Игра. Часть 3. Проклятие...

 

  … Гусарская рота  кавалерийской дивизии гетмана Каминского,  V Польского корпуса князя И.Понятовского, Великой Армии Наполеона, неторопливо втягивалась на мост через Москва-реку у Драгомиловской заставы.  Авангард маршала Мюрата и следом сам Император уже вступили в город и сейчас в Москву входила и вся остальная армия. Впереди уже был виден Московский Кремль и золотые маковки церквей.
    Во главе колонны гусар ехал молоденький ротмистр. Юзеф Мизовецкий, последний отпрыск, некогда богатого и влиятельного, шляхетского рода Мизовецких, сильно нервничал и его нервная дрожь передавалась коню. Жеребец Лузитано всхрапывал, прядал ушами и постоянно сбивался с шага. Юзеф внимательно вглядывался в панораму великого города — в разных концах Москвы поднимались к небу дымы от начинающегося пожара. Город встречал его молчанием и безжизненностью, на улицах не было ни одного жителя. Ни в одном окне не мелькало человеческое лицо. Даже собаки не лаяли потому, что их не было. Двести шестьдесят тысяч жителей Москвы ушли. Ушли , оставив мертвый город армии Наполеона. И сейчас эта могильная тишина заливала сознание Юзефа, распаляя в нем вековой страх и вековую ненависть многих поколений рода Мизовецких. Ровно двести лет назад, осенью тысяча шестьсот двенадцатого года, Российское царство и его народ нанесли смертельную рану  родине Юзефа и его семье, разгромив и почти полностью уничтожив под стенами этого города четырнадцатитысячную армию великого гетмана литовского Яна Кароля Ходкевича, которая пыталась соединиться с польским гарнизоном, осажденным в Кремле. В этом гарнизоне , под началом  полковника Будзило, командовал гусарской хоругвью прямой предок Юзефа — Тадеуш Мизовецкий. Родовитый шляхтич, младший сын польского магната Вельямина Мизовецкого, на собственной шкуре испытал все ужасы осады Московского Кремля. Безысходность, страх возмездия и жесточайший голод, приведший к массовому людоедству. Человечина стала единственной доступной едой для трехтысячного гарнизона. Жителей, слуг и даже солдат не просто убивали и съедали, человечину заготавливали!.. Мясо убитых людей вялили и коптили, им даже торговали... Разгром войска гетмана Ходкевича лишил поляков в Кремле последней надежды на освобождение из осады и, вскоре после сражения, гарнизон сдался. Большая часть сдавшихся была истреблена  русскими, но пану Тадеушу с полковником Будзило повезло — за них заступилась мать князя Пожарского. Она сохранила им жизнь, но не волю — последние годы своей жизни пан Тадеуш Мизовецкий провел в узилище в Нижнем Новгороде. В заключении, он и умер от простуды и  грудной болезни.  Смерть пана Тадеуша нанесла страшный удар по семье Юзефа, от которого его род так и не смог оправиться. Обезглавленный род Мизовецких нищал и слабел и вот теперь только Юзеф мог возродить его.  Нашествие армии Наполеона на Российскую Империю могло разом решить все проблемы семьи Юзефа. Мизовецкого гнали в Москву жажда мести за унижения и бедность и надежда на победу. Надежда на чины, награды и богатство.  Но сейчас Юзеф чувствовал холод , разливающийся внутри. Вид пустой Москвы пробудил животный страх, живший в душе молодого шляхтича с детства. С того момента, как он узнал причину  и  историю падения рода Мизовецких...

  … - Привет, красавица! - Демон вздрогнула и, не поворачиваясь, зажмурилась. Она уже поняла, что любит этот  голос. И голос, и руки, и глаза... - Во что ты опять ввязалась? Кто твой герой на этот раз, кто этот красавчик? -  Мафусаил склонился и поцеловал Нибрассу в шею, чуть ниже уха, от чего та опять вздрогнула, но не отстранилась. - Слишком красивый, или это я просто ревную?..
  - Молодой поляк. - Нибрасса запрокинула голову и посмотрела в глаза,  нависающему над ней, архангелу. - Не бери в голову... - Она улыбнулась и обвила руками его шею. - Ты, все равно, лучше всех на свете!
  Мафусаил отгородился от окружающих раскрытыми крыльями и длинно и страстно поцеловал демона в губы.
  - Судя по вооружению и форме, что-то из промежутка между восемнадцатым и девятнадцатым веками... - Мафусаил с интересом разглядывал картинку на мониторе Нибрассы. - Эпоха Наполеоновских войн? Я угадал?
  - Кто бы сомневался, любимый?!! - Нибрасса рассмеялась. - Поход Наполеона в Россию!
  - Собираешься его заморозить? - Ангел усмехнулся. - Какую смерть ты ему готовишь — его загрызут вши, заморишь голодом, или ему проломит голову партизанский топор?
  - Нет...- Нибрасса задумчиво посмотрела на экран. - Он жесток,  жаден, мстителен и спесив. Я хочу вывести его живым...

  … - Пся крев...
  Юзеф тщательно прицелился в правый глаз изображенного на потемневшей от времени иконе старца. Медленно выдыхая он осторожно нажал на спусковой крючок. Когда пороховой дым слегка развеялся, на ротмистра смотрели с иконы глаза какого-то русского святого. Вся икона была изрешечена пулями, во все стороны торчала щепа. Но пан Мизовецкий так и не смог ни разу попасть в глаза и старик, по-прежнему, как и час назад, сурово и укоряюще, смотрел Юзефу, казалось - в самую душу.
  - Курва мачь! - Ротмистр раздраженно кинул пистоль денщику.
  Он встал и пошел к иконе, на ходу вытягивая из ножен, доставшуюся от  самого Тадеуша Мизовецкого, корабелу. Саблю привез из плена выживший и вернувшийся полковник Юзеф Будзило и передал родным пана Тадеуша. Ротмистр молча, остервенело скреб корабелой краску с иконы, сдирая глаза вместе со стружкой.
  Сострогав изображение святого, Мизовецкий долго смотрел на изуродованную доску.
  - Мам то в дупу … - Он пробубнил под нос ругательство и снял икону со стены. - Разведи огонь, Холодно... - Ротмистр небрежно бросил доску денщику.
  Их эскадрон расквартировался в Соборе Святого Климента, в Замоскворечье. Все помещения были заняты либо гусарами, либо их лошадьми. В самом центре был разложен большой костер, на котором готовилась пища. После пожара дров в городе не осталось и в костер шли двери, оконные рамы, скамьи , деревянная отделка помещений церкви и иконы. На ступенях, у входа в церковь лежало тело зарубленного священника. Его не удосужились унести, только сдвинули в сторону, чтобы не мешал ходить. Сам пожар , выжегший почти весь город произвел на Мизовецкого удручающее впечатление. В этом пожаре было что-то тревожащее, не правильное. Что-то символическое.
  - Юзек! - Его окликнул здоровяк Сапета , разлегшийся на постеленных прямо на пол попонах. - Иди выпей с нами. Ты и так лучший стрелок в эскадроне, сколько можно тренироваться? - Сапета был старше Мизовецкого на два года и успел уже повоевать в Испании. - Мы поймали русскую курво. Иди, выпей и развлекись с девкой, она уже перестала даже сопротивляться...
  - Владислав, ты же знаешь, что я не люблю девок.- Гримаса брезгливого отвращения исказила красивое лица молодого Мизовецкого. - Они - сосуд богопротивного греха.
  - Тогда,  иди за алтарь. - Сапета захохотал и махнул рукой за спину. - Там,  на хорах, привязан к кресту молоденький мальчик - певчий. Попка мягкая, худенький... Все как ты любишь... 

  … - Брасси, послушай меня. - Мафусаил говорил тихо и  серьезно. - Мы приняли решение. Никто из этих мерзавцев не уйдет живым из России. Ни один из тех, кто зверствовал, убивая почти две тысячи пленных, шедших впереди армии Наполеона, при отступлении из Москвы, кто осквернял церкви, могилы и останки, жег иконы и разорял храмы и жилища, кто убивал, грабил, насиловал, .. ни один не вернется живым из этого похода. - Мафусаил потер лоб. - Потому, что они перестали быть солдатами и утратили право на жизнь, даже в случае , если выживут.  Смерть ждет их всех — баварцев, саксонцев, поляков, итальянцев, венгров,.. даже молодую гвардию Наполеона. Выживут и вернутся во Францию только ветераны старой гвардии. Только они остались солдатами. Может и еще кто-то сможет выжить — за каждым нам не уследить. Но это будут немногие.
  Архангел поднял голову и посмотрел демону прямо в глаза. Смотрел долго и Нибрасса поняла — судьба ее поляка решена и изменить что-то ей не по силам.
  - Послушай меня — оставь звереныша и выходи из Игры. - Мафусаил говорил тихо, но Нибрасса слышала в его голосе нотки просьбы. Он волновался о ней. - Я не должен был тебе рассказывать о принятом решении, но я не могу тобой рисковать. Ты можешь попробовать спасти этого мальчишку и подставишь под удар себя. - Ангел отвел глаза. - А мы приняли решение не церемониться с игроками. Ментальным ударом тебе просто сожгут контакты и выкинут из игры. Я боюсь за тебя, любимая...

    … Отступление из Москвы было ужасным. Русские не выпустили Наполеоновскую армию в южные районы страны и войскам пришлось отступать по той же Старой Смоленской дороге, по которой они шли к Москве. По уже разоренным и разрушенным городам и селам, где не осталось  куска хлеба для человека и охапки сена для лошади. От эскадрона осталось полторы сотни гусаров. Каждое утро , уходя дальше на запад, Юзеф оставлял на стоянке так и не проснувшихся. Замерзших насмерть, обессиливших от голода и умерших от мора, медленно, но верно уничтожавшего Великую Армию. Несколько дней назад не проснулся здоровяк Сапета.
    « Кажется, Владислав Сапета был последним, с кем я жил в церкви в Москве. - без  эмоций, просто констатируя факт, подумал Мизовецкий. - Никого не осталось в живых.»
  Лошадей старались забить раньше, чем они падут от голода и мороза, чтобы не есть мертвечину. Пан Мизовецкий остервенело сопротивлялся, не давая зарезать своего лузитанца и дважды стреляя в мародеров. Конь отощал, ребра на боках грозили прорвать шкуру, но все же донес своего хозяина до Борисова — небольшого городка на берегу реки Березины. Река была не глубока, но топкие, болотистые берега не позволяли армии форсировать реку в брод, а единственная мостовая переправа была взорвана русскими. Возможные места переправы южнее Борисова блокировались пушками армии адмирала Чичагова с противоположного берега. Гений императора позволил обмануть русских и навести мосты  севернее Борисова.  Морозов еще не было и река еще не встала, но в студеной воде плыли льдины. Император и старая гвардия уже переправились на другой берег. Следом  на мосты шли другие части, сохранившие боеспособность. К переправе допускали только подразделения идущие строем, со знаменами  и с оружием. Вокруг толпилось, орало и толкалось людское море. Все дороги к переправе были забиты брошенными повозками с награбленным добром.  Пробравшись ближе к мосту, ротмистр построил остатки эскадрона в колонну по два. Дорогу приходилось прокладывать  плетьми и саблями. Наконец полторы сотни гусаров- все, что осталось от первого эскадрона кавалерийской дивизии гетмана Каминского,  V Польского корпуса князя И.Понятовского, Великой Армии, начали переправу. В этот момент русские пушки армии Витгенштейна начали обстрел переправы. Толпа рванулась к мостам и один из них , не выдержав рухнул унося в воду и польских гусар пана Мизовецкого. Рядом с Юзефом взорвалась бомба , оглушив его и  выбив взрывной волной из седла.
« Ужасная страна, ужасный город... - пронеслось в голове Мизовецкого, - Матка Боска, почему?» Он медленно погружался, пока не коснулся спиной дна.  Сквозь прозрачную, обжигающую смертельным холодом воду, на него смотрели глаза старика. Те самые, которые он соскоблил с иконы в Москве, так и не сумев попасть в них пулей. Те самые, которые он видел каждую ночь, с того  дня, как велел сжечь икону. Глаза смотрели сурово и укоряюще - в самую душу...