Потерянные. Глава четвёртая

начало: http://proza.ru/2022/11/24/1409

- Та-а-а-ак… Граждане пассажиры! Уважаем ближнего своего! – услышала она громкий голос. Человек с лейтенантскими погонами на форменной куртке, не спеша прохаживался по залу, внимательно вглядываясь в лица людей. Это был сотрудник линейного отдела милиции. Невысокого роста, с румянцем во всю щёку и с весёлым прищуром карих глаз, он казалось был одним из тех, с кем никогда не бывает скучно ни на работе, ни в дружеской компании. В нём всё дышало молодостью и задором. Лейтенант подошёл к спящему парню, растянувшемуся сразу на три сидения.
 – Эй, парень! Поезд проспишь…

Молодой человек открыл глаза и увидев сотрудника, испуганно сорвался с места, став по стойке «смирно».

- Сиди, сиди, чего вскочил? Спать и сидя можно, верно? А ты вытянулся, как червяк после дождя, – не зло, но наставительно отчитывал он парня, - Это ж вокзал тебе, не гостиница. А меж тем, два человека стоят, а могли бы сесть, то есть присесть, конечно. – заулыбался он, - А? Как считаешь? Ноги-то не казённые поди. Помнишь, чему в школе учили? «Уступать место пожилым, женщинам и детям». Во-о-от…Так-то.

И сразу же освободившиеся места заняла женщина с ребёнком. Лейтенант одобрительно подмигнул парню: «Соблюдайте правила общежития!»

Затем он подошёл к сидящей, ярко накрашенной толстой женщине со взбитой причёской, у которой сумка стояла на соседнем сидении. Она жевала пирожок и листала красочный журнал, жирными от масла пальцами.

– Кого-то ждём, гражданочка?

Толстуха так была погружена в своё чтиво, что не сразу поняла, что обращаются к ней. Сотрудник повторил вопрос. Нехотя оторвавшись от журнала, она с явным недовольством глянула на него и ответила с вызовом: «Поезд жду, а что?»

Сотрудник пожал плечами: «Да, ничего… Сумочка чья? Ваша?»

- А что? – снова спросила женщина и в её голосе послышались нотки раздражения.

- Как что? – с деланным изумлением спросил лейтенант, - Ведь, если сумочка ничья, то мне придётся изъять её и отправить в камеру хранения, пока хозяин не найдётся. Но вначале мне надо осмотреть содержимое, вдруг там бомба. Сейчас служебную собачку вызовем, сапёров… - он потянулся к рации, сделав вид, что собирается вызвать подмогу.

- Нет там никакой бомбы! – сердито буркнула женщина, – моя это сумка.

- Ну, а раз - ваша, так и держите при себе. На коленочки поставьте, а то и на пол.

Женщина, ворча взяла сумку, устроив её на коленях, и демонстративно отвернулась.
- Вот и ладненько… – Он повернулся к Нине Ивановне и жестом пригласил её присесть, указав на сидение, при этом, сделав это с нарочитой торжественностью, отчего Нине Ивановне стало не по себе. 

- Вы мне? – растерялась Нина Ивановна.

- Вам, вам… Садитесь бабуля! Здесь уже не опасно. Нам всем сегодня несказанно повезло, что в сумочке не оказалось бомбы, – и он довольный своей шуткой, рассмеялся.

Толстуха фыркнула, глянула зло, пыхтя поднялась со своего места и, подхватив сумку, зашагала вглубь зала.
Нина Ивановна медленно побрела на свободное место. Ей было неловко, что женщина ушла из-за неё, ну, может не совсем из-за неё, скорее из-за этого смешливого лейтенанта, который в общем-то для неё, Нины Ивановны, и старался. И вот она сидит, а та женщина ушла. Обиделась, наверное… И ещё она подумала, как мало иногда нужно уставшему человеку. Вовремя ноги вытянуть или…протянуть... Она горько усмехнулась и поискала глазами сотрудника.
А сотрудник продолжал наводить порядок в зале, отчитывать и совестить пассажиров за бескультурье, поднимая их культурный уровень.

Вскоре он вновь оказался возле. У Нины Ивановны похолодело внутри. Ей показалось, что лейтенант на неё смотрит как-то по-особенному, изучающе, словно на преступницу. Она заволновалась, буквально вжалась в сидение от страха. Наверное, она выглядит неважно…или даже плохо, отвратительно… Всё-таки вторые сутки на вокзале, ведь ни выспаться толком, ни умыться… да и проревела полночи. Нина Ивановна автоматически поправила прядь волос, выбившуюся из-под шапочки и посмотрела затравленно, виновато. Будет сейчас задавать вопросы, кто да что… А она ведь не сможет соврать, не сможет придумать отговорку, да и разревётся невзначай… Наверняка, разревётся. Но он только спросил: «Вам плохо?» Она отрицательно помотала головой. Но ей плохо, ой, как плохо! Вот и соврала, выходит.

Пискнула рация. Лейтенант прижал её к уху и коротко ответил: «Понял!», но прежде, чем уйти, наклонился к Нине Ивановне и сказал тихонько: «Если что, то я во-о-он в той комнатке буду. До восьми», - и указав на дверь в конце зала, добавил, – «Табличка там».
У Нины Ивановны отлегло от сердца. Хороший парень! Правильный! Наверное, служить с такими одно удовольствие… Ему бы рассказать всё, совета спросить… Но у Ирочки тогда неприятности будут. Опрашивать станут, разбираться…. Как потом жить бок о бок? Как в глаза смотреть друг другу? Скажут, в милицию побежала… Со свету ведь сживут. Нет, молчать надо и перебираться в другое место. Куда только? Некуда. Но ведь должен быть выход? Может, и правда, в Дом престарелых или, как там по-модному дочка называла? Пансионат, кажется… В церковь ещё…может, уборщицей возьмут… Нет, тогда уж в монастырь проситься. Много ли ей надо? Крышу над головой да хлеба кусок… А она ещё много чего может, и шить, и вязать… Да и по хозяйству…
До восьми… До восьми вечера или утра? Не уточнил… Ну, всё одно – уйти надо до восьми, а потом, может сменится он, сотрудник этот, и тогда вокзал снова приютит её хотя бы на одну ночку.
Она подумала про дочь, о том, вспоминает ли о ней Ирочка… Зять сердится, наверное... Или радуется. Ищут ли? Или так…с глаз долой, из сердца – вон. Перекрестились. Ушла и ушла… А Васенька? Он, поди и не заметил…

 *  *  *  *  *
      Когда родился Васенька, Ирочка с Игорем Васильевичем стали бывать в посёлке чаще, подкидывая ребёнка сначала на выходные, а чуть Васенька подрос, так и на всё лето, приурочив к отпуску Нины Ивановны.
Это было непростое для стариков время. Васенька рос капризным и избалованным мальчиком. Чуть-что не по Васеньке, так сразу истерика с паданьем и катанием по полу. Конечно, за время пребывания у «дедов» Васеньке приходилось жить по правилам этого дома, и он, довольно быстро уловив, что родители далеко и помощи ждать не от кого, понемногу начал втягиваться в сельский быт, выполняя по просьбе бабушки посильную для него работу: курочкам зерна насыпать, налить водички Тараске или расставить тарелки на столе. Делал он это с большой неохотой, с какой-то обречённостью, будто исполнял трудовую повинность. Если дома он спал до обеда или просто валялся в кровати с тарелкой еды перед телевизором, то здесь ему приходилось вставать рано, поскольку специально для него завтрак никто готовить не собирался, и он мог остаться до обеда голодным. Конечно, у Нины Ивановны сердце сжималось от жалости, но Николай запрещал «пичкать» едой того, кто эту еду «проспал» и ей волей-неволей приходилось мириться с его методами воспитания, поскольку она знала, что это во благо Васеньке. Она невольно сравнивала внука с дочерью и не находила сходства. Ирочка в детстве была ласковой, нетребовательной, послушной. И только после замужества с ней произошла эта ужасная метаморфоза. 

Васенька был послушным, когда Николай бывал дома, после работы или в выходные, оставаясь же с Ниной Ивановной, он попросту вил из неё «верёвки», упрямясь и закатывая истерики. Он гонял и пинал куриц, а отойдя на безопасное от собачьей будки расстояние, бросал в Тараску камни, прятал бабушкины очки и стучал палкой по ведру, в то время, когда у бабушки болела голова... Он обрывал незрелые помидоры и топтал грядки, а как-то, забравшись тайком в письменный стол, обнаружил школьные тетрадки, принесённые бабушкой на проверку, после чего наставил в них двоек и нарисовал каракули, отчего Нине Ивановне пришлось краснеть и извиняться перед своими учениками.
Николая он побаивался. В первый же приезд в деревню, Васенька неожиданно упал и с рёвом стал катался по полу, требуя, чтобы его немедленно отвезли домой. Но Николай показал ему солдатский ремень с большой пряжкой и сказал, что выдерет его, как «Сидорову козу», и ходить перед ним на цырлах, как его родители, которые вырастили из него невесть что, не намерен. Васенька не знал, кто эта «Сидорова коза», плохо понимал значение «цырлы», но испугался не на шутку, предположив, что будет больно и притих на время. И как только Николай уехал на работу, он разыскал дедовский ремень и выбросил его в уличный туалет, за что по приезде вечером, был отшлёпан дедом мокрым полотенцем.

Нина Ивановна скрывала от Николая, что в его отсутствие внук превращается в маленькое чудовище, она жалела Васеньку, пытаясь где уговорами, где игрой отвлечь его от капризов, но не всегда ей это удавалось. Она терялась перед его истериками, стыдилась соседей и частенько шла на поводу у внука, и когда тот угрожал разбить себе голову, сдавалась из боязни, что мальчик может себя ранить. К возвращению Николая, внук становился «шёлковым» и внимательным к старикам. Он мило улыбался, заглядывал дедушке в глаза и спрашивал, не нужно ли ему что-нибудь принести или подать. В такие моменты, своей показной угодливостью, Васенька очень напоминал Игоря Васильевича, и ей становилось страшно. Иногда Васенька пребывал в хорошем настроении, и они с бабушкой мирно проводили день, но бывало это крайне редко. Но как только приезжали родители, Васенька молниеносно менялся, становясь вновь капризным и психованным. Он с рёвом выбегал им навстречу, колотил их маленькими кулачками и жаловался на противных деда и бабку, которые его гадко кормили, заставляли работать, убирать игрушки и даже ставили в угол за то, что он таскал кошку за хвост. Ирочка закатывала скандалы родителям, пытаясь «достучаться» до них, доказывая, что их ребёнок - неординарная личность, кричала о его гениальности и особом подходе, а Николай указывал им на дверь. Васенька же, в это время сидел в машине и весело смеялся, забавляясь с очередной новой игрушкой, которую ему за «страдания» привезли родители. Но наступали выходные и Васеньку снова привозили, как ни в чём не бывало, стараясь успеть передать с родительских рук на руки бабушки до приезда Николая с работы.

Как-то Нина Ивановна спросила дочь, почему они не отдадут Васеньку в садик, на что Ирочка возмущённо вскинула брови: «Да ты что, мама! Там же одни отморозки! Дети слесарей и плотников, фу…отребье… - она брезгливо сморщила нос, словно на неё пахнуло из ямы с нечистотами, - Они матерятся! Дерутся! У них могут быть вши! А Васенька такой ранимый, нежный мальчик… Да он там просто не выживет!». И тогда Нина Ивановна ужаснулась. Долго плакала. Их дочь считает рабочий класс «отребьем», тех людей, что создают блага для таких, как она и её муж… Кто кормит и одевает этих богатых выскочек-нуворишей… Ведь все эти блага создали рабочие руки, даже, если эти руки французские, немецкие, английские… Кого же они воспитали с Николаем?! Где та, их прежняя Ирочка?! Что же с ней сделал Игорь Васильевич!

* * * * *
Ирочка морально была не готова заниматься воспитанием сына. К приезду Васеньки из роддома, их ждала уже приходящая няня, нанятая задолго до его рождения. Пять дней в неделю она кормила, играла с ним, гуляла и укладывала спать, стирала пелёнки, в общем занималась тем, чем должна заниматься родная мать. Какое-то время она была под присмотром у Ирочки, но вскоре Ирочке это наскучило, и она продолжила жить своей жизнью, праздной жизнью богатой женщины. Ей нужно было восстанавливаться после родов, и она по полдня торчала в фитнес-клубе, изматывая себя всевозможными массажами и тренировками, ездила по дорогим бутикам, где покупала новую одежду и обувь, пытаясь наверстать «упущенный» год жизни. Она посещала многочисленные вечеринки, с мужем и без, ходила в театры, на выставки, стараясь меньше бывать дома, из боязни завязнуть в быту, став одной из тех, что составляют безликую никчёмную массу, именуемую толпой.

Конечно, Васеньку могли устроить и в элитный садик, но Ирочка решила, что Васеньку лучше растить в привычной домашней атмосфере, с любящими людьми, где спокойно и никто его не обидит, поскольку и в элитной среде встречаются свои «отморозки».
После очередного скандала, вызванного жалобами Васеньки, его перестали привозить к старикам, и Ирочка стала искать няню, которая могла бы находиться при Васеньке круглые сутки. Она искала одинокую, бездетную с хорошим образованием и большим опытом работы с детьми. Но главное условие - она должна быть некрасива и много старше Ирочки.

Игорь Васильевич был слишком занят своим бизнесом, пропадая порой до глубокой ночи в офисе или срываясь на два-три дня в командировки для заключения срочных сделок, и в Ирочкины дела не вмешивался, предоставив ей полную свободу в плане выбора. Перелопатив все городские агентства по подбору персонала, изучив кучу рекомендаций, она перебрала с полсотни нянь, пока не остановилась на одной – Зое Семёновне, которая полностью соответствовала Ирочкиным предпочтениям. Новая няня была стара, страшна, как чёрт, но с кучей восторженных отзывов от бывших нанимателей.
Ирочка расторгла договор с прежней няней, заключив новый с Зоей Семёновной, которая сразу предупредила, чтобы её называли Изольдой.
Изольда-Зоя Семёновна не продержалась в доме и полугода. Васенькины истерики и постоянные жалобы на няню вынудили Ирочку рассчитать её и заняться самой воспитанием сына. Поскольку опыта у неё не было, она часто срывалась на крик, лупила Васеньку тем, что попадалось под руку и, наплевав на своё педагогическое образование, ругала сына такими словами, которые зачастую используют в мужской компании для «связки слов».

* * * * *
Шло время. Васенька уже не катался по полу. Он целыми днями просиживал за компьютером или слушал в наушниках музыку. Его ничто не интересовало, ничего не трогало. Он оживлялся лишь тогда, когда отец преподносил ему очередной велосипед, мотоцикл, внедорожник или выделял крупную сумму на его новые подростковые «проекты». К старикам он уже больше не ездил. Да и дочь не навещала, предпочитая формальное общение по телефону, нежели живое, за их семейным столом. Так и жили вдвоём. Рвалась душа к доченьке, к внучку, да хватило одного раза, когда решили они на Васенькино десятилетие приехать. Уговорила Николая, не хотел он к «графьям» ехать, как знал, что нежеланными будут. Нина Ивановна испекла торт, а дед купил в подарок смартфон, скопив на него за несколько месяцев, откладывая с зарплаты. Позвонили, чтобы предупредить, но дочь сказала, что в ресторане будут отмечать со своими гостями, да заодно посетовала, что потратились, поскольку у Васеньки этих смартфонов – пруд пруди, каждый месяц меняет. Ну, тогда Николай всё высказал дочери и пообещал, что ноги её больше в доме не будет и сам никогда не переступит их порога. Так и случилось.

продолжение: http://proza.ru/2023/01/08/1925