я их боюсь.
- Поль, дым тебе не мешает? Впрочем, мы скоро возвращаемся, - сказал он, поворачиваясь к Симону, - мне нужно рано вставать.
Симон проигнорировал это «мы». «Это значит, что он отвезет ее домой, чтобы пойти к этой шлюхе, а я останусь здесь, без нее». Он посмотрел на Поль, подумал, что прочел на ее лице те же мысли, и пробормотал:
- Если Поль не устала… я могу отвести ее позже.
Они оба повернулись к ней. Она улыбнулась Симону и решила, что лучше уедет сейчас, что уже поздно.
В машине они не сказали больше ни слова. Поль ждала. Роже увез ее с вечера, на котором она развлекалась, он должен был объясниться или извиниться перед ней. Перед домом он остановился, не глуша мотор… она тут же поняла, что ему нечего сказать, что он не поднимется, что все это было с его стороны всего лишь реакцией осмотрительного собственника. Она вышла, пробормотала «Всего доброго» и перешла улицу. Роже тут же уехал; он сердился на себя.
Но перед дверью она увидела машину Симона и его самого внутри. Он окликнул ее, и она, удивленная, подошла к нему.
- Как вы здесь оказались? Должно быть, гнали, как ненормальный. А вечер вашей матушки?
- Сядьте на минуту, - попросил он.
Она с ловкостью проскользнула в маленькую машину, и заметила, что начинает к ней привыкать. Так же, как и к доверчивому лицу, повернутому к ней.
- Вы не слишком сильно скучали? – спросил он.
- Да нет же… я…
Он был слишком близко от нее, слишком близко, подумала она. Было слишком поздно для разговоров, и он не должен был за ней следовать. Роже мог их увидеть, все это было безумием… она обняла Симона.
Зимний ветер поднялся по улице, проник в открытую машину, смешал их волосы. Симон покрывал ее лицо поцелуями - она, оглушенная, вдыхала его запах, его тяжелое дыхание, ночную свежесть. Она покинула его, не произнеся ни слова.