Пугачёвский клад. В пещере
Крутой склон горы выглядел мрачно и торжественно. Погода испортилась, пошёл крупный снег.
- Вот мы и пришли, - бодро воскликнул Пашка, - остаётся ерунда – подняться по тропе вверх, и мы на месте. Давайте, снимаем лыжи, немного передохнём и вперёд.
Мне показалось, что мы взбирались по тропинке целую вечность, пока она не привела нас к небольшой площадке перед входом в пещеру. За время подъёма я умудрился чуть не упасть вниз. Камень, на который я наступил, выскользнул из-под ноги, и, грохоча и подпрыгивая, полетел с горы. Я клещом вцепился в небольшую сосёнку, нависшую над тропой, и едва удержался. Сердце бешено билось, к горлу подступила тошнота. Мне стало ясно, что я трус и боюсь высоты.
Сейчас, когда мы стояли на заснеженной площадке, все трудности были позади, я вдруг подумал, что после того, как мы осмотрим пещеру, нужно будет возвращаться назад, и меня охватила тревога.
Тут ко мне подошёл Серёжка:
- Пока поднимались к пещере, у меня сердце в пятки ушло. А ты – молодец, когда камень у тебя из-под ног полетел, я даже глаза закрыл, а когда открыл, ты - хоть бы что, продолжаешь карабкаться наверх.
Я так и не понял, действительно Серёжка боялся или хотел меня ободрить, но на душе у меня стало как-то спокойнее.
В пещеру мы вошли гуськом, в руках у нас потрескивали зажжённые факелы, Пашка нёс керосиновую лампу.
- Дед Тимофей говорил, что стена из плитняка где-то возле входа в пещеру должна быть, - произнёс Лёшка.
- Да, где-то здесь, - ответил я.
После белизны снега мои глаза никак не могли привыкнуть к пещерной темноте, к тому же факел у меня в руке никак не хотел по-настоящему разгораться, а только дымил. Я медленно шёл вдоль стены и тщательно её разглядывал. Вдруг раздался удивлённый возглас Серёжки:
- Смотрите, что я нашёл!
Мы подбежали к нему, в небольшой нише увидели хвойные ветки, на которых лежал тулуп, рядом валялся закопчённый котелок, топор, куча хвороста и сучьев, под ногами – следы костра. На штырях, вбитых в стену, висели два мешка, наполовину чем-то наполненные.
- Это что за ерунда? – растерянно спросил Лёшка.
- Здесь Пугачёв стережёт свой клад, - попробовал пошутить Володька.
- Замолчи ты, балаболка, - огрызнулся Пашка, - давайте посмотрим, что там в мешках лежит.
В одном мешке мы нашли вяленую рыбу, в другом – ржаные сухари.
- Пацаны, выходим из пещеры, - с тревогой в голосе проговорил Пашка, - дело тут не чисто, здесь кто-то прячется.
Мы торопливо направились к выходу, Серёжка споткнулся и упал, факел вылетел у него из руки и, немного прокатившись по полу, погас. Серёжка, вскрикнув, резко вскочил на ноги и побежал. Мы припустились за ним. Мне показалось, что мы бежим очень долго, а выхода из пещеры всё не видно. «Может, мы в другую сторону несёмся», - подумал я с тревогой, но впереди забрезжил дневной мутный свет.
Выскочив на площадку, все остановились и, тяжело дыша, стали озираться по сторонам. По тропинке поднимался человек в полушубке, заячьей шапке, подпоясанный патронташем, в руках он держал двустволку. Мы попятились назад.
- Филимонов это! – уверенно сказал Пашка, - узнал я его.
Я тоже решил посмотреть на незнакомца и, пригнувшись, крадучись, вышел из пещеры. Из-за снегопада трудно было разглядеть лицо, тем более он смотрел себе под ноги. Но неизвестный неожиданно приостановился и взглянул вверх. Я тоже узнал его, по чёрной бороде и густым бровям, это был Филимонов, его дом стоял на нашей улице. Когда ему пришла повестка - явиться в военкомат, он пропал. Я вернулся назад и тихо произнёс:
- Точно, это Филимонов.
- Вот сволочь, наши на фронте гибнут, а этот тут отсиживается, - зло проговорил Пашка. Сейчас он получит от меня гостинец. Я посмотрел на него, он был бледный, нижняя губа закушена. Не торопясь, Пашка вышел из пещеры, встал во весь рост и начал целиться из дробовика. Мне не верилось, что он выстрелит, но в то же время хотелось, чтоб это произошло. У нас уже полгода нет от отца известий, может, давно погиб; у Лёшки старший брат убит, у Макарихи - сын, а этот дезертир за счёт других живёт.
Но Пашка не выстрелил. Он внезапно срывающимся тонким голосом закричал:
- Гад, бросай оружие или убью!
И едва успел присесть, как грохнул выстрел. До меня никак не доходило, что стреляют по-настоящему в нас и хотят убить. Филимонов снова выпалил из ружья.
- Ой, - удивлённо вскрикнул Пашка.
Ружьё выпало у него из рук и с лязгом ударилось о камни. Ухватившись руками за правый бок, он стал медленно оседать на снег. Мы с криком выбежали из укрытия и подскочили к Пашке. Я увидел, что Филимонов совсем рядом, судорожно, трясущимися руками он перезаряжал двустволку.
- Мразь, гнида! – орал Лёшка и вдруг рванулся к Пашкиному ружью, схватил его, вскинул к плечу и, зажмурив глаза, выстрелил. Левая рука у Филимонова повисла плетью, лицо исказилось от боли, и он резко повернулся к нам спиной и торопливо зашагал по тропинке вниз. Бой был нами выигран.
Пашка лежал на спине и пристально смотрел в небо:
- Витька, посмотри, сильно меня поранило?
- Сейчас, сейчас.
Я склонился над Пашкой, расстегнул пуговицы на его полушубке, задрал кверху рубаху, бок у него был весь в крови.
- Да ерунда, чуть-чуть задело, - с наигранной бравадой ответил я.
- Это хорошо, - Пашка медленно закрыл глаза и затих.
- Надо его чем-то перевязать, - растерянно произнёс Серёжка.
- Я знаю чем, - Володька скинул с себя фуфайку, отцовский старый пиджак, потом снял рубаху-косоворотку и протянул её мне:
- На, возьми.
Перевязав Пашку, тут же решили перенести его по тропинке вниз.
- Лёшка, возьми из пещеры тулуп и топор, и за нами следом ступай, - сказал я.
Спустившись к подножию горы, завернули Пашку в тулуп, потом срубили три молоденьких ёлки, связали их стволы верёвкой возле комля, оставив длинную верёвочную петлю. Положили Пашку на наши самодельные сани.
- Слушай, Вовка, -продолжал я командовать, - ты быстрее всех нас ходишь на лыжах, поэтому, мчись в деревню, скажи деду Тимофею, чтоб запрягал лошадь в сани, и езжайте к заимке. Мы туда пойдём, время сумеем выгадать. От неё до райцентра, где больница, километров на семь ближе будет, чем от нашей деревни.
- Ладно, - кивнул головой Володька.
Затем встали на лыжи, Лёшка и я взялись за верёвку и мы отправились в путь. Мы понимали, раненого нужно немедля доставить в больницу. Прошло немало времени. Мы спешили изо всех сил, только иногда делали короткие передышки, подходили к Пашке проверить, пришёл ли он в чувство. Я видел, как Лёшка и Серёжка загнанно дышат, хватают воздух открытыми ртами.
Наконец, Серёжка не выдержал и неуклюже повалился в сугроб. Лёшка и я помогли ему подняться, он, опустив голову, задыхаясь, проговорил:
- Вы езжайте, я чуть-чуть отдохну и догоню вас.
Я смотрел на Серёжку, шапку он где–то успел потерять, в волосы набился снег. Я перевёл дух и сказал:
- Серёга, ты же мужик, соберись, жизнь Пашки от нас зависит.
Он поднял голову, пристально посмотрел мне в глаза и тихо произнес:
- Витька, я иду с вами.
Тогда я сказал:
- Братцы, осталось совсем немного, давайте ещё поднажмём.
Через час мы подошли к заимке. Дед Тимофей, сидевший в санях вместе с Вовкой, дёрнул вожжи - лошадь направилась к нам. Встретил он нас хмуро, не говоря ни слова. Вместе с Вовкой мы переложили Пашку в сани, и они повезли его в райцентр. Вовка оглянулся и крикнул нам:
- Вон, видите, лошадь, запряжённая в розвальни, там Макариха вас ждёт.
Мы подошли к розвальням, Макариха осуждающе покачала головой:
- Натворили вы делов, чего вам дома не сиделось, зачем в лес пошли? Всю деревню переполошили. Вовка поведал, что вы из ружей перестрелку устроили с беглым Филимоновым, и так вышло - он Пашку ранил. Вот беда какая! Ладно, что стоите, как истуканы, садитесь, поехали.
Продолжение следует
Свидетельство о публикации №222121001708